Нечего и говорить о том, что Сеня тут же оказался у Полянских дома. Парни скорешились. Но странной оказалась эта дружба. Сеня быстро понял, что приятель опережает его во всем. И дело даже не в манерах! К Новому году Воробьев научился пользоваться ножом и салфеткой, перестал употреблять замечательные глаголы «ложить» и «покласть», сменил «Беломор» на сигареты «Ява». Тем не менее в любой компании Макс оказывался главным. Семен начал одеваться как его приятель, старательно копировал манеру поведения и даже завел себе часы-луковицу. Но Максим непринужденно откидывал крышку своего брегета деликатным движением руки. Сеня вызывал смех, когда делал то же самое. Папа-генерал давал достаточно денег, и у Семена не существовало материальных проблем. Но в Макса девушки влюблялись страстно, писали письма и обрывали телефон. Сене доставались любительницы погулять и выпить на халяву. Макс спокойно рассуждал об экзистенциализме и зачитывался Хемингуэем, впадал в восторг от Апдайка и Айрис Мэрдок. Сеня, отчаянно скучая, оказался вынужден читать эти книги, не получая ни малейшего удовольствия. Его сердцу более милым казался Лев Овалов с майором Прониным. Но в Литературном институте любовь к простым детективам считалась дурным тоном. В крайнем случае студенты могли пролистывать Агату Кристи или Рекса Стаута, естественно, в подлиннике.
Внешне они так же разительно отличались друг от друга. Тонкокостный, изящный Макс с аристократическими руками человека, никогда не занимавшегося физическим трудом, и кряжистый, плотного телосложения Семен с лопатообразными кистями рук.
К концу пятого курса Максим сыграл уже третью свадьбу. Сеня никак не мог подобрать невесту. Попадались либо провинциальные девицы, либо голодранки. А Воробьев хотел жениться только на москвичке, причем с положением. Ехать назад, в деревню под Красноярском, «колхозник» не желал.
В конце концов, видя, что у парня ничего не получается, за дело взялся Макс. Вместе с Ниной Андреевной они сосватали «писателю» дочь старинных приятелей – Аделаиду Кляйн. Фамилия ее в переводе с немецкого означает «маленькая», но невеста оказалась ростом с жениха, такая же ширококостная, с грубоватым лицом. К тому же Аде исполнилось двадцать семь лет. Но все недостатки меркли перед тем, что она была урожденной москвичкой да еще дочерью директора одного из самых больших московских гастрономов. А по тем временам подобный человек разговаривал сквозь зубы со всеми, будь они космонавтами, партийными функционерами или артистами. Чины чинами, а вкусную колбаску, сыр и маслице любят все. Адин папа ловко управлял краном продуктопровода. В виде свадебного подарка молодые получили новехонькую двухкомнатную кооперативную квартиру и недоступные простому человеку «Жигули». Наконец-то Сене удалось обскакать Макса! Но зависть – странная вещь, Семен продолжал приобретать вещи, как у Макса, мебель, как у Полянских, даже Ада носила шубу, как у Нины Андреевны. Представляю радость Воробьева, узнавшего, что генеральша Полянская собирает бутылки, и чувствую его горе при известии об успехах Макса в бизнесе.
– Говорят, там в камерах на двадцать человек сидят все сто, – упивался Сеня, – какой ужас, бедный Макс! Хотя сам виноват – зачем убивал!
Я решила слегка испортить мужику удовольствие:
– Слава богу, Максима это не касается. Теперь можно оплатить коммерческую камеру и сидеть по-человечески с холодильником и телевизором, даже еду из ресторана носят.
Сеня уставился на меня поросячьими глазками, заплывшие жиром мозги переработали информацию о «коммерческой» камере.
– Сколько же стоит такое?
– Ерунду, – на ходу придумала я, – полторы тысячи баксов в месяц, но деньги для нас не проблема, лучше скажи, ты веришь, что он убил Веронику?
Семен побагровел:
– Конечно, сам говорил. Приехал абсолютно пьяный, пистолетом размахивал, кричал, что на него какой-то Круглый наехал. Безумные деньги одолжил – миллион долларов.
Я глядела на Сеню во все глаза. Миллион «зеленых»? Как-то это уж слишком, откуда столько денег? Конечно, торговля яйцами – доходный бизнес, но не настолько же?
Сеня тем временем достал бутылку коньяка и наполнил фужеры. Выслушав мой отказ, мужик разом опрокинул в себя обе емкости. Удивительное дело, раньше он столько не пил.
– Тебе Вероника нравилась? – решила я прощупать почву с другой стороны.
Воробьев внезапно покрылся испариной и побледнел.
– На что намекаешь?
Я оторопела:
– Да ни на что. Просто интересно, как они с Максом жили. Неужели довела его до убийства?
Сеня налил еще один фужер коньяка и залпом опустошил почти сто пятьдесят грамм. Он что, в алкоголика превратился?
– Сеня, а где ты сейчас работаешь?
– Издаю журнал «Скандалы недели», – ответил мужик, уже с трудом ворочая языком. – Веронику знал плохо, почти не общались. Она очень Адке не нравилась, а я в отличие от Макса с одной женой всю жизнь живу, не таскаюсь!
– Ха, – возмутилась я, – мне-то не ври, не в милиции. То-то сейчас бабу прятал, черненькую такую, с красной сумкой!
Вполне невинный намек на адюльтер почему-то привел мужика в состояние крайнего ужаса. Такой остекленелый взгляд бывает у нашего Снапа, когда он видит ветеринара со шприцем. Воробьев опять схватился за «Наполеон». Тут зазвонил телефон.
– Да, – просипел собеседник.
По мере того как говоривший сообщал новости, лицо мужика все больше вытягивалось. Бросив трубку, Сеня кинул на меня затравленный взгляд:
– Это не любовница, сотрудница заходила за материалом, сегодня номер сдаем.
Поняв, что мужик почему-то страшно боится, я решила ковать железо, пока горячо, и, погрозив пьяному шалуну пальцем, произнесла:
– Ай-яй-яй, как нехорошо фантазировать. На твое несчастье, я хорошо знакома с уходившей дамой и узнала ее. Хочешь, имя назову: на «а» заканчивается.
Эффект превзошел все ожидания. Воробьев рухнул на колени и протянул ко мне толстые руки:
– Дашка, не губи! Все расскажу, покаюсь, только никому ни слова. Ну хочешь, заплачу? Я теперь богат. Сколько тебе надо – десять тысяч, двадцать «зеленых»? Только не рассказывай…
И тут защелкал замок, и раздалось приятное меццо:
Внешне они так же разительно отличались друг от друга. Тонкокостный, изящный Макс с аристократическими руками человека, никогда не занимавшегося физическим трудом, и кряжистый, плотного телосложения Семен с лопатообразными кистями рук.
К концу пятого курса Максим сыграл уже третью свадьбу. Сеня никак не мог подобрать невесту. Попадались либо провинциальные девицы, либо голодранки. А Воробьев хотел жениться только на москвичке, причем с положением. Ехать назад, в деревню под Красноярском, «колхозник» не желал.
В конце концов, видя, что у парня ничего не получается, за дело взялся Макс. Вместе с Ниной Андреевной они сосватали «писателю» дочь старинных приятелей – Аделаиду Кляйн. Фамилия ее в переводе с немецкого означает «маленькая», но невеста оказалась ростом с жениха, такая же ширококостная, с грубоватым лицом. К тому же Аде исполнилось двадцать семь лет. Но все недостатки меркли перед тем, что она была урожденной москвичкой да еще дочерью директора одного из самых больших московских гастрономов. А по тем временам подобный человек разговаривал сквозь зубы со всеми, будь они космонавтами, партийными функционерами или артистами. Чины чинами, а вкусную колбаску, сыр и маслице любят все. Адин папа ловко управлял краном продуктопровода. В виде свадебного подарка молодые получили новехонькую двухкомнатную кооперативную квартиру и недоступные простому человеку «Жигули». Наконец-то Сене удалось обскакать Макса! Но зависть – странная вещь, Семен продолжал приобретать вещи, как у Макса, мебель, как у Полянских, даже Ада носила шубу, как у Нины Андреевны. Представляю радость Воробьева, узнавшего, что генеральша Полянская собирает бутылки, и чувствую его горе при известии об успехах Макса в бизнесе.
– Говорят, там в камерах на двадцать человек сидят все сто, – упивался Сеня, – какой ужас, бедный Макс! Хотя сам виноват – зачем убивал!
Я решила слегка испортить мужику удовольствие:
– Слава богу, Максима это не касается. Теперь можно оплатить коммерческую камеру и сидеть по-человечески с холодильником и телевизором, даже еду из ресторана носят.
Сеня уставился на меня поросячьими глазками, заплывшие жиром мозги переработали информацию о «коммерческой» камере.
– Сколько же стоит такое?
– Ерунду, – на ходу придумала я, – полторы тысячи баксов в месяц, но деньги для нас не проблема, лучше скажи, ты веришь, что он убил Веронику?
Семен побагровел:
– Конечно, сам говорил. Приехал абсолютно пьяный, пистолетом размахивал, кричал, что на него какой-то Круглый наехал. Безумные деньги одолжил – миллион долларов.
Я глядела на Сеню во все глаза. Миллион «зеленых»? Как-то это уж слишком, откуда столько денег? Конечно, торговля яйцами – доходный бизнес, но не настолько же?
Сеня тем временем достал бутылку коньяка и наполнил фужеры. Выслушав мой отказ, мужик разом опрокинул в себя обе емкости. Удивительное дело, раньше он столько не пил.
– Тебе Вероника нравилась? – решила я прощупать почву с другой стороны.
Воробьев внезапно покрылся испариной и побледнел.
– На что намекаешь?
Я оторопела:
– Да ни на что. Просто интересно, как они с Максом жили. Неужели довела его до убийства?
Сеня налил еще один фужер коньяка и залпом опустошил почти сто пятьдесят грамм. Он что, в алкоголика превратился?
– Сеня, а где ты сейчас работаешь?
– Издаю журнал «Скандалы недели», – ответил мужик, уже с трудом ворочая языком. – Веронику знал плохо, почти не общались. Она очень Адке не нравилась, а я в отличие от Макса с одной женой всю жизнь живу, не таскаюсь!
– Ха, – возмутилась я, – мне-то не ври, не в милиции. То-то сейчас бабу прятал, черненькую такую, с красной сумкой!
Вполне невинный намек на адюльтер почему-то привел мужика в состояние крайнего ужаса. Такой остекленелый взгляд бывает у нашего Снапа, когда он видит ветеринара со шприцем. Воробьев опять схватился за «Наполеон». Тут зазвонил телефон.
– Да, – просипел собеседник.
По мере того как говоривший сообщал новости, лицо мужика все больше вытягивалось. Бросив трубку, Сеня кинул на меня затравленный взгляд:
– Это не любовница, сотрудница заходила за материалом, сегодня номер сдаем.
Поняв, что мужик почему-то страшно боится, я решила ковать железо, пока горячо, и, погрозив пьяному шалуну пальцем, произнесла:
– Ай-яй-яй, как нехорошо фантазировать. На твое несчастье, я хорошо знакома с уходившей дамой и узнала ее. Хочешь, имя назову: на «а» заканчивается.
Эффект превзошел все ожидания. Воробьев рухнул на колени и протянул ко мне толстые руки:
– Дашка, не губи! Все расскажу, покаюсь, только никому ни слова. Ну хочешь, заплачу? Я теперь богат. Сколько тебе надо – десять тысяч, двадцать «зеленых»? Только не рассказывай…
И тут защелкал замок, и раздалось приятное меццо:
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента