На огромной кухне в шкафчике стояли крохотные, почти кукольные кастрюльки, и я окончательно убедилась: Надя живет, вернее, жила одна. Имеющая семью женщина купит себе под суп трехлитровую “тару”.
Я была почти уверена: это Надежду нашли в железном шкафчике. Не знаю, откуда у меня появилось это ощущение, но оно превратилось в уверенность, когда в спальне, на тумбочке возле шикарной кровати из красного дерева, я обнаружила пакет с фотографиями, явно недавно принесенными из “Кодака”.
На первом снимке улыбалась миловидная блондинка с голубыми глазами. И это была та самая несчастная, найденная в неестественной позе в раздевалке книжного магазина. Я не видела лица убитой, но хорошо запомнила одежду: ярко-зеленый пиджачок и брючки цвета солдатской гимнастерки. Приветливо смотрящая в объектив девушка была одета именно таким образом.
Я села на кровать и уставилась на фото. Вот оно как! Погибшую звали Надя Колпакова. А при чем тут паспорт на имя Дарьи Ивановны Васильевой?
Не успела я поразмышлять на эту тему, как раздался резкий звонок. На тумбочке подпрыгивал телефон. Совершенно забыв, что нахожусь в чужом доме, я моментально схватила трубку.
– Алло.
– Надька, – затарахтел высокий голос, – ну ты, блин, даешь, заболела, что ли?
– Да, – на всякий случай осторожно сказала я, – простудилась!
– Эй, Надька, это ты? – настороженно спросил, о сопрано. – Что у тебя с голосом?
Я быстро зажала пальцами нос и прогундосила:
– Что, что, насморк, а это кто?
– Я, не узнала?
– Нет.
– Ну ты даешь!
– Извини, только мне уши заложило от простуды, кто это?
– Дина.
– А-а-а, – протянула я, – привет, как дела?
– Совсем обалдела, – проревела собеседница, – я жду тебя с самого утра! Если передумала нам деньги давать, так и скажи, нечего из меня кретинку делать!
– Да нет, поделюсь с удовольствием. – Я решила не упускать возможности познакомиться с подругой Нади. – Извини, заболела, вот и не пришла.
– Ничего, – явно повеселела Дина, – главное, что дашь!
– Сколько?
Повисло молчание, потом собеседница осторожно спросила:
– Тебе совсем плохо?
– Ну, понимаешь, облилась вчера всякой гадостью, чтобы температуру сбить. – Тысячу обещала.
– Долларов?
– Рублей! – заорала Дина. – Мы не ты, нам и сто рублей деньги.
– Хорошо, хорошо, – забубнила я в нос, – привезу, не переживай.
– Ты ко мне приедешь или я к тебе?
– Давай на нейтральной территории.
– Где?
– Ну… “Макдоналдс” на Тверской знаешь?
– Нет, ты точно сошла с ума! Что вчера принимала? Не ЛСД, часом?
– Ладно, не хочешь там, давай рядом. В кафе “Лира”, чуть подальше пройдешь за “Макдоналдс” и увидишь дверь.
– Во сколько?
– В полдевятого вечера.
– Пользуешься тем, что нам деньги нужны, и выеживаешься, – вздохнула Дина и отсоединилась.
Я заперла дверь и поехала на работу.
Я была почти уверена: это Надежду нашли в железном шкафчике. Не знаю, откуда у меня появилось это ощущение, но оно превратилось в уверенность, когда в спальне, на тумбочке возле шикарной кровати из красного дерева, я обнаружила пакет с фотографиями, явно недавно принесенными из “Кодака”.
На первом снимке улыбалась миловидная блондинка с голубыми глазами. И это была та самая несчастная, найденная в неестественной позе в раздевалке книжного магазина. Я не видела лица убитой, но хорошо запомнила одежду: ярко-зеленый пиджачок и брючки цвета солдатской гимнастерки. Приветливо смотрящая в объектив девушка была одета именно таким образом.
Я села на кровать и уставилась на фото. Вот оно как! Погибшую звали Надя Колпакова. А при чем тут паспорт на имя Дарьи Ивановны Васильевой?
Не успела я поразмышлять на эту тему, как раздался резкий звонок. На тумбочке подпрыгивал телефон. Совершенно забыв, что нахожусь в чужом доме, я моментально схватила трубку.
– Алло.
– Надька, – затарахтел высокий голос, – ну ты, блин, даешь, заболела, что ли?
– Да, – на всякий случай осторожно сказала я, – простудилась!
– Эй, Надька, это ты? – настороженно спросил, о сопрано. – Что у тебя с голосом?
Я быстро зажала пальцами нос и прогундосила:
– Что, что, насморк, а это кто?
– Я, не узнала?
– Нет.
– Ну ты даешь!
– Извини, только мне уши заложило от простуды, кто это?
– Дина.
– А-а-а, – протянула я, – привет, как дела?
– Совсем обалдела, – проревела собеседница, – я жду тебя с самого утра! Если передумала нам деньги давать, так и скажи, нечего из меня кретинку делать!
– Да нет, поделюсь с удовольствием. – Я решила не упускать возможности познакомиться с подругой Нади. – Извини, заболела, вот и не пришла.
– Ничего, – явно повеселела Дина, – главное, что дашь!
– Сколько?
Повисло молчание, потом собеседница осторожно спросила:
– Тебе совсем плохо?
– Ну, понимаешь, облилась вчера всякой гадостью, чтобы температуру сбить. – Тысячу обещала.
– Долларов?
– Рублей! – заорала Дина. – Мы не ты, нам и сто рублей деньги.
– Хорошо, хорошо, – забубнила я в нос, – привезу, не переживай.
– Ты ко мне приедешь или я к тебе?
– Давай на нейтральной территории.
– Где?
– Ну… “Макдоналдс” на Тверской знаешь?
– Нет, ты точно сошла с ума! Что вчера принимала? Не ЛСД, часом?
– Ладно, не хочешь там, давай рядом. В кафе “Лира”, чуть подальше пройдешь за “Макдоналдс” и увидишь дверь.
– Во сколько?
– В полдевятого вечера.
– Пользуешься тем, что нам деньги нужны, и выеживаешься, – вздохнула Дина и отсоединилась.
Я заперла дверь и поехала на работу.
ГЛАВА 6
Возле железных воротец, у входа, рядом с девочками, призванными хватать за руки наглых воров, сидел питбуль, настоящий красавец, причем хитрец устроился не на полу, а на небольшой скамеечке. Пес был страшно похож на Банди, я перевела глаза на дверь и увидела большое объявление, набранное на компьютере: “Внимание! Магазин охраняют специально обученные собаки. Нормальным посетителям они машут хвостом и улыбаются, а воров мигом задерживают”. Удивившись до крайности, я опять посмотрела на гордо сидящую собаку и в ту же минуту поняла, что это… Банди.
– Мальчик мой! Как ты сюда попал?
Бандюша заскулил и забил длинным, тонким хвостом, но со скамеечки не слез и не бросился опрометью к хозяйке. Всем своим видом пит показывал: извини, дорогая, я на службе.
– Откуда он взялся, девочки?
– Ой, Дарья Ивановна, – затарахтела вынырнувшая из-за стеллажей Света, – дочка ваша приехала, вместе с братом и собаками. Такой красавец!
– Кто? – совсем растерялась я. – Банди?
– Нет, – засмущалась Света, – сын ваш! Один рост чего стоит.
Потом она секунду помолчала и спросила:
– Он женат?
– Да, – разозлилась я, – давно и прочно, более того, имеет двоих детей.
– А я чего? Я ничего! – забубнила Света, – просто полюбопытствовала! У меня парень есть. Вот Лилька, та да, она у нас одинокая, так прямо с ног сбилась, бросилась их в буфетной чаем поить.
Разозлившись и не понимая, отчего милые родственнички вместе с животными обрушились на мою голову, я пошла их искать и нашла в своем кабинете. Впрочем, кроме Кеши и Мани, там была еще Аллочка и несколько продавщиц.
– Что тут происходит? – грозно спросила я.
– Ой, Дашенька, – подпрыгнула Алла, – смотри, какой миленький, какой сладенький.
Я посмотрела на Хуча, мирно сопящего у нее на руках. Глаза мопса блаженно щурились, а вся мордочка была обсыпана крошками. Похоже, Хучика на славу угостили печеньем.
– А мне больше эта нравится, – проворковала Лиля, прижимая к себе Жюли, – такая прикольная, лохматенькая, ну чисто плюшевая игрушка.
– Нет, – пробормотала вбежавшая за мной Света, – кошки лучше всех, дайте вон ту белую, в отдел стащу. Помещу на подоконнике, где книги про животных, живая реклама!
– Жюли лучше, – улыбалась Лиля, глядя на Кешу.
До меня наконец дошло, что больше всех из домашних животных продавщице понравился мой сын, и я рявкнула в гневе:
– Кто разрешил бросить рабочие места, ну-ка, живо в зал!
Девчонки упорхнули. Алла, не отпуская Хуча, пробормотала:
– Я ему хочу свой кабинетик показать, – и быстро, чтобы не услышать ничего в ответ, юркнула за дверь.
– Может быть, вы мне теперь объясните, что здесь происходит, – вздохнула я и села в кресло.
– Мать, не сердись, – поднял руки Аркадий, – это Манька придумала, я только шоферил!
– Что же ты меня не остановил, – кинулась в бой дочь, – почему не запретил, а?
– Тебя остановишь, – усмехнулся Кеша, – толще меня стала, животом задавишь!
Понимая, что они сейчас начнут ругаться, я хлопнула ладонью по столу:
– Хватит!
– Ладно, ладно, – испугались дети, не ожидавшие от матери подобного жеста.
– Честно говоря, идея не так уж и плоха, – начал Кеша.
– Просто великолепна! – выкрикнула Маня.
Перебивая друг друга, они изложили суть, которая оказалась проста, как веник.
В нашем доме целую неделю нельзя будет жить. Придется еще менять и батареи. Система отопления замерзла. Куда всем деваться? В гостиницу? Туда не пустят с таким количеством животных. Впрочем, администрация “Президент-отеля” могла бы закрыть глаза и не заметить пребывания крохотной Жюли в своих стенах, но целую стаю собак, из которых две питбуль и ротвейлер, не пропустят ни за какие деньги. Кстати, у нас еще хомяки, жаба и крыса Фима четвертая. Снять квартиру? На неделю никто не сдаст. Уехать к знакомым? Тут тоже не пришли к консенсусу. У Оксаны крошечная двушка, нам там не разместиться, у Маши Трубиной аллергия на шерсть. У Оли Тельковской очень хорошо. Там большая квартира, и все любят животных, но у Тельковских ремонт. Одним словом, положение оказалось безвыходным. Отдать собак и кошек на передержку никто не хотел. Их там разлучат, посадят в клетки…
В самый разгар спора Ольге позвонили с работы и сказали, что она завтра отправляется в Петербург, в командировку, на десять дней.
– Отлично, – возликовал Кеша, – едем вместе, у меня как раз на это время никаких процессов не назначено!
И тут Маня в пылу вдохновения предложила:
– Вот и здорово, вас не будет, Ира с Катей приглядят за рабочими, а мы с животными поживем у мамы на службе, в магазине.
Я разинула рот:
– Тут?
– Конечно, – подпрыгивала Манька, – смотри, какая большая комната, два дивана, письменный стол. Рядом туалет с рукомойником, а внизу кухня. Ну супер! Буду ночью ходить по магазину и книжки читать!
– Ей-богу, мать, – бубнил Кеша, – совсем не такая дурная идея. Всего-то недельку, максимум десять дней!
– Но животные!
– Ой, мусечка, – верещала Маня, – Банди станет сидеть у входа в магазин, Снап “на часах” у дверей подвала, Хучик небось у Аллы Сергеевны останется. Видала, как он ей понравился? Фифину возле книжек положат, ну а Клепа, Черри, хомяки и Фима с Эльвирой тут тихонечко посидят. Очень здорово выходит, прямо суперски. Я уже объявление на компьютере сделала и на дверь прилепила!
С Марусей трудно спорить, честно говоря, это практически невозможно. Желая добиться своего, она просто давит собеседника аргументами, как танк яичную скорлупу. Понимая, что придется согласиться, я все же решила посопротивляться:
– Надо спросить разрешения у Лены.
– Она будет не против!
– Все равно!
– Зачем?
– Кто тут хозяйка?
– Ты!
– Э, нет, я наемная сила!
Надеясь в глубине души, что подруга сейчас закричит: “С ума сошла! Немедленно уводи животных”, – я набрала Ленкин мобильный и вздохнула: “Абонент находится вне зоны приема”.
Решив не сдаваться, позвонила в Центральный офис и, услыхав голос секретарши, сказала:
– Танечка, это Даша Васильева.
– Ой, Дарья Ивановна, здрасьте!
– Где Елена Николаевна?
– В Таиланде.
– Где?!
– В Таиланде, – спокойно повторила Танюша. – А что, разве она вам не сказала? Елена Николаевна всегда в январе на две недели к морю улетает, отдохнуть, устает очень.
– Мобильный не берет?
– Нет, – рассмеялась Таня, – говорит, что хочет забыть про всех.
Я растерянно положила трубку.
– Она укатила в Таиланд на две недели.
– Ну и ну, – ухмыльнулся Аркадий, – встретит там Дегтярева, вот потеха будет.
– Здорово, – заскакала Маруська, – прямо как по заказу, значит, ты, мусечка, тут самая главная, кайфово получилось.
– Но как быть с твоей школой?
– Мусик, – удивилась Маня, – я не понимаю!
– Школьный автобус приезжает в Ложкино!
– Так мой колледж через одну улицу отсюда, даже ехать не надо, пешком добегу, – пояснила Маня.
Я тяжело вздохнула. Все аргументы исчерпаны, похоже, придется целую неделю жить в кабинете, потому что дети вместе с собаками и кошками приволокли еще пару чемоданов с одеждой, бельем, подушками и пледами.
Не успела я прийти в себя, как в кабинет вошла полная дама с сильно нарумяненным лицом.
– Добрый день, – каменным голосом произнесла она, – санэпидстанция.
– Дарья… – начала я, но тут тетка покраснела и ткнув пальцем в мой письменный стол, взвизгнула:
– Мышь! Мамочка, мышь!
– Никакая это не мышь, – недовольно сказала Маня, – а крыса!
– Крыса!!! – заорала дама. – Грызун на свободе! Разносчик чумы! Носитель блох! Ужасно!
– Да вы что! – рассердилась Маня. – Фима ручная, глядите.
И она, взяв крыску, сунула ее даме под нос.
– Уберите, – зашипела “санэпидстанция”, – безобразие, а это кто?
– Хомяки!
– Нет, там, в аквариуме?
– Жаба Эльвира, хотите поближе посмотреть? – обрадовалась Маня и сняла крышку.
– Не надо, от них бородавки!
– Чушь собачья. Бородавки – вирусная инфекция, – отрезала Маруська, – передаются при рукопожатии.
– В конце концов, что тут происходит? – окончательно вышла из себя дама. – Собака у входа, на подоконнике кот, мыши…
– Крыса!
– Крыса, хомяки, ой, а это что?
– Йоркширская терьериха Жюли и пудель Черри, – безнадежно ответила я, понимая, что главному бухгалтеру придется в этой ситуации раскошелиться не на пятьдесят, а на сто, если не на двести долларов.
Очевидно, та же мысль пришла и в голову проверяющей, потому что она мечтательно сказала:
– А в туалете у вас нет ершиков для унитаза! Тут дверь приоткрылась, и появилась Аллочка с Хучем на руках.
– У нас санэпидстанция! – рявкнула я. Заместительница кивнула и, не отпуская мопса, убежала.
– Маня, – велела я, – неси кофе, печенье, коньяк. Аркадий, набери… э… простите, как вас зовут?
– Нинель Митрофановна, – с достоинством ответила дама.
– Ага, отлично, набери Нинель Митрофановне книжек на складе, скажи Лидочке: для санэпидстанции.
Дети мигом испарились.
– Милые у вас животные, – подобрела Нинель Митрофановна, – в особенности пуделек. Старый уже?
– Немолодой.
– А моя собака умерла, – вздохнула женщина, – все мечтаю новую завести, только какую? Маленькую хочется, ласковую.
– Мопса! – рявкнула Маня, появляясь на пороге с подносом. – Мусик, возьми кофе, я в Академию опаздываю.
– Это ваша дочь? – спросила Нинель, жеманно пробуя напиток.
Я не успела ответить на этот вопрос, потому что в комнате материализовался Аркадий.
Мой сын очень хорош собой. При росте метр девяносто девять сантиметров он носит брюки сорок восьмого размера и пятидесятого пиджак. Глаза у Кеши светло-орехового оттенка, абсолютно кошачьи, волосы темно-каштановые, а на лице аристократическая бледность. Он всегда хорошо одет, модно причесан и ненавязчиво пахнет дорогим одеколоном. При этом, как у всякого адвоката, у него великолепно подвешен язык. Кешка не теряется ни при каких обстоятельствах и умеет заставить себя слушать, девушкам он нравится чрезвычайно: красивый, богатый, ласковый, просто принц. Впрочем, кое-кто из моих подруг со смехом говорит:
– Эх, будь мы лет на двадцать моложе, точно бы отбили его у тебя, Зайка.
Ольга только улыбается. Она великолепно знает, что муженек никуда не денется, даже если ему, предположим, придет в голову идея совершить крен влево, он все равно вернется назад. Однако это лишь теоретические размышления, до сих пор Аркадий не пытался изменять жене, может, кому-нибудь такое поведение и покажется странным, но наш адвокат однолюб.
– Вот, – лучезарно улыбнулся Кеша, протягивая Нинель Митрофановне большой пакет, – ты, мать, нашла самую неподходящую личность для похода на склад. Ну откуда мне знать, что по душе молодой женщине? Спасибо, Лиля подсказала. Уж не ругайте, – повернулся он к гостье.
Нинель Митрофановна, скорей всего справившая несколько лет тому назад пятидесятилетие, зарделась и пробормотала:
– Ах, ерунда, я детективчики обожаю, Маринину, Полякову…
– Значит, угадал, – сиял Кешка, – у вас великолепный вкус, сам увлекаюсь. Еще кофе? По-моему, лучше со сливками.
– Ой, нет, – кокетливо прищурилась Нинель, – слишком калорийно, нужно думать о фигуре!
– Вам нужно о ней забыть, – источал мед Аркашка, – то, что великолепно, не может стать еще лучше.
– А вы комплиментщик, – заулыбалась Нинель, – так и быть, капните сливок.
– Кто, я? – ворковал Кеша, пододвигая даме жирное печенье. – Я всегда говорю только правду, одну лишь правду и ничего, кроме правды.
Я вздохнула, глядя, как сын усиленно льстит “санэпидстанции”. У французов есть такое выражение: “Врет, как адвокат”.
Дверь кабинета распахнулась. С Хучем на руках влетела Аллочка. Осторожно положив мопса в кресло, она протянула Нинель пакетик. Та заглянула внутрь.
– Ладно, мне пора. Ершики в туалеты купите.
– Без проблем, – заверила, сверкая глазами, Аллочка, – приобретем самые лучшие.
– Приду через месяц и проверю.
– Будем ждать, – сияли мы улыбками, – с радостью.
Аркашка встал.
– Я в ГУИН, могу вас подвезти, если в центр собрались.
– Очень мило, – прощебетала Нинель, и они ушли.
– Гюрза потная, – вздохнула Аллочка и шлепнулась в кресло.
– У змей нет потовых желез, – машинально сообщила я.
– А у этой есть, – не согласилась заместитель ница. – Господи, как они мне надоели, побирушки.
– Мы сами даем!
Алла всплеснула руками:
– Прикинь, что начнется, если откажем. Со света сживут!
Я вздохнула и ничего не сказала.
– Мальчик мой! Как ты сюда попал?
Бандюша заскулил и забил длинным, тонким хвостом, но со скамеечки не слез и не бросился опрометью к хозяйке. Всем своим видом пит показывал: извини, дорогая, я на службе.
– Откуда он взялся, девочки?
– Ой, Дарья Ивановна, – затарахтела вынырнувшая из-за стеллажей Света, – дочка ваша приехала, вместе с братом и собаками. Такой красавец!
– Кто? – совсем растерялась я. – Банди?
– Нет, – засмущалась Света, – сын ваш! Один рост чего стоит.
Потом она секунду помолчала и спросила:
– Он женат?
– Да, – разозлилась я, – давно и прочно, более того, имеет двоих детей.
– А я чего? Я ничего! – забубнила Света, – просто полюбопытствовала! У меня парень есть. Вот Лилька, та да, она у нас одинокая, так прямо с ног сбилась, бросилась их в буфетной чаем поить.
Разозлившись и не понимая, отчего милые родственнички вместе с животными обрушились на мою голову, я пошла их искать и нашла в своем кабинете. Впрочем, кроме Кеши и Мани, там была еще Аллочка и несколько продавщиц.
– Что тут происходит? – грозно спросила я.
– Ой, Дашенька, – подпрыгнула Алла, – смотри, какой миленький, какой сладенький.
Я посмотрела на Хуча, мирно сопящего у нее на руках. Глаза мопса блаженно щурились, а вся мордочка была обсыпана крошками. Похоже, Хучика на славу угостили печеньем.
– А мне больше эта нравится, – проворковала Лиля, прижимая к себе Жюли, – такая прикольная, лохматенькая, ну чисто плюшевая игрушка.
– Нет, – пробормотала вбежавшая за мной Света, – кошки лучше всех, дайте вон ту белую, в отдел стащу. Помещу на подоконнике, где книги про животных, живая реклама!
– Жюли лучше, – улыбалась Лиля, глядя на Кешу.
До меня наконец дошло, что больше всех из домашних животных продавщице понравился мой сын, и я рявкнула в гневе:
– Кто разрешил бросить рабочие места, ну-ка, живо в зал!
Девчонки упорхнули. Алла, не отпуская Хуча, пробормотала:
– Я ему хочу свой кабинетик показать, – и быстро, чтобы не услышать ничего в ответ, юркнула за дверь.
– Может быть, вы мне теперь объясните, что здесь происходит, – вздохнула я и села в кресло.
– Мать, не сердись, – поднял руки Аркадий, – это Манька придумала, я только шоферил!
– Что же ты меня не остановил, – кинулась в бой дочь, – почему не запретил, а?
– Тебя остановишь, – усмехнулся Кеша, – толще меня стала, животом задавишь!
Понимая, что они сейчас начнут ругаться, я хлопнула ладонью по столу:
– Хватит!
– Ладно, ладно, – испугались дети, не ожидавшие от матери подобного жеста.
– Честно говоря, идея не так уж и плоха, – начал Кеша.
– Просто великолепна! – выкрикнула Маня.
Перебивая друг друга, они изложили суть, которая оказалась проста, как веник.
В нашем доме целую неделю нельзя будет жить. Придется еще менять и батареи. Система отопления замерзла. Куда всем деваться? В гостиницу? Туда не пустят с таким количеством животных. Впрочем, администрация “Президент-отеля” могла бы закрыть глаза и не заметить пребывания крохотной Жюли в своих стенах, но целую стаю собак, из которых две питбуль и ротвейлер, не пропустят ни за какие деньги. Кстати, у нас еще хомяки, жаба и крыса Фима четвертая. Снять квартиру? На неделю никто не сдаст. Уехать к знакомым? Тут тоже не пришли к консенсусу. У Оксаны крошечная двушка, нам там не разместиться, у Маши Трубиной аллергия на шерсть. У Оли Тельковской очень хорошо. Там большая квартира, и все любят животных, но у Тельковских ремонт. Одним словом, положение оказалось безвыходным. Отдать собак и кошек на передержку никто не хотел. Их там разлучат, посадят в клетки…
В самый разгар спора Ольге позвонили с работы и сказали, что она завтра отправляется в Петербург, в командировку, на десять дней.
– Отлично, – возликовал Кеша, – едем вместе, у меня как раз на это время никаких процессов не назначено!
И тут Маня в пылу вдохновения предложила:
– Вот и здорово, вас не будет, Ира с Катей приглядят за рабочими, а мы с животными поживем у мамы на службе, в магазине.
Я разинула рот:
– Тут?
– Конечно, – подпрыгивала Манька, – смотри, какая большая комната, два дивана, письменный стол. Рядом туалет с рукомойником, а внизу кухня. Ну супер! Буду ночью ходить по магазину и книжки читать!
– Ей-богу, мать, – бубнил Кеша, – совсем не такая дурная идея. Всего-то недельку, максимум десять дней!
– Но животные!
– Ой, мусечка, – верещала Маня, – Банди станет сидеть у входа в магазин, Снап “на часах” у дверей подвала, Хучик небось у Аллы Сергеевны останется. Видала, как он ей понравился? Фифину возле книжек положат, ну а Клепа, Черри, хомяки и Фима с Эльвирой тут тихонечко посидят. Очень здорово выходит, прямо суперски. Я уже объявление на компьютере сделала и на дверь прилепила!
С Марусей трудно спорить, честно говоря, это практически невозможно. Желая добиться своего, она просто давит собеседника аргументами, как танк яичную скорлупу. Понимая, что придется согласиться, я все же решила посопротивляться:
– Надо спросить разрешения у Лены.
– Она будет не против!
– Все равно!
– Зачем?
– Кто тут хозяйка?
– Ты!
– Э, нет, я наемная сила!
Надеясь в глубине души, что подруга сейчас закричит: “С ума сошла! Немедленно уводи животных”, – я набрала Ленкин мобильный и вздохнула: “Абонент находится вне зоны приема”.
Решив не сдаваться, позвонила в Центральный офис и, услыхав голос секретарши, сказала:
– Танечка, это Даша Васильева.
– Ой, Дарья Ивановна, здрасьте!
– Где Елена Николаевна?
– В Таиланде.
– Где?!
– В Таиланде, – спокойно повторила Танюша. – А что, разве она вам не сказала? Елена Николаевна всегда в январе на две недели к морю улетает, отдохнуть, устает очень.
– Мобильный не берет?
– Нет, – рассмеялась Таня, – говорит, что хочет забыть про всех.
Я растерянно положила трубку.
– Она укатила в Таиланд на две недели.
– Ну и ну, – ухмыльнулся Аркадий, – встретит там Дегтярева, вот потеха будет.
– Здорово, – заскакала Маруська, – прямо как по заказу, значит, ты, мусечка, тут самая главная, кайфово получилось.
– Но как быть с твоей школой?
– Мусик, – удивилась Маня, – я не понимаю!
– Школьный автобус приезжает в Ложкино!
– Так мой колледж через одну улицу отсюда, даже ехать не надо, пешком добегу, – пояснила Маня.
Я тяжело вздохнула. Все аргументы исчерпаны, похоже, придется целую неделю жить в кабинете, потому что дети вместе с собаками и кошками приволокли еще пару чемоданов с одеждой, бельем, подушками и пледами.
Не успела я прийти в себя, как в кабинет вошла полная дама с сильно нарумяненным лицом.
– Добрый день, – каменным голосом произнесла она, – санэпидстанция.
– Дарья… – начала я, но тут тетка покраснела и ткнув пальцем в мой письменный стол, взвизгнула:
– Мышь! Мамочка, мышь!
– Никакая это не мышь, – недовольно сказала Маня, – а крыса!
– Крыса!!! – заорала дама. – Грызун на свободе! Разносчик чумы! Носитель блох! Ужасно!
– Да вы что! – рассердилась Маня. – Фима ручная, глядите.
И она, взяв крыску, сунула ее даме под нос.
– Уберите, – зашипела “санэпидстанция”, – безобразие, а это кто?
– Хомяки!
– Нет, там, в аквариуме?
– Жаба Эльвира, хотите поближе посмотреть? – обрадовалась Маня и сняла крышку.
– Не надо, от них бородавки!
– Чушь собачья. Бородавки – вирусная инфекция, – отрезала Маруська, – передаются при рукопожатии.
– В конце концов, что тут происходит? – окончательно вышла из себя дама. – Собака у входа, на подоконнике кот, мыши…
– Крыса!
– Крыса, хомяки, ой, а это что?
– Йоркширская терьериха Жюли и пудель Черри, – безнадежно ответила я, понимая, что главному бухгалтеру придется в этой ситуации раскошелиться не на пятьдесят, а на сто, если не на двести долларов.
Очевидно, та же мысль пришла и в голову проверяющей, потому что она мечтательно сказала:
– А в туалете у вас нет ершиков для унитаза! Тут дверь приоткрылась, и появилась Аллочка с Хучем на руках.
– У нас санэпидстанция! – рявкнула я. Заместительница кивнула и, не отпуская мопса, убежала.
– Маня, – велела я, – неси кофе, печенье, коньяк. Аркадий, набери… э… простите, как вас зовут?
– Нинель Митрофановна, – с достоинством ответила дама.
– Ага, отлично, набери Нинель Митрофановне книжек на складе, скажи Лидочке: для санэпидстанции.
Дети мигом испарились.
– Милые у вас животные, – подобрела Нинель Митрофановна, – в особенности пуделек. Старый уже?
– Немолодой.
– А моя собака умерла, – вздохнула женщина, – все мечтаю новую завести, только какую? Маленькую хочется, ласковую.
– Мопса! – рявкнула Маня, появляясь на пороге с подносом. – Мусик, возьми кофе, я в Академию опаздываю.
– Это ваша дочь? – спросила Нинель, жеманно пробуя напиток.
Я не успела ответить на этот вопрос, потому что в комнате материализовался Аркадий.
Мой сын очень хорош собой. При росте метр девяносто девять сантиметров он носит брюки сорок восьмого размера и пятидесятого пиджак. Глаза у Кеши светло-орехового оттенка, абсолютно кошачьи, волосы темно-каштановые, а на лице аристократическая бледность. Он всегда хорошо одет, модно причесан и ненавязчиво пахнет дорогим одеколоном. При этом, как у всякого адвоката, у него великолепно подвешен язык. Кешка не теряется ни при каких обстоятельствах и умеет заставить себя слушать, девушкам он нравится чрезвычайно: красивый, богатый, ласковый, просто принц. Впрочем, кое-кто из моих подруг со смехом говорит:
– Эх, будь мы лет на двадцать моложе, точно бы отбили его у тебя, Зайка.
Ольга только улыбается. Она великолепно знает, что муженек никуда не денется, даже если ему, предположим, придет в голову идея совершить крен влево, он все равно вернется назад. Однако это лишь теоретические размышления, до сих пор Аркадий не пытался изменять жене, может, кому-нибудь такое поведение и покажется странным, но наш адвокат однолюб.
– Вот, – лучезарно улыбнулся Кеша, протягивая Нинель Митрофановне большой пакет, – ты, мать, нашла самую неподходящую личность для похода на склад. Ну откуда мне знать, что по душе молодой женщине? Спасибо, Лиля подсказала. Уж не ругайте, – повернулся он к гостье.
Нинель Митрофановна, скорей всего справившая несколько лет тому назад пятидесятилетие, зарделась и пробормотала:
– Ах, ерунда, я детективчики обожаю, Маринину, Полякову…
– Значит, угадал, – сиял Кешка, – у вас великолепный вкус, сам увлекаюсь. Еще кофе? По-моему, лучше со сливками.
– Ой, нет, – кокетливо прищурилась Нинель, – слишком калорийно, нужно думать о фигуре!
– Вам нужно о ней забыть, – источал мед Аркашка, – то, что великолепно, не может стать еще лучше.
– А вы комплиментщик, – заулыбалась Нинель, – так и быть, капните сливок.
– Кто, я? – ворковал Кеша, пододвигая даме жирное печенье. – Я всегда говорю только правду, одну лишь правду и ничего, кроме правды.
Я вздохнула, глядя, как сын усиленно льстит “санэпидстанции”. У французов есть такое выражение: “Врет, как адвокат”.
Дверь кабинета распахнулась. С Хучем на руках влетела Аллочка. Осторожно положив мопса в кресло, она протянула Нинель пакетик. Та заглянула внутрь.
– Ладно, мне пора. Ершики в туалеты купите.
– Без проблем, – заверила, сверкая глазами, Аллочка, – приобретем самые лучшие.
– Приду через месяц и проверю.
– Будем ждать, – сияли мы улыбками, – с радостью.
Аркашка встал.
– Я в ГУИН, могу вас подвезти, если в центр собрались.
– Очень мило, – прощебетала Нинель, и они ушли.
– Гюрза потная, – вздохнула Аллочка и шлепнулась в кресло.
– У змей нет потовых желез, – машинально сообщила я.
– А у этой есть, – не согласилась заместитель ница. – Господи, как они мне надоели, побирушки.
– Мы сами даем!
Алла всплеснула руками:
– Прикинь, что начнется, если откажем. Со света сживут!
Я вздохнула и ничего не сказала.
ГЛАВА 7
Ровно в полдевятого я влетела в кафе “Лира” и тут только сообразила, что совершенно не знаю, как выглядит женщина, жаждущая получить от Нади тысячу рублей. Можно было крикнуть:
– Дина, вы где?
Но я не стала так поступать и оглядела зал. Он был практически пуст. За двумя столиками сидели хихикающие парочки, едва вышедшие из тинейджерского возраста, а у стены тосковала девица лет двадцати восьми. Решив, что она больше всего подходит на роль подруги Нади, я подлетела к столу и сказала:
– Дина, здравствуйте.
Девушка оторвалась от торта и хрипло сказала:
– Я не Дима, я Валера.
– Простите, – пробормотала я, – ошиблась.
– Бывает, – миролюбиво согласился парень и, тряхнув мелированной гривой, принялся спокойно доедать торт.
Я села за свободный столик и вздохнула. Надо же, как глупо получилось. Впрочем, любой бы на моем месте решил, что перед ним девушка. Крупные локоны юноши выкрашены в розовый, золотой и голубой колер, в ушах сережки, глаза подведены, и на тарелочке кусок торта со взбитыми сливками .. И это мужчина?!
Не успела я раскрыть меню, как в зал вошла тетка, одетая плохо, если не сказать бедно. На вошедшей была кофта с люрексом, вытянутая трикотажная юбка и грязные сапоги-дутики, писк моды начала восьмидесятых годов. Остановившись на пороге, она принялась вертеть головой в разные стороны. Я отвела глаза. Погибшей девушке было от силы тридцать лет, а вошедшей тетке подкатывало к пятидесяти
– Что желаете7 – поинтересовалась официантка.
Я заказала кофе с пирожными и уставилась на вход в зал. Плохо одетая тетка уселась за соседний столик.
– Что желаете? – задала и ей вопрос официантка.
– Спасибо, ничего.
– Простите, – вежливо, но твердо ответила подавальщица, – но у нас нельзя сидеть, не сделав заказ.
– Жду подругу, когда придет, тогда и возьму кофе.
– Пожалуйста, – согласилась официантка и отошла.
Я повернулась к тетке:
– Простите, вы Дина?
– Да, – настороженно ответила баба, – откуда вы меня знаете?
– Ждете Надю Колпакову?
– Ну…
– Она не придет.
Дина подскочила на стуле.
– Что происходит? Вы кто?
Я взяла чашку с кофе, пирожные и переместилась за ее столик.
– Вы кто? – нервничала Дина.
Я внимательно на нее посмотрела. Нет, она молодая, просто совсем не следит за собой. Волосы ее походят на позапрошлогоднее сено, кожа на лице серая, плохо вымытая, косметики никакой, ни пудры, ни губной помады, ни туши. И пахло от дамы не слишком приятно: грязными волосами и несвежей одеждой.
Я открыла сумочку, вытащила две купюры по пятьсот рублей и положила перед Диной.
– Вот.
Пальцами с обломанными ногтями она схватила ассигнации. Но потом одумалась и спросила:
– Да что происходит? Объясните, в конце концов. Надька совсем заболела? У нее грипп?
– Наде очень плохо, – осторожно сообщила я, – вы ее подруга? Дина кивнула.
– Наде очень нехорошо, – продолжала я, – хуже некуда.
– Ничего, – отмахнулась собеседница, – поправится, у нее здоровья два грузовика, не то что у меня. Возраст у нас один, только я насквозь больная, а у Надьки даже голова никогда не щелкает. Прямо странно, что ее вирус свалил, она последний раз соплями обвешивалась, когда в первом классе была.
– Вы учились вместе в школе?
– Ага, десять лет за одной партой просидели, – вздохнула Дина, – только я дура, а она умная.
– Ну зачем вы так про себя, – протянула я.
– Сделаем заказик, – прощебетала подлетевшая официантка.
Дина растерянно посмотрела на меня. Я ласково улыбнулась:
– Давайте выпьем за знакомство, я угощаю. Девица повеселела.
– Ну капельку можно.
– Отлично, – затараторила я, – принесите нам коньяк, кофе, пирожные со взбитыми сливками.
– Какие? Хотите блюдо ассорти?
– Давайте.
Когда заказ прибыл, Дина набросилась на корзиночки и трубочки. Я никогда особо не следила за фигурой, она была у меня стройной от природы, поэтому могу позволить себе слопать лишнее пирожное или тарелку макарон с жирным соусом. Но проглотить четыре корзиночки, доверху набитые взбитыми сливками, а потом, не поморщившись, приняться за эклеры, такое мне слабо! Дина же не дрогнувшей рукой переместила к себе на тарелочку пятое по счету пирожное и удовлетворенно вздохнула. Может, она настолько бедна, что не может позволить себе купить сладкое и сейчас оттягивается за долгие недели воздержания?
– Надька у нас умная-разумная, – болтала Дина, – впрочем, вы небось и сами про нее все знаете.
– Нет, – покачала я головой, – мы не дружим.
– Что же она вас с деньгами прислала?
– Давайте еще пирожных закажем? – Я быстренько решила сменить опасную тему.
– Лучше пирожков с мясом, – вздохнула Дина.
И то верно! Мадемуазель переела сладкого, и теперь ее потянуло на иную пищу. Появились пирожки. Проглотив три штуки, Дина пробормотала:
– А вы отчего не едите?
– Аппетита нет.
– Но тут целых пять осталось.
– Ерунда.
– Можно я их домой заберу?
– Конечно, дорогая. Кстати, хотите еще и пирожных прихватить? Они тут всегда свежие и вкусные.
– Ну, – замялась Дина, – если только эклеры…
Я быстренько подозвала официантку, и на столике появилось несколько белых коробочек, аккуратно перевязанных бечевкой. Внезапно Дина расплакалась.
– Что случилось? – испугалась я.
– Это Надька вам велела надо мной поиздеваться!
– Господи, да что я сделала?
– Пирожные эти, – ткнула некрасивым пальцем Дина в сторону коробочек. – Сказала небось, пусть почувствует себя униженной.
– Какой вздор! – вскипела я. – Просто мне показалось, что вам понравилась выпечка, вот я и решила купить эклеры. Себе тоже закажу.
– Вы не представляете, – всхлипывала девушка, – как отвратительно быть нищей, считать копейки, одеваться в секонд хэнде и постоянно экономить на всем.
– Отчего же! Очень хорошо это знаю. Долгие годы я существовала на крохотную зарплату!
– Нет, не понимаете, – размазывала по лицу сопли Дина, – меня никто не уважает! Вот Надька деньги дала, да не сама привезла, а вас отправила.
– Надя..
– Ой, не верю я в ее болезни! – взвизгнула “подруга”. – Просто ей богатство в голову ударило! От денег у многих башку сносит. Знаете, откуда у нее все?
– Нет.
– Так сейчас расскажу, – оживилась она.
Я вздохнула. Все-таки люди крайне неблагодарные животные. Очень многие норовят сделать гадость тому, кто подал им руку помощи, а все зависть!
Однажды моя бабушка Афанасия со вздохом сказала:
– Дашенька, не зови к нам Катю Ковалеву.
Я очень удивилась. Афанасия всегда приветливо встречала моих подруг, кормила обедом и доставала из буфета остродефицитные тогда шоколадные конфеты.
– Тебе не нравится, что у нее папа алкоголик? – с детским простодушием поинтересовалась я.
– Нет, – покачала головой бабушка, – Катерина плохая подруга.
– Не правда, – с жаром воскликнула я, – Катька хорошая! Она так меня жалела, когда десятиклассники портфель на шкаф запихнули.
Афанасия вздохнула:
– Маленькая ты еще, глупая. Не тот друг, что в несчастье пожалеет, а тот, что твоей радости порадуется.
– Не понимаю.
– Когда ты на катке руку сломала, как поступила Катя?
– Ну, – призадумалась я, – сочувствовала, а потом сказала, что мне даже повезло, целую четверть писать не придется.
– Ладно, – улыбнулась бабушка, – а когда вчера ты показала ей новое платье? Я поморщилась.
– Сначала промолчала, а потом посоветовала не носить плиссированные юбки, они меня полнят! Может, и правда не надо, а бабуль?
Афанасия погладила меня по голове.
– Детка, больше всего ты похожа на весеннюю кильку. Просто твоя подружка завистлива, а между настоящими друзьями нет места для этого чувства.
Вот и Дина с трудом пыталась справиться с завистью, но та упорно поднимала голову, нашептывая ей:
– У Надьки-то все лучше, книжки ярче, игрушек больше.
Надюша и впрямь жила в более благополучной, чем Дина, семье. У Диночки имелась только мама, учительница начальных классов, папа исчез, когда дочери исполнился год, и с тех пор бедная мать выбивалась из сил, чтобы одеть, обуть и прокормить детей. К тому же, как истинный советский педагог, она считала игрушки глупой забавой, и у Дины на полочке сидели пластмассовый пупс и потрепанный мишка. Книжки мама одобряла, но не все. Пушкин, Чехов, Тургенев – это да. Дюма считался отвратительным. И к одежде у нее были свои требования.
– Главное, чистота, – внушала она Дине, просившей джинсы, – светленькая кофточка, черненькая юбочка, и ты одета лучше всех.
Белый верх, темный низ в глазах мамы-педагога – это была лучшая униформа на все времена.
– Дина, вы где?
Но я не стала так поступать и оглядела зал. Он был практически пуст. За двумя столиками сидели хихикающие парочки, едва вышедшие из тинейджерского возраста, а у стены тосковала девица лет двадцати восьми. Решив, что она больше всего подходит на роль подруги Нади, я подлетела к столу и сказала:
– Дина, здравствуйте.
Девушка оторвалась от торта и хрипло сказала:
– Я не Дима, я Валера.
– Простите, – пробормотала я, – ошиблась.
– Бывает, – миролюбиво согласился парень и, тряхнув мелированной гривой, принялся спокойно доедать торт.
Я села за свободный столик и вздохнула. Надо же, как глупо получилось. Впрочем, любой бы на моем месте решил, что перед ним девушка. Крупные локоны юноши выкрашены в розовый, золотой и голубой колер, в ушах сережки, глаза подведены, и на тарелочке кусок торта со взбитыми сливками .. И это мужчина?!
Не успела я раскрыть меню, как в зал вошла тетка, одетая плохо, если не сказать бедно. На вошедшей была кофта с люрексом, вытянутая трикотажная юбка и грязные сапоги-дутики, писк моды начала восьмидесятых годов. Остановившись на пороге, она принялась вертеть головой в разные стороны. Я отвела глаза. Погибшей девушке было от силы тридцать лет, а вошедшей тетке подкатывало к пятидесяти
– Что желаете7 – поинтересовалась официантка.
Я заказала кофе с пирожными и уставилась на вход в зал. Плохо одетая тетка уселась за соседний столик.
– Что желаете? – задала и ей вопрос официантка.
– Спасибо, ничего.
– Простите, – вежливо, но твердо ответила подавальщица, – но у нас нельзя сидеть, не сделав заказ.
– Жду подругу, когда придет, тогда и возьму кофе.
– Пожалуйста, – согласилась официантка и отошла.
Я повернулась к тетке:
– Простите, вы Дина?
– Да, – настороженно ответила баба, – откуда вы меня знаете?
– Ждете Надю Колпакову?
– Ну…
– Она не придет.
Дина подскочила на стуле.
– Что происходит? Вы кто?
Я взяла чашку с кофе, пирожные и переместилась за ее столик.
– Вы кто? – нервничала Дина.
Я внимательно на нее посмотрела. Нет, она молодая, просто совсем не следит за собой. Волосы ее походят на позапрошлогоднее сено, кожа на лице серая, плохо вымытая, косметики никакой, ни пудры, ни губной помады, ни туши. И пахло от дамы не слишком приятно: грязными волосами и несвежей одеждой.
Я открыла сумочку, вытащила две купюры по пятьсот рублей и положила перед Диной.
– Вот.
Пальцами с обломанными ногтями она схватила ассигнации. Но потом одумалась и спросила:
– Да что происходит? Объясните, в конце концов. Надька совсем заболела? У нее грипп?
– Наде очень плохо, – осторожно сообщила я, – вы ее подруга? Дина кивнула.
– Наде очень нехорошо, – продолжала я, – хуже некуда.
– Ничего, – отмахнулась собеседница, – поправится, у нее здоровья два грузовика, не то что у меня. Возраст у нас один, только я насквозь больная, а у Надьки даже голова никогда не щелкает. Прямо странно, что ее вирус свалил, она последний раз соплями обвешивалась, когда в первом классе была.
– Вы учились вместе в школе?
– Ага, десять лет за одной партой просидели, – вздохнула Дина, – только я дура, а она умная.
– Ну зачем вы так про себя, – протянула я.
– Сделаем заказик, – прощебетала подлетевшая официантка.
Дина растерянно посмотрела на меня. Я ласково улыбнулась:
– Давайте выпьем за знакомство, я угощаю. Девица повеселела.
– Ну капельку можно.
– Отлично, – затараторила я, – принесите нам коньяк, кофе, пирожные со взбитыми сливками.
– Какие? Хотите блюдо ассорти?
– Давайте.
Когда заказ прибыл, Дина набросилась на корзиночки и трубочки. Я никогда особо не следила за фигурой, она была у меня стройной от природы, поэтому могу позволить себе слопать лишнее пирожное или тарелку макарон с жирным соусом. Но проглотить четыре корзиночки, доверху набитые взбитыми сливками, а потом, не поморщившись, приняться за эклеры, такое мне слабо! Дина же не дрогнувшей рукой переместила к себе на тарелочку пятое по счету пирожное и удовлетворенно вздохнула. Может, она настолько бедна, что не может позволить себе купить сладкое и сейчас оттягивается за долгие недели воздержания?
– Надька у нас умная-разумная, – болтала Дина, – впрочем, вы небось и сами про нее все знаете.
– Нет, – покачала я головой, – мы не дружим.
– Что же она вас с деньгами прислала?
– Давайте еще пирожных закажем? – Я быстренько решила сменить опасную тему.
– Лучше пирожков с мясом, – вздохнула Дина.
И то верно! Мадемуазель переела сладкого, и теперь ее потянуло на иную пищу. Появились пирожки. Проглотив три штуки, Дина пробормотала:
– А вы отчего не едите?
– Аппетита нет.
– Но тут целых пять осталось.
– Ерунда.
– Можно я их домой заберу?
– Конечно, дорогая. Кстати, хотите еще и пирожных прихватить? Они тут всегда свежие и вкусные.
– Ну, – замялась Дина, – если только эклеры…
Я быстренько подозвала официантку, и на столике появилось несколько белых коробочек, аккуратно перевязанных бечевкой. Внезапно Дина расплакалась.
– Что случилось? – испугалась я.
– Это Надька вам велела надо мной поиздеваться!
– Господи, да что я сделала?
– Пирожные эти, – ткнула некрасивым пальцем Дина в сторону коробочек. – Сказала небось, пусть почувствует себя униженной.
– Какой вздор! – вскипела я. – Просто мне показалось, что вам понравилась выпечка, вот я и решила купить эклеры. Себе тоже закажу.
– Вы не представляете, – всхлипывала девушка, – как отвратительно быть нищей, считать копейки, одеваться в секонд хэнде и постоянно экономить на всем.
– Отчего же! Очень хорошо это знаю. Долгие годы я существовала на крохотную зарплату!
– Нет, не понимаете, – размазывала по лицу сопли Дина, – меня никто не уважает! Вот Надька деньги дала, да не сама привезла, а вас отправила.
– Надя..
– Ой, не верю я в ее болезни! – взвизгнула “подруга”. – Просто ей богатство в голову ударило! От денег у многих башку сносит. Знаете, откуда у нее все?
– Нет.
– Так сейчас расскажу, – оживилась она.
Я вздохнула. Все-таки люди крайне неблагодарные животные. Очень многие норовят сделать гадость тому, кто подал им руку помощи, а все зависть!
Однажды моя бабушка Афанасия со вздохом сказала:
– Дашенька, не зови к нам Катю Ковалеву.
Я очень удивилась. Афанасия всегда приветливо встречала моих подруг, кормила обедом и доставала из буфета остродефицитные тогда шоколадные конфеты.
– Тебе не нравится, что у нее папа алкоголик? – с детским простодушием поинтересовалась я.
– Нет, – покачала головой бабушка, – Катерина плохая подруга.
– Не правда, – с жаром воскликнула я, – Катька хорошая! Она так меня жалела, когда десятиклассники портфель на шкаф запихнули.
Афанасия вздохнула:
– Маленькая ты еще, глупая. Не тот друг, что в несчастье пожалеет, а тот, что твоей радости порадуется.
– Не понимаю.
– Когда ты на катке руку сломала, как поступила Катя?
– Ну, – призадумалась я, – сочувствовала, а потом сказала, что мне даже повезло, целую четверть писать не придется.
– Ладно, – улыбнулась бабушка, – а когда вчера ты показала ей новое платье? Я поморщилась.
– Сначала промолчала, а потом посоветовала не носить плиссированные юбки, они меня полнят! Может, и правда не надо, а бабуль?
Афанасия погладила меня по голове.
– Детка, больше всего ты похожа на весеннюю кильку. Просто твоя подружка завистлива, а между настоящими друзьями нет места для этого чувства.
Вот и Дина с трудом пыталась справиться с завистью, но та упорно поднимала голову, нашептывая ей:
– У Надьки-то все лучше, книжки ярче, игрушек больше.
Надюша и впрямь жила в более благополучной, чем Дина, семье. У Диночки имелась только мама, учительница начальных классов, папа исчез, когда дочери исполнился год, и с тех пор бедная мать выбивалась из сил, чтобы одеть, обуть и прокормить детей. К тому же, как истинный советский педагог, она считала игрушки глупой забавой, и у Дины на полочке сидели пластмассовый пупс и потрепанный мишка. Книжки мама одобряла, но не все. Пушкин, Чехов, Тургенев – это да. Дюма считался отвратительным. И к одежде у нее были свои требования.
– Главное, чистота, – внушала она Дине, просившей джинсы, – светленькая кофточка, черненькая юбочка, и ты одета лучше всех.
Белый верх, темный низ в глазах мамы-педагога – это была лучшая униформа на все времена.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента