Сейчас — только в этом времени — жизнь имела смысл. Это нашло отражение даже в их языке, глаголы которого лишь очень смутно выражали категорию времени; героические события легендарного прошлого, достоверные факты настоящего, а также вымыслы мифов — все сплеталось воедино в грандиозную поэтическую ткань эпических саг Халии.
   Странности языка и способа мышления халиан заставили Мацунагу вновь вспомнить о парадоксе, забытом им точно так же и в то же самое время, как он забыл свой огненный полет в халианском небе. Ксенодоги Флота оказались правы: смыслом жизни халиан была война. Жизнь и неизбежная смерть взаимно дополняли и уравновешивали друг друга, и каждый важный момент жизни не был ни жизнью, ни смертью — это был пылающий меч личной чести, придававший смысл и существованию, и гибели.
   Постепенно Мацунага пришел к заключению, что понимает глубинные мотивы души халиан. Их морды все еще казались ему отвратительно непроницаемыми, речь неприятно резала слух, запах тел был почти невыносимым, но все-таки что-то в его душе начинало шевелиться каждый раз, когда ему приходилось сталкиваться с ними. Корысть или эгоизм не были движущим мотивом поступков халиан — эти существа были теми самыми «буши», которых его сенсей считал безвозвратно канувшими в седой древности.
   Именно такими и представлял себе настоящих «буши» Мацунага; именно так он мечтал и сам продолжить славные деяния подлинных самураев древней, покинутой Японии. Он заметил, что понятие «человек»в языке халиан стало обозначаться другим словом: из «лишенной волос беззащитной добычи» человек превратился в «опасного врага». Нет бесчестия в поражении от более сильного противника; нет его и в том, чтобы с момента поражения начать служить победителю.
   Именно этого никак не могли принять коллеги Мацунаги. Лейтенант Жермон Ривес признался в этом, когда ярким факелом догорал последний обнаруженный ими рейдер.
   — Что-то не нравится мне, что они так легко позволяют уничтожать свою армаду, — задумчиво произнес Ривес. — Не верю я им. Один из этих рейдеров наверняка окажется ловушкой и рванет отсюда до Тау Кита. Все это «уважение к победителю»— дешевая демагогия, на которую мы купились.
   Мацунага выслушал его молча — он понимал халиан гораздо глубже своего напарника. Этика настоящих воинов, которую исповедовали халиане, затронула самые интимные струнки его сердца. Это было недоступно Ривесу. Жермону Ривесу никогда не приходилось подметать после соревнований и тренировок садик для стрельбы из лука: он бил сразу и без промаха — даже при качке, даже с завязанными глазами. Большинство офицеров Флота не понимали всей мощи ни самих себя, ни халиан.
   Он играл с халианскими школьниками, обучая их первым катам древнего японского единоборства; разве можно придумать лучший повод для контакта, учитывая славное военное прошлое Халии? И разве общение с детьми — не самый простой способ заслужить доверие общества? Слушая долгие рассказы аборигенов, Мацунага узнавал халиан все лучше.
   В конце концов деликатность Мацунаги к чужой и своеобразной культуре была достойно вознаграждена. Молодой халианин — младший брат Ашеко, восхищенный собранностью, безукоризненным воспитанием и педантизмом человека, открыл Мацунаге бункер.
   Подземный командный пункт находился в полной боеготовности и практически не пострадал при штурме планеты. Без сомнения, это был один из тайников, оставленных Синдикатом на крайний случай. Мацунага с уважением подумал о халианах, сначала построивших это грандиозное сооружение, а затем открыто демонстрировавших его победителю. Эти существа, несмотря на их необычность, понимали в душе, что служение сильнейшему — единственный путь завоевать истинно бессмертную славу.
   Итак, он оказался прав.
   Потерпев сокрушительное поражение, халиане стали преданными союзниками и помощниками Альянса — именно этого никак не могли понять во Флоте. В служении победившей в честном сражении расе было что-то чертовски изящное и благородное — это было самое настоящее буши, и Мацунага принимал такую позицию всем сердцем.
   Халиане и в самом деле были примитивной расой, но в этом заключалось и их преимущество. Вера и реальные поступки для них были единым, неразделимым целым. Подобная внутренняя полнота и цельность всегда восхищали Мацунагу. Именно к этой цельности он безуспешно стремился, лишаясь ее каждый раз, когда его стрела поражала цель. Он по-прежнему был меток — даже с завязанными глазами, но выпущенная стрела всегда становилась чем-то чужеродным. Истинная гармония стрелы и мишени отсутствовала. А ведь в такой гармонии и состояла суть Дзэн-Буддизма, буши — всего того, чему втайне молилась его обращенная в седую древность душа. И именно это оставалось недосягаемым для Мацунаги.
   Он мог вызвать десантников сразу после посещения бункера, от тайника не осталось бы и следа. Но двадцать четыре крошечных прекрасно вооруженных рейдера, смертоносные и изящные, как наконечники стрел, были слишком совершенны, чтобы превратить их в груду металлического мусора. Мацунага смотрел на них не отрываясь, и одно из неприятных предчувствий вновь ожило в его мозгу. Несмотря на приказ и боевой план, он внезапно понял, что уничтожение этой грозной силы может оказаться самым настоящим воинским преступлением. Смертельная угроза и так нависла над Флотом.
   «Когда-нибудь они еще понадобятся Флоту», — послышался внезапно в его голове голос далекого сенсея. Мацунага не страдал психическими расстройствами и даже не верил в телепатию, но нечто подобное вполне мог бы сказать и Ито.
   Сенсей всегда требовал от ученика абсолютного внимания к мелочам, чтобы использовать все преимущества природы и ками и поддерживать безупречное равновесие всех элементов — только в таком случае смертное существо может ощутить подлинное ВА — состояние внутренней гармонии. Именно эта гармония и являлась священной сутью и целью поединка, сердцевиной бушидо.
   Мацунага получил прямой приказ уничтожить все уцелевшие корабли противника, но истинный воин не мог позволить себе разрушить что-либо необдуманно. Он поинтересовался у молодого халианина, кому еще известно о существовании бункера.
   Юноша свирепо взглянул человеку в глаза.
   — Моему брату и его подразделению Домашней Обороны, — гордо проскрежетал он. — Даже Синдикату ничего неизвестно об этом сооружении.
   — Они ведь сами построили его, — настойчиво произнес Мацунага.
   Собеседник залился лаем, который Мацунага смог интерпретировать как вызывающую насмешку.
   — Его строили наши пленники, а среди них и в самом деле были граждане Синдиката. Но про других я ничего сказать не могу. Домашняя Оборона никогда не участвовала в боевых действиях.
   Что же, это неплохо, подумал Мацунага. Использование юношей и стариков на самых последних рубежах обороны втайне импонировало ему. Он мог только порадоваться, что его однополчане не смогли заставить халиан поступиться своим кодексом чести.
   Мацунага сохранил их секрет, потому что доверял им — каким бы странным ни был исходящий от них запах; а также потому, что сумел убедиться в их лояльности; и в конце концов потому, что преданность подразделения Домашней Обороны Флоту была в первую очередь преданностью лично ему. Кацуо Мацунага был командиром халиан, которые были бы счастливы умереть по его приказу — они были достаточно благородны для этого.
   — Мы ждать не любим, — проскрежетал халианин; Мацунага совсем забыл о его присутствии. — Мы любим нападать.
   Кацуо кивнул головой.
   — Мы атакуем, когда будет нужно, — проговорил он; халианам вообще часто приходилось повторять очевидные вещи. В обдуманных и хладнокровных решениях больше благородства, чем в попытках его продемонстрировать, не считаясь с обстоятельствами.
   Халианин тихонько хрюкнул в ответ. Мацунага надеялся, что тот еще не узнал об отключении хоккейного канала «Омни», за передачами которого следил, как ребенок. Как только он узнает, что линия безнадежно повреждена, совладать с его гневом и яростью станет почти невозможно.
   На экранах мониторов можно было разглядеть погибшие корабли — плавающие сгустки света, постепенно тускнеющие и исчезающие совсем. Силы сторон были примерно равны, ярко-голубых точек кораблей Флота на экранах было как будто несколько больше, однако кричаще-оранжевый цвет обозначал более мощные и тяжелые боевые суда противника.
   Неопределенность положения заставила Мацунагу внутренне напрячься.
   В позиции было нечто скрытое, что-то, что не сразу бросалось в глаза.
   Корабли Синдиката медленно отходили назад. И тут Мацунагу осенило: это была лишь имитация отступления. Противник, судя по всему, осуществлял обманный маневр, пытаясь оттянуть истребители Флота как можно дальше от кораблей-носителей, увлекая тяжелые корабли — острие боевых порядков — в глубь открытого космоса.
   Мацунаге захотелось громко выругаться. Флот явно заманивали в ловушку — хотя, надо признаться, заманивали методично и осторожно. Он понимал это, но предупредить экипажи кораблей уже не мог: точку зрения только что прошедшего курс восстановления психики Мацунаги, лишенного летного патента и теперь предлагающего доверить халианам охрану тылов, мог воспринять всерьез разве что конченый идиот.
   Глотка его внезапно пересохла, и бессильный гнев готов был вырваться наружу: прямо у него на глазах Флот медленно, шаг за шагом, подступал к тщательно расставленному капкану. Мацунага хорошо знал слабые места Флота — его обучил этому сенсей, в свое время прошедший великолепную тактическую школу во Флоте. Кацуо охватило страстное желание вспомнить уроки, которые давал ему старик на ровном белом доджо у себя дома. Еще тогда Мацунага обнаружил, что старик понимал больше, чем весь Генеральный Штаб; лишь гораздо позднее он узнал, что старик был адмиралом Флота Ито.
   Но, кроме Ито, были и другие. Мацунага знал, что был сейчас абсолютно прав, в том самом смысле, в каком был прав всегда — чувства и знания никогда не подводили его. Вполне возможно, исходи смутные подозрения от адмирала Ито, они вызвали бы более уважительное отношение.
   У Адмирала наверняка хватило бы власти и решимости прекратить опрометчивую погоню за медленно откатывающимся противником. Но Мацунагу попросту не стали бы слушать.
   На огромном экране изображение позиций снова изменилось. Приманка оказалась на этот раз еще дальше. Теперь конус растянулся и опасно удалился от Халии, несмотря на явно имеющиеся у врага резервы.
   Фланговый обход теперь казался совершенно неизбежным, но Синдикат выжидающе медлил. Мацунага внимательно следил за схемой боя, молясь в душе, чтобы Дуэйн увидел то же, что и он. Собственные уроки терпения и настойчивости давались ему даже болезненней, чем неистовым халианам.
   Мацунага подождал, сосчитав по-халиански до двадцати; этот трюк он освоил лишь в прошлом месяце. После этого заговорил:
   — Пора. Приготовьтесь. Никому не двигаться вплоть до моей команды. — Отдав приказ, Мацунага покинул командный центр.
   Халиане не могли относиться с уважением к командиру, который не предводительствует в бою. Да и сам Мацунага не мог сопротивляться страстному желанию ринуться в самую гущу сражения.
   Он сразу направился на борт рейдера, выбранного им для себя. Рейдер не был таким грациозным, как скутеры Флота, или таким мощным, как средства наземной обороны, однако и его боевые возможности были вполне внушительны. Мацунага включил систему предстартового тестирования, и постепенно консоль заполнилась голубыми огоньками. Корабль был готов стартовать.
   — Номер Семь готов.
   — Красный Мяч готов.
   — Первая Смерть готов.
   Один за другим халиане докладывали о готовности своих аппаратов, занимая места в иерархии, согласно группе и номеру, боевому опыту и одержанным победам, чистоте и рвению. Мацунаге по-прежнему приходилось сдерживать их.
   Предчувствия снова сдавили его грудь: впереди поджидали неприятные сюрпризы.
   — Неожиданность — наше самое мощное оружие, — объяснял ему, еще мальчику, Ито, попивая чай на чистом доджо пола. — Она важнее ловкости твоего тела, тренированности, технического уровня и даже уровня интеллекта. Настоящий мастер способен победить любого противника, какой бы техникой тот ни обладал. Внезапность, изящество, терпение. Битва — это упражнение в гармонии. Если ты полностью отдашься стихии боя, существование и деяние становится одним и тем же, и тогда невозможно отличить победу от поражения. Освободись от всех желаний, стань совершенно пуст. Позволь стреле твоей жизни и воли свободно лететь к цели. Стань стрелой. Стань луком. Стань целью.
   Стань целью.
   Бесплодные ледяные пространства космоса струились вокруг Кацуо. Оторвавшись от своего тылового прикрытия. Флот уже углубился в расставленную ловушку. Враг по-прежнему оставался в стороне, накапливая силы для решающего удара. Фланговые группировки Синдиката не пытались приступить к окружению прорвавшихся кораблей Флота. Враг не сомневался в удаче, а потому не спешил.
   …Стань целью.
   Если бы к его мнению прислушались раньше! В прошлом совершилась чудовищная ошибка, но теперь прошлого уже не существовало. Единственной реальностью было настоящее, а в настоящем имелось двадцать четыре крошечных рейдера, которые нужно было использовать ради спасения Флота.
   Однажды Мацунага решился осуществлять служение человечеству через служение Флоту. Когда он сообщил Ито, что принят на курсы офицерской подготовки, старик выслушал его с ледяным спокойствием.
   — Пей чай, — ответил сенсей. — Если однажды то, чему ты служишь, разрушит твое сердце и от дальнейшей службы не будет никакого проку — что тогда?
   Мацунага до сих пор хорошо помнил, насколько был тогда сконфужен. Флот просто не мог потерять смысл — более совершенной организации не существовало со времен отречения Шогуната. Ему потребовалось время, чтобы подобрать ответ, и еще больше — чтобы понять весь смысл вопроса.
   Когда он приготовился ответить, его чайная чашка опустела.
   — Сенсей, — произнес он, — честь состоит в выполнении долга, а не в том, как именно используют мое служение. Мой долг — это служба не личности и даже не социальному институту, но всему человечеству; всем, кому потребуется помощь.
   Старик тихо вздохнул.
   — Хороший ответ, Кацуо, — произнес он наконец. — Но между словами и делами — долгий и извилистый путь.
   Больше он не сказал ничего. Мацунага выпил еще чашку чая и удалился. Теперь, когда он узнал, что Ито был величайшим иконоборцем и ниспровергателем основ в Генеральном Штабе, он уже не мог вновь посетить старика и объяснить, что по-прежнему следует данному слову. Истинное положение вещей сильно отличалось от его юношеских мечтаний, но это уже не имело никакого значения. Он был прилюдно опозорен, разжеван и выплюнут системой, но при этом сохранил свою честь.
   Компьютерный синтезатор, имитируя человеческий голос, сообщал Мацунаге о попаданиях и промахах — теперь необходимость следить за обстановкой на тактическом дисплее отпала. Схема боя стала совершенно ясной; он развивался по своей логике, и боевые порядки стремились двигаться по неизменным траекториям, пока не встречали сильный отпор на своем пути. И поддавались давлению лишь в том случае, если отпор оказывался тактически грамотно.
   Тайна бункера, ради сохранения которой он пожертвовал своим добрым именем, через минуту будет открыта. Мацунага хорошо понимал и раньше, что настанет момент, когда положение смогут спасти лишь его двадцать четыре машины. Такой момент всегда существует в совершенном и бесконечном настоящем.
   Не было ничего — ни прошлого, ни будущего, только настоящее. Нечего было желать, не на что надеяться. И нечего терять. Вокруг были лишь движущиеся подразделения, и бытие Кацуо Мацунаги кончилось — он стал одной из крошечных песчинок, занявшей свое место в исполинском небесном хороводе.
   Он не помнил, как отдал приказ стартовать и почему сделал это. Он не мог ждать, пока Синдикат выложит свой главный козырь, который неожиданно появится между Халией и защищающим ее Флотом и отрежет последнему все пути отхода.
   Теперь Мацунага ни на что не обращал внимания, инстинктивно действуя в вечно возвращающемся в свое начало свершившемся настоящем. Без него и его действий, без наступающей за ним фаланги халианских рейдеров это мгновение не было бы полным.
   Картина требовала нескольких последних мазков кисти; участники хоровода вынуждены были бы остановиться, не в силах продолжать незавершенное действо. И вылетевшая из лука стрела уже не стремилась к цели, но объединилась с мишенью в единое целое.
   …Стань целью.
   Он говорил это халианам очень часто, но они были не в состоянии понять всей мудрости Ито.
   И теперь Мацунага, находящийся в вечном круговороте настоящего, осознал, что именно халиане были его стрелой: точно так же, как бункер — луком. Они стали точным и современным оружием, взятым на изготовку его крепкой рукой. И теперь Мацунаге открылось, что вся его жизнь была лишь преддверием этого момента.
   Он подготовился к своей задаче как нельзя лучше. Даже Синдикат, поддерживавший контакты с Халией на протяжении нескольких поколений и обеспечивавший снабжение халиан в войне с Альянсом — даже он не смог понять, сколь благородно халианское сердце. Дух халиан был крепок, как стальной клинок. Вся их жизнь была сплошной борьбой, и исходом ее могла быть лишь победа или смерть. Халиане были просты и круты; сознание их всегда оставалось ясным.
   Взлетали они с включенными коммуникаторами. Халиане были молчаливы. Он сам обучил их этому, и они восприняли его уроки как религиозное откровение. Кацуо ощущал присутствие своих «людей» как слабый энергетический сдвиг. Ито учил, что это реальное ощущение совокупной воли, устремленной к единой цели.
   Из тьмы расположенного глубоко под поверхностью планеты бункера эскадра в яркой вспышке вырвалась в голубое небо Халии. Постепенно голубизна растворилась в фиолетовом. Облака исчезли, и их место на дисплеях заняли мириады звезд. Далеко впереди различались мерцающие всполохи: там шла ожесточенная схватка.
   Здесь не было никакого масштаба; сражающиеся корабли находились еще слишком далеко и выглядели, как яркие безделушки. Чуть ближе — и начнут появляться темные пятна и рубцы, неизбежные спутники войны.
   Члены отряда Мацунаги специально готовились им для этой операции. Рейдеры выстроились в ряд и терпеливо ожидали приказа, хотя Мацунага знал, как искушают их яркие вспышки впереди. Дистанция теперь была не очень большой, и некоторые ракеты дальнего радиуса действия вполне могли найти свои цели. Но теперь все халиане и он вместе с ними были объединены в единое целое. На экране радаров они представляли собой одно светящееся пятно, которое было намного больше каждого их корабля в отдельности.
   Истребители Синдиката не пытались атаковать халиан. Да и зачем? Много лет хорьки были преданными Синдикату головорезами, да и теперь вряд ли представляли угрозу.
   По включенному в пассивный режим интеркому Мацунага мог прослушивать внутренние переговоры кораблей Флота; их содержание вполне удовлетворило его.
   — Поднялись халианские рейдеры, вектор два-ноль-двадцать. Прямо у нас на хвосте.
   — Парни, проверьте свои шестерки, — раздалось с одного из крейсеров — Мацунага сразу определил источник. Передатчики на крейсерах были намного мощнее, и сигнал от них четче.
   — Никогда не доверял этим хорькам, — прорычал еще кто-то.
   Сюжет о сорока семи Ронинах и в самом деле повторялся. Нетрудно догадаться, что история не входила в число изучаемых на Флоте дисциплин. А тем более история Сеймпо. Мацунаге захотелось выйти на связь и объяснить всем, что происходит. Для него было бы лучше действовать открыто.
   Но услышанное неожиданно натолкнуло его на мысль, где именно его небольшой отряд из двадцати четырех рейдеров мог нанести наибольший урон врагу: именно здесь, в тылу, куда вот-вот должен был проникнуть ударный отряд Синдиката.
   Рейдеры крошечными бусинками висели в пространстве вокруг корабля Мацунаги — он знал, какая мощь вопреки природе халиан сдерживается в них. Его команда слишком дисциплинированна, чтобы открыть огонь без приказа.
   И вот момент наступил. Три огромных крейсера Синдиката с выпученными корпусами уселись, как пауки, прямо на ось блинообразного боевого построения Флота. Вокруг них вился целый рой юрких истребителей. Совершенно проигнорировав отряд Мацунаги, крейсеры быстро проходили сквозь строй халиан. Хорьки были союзниками Синдиката не один десяток лет. Как и Флот, Синдикат имел самое смутное представление о бушидо, которое может заставить целую расу за считанные месяцы изменить данной прежде присяге. Кроме того, связисты противника тоже прослушивали внутренние переговоры Флота. Двадцать четыре рейдера, конечно же, будут драться не на стороне Альянса. Враги могли просто не успеть осознать свою ошибку — Мацунага был уверен, что так долго они не проживут.
   Он вновь сдержал свой порыв. Энергия вокруг и внутри него превратилась в огромную несокрушимую волну. Теперь не было ни выбора, ни решения. Не было также и мысли — только полное и невыразимое СЕЙЧАС, момент, парадокс и тишина.
   И в этой странной тишине Мацунага ощутил себя стрелой и луком, стрелком и мишенью, которые объединились в бесконечно малой точке внутри его существа. Бой кристаллизировал реальность и уравновесил ее, и теперь бороться значило искать свет высшей мудрости. Об этом он никогда не говорил с халианами — их раса владела этим знанием изначально.
   Мацунага дождался того момента, когда смог различить невооруженным глазом нанесенные на корпуса вражеских кораблей цифровые обозначения. И в этот миг, не произнося ни слова, он открыл огонь из всех орудий по единственной точке впереди.
   Рейдеры халиан в то же мгновение открыли огонь, сосредоточившись на остальных огромных крейсерах. То ли крейсеры не могли применять оружие без предварительной подготовки, то ли опасались пройтись косой по окружавшим их истребителям, немедленно бросившимся покарать предателей — хорьков…
   Вопроса «почему» уже не существовало. Три крейсера исчезли в слепящих вспышках, прежде чем успели осознать, что произошло. Гигантская огненная воронка поглотила и истребители, выплюнув в вечную ночь космоса бесформенные обломки.
   Когда пламя угасло, в живых оставалось лишь семнадцать рейдеров, но эти семнадцать ревниво относились к неувядаемой славе, которую уже успели стяжать остальные. Они уделяли мало внимания тонкостям тактики космического боя, направляя огонь своих орудий туда, где он мог нанести максимальный урон врагу.
   Они не рассеялись в пространстве и не отошли назад после столь эффективного внезапного удара.
   Но это стало уже неважно. Противник был полностью разгромлен. Корабли Синдиката, первоначально столь уверенные в неизбежной победе, в панике бежали.
   Никто из халиан не вернулся обратно на базу — это было бы недостойно Ронинов; по крайней мере так полагал Мацунага. Сам он не пережил даже первого взрыва.
   В течение года учитель тактики Ито вместе с несколькими молодыми студентами из его доджо, а также Жермон Ривес досконально исследовали бункер и убрали все чужеродные механизмы. Они застелили ангар деревянным полом и покрыли стены материалом БОККУН. Экраны в центре боевого управления стали серебристо-серыми, их свинцовые корпуса были разобраны на части, а скамьи составлены для ежедневных упражнений ЗАЗЕН и медитирования.
   Но наилучшим местом, без сомнения, было поле для стрельбы из лука во дворике за главными воротами. На натянутых канатах развешивались мишени, и студенты упражнялись в стрельбе по раскачивающейся цели.
   Несколько учеников были слепы, остальные впервые взяли в руки древнее оружие. Здесь собрались представители всех разумных рас, какие только входили в состав Альянса, — большая их часть была людьми. Здесь же были и халиане. В первую очередь халиане.
   Флот полагал, что эта затея — пустая трата времени и денег, да и бункер мог пригодиться для настоящего дела. Но память о подвиге Кацуо Мацунаги была еще слишком свежа. Среди учеников встречались и юные офицеры Флота в новенькой форме. Как и остальные, они с увлечением пускали стрелы в саду. Это были офицеры, которые никогда не могли забыть старого терпеливого сенсея, вечно повторявшего: «Стань целью».

ПОСЛЕСЛОВИЕ

   В книге использованы выдержки из подлинного Военно-Морского Кодекса. Документ был создан в 1866 году по распоряжению королевы Виктории и практически дословно восстановлен Су Лин Эллисон для применения на Флоте Альянса. Некоторые вещи непреходящи…