Когда много тысяч лет назад люди изучали оккультные науки, ученые установили, что короткой жизни человека недостаточно, чтобы достигнуть наиболее высоких ступеней познания. Поэтому ученые того времени направили все свои силы на продление своей жизни, чтобы иметь больше простора для усовершенствования.
Благодаря изучению таинственных законов природы они смогли закалить свои тела против болезней и старости. Им осталось только защитить себя от жестоких и преступных людей, которые всегда готовы разрушить все, что выше и благороднее их самих. Не было прямых способов защиты, но оккультные силы давали возможность беспощадно и жестоко покарать преступника.
Незыблемый закон гласит: всякий, проливший кровь брата, достигшего высокой ступени святости, будет предан смерти. Этот закон действует до настоящего времени, и ты, Хэзерстон, находишься в его власти. Никакой король, никакой император не спасут тебя от этого закона. У тебя нет надежды на спасение.
В прежние времена наш закон действовал мгновенно: убийца погибал одновременно со своей жертвой. Впоследствии было решено, что такое быстрое возмездие мешает преступнику понять всю безмерность своего преступления.
Поэтому сейчас во всех подобных случаях возмездие налагается на человека, то есть на ближайших учеников святого, причем, им разрешено замедлить или ускорить возмездие по своему усмотрению. Это возмездие должно свершиться в одну из годовщин преступления.
Почему возмездие придет именно в этот день, тебе не дано знать. Достаточно, что ты - убийца трижды благословенного Гхулаб-шаха и я - старший из его трех челасов, которым поручено отомстить за его смерть.
Между нами нет личной ненависти. Во время нашего изучения тайн природы мы не имеем ни времени, ни желания для личных чувств и дел. Нам так же нельзя смягчить выполнение этого закона, как для тебя невозможно избежать кары. Рано или поздно мы явимся к тебе и отнимем у тебя жизнь во искупление той жизни, которую ты отнял.
Такая же участь уготована и твоему презренному солдату Смиту. Хотя его вина меньше твоей, он присужден к такому же наказанию за то, что поднял святотатственную руку на избранника Будды. Если твоя жизнь продлена, то лишь для того, чтобы ты раскаивался в злодеянии и чувствовал силу наказания.
Для того, чтобы ты не смог попытаться забыть это, наш колокольчик, наш астральный колокольчик, пользование которым составляет одну из наших оккультных тайн, будет всегда напоминать тебе о том, что произошло и что последует. Ты будешь слышать его днем и ночью, ты не спасешься от челасов Гхулаб-шаха, куда бы ты ни прятался.
Ты больше не увидишь меня, о проклятый человек, до того дня, когда мы придем за тобой. Живи в страхе, в ожидании кары, это будет страшнее самой смерти.
Сделав угрожающий жест, незнакомец повернулся и вышел из палатки.
В то же мгновение я пробудился от летаргии, сковывавшей меня. Вскочив на ноги, я бросился к выходу и выглянул наружу. Часовой-сипай стоял в нескольких шагах от меня, облокотившись на мушкет.
- Собака! - крикнул я индусу. - Как ты осмелился пропустить сюда человека и нарушить мой покой!
Часовой с изумлением уставился на меня.
- Разве кто-нибудь потревожил сагиба? - спросил он.
- Да, только что, сию секунду. Ты должен был видеть его, когда он выходил из моей палатки.
- Уверяю, что сагиб ошибается, - сказал часовой почтительно, но твердо. Я стою здесь час, и за это время никто не выходил из палатки.
Озадаченный и смущенный, я сидел на своем ложе и думал; неужели это галлюцинация, вызванная нервным возбуждением после нашей стычки, но вдруг произошло новое удивительное явление. Над моей головой раздался резкий звон колокольчика. Звон походил на звук от удара ногтем по пустому стакану, но только гораздо громче и сильнее.
Я поглядел вверх, но ничего не заметил.
Я тщательно обыскал всю палатку, но так и не обнаружил причины странного звука. Наконец, измученный и усталый, я послал к черту эту тайну и, бросившись на свое ложе, вскоре крепко заснул.
Проснувшись утром, я был готов объяснить все случившееся только своим воображением. Но вскоре я был выведен из этого заблуждения: не успел я встать, как тот же самый странный звук повторился у моего уха так же громко и так же беспричинно, как прежде. Не понимаю, что это за звук и откуда он раздался. Больше я его не слышал.
Неужели угрозы этого человека осуществятся и неужели звонил тот самый астральный колокольчик, который должен напоминать мне о случившемся? Это, конечно, совершенно невероятно. И все же незнакомец произвел на меня неизгладимое впечатление.
Я постарался как можно точнее записать все, что он мне сказал, но боюсь, что я много пропустил. Чем кончится это странное дело? Придется обратиться к религии и святой воде.
Ни Чемберлену, ни Эллиоту не сообщил ни слова. Они сказали мне, что я сегодня утром выгляжу, как привидение.
ВЕЧЕРОМ. Сравнил свои записки с рассказом артиллериста Руфуса Смита, который ударил старика прикладом. С ним произошло то же самое, что и со мной. Он тоже слышал этот звук. Что все это значит? У меня голова идет кругом.
10 ОКТЯБРЯ (ЧЕРЕЗ ЧЕТЫРЕ ДНЯ).
Боже, спаси нас!
Этими краткими словами заканчивается дневник. Мне показалось, что запись, сделанная после четырехдневного перерыва, говорит о потрясенных нервах и надломленной воле Хэзерстона больше, чем мог бы сказать самый подробный рассказ.
К дневнику была приколота записка, очевидно, недавно написанная генералом. "С тех пор и до настоящего времени, - было сказано в ней, - не проходило дня или ночи, чтобы я не слышал этот ужасный звук, который вызывал у меня целые вереницы мыслей. Ни время, ни привычка не приносили мне успокоения; напротив, с каждым годом мои физические силы ослабевали, нервы отказывались выносить постоянное напряжение.
Я разбит и душою, и телом. Живу в постоянном трепете, всегда напрягаю слух, ожидая ненавистный колокольчик, боюсь говорить с кем-нибудь, чтобы не выдать свое ужасное состояние. Я не знаю покоя, у меня нет даже надежды на покой на этом свете. Клянусь, предпочел бы смерть, и все-таки как только настает пятое октября, я изнемогаю от страха, ибо не знаю, какая загадочная и ужасная смерть мне угрожает.
Прошло сорок лет, как я убил Гхулаб-шаха, и сорок раз я проходил через все ужасы смерти, так и не обретая желанного покоя.
Мне не дано знать, в каком виде придет ко мне возмездие. Я заточил себя в самом глухом углу, окружив себя стенами и оградами, ибо в минуты слабости инстинкт заставляет меня принимать хоть какие-нибудь меры самосохранения. Но в душе я хорошо знаю, что все это тщетно. Теперь они уже скоро придут, потому что я стар, и природа может перегнать их, если они не поторопятся.
Я ставлю себе в заслугу, что не принял синильной кислоты или опиума. Этим способом я мог расстроить планы своих оккультных преследователей, но я всегда считал, что человек не имеет права покидать своего поста, пока его не отзовет высшая власть. Но все эти годы я без колебания подвергал себя опасности, а во время войн делал все возможное, чтобы встретить смерть. Но она избегала меня, унося молодых людей, для которых жизнь только начиналась и было все, что придает цену жизни. А я жил, получал кресты, почести, но они потеряли для меня всякое значение.
Ну что же, я думаю, что все это - не случайность, и что в происшедшем заложен глубокий смысл.
Судьба послала мне драгоценное утешение в лице моей верной и преданной жены, которой я еще до свадьбы открыл свою страшную тайну. Она благородно согласилась разделить мою участь и сняла, таким образом, с моих плеч половину моего бремени. Но непосильная ноша сломила жизнь бедняжки.
Мои дети также явились утешением для меня. Мордаунт знает все или почти все. Что касается Габриель, то мы решили держать ее в неведении, хотя она чувствует, что у нас не все обстоит благополучно.
Мне хотелось бы, чтобы эти записки были показаны доктору Джону Истерлингу из Странтрара. Он случайно услышал звук, который преследует меня. На моем печальном опыте он убедился, что я был прав, что в мире есть много таинственного, о чем не имеют представления в Англии. Дж. Б. Хэзерстон".
Приближался рассвет, когда я закончил читать это удивительное повествование.
Я прочел его вслух своей сестре и Мордаунту, которые с напряженным вниманием слушали.
Мы взглянули в окно, блеск звезд стал слабее, и на востоке забрезжил сероватый свет. Арендатор, хозяин собаки-ищейки, жил в двух милях от нас, значит, надо было идти. Оставив дома Эстер и попросив ее рассказать все отцу, насколько это будет ей под силу, мы захватили с собою немного еды и отправились на поиски.
Глава XVI
ПРОВАЛ КРИ
Когда мы вышли из дома, было еще темно, поэтому мы с трудом различали дорогу на торфяной равнине, поросшей вереском. Но постепенно становилось светлее, и когда мы, наконец, добрались до хижины Фуллартона - совсем рассвело.
Несмотря на раннее утро, хозяин уже был на ногах - вигтаунские крестьяне поднимаются на заре. В нескольких словах мы объяснили хозяину, насколько это было возможно, цель нашего посещения и договорились об оплате. А какой шотландец не позаботится об этом в первую очередь? В результате хозяин не только разрешил нам воспользоваться его собакой, но даже решил сам сопровождать нас.
Мордаунт, которого беспокоила возможность огласки нашей тайны, сперва возражал против этого, но я убедил его, что наличие сильного и ловкого мужчины может оказаться весьма полезным, тем более, что мы не знаем, с какими трудностями нам придется встретиться. Кроме того, у нас будет меньше хлопот с собакой, если ее хозяин будет рядом. Эти доводы оказали свое влияние.
Рыжие волосы хозяина, похожие на паклю, торчали во все стороны, борода была нечесана, собака, тоже рыжая, была из породы длинношерстных и напоминала собою пук пакли.
Весь путь до холла хозяин разглагольствовал о разуме собаки, об ее сверхъестественном чутье, но рассказы его не доходили до сознания слушателей, потому что мои мысли были заняты загадочной историей, только что прочитанной в дневнике Хэзерстона, а Мордаунт всей душой стремился на поиски. Он беспрестанно озирался, надеясь увидеть какие-нибудь следы. Но на торфяной равнине не было и признака движения. Все было безмолвно.
Мы пробыли в Клумбере очень недолго, была дорога каждая минута. Мордаунт бросился в дом, вынес старый сюртук отца и передал его Фуллартону, тот протянул его собаке. Умное животное тщательно обнюхало сюртук, потом с легким визгом помчалось по аллее, снова вернулось, чтобы еще раз обнюхать его и, наконец, радостно залаяло. Хозяин привязал к ошейнику собаки длинную веревку, чтобы она не могла бежать слишком быстро, и мы направились на поиски. Собака натянула веревку. Около двухсот ярдов мы шли вдоль шоссе, потом пробрались через проход в изгороди и, наконец, вышли на торфяную равнину. Собака вела нас к северу.
К этому времени солнце уже поднялось над горизонтом и в его лучах окрестности были радостными, светлыми.
Следы были, очевидно, четкими, собака не колебалась и, ни на минуту не останавливаясь, тянула своего хозяина с такой быстротой, что он прекратил свои россказни. В одном месте, когда нам пришлось перебираться через ручей, след казалось, исчез. Но через несколько минут наш чуткий помощник снова нашел его на другом берегу и побежал дальше по непроторенной торфяной равнине, все время взвизгивая и лая от возбуждения. Не будь мы натренированы в ходьбе и не обладай мы хорошими легкими, мы не смогли бы вынести этот безостановочный и быстрый переход по неровной почве, в вереске, который иногда доходил нам до пояса.
Что касается меня, то сейчас, оглядываясь назад, я могу сказать, что не имел четкого представления о цели, к которой мы стремились. Помню, моя голова была полна самых неопределенных и разнообразных предположений. Может быть, буддисты держали около берега судно, на котором думали отплыть со своими пленниками на Восток? Направление следов сперва подтверждало эту мысль: наш путь шел к верхней части бухты. Однако вскоре собака свернула в сторону и двинулась в глубь степи.
К десяти часам утра мы прошли около двадцати миль и были вынуждены остановиться на несколько минут, чтобы перевести дух, тем более, что последние две мили мы поднимались по склонам Вигтаунских холмов.
С вершины холма, высотою не более тысячи футов, мы взглянули на север и увидели самый унылый и мрачный пейзаж, какой можно себе представить. Направо до горизонта - широкая запруда тины и воды. То тут, то там на серовато-коричневой поверхности этой огромной топи виднелись островки чахлого желтого тростника и зеленоватой пены, что еще более подчеркивало безрадостность этого места.
Ближе к нам находились заброшенные торфоразработки. Здесь когда-то работали люди. Но помимо этих немногочисленных следов, нигде не было видно признаков жизни человека. Даже вороны и чайки не пролетали над отвратительной пустыней.
Это была огромная трясина Кри - топь с соленой водой, образовавшаяся в результате набегов моря. Вся местность была до такой степени пересечена опасными трясинами и предательскими ямами, наполненными жидкой грязью, что ни один человек не осмелился бы ступить на нее. Только немногие крестьяне знали безопасные тропинки в трясине Кри.
Когда мы подошли к тростнику, обозначавшему границу болота, мы почувствовали отвратительное зловоние стоячей воды и гниющих растений, землистый удушливый запах. Вид этого места был так страшен и мрачен, что арендатор стал колебаться; мы с трудом уговорили его двигаться дальше. Но собака, которая не поддавалась впечатлениям, продолжала с лаем бежать вперед, опустив нос к земле. Каждый мускул ее трепетал от возбуждения и нетерпения.
Что касается поисков тропы через трясину, то у нас не было никаких сомнений: где прошли пятеро, могут пройти трое. На мягкой черной илистой почве были хорошо видны следы группы людей. Они шли в один ряд на равном расстоянии друг от друга. Было ясно, что буддисты не применяли никакого физического насилия над генералом и его спутником. Принуждение было духовное, а не физическое.
Через некоторое время пришлось двигаться очень осторожно, чтобы не сойти с узкой полосы твердой почвы. По обеим сторонам ее были ямы, покрытые неглубокой стоячей водой, скрывавшие полужидкую грязь. В некоторых местах грязь была на поверхности, покрыта редкими колючками чахлой растительности. Большие багровые и желтоватые грибообразные растения создавали впечатление, что сама природа страдала какой-то отвратительной болезнью.
По временам темные, крабообразные существа разбегались при нашем приближении, черви телесного цвета извивались и корчились в сухом тростнике. Тучи жужжащих и пищащих насекомых поднимались при каждом нашем движении, плотным облаком окутывали наши головы, опускались на лицо и руки и жалили нас. Никогда еще не бывал я в таком ужасном гнилом месте.
Мордаунт Хэзерстон решительно шел вперед. Нам оставалось только следовать за ним. Я, во всяком случае, решил оставаться с ним до самого конца.
По мере того, как мы шли вперед, тропинка становилась все уже. Вскоре мы увидели, что люди, за которыми мы следовали, были вынуждены идти друг за другом, в одну линию. Впереди нас шел Фуллартон с собакой; они показывали нам дорогу, за ними следовал Мордаунт, а я замыкал шествие. Последние полчаса Фуллартон был мрачен, молчалив и еле отвечал на наши вопросы. Вдруг он резко остановился и сказал, что не сделает ни шага дальше.
- Нечистое место, - сказал он. - Кроме того, я знаю, куда нас ведет эта тропинка.
- Куда же? - спросил я.
- В провал Кри, - ответил он. - Это место уже близко.
- Провал Кри? Что это такое?
- Это огромная яма такой глубины, что до дна добраться невозможно. Говорят, что это вход в бездонный колодец.
- Вы были там? - спросил я.
- Был ли я там? - воскликнул он. - Что мне делать в этой яме?! Нет, никогда там не был, да и никто в здравом уме не пойдет туда.
- В таком случае, откуда же вы все это знаете?
- Мой прадед там был, поэтому я и знаю. Он держал с кем-то пари и пошел туда в субботу вечером. Старик не любил рассказывать об этом и никогда не говорил, что с ним случилось, но с тех пор он боялся даже названия провала Кри. Это первый из Фуллартонов, побывавший там и, полагаю, последний. Если хотите, послушайте моего совета - бросайте всю эту затею и идите домой: поверьте мне, здесь добра не будет.
- Мы идем вперед независимо от того, будете ли вы с нами. Оставьте нам собаку и ждите нас; мы захватим вас на обратном пути.
- Нет, нет! - закричал он. - Я не хочу, чтобы нечистая сила запугала мою собаку и не позволю ей гоняться за сатаной, как за зайцем. Собака останется здесь.
- Собака пойдет с нами, - сказал Мордаунт, сверкая глазами. - У нас нет времени спорить с вами. Вот вам пять фунтов. Отдайте нам собаку или, клянусь богом, я отберу ее силой, а если вы будете мешать, швырну вас в болото.
Глядя на неистовую ярость Мордаунта, я смог себе представить, каким был генерал сорок лет тому назад.
Не знаю уж, что именно подействовало на Фуллартона - деньги или угроза, но только он одной рукой схватил банковский билет, а другой передал Мордаунту веревку, к которой была привязана собака. Предоставив Фуллартону самому возвращаться домой, мы продолжали идти вперед по огромной топи.
Извилистая тропинка становилась все менее различимой, иногда ее даже покрывала вода. Но нас подгоняло все возрастающее возбуждение собаки и глубокие отпечатки в грязи ног людей, прошедших перед нами. Наконец, когда мы пробились сквозь целую рощу высокого камыша, мы увидали такое место, мрачный вид которого мог бы доставить Данте новые подробности для его "Ада".
Здесь трясина образовывала огромную воронкообразную впадину, которая заканчивалась в центре круглым отверстием около сорока футов в диаметре. Это был водоворот из грязи, скользящей вниз с краев этой страшной воронки.
Перед нами было то самое место, которое называлось провалом Кри и которое имело такую зловещую репутацию среди крестьян. Я не удивляюсь, что оно так поражало их воображение, так нельзя было представить более страшного и мрачного зрелища. Оно вполне соответствовало той отвратительной дороге, которая к нему вела.
Следы шли по склону, ведущему в бездну. Мы с замиранием сердца смотрели на них, понимая, что наши поиски пришли к концу.
Недалеко от тропинки, ведущей вниз, были видны следы ног, направлявшихся обратно, следы тех, кто вернулся с самого края бездны. Мы одновременно взглянули на них и у нас невольно вырвался крик ужаса. Потом мы долго и молча разглядывали их; эти следы раскрыли перед нами всю трагедию: пять человек спустились вниз, вернулось только трое.
Никто никогда не узнает подробностей этого дела. Однако нигде не было видно следов борьбы или попытки спастись бегством.
Мы встали на колени у края ямы и попытались заглянуть в нее. Из нее поднимались нездоровые испарения, из глубины доносился грохочущий звук воды. Около нас лежал большой камень, и я швырнул его вниз. Но мы так и не услыхали звука или плеска...
И только один звук коснулся нашего слуха, когда мы стояли, склонившись над отвратительной бездной: высокий, чистый, немного вибрирующий звук. Он прозвучал из бездны короткое мгновение, и затем снова наступила мертвая тишина. Я не суеверен и не хочу ссылаться на неестественные причины. Быть может, этот тонкий звук возник от воды, протекающей в глубине ямы, а может быть это был тот зловещий колокольчик, о котором я так много слышал. Как бы ни объяснять причины этого звука, он оказался единственным, донесшимся до нас из могилы двух людей, поплатившихся за свои старые грехи.
С неразумным упрямством, с которым люди цепляются за соломинку, мы оба стали громко звать генерала. Мы не услышали в ответ ничего. Наши ноги болели, сердца переполняла печаль. Грустные повернули мы обратно.
- Что же нам делать, Мордаунт? - спросил я тихо. - Мы можем только молиться за упокой их душ.
Молодой Хэзерстон взглянул на меня пылающим взором.
- Может быть, все это прекрасно по оккультным законам, - воскликнул он, но посмотрим, что скажут на это законы Англии. Думаю, что челаса можно повесить, как любого другого человека. Еще не поздно догнать их. Сюда, собачка, сюда!
Он подтянул к себе собаку и поставил ее около следов трех индусов. Животное дважды обнюхало эти следы и вдруг припало к земле, ощетинило шерсть и легло с высунутым языком, дрожа и трепеща, как живое воплощение ужаса.
- Видите, - сказал я, - бесполезно бороться с теми, кто обладает силами, которые мы даже не в состоянии назвать. Нам остается покориться неизбежному и возложить надежду на то, что эти двое получат в ином мире воздаяние за все, что они выстрадали в этом мире.
- И освободятся от дьявольских культов и их преступных преследователей, в ярости воскликнул Мордаунт.
Долго я не мог увести его от места гибели отца; с трудом удалось мне убедить Мордаунта, что его пребывание здесь совершенно бесполезно.
О, как утомителен, как грустен был наш обратный путь! Он был очень долгим. На обратном пути мы захватили Фуллартона и вернули ему его собаку, не сказав ни слова о результатах нашего похода и предоставив ему добираться домой без нас.
А мы брели весь остаток дня по торфяным равнинам. Ноги наши отяжелели, тяжесть лежала на сердце. Только к вечеру мы оказались под крышей Клумбера.
Моя бедная Габриель несколько недель была на грани смерти и, хотя она, наконец, выздоровела благодаря уходу моей сестры и искусству доктора Джона Истерлинга, она и до сих пор еще не полностью восстановила свои силы. Мордаунт тоже очень долго и тяжело страдал и только после нашего переезда в Эдинбург несколько оправился от потрясения.
Что касается несчастной миссис Хэзерстон, то ни врачи, ни перемена климата не могли ей помочь. Она медленно теряла силы и вскоре стало ясно, что самое большее через несколько недель она соединится со своим мужем.
Лэрд Бранксом вернулся из Италии совершенно здоровым, вследствие чего нам пришлось снова вернуться в Эдинбург.
Когда я писал свое повествование, у меня отнюдь не было намерения демонстрировать широкой публике подробности моих личных дел. Я хотел только оставить достоверный рассказ об этих удивительных событиях, что я и сделал, насколько это оказалось в моих силах. При этом я ничего не отбрасывал и ничего не прибавлял от себя.
Теперь читатель имеет возможность составить свое собственное суждение без моей помощи о причинах исчезновения и смерти Джона Хэзерстона и Руфуса Смита.
Мне лично неясен только один пункт. Почему челасы Гхулаб-шаха увели свои жертвы к уединенному провалу Кри, вместо того, чтобы убить их в Клумбере. Это остается загадкой для меня.
Но мы должны признать свое полное неведение в области оккультных наук. Если бы мы знали побольше, может быть, мы смогли усмотреть какую-то аналогию между отвратительной трясиной Кри и кощунственным убийством. Возможно, что обычаи и обряды челасов требовали совершить именно такой вид казни за совершенное преступление.
Возможно, я слишком догматичен, но я допускаю, что буддистские жрецы могли иметь весьма основательные причины для своих поступков, которые они, очевидно, хорошо обдумали заранее.
Через несколько месяцев после этих событий я прочитал в "Звезде Индии" короткую заметку о том, что три известных буддиста Лал-Хуми, Моудар-Хан и Рам-Сингх после кратковременной поездки в Европу вернулись в Индию на корабле "Декан". Тут же рядом была напечатана статья о жизни и заслугах генерал-майора Хэзерстона, который недавно исчез из своего поместья в Вигтауншире и который, как полагают, утонул.
Не думаю, что кто-нибудь, кроме меня, увидел связь между этими двумя сообщениями. Я никогда не показывал этих заметок ни жене, ни Мордаунту. Они узнают о их существовании, только прочитав эти страницы.
1 Лэрд - звание помещика в Шотландии.
2 Старому мошеннику хорошо заплатили за труды, и ему не следовало бы говорить о какой-либо любезности с его стороны. (Прим. Дж. Ф. Уэста).
3 Слова застряли в глотке (лат.).
Благодаря изучению таинственных законов природы они смогли закалить свои тела против болезней и старости. Им осталось только защитить себя от жестоких и преступных людей, которые всегда готовы разрушить все, что выше и благороднее их самих. Не было прямых способов защиты, но оккультные силы давали возможность беспощадно и жестоко покарать преступника.
Незыблемый закон гласит: всякий, проливший кровь брата, достигшего высокой ступени святости, будет предан смерти. Этот закон действует до настоящего времени, и ты, Хэзерстон, находишься в его власти. Никакой король, никакой император не спасут тебя от этого закона. У тебя нет надежды на спасение.
В прежние времена наш закон действовал мгновенно: убийца погибал одновременно со своей жертвой. Впоследствии было решено, что такое быстрое возмездие мешает преступнику понять всю безмерность своего преступления.
Поэтому сейчас во всех подобных случаях возмездие налагается на человека, то есть на ближайших учеников святого, причем, им разрешено замедлить или ускорить возмездие по своему усмотрению. Это возмездие должно свершиться в одну из годовщин преступления.
Почему возмездие придет именно в этот день, тебе не дано знать. Достаточно, что ты - убийца трижды благословенного Гхулаб-шаха и я - старший из его трех челасов, которым поручено отомстить за его смерть.
Между нами нет личной ненависти. Во время нашего изучения тайн природы мы не имеем ни времени, ни желания для личных чувств и дел. Нам так же нельзя смягчить выполнение этого закона, как для тебя невозможно избежать кары. Рано или поздно мы явимся к тебе и отнимем у тебя жизнь во искупление той жизни, которую ты отнял.
Такая же участь уготована и твоему презренному солдату Смиту. Хотя его вина меньше твоей, он присужден к такому же наказанию за то, что поднял святотатственную руку на избранника Будды. Если твоя жизнь продлена, то лишь для того, чтобы ты раскаивался в злодеянии и чувствовал силу наказания.
Для того, чтобы ты не смог попытаться забыть это, наш колокольчик, наш астральный колокольчик, пользование которым составляет одну из наших оккультных тайн, будет всегда напоминать тебе о том, что произошло и что последует. Ты будешь слышать его днем и ночью, ты не спасешься от челасов Гхулаб-шаха, куда бы ты ни прятался.
Ты больше не увидишь меня, о проклятый человек, до того дня, когда мы придем за тобой. Живи в страхе, в ожидании кары, это будет страшнее самой смерти.
Сделав угрожающий жест, незнакомец повернулся и вышел из палатки.
В то же мгновение я пробудился от летаргии, сковывавшей меня. Вскочив на ноги, я бросился к выходу и выглянул наружу. Часовой-сипай стоял в нескольких шагах от меня, облокотившись на мушкет.
- Собака! - крикнул я индусу. - Как ты осмелился пропустить сюда человека и нарушить мой покой!
Часовой с изумлением уставился на меня.
- Разве кто-нибудь потревожил сагиба? - спросил он.
- Да, только что, сию секунду. Ты должен был видеть его, когда он выходил из моей палатки.
- Уверяю, что сагиб ошибается, - сказал часовой почтительно, но твердо. Я стою здесь час, и за это время никто не выходил из палатки.
Озадаченный и смущенный, я сидел на своем ложе и думал; неужели это галлюцинация, вызванная нервным возбуждением после нашей стычки, но вдруг произошло новое удивительное явление. Над моей головой раздался резкий звон колокольчика. Звон походил на звук от удара ногтем по пустому стакану, но только гораздо громче и сильнее.
Я поглядел вверх, но ничего не заметил.
Я тщательно обыскал всю палатку, но так и не обнаружил причины странного звука. Наконец, измученный и усталый, я послал к черту эту тайну и, бросившись на свое ложе, вскоре крепко заснул.
Проснувшись утром, я был готов объяснить все случившееся только своим воображением. Но вскоре я был выведен из этого заблуждения: не успел я встать, как тот же самый странный звук повторился у моего уха так же громко и так же беспричинно, как прежде. Не понимаю, что это за звук и откуда он раздался. Больше я его не слышал.
Неужели угрозы этого человека осуществятся и неужели звонил тот самый астральный колокольчик, который должен напоминать мне о случившемся? Это, конечно, совершенно невероятно. И все же незнакомец произвел на меня неизгладимое впечатление.
Я постарался как можно точнее записать все, что он мне сказал, но боюсь, что я много пропустил. Чем кончится это странное дело? Придется обратиться к религии и святой воде.
Ни Чемберлену, ни Эллиоту не сообщил ни слова. Они сказали мне, что я сегодня утром выгляжу, как привидение.
ВЕЧЕРОМ. Сравнил свои записки с рассказом артиллериста Руфуса Смита, который ударил старика прикладом. С ним произошло то же самое, что и со мной. Он тоже слышал этот звук. Что все это значит? У меня голова идет кругом.
10 ОКТЯБРЯ (ЧЕРЕЗ ЧЕТЫРЕ ДНЯ).
Боже, спаси нас!
Этими краткими словами заканчивается дневник. Мне показалось, что запись, сделанная после четырехдневного перерыва, говорит о потрясенных нервах и надломленной воле Хэзерстона больше, чем мог бы сказать самый подробный рассказ.
К дневнику была приколота записка, очевидно, недавно написанная генералом. "С тех пор и до настоящего времени, - было сказано в ней, - не проходило дня или ночи, чтобы я не слышал этот ужасный звук, который вызывал у меня целые вереницы мыслей. Ни время, ни привычка не приносили мне успокоения; напротив, с каждым годом мои физические силы ослабевали, нервы отказывались выносить постоянное напряжение.
Я разбит и душою, и телом. Живу в постоянном трепете, всегда напрягаю слух, ожидая ненавистный колокольчик, боюсь говорить с кем-нибудь, чтобы не выдать свое ужасное состояние. Я не знаю покоя, у меня нет даже надежды на покой на этом свете. Клянусь, предпочел бы смерть, и все-таки как только настает пятое октября, я изнемогаю от страха, ибо не знаю, какая загадочная и ужасная смерть мне угрожает.
Прошло сорок лет, как я убил Гхулаб-шаха, и сорок раз я проходил через все ужасы смерти, так и не обретая желанного покоя.
Мне не дано знать, в каком виде придет ко мне возмездие. Я заточил себя в самом глухом углу, окружив себя стенами и оградами, ибо в минуты слабости инстинкт заставляет меня принимать хоть какие-нибудь меры самосохранения. Но в душе я хорошо знаю, что все это тщетно. Теперь они уже скоро придут, потому что я стар, и природа может перегнать их, если они не поторопятся.
Я ставлю себе в заслугу, что не принял синильной кислоты или опиума. Этим способом я мог расстроить планы своих оккультных преследователей, но я всегда считал, что человек не имеет права покидать своего поста, пока его не отзовет высшая власть. Но все эти годы я без колебания подвергал себя опасности, а во время войн делал все возможное, чтобы встретить смерть. Но она избегала меня, унося молодых людей, для которых жизнь только начиналась и было все, что придает цену жизни. А я жил, получал кресты, почести, но они потеряли для меня всякое значение.
Ну что же, я думаю, что все это - не случайность, и что в происшедшем заложен глубокий смысл.
Судьба послала мне драгоценное утешение в лице моей верной и преданной жены, которой я еще до свадьбы открыл свою страшную тайну. Она благородно согласилась разделить мою участь и сняла, таким образом, с моих плеч половину моего бремени. Но непосильная ноша сломила жизнь бедняжки.
Мои дети также явились утешением для меня. Мордаунт знает все или почти все. Что касается Габриель, то мы решили держать ее в неведении, хотя она чувствует, что у нас не все обстоит благополучно.
Мне хотелось бы, чтобы эти записки были показаны доктору Джону Истерлингу из Странтрара. Он случайно услышал звук, который преследует меня. На моем печальном опыте он убедился, что я был прав, что в мире есть много таинственного, о чем не имеют представления в Англии. Дж. Б. Хэзерстон".
Приближался рассвет, когда я закончил читать это удивительное повествование.
Я прочел его вслух своей сестре и Мордаунту, которые с напряженным вниманием слушали.
Мы взглянули в окно, блеск звезд стал слабее, и на востоке забрезжил сероватый свет. Арендатор, хозяин собаки-ищейки, жил в двух милях от нас, значит, надо было идти. Оставив дома Эстер и попросив ее рассказать все отцу, насколько это будет ей под силу, мы захватили с собою немного еды и отправились на поиски.
Глава XVI
ПРОВАЛ КРИ
Когда мы вышли из дома, было еще темно, поэтому мы с трудом различали дорогу на торфяной равнине, поросшей вереском. Но постепенно становилось светлее, и когда мы, наконец, добрались до хижины Фуллартона - совсем рассвело.
Несмотря на раннее утро, хозяин уже был на ногах - вигтаунские крестьяне поднимаются на заре. В нескольких словах мы объяснили хозяину, насколько это было возможно, цель нашего посещения и договорились об оплате. А какой шотландец не позаботится об этом в первую очередь? В результате хозяин не только разрешил нам воспользоваться его собакой, но даже решил сам сопровождать нас.
Мордаунт, которого беспокоила возможность огласки нашей тайны, сперва возражал против этого, но я убедил его, что наличие сильного и ловкого мужчины может оказаться весьма полезным, тем более, что мы не знаем, с какими трудностями нам придется встретиться. Кроме того, у нас будет меньше хлопот с собакой, если ее хозяин будет рядом. Эти доводы оказали свое влияние.
Рыжие волосы хозяина, похожие на паклю, торчали во все стороны, борода была нечесана, собака, тоже рыжая, была из породы длинношерстных и напоминала собою пук пакли.
Весь путь до холла хозяин разглагольствовал о разуме собаки, об ее сверхъестественном чутье, но рассказы его не доходили до сознания слушателей, потому что мои мысли были заняты загадочной историей, только что прочитанной в дневнике Хэзерстона, а Мордаунт всей душой стремился на поиски. Он беспрестанно озирался, надеясь увидеть какие-нибудь следы. Но на торфяной равнине не было и признака движения. Все было безмолвно.
Мы пробыли в Клумбере очень недолго, была дорога каждая минута. Мордаунт бросился в дом, вынес старый сюртук отца и передал его Фуллартону, тот протянул его собаке. Умное животное тщательно обнюхало сюртук, потом с легким визгом помчалось по аллее, снова вернулось, чтобы еще раз обнюхать его и, наконец, радостно залаяло. Хозяин привязал к ошейнику собаки длинную веревку, чтобы она не могла бежать слишком быстро, и мы направились на поиски. Собака натянула веревку. Около двухсот ярдов мы шли вдоль шоссе, потом пробрались через проход в изгороди и, наконец, вышли на торфяную равнину. Собака вела нас к северу.
К этому времени солнце уже поднялось над горизонтом и в его лучах окрестности были радостными, светлыми.
Следы были, очевидно, четкими, собака не колебалась и, ни на минуту не останавливаясь, тянула своего хозяина с такой быстротой, что он прекратил свои россказни. В одном месте, когда нам пришлось перебираться через ручей, след казалось, исчез. Но через несколько минут наш чуткий помощник снова нашел его на другом берегу и побежал дальше по непроторенной торфяной равнине, все время взвизгивая и лая от возбуждения. Не будь мы натренированы в ходьбе и не обладай мы хорошими легкими, мы не смогли бы вынести этот безостановочный и быстрый переход по неровной почве, в вереске, который иногда доходил нам до пояса.
Что касается меня, то сейчас, оглядываясь назад, я могу сказать, что не имел четкого представления о цели, к которой мы стремились. Помню, моя голова была полна самых неопределенных и разнообразных предположений. Может быть, буддисты держали около берега судно, на котором думали отплыть со своими пленниками на Восток? Направление следов сперва подтверждало эту мысль: наш путь шел к верхней части бухты. Однако вскоре собака свернула в сторону и двинулась в глубь степи.
К десяти часам утра мы прошли около двадцати миль и были вынуждены остановиться на несколько минут, чтобы перевести дух, тем более, что последние две мили мы поднимались по склонам Вигтаунских холмов.
С вершины холма, высотою не более тысячи футов, мы взглянули на север и увидели самый унылый и мрачный пейзаж, какой можно себе представить. Направо до горизонта - широкая запруда тины и воды. То тут, то там на серовато-коричневой поверхности этой огромной топи виднелись островки чахлого желтого тростника и зеленоватой пены, что еще более подчеркивало безрадостность этого места.
Ближе к нам находились заброшенные торфоразработки. Здесь когда-то работали люди. Но помимо этих немногочисленных следов, нигде не было видно признаков жизни человека. Даже вороны и чайки не пролетали над отвратительной пустыней.
Это была огромная трясина Кри - топь с соленой водой, образовавшаяся в результате набегов моря. Вся местность была до такой степени пересечена опасными трясинами и предательскими ямами, наполненными жидкой грязью, что ни один человек не осмелился бы ступить на нее. Только немногие крестьяне знали безопасные тропинки в трясине Кри.
Когда мы подошли к тростнику, обозначавшему границу болота, мы почувствовали отвратительное зловоние стоячей воды и гниющих растений, землистый удушливый запах. Вид этого места был так страшен и мрачен, что арендатор стал колебаться; мы с трудом уговорили его двигаться дальше. Но собака, которая не поддавалась впечатлениям, продолжала с лаем бежать вперед, опустив нос к земле. Каждый мускул ее трепетал от возбуждения и нетерпения.
Что касается поисков тропы через трясину, то у нас не было никаких сомнений: где прошли пятеро, могут пройти трое. На мягкой черной илистой почве были хорошо видны следы группы людей. Они шли в один ряд на равном расстоянии друг от друга. Было ясно, что буддисты не применяли никакого физического насилия над генералом и его спутником. Принуждение было духовное, а не физическое.
Через некоторое время пришлось двигаться очень осторожно, чтобы не сойти с узкой полосы твердой почвы. По обеим сторонам ее были ямы, покрытые неглубокой стоячей водой, скрывавшие полужидкую грязь. В некоторых местах грязь была на поверхности, покрыта редкими колючками чахлой растительности. Большие багровые и желтоватые грибообразные растения создавали впечатление, что сама природа страдала какой-то отвратительной болезнью.
По временам темные, крабообразные существа разбегались при нашем приближении, черви телесного цвета извивались и корчились в сухом тростнике. Тучи жужжащих и пищащих насекомых поднимались при каждом нашем движении, плотным облаком окутывали наши головы, опускались на лицо и руки и жалили нас. Никогда еще не бывал я в таком ужасном гнилом месте.
Мордаунт Хэзерстон решительно шел вперед. Нам оставалось только следовать за ним. Я, во всяком случае, решил оставаться с ним до самого конца.
По мере того, как мы шли вперед, тропинка становилась все уже. Вскоре мы увидели, что люди, за которыми мы следовали, были вынуждены идти друг за другом, в одну линию. Впереди нас шел Фуллартон с собакой; они показывали нам дорогу, за ними следовал Мордаунт, а я замыкал шествие. Последние полчаса Фуллартон был мрачен, молчалив и еле отвечал на наши вопросы. Вдруг он резко остановился и сказал, что не сделает ни шага дальше.
- Нечистое место, - сказал он. - Кроме того, я знаю, куда нас ведет эта тропинка.
- Куда же? - спросил я.
- В провал Кри, - ответил он. - Это место уже близко.
- Провал Кри? Что это такое?
- Это огромная яма такой глубины, что до дна добраться невозможно. Говорят, что это вход в бездонный колодец.
- Вы были там? - спросил я.
- Был ли я там? - воскликнул он. - Что мне делать в этой яме?! Нет, никогда там не был, да и никто в здравом уме не пойдет туда.
- В таком случае, откуда же вы все это знаете?
- Мой прадед там был, поэтому я и знаю. Он держал с кем-то пари и пошел туда в субботу вечером. Старик не любил рассказывать об этом и никогда не говорил, что с ним случилось, но с тех пор он боялся даже названия провала Кри. Это первый из Фуллартонов, побывавший там и, полагаю, последний. Если хотите, послушайте моего совета - бросайте всю эту затею и идите домой: поверьте мне, здесь добра не будет.
- Мы идем вперед независимо от того, будете ли вы с нами. Оставьте нам собаку и ждите нас; мы захватим вас на обратном пути.
- Нет, нет! - закричал он. - Я не хочу, чтобы нечистая сила запугала мою собаку и не позволю ей гоняться за сатаной, как за зайцем. Собака останется здесь.
- Собака пойдет с нами, - сказал Мордаунт, сверкая глазами. - У нас нет времени спорить с вами. Вот вам пять фунтов. Отдайте нам собаку или, клянусь богом, я отберу ее силой, а если вы будете мешать, швырну вас в болото.
Глядя на неистовую ярость Мордаунта, я смог себе представить, каким был генерал сорок лет тому назад.
Не знаю уж, что именно подействовало на Фуллартона - деньги или угроза, но только он одной рукой схватил банковский билет, а другой передал Мордаунту веревку, к которой была привязана собака. Предоставив Фуллартону самому возвращаться домой, мы продолжали идти вперед по огромной топи.
Извилистая тропинка становилась все менее различимой, иногда ее даже покрывала вода. Но нас подгоняло все возрастающее возбуждение собаки и глубокие отпечатки в грязи ног людей, прошедших перед нами. Наконец, когда мы пробились сквозь целую рощу высокого камыша, мы увидали такое место, мрачный вид которого мог бы доставить Данте новые подробности для его "Ада".
Здесь трясина образовывала огромную воронкообразную впадину, которая заканчивалась в центре круглым отверстием около сорока футов в диаметре. Это был водоворот из грязи, скользящей вниз с краев этой страшной воронки.
Перед нами было то самое место, которое называлось провалом Кри и которое имело такую зловещую репутацию среди крестьян. Я не удивляюсь, что оно так поражало их воображение, так нельзя было представить более страшного и мрачного зрелища. Оно вполне соответствовало той отвратительной дороге, которая к нему вела.
Следы шли по склону, ведущему в бездну. Мы с замиранием сердца смотрели на них, понимая, что наши поиски пришли к концу.
Недалеко от тропинки, ведущей вниз, были видны следы ног, направлявшихся обратно, следы тех, кто вернулся с самого края бездны. Мы одновременно взглянули на них и у нас невольно вырвался крик ужаса. Потом мы долго и молча разглядывали их; эти следы раскрыли перед нами всю трагедию: пять человек спустились вниз, вернулось только трое.
Никто никогда не узнает подробностей этого дела. Однако нигде не было видно следов борьбы или попытки спастись бегством.
Мы встали на колени у края ямы и попытались заглянуть в нее. Из нее поднимались нездоровые испарения, из глубины доносился грохочущий звук воды. Около нас лежал большой камень, и я швырнул его вниз. Но мы так и не услыхали звука или плеска...
И только один звук коснулся нашего слуха, когда мы стояли, склонившись над отвратительной бездной: высокий, чистый, немного вибрирующий звук. Он прозвучал из бездны короткое мгновение, и затем снова наступила мертвая тишина. Я не суеверен и не хочу ссылаться на неестественные причины. Быть может, этот тонкий звук возник от воды, протекающей в глубине ямы, а может быть это был тот зловещий колокольчик, о котором я так много слышал. Как бы ни объяснять причины этого звука, он оказался единственным, донесшимся до нас из могилы двух людей, поплатившихся за свои старые грехи.
С неразумным упрямством, с которым люди цепляются за соломинку, мы оба стали громко звать генерала. Мы не услышали в ответ ничего. Наши ноги болели, сердца переполняла печаль. Грустные повернули мы обратно.
- Что же нам делать, Мордаунт? - спросил я тихо. - Мы можем только молиться за упокой их душ.
Молодой Хэзерстон взглянул на меня пылающим взором.
- Может быть, все это прекрасно по оккультным законам, - воскликнул он, но посмотрим, что скажут на это законы Англии. Думаю, что челаса можно повесить, как любого другого человека. Еще не поздно догнать их. Сюда, собачка, сюда!
Он подтянул к себе собаку и поставил ее около следов трех индусов. Животное дважды обнюхало эти следы и вдруг припало к земле, ощетинило шерсть и легло с высунутым языком, дрожа и трепеща, как живое воплощение ужаса.
- Видите, - сказал я, - бесполезно бороться с теми, кто обладает силами, которые мы даже не в состоянии назвать. Нам остается покориться неизбежному и возложить надежду на то, что эти двое получат в ином мире воздаяние за все, что они выстрадали в этом мире.
- И освободятся от дьявольских культов и их преступных преследователей, в ярости воскликнул Мордаунт.
Долго я не мог увести его от места гибели отца; с трудом удалось мне убедить Мордаунта, что его пребывание здесь совершенно бесполезно.
О, как утомителен, как грустен был наш обратный путь! Он был очень долгим. На обратном пути мы захватили Фуллартона и вернули ему его собаку, не сказав ни слова о результатах нашего похода и предоставив ему добираться домой без нас.
А мы брели весь остаток дня по торфяным равнинам. Ноги наши отяжелели, тяжесть лежала на сердце. Только к вечеру мы оказались под крышей Клумбера.
Моя бедная Габриель несколько недель была на грани смерти и, хотя она, наконец, выздоровела благодаря уходу моей сестры и искусству доктора Джона Истерлинга, она и до сих пор еще не полностью восстановила свои силы. Мордаунт тоже очень долго и тяжело страдал и только после нашего переезда в Эдинбург несколько оправился от потрясения.
Что касается несчастной миссис Хэзерстон, то ни врачи, ни перемена климата не могли ей помочь. Она медленно теряла силы и вскоре стало ясно, что самое большее через несколько недель она соединится со своим мужем.
Лэрд Бранксом вернулся из Италии совершенно здоровым, вследствие чего нам пришлось снова вернуться в Эдинбург.
Когда я писал свое повествование, у меня отнюдь не было намерения демонстрировать широкой публике подробности моих личных дел. Я хотел только оставить достоверный рассказ об этих удивительных событиях, что я и сделал, насколько это оказалось в моих силах. При этом я ничего не отбрасывал и ничего не прибавлял от себя.
Теперь читатель имеет возможность составить свое собственное суждение без моей помощи о причинах исчезновения и смерти Джона Хэзерстона и Руфуса Смита.
Мне лично неясен только один пункт. Почему челасы Гхулаб-шаха увели свои жертвы к уединенному провалу Кри, вместо того, чтобы убить их в Клумбере. Это остается загадкой для меня.
Но мы должны признать свое полное неведение в области оккультных наук. Если бы мы знали побольше, может быть, мы смогли усмотреть какую-то аналогию между отвратительной трясиной Кри и кощунственным убийством. Возможно, что обычаи и обряды челасов требовали совершить именно такой вид казни за совершенное преступление.
Возможно, я слишком догматичен, но я допускаю, что буддистские жрецы могли иметь весьма основательные причины для своих поступков, которые они, очевидно, хорошо обдумали заранее.
Через несколько месяцев после этих событий я прочитал в "Звезде Индии" короткую заметку о том, что три известных буддиста Лал-Хуми, Моудар-Хан и Рам-Сингх после кратковременной поездки в Европу вернулись в Индию на корабле "Декан". Тут же рядом была напечатана статья о жизни и заслугах генерал-майора Хэзерстона, который недавно исчез из своего поместья в Вигтауншире и который, как полагают, утонул.
Не думаю, что кто-нибудь, кроме меня, увидел связь между этими двумя сообщениями. Я никогда не показывал этих заметок ни жене, ни Мордаунту. Они узнают о их существовании, только прочитав эти страницы.
1 Лэрд - звание помещика в Шотландии.
2 Старому мошеннику хорошо заплатили за труды, и ему не следовало бы говорить о какой-либо любезности с его стороны. (Прим. Дж. Ф. Уэста).
3 Слова застряли в глотке (лат.).