Так приятно видеть ее улыбку, слышать ее беззаботный смех.
   — Да-да, — пробормотал Гарри, рассеянно похлопав Кендалл по плечу. — Поможешь мне подвязать помидоры?
   — Конечно, Гарри.
   Армстронг направился было к грядкам, но его остановил внезапно раздавшийся в отдалении низкий, протяжный и печальный звук. Гарри оглянулся в сторону пляжа, и лицо его осветилось широкой улыбкой.
   — Гарри, — растерянно спросила Кендалл. — Что это? — Старик от души расхохотался, глаза его сияли радостью:
   — Это сигнал, девочка. Билли Магреттер дует в раковину на берегу.
   — И что означает этот сигнал?
   — Он означает, барышня, что вернулся капитан Макклейн!
   — Ой!
   Он вернулся! В волнении Кендалл прижала руки к горлу. Дрожь восторга и неясный страх охватили все ее существо, и она почувствовала, что у нее подкашиваются ноги. Как она истосковалась по нему! Как она хочет его видеть! Она так страдала, так стремилась к нему… И вот он здесь. Но что ей делать? Вот так спокойно стоять и ждать, когда он придет? Или отдаться зову сердца и сломя голову броситься по тропинке к реке, а потом дальше, к устью, где река впадает в океан, и, стоя на берегу, смотреть, как Брент сходит с корабля. И кинуться к нему на шею, умирая от счастья видеть его?!
   На мгновение она прикрыла глаза. А что, если он возненавидел ее? Если винит ее, и только ее, в разыгравшейся в индейском поселке трагедии? Если решил спасти ее только потому, что он истинный джентльмен-южанин, кавалер высшей пробы, неспособный оставить женщину в руках врагов?
   Этот вопрос решила Эйми, которая выскочила из домика на улицу, вытирая о передник измазанные тестом руки. Миссис Армстронг так спешила, что не закрыла за собой дверь дома.
   — Это что за безобразие? — шутливо набросилась она на Гарри и Кендалл. — Что вы стоите, как столбы? Надо устроить нашим мальчикам в серых мундирах достойную встречу!
   Эйми пронеслась мимо Кендалл, как ураган, грудь ее бурно вздымалась. Оцепенение прошло, Кендалл бросилась следом. Тропинка между соснами показалась бесконечно длинной, сомнения терзали ее. Действительно ли так крепки узы, связывающие ее с Брентом? Может быть, они плод ее воображения, потребности видеть его? Может быть, он совсем не такой, каким его рисует память?
   Сосны начали редеть, в просветах между ними показался берег. Дерн под ногами постепенно сменился темным песком. Потом исчезли деревья, уступив место густому колючему кустарнику, обрамлявшему затхлые воды реки.
   Ноги вынесли Кендалл из-за кустов, и тут она остановилась, не в силах сделать больше ни шагу, боясь приблизиться к воде.
   В бухте на якоре стояла «Дженни-Лин». Матросы выпрыгивали из шлюпок и, поднимая тучи брызг, плыли к берегу. Они плескались, словно дети, радостно выкрикивая боевой клич южан. Понимают ли эти люди, подумала Кендалл в это мгновение, что теперь они на какое-то время избавлены от ужасов войны. Сама она не испытывала желания разделить с этими повстанцами радость возвращения из опасного похода, потому что искала глазами только одного повстанца. Дыхание ее стало прерывистым, и не от быстрого бега, а от страшного волнения. Сердце билось так сильно, что казалось, в груди грохочут пушки. Но когда она увидела Брента, сердце ее замерло.
   На нем был серый капитанский мундир, отделанный золотыми галунами, — в таком же мундире Кендалл видела его при расставании. На ногах высокие, почти до колеи сапоги, но серые форменные бриджи все-таки намокли от воды — вместе с экипажем Брент выпрыгнул из лодки довольно далеко от берега. Однако Макклейн вряд ли замечал, что промочил ноги. Он широко шагал, решительно наклонив вперед голову.
   За время плавания Брент отрастил усы и бороду, которые, впрочем, аккуратно подстриженные, очень шли ему. Он, подумала Кендалл, затрепетав от любви и гордости за возлюбленного, воплощение настоящего кавалера. Воображение никогда не сможет превзойти реальность…
   — Брент! О Брент!
   Кендалл забыла страх, приличия — она забыла, что леди в ее положении должна выглядеть респектабельной. У нее будто выросли крылья. Она не думала больше ни о том, что на ней красивое платье, которое следовало бы поберечь, ни о невольных свидетелях. Сломя голову она бросилась навстречу Бренту, не замечая, что бежит по воде.
   Макклейн наконец поднял на Кендалл свои серые глаза. Губы скривились в сухой улыбке. Он остановился, ожидая.
   И когда Кендалл подбежала к нему, Брент протянул руки и, обняв ее, тесно прижал к себе. Ей хотелось плакать от радости — наконец-то она может обнять его, прижаться к его горячему, сильному телу, от которого за милю веяло мужественностью. Железные объятия Брента не причиняли ей боли, она испытывала лишь чувство умопомрачительного, опьяняющего счастья.
   — О Брент! — только и смогла вымолвить она. Он отодвинул ее от себя и круто изогнул бровь:
   — Ты почти заставила меня забыть, что я собирался задушить тебя.
   — Задушить меня? — изумленно спросила Кендалл, буквально пожирая глазами любимые черты. Как ей хотелось ласково коснуться его лица, потрогать чувственные губы, спрятанные под каемкой усов, разгладить напряженные морщины вокруг глаз и жесткие складки у рта! Как хотелось ей погладить его брови…
   — Да, мэм, именно так. Задушить, — жестко произнес Брент, и Кендалл поняла, как сильно может ранить пронзительный взгляд его глаз. — Когда я встретил коммандера Диленда…
   — Трейвиса? — в ужасе выдавила из себя Кендалл. — Брент, ты ведь не убил его, правда?
   Она была слишком взволнована, чтобы заметить, как Брент мгновенно напрягся и застыл на месте. Не заметила она и того, как он стиснул зубы. Но внешне он остался спокоен и только ответил:
   — Нет, я не убил его. Твой друг янки жив и здоров.
   — Слава Богу! — пробормотала Кендалл. Но, освободившись от объятий Брента только для того, чтобы обхватить его за шею, Кендалл неожиданно увидела Рыжую Лисицу. Он стоял за спиной Брента, лицо вождя, как всегда, было гордым и бесстрастным. Слезы брызнули из ее глаз, она отпрянула от Брента и упала на колени прямо в воду, склонившись перед Рыжей Лисицей.
   — Боже милостивый, Рыжая Лисица! Я так виновата, так виновата перед тобой. Прости меня!
   — Встань, Кендалл. — Вождь наклонился и поднял ее с колен. Он нежно посмотрел на нее. — Не надо просить у меня прощения за жестокость других.
   — Рыжая Лисица… — Губы ее задрожали, когда она произнесла это имя. Помедлив секунду, Кендалл обняла индейца и прижалась к нему, пытаясь этим вернуть ему хотя бы часть его потери, своей печалью показать, насколько глубоко она его понимает.
   Рыжая Лисица неловко обнял Кендалл и погладил по спине.
   — Мы переживем это, Кендалл, — шепнул он на языке мускоги, и Кендалл потребовалось несколько секунд, чтобы мысленно перевести его слова на английский. Она отстранилась и полными слез глазами посмотрела в лицо вождя.
   — Твой сын Чикола убежал в лес…
   — Он жив, и сейчас находится в семье своей бабушки.
   — О благодарю тебя, Господи!
   Глядя в пространство через голову Кендалл, индеец ласково прижал ее к своей обнаженной груди. Брент Макклейн смотрел на них, и на какой-то момент сталь его глаз смягчилась, превратившись в легкий и зыбкий серебристый туман. Но слабость оказалась минутной, и Брент снова словно окаменел. Беспощадная стальная завеса вновь опустилась на серебристый туман. Он иронически изогнул бровь:
   — Может быть, мы выйдем из воды, миссис Мур? Сапоги могут промокнуть, а где я сейчас найду себе новую пару?
   Голос Брента был сух, как удар бича, и Кендалл, недоумевая, чем она могла рассердить капитана, обернулась. И почувствовала, что сердце ее готово разорваться. Почему он так жестоко напомнил ей, что она жена янки? Что это? Предупреждение? Или язвительный намек на то, что она связана узами брака с другим человеком и Брент может считать себя свободным? Да, он получал удовольствие, наслаждаясь ее телом, но в каком законе сказано, что мужчина не имеет право наслаждаться женщиной? С неожиданными гневом и яростью Кендалл подумала, что южное благородство идет рука об руку с надменностью и высокомерием. Брент считает возможным ставить ее на место, когда ему заблагорассудится; он никогда бы не женился на ней, даже если бы она была свободна, как ветер.
   Эйми Армстронг первой заметила боль, растерянность и гнев, вспыхнувшие в выразительных глазах Кендалл. Она выступила вперед, стараясь, впрочем, не замочить ног:
   — Пошли-ка в дом, Брент Макклейн, да захвати с собой своих необузданных жеребцов. Вас ждет, не дождется говяжий бок!
   — Спасибо, Эйми, — буркнул в ответ Брент. Он вышел, отряхиваясь, из воды и обернулся к своему экипажу, который все еще плескался в речке: — Все свободны, кроме вахты! Ллойд, Крис, прежде чем приставать к дочерям пастора, вспоминайте, что вы как-никак офицеры военно-морского флота Конфедерации.
   — Да, сэр! — в один голос ответили молодые люди. Несмотря на уставную покорность, молодые офицеры весело переглянулись, прежде чем исчезнуть за соснами. Брент положил руку на полное плечо Эйми и что-то сказал ей на ухо. В ответ она звонко, словно девушка, рассмеялась.
   Стоя по колено в воде, Кендалл оцепенела, видя, как Брент, не оглядываясь, удаляется по тропинке. Матросы прошли мимо, и она едва ли заметила, — с каким уважением они, приветствуя ее, снимали свои шапки.
   — Идем, Кендалл. — Рыжая Лисица обнял ее за плечи. Все остальные уже скрылись за деревьями.
   Кендалл изумленно посмотрела в темные глаза индейского вождя:
   — Что я сделала плохого, Рыжая Лисица?
   — Ничего ты не сделала, Кендалл.
   — Но тогда почему?..
   — Ночной Ястреб — сильный человек, он способен справиться со многими вещами. Он не боится битвы и не страшится смотреть в лицо смерти. Но теперь он столкнулся с неведомым доселе чувством — он учится страху.
   — Страху? Но Брент не боится меня!
   — Он боится своих чувств к тебе. Он впервые на своей шкуре понял, что такое ревность. Пойдем. Это хороший урок для него, но не надо торопить события. Я очень люблю учить его, но учить друзей надо бережно и не торопясь.
   И Рыжая Лисица вместе с Кендалл направились вслед за другими к гостеприимному дому четы Армстронгов.
* * *
   Кендалл не имела понятия, где живут другие поселенцы Глейдса, но моряки из экипажа Брента, видимо, отлично это знали. Получив увольнение, они разбрелись кто куда. По-видимому, женское общество не исчерпывалось дочерьми пастора, потому что исчезли все до одного члены экипажа. Однако Эйми была уверена, что они сбегутся, когда будет готов обед, и явятся к столу не одни.
   Так и вышло. Когда Кендалл, стоя у кухонного стола резала овощи и бросала их в котел с приправленным пряностями овсяным супом, на террасе сидели только четыре человека — Брент, Рыжая Лисица, Чарли Макферсон и Гарри. Чарли и Гарри с удовольствием попыхивали трубками, Брент закурил пахитоску. Все четверо пили бренди и разговаривали о войне.
   — На Миссисипи наши дела пошли совсем плохо, по-настоящему плохо, просто погано, хуже, чем под Новым Орлеаном, который занял этот чертов Фэррагат, — сурово говорил Гарри. — На Миссисипи у них даже появился генерал, который кое-что соображает в своем деле, — некий Грант.
   Брент, который сидел, опершись спиной на камин из красного коралла, неопределенно хмыкнул. Кендалл посмотрела на него поверх уставленной горшками плиты, и встретила его сумрачный взгляд. Он не отвел глаз, и, казалось, еще больше разозлился от самого вида Кендалл.
   — Не думаю, что нам стоит волноваться из-за какого-то там Гранта, когда у нас есть Джеб Стюарт, старина Джексон и Роберт Ли с армией Северной Виргинии, — солидно возразил Чарли.
   Гарри состроил насмешливую гримасу, но нахмурился, увидев, какими глазами смотрит Брент на Кендалл. Старик внезапно улыбнулся и спросил:
   — А ты что скажешь, капитан Брент Макклейн? — Брент нехотя повернулся лицом к Гарри:
   — Что?
   — Куда ты теперь направляешься со своими сорвиголовами, капитан?
   — Э… на запад. У нас есть дела в заливе и ближайшей акватории. Потом мы отправимся в Лондон. Продадим там хлопок и купим оружие. Кендалл мы отвезем в Лондон. Она будет жить там в надежном месте под вымышленным именем…
   — Что ты сказал? — воскликнула изумленная Кендалл. От неожиданности она уронила в котел неочищенную морковь.
   — Я сказал, что отвезу тебя в Лондон, — повторил Брент, насупившись.
   — Никуда ты меня не отвезешь! Я не хочу в Лондон.
   — Да? — Небрежно облокотившись на каминный экран, Брент поднес к губам стаканчик с бренди и саркастически изогнул бровь. — Ты предпочитаешь вернуться в Форт-Тэйлор?
   Кендалл положила нож на стол и уперла руки в бока.
   — Нет, капитан Макклейн, я не хочу возвращаться в Форт-Тэйлор. Но я не собираюсь ехать и в Лондон, когда идет война и здесь остается все, что мне дорого.
   — Но я не могу постоянно опекать тебя, пока продолжается эта война, Кендалл!
   — Тебе совершенно не обязательно опекать меня! — яростно запротестовала Кендалл.
   — Что значит не обязательно, черт бы тебя побрал? — прорычал Брент, сжав стакан так, что побелели костяшки пальцев. — Да за тобой каждую секунду следить надо!
   Кендалл в эту минуту совершенно забыла, что на них с Брентом с интересом смотрят три пары посторонних глаз. Кендалл подскочила к Бренту, ее глаза горели, как две синие молнии.
   — Никто не просит тебя следить за мной, Брент Макклейн, и я вовсе не твоя рабыня, не собственность, которую надо приберечь до лучших времен. Я не поеду в Лондон, так и знай! Я могу остаться здесь, с Эйми и Гарри, а если окажусь для них обузой, то отправлюсь к племени Рыжей Лисицы, и не вздумай говорить, что этим я подвергну племя опасности. Капитан в Форт-Тэйлоре пришел в ярость, узнав о резне, и приказал своим людям впредь не подходить к становищам индейцев!
   Губы Брента сузились в такую тонкую ниточку, что стали. практически неразличимой полоской между усами и аккуратно подстриженной бородой. Он с такой силой грохнул стаканом о каминную доску, что едва не разбил его вдребезги. Швырнув пахитоску в огонь, он встал и церемонно поклонился своим друзьям.
   — Надеюсь, джентльмены, вы извините меня и миссис Мур? Ее надо призвать к порядку, но не могу же я делать это в присутствии посторонних!
   С этими словами Брент схватил Кендалл за руку и с такой силой поволок за собой, что она чуть не задохнулась от неожиданного рывка. Трое мужчин в доме и не думали прийти ей на помощь, пока Брент тащил ее к двери. Они только весело посмеивались.
   — Перестань! — Кендалл едва не задохнулась от возмущения, цепляясь за дверной косяк. — Брент Макклейн, прекрати это безобразие! Отпусти меня, суп убежит!
   — Не волнуйся, Кендалл, я послежу за супом, — бодро пообещал Гарольд.
   — Ты можешь идти, как настоящая леди, — прошипел ей на ухо Брент, — но если будешь упрямиться, то я перекину тебя через плечо, как мешок с картошкой. Но ты все равно пойдешь со мной!
   — Нет! Брент…
   Его нешуточный гнев напугал Кендалл до глубины души. Она так ждала его, ей не терпелось вновь почувствовать его прикосновения, ощутить его пылкую ласку. Но теперь ей казалось, что между ними все кончено, а ведь счастье было так близко. Из глаз ее брызнули слезы. Ну почему она вызывает такую непонятную злобу у человека, которого так любит? И боится одновременно.
   — Брент, постой! Послушай…
   — Знаешь, мне больше нравится нести тебя через плечо, — нетерпеливо произнес Брент. За словами последовало действие. Пальцы Кендалл разжались, не в силах сопротивляться мощному натиску. В руках Макклейна не было никакой нежности, когда он одним рывком перекинул её через свое широкое плечо. Она только охнула, когда ее живот соприкоснулся с грубым сукном мундира. Протестовать она уже не могла — голос отказался повиноваться.
   «Где Эйми?» — в отчаянии подумала Кендалл, которой так нужна была помощь этой славной женщины.
   Ответ на этот вопрос не заставил себя ждать. Эйми Армстронг стояла за клумбой недалеко от входа в дом и крутила на вертеле копченый говяжий бок.
   — Мы немного прогуляемся, а заодно поговорим, Эйми, — ласково проговорил Брент, проходя мимо нее.
   Кендалл изо всех сил уперлась кулачками в спину Брента и попыталась обратиться к Эйми:
   — Эйми… Миссис Армстронг…
   — Желаю вам приятно провести время, мои дорогие! — крикнула им вслед хозяйка, весело помахав на прощание салфеткой.
   Кендалл заметила, что они приближаются к хлеву, но Брент прошел мимо и углубился по тропинке в сосновый лесок.
   — Кендалл, тебе уже давно пора понять, что ты всего-навсего слабая женщина, — наставительно произнес Брент, и в его голосе прозвучали гневные нотки. Тем временем слабая женщина изо всех сил пыталась вырваться из его железной хватки.
   — Всего-навсего женщина? — в ярости вскрикнула Кендалл. — Как прикажешь тебя понимать?
   — Ты не можешь сопротивляться мужчине! Ты, кажется, действительно этого не понимаешь. Придется мне восполнить пробел в твоем образовании.
   — О чем ты говоришь?
   В этот момент Брент остановился и усадил ее на землю. Кендалл огляделась. Макклейн притащил ее на берег реки. Однако в этом месте пляж был покрыт мелким белым песком, а по краям окаймлен густыми зарослями. Она посмотрела на Брента и увидела, что он мрачно улыбается и стоит, уперев руки в бедра.
   — Здесь мы одни, миссис Мур. Совсем одни. Можете кричать, рвать на себе волосы, пожалуйста, ни одна живая душа не увидит и не услышит вас.
   Сердце Кендалл болезненно сжалось, когда она увидела Брента, возвышавшегося над ней всем своим мощным телом. Все его мышцы были напряжены, на шее пульсировала жилка. Во всем его облике не было ни капли любви, только едва сдерживаемый гнев. Глаза смотрели холодно и враждебно, от них веяло холодом, как от глубокого сугроба.
   Кендалл, подбоченившись, резким движением головы откинула назад пышную копну своих великолепных волос:
   — Я не могу вас понять, капитан Макклейн. Не вы привезли меня сюда. Я добралась до берега сама. Да, я женщина, как вы милостиво соизволили заметить, но я все сделала…
   — Ты запросто могла убить себя! Какая от этого польза? Твой друг Трейвис обещал вызволить тебя, но нет, мы выше этого. Ты повела себя как полная идиотка…
   — Я не могла ждать! — запротестовала Кендалл, чувствуя тревогу. Откуда он так близко знает Трейвиса? — А я хотела бы знать, каким образом Ночной Ястреб, гроза морей, гордость Конфедерации, получил такую исчерпывающую информацию от янки? Ты что, ведешь двойную игру, капитан Макклейн? Ты на самом деле герой, за которого себя выдаешь, или проходишь сквозь блокадное кольцо только с целью наживы, как многие другие?
   Произнеся эти слова, Кендалл отпрянула назад. Лучше бы она промолчала. Выражение лица Брента почти не изменилось, но во всей его позе, когда он шагнул к ней, было столько угрозы, что Кендалл поняла: она очень больно задела его,
   — Мужчину я убил бы за гораздо меньшее оскорбление, — спокойно произнес он. — Но ты не мужчина, не правда ли? В этом суть нашего разговора.
   Брент стремительно поднял руки и. Схватив Кендалл за запястья, рывком прижал ее к себе. Не успела она что-либо сообразить, как ее спина оказалась припертой к стволу дерева. Навалившись на Кендалл всем своим весом, Брент сжал ладонями ее голову.
   — Ну? — произнес он спокойно, хотя тело его все еще было напряжено. — А теперь скажи мне, Кендалл, что ты собираешься делать? Ты же не можешь пошевелить ни рукой, ни ногой. Ты пленница. Это очень грустный факт, моя дорогая, но самец всегда сильнее самки, во всяком случае, у людей это так. Я могу сотворить с тобой все, что захочу, и ты не сможешь даже сопротивляться.
   — И что ты собрался этим доказать, ты наглый… — Она осеклась, потому что в этот момент его губы неистово прижались к ее губам, лишив возможности не только говорить, но и дышать. Она пыталась протестовать, возмущенная таким грубым насилием, но одновременно ее охватила волна столь же неуемного желания. В последний раз она видела Брента много месяцев назад и теперь так хотела прикоснуться к нему, что ей доставляли наслаждение даже его грубые объятия. Всю силу своего желания, весь жар своего сердца вложила она в ответный поцелуй. Ее ответ был таким же диким и необузданным, как и его напор.
   Его губы медленно соскользнули с ее губ, Брент перевел рвущееся из груди дыхание и стал нежно ласкать губами брови, веки, щеки Кендалл. Из груди ее вырвался тихий стон, когда она с мольбой о взаимопонимании взглянула в его темно-серые, как грозовая туча, глаза. Как она хотела увидеть в них те бешеные, ничем не сдерживаемые чувства, перед которыми была не в силах устоять.
   — Кендалл, черт тебя подери, ты должна понять…
   — Понять что, Брент? — Она сорвалась на крик. — Чему ты хочешь меня научить? Что мир опасен, а жизнь может быть жестокой?
   В глазах ее закипали слезы ярости.
   — Боже милостивый, ты думаешь, я этого не знаю? Какой ужас я пережила без тебя! Иногда мне казалось, что я не хочу дальше жить. Когда я не спала, меня окружал кошмар, а сон представлялся явью, и единственным радостным сновидением было…
   Она замолчала и вперила в Брента негодующий взгляд. У них с Брентом был целый мир. Проведенным вместе часам суждено наполняться поступками и чувствами, гневом и страстью. И не важно, что этих часов было очень мало — именно они составляли волшебную сказку ее жизни. Именно он, Брент Макклейн, стал смыслом ее жизни, и она не хотела, чтобы он исчез, как сон.
   Макклейн впился в Кендалл взглядом, пожирая ее глазами и стараясь проникнуть в ее душу. Как ему хотелось стиснуть ее в объятиях, изгнать из нее, любимой женщины, пережитый ею ужас, ибо тот ужас больно ранил и его сердце. Кендалл понимала, что у него множество других забот и волнений — сражения, которых она не видела. Смелые вылазки, в которых он рисковал головой… Как много всего в их молчании! Брент даже отпустил Кендалл и стоял напротив, испепеляя ее огненным взглядом. А когда заговорил, голос его звучал хрипло, в тоне слышалась неожиданная мольба:
   — Так что было твоим единственным радостным сновидением, Кендалл?
   Она задержала дыхание и посмотрела в глаза Бренту. Он покорил ее сердце, ее душу. Но сейчас из глубины ее существа медленно поднимался непонятный страх. Оттого, что, возможно, Брент не так стремился быть с нею, как стремилась Она. Она не могла произнести ни слова. Но тут же поняла, что сама жестокость их существование задела в ее душе какие-то струны. Она поняла, что единственный выход — быть честной, раскрыть свое сердце и молить Бога, чтобы Брент принял этот дар.
   — Ты… — прошептала она. Замолчала и почувствовала на лице дуновение свежего бриза.
   Над головой шелестели пальмы. Слышались крики чаек. Брент во все глаза смотрел на Кендалл.
   — Ты, — снова прошептала она. — Ты — мои сновидения, ты — моя жизнь, ты — ожидание… ты… Я люблю тебя, Брент.
   — О Боже!.. — воскликнул он. — Дурочка! Я забыл о войне, забыл о своем долге, забыл о смерти и чести — и все это потому, что я люблю тебя! — В словах его слышались боль и горечь. Он схватил Кендалл за плечи своими сильными пальцами. — Вот почему ты должна услышать мои слова, вот почему ты должна меня слушать!
   — Умоляю, Брент! Я тебя не понимаю, но люблю, а время, которое мы проводим вместе, так коротко и мимолетно, мы встречаемся так редко! Прошу тебя, Брент, прошу…
   — Кендалл, — с ласковой хрипотцой проговорил он, заключая ее в нежные объятия. — Что ты не поймешь? Я до смерти боюсь оставлять тебя здесь! Никому не под силу сражаться в одиночку. Джон Мур может в любой момент вернуться сюда, и ты будешь так же беспомощна, как и тогда. Я не могу одновременно защищать тебя от него и воевать…
   — Брент, ты бы не смог защитить меня в тот раз! Их было много. Пуля не разбирает, в кого ей попасть, и одинаково легко убивает и мужчину, и женщину. Клянусь тебе, Брент…
   — Мы обсудим это позже, — перебил ее Брент. — Я больше не могу этого вынести.
   — Что ты не можешь вынести? — спросила Кендалл. Она положила руки на плечи Бренту и заглянула в его глаза.
   — Люби меня, Кендалл, — ласково прошептал он.
   — Но я и так люблю тебя, Брент, — невинно ответила она. Он сдавленно застонал и снова прижал ее к себе, пожирая своими горящими серыми глазами. Его мундир не мешал Кендалл чувствовать обжигающее прикосновение его тела. Жар пронзил ее внезапной вспышкой лихорадочного возбуждения и какой-то веселой отваги. Лицо Кендалл зарделось.
   — Как, прямо здесь?
   Брент пальцем откинул с ее лица прядь волос:
   — Угу…
   Она вдруг почувствовала, что подкашиваются ноги. Уловив это, Брент обхватил ее, бережно уложил спиной на песок и лег рядом. Он медленно ласкал поцелуями ее губы — то были медлительные, сладостные поцелуи, а руки гладили ее тело. Хотя он ласкал Кендалл очень осторожно, едва касаясь, она трепетала от близости его невероятной силы.
   — Брент, — прошептала она, приникнув к его губам.
   — Мм?
   — А что, если кто-нибудь придет?
   — Никто сюда не придет, — ответил он, а его длинные сильные пальцы расстегивали крючки на платье Кендалл.
   — Брент?
   В ответ он снова промычал нечто невнятное.
   — А что подумают Армстронги? — не унималась Кендалл. — Они же будут нас искать.
   — Они подумают, что мы нашли очаровательный уголок в лесу и занимаемся там любовью.
   — Брент! — Одежда соскользнула с обнаженных плеч Кендалл, и Брент жадно впился губами в нежное тело. Кендалл застонала и прижалась к Бренту, размягченная и не делая больше попыток протестовать.