— Твой молодой человек уже здесь, Луиза. Не спеши, приготовься как следует. Я предложу ему чего-нибудь выпить и развлеку его, пока он будет тебя дожидаться. Стива, похоже, нет дома.
— Спасибо. Я скоро.
Лу не могла благодарить ее искренне, хоть и старалась. В конце концов, если бы Анжела не предоставила ей стирать всю эту гору белья в одиночку, она бы сейчас уже была готова.
Когда она наконец вошла в гостиную, то увидела, что Аллан Йетс и Анжела стоят совсем рядом около окна и смотрят на сгущающиеся сумерки, поглощенные негромким разговором.
У каждого из них в руках была рюмка, и когда Лу на секунду остановилась в дверях, Анжела подняла свою, как бы приветствуя их обоих, и мило сказала:
— За чудесный вечер! Что будешь пить, Лу? Херес? Джин?
— Спасибо, я сейчас пить не буду. Думаю, я подожду, пока мы прибудем на место. Как поживаешь, Аллан? — спросила она, высвобождая руку из его затянувшегося пожатия.
— Лучше всех на свете, киска, когда ты со мной! — голос Аллана звучал шутливо, но он не сводил с нее полных обожания глаз.
— Остальные поехали прямо в Яннап, — сообщил он ей. — Дженни должна сначала собрать стол, так что у нас масса времени. Эти вечеринки никогда не начинаются раньше, чем через час после назначенного времени. Но все равно, нам, наверное, пора ехать, Лу. Ты, должно быть, захочешь помочь подготовить помещение. По-моему, Пенелопа не слишком хорошая помощница, и Дженни сказала мне, что очень надеется на то, что ты приедешь пораньше.
Он быстро допил рюмку и взял с кресла кофточку Лу, закутав ею ее плечи, а потом передал ей вышитую вечернюю сумочку, которая когда-то принадлежала ее сестре Hope.
— До скорого свидания, — сказал он Анжеле, которая продолжала стоять у окна и не спеша отпивала херес из рюмки. — И.., спасибо.
Лу, услышавшая знакомые размеренные шаги в коридоре за дверью, заметила, что Анжела и Аллан обменялись многозначительным взглядом. Но она была вся поглощена тем, что приехал Стивен Брайент, и не обратила на это особого внимания. Она привыкла, что Анжела дарит завлекающие взгляды каждому мало-мальски интересному мужчине, который попадается ей на пути, и была уверена, что на Аллана они не произведут особого впечатления. Анжела слишком высокомерна, чтобы ему понравиться. Больше того, казалось, она внушила ему почти что трепет.
— Добрый вечер, сэр, — почтительно приветствовал он Стива, когда они встретились в дверях.
— Добрый вечер, Йетс. — Ответ прозвучал совершенно равнодушно, а серый взгляд, охвативший Лу одним оценивающим движением, был мрачен и не поддавался толкованию.
— Желаю хорошо провести время, — несколько неохотно сказал он ей, кивнул и направился к столику налить себе немного виски.
Пробормотав: «До свидания», Лу поспешно вышла вслед за Алланом.
Мягкий свет, и гул голосов, и звон посуды доносились из шерстехранилища в Яннапе, когда к нему подъехали Аллан и Лу.
Они оставили машину там, где уже стояло несколько других, у начала загонов, в которых в сезон стрижки собирали овец, и прошли мимо пустых стойл, нескольких джипов и старенького грузовика с массой сорокагаллонных канистр.
— Запас воды на сегодняшний вечер, — объяснил Аллан. — Дженни и ее помощники уже должны были перенести часть канистр в помещение. Просто удивительно, сколько ее уходит: на приготовление напитков, на мытье рюмок и даже на то, чтобы окатить хорошенько тех, кто в конце вечера будет не в состоянии вести машину.
Перед ними в темноте возникли очертания длинного низкого склада. Пробираясь вместе с Алланом, Лу думала, что, пожалуй, в его последних словах зазвучал смех, но не знала, шутит он или нет.
— Значит, тут не будут соблюдать светских условностей? — спросила она чуть встревоженно. Она никогда не бывала на подобных сборищах, но уже знала, что не может угнаться за этими здоровыми, энергичными и, по ее мнению, совершенно неутомимыми австралийцами.
— Не то чтобы не будут, — поправил ее спутник, — правильнее было бы сказать, что здесь не будет лишних формальностей. Все будут от души веселиться. Социальные барьеры снимаются, и все общаются со всеми: просто хороший старомодный праздник для всех.
Он провел ее через открытую дверь, и Лу негромко вскрикнула от изумления. Сдержаться было невозможно.
Огромных размеров помещение было залито разноцветным светом, который, как она увидела, лили сотни китайских фонариков и лампочек, обтянутых гофрированной бумагой, подвешенных к балкам потолка. Стены были украшены ветвями ивы и бумажными гирляндами, а вдали широкая площадка пола блестела, как навощенная.
— По правде говоря, это овечий жир, — поправил ее Аллан, когда она выразила свое удивление вслух. — Это «доски», на которых идет стрижка. Вон, видишь, подставки, по одной на каждого стригаля, а их машинки на сегодняшний вечер подняли к потолку, от греха подальше. Посмотри на те колеса, разбросанные вдоль оси блока — они приводят в движение гребни.
Он ткнул пальцем в пол.
— Ланолин с овечьего руна, много лет трущегося о доски, создает иллюзию отполированного пола. Идеальный под для танцев — лучшего в мире не найти!
И это объясняло всепроникающий завах шерсти и овец, который нельзя было ничем забить, несмотря на гениальные украшения помещения. Лу, критически сморщив носик, решила, что в результате получилась любопытная смесь, и отправилась на поиски Дженни. Она вскоре нашла ее: та разделывала гигантскую индейку. Скелеты еще нескольких говорили о том, что этим делом она занята уже довольно давно.
Повернув к Лу озабоченное лицо, она тепло с ней поздоровалась, познакомила ее еще с четырьмя или пятью девушками, которые тоже были заняты последними приготовлениями к вечеру, а потом поручила Луизе срезать корки с целой горы хлеба для сандвичей.
— Разложи их по тарелкам — а вон в той кипе есть салфетки, чтобы их накрыть. Потом возьми эти скатерти и расстели на столах — да-да, на тех, с деревянными решетками сверху. Обычно за ними работают чистильщики и сортировщики, они убирают обрезки шерсти и сортируют руно, но об этом не догадаешься, когда они накрыты яркими материями и заставлены едой. Мы стараемся, чтобы все присутствующие на этот вечер забыли о том, что это — обычный склад для шерсти.
Разнося тарелки с сандвичами, ветчиной, индейкой, пирожками, пирожными, желе и огромными посудинами с салатом из фруктов на застеленные цветастыми скатертями столы, Лу не переставала удивляться, насколько хорошо им удалось преобразить шерстехранилище.
Во всю длину одной из стен склада был устроен буфет, а каждый маленький альков у противоположной стены был занавешен цветастой тканью. Там стояли маленькие круглые столики, по два-три стула и горели уютные неяркие фонарики. Лу застыла в восхищении. Такой ее и нашел Аллан.
— Совсем как в солидном ночном клубе, правда?
Лу никогда не была в ночном клубе, но решила, что он, вполне возможно, мог бы выглядеть именно так — не считая, конечно, запаха овец. Аллан сообщил ей еще кое о чем.
— Это вообще-то бункеры для шерсти разного сорта — сорт обозначен буквами, которые видны над каждым. Когда шерсть рассортирована, ее переносят от сортировочных столов в соответствующие бункеры. В них поместится только малая часть народа, который сегодня соберется, но это Дженни придумала, чтобы создать такую уютную атмосферу.
— Еще какую уютную, — с восхищением вскричала Лу. — По-моему, все просто замечательно! Хоть бы уж скорее все началось!
— Уже скоро. На улице уже собралось немало народа, они ждут, когда оркестр начнет. А уж когда зазвучит музыка, то сюда набьется столько людей — ты не поверишь.
Так и случилось. С того самого момента, как бородатый скрипач издал первую протяжную ноту, к которой стройно присоединились скрипучий аккордеон, настойчивый барабан и решительный кларнет, у Лу уже не было времени думать о сверлящей боли, притаившейся — внутри, о тяжести в области сердца, которая преследовала ее с самого утра, с завтрака.
Весь вечер она кружилась в танце, переходя от одного кавалера к другому. Некоторые из них, облаченные в смокинги, были изысканно любезны, желая хотя бы в этом придерживаться своего социального статуса. На большинстве были обычные костюмы, а некоторые были одеты по-спортивному. Но в конце вечера стало совершенно неважно, что на них было надето, потому что на складе стало так жарко, что все мужчины остались в одних рубашках — и к тому же закатали рукава! Но все они танцевали с полной энтузиазма самоотдачей, несмотря на жару и тесноту. И ни один из них не смущался, если не слишком хорошо умел танцевать.
Аллану удалось потанцевать с Лу пару танцев, а во время третьего ее перехватил Фред — их почтальон.
К часу ночи вечеринка закончилась, и народ стал разъезжаться так же быстро, как и собирался. Усталая до полусмерти Лу, у которой ныли ноги и разболелась голова, пробралась через группки оставшихся туда, где Дженни и Пенелопа складывали вырученные за вечер деньги в коробки пожертвований Красного Креста.
Обе были в восторге от успеха своей благотворительной акции и обе казались такими же свежими и жизнерадостными, как и в начале вечера. Измученная Лу могла только восхищаться их выносливостью и живостью и решила, что она, наверное, пропустила тот момент, когда Господь раздавал эти качества.
Но вообще-то она не могла не признаться, что в настоящий момент жизнь в Ридли Хиллз была для нее нелегкой, поскольку она сильно осложнялась присутствием Анжелы и отсутствием Марии. Она постаралась отогнать тревожную мысль, что у нее будет всего три-четыре часа, чтобы поспать, а потом ей надо будет опять готовить мужчинам завтрак, и сумела-таки стойко улыбнуться, прощаясь с Дженни и ее кузиной и поздравляя их с успешным завершением вечера.
— Бай-бай, Лу. Спасибо» что помогла нам в начале. Очень рада, что тебе понравилось. Мы тебе скоро позвоним. Вези-ка ее домой, Аллан, будь умником. Мы здесь сами все приберем. Бедняжка, похоже, просто умирает от усталости.
Очень даже похоже на то, весело призналась себе Лу, ковыляя к машине.
Аллан помог ей усесться и, перегнувшись через нее, достал с заднего сиденья термос с кофе.
— Я подумал, что в это время ночи кофе придется весьма кстати, — объяснил он. — Там, на складе, была такая толчея, правда? Да и чашек на всех не хватило. Тебе чай достался?
Лу отрицательно покачала головой.
— Только апельсиновый напиток: но я танцевала в это время с тем молодым парнем со станции по продаже скота. Он был такой заводной, и мне было так жарко, что я в тот момент и думать не могла о том, чтобы пить что-то горячее. А вот сейчас я бы не отказалась. Она была тронута его заботливостью и сказала ему об этом.
Аллан взглянул на ее бледное лицо, осунувшееся от усталости. Неестественный свет от приборной доски особенно подчеркнул это. Даже не спрашивая ее, он плеснул ей в кофе щедрую порцию виски, и только потом протянул чашку.
— Мне кажется, Лу, они заставляют тебя там слишком много работать. Ты можешь подольше поспать утром? Может, мисс Пул приготовит за тебя завтрак? Она мне это почти что обещала.
— Посмотрю, — уклончиво ответила Лу. Она не могла себе представить, чтобы Анжела это сделала, но надо было признать, что в последнее время та, казалось, была полна добрых намерений. — Знаешь ли, я вовсе не такая хрупкая, как кажется, и мне и правда очень понравился сегодняшний вечер, Аллан. Подумать только, что скажет моя сестра Нора, когда прочтет, как я езжу на танцы в шерстехранилище где-то за тридевять земель. Спасибо за чудесный вечер.
Она вернула ему чашку.
— Я могла бы теперь начать весь вечер сначала, — засмеялась она, и наградой ей была радость, осветившая приунывшее было лицо ее спутника. Он убрал термос и фляжку, и они поехали по дороге в Ридли Хиллз, обсуждая самые интересные моменты прошедшего вечера.
— Какой необычный старик — тот, с бородой, который играл на скрипке!
— Да, правда? Это Арти Уилсон. Он в этих местах — человек легендарный. Он живет совершенно один в полуразрушенном жестяном домике около старых разработок на речушке и большую часть времени проводит в поисках золота — моет породу. Он все еще убежден, что здесь можно добыть много — если только повезет. Изредка он действительно находит небольшие самородки, но не верит, что это все, что здесь есть — отдельные кусочки, только и всего. О его прошлом почти ничего не известно, но, похоже, он человек весьма образованный. Его домишко полон книг, как говорят — и притом очень серьезных, философских трактатов в дорогих переплетах.
— Очень любопытно! И лицо у него очень интересное. По-моему, художник был бы в восторге от этих скалисто-резких черт лица и орлиного носа. А как Дженни забавно придумала: угадывать, кто сколько весит и проверять на весах для шерсти, правда, Аллан?
— Ага, было смешно. Пенни сказала, что эта идея принесла больше всего денег. Они собрали больше пятидесяти долларов — это при десяти центах за взвешивание! И это чистый доход, потому что все призы победителям кто-то пожертвовал.
— Дженни молодец, что вызвалась первой.
— Да, она славная, наша Джен. И мне кажется, она явно занижала вес полных девушек, когда пыталась угадать, из такта.
Лу рассмеялась.
— Она прелесть! — тепло объявила она. — И совсем не обижается, если над ней смеются. Я считаю, что мне повезло, что я подружилась с Дженни и Пенелопой.
Аллан на секунду прикоснулся к ее пальцам.
— Я надеюсь, что я тоже в этом списке, — сказал он небрежно и тут же убрал руку, чтобы снизить скорость: они начали пересекать реку по одному из бродов.
Благодаря этому Лу могла ему не отвечать: они медленно прыгали, скользили и тряслись по мокрым валунам в русле потока. Последний всплеск, потом колеса секунду пробуксовали по грязи на дальнем берегу, и они снова выехали на небольшой подъем.
И тут, когда они опять оказались на ровной поверхности, машина начала дергаться. Двигатель замолк — снова заработал.., и заглох окончательно. Пробормотав проклятие, Аллан стал крутить ручку зажигания — но безрезультатно.
— Минуточку.
Его голос звучал успокаивающе. Он выскользнул из машины, и Лу увидела, как его русые волосы на мгновение позолотил свет фар, а потом он скрылся за поднятым капотом. Прошло совсем немного времени, и он снова опустил его, захлопнув замок, и вернулся к Лу.
— Не волнуйся, — сказал он ей с улыбкой. — Распределитель немного намок. Наверное, промоина была глубже, чем я думал. Извини, Лу. Это нисколько не серьезно, но нам придется здесь немного подождать. Ничего?
— Конечно, ничего, — мягко отозвалась она. Она опустила стекло и высунулась из машины, прислушиваясь.
— Чудесное впечатление: звук бегущей воды в темноте, правда? — мечтательно заметила она. — И ты только посмотри на эти силуэты эвкалиптов на фоне темного неба!
— Я предпочитаю смотреть на тебя, Лу… Тут она повернулась, инстинктивно испугавшись его глуховатого настойтавого голоса.
В следующую секунду она оказалась в его объятиях, и какую-то долю мгновения видела склоненное над нею лицо — а потом он начал целовать ее с отчаянием и решительной властностью, которые так не соответствовали мягкому юноше, с которым, как ей казалось, она уже была хорошо знакома.
— Аллан, прекрати! Я…
Ее губы, освободившиеся на минуту, когда она, опомнившись, начала вырываться, постарались высказать протест, но его заглушил еще один крепкий поцелуй. Чем больше она сопротивлялась, тем сильнее сжимал он ее в своих объятиях, пока наконец измученная Лу не сдалась.
Изумление и испуг заставили ее покрыться холодным потом. Она чувствовала слабость. Наконец его губы ее немного отпустили: теперь она была грубо прижата к его рубашке, и она смогла разобрать ласковые слова, которые он бормотал, зарываясь губами в ее волосы.
— Лу.., дорогая.., дорогая моя, любимая Лу. Ты же знаешь, что я люблю тебя, Лу? Ты должна выйти за меня замуж, счастье мое. Я жить без тебя не могу… Господи, как я тебя люблю!.. И теперь я знаю, что и ты тоже меня любишь, моя чудесная, робкая, нежная девочка… Скажи мне это, Лу. Скажи, что любишь меня! — молил он ее.
Лу оттолкнула его дрожащими руками.
— Аллан, я не люблю тебя… Это совсем другое…
Пожалуйста…
— Конечно, ты любишь меня. Я знаю, что любишь. Не стесняйся этого, пожалуйста, дорогая. Я теперь знаю, что ты чувствуешь на самом деле.
В порыве ликующей радости он снова попытался ее поцеловать. Лу, почувствовав поднимающуюся в нем волну страсти, собрала все силы для сопротивления.
— Аллан, прекрати! — В ее словах звучало резкое отвращение, смешанное со страхом. — Прекрати! Я не люблю тебя, не люблю, не люблю! Неужели ты не понимаешь? Не люблю!
Она просто кричала эти слова, уже не думая о том, что причинит ему боль, слишком потрясенная и испуганная, чтобы выбирать слова помягче.
Аллан, который, казалось, наконец услышал ее, разжал руки и испустил дрожащий стон. Он походил на обиженного, удивленного щенка, которого хозяин наказывает за что-то, а за что — он не понимает.
— Но, Лу, ты же должна любить меня — должна!
Мне.., мне очень жаль, Аллан, — прошептала Лу.
На ее глаза навернулись слезы, но она старалась сдержать их.
— Лу, не плачь, радость моя. Не надо плакать. Я не хотел тебя пугать. Если ты и не любишь меня сейчас, то полюбишь со временем, дорогая. Пожалуйста, прости меня, сердце мое. Я ведь не хотел тебя обидеть, правда. Я думал, что могу не спешить, но, честно говоря, когда мисс Пул сказала мне, что на самом деле ты…
Он неожиданно замолчал, увидев, как его слова подействовали на девушку, сидевшую рядом с ним. Он почувствовал, как напряглось ее худенькое тело, и был поражен сдержанно-ледяным голосом, который негромко спросил:
— Мисс Пул? Анжела? Какое она имеет отношение к нашим с тобой отношениям?
— Ну же, Лу, не говори так. Я вообще не должен был называть ее имя. Я.., я обещал, что не буду. И.., она хотела как лучше, право же, хотела. Это ради тебя она подсказала мне. Она знает, какая ты робкая и застенчивая, дорогая моя, и она…
— Что она сказала?!
— Прервавший его вопрос был полон плохо сдерживаемого отвращения.
Лу вспомнила теперь, как они стояли вдвоем у окна, когда она вчера вечером вошла в гостиную Стива, и заговорщический взгляд, которым обменялись Анжела и Аллан.
В голосе Аллана теперь звучала досада.
— Она сказала, что ты ко мне неравнодушна — очень. Что ты просто стесняешься показать свое чувство. Она сказала, что с молодыми девушками так часто бывает, что они просто боятся посмотреть любви в лицо и признать, что она пришла. Она сказала, что мужчина должен взять инициативу.., что ты ответишь взаимностью, если я буду вести себя властно и… Она посоветовала мне сегодня пойти в наступление и одержать победу.
Горечь разочарования, прозвучавшая в его последних словах, заставила Лу содрогнуться. Она вся дрожала от гнева — но она сердилась не на Аллана. К нему она испытывала только жалость и неожиданно вновь вернувшуюся дружескую привязанность, которую чувствовала и прежде.
Вот он сидел рядом с ней, понурившись, немного обиженный, неуверенный в себе, трогая одним пальцем перекладины руля, — и она поняла, какой он еще неопытный и наивный. Незрелый, добрый мягкий — и доверчивый. Бедный Аллан! Он поступил по-доброму — вернее, у него были добрые намерения. Он пригласил ее на танцы в шерстехранилище и даже потом захватил для нее кофе. Неожиданно она почувствовала себя старше его — даже гораздо старше, чем была еще совсем недавно, когда машина переехала через реку, поднимая брызги. Тут она повернулась к нему, утешающе стиснув его руку.
— Мне очень жаль, Аллан. Прости меня, но ведь я не могу испытывать чувства, которых во мне просто нет. Ты же знаешь, сердцу не прикажешь. Но ты мне очень симпатичен, и я хотела бы, чтобы мы остались друзьями, и.., и забыли про сегодняшнюю ночь. По крайней мере, я собираюсь про нее забыть, и мы должны постараться об этом никогда больше не заговаривать. И… Аллан — если ты больше не захочешь меня никуда приглашать, я пойму. Знаешь, может, так было бы и лучше — тебе надо ходить одному и знакомиться с другими девушками. По-моему, нам лучше сразу же ехать домой, как только машина заведется. Как ты думаешь, долго еще не просохнет этот.., как его?., распределитель?
— А он вовсе и не намокал, — прозвучало изумившее ее признание. И в доказательство своих слов Аллан повернул ключ в зажигании, а потом уже дал газу, и они поехали по дороге. Каждый был поглощен своими мыслями.
Лу старалась дышать глубоко и размеренно. От усталости и волнений у нее кружилась голова. Ее бросало в дрожь при мысли о безжалостном вмешательстве Анжелы в ее личную жизнь, она злилась на себя за то, что вообще согласилась поехать сегодня, огорчалась из-за того, что Аллан так легко дал себя провести.
Ее обуревало так много чувств — и вдруг она вообще перестала что-либо чувствовать. Голова у нее была легкая, как пушинка от одуванчика, абсолютно лишенная воли. Наверное, это из-за виски, подумала она, ведь я к нему не привыкла. Изза виски и из-за шока, вызванного тем, что мне только что пришлось пережить.
Наверное, она все-таки задремала, совершенно измучившись, потому что когда машина в следующий раз остановилась, она не сразу смогла сообразить, где находится и почему. Потом, выпрямившись на сиденье и разглядев пустынную ленту дороги, залитую мощным светом фар и неподвижные, мрачные очертания деревьев и холмов на фоне бледных небес, усыпанных звездами, она уставилась на водителя со вновь проснувшимся холодком тревоги.
Аллан громко ругался — на этот раз он прямо-таки сыпал проклятьями.
— Не смотри на меня так, дурочка, — грубовато сказал он ей, и в его грубости было что-то настолько братское, что она с трудом подавила смех искреннего облегчения.
— Что случилось? — спросила она.
— Сломалась, вот что случилось, — горько ответил он. — И на этот раз по-настоящему. Уж не подумала ли ты, что я рискну разыграть поломку во второй раз?
Лу прикусила губу и ничего не ответила. Бедный Аллан! Можно ли винить его за то, что ему неприятно — и к тому же он, конечно, устал, устал не меньше нее.
Она вылезла из машины и подошла к капоту.
— Пожалуйста, разреши мне помочь. Я могу что-то сделать?
Она чувствовала полную свою беспомощность, но ноты сочувствия в ее голосе, наверное, дошли до него.
Он усмехнулся.
— Спасибо, Лу. Да, можешь. Достань, пожалуйста, фонарик из машины и посвети мне вот здесь.
Лу послушалась, радуясь, что может быть полезной. Она не знала, сколько времени держала фонарик, глядя, как Аллан отчаянно перебирает провода и контакты, зачищая их.
Постепенно небо окрасилось первым легким румянцем рассвета, розовеющим в обещании нового жаркого дня, но Лу дрожала в своей тонкой вязаной кофточке, поскольку воздух был еще по-ночному прохладным, как это часто бывает в глубине континента. Время от времени она встречалась взглядом с Алланом и старалась, чтобы ее руки, державшие фонарик, не дрожали. Ему и так хватало забот…
К тому времени, когда они наконец добрались до усадьбы, Лу уже легко могла разглядеть в быстро разгоравшемся свете дня, что часы показывают половину шестого утра. Боже праведный! Осталось всего три четверти часа до завтрака! Ей надо неслышно пробраться в дом, переодеться в рабочий халатик и пройти на кухню. Ложиться в постель, конечно, уже не имеет смысла; ей еще предстоит напечь булочек и пожарить отбивные на завтрак.
Так думала Лу, легкими шагами направляясь по тропинке к дому. Алдан с твердым намерением по крайней мере закончить свидание по всем правилам приличия, настоял на том, чтобы проводить ее до веранды, и держал ее под локоть. Они оба решили выйти из машины подальше от дома, чтобы не разбудить тех, кто спал в доме.
Однако оказалось, что эта мера предосторожности была излишней.
По крайней мере один обитатель дома уже проснулся — или, может быть, и не ложился?
Взгляд Лу никак не мог оторваться от безупречно начищенных ботинок с резинками по бокам, стоящих на самом верху лестницы — но она заставила себя поднять полные трепета глаза на аккуратно выглаженные брюки и защитного цвета рубашку с расстегнутым воротом и наконец с трепетом взглянула в суровое лицо Стивена Брайента. Она решила, что скорее всего он не ложился. Глубокие складки залегли в уголках его губ, а серые глаза, следившие за Лу и Алланом, нерешительно стоящих на гравии дорожки прямо перед ним, были презрительно-непреклонными и суровыми.
Лу послала ему робкую улыбку, которая угасла, едва успев родиться в уверенности, что он ее оттолкнет. Не было ни капли ответного тепла на худом, жестком лице Стива, бледном — несмотря на загар — от усталости или от гнева.
У Лу подогнулись колени, а сердце бешено заколотилось. О небо, ну почему он так на нее смотрит? Она знала, что волосы ее растрепались, с губ давно уже стерлась помада, а глаза наверняка потускнели и запали от усталости. Больше того, она никак не могла успокоить чуть заметную дрожь, которая снова овладела ею, как ни старалась она с ней справиться. Первые слабые лучи бледного утреннего солнца, ласкавшие ее спину, тоже не могли достаточно согреть ее, чтобы прогнать эту предательскую дрожь. Она знала, что он заметил ее состояние, так, как и все остальные детали.
— Спасибо. Я скоро.
Лу не могла благодарить ее искренне, хоть и старалась. В конце концов, если бы Анжела не предоставила ей стирать всю эту гору белья в одиночку, она бы сейчас уже была готова.
Когда она наконец вошла в гостиную, то увидела, что Аллан Йетс и Анжела стоят совсем рядом около окна и смотрят на сгущающиеся сумерки, поглощенные негромким разговором.
У каждого из них в руках была рюмка, и когда Лу на секунду остановилась в дверях, Анжела подняла свою, как бы приветствуя их обоих, и мило сказала:
— За чудесный вечер! Что будешь пить, Лу? Херес? Джин?
— Спасибо, я сейчас пить не буду. Думаю, я подожду, пока мы прибудем на место. Как поживаешь, Аллан? — спросила она, высвобождая руку из его затянувшегося пожатия.
— Лучше всех на свете, киска, когда ты со мной! — голос Аллана звучал шутливо, но он не сводил с нее полных обожания глаз.
— Остальные поехали прямо в Яннап, — сообщил он ей. — Дженни должна сначала собрать стол, так что у нас масса времени. Эти вечеринки никогда не начинаются раньше, чем через час после назначенного времени. Но все равно, нам, наверное, пора ехать, Лу. Ты, должно быть, захочешь помочь подготовить помещение. По-моему, Пенелопа не слишком хорошая помощница, и Дженни сказала мне, что очень надеется на то, что ты приедешь пораньше.
Он быстро допил рюмку и взял с кресла кофточку Лу, закутав ею ее плечи, а потом передал ей вышитую вечернюю сумочку, которая когда-то принадлежала ее сестре Hope.
— До скорого свидания, — сказал он Анжеле, которая продолжала стоять у окна и не спеша отпивала херес из рюмки. — И.., спасибо.
Лу, услышавшая знакомые размеренные шаги в коридоре за дверью, заметила, что Анжела и Аллан обменялись многозначительным взглядом. Но она была вся поглощена тем, что приехал Стивен Брайент, и не обратила на это особого внимания. Она привыкла, что Анжела дарит завлекающие взгляды каждому мало-мальски интересному мужчине, который попадается ей на пути, и была уверена, что на Аллана они не произведут особого впечатления. Анжела слишком высокомерна, чтобы ему понравиться. Больше того, казалось, она внушила ему почти что трепет.
— Добрый вечер, сэр, — почтительно приветствовал он Стива, когда они встретились в дверях.
— Добрый вечер, Йетс. — Ответ прозвучал совершенно равнодушно, а серый взгляд, охвативший Лу одним оценивающим движением, был мрачен и не поддавался толкованию.
— Желаю хорошо провести время, — несколько неохотно сказал он ей, кивнул и направился к столику налить себе немного виски.
Пробормотав: «До свидания», Лу поспешно вышла вслед за Алланом.
Мягкий свет, и гул голосов, и звон посуды доносились из шерстехранилища в Яннапе, когда к нему подъехали Аллан и Лу.
Они оставили машину там, где уже стояло несколько других, у начала загонов, в которых в сезон стрижки собирали овец, и прошли мимо пустых стойл, нескольких джипов и старенького грузовика с массой сорокагаллонных канистр.
— Запас воды на сегодняшний вечер, — объяснил Аллан. — Дженни и ее помощники уже должны были перенести часть канистр в помещение. Просто удивительно, сколько ее уходит: на приготовление напитков, на мытье рюмок и даже на то, чтобы окатить хорошенько тех, кто в конце вечера будет не в состоянии вести машину.
Перед ними в темноте возникли очертания длинного низкого склада. Пробираясь вместе с Алланом, Лу думала, что, пожалуй, в его последних словах зазвучал смех, но не знала, шутит он или нет.
— Значит, тут не будут соблюдать светских условностей? — спросила она чуть встревоженно. Она никогда не бывала на подобных сборищах, но уже знала, что не может угнаться за этими здоровыми, энергичными и, по ее мнению, совершенно неутомимыми австралийцами.
— Не то чтобы не будут, — поправил ее спутник, — правильнее было бы сказать, что здесь не будет лишних формальностей. Все будут от души веселиться. Социальные барьеры снимаются, и все общаются со всеми: просто хороший старомодный праздник для всех.
Он провел ее через открытую дверь, и Лу негромко вскрикнула от изумления. Сдержаться было невозможно.
Огромных размеров помещение было залито разноцветным светом, который, как она увидела, лили сотни китайских фонариков и лампочек, обтянутых гофрированной бумагой, подвешенных к балкам потолка. Стены были украшены ветвями ивы и бумажными гирляндами, а вдали широкая площадка пола блестела, как навощенная.
— По правде говоря, это овечий жир, — поправил ее Аллан, когда она выразила свое удивление вслух. — Это «доски», на которых идет стрижка. Вон, видишь, подставки, по одной на каждого стригаля, а их машинки на сегодняшний вечер подняли к потолку, от греха подальше. Посмотри на те колеса, разбросанные вдоль оси блока — они приводят в движение гребни.
Он ткнул пальцем в пол.
— Ланолин с овечьего руна, много лет трущегося о доски, создает иллюзию отполированного пола. Идеальный под для танцев — лучшего в мире не найти!
И это объясняло всепроникающий завах шерсти и овец, который нельзя было ничем забить, несмотря на гениальные украшения помещения. Лу, критически сморщив носик, решила, что в результате получилась любопытная смесь, и отправилась на поиски Дженни. Она вскоре нашла ее: та разделывала гигантскую индейку. Скелеты еще нескольких говорили о том, что этим делом она занята уже довольно давно.
Повернув к Лу озабоченное лицо, она тепло с ней поздоровалась, познакомила ее еще с четырьмя или пятью девушками, которые тоже были заняты последними приготовлениями к вечеру, а потом поручила Луизе срезать корки с целой горы хлеба для сандвичей.
— Разложи их по тарелкам — а вон в той кипе есть салфетки, чтобы их накрыть. Потом возьми эти скатерти и расстели на столах — да-да, на тех, с деревянными решетками сверху. Обычно за ними работают чистильщики и сортировщики, они убирают обрезки шерсти и сортируют руно, но об этом не догадаешься, когда они накрыты яркими материями и заставлены едой. Мы стараемся, чтобы все присутствующие на этот вечер забыли о том, что это — обычный склад для шерсти.
Разнося тарелки с сандвичами, ветчиной, индейкой, пирожками, пирожными, желе и огромными посудинами с салатом из фруктов на застеленные цветастыми скатертями столы, Лу не переставала удивляться, насколько хорошо им удалось преобразить шерстехранилище.
Во всю длину одной из стен склада был устроен буфет, а каждый маленький альков у противоположной стены был занавешен цветастой тканью. Там стояли маленькие круглые столики, по два-три стула и горели уютные неяркие фонарики. Лу застыла в восхищении. Такой ее и нашел Аллан.
— Совсем как в солидном ночном клубе, правда?
Лу никогда не была в ночном клубе, но решила, что он, вполне возможно, мог бы выглядеть именно так — не считая, конечно, запаха овец. Аллан сообщил ей еще кое о чем.
— Это вообще-то бункеры для шерсти разного сорта — сорт обозначен буквами, которые видны над каждым. Когда шерсть рассортирована, ее переносят от сортировочных столов в соответствующие бункеры. В них поместится только малая часть народа, который сегодня соберется, но это Дженни придумала, чтобы создать такую уютную атмосферу.
— Еще какую уютную, — с восхищением вскричала Лу. — По-моему, все просто замечательно! Хоть бы уж скорее все началось!
— Уже скоро. На улице уже собралось немало народа, они ждут, когда оркестр начнет. А уж когда зазвучит музыка, то сюда набьется столько людей — ты не поверишь.
Так и случилось. С того самого момента, как бородатый скрипач издал первую протяжную ноту, к которой стройно присоединились скрипучий аккордеон, настойчивый барабан и решительный кларнет, у Лу уже не было времени думать о сверлящей боли, притаившейся — внутри, о тяжести в области сердца, которая преследовала ее с самого утра, с завтрака.
Весь вечер она кружилась в танце, переходя от одного кавалера к другому. Некоторые из них, облаченные в смокинги, были изысканно любезны, желая хотя бы в этом придерживаться своего социального статуса. На большинстве были обычные костюмы, а некоторые были одеты по-спортивному. Но в конце вечера стало совершенно неважно, что на них было надето, потому что на складе стало так жарко, что все мужчины остались в одних рубашках — и к тому же закатали рукава! Но все они танцевали с полной энтузиазма самоотдачей, несмотря на жару и тесноту. И ни один из них не смущался, если не слишком хорошо умел танцевать.
Аллану удалось потанцевать с Лу пару танцев, а во время третьего ее перехватил Фред — их почтальон.
К часу ночи вечеринка закончилась, и народ стал разъезжаться так же быстро, как и собирался. Усталая до полусмерти Лу, у которой ныли ноги и разболелась голова, пробралась через группки оставшихся туда, где Дженни и Пенелопа складывали вырученные за вечер деньги в коробки пожертвований Красного Креста.
Обе были в восторге от успеха своей благотворительной акции и обе казались такими же свежими и жизнерадостными, как и в начале вечера. Измученная Лу могла только восхищаться их выносливостью и живостью и решила, что она, наверное, пропустила тот момент, когда Господь раздавал эти качества.
Но вообще-то она не могла не признаться, что в настоящий момент жизнь в Ридли Хиллз была для нее нелегкой, поскольку она сильно осложнялась присутствием Анжелы и отсутствием Марии. Она постаралась отогнать тревожную мысль, что у нее будет всего три-четыре часа, чтобы поспать, а потом ей надо будет опять готовить мужчинам завтрак, и сумела-таки стойко улыбнуться, прощаясь с Дженни и ее кузиной и поздравляя их с успешным завершением вечера.
— Бай-бай, Лу. Спасибо» что помогла нам в начале. Очень рада, что тебе понравилось. Мы тебе скоро позвоним. Вези-ка ее домой, Аллан, будь умником. Мы здесь сами все приберем. Бедняжка, похоже, просто умирает от усталости.
Очень даже похоже на то, весело призналась себе Лу, ковыляя к машине.
Аллан помог ей усесться и, перегнувшись через нее, достал с заднего сиденья термос с кофе.
— Я подумал, что в это время ночи кофе придется весьма кстати, — объяснил он. — Там, на складе, была такая толчея, правда? Да и чашек на всех не хватило. Тебе чай достался?
Лу отрицательно покачала головой.
— Только апельсиновый напиток: но я танцевала в это время с тем молодым парнем со станции по продаже скота. Он был такой заводной, и мне было так жарко, что я в тот момент и думать не могла о том, чтобы пить что-то горячее. А вот сейчас я бы не отказалась. Она была тронута его заботливостью и сказала ему об этом.
Аллан взглянул на ее бледное лицо, осунувшееся от усталости. Неестественный свет от приборной доски особенно подчеркнул это. Даже не спрашивая ее, он плеснул ей в кофе щедрую порцию виски, и только потом протянул чашку.
— Мне кажется, Лу, они заставляют тебя там слишком много работать. Ты можешь подольше поспать утром? Может, мисс Пул приготовит за тебя завтрак? Она мне это почти что обещала.
— Посмотрю, — уклончиво ответила Лу. Она не могла себе представить, чтобы Анжела это сделала, но надо было признать, что в последнее время та, казалось, была полна добрых намерений. — Знаешь ли, я вовсе не такая хрупкая, как кажется, и мне и правда очень понравился сегодняшний вечер, Аллан. Подумать только, что скажет моя сестра Нора, когда прочтет, как я езжу на танцы в шерстехранилище где-то за тридевять земель. Спасибо за чудесный вечер.
Она вернула ему чашку.
— Я могла бы теперь начать весь вечер сначала, — засмеялась она, и наградой ей была радость, осветившая приунывшее было лицо ее спутника. Он убрал термос и фляжку, и они поехали по дороге в Ридли Хиллз, обсуждая самые интересные моменты прошедшего вечера.
— Какой необычный старик — тот, с бородой, который играл на скрипке!
— Да, правда? Это Арти Уилсон. Он в этих местах — человек легендарный. Он живет совершенно один в полуразрушенном жестяном домике около старых разработок на речушке и большую часть времени проводит в поисках золота — моет породу. Он все еще убежден, что здесь можно добыть много — если только повезет. Изредка он действительно находит небольшие самородки, но не верит, что это все, что здесь есть — отдельные кусочки, только и всего. О его прошлом почти ничего не известно, но, похоже, он человек весьма образованный. Его домишко полон книг, как говорят — и притом очень серьезных, философских трактатов в дорогих переплетах.
— Очень любопытно! И лицо у него очень интересное. По-моему, художник был бы в восторге от этих скалисто-резких черт лица и орлиного носа. А как Дженни забавно придумала: угадывать, кто сколько весит и проверять на весах для шерсти, правда, Аллан?
— Ага, было смешно. Пенни сказала, что эта идея принесла больше всего денег. Они собрали больше пятидесяти долларов — это при десяти центах за взвешивание! И это чистый доход, потому что все призы победителям кто-то пожертвовал.
— Дженни молодец, что вызвалась первой.
— Да, она славная, наша Джен. И мне кажется, она явно занижала вес полных девушек, когда пыталась угадать, из такта.
Лу рассмеялась.
— Она прелесть! — тепло объявила она. — И совсем не обижается, если над ней смеются. Я считаю, что мне повезло, что я подружилась с Дженни и Пенелопой.
Аллан на секунду прикоснулся к ее пальцам.
— Я надеюсь, что я тоже в этом списке, — сказал он небрежно и тут же убрал руку, чтобы снизить скорость: они начали пересекать реку по одному из бродов.
Благодаря этому Лу могла ему не отвечать: они медленно прыгали, скользили и тряслись по мокрым валунам в русле потока. Последний всплеск, потом колеса секунду пробуксовали по грязи на дальнем берегу, и они снова выехали на небольшой подъем.
И тут, когда они опять оказались на ровной поверхности, машина начала дергаться. Двигатель замолк — снова заработал.., и заглох окончательно. Пробормотав проклятие, Аллан стал крутить ручку зажигания — но безрезультатно.
— Минуточку.
Его голос звучал успокаивающе. Он выскользнул из машины, и Лу увидела, как его русые волосы на мгновение позолотил свет фар, а потом он скрылся за поднятым капотом. Прошло совсем немного времени, и он снова опустил его, захлопнув замок, и вернулся к Лу.
— Не волнуйся, — сказал он ей с улыбкой. — Распределитель немного намок. Наверное, промоина была глубже, чем я думал. Извини, Лу. Это нисколько не серьезно, но нам придется здесь немного подождать. Ничего?
— Конечно, ничего, — мягко отозвалась она. Она опустила стекло и высунулась из машины, прислушиваясь.
— Чудесное впечатление: звук бегущей воды в темноте, правда? — мечтательно заметила она. — И ты только посмотри на эти силуэты эвкалиптов на фоне темного неба!
— Я предпочитаю смотреть на тебя, Лу… Тут она повернулась, инстинктивно испугавшись его глуховатого настойтавого голоса.
В следующую секунду она оказалась в его объятиях, и какую-то долю мгновения видела склоненное над нею лицо — а потом он начал целовать ее с отчаянием и решительной властностью, которые так не соответствовали мягкому юноше, с которым, как ей казалось, она уже была хорошо знакома.
— Аллан, прекрати! Я…
Ее губы, освободившиеся на минуту, когда она, опомнившись, начала вырываться, постарались высказать протест, но его заглушил еще один крепкий поцелуй. Чем больше она сопротивлялась, тем сильнее сжимал он ее в своих объятиях, пока наконец измученная Лу не сдалась.
Изумление и испуг заставили ее покрыться холодным потом. Она чувствовала слабость. Наконец его губы ее немного отпустили: теперь она была грубо прижата к его рубашке, и она смогла разобрать ласковые слова, которые он бормотал, зарываясь губами в ее волосы.
— Лу.., дорогая.., дорогая моя, любимая Лу. Ты же знаешь, что я люблю тебя, Лу? Ты должна выйти за меня замуж, счастье мое. Я жить без тебя не могу… Господи, как я тебя люблю!.. И теперь я знаю, что и ты тоже меня любишь, моя чудесная, робкая, нежная девочка… Скажи мне это, Лу. Скажи, что любишь меня! — молил он ее.
Лу оттолкнула его дрожащими руками.
— Аллан, я не люблю тебя… Это совсем другое…
Пожалуйста…
— Конечно, ты любишь меня. Я знаю, что любишь. Не стесняйся этого, пожалуйста, дорогая. Я теперь знаю, что ты чувствуешь на самом деле.
В порыве ликующей радости он снова попытался ее поцеловать. Лу, почувствовав поднимающуюся в нем волну страсти, собрала все силы для сопротивления.
— Аллан, прекрати! — В ее словах звучало резкое отвращение, смешанное со страхом. — Прекрати! Я не люблю тебя, не люблю, не люблю! Неужели ты не понимаешь? Не люблю!
Она просто кричала эти слова, уже не думая о том, что причинит ему боль, слишком потрясенная и испуганная, чтобы выбирать слова помягче.
Аллан, который, казалось, наконец услышал ее, разжал руки и испустил дрожащий стон. Он походил на обиженного, удивленного щенка, которого хозяин наказывает за что-то, а за что — он не понимает.
— Но, Лу, ты же должна любить меня — должна!
Мне.., мне очень жаль, Аллан, — прошептала Лу.
На ее глаза навернулись слезы, но она старалась сдержать их.
— Лу, не плачь, радость моя. Не надо плакать. Я не хотел тебя пугать. Если ты и не любишь меня сейчас, то полюбишь со временем, дорогая. Пожалуйста, прости меня, сердце мое. Я ведь не хотел тебя обидеть, правда. Я думал, что могу не спешить, но, честно говоря, когда мисс Пул сказала мне, что на самом деле ты…
Он неожиданно замолчал, увидев, как его слова подействовали на девушку, сидевшую рядом с ним. Он почувствовал, как напряглось ее худенькое тело, и был поражен сдержанно-ледяным голосом, который негромко спросил:
— Мисс Пул? Анжела? Какое она имеет отношение к нашим с тобой отношениям?
— Ну же, Лу, не говори так. Я вообще не должен был называть ее имя. Я.., я обещал, что не буду. И.., она хотела как лучше, право же, хотела. Это ради тебя она подсказала мне. Она знает, какая ты робкая и застенчивая, дорогая моя, и она…
— Что она сказала?!
— Прервавший его вопрос был полон плохо сдерживаемого отвращения.
Лу вспомнила теперь, как они стояли вдвоем у окна, когда она вчера вечером вошла в гостиную Стива, и заговорщический взгляд, которым обменялись Анжела и Аллан.
В голосе Аллана теперь звучала досада.
— Она сказала, что ты ко мне неравнодушна — очень. Что ты просто стесняешься показать свое чувство. Она сказала, что с молодыми девушками так часто бывает, что они просто боятся посмотреть любви в лицо и признать, что она пришла. Она сказала, что мужчина должен взять инициативу.., что ты ответишь взаимностью, если я буду вести себя властно и… Она посоветовала мне сегодня пойти в наступление и одержать победу.
Горечь разочарования, прозвучавшая в его последних словах, заставила Лу содрогнуться. Она вся дрожала от гнева — но она сердилась не на Аллана. К нему она испытывала только жалость и неожиданно вновь вернувшуюся дружескую привязанность, которую чувствовала и прежде.
Вот он сидел рядом с ней, понурившись, немного обиженный, неуверенный в себе, трогая одним пальцем перекладины руля, — и она поняла, какой он еще неопытный и наивный. Незрелый, добрый мягкий — и доверчивый. Бедный Аллан! Он поступил по-доброму — вернее, у него были добрые намерения. Он пригласил ее на танцы в шерстехранилище и даже потом захватил для нее кофе. Неожиданно она почувствовала себя старше его — даже гораздо старше, чем была еще совсем недавно, когда машина переехала через реку, поднимая брызги. Тут она повернулась к нему, утешающе стиснув его руку.
— Мне очень жаль, Аллан. Прости меня, но ведь я не могу испытывать чувства, которых во мне просто нет. Ты же знаешь, сердцу не прикажешь. Но ты мне очень симпатичен, и я хотела бы, чтобы мы остались друзьями, и.., и забыли про сегодняшнюю ночь. По крайней мере, я собираюсь про нее забыть, и мы должны постараться об этом никогда больше не заговаривать. И… Аллан — если ты больше не захочешь меня никуда приглашать, я пойму. Знаешь, может, так было бы и лучше — тебе надо ходить одному и знакомиться с другими девушками. По-моему, нам лучше сразу же ехать домой, как только машина заведется. Как ты думаешь, долго еще не просохнет этот.., как его?., распределитель?
— А он вовсе и не намокал, — прозвучало изумившее ее признание. И в доказательство своих слов Аллан повернул ключ в зажигании, а потом уже дал газу, и они поехали по дороге. Каждый был поглощен своими мыслями.
Лу старалась дышать глубоко и размеренно. От усталости и волнений у нее кружилась голова. Ее бросало в дрожь при мысли о безжалостном вмешательстве Анжелы в ее личную жизнь, она злилась на себя за то, что вообще согласилась поехать сегодня, огорчалась из-за того, что Аллан так легко дал себя провести.
Ее обуревало так много чувств — и вдруг она вообще перестала что-либо чувствовать. Голова у нее была легкая, как пушинка от одуванчика, абсолютно лишенная воли. Наверное, это из-за виски, подумала она, ведь я к нему не привыкла. Изза виски и из-за шока, вызванного тем, что мне только что пришлось пережить.
Наверное, она все-таки задремала, совершенно измучившись, потому что когда машина в следующий раз остановилась, она не сразу смогла сообразить, где находится и почему. Потом, выпрямившись на сиденье и разглядев пустынную ленту дороги, залитую мощным светом фар и неподвижные, мрачные очертания деревьев и холмов на фоне бледных небес, усыпанных звездами, она уставилась на водителя со вновь проснувшимся холодком тревоги.
Аллан громко ругался — на этот раз он прямо-таки сыпал проклятьями.
— Не смотри на меня так, дурочка, — грубовато сказал он ей, и в его грубости было что-то настолько братское, что она с трудом подавила смех искреннего облегчения.
— Что случилось? — спросила она.
— Сломалась, вот что случилось, — горько ответил он. — И на этот раз по-настоящему. Уж не подумала ли ты, что я рискну разыграть поломку во второй раз?
Лу прикусила губу и ничего не ответила. Бедный Аллан! Можно ли винить его за то, что ему неприятно — и к тому же он, конечно, устал, устал не меньше нее.
Она вылезла из машины и подошла к капоту.
— Пожалуйста, разреши мне помочь. Я могу что-то сделать?
Она чувствовала полную свою беспомощность, но ноты сочувствия в ее голосе, наверное, дошли до него.
Он усмехнулся.
— Спасибо, Лу. Да, можешь. Достань, пожалуйста, фонарик из машины и посвети мне вот здесь.
Лу послушалась, радуясь, что может быть полезной. Она не знала, сколько времени держала фонарик, глядя, как Аллан отчаянно перебирает провода и контакты, зачищая их.
Постепенно небо окрасилось первым легким румянцем рассвета, розовеющим в обещании нового жаркого дня, но Лу дрожала в своей тонкой вязаной кофточке, поскольку воздух был еще по-ночному прохладным, как это часто бывает в глубине континента. Время от времени она встречалась взглядом с Алланом и старалась, чтобы ее руки, державшие фонарик, не дрожали. Ему и так хватало забот…
К тому времени, когда они наконец добрались до усадьбы, Лу уже легко могла разглядеть в быстро разгоравшемся свете дня, что часы показывают половину шестого утра. Боже праведный! Осталось всего три четверти часа до завтрака! Ей надо неслышно пробраться в дом, переодеться в рабочий халатик и пройти на кухню. Ложиться в постель, конечно, уже не имеет смысла; ей еще предстоит напечь булочек и пожарить отбивные на завтрак.
Так думала Лу, легкими шагами направляясь по тропинке к дому. Алдан с твердым намерением по крайней мере закончить свидание по всем правилам приличия, настоял на том, чтобы проводить ее до веранды, и держал ее под локоть. Они оба решили выйти из машины подальше от дома, чтобы не разбудить тех, кто спал в доме.
Однако оказалось, что эта мера предосторожности была излишней.
По крайней мере один обитатель дома уже проснулся — или, может быть, и не ложился?
Взгляд Лу никак не мог оторваться от безупречно начищенных ботинок с резинками по бокам, стоящих на самом верху лестницы — но она заставила себя поднять полные трепета глаза на аккуратно выглаженные брюки и защитного цвета рубашку с расстегнутым воротом и наконец с трепетом взглянула в суровое лицо Стивена Брайента. Она решила, что скорее всего он не ложился. Глубокие складки залегли в уголках его губ, а серые глаза, следившие за Лу и Алланом, нерешительно стоящих на гравии дорожки прямо перед ним, были презрительно-непреклонными и суровыми.
Лу послала ему робкую улыбку, которая угасла, едва успев родиться в уверенности, что он ее оттолкнет. Не было ни капли ответного тепла на худом, жестком лице Стива, бледном — несмотря на загар — от усталости или от гнева.
У Лу подогнулись колени, а сердце бешено заколотилось. О небо, ну почему он так на нее смотрит? Она знала, что волосы ее растрепались, с губ давно уже стерлась помада, а глаза наверняка потускнели и запали от усталости. Больше того, она никак не могла успокоить чуть заметную дрожь, которая снова овладела ею, как ни старалась она с ней справиться. Первые слабые лучи бледного утреннего солнца, ласкавшие ее спину, тоже не могли достаточно согреть ее, чтобы прогнать эту предательскую дрожь. Она знала, что он заметил ее состояние, так, как и все остальные детали.