- Почему мне? - удивился Тенгиз.
- А кому же еще! - в свою очередь воскликнул я. - Глядя на этот зажим, разве кто-нибудь поверит, что у нас в отряде есть первоклассный инженер-изобретатель, первоклассный механик, имя которого гремит по всему соединению...
Я не жалел красок, зная, как занят Тенгиз, но только он мог помочь.
- Вот ты к чему! - наконец догадался он и улыбнулся. Подумал немного, отложил в сторону свои трубки, из которых пилил корпуса для новых гранат, и предложил: - Знаешь, Ибрагим, ты напиши, какие нужны тебе инструменты...
- Контора пишет! - перебил я.
- Хорошо, дорогой! - он снова улыбнулся. - Тогда нарисуй все эти инструменты, и я тебе их сделаю.
Уж коли Тенгиз сказал "сделаю", значит сделает. Я показал ему на листке бумаги, как должны выглядеть самые необходимые для нас хирургические инструменты. В тот же день Тенгиз принялся за дело.
За короткое время он изготовил несколько весьма ценных инструментов общего пользования - ножи, ножницы, пилы, долота хирургические, пинцеты, крючки для раздвигания краев раны и многое другое. Несколько позже он изготовил кое-какие инструменты специального назначения: пулевые щипцы, зеркала, расширители Гегара и так далее. Я чувствовал себя богачом.
Но само собой понятно, что все эти инструменты мы не могли изготавливать в большом количестве: один-два экземпляра. И врачам в партизанских отрядах по-прежнему приходилось обходиться самым примитивным: обрабатывать раны обычным ножом или бритвой, без обезболивающих средств, вместо наркоза при операциях применять алкоголь, а точнее - самогонное оглушение. Перевязку сосудов делали обычными, предварительно прокипяченными нитками, а ампутации - обыкновенной садовой пилкой.
И все же исход операций, как правило, был благополучным. Здесь сыграли свою роль не только мастерство и изобретательность врачей, но и чрезвычайное напряжение всей нервной системы раненых, то самое напряжение, которое заставляет организм мобилизовать все силы, все внутренние резервы на борьбу с любой раной, с любой болезнью.
Таким образом, одновременно с началом организационных мероприятий мы, так сказать, малыми силами делали все возможное, чтобы как можно быстрее возвращать в строй больных и раненых.
Вместе с тем продолжали совершенствовать медицинскую службу во всех звеньях. И здесь порой, казалось бы, рядовой случай толкал на большую организационную идею.
В конце сорок второго года ко мне как-то пришел пулеметчик Алексой из партизанской роты, где командиром был Даниил Абакумович Скляр. Пулеметчик как пулеметчик: небольшого роста, веснушчатый, с пышной огненной шевелюрой. Жизнерадостный, веселый, полный юмора. Был он очень подвижен, по глазам угадывался очень деятельный человек.
Алексей пожаловался на сильное боли в ногах. Я внимательно осмотрел его и установил тяжелое заболевание периферических сосудов, которое у нас, врачей, носит название облитерирующий эндартериит. Человек с таким заболеванием уже не боец, он не может участвовать в тяжелых походах, тем более связанных с длительным пребыванием в болотах, в холодной воде. Болезнь требовала долгого и эффективного лечения. Самый лучший выход был - отправить Алексея на Большую землю. Но в то время с Большой землей мы были связаны преимущественно по радио, самолеты к нам прилетали редко.
Что же делать с Алексеем? Он сам даже мысли не допускал, что его могут отчислить из партизанского отряда.
- Белье буду стирать, кашеварить буду, а из партизан не уйду! - заявил он.
Эти слова натолкнули меня на одну хорошую мысль. А что, если попросить у командира разрешения оставить Алексея у себя! Я смог бы его понемногу подлечивать, а он в свою очередь выполнял бы обязанности санитара. Обратился к Даниилу Абакумовичу. Он дал свое "добро", и Алексей остался при нашей медчасти.
Стал обучать бывшего пулеметчика основам новой профессии. Показал, как накладывать жгут для остановки кровотечения, шипы для иммобилизации (состояния покоя) при костных переломах, познакомил с простейшими способами борьбы с инфекциями. Алексей был отличным учеником. Он схватывал все на лету, вскоре уже мог сам, без моего вмешательства, оказывать неотложную медицинскую помощь. А это приходилось делать все чаще.
...Обычно утром меня вызывали в какой-либо отдаленный партизанский отряд к больному. И я уезжал, оставляя за себя в медчасти Алексея и мою первую помощницу Иру, фельдшера по образованию. Однажды отряд под командованием Даниила Абакумовича ушел на боевое задание. От разведки были получены сведения, что в деревне Загалье немцы собрали большое стадо скота для отправки в Германию. Нужно его отбить у врага и перегнать поглубже в партизанскую зону.
Боевая операция прошла успешно, отряд возвращался домой. Но по дороге в Сосновку он неожиданно попал в засаду. Произошел короткий, но жаркий бой. Гитлеровцы бежали. Однако радость победы была омрачена: Даниила Абакумовича ранило в ногу.
Бойцы из отряда сделали импровизированные носилки из плащ-палатки, донесли своего командира до партизанской зоны. Здесь достали повозку, привезли в Сосновку. Иры же на месте не оказалось. Ее вызвали в соседнюю деревню, где обнаружили сыпняк. Алексей был один. И ему волей-неволей пришлось оказывать первую помощь. По дороге командир потерял много крови, его внесли в хату бледного, осунувшегося. Алексей осмотрел рану, установил, что у командира сквозное пулевое ранение левой голени с повреждением большеберцовой кости. Он, как и учил я его поступать в таких случаях, обработал пулевые отверстия йодом, наложил на ногу деревянные лангеты, забинтовал ее.
Когда я возвратился и осмотрел раненого, убедился, что доврачебную помощь Алексей оказал квалифицированно, со знанием дела. Придраться было не к чему...
Вот тогда-то и родилась у меня идея организовать при нашей медчасти краткосрочные курсы санинструкторов. Обучить самым необходимым приемам помощи раненым можно любого, а если при каждом отряде будет по пять-шесть санинструкторов, это даст возможность оказывать всем своевременную доврачебную помощь.
Этими соображениями я поделился с командованием соединения. Роман Наумович Мачульский и Иосиф Александрович Бельский горячо поддержали меня.
- Необходимость в таких курсах давно назрела, - решили они. - Тем более, что начинается период создания определенной структуры медицинских служб во всех партизанских бригадах и отрядах.
Действительно, вскоре медицинская служба у нас была в корне реорганизована. Учредили должности начальников медицинских служб бригад, в задачу которых входило укомплектование отрядов, рот и даже взводов медработниками, а также организация бригадных госпиталей. Предстояло наладить дело таким образом, чтобы любая боевая операция была обеспечена медработниками, медикаментами и перевязочными материалами. Одновременно в нашу задачу входило наладить постоянное медицинское обслуживание мирного населения партизанских зон.
Решение всех этих весьма важных вопросов должно было осуществляться по двум направлениям. Первое - создание необходимого запаса инструментария в каждом отряде, в каждой бригаде, а также медикаментов, перевязочных материалов. Второе - подготовка кадров.
Вот почему, выслушав мое предложение, Роман Наумович посоветовал наладить дело несколько шире.
- Вот что, Ибрагим Леонидович, - сказал он. - Ты сперва в других бригадах побывай. Может, там у врачей тоже что-нибудь интересное появилось.
Он оказался прав. Когда я начал объезды, убедился, что идея, подобная моей, появилась и у других врачей. Некоторые даже начали ее осуществлять. Я поинтересовался, как готовятся санитарные инструкторы на местах, кое-что интересное взял на заметку для себя.
- Вот видишь, - сказал Роман Наумович, когда я доложил ему о результатах поездки, - выходит, дело нужное. Приступай и ты.
В скором времени занятия по подготовке санинструкторов были организованы во всех бригадах. Так, в бригаде имени Чкалова, где руководство санслужбой осуществлял Иосиф Климентьевич Крюк, и в бригаде Далидовича, где начальником санслужбы был Семен Миронович Швец, подготовили 30 санитарных инструкторов. В партизанской бригаде "Смерть фашизму!" обучили санитарному делу 11 человек, в отряде имени Суворова врач Назаров подготовил 10 санинструкторов. Я обучил десять человек.
Для проведения занятий выбрали одну из хат в деревне Сосновка. Занятия шли между боевыми операциями по плану, который разрабатывался предварительно. Составляя план, я старался учесть такие важные вопросы, как первая помощь при пулевых и осколочных ранениях, наложение жгутов и шин, помощь при переломах костей. Несколько занятий посвятили вопросам обращения с медикаментами, использования растений как лекарственных средств.
При каждом удобном случае я давал возможность моим слушателям применять полученные знания на практике. Они присутствовали на операциях, при перевязках. Сами под моим наблюдением делали перевязки.
Дело начали хорошее. Санинструкторы спасли многих раненых на поле боя, оказав им своевременную и квалифицированную медицинскую помощь.
Контингент слушателей был самый разнообразный. В основном это были женщины-партизанки. Но обучали мы санитарному делу и мужчин, и даже кое-кого из местных жителей.
В середине сорок третьего года мы уже могли смело заявить, что у нас теперь любая боевая операция обеспечивалась медицинскими работниками. А это значит, что, идя на задание, боец знал: рядом с ним находится человек, который в случае ранения всегда окажет ему первую медицинскую помощь. Помимо всего прочего, это создавало и определенный психологический эффект, что в свою очередь повышало боеспособность партизан.
Одновременно с подготовкой медицинских кадров занимались мы и вопросами обеспечения партизан медикаментами и перевязочным материалом. Здесь большую роль сыграла помощь с Большой земли.
В сентябре сорок второго года сообщили по радио, что в конце месяца к нам должен прилететь самолет из-за линии фронта. Я срочно подготовил подробное письмо на имя начальника санитарной службы Белорусского штаба партизанского движения Ивана Анисимовича Инсарова. В письме поведал о положении дел с медицинским обслуживанием в партизанской зоне, изложил наши первоочередные нужды, поделился своими соображениями по поводу улучшения медицинского обслуживания партизан и местных жителей. С этим письмом я ознакомил командование соединения, оно одобрило его.
Теперь оставалось ждать.
Вскоре нам передали, чтобы мы готовили посадочную площадку.
Забегая вперед, хочется рассказать о самом Иване Анисимовиче Инсарове. Этот незаурядный человек очень много сделал для нас, партизанских медиков, вообще для партизанской медицинской службы.
Лично я познакомился с Инсаровым гораздо позже, только в 1945 году. Но быстрая реакция на мое письмо, те практические шаги, которые вскоре за ним последовали, позволили уже тогда создать о нем мнение, как о человеке деятельном, быстро и правильно оценивающем ситуацию, умеющем выбирать самый оптимальный вариант решения любой задачи.
Когда была налажена регулярная связь с Большой землей и самолеты стали прилетать к нам довольно часто, не было случая, чтобы они не привозили хотя бы одного мешка с медикаментами. Распаковывая его, мы всегда удивлялись и радовались тому, с каким знанием дела, наших нужд и запросов комплектовалась каждая такая медицинская посылка.
Кроме того, прилеты самолетов с Большой земли играли и ту важную, порой неоценимую роль, что мы могли своевременно эвакуировать в тыл тяжелораненых и тех, кто нуждался в срочной хирургической помощи. Сотни и сотни партизан были таким образом спасены от смерти.
Приведу несколько цифр, которые, на мой взгляд, очень ярко характеризуют объем работ, проделанный санитарным отделом Белорусского штаба партизанского движения. Только, например, с декабря 1943 по февраль 1944 года санотделом отправлена нам 181 тысяча кубических сантиметров различных вакцин, которыми было проведено около 35 тысяч прививок против сыпного тифа и около 45 тысяч прививок против других инфекционных заболеваний. За этот же период эвакуировано на Большую землю 6617 раненых.
Встретился я с Иваном Анисимовичем Инсаровым летом 1945 года в Белорусском штабе партизанского движения. Штаб этот продолжал еще существовать, хотя функции его несколько изменились. Теперь он решал вопросы, связанные с судьбами членов партизанских отрядов, медиков, с оформлением и выдачей различных документов, с трудоустройством вчерашних народных мстителей и т.д.
Помещение штаба находилось по Червенскому тракту, санитарный отдел располагался на втором этаже. Когда я поднялся туда, кто-то, узнав меня, крикнул: "А вот и Друян!". Иван Анисимович сидел в это время в кругу партизанских врачей, о чем-то оживленно с ними беседовал. Услышав мою фамилию, он быстро встал, направился ко мне.
- Так вот ты какой, Друян! - воскликнул он.
Я сам с нескрываемым удивлением рассматривал этого человека, о котором был очень высокого мнения. Передо мной стоял небольшого роста, плотный сорокалетний мужчина, несколько полноватый, круглолицый. Мягкий взгляд умных глаз, добродушная улыбка говорили, что человек этот отзывчивый, добрый по характеру.
Иван Анисимович тепло обнял меня, завел к себе в кабинет, и мы долго беседовали там. Его интересовало все: и то, как и где живу, каково состояние здравоохранения в районе, где работаю. Работал я тогда в одном из районов Брестской области - Каменецком, возглавлял там райздравотдел. Подробно, с живым интересом расспрашивал он о том, как сложилась послевоенная судьба многих других медиков соединения.
Он дал мне немало дельных советов, связанных с восстановлением здравоохранения в районе, подробно расспросил о наших нуждах, обещал помочь. И слово свое сдержал.
В 1948 году я узнал, что Иван Анисимович Инсаров назначен министром здравоохранения нашей республики. Я подумал тогда: "Кандидатура на этот высокий пост подобрана очень удачно".
Это было потом. А теперь? Невозможно описать то нетерпение, с каким мы ожидали самолет с Большой земли.
В глубоком лесу на острове Зыслов, в нескольких километрах от деревни Альбинск, партизаны оборудовали великолепную посадочную площадку. Выровняли ее, по углам наложили несколько куч хвороста для костров. Мы, медики, привезли сюда для отправки в тыл раненых, которые нуждались в сложной медицинской помощи.
И вот наступила эта долгожданная ночь! Уже с вечера возле посадочной площадки собралось немало партизан. Едва стемнело, все мы начали прислушиваться: не летит ли? Но долго небо было безмолвным. Около полуночи наконец услышали далекий рокот мотора. Мы стали жечь костры. Рокот быстро приближался, и вот самолет уже над головой. Он сделал круг над кострами, стал быстро снижаться, пошел на посадку.
Вот самолет уже на земле. Из кабины вылез летчик. К нему со всех сторон с радостными криками бегут партизаны. Люди плотным кольцом быстро окружили его, жмут руки, обнимают, все вместе забрасывают вопросами, а он смущенно улыбается, просит:
- Товарищи, товарищи... Надо разгружаться. Мне ведь до рассвета необходимо линию фронта пересечь.
Но чувствуется, что он тоже рад встрече, доволен, что прилетел, благополучно приземлился.
Стали выгружать багаж из самолета. Медики жадно прощупывали взглядами каждый груз. Ящики с оружием, взрывчаткой, патроны, газеты... И вот уже самолет пуст, надо вносить в него раненых.
- А где же медикаменты? - заволновались мы. - Неужели не прислали?
Летчик виновато развел руками:
- Нет. Разговора даже не было...
Потом выяснилось, что груз предназначался в другой адрес, где медикаменты не требовались. Летчику приказали буквально в последний перед взлетом момент изменить курс.
Очень разочарованные, мы наказали ему в следующий раз обязательно привезти медикаменты.
- Это уж точно! - твердо пообещал он. - Не я, так другой, но уж привезем обязательно.
В самолет внесли раненых. Он вырулил на взлетную полосу, благополучно оторвался от земли, взял курс на восток. Партизаны долго еще махали вслед шапками. Потом принялись сортировать груз.
Для нас, врачей, снова наступили дни ожидания.
Недели через две по радио сообщили, что к нам вылетает второй самолет. Снова собираем хворост для костров...
В полночь знакомый гул раздался над лесом. Вспыхнули костры, самолет сделал над ними круг, но, к нашему удивлению, на посадку не пошел. Он лишь немного снизился, и вскоре над лесом один за другим раскрылись белые купола парашютов.
В ту ночь нам было сброшено 12 мешков груза. Полдня прошло, пока мы нашли их все, доставили в штаб соединения. На этот раз весь груз был специально для нас, медиков. Это - медикаменты, в которых мы так нуждались, перевязочный материал, немного хирургического инструмента. Всему этому мы были несказанно рады.
По распоряжению командования соединения все медикаменты, перевязочный материал, а также парашюты, которые с успехом можно было использовать вместо бинтов, распределили между партизанскими бригадами и отрядами.
Конечно, медикаменты, присланные с Большой земли, не могли полностью покрыть наши нужды, но все же оказались значительным подспорьем. Основным же источником для получения медикаментов служили полесские леса, целебные травы, которые в них росли, - наша партизанская аптека.
Еще одним источником были медицинские учреждения, где работали советские медики, которые по разным причинам не могли эвакуироваться и остались на временно оккупированной врагом территории. Как правило, это были патриоты, помогавшие нам чем только могли. Через связных и других подпольщиков они переправляли медикаменты в партизанские отряды. Зачастую при первой же возможности сами уходили в партизаны, прихватив с собой что-нибудь из медикаментов и инструментария.
Так оказался в партизанах, например, Михаил Дмитриевич Михейчик. До войны он практиковал в деревне Потичево Смолевичского района. Когда враг захватил родную деревню, сумел быстро наладить связь с партизанами, стал регулярно снабжать их медикаментами, перевязочными материалами. Немцы и полицаи стали подозревать его в этих связях. Над смелым доктором сгустились тучи, и он, прихватив с собой что мог из медикаментов, ушел в партизаны. Вскоре он стал одним из самых популярных партизанских врачей.
Примерно таким же образом оказались у нас в бригаде медицинская сестра Мария Даниловна Соколовская, врач Федор Михайлович Казакевич и многие другие.
О некоторых из них хотелось бы рассказать подробнее.
Федора Михайловича Казакевича война застала в Ленинграде, где он получал специальность стоматолога в военном зубоврачебном училище имени Н.А.Щорса. В первый же день воины молодой медик подает заявление в военкомат и уходит добровольцем на фронт. В октябре сорок первого в одном из тяжелых боев под Вязьмой его ранило осколком в голову. Когда пришел в себя, оказался уже в плену. Начались мытарства, через которые прошли многие из нас: несколько пересыльных лагерей, где чудом оставался жив, потом стационарный лагерь для военнопленных в Бобруйске.
Бобруйск - родина Казакевича. Отсюда он уезжал в Ленинград, здесь оставалась мать-старушка. Ему удалось каким-то образом подать ей весточку. И вот однажды утром мать оказалась у колючей проволоки. Тяжелой была эта встреча. В страшно худом, обросшем человеке, одетом в тряпье, с забинтованной головой мать едва узнала своего сына. А когда узнала, закричала: "Федя!" - и бросилась на проволоку. Тотчас же прикладом автомата была отброшена прочь.
Матери и сыну удалось сказать друг другу несколько слов. Федя попросил помочь ему вырваться из лагеря. Матери были известны случаи, когда комендант лагеря отпускал пленных по ходатайству родственников. Она пошла к нему. Но комендант в тот день был не в духе. Несмотря на то, что мать показала ему документы, свидетельствовавшие, что Федор Михайлович Казакевич - ее сын, он отказался отпустить пленного. Много пришлось ей походить к коменданту, много пролить слез! Наконец Федор пришел домой.
Вскоре Казакевич устроился зубным врачом в городской поликлинике и сразу же настойчиво стал искать связи с партизанами. Он знал, что в лесах под Бобруйском они есть. Не раз они давали о себе знать смелыми диверсиями и налетами на врага. Но как к ним попасть?
Помог случай. Однажды на прием к зубному врачу пришел подвыпивший полицейский Роман Макеев. Пока Казакевич осматривал больного, готовил инструмент, чтобы выдернуть зуб, болтливый полицейский успел похвалиться, что партизанам вот-вот наступит конец. В Бобруйске, мол, формируется большой карательный отряд эсэсовцев, который готовит крупную вылазку против партизан.
- В этой карательной операции, - сообщил Макеев, - будут участвовать даже танки.
Полицейский ушел, а Казакевич в тот день больше уже не принимал больных. Дома он сказал матери, что уходит к партизанам. Он торопился, нужно было до наступления комендантского часа выбраться из города.
Казакевич шел к партизанам не с пустыми руками. Весть, которую он нес, помогла бы им своевременно принять контрмеры. Но в тот раз к партизанам он не попал. Когда подходил к деревне Киселевичи, вдруг из кустов услышал резкий окрик:
- Хальт! Хенде хох!
На дорогу выбежали немцы с автоматами. Казакевич напоролся на засаду.
Его привели в Бобруйск, бросили в тюремную камеру. Два дня арестованного никуда не вызывали, а на третий повели на допрос. Допрашивали в помещении СД, которое обосновалось в бывшем здании кинотеатра. Следователь долго допытывался, куда шел Казакевич, зачем. И неизменно получал один и тот же ответ:
- Выпимши был, господин обер-лейтенант... А пьяного человека, сами знаете, водка ведет. Вот и заблудился...
Улик против Казакевича не было никаких, его снова вернули в камеру.
Через несколько дней всех арестованных, а их было 18 человек, отвезли на станцию Березина, погрузили в вагон и отправили. Ночью Казакевич на ходу поезда выпрыгнул из вагона. До утра шел по лесу, а когда рассвело, решил день отсидеться в копне сена. Залез поглубже и уснул. Проснулся под вечер. Вылез из сена и увидел на лугу четырех в гражданском, но с винтовками. Это была диверсионная группа Николая Семенчука из отряда имени Ворошилова нашего соединения. Подрывники возвращались с задания. Казакевич вышел им навстречу...
Так мы заполучили первого в бригаде зубного врача. Теперь партизанам можно было оказывать квалифицированную стоматологическую помощь.
Нелегок был путь к партизанам и медицинской сестры Ирины Гордеевны Калиновской, моей первой помощницы. Родилась она в местечке Старосельцы Белостокской области. Каторжной была жизнь белорусов под гнетом помещичье-буржуазной Польши. Тяжело было белорусским детям получить образование, еще труднее - найти работу. Родители Ирины решили наперекор всем трудностям вывести дочь "в люди". Способная девочка окончила Старосельскую среднюю школу, поступила в фельдшерское училище в Вильно. За учебу надо было платить, а денег родители не имели. Ирина пошла работать санитаркой в городскую больницу.
Несмотря на все трудности, Ирина успешно окончила фельдшерское училище, поступила работать в Белостокскую городскую больницу, а перед самой войной перешла в военный госпиталь. Самым большим событием в жизни молодого фельдшера было установление Советской власти в районах бывшей Западной Белоруссии. Теперь она наконец смогла забрать к себе родителей, зажить счастливо. Но счастье это было недолгим. Началась война. В первый же день в госпиталь стали поступать раненые, а 26 июня был получен приказ эвакуироваться.
Ирина сопровождала машину с ранеными в Минск. Были уже недалеко от города, когда узнали страшную весть: в столице враг, дорога перерезана немецкими танками. Те, кто мог самостоятельно передвигаться, ушли через леса и болота на восток. Но в машине были и тяжелораненые. Ирина решила остаться с ними, разделить их участь.
Захватив машину, немцы направили ее в Слуцк, в лагерь для военнопленных. Впереди и сзади шли машины врага. Двигались в темноте. Немцы тщательно соблюдали светомаскировку. Воспользовавшись темнотой, на одном из поворотов, когда машины фашистов потерялись из виду, Ирина приказала шоферу свернуть на проселок и остановиться в лесу. Побег оказался удачным. Фашисты не заметили исчезновения машины.
Так они очутились в селе Шищицы. Здесь добрые люди накормили раненых и их смелую проводницу, переодели всех в гражданскую одежду и посоветовали Ирине везти людей в Гресскую больницу. Сказали, что главврач больницы Юрий Георгиевич Войчик в беде не оставит.
Ирина послушалась совета. Юрий Георгиевич действительно тепло принял раненых, разместил их по палатам вместе с больными местными жителями. Предложил Ирине работать в больнице санитаркой. Жить она стала у медсестры Фени Тарасевич, матери троих детей. Работала самоотверженно, делала все, чтобы поскорее поставить своих раненых на ноги. Но позже стала выполнять и другие обязанности.
Юрий Георгиевич Войчик создал подпольную группу, куда кроме Ирины вошли и другие медработники: Лида Ковалева, Аня Соболевская, Феня Тарасевич, Мария Паткевич, Галина Жук, Иван Клебанович со своей семьей. Подпольщики начали понемногу активизировать свои действия.
В обязанности Ирины входило держать связь с людьми, которые доставали оружие для бойцов, направляемых после выздоровления к партизанам. Винтовки и боеприпасы она получала в деревне Поликарповка у подпольщиков Виктора Тишкевича и Василия Матусевича. Оружие приносила домой в разобранном виде. А ночью приходили выздоравливающие, собирали его и уносили в больницу. Ирине не раз приходилось спать на койке, где под матрацем лежало оружие.
- А кому же еще! - в свою очередь воскликнул я. - Глядя на этот зажим, разве кто-нибудь поверит, что у нас в отряде есть первоклассный инженер-изобретатель, первоклассный механик, имя которого гремит по всему соединению...
Я не жалел красок, зная, как занят Тенгиз, но только он мог помочь.
- Вот ты к чему! - наконец догадался он и улыбнулся. Подумал немного, отложил в сторону свои трубки, из которых пилил корпуса для новых гранат, и предложил: - Знаешь, Ибрагим, ты напиши, какие нужны тебе инструменты...
- Контора пишет! - перебил я.
- Хорошо, дорогой! - он снова улыбнулся. - Тогда нарисуй все эти инструменты, и я тебе их сделаю.
Уж коли Тенгиз сказал "сделаю", значит сделает. Я показал ему на листке бумаги, как должны выглядеть самые необходимые для нас хирургические инструменты. В тот же день Тенгиз принялся за дело.
За короткое время он изготовил несколько весьма ценных инструментов общего пользования - ножи, ножницы, пилы, долота хирургические, пинцеты, крючки для раздвигания краев раны и многое другое. Несколько позже он изготовил кое-какие инструменты специального назначения: пулевые щипцы, зеркала, расширители Гегара и так далее. Я чувствовал себя богачом.
Но само собой понятно, что все эти инструменты мы не могли изготавливать в большом количестве: один-два экземпляра. И врачам в партизанских отрядах по-прежнему приходилось обходиться самым примитивным: обрабатывать раны обычным ножом или бритвой, без обезболивающих средств, вместо наркоза при операциях применять алкоголь, а точнее - самогонное оглушение. Перевязку сосудов делали обычными, предварительно прокипяченными нитками, а ампутации - обыкновенной садовой пилкой.
И все же исход операций, как правило, был благополучным. Здесь сыграли свою роль не только мастерство и изобретательность врачей, но и чрезвычайное напряжение всей нервной системы раненых, то самое напряжение, которое заставляет организм мобилизовать все силы, все внутренние резервы на борьбу с любой раной, с любой болезнью.
Таким образом, одновременно с началом организационных мероприятий мы, так сказать, малыми силами делали все возможное, чтобы как можно быстрее возвращать в строй больных и раненых.
Вместе с тем продолжали совершенствовать медицинскую службу во всех звеньях. И здесь порой, казалось бы, рядовой случай толкал на большую организационную идею.
В конце сорок второго года ко мне как-то пришел пулеметчик Алексой из партизанской роты, где командиром был Даниил Абакумович Скляр. Пулеметчик как пулеметчик: небольшого роста, веснушчатый, с пышной огненной шевелюрой. Жизнерадостный, веселый, полный юмора. Был он очень подвижен, по глазам угадывался очень деятельный человек.
Алексей пожаловался на сильное боли в ногах. Я внимательно осмотрел его и установил тяжелое заболевание периферических сосудов, которое у нас, врачей, носит название облитерирующий эндартериит. Человек с таким заболеванием уже не боец, он не может участвовать в тяжелых походах, тем более связанных с длительным пребыванием в болотах, в холодной воде. Болезнь требовала долгого и эффективного лечения. Самый лучший выход был - отправить Алексея на Большую землю. Но в то время с Большой землей мы были связаны преимущественно по радио, самолеты к нам прилетали редко.
Что же делать с Алексеем? Он сам даже мысли не допускал, что его могут отчислить из партизанского отряда.
- Белье буду стирать, кашеварить буду, а из партизан не уйду! - заявил он.
Эти слова натолкнули меня на одну хорошую мысль. А что, если попросить у командира разрешения оставить Алексея у себя! Я смог бы его понемногу подлечивать, а он в свою очередь выполнял бы обязанности санитара. Обратился к Даниилу Абакумовичу. Он дал свое "добро", и Алексей остался при нашей медчасти.
Стал обучать бывшего пулеметчика основам новой профессии. Показал, как накладывать жгут для остановки кровотечения, шипы для иммобилизации (состояния покоя) при костных переломах, познакомил с простейшими способами борьбы с инфекциями. Алексей был отличным учеником. Он схватывал все на лету, вскоре уже мог сам, без моего вмешательства, оказывать неотложную медицинскую помощь. А это приходилось делать все чаще.
...Обычно утром меня вызывали в какой-либо отдаленный партизанский отряд к больному. И я уезжал, оставляя за себя в медчасти Алексея и мою первую помощницу Иру, фельдшера по образованию. Однажды отряд под командованием Даниила Абакумовича ушел на боевое задание. От разведки были получены сведения, что в деревне Загалье немцы собрали большое стадо скота для отправки в Германию. Нужно его отбить у врага и перегнать поглубже в партизанскую зону.
Боевая операция прошла успешно, отряд возвращался домой. Но по дороге в Сосновку он неожиданно попал в засаду. Произошел короткий, но жаркий бой. Гитлеровцы бежали. Однако радость победы была омрачена: Даниила Абакумовича ранило в ногу.
Бойцы из отряда сделали импровизированные носилки из плащ-палатки, донесли своего командира до партизанской зоны. Здесь достали повозку, привезли в Сосновку. Иры же на месте не оказалось. Ее вызвали в соседнюю деревню, где обнаружили сыпняк. Алексей был один. И ему волей-неволей пришлось оказывать первую помощь. По дороге командир потерял много крови, его внесли в хату бледного, осунувшегося. Алексей осмотрел рану, установил, что у командира сквозное пулевое ранение левой голени с повреждением большеберцовой кости. Он, как и учил я его поступать в таких случаях, обработал пулевые отверстия йодом, наложил на ногу деревянные лангеты, забинтовал ее.
Когда я возвратился и осмотрел раненого, убедился, что доврачебную помощь Алексей оказал квалифицированно, со знанием дела. Придраться было не к чему...
Вот тогда-то и родилась у меня идея организовать при нашей медчасти краткосрочные курсы санинструкторов. Обучить самым необходимым приемам помощи раненым можно любого, а если при каждом отряде будет по пять-шесть санинструкторов, это даст возможность оказывать всем своевременную доврачебную помощь.
Этими соображениями я поделился с командованием соединения. Роман Наумович Мачульский и Иосиф Александрович Бельский горячо поддержали меня.
- Необходимость в таких курсах давно назрела, - решили они. - Тем более, что начинается период создания определенной структуры медицинских служб во всех партизанских бригадах и отрядах.
Действительно, вскоре медицинская служба у нас была в корне реорганизована. Учредили должности начальников медицинских служб бригад, в задачу которых входило укомплектование отрядов, рот и даже взводов медработниками, а также организация бригадных госпиталей. Предстояло наладить дело таким образом, чтобы любая боевая операция была обеспечена медработниками, медикаментами и перевязочными материалами. Одновременно в нашу задачу входило наладить постоянное медицинское обслуживание мирного населения партизанских зон.
Решение всех этих весьма важных вопросов должно было осуществляться по двум направлениям. Первое - создание необходимого запаса инструментария в каждом отряде, в каждой бригаде, а также медикаментов, перевязочных материалов. Второе - подготовка кадров.
Вот почему, выслушав мое предложение, Роман Наумович посоветовал наладить дело несколько шире.
- Вот что, Ибрагим Леонидович, - сказал он. - Ты сперва в других бригадах побывай. Может, там у врачей тоже что-нибудь интересное появилось.
Он оказался прав. Когда я начал объезды, убедился, что идея, подобная моей, появилась и у других врачей. Некоторые даже начали ее осуществлять. Я поинтересовался, как готовятся санитарные инструкторы на местах, кое-что интересное взял на заметку для себя.
- Вот видишь, - сказал Роман Наумович, когда я доложил ему о результатах поездки, - выходит, дело нужное. Приступай и ты.
В скором времени занятия по подготовке санинструкторов были организованы во всех бригадах. Так, в бригаде имени Чкалова, где руководство санслужбой осуществлял Иосиф Климентьевич Крюк, и в бригаде Далидовича, где начальником санслужбы был Семен Миронович Швец, подготовили 30 санитарных инструкторов. В партизанской бригаде "Смерть фашизму!" обучили санитарному делу 11 человек, в отряде имени Суворова врач Назаров подготовил 10 санинструкторов. Я обучил десять человек.
Для проведения занятий выбрали одну из хат в деревне Сосновка. Занятия шли между боевыми операциями по плану, который разрабатывался предварительно. Составляя план, я старался учесть такие важные вопросы, как первая помощь при пулевых и осколочных ранениях, наложение жгутов и шин, помощь при переломах костей. Несколько занятий посвятили вопросам обращения с медикаментами, использования растений как лекарственных средств.
При каждом удобном случае я давал возможность моим слушателям применять полученные знания на практике. Они присутствовали на операциях, при перевязках. Сами под моим наблюдением делали перевязки.
Дело начали хорошее. Санинструкторы спасли многих раненых на поле боя, оказав им своевременную и квалифицированную медицинскую помощь.
Контингент слушателей был самый разнообразный. В основном это были женщины-партизанки. Но обучали мы санитарному делу и мужчин, и даже кое-кого из местных жителей.
В середине сорок третьего года мы уже могли смело заявить, что у нас теперь любая боевая операция обеспечивалась медицинскими работниками. А это значит, что, идя на задание, боец знал: рядом с ним находится человек, который в случае ранения всегда окажет ему первую медицинскую помощь. Помимо всего прочего, это создавало и определенный психологический эффект, что в свою очередь повышало боеспособность партизан.
Одновременно с подготовкой медицинских кадров занимались мы и вопросами обеспечения партизан медикаментами и перевязочным материалом. Здесь большую роль сыграла помощь с Большой земли.
В сентябре сорок второго года сообщили по радио, что в конце месяца к нам должен прилететь самолет из-за линии фронта. Я срочно подготовил подробное письмо на имя начальника санитарной службы Белорусского штаба партизанского движения Ивана Анисимовича Инсарова. В письме поведал о положении дел с медицинским обслуживанием в партизанской зоне, изложил наши первоочередные нужды, поделился своими соображениями по поводу улучшения медицинского обслуживания партизан и местных жителей. С этим письмом я ознакомил командование соединения, оно одобрило его.
Теперь оставалось ждать.
Вскоре нам передали, чтобы мы готовили посадочную площадку.
Забегая вперед, хочется рассказать о самом Иване Анисимовиче Инсарове. Этот незаурядный человек очень много сделал для нас, партизанских медиков, вообще для партизанской медицинской службы.
Лично я познакомился с Инсаровым гораздо позже, только в 1945 году. Но быстрая реакция на мое письмо, те практические шаги, которые вскоре за ним последовали, позволили уже тогда создать о нем мнение, как о человеке деятельном, быстро и правильно оценивающем ситуацию, умеющем выбирать самый оптимальный вариант решения любой задачи.
Когда была налажена регулярная связь с Большой землей и самолеты стали прилетать к нам довольно часто, не было случая, чтобы они не привозили хотя бы одного мешка с медикаментами. Распаковывая его, мы всегда удивлялись и радовались тому, с каким знанием дела, наших нужд и запросов комплектовалась каждая такая медицинская посылка.
Кроме того, прилеты самолетов с Большой земли играли и ту важную, порой неоценимую роль, что мы могли своевременно эвакуировать в тыл тяжелораненых и тех, кто нуждался в срочной хирургической помощи. Сотни и сотни партизан были таким образом спасены от смерти.
Приведу несколько цифр, которые, на мой взгляд, очень ярко характеризуют объем работ, проделанный санитарным отделом Белорусского штаба партизанского движения. Только, например, с декабря 1943 по февраль 1944 года санотделом отправлена нам 181 тысяча кубических сантиметров различных вакцин, которыми было проведено около 35 тысяч прививок против сыпного тифа и около 45 тысяч прививок против других инфекционных заболеваний. За этот же период эвакуировано на Большую землю 6617 раненых.
Встретился я с Иваном Анисимовичем Инсаровым летом 1945 года в Белорусском штабе партизанского движения. Штаб этот продолжал еще существовать, хотя функции его несколько изменились. Теперь он решал вопросы, связанные с судьбами членов партизанских отрядов, медиков, с оформлением и выдачей различных документов, с трудоустройством вчерашних народных мстителей и т.д.
Помещение штаба находилось по Червенскому тракту, санитарный отдел располагался на втором этаже. Когда я поднялся туда, кто-то, узнав меня, крикнул: "А вот и Друян!". Иван Анисимович сидел в это время в кругу партизанских врачей, о чем-то оживленно с ними беседовал. Услышав мою фамилию, он быстро встал, направился ко мне.
- Так вот ты какой, Друян! - воскликнул он.
Я сам с нескрываемым удивлением рассматривал этого человека, о котором был очень высокого мнения. Передо мной стоял небольшого роста, плотный сорокалетний мужчина, несколько полноватый, круглолицый. Мягкий взгляд умных глаз, добродушная улыбка говорили, что человек этот отзывчивый, добрый по характеру.
Иван Анисимович тепло обнял меня, завел к себе в кабинет, и мы долго беседовали там. Его интересовало все: и то, как и где живу, каково состояние здравоохранения в районе, где работаю. Работал я тогда в одном из районов Брестской области - Каменецком, возглавлял там райздравотдел. Подробно, с живым интересом расспрашивал он о том, как сложилась послевоенная судьба многих других медиков соединения.
Он дал мне немало дельных советов, связанных с восстановлением здравоохранения в районе, подробно расспросил о наших нуждах, обещал помочь. И слово свое сдержал.
В 1948 году я узнал, что Иван Анисимович Инсаров назначен министром здравоохранения нашей республики. Я подумал тогда: "Кандидатура на этот высокий пост подобрана очень удачно".
Это было потом. А теперь? Невозможно описать то нетерпение, с каким мы ожидали самолет с Большой земли.
В глубоком лесу на острове Зыслов, в нескольких километрах от деревни Альбинск, партизаны оборудовали великолепную посадочную площадку. Выровняли ее, по углам наложили несколько куч хвороста для костров. Мы, медики, привезли сюда для отправки в тыл раненых, которые нуждались в сложной медицинской помощи.
И вот наступила эта долгожданная ночь! Уже с вечера возле посадочной площадки собралось немало партизан. Едва стемнело, все мы начали прислушиваться: не летит ли? Но долго небо было безмолвным. Около полуночи наконец услышали далекий рокот мотора. Мы стали жечь костры. Рокот быстро приближался, и вот самолет уже над головой. Он сделал круг над кострами, стал быстро снижаться, пошел на посадку.
Вот самолет уже на земле. Из кабины вылез летчик. К нему со всех сторон с радостными криками бегут партизаны. Люди плотным кольцом быстро окружили его, жмут руки, обнимают, все вместе забрасывают вопросами, а он смущенно улыбается, просит:
- Товарищи, товарищи... Надо разгружаться. Мне ведь до рассвета необходимо линию фронта пересечь.
Но чувствуется, что он тоже рад встрече, доволен, что прилетел, благополучно приземлился.
Стали выгружать багаж из самолета. Медики жадно прощупывали взглядами каждый груз. Ящики с оружием, взрывчаткой, патроны, газеты... И вот уже самолет пуст, надо вносить в него раненых.
- А где же медикаменты? - заволновались мы. - Неужели не прислали?
Летчик виновато развел руками:
- Нет. Разговора даже не было...
Потом выяснилось, что груз предназначался в другой адрес, где медикаменты не требовались. Летчику приказали буквально в последний перед взлетом момент изменить курс.
Очень разочарованные, мы наказали ему в следующий раз обязательно привезти медикаменты.
- Это уж точно! - твердо пообещал он. - Не я, так другой, но уж привезем обязательно.
В самолет внесли раненых. Он вырулил на взлетную полосу, благополучно оторвался от земли, взял курс на восток. Партизаны долго еще махали вслед шапками. Потом принялись сортировать груз.
Для нас, врачей, снова наступили дни ожидания.
Недели через две по радио сообщили, что к нам вылетает второй самолет. Снова собираем хворост для костров...
В полночь знакомый гул раздался над лесом. Вспыхнули костры, самолет сделал над ними круг, но, к нашему удивлению, на посадку не пошел. Он лишь немного снизился, и вскоре над лесом один за другим раскрылись белые купола парашютов.
В ту ночь нам было сброшено 12 мешков груза. Полдня прошло, пока мы нашли их все, доставили в штаб соединения. На этот раз весь груз был специально для нас, медиков. Это - медикаменты, в которых мы так нуждались, перевязочный материал, немного хирургического инструмента. Всему этому мы были несказанно рады.
По распоряжению командования соединения все медикаменты, перевязочный материал, а также парашюты, которые с успехом можно было использовать вместо бинтов, распределили между партизанскими бригадами и отрядами.
Конечно, медикаменты, присланные с Большой земли, не могли полностью покрыть наши нужды, но все же оказались значительным подспорьем. Основным же источником для получения медикаментов служили полесские леса, целебные травы, которые в них росли, - наша партизанская аптека.
Еще одним источником были медицинские учреждения, где работали советские медики, которые по разным причинам не могли эвакуироваться и остались на временно оккупированной врагом территории. Как правило, это были патриоты, помогавшие нам чем только могли. Через связных и других подпольщиков они переправляли медикаменты в партизанские отряды. Зачастую при первой же возможности сами уходили в партизаны, прихватив с собой что-нибудь из медикаментов и инструментария.
Так оказался в партизанах, например, Михаил Дмитриевич Михейчик. До войны он практиковал в деревне Потичево Смолевичского района. Когда враг захватил родную деревню, сумел быстро наладить связь с партизанами, стал регулярно снабжать их медикаментами, перевязочными материалами. Немцы и полицаи стали подозревать его в этих связях. Над смелым доктором сгустились тучи, и он, прихватив с собой что мог из медикаментов, ушел в партизаны. Вскоре он стал одним из самых популярных партизанских врачей.
Примерно таким же образом оказались у нас в бригаде медицинская сестра Мария Даниловна Соколовская, врач Федор Михайлович Казакевич и многие другие.
О некоторых из них хотелось бы рассказать подробнее.
Федора Михайловича Казакевича война застала в Ленинграде, где он получал специальность стоматолога в военном зубоврачебном училище имени Н.А.Щорса. В первый же день воины молодой медик подает заявление в военкомат и уходит добровольцем на фронт. В октябре сорок первого в одном из тяжелых боев под Вязьмой его ранило осколком в голову. Когда пришел в себя, оказался уже в плену. Начались мытарства, через которые прошли многие из нас: несколько пересыльных лагерей, где чудом оставался жив, потом стационарный лагерь для военнопленных в Бобруйске.
Бобруйск - родина Казакевича. Отсюда он уезжал в Ленинград, здесь оставалась мать-старушка. Ему удалось каким-то образом подать ей весточку. И вот однажды утром мать оказалась у колючей проволоки. Тяжелой была эта встреча. В страшно худом, обросшем человеке, одетом в тряпье, с забинтованной головой мать едва узнала своего сына. А когда узнала, закричала: "Федя!" - и бросилась на проволоку. Тотчас же прикладом автомата была отброшена прочь.
Матери и сыну удалось сказать друг другу несколько слов. Федя попросил помочь ему вырваться из лагеря. Матери были известны случаи, когда комендант лагеря отпускал пленных по ходатайству родственников. Она пошла к нему. Но комендант в тот день был не в духе. Несмотря на то, что мать показала ему документы, свидетельствовавшие, что Федор Михайлович Казакевич - ее сын, он отказался отпустить пленного. Много пришлось ей походить к коменданту, много пролить слез! Наконец Федор пришел домой.
Вскоре Казакевич устроился зубным врачом в городской поликлинике и сразу же настойчиво стал искать связи с партизанами. Он знал, что в лесах под Бобруйском они есть. Не раз они давали о себе знать смелыми диверсиями и налетами на врага. Но как к ним попасть?
Помог случай. Однажды на прием к зубному врачу пришел подвыпивший полицейский Роман Макеев. Пока Казакевич осматривал больного, готовил инструмент, чтобы выдернуть зуб, болтливый полицейский успел похвалиться, что партизанам вот-вот наступит конец. В Бобруйске, мол, формируется большой карательный отряд эсэсовцев, который готовит крупную вылазку против партизан.
- В этой карательной операции, - сообщил Макеев, - будут участвовать даже танки.
Полицейский ушел, а Казакевич в тот день больше уже не принимал больных. Дома он сказал матери, что уходит к партизанам. Он торопился, нужно было до наступления комендантского часа выбраться из города.
Казакевич шел к партизанам не с пустыми руками. Весть, которую он нес, помогла бы им своевременно принять контрмеры. Но в тот раз к партизанам он не попал. Когда подходил к деревне Киселевичи, вдруг из кустов услышал резкий окрик:
- Хальт! Хенде хох!
На дорогу выбежали немцы с автоматами. Казакевич напоролся на засаду.
Его привели в Бобруйск, бросили в тюремную камеру. Два дня арестованного никуда не вызывали, а на третий повели на допрос. Допрашивали в помещении СД, которое обосновалось в бывшем здании кинотеатра. Следователь долго допытывался, куда шел Казакевич, зачем. И неизменно получал один и тот же ответ:
- Выпимши был, господин обер-лейтенант... А пьяного человека, сами знаете, водка ведет. Вот и заблудился...
Улик против Казакевича не было никаких, его снова вернули в камеру.
Через несколько дней всех арестованных, а их было 18 человек, отвезли на станцию Березина, погрузили в вагон и отправили. Ночью Казакевич на ходу поезда выпрыгнул из вагона. До утра шел по лесу, а когда рассвело, решил день отсидеться в копне сена. Залез поглубже и уснул. Проснулся под вечер. Вылез из сена и увидел на лугу четырех в гражданском, но с винтовками. Это была диверсионная группа Николая Семенчука из отряда имени Ворошилова нашего соединения. Подрывники возвращались с задания. Казакевич вышел им навстречу...
Так мы заполучили первого в бригаде зубного врача. Теперь партизанам можно было оказывать квалифицированную стоматологическую помощь.
Нелегок был путь к партизанам и медицинской сестры Ирины Гордеевны Калиновской, моей первой помощницы. Родилась она в местечке Старосельцы Белостокской области. Каторжной была жизнь белорусов под гнетом помещичье-буржуазной Польши. Тяжело было белорусским детям получить образование, еще труднее - найти работу. Родители Ирины решили наперекор всем трудностям вывести дочь "в люди". Способная девочка окончила Старосельскую среднюю школу, поступила в фельдшерское училище в Вильно. За учебу надо было платить, а денег родители не имели. Ирина пошла работать санитаркой в городскую больницу.
Несмотря на все трудности, Ирина успешно окончила фельдшерское училище, поступила работать в Белостокскую городскую больницу, а перед самой войной перешла в военный госпиталь. Самым большим событием в жизни молодого фельдшера было установление Советской власти в районах бывшей Западной Белоруссии. Теперь она наконец смогла забрать к себе родителей, зажить счастливо. Но счастье это было недолгим. Началась война. В первый же день в госпиталь стали поступать раненые, а 26 июня был получен приказ эвакуироваться.
Ирина сопровождала машину с ранеными в Минск. Были уже недалеко от города, когда узнали страшную весть: в столице враг, дорога перерезана немецкими танками. Те, кто мог самостоятельно передвигаться, ушли через леса и болота на восток. Но в машине были и тяжелораненые. Ирина решила остаться с ними, разделить их участь.
Захватив машину, немцы направили ее в Слуцк, в лагерь для военнопленных. Впереди и сзади шли машины врага. Двигались в темноте. Немцы тщательно соблюдали светомаскировку. Воспользовавшись темнотой, на одном из поворотов, когда машины фашистов потерялись из виду, Ирина приказала шоферу свернуть на проселок и остановиться в лесу. Побег оказался удачным. Фашисты не заметили исчезновения машины.
Так они очутились в селе Шищицы. Здесь добрые люди накормили раненых и их смелую проводницу, переодели всех в гражданскую одежду и посоветовали Ирине везти людей в Гресскую больницу. Сказали, что главврач больницы Юрий Георгиевич Войчик в беде не оставит.
Ирина послушалась совета. Юрий Георгиевич действительно тепло принял раненых, разместил их по палатам вместе с больными местными жителями. Предложил Ирине работать в больнице санитаркой. Жить она стала у медсестры Фени Тарасевич, матери троих детей. Работала самоотверженно, делала все, чтобы поскорее поставить своих раненых на ноги. Но позже стала выполнять и другие обязанности.
Юрий Георгиевич Войчик создал подпольную группу, куда кроме Ирины вошли и другие медработники: Лида Ковалева, Аня Соболевская, Феня Тарасевич, Мария Паткевич, Галина Жук, Иван Клебанович со своей семьей. Подпольщики начали понемногу активизировать свои действия.
В обязанности Ирины входило держать связь с людьми, которые доставали оружие для бойцов, направляемых после выздоровления к партизанам. Винтовки и боеприпасы она получала в деревне Поликарповка у подпольщиков Виктора Тишкевича и Василия Матусевича. Оружие приносила домой в разобранном виде. А ночью приходили выздоравливающие, собирали его и уносили в больницу. Ирине не раз приходилось спать на койке, где под матрацем лежало оружие.