Дружников Юрий. Зайцемобиль

   В классе начался спор.
   - Куклы всем надоели! У каждого их полно!
   - Я придумал: сделаем зверей пострашнее!
   - Верно! Зверей! Подарим зоопарк!
   - Каждый сделает по зверю...
   - Я буду делать лису, - сказала Мельникова. - У мамы мех остался от воротника.
   - Я сделаю зебру! У меня платье старое, полосатое...
   - Я - жирафу! У бабушки накидка в жирафьих пятнах...
   - Погодите! - сказал Гаврилов. - Одному подарим лису, другому зебру, третьему жирафу - они же все перессорятся. А? Алла Борисовна?
   - Решайте сами, вы у меня самостоятельные, - сказала Алла Борисовна. - Что ты предлагаешь, Гаврилов?
   - А вот что. Старик Хоттабыч подарил футболистам двадцать два мяча, чтобы не ссорились. И нам надо всем дарить одинаковых зверей. Чтобы не ссорились... Без обиды... И делать легче!
   - Если одинаковых, - сказала Светка, - тогда давайте делать зайцев. Зайцев почему-то все малыши любят...
   - Правильно, зайцев, - поддержали Мельникову остальные девочки. Мордочку сшить и туловище. Ватой набьем, глаза нарисуем, уши пришьем - и можно дарить.
   Алла Борисовна, ко всеобщей радости, так и не успела из-за этих зайцев заняться математикой. Но домашнее задание все же записала.
   Дома перво-наперво Генка вытащил бабушкино шитье и свои инструменты.
   Заяц обязан быть летом сереньким, а зимой - беленьким. Но ни серой, ни белой материи у бабушки не было. Была розовая, осталась от распашонок, которые бабушка шила для соседского малыша.
   Генка вырезал из розовой материи туловище, голову и одно ухо. На другое ухо материи не хватило.
   Швейная машинка у бабушки была открыта. Нитки в ней были заправлены черные, но шпульку вставлять Усов не умел и решил шить черными. Усов прострочил зайцу живот. Вытащил его из-под лапки, но оказалось, что живот пристрочился к Генкиной рубашке.
   Генка взял ножницы и, чтобы не портить зайцу живот, отрезал его с частью своего рукава. Теперь надо набить живот ватой. Но как набить, когда со всех сторон застрочено? Пришлось разрезать, наложить в отверстие ваты и снова зашить. Живот получился первого сорта. Только видно, что зайцу сделали операцию аппендицита.
   Голова шилась легче. На этот раз он застрочил не все, оставил отверстие, натолкал туда ваты и хотел зашить, но раздумал. Это же рот! Настоящий рот! Ну, подумаешь, из него вата торчит!
   Голову Генка пришил к туловищу и занялся ушами. Первое ухо вышло замечательно длинное, но несколько узкое, похожее на чулок. Генка пришил это ухо к голове и стал думать, из чего сделать другое ухо. Усов нашел лоскуток красный в горошек - от блузки. Из него он выкроил второе ухо, пришил, нарисовал чернилами глаза, но заяц получился безжизненный. Ему не хватало усов. Из чего их сделать? Конечно, из проволоки. Стал Генка искать проволоку и нашел батарейку. Тут уж идея сама собой пришла. Распорол он снова зайцу туловище, вату вынул, засунул батарейку и вставил в глаз лампочку от карманного фонаря. Глаз у зайца загорелся. Теперь другое дело! Надо бы и в другой глаз вставить лампочку, но больше лампочек нет.
   Заяц стоял, помахивал ухом в красный горошек, светил одним глазом и не шевелился. Чего-то в нем не хватало. Усова посетила еще одна мысль, и он помчался во двор. Возле песочницы играли малыши. В два счета Генка обменял фонарик без батарейки на заводной автомобиль без ключа и вернулся обратно. Он оторвал от автомобиля кузов так, что осталась одна рама с колесами. На нее он привязал своего зайца. Взял плоскогубцы и завел ими пружину. Заяц затрещал и как бешеный помчался по комнате, светя впереди себя одним глазом. Он ударился в стену и повернул обратно. Так заяц носился до тех пор, пока завод не кончился.
   Генка отсоединил провод от лампочки, чтобы не села батарейка, завернул зайца в бумагу, засунул вместе с плоскогубцами в портфель. Задание было выполнено. Генка так увлекся, что про задачки, которые Алла Борисовна велела решить дома, и не вспомнил...
   На другой день пятый "Б" тащил в школу свертки. Только и разговоров было, как пойдут после уроков в детский сад. Гаврилов проверял, кто что сделал, и ставил в списке плюсы.
   Генка вынул из портфеля сверток и сунул Гаврилову под нос. Мишка не стал разворачивать, нашел Усова в списке и поставил плюс. Тут в класс как раз вошла Алла Борисовна. Она раскрыла журнал и сразу спросила:
   - Кто не приготовил домашнего задания? Вчера целый урок проболтали...
   На этот раз задачи решили все. А Генка решил, что речь идет о зайцах, и закрыл глаза. Зайца он, как известно, сделал.
   - Гена Усов, прошу с тетрадкой!
   - Я лучше с зайцем! - предложил Усов.
   - С задачами!
   - Ой... А вчерашнюю задачу можно?
   - Ну знаешь ли, Усов! - возмутилась Алла Борисовна. - Если не сделал, имей мужество сознаться... И получить двойку... Два!
   Если б не заяц, который лежал в парте и которым Генка собирался всех удивить, день можно было бы считать неудачным.
   После уроков все двинулись в детский сад. Девчонки шли под руку парочками, а мальчишки сзади, подталкивая друг дружку в сугробы на глазах у смеющейся Аллы Борисовны.
   Завидев пятиклассников, воспитательница сказала своим:
   - Быстрей допивайте компот и выходите строиться!..
   Никто не стал допивать компот. Все выбежали строиться. Генка с грустью смотрел на обилие оставшегося компота. Он очень любил компот и мог съесть кастрюлю в один присест.
   Гаврилов вышел вперед, откашлялся солидно и произнес: "Дорогие дети! Уважаемая воспитательница!" Но в это время уважаемая воспитательница сказала:
   - Сейчас шефы подарят вам игрушки!
   И все испортила. Никакой торжественности не получилось, а просто все бросились к малышам и стали разворачивать и показывать подарки. Света Мельникова стояла возле маленькой девочки с большим бантом. Девочка проверяла, все ли у зайца на месте. Он был симпатичен, Светкин заяц, только косоват немножко. Но ведь заяц и должен быть косым.
   Гарик сделал огромного зайца из воротника своего старого пальто. Заяц был темноват, потому что воротник был из крашеного кролика. Но это тоже было ничего. Заяц и кролик как-никак родственники.
   Тут Генка увидел, что маленький Вова стоит в стороне и к нему никто не подошел. Генка молча протянул Вове сверток. Вова стал немедленно разворачивать.
   - Кто это? - спросил он.
   - Это зайцемобиль.
   Генка подключил проволочку к батарейке - и глаз у зверя загорелся. Потом он вынул из кармана плоскогубцы, завел пружину и поставил зайца на пол. Заяц нервно вздрогнул, тряхнул ухом в красную горошину, отчего лампочка замигала. Едва Усов отпустил руку, заяц затрещал и помчался прямо на Вову. Испугавшись, Вова сперва отступил на шаг, но тут же бросился догонять игрушку.
   - Зайцемобиль! - радостно закричал он. - У меня зайцемобиль!
   Зайцемобиль остановился, мигая глазом. Вова схватил его, тут же рассмотрел, как он устроен, погладил и принес Генке.
   - Заведи еще!
   Ребята побросали своих зайцев и столпились вокруг Усова.
   - Теперь дай мне! - потребовал рыжий мальчик.
   - И я хочу зайцемобиль, - сказала маленькая девочка с большим бантом. - А просто зайца - не хочу...
   Усов снова завел игрушку и вернул Вове. Но у Вовы ее тут же вырвали. Заяц затрясся в воздухе, зашипел и замигал одним глазом. Его выпустили из рук, и он шлепнулся на пол. Тут на него навалились человек десять. Послышался рев. Воспитательница с Аллой Борисовной бросились разнимать дерущихся.
   Гаврилов стоял посреди комнаты очень сердитый и все еще держал в руках открытую тетрадку с речью.
   - Так я и знал! - воскликнул он. - Опять Усов! Если сам не дерется, так из-за него драка. Я говорил - нужно делать всем одинаково, а ты?
   - Что я? - спросил Генка. - Пускай зайцемобиль будет общий...
   - Усов, Усов! - повторяла Алла Борисовна. - Усов, Усов!..
   - Я всю жизнь Усов, - пробурчал Генка.
   Но настроение у него после двойки и после драки все-таки не испортилось. Подумаешь невидаль, размышлял он. Мне всегда не везет. Выходит, если мне не везет, значит, все в порядке...
   ГЕНКА, ФЛОРА И ФАУНА
   - Чего это ты сегодня такой тихий? - спросила бабушка, входя из кухни в комнату. - Здоров?
   И она приложила руку Генке ко лбу.
   Генка сидел за столом и глядел вдаль. Время от времени что-то передвигал на столе и снова задумывался. Бабка очень удивилась, потому что такая сосредоточенность находила на Генку не часто. Взрослеет, наверное...
   - Не приставай. Я думаю, - отстранил Усов мягкую руку бабушки.
   - Можно и повежливей ответить. Матери бы письмо написал, скучает по тебе ведь!..
   Генка промолчал, что само по себе тоже являлось признаком болезни или очень большой его занятости. И бабушка вышла.
   Усов двигал по столу марки: то соединял, то раздвигал. Но в каком порядке ни ставь девять штук, все равно мало. А нужна коллекция. И не просто, а на какую-нибудь интересную тему. Как тут ни крути, тема не придумывается. Из девяти две марки с героями войны, три - звери, две самолеты, на одной какой-то цветок, и еще одна польская, с гербом.
   Генка двигал, двигал и все же соединил по темам: герои стали в один ряд, самолеты - в другой, животные - в третий, цветок повис отдельно. Самолетов и героев было мало, поэтому Генка решил собирать зверей и цветы. Получалось четыре марки. То, что росло, было флора. Что бегало - фауна. Флора и фауна, фауна и флора. Ничего звучит!
   Бабушка опять не выдержала, вошла.
   - Уроки сделал?
   - Почти, - сказал Генка. - Все-таки плохо, что ты не домохозяйка.
   - Что, что?.. Это почему?
   - Да потому, что у всех ребят, у кого матери не работают, они ходят днем по магазинам и покупают марки. Ты хоть и бабушка, а толку что? У всех, знаешь, сколько марок? А у меня?..
   - Марки? Да, во-первых, сам ты можешь купить. Если, конечно, не дорого. А во-вторых, зачем покупать? Поезжай к Юльке, Юле! У нее в канцелярии каждый день почта приходит!
   Усов сразу смекнул, чем это пахнет:
   - И ей не жалко?
   - У нее их столько, что, наверное, не жалко.
   От бабушки тоже, оказывается, польза бывает.
   Юля, старая подруга матери, иногда и теперь еще забегала к ним в гости, долго крутилась перед зеркалом, спрашивала, что пишет мать, и просила бабушку помочь ей скроить юбку или платье. Когда у Юльки было хорошее настроение, пока бабушка кроила, она хватала Генку и пыталась учить его танцевать. Из этого ничего не выходило.
   - Что ты топчешься, как слон? - проиостанавливалась Юля. - Танцуй легко: ля-ля, ля-ля...
   Но кончалось тем, что Усов наступал ей на ногу, она стонала, на одной ноге прыгала в кухню и усаживалась пить чай. От Юли исходил таинственный аромат духов, и после танца такой же аромат долго чувствовал Усов, поднося к носу собственные ладони.
   Ища Юлю, Генка шел по нескончаемому коридору заводоуправления, свернул налево, как объяснила бабушка, и сразу за поворотом увидел дверь, возле которой висела дощечка:
   Директор
   Усов остановился и как-то застеснялся. Но марки все-таки нужны, он пересилил себя, приоткрыл дверь и просунул голову в щель.
   В комнате было полно народу, висел дым, стоял гам. А когда много людей и гам, уже не так страшно, потому что никто на тебя не обращает никакого внимания. Генка протиснулся между людьми, которые стояли группками, и увидел у окна стол, такой большой, что на нем можно было бы играть в пинг-понг. Рядом с ним еще столик, уставленный разноцветными телефонами. За столом сидела Юля. Она держала руками сразу две телефонные трубки и то в белую, то в красную говорила:
   - Подождите минуточку... Минутку обождите...
   Потом бросала одну из трубок на стол, что-то записывала, снова ее хватала. Тут звонил третий телефон, Юля говорила в обе трубки сразу: "Позвоните позднее", - вешала обе трубки, снимала третью - зеленую, - не послушав, сообщала:
   - Директора нет! Кто его спрашивает? Соединяю.
   И Юля нажимала кнопку.
   Генка стоял перед разноцветными телефонами с разинутым ртом. Он забыл, зачем пришел. Юля подняла голову и обратила на Усова внимание, наверное, только потому, что все вокруг были взрослые, а он еще не очень. И она сразу его узнала.
   - Подождите минуту! - строго сказала Юля в трубки и положила их на стол.
   Она протянула через стол обе руки к Усову, схватила его за уши и притянула к себе.
   - Усик, здорово, милый! Как ты сюда попал? Что-то я бабушку давно не видела... Случилось чего? Мама письмо прислала? Ей нужно что-нибудь?
   Юля тараторила быстро, и Генка растерялся. Он ничего не ответил, только головой покачал.
   - Подожди минуточку, Усик, я сей момент...
   Она снова начала снимать и вешать трубки, говорить и записывать. Когда телефоны замолчали, у нее образовался маленький перерыв, и она спросила:
   - Так тебе чего?
   - Марок, - сказал Усов неокрепшим басом. - У вас нет марок?
   Генка сказал и тут же испугался, что отрывает Юлю от работы и что сейчас выйдет сам директор и строго скажет: "А этот мальчишка что здесь делает?"
   Усова прогонят, а Юле попадет. Он стоял и теребил в руках шапку.
   - Марки? - удивилась Юля и задумалась.
   Снова зазвонили телефоны. Усов вздохнул и хотел уйти, но Юля сделала ему знак, чтобы подождал. Снова он стоял, переминаясь с ноги на ногу.
   Потом Юля вскочила, принесла стул, открыла ящик стола, усадила Генку в углу, возле стола, положила перед ним ножницы.
   На конвертах в ящике были налеплены марки - большие и малые, всех цветов. Усов провел рукой по горе конвертов и растерянно спросил:
   - И все можно вырезать?
   - Дурачок, конечно, все! А то уборщицы выбросят.
   Усов понял, что жизнь ему улыбнулась. Он не торопясь вынул из ящика первый конверт, не стал вырезать марку, положил на стол так, чтобы не мешать Юле, а затем начал вырезать все подряд, складывая марки в этот первый конверт. На всех конвертах было написано одно и то же: "Директору завода Гаврилову В. Я.". Генка вырезал, вырезал, вырезал, сбрасывая остатки конвертов в корзину. Корзина скоро заполнилась, и конверты стали ложиться горой в угол под столик с цветными телефонами. А Генка все работал ножницами, и вскоре конверт с марками раздулся так, что новые класть было некуда. Тогда Усов взял второй конверт и снова стал вырезать и заполнять его. На заводе кончился рабочий день, стемнело, и только директор Юлю еще не отпускал. Она сидела, усталая, и, вынув зеркальце, подводила ресницы. Телефоны звонили все реже. Они тоже устали.
   - Ну как, годится? - Юля вспомнила про Генку.
   Он кивнул. Он уже подчищал остатки.
   - Пойдем, я тебя выведу из проходной. - поднялась Юля. - А то не выпустят. Бабушку поцелуй, а маме привет.
   Усов шагал по улице, гордо держа два больших конверта, до отказа набитых марками.
   Дома Генка выложил марки на стол.
   Первым делом он налил в таз воды и высыпал туда марки - целую гору. Отобрал их, отмокшие, снял с полки все книги, которые только были в доме, и между страниц сложил марки.
   Бабушка штопала Генке носки, если же ей надо было пройти, осторожно вышагивала по комнате зигзагами, обходя таз, и стопки книг на полу, и расстеленные газеты.
   Генка высыпал марки на стол и отобрал флору и фауну, прибавив изрядную порцию к тем четырем маркам, которые у него были. Он только теперь по-настоящему понял, как много у него марок. Можно собрать на любую тему. Но пускай уж остается флора и фауна.
   Остальные Генка разбирать не стал - надоело. Он решил, что обязательно напишет матери письмо. Как достал марки и вообще как дела. От Юли привет не забыть бы передать... Но письмо успеет. Он подошел к окну и стал свистеть Светке Мельниковой, что жила этажом выше.
   Светка тут же высунулась из окна, взмахнула руками, скрылась и через минуту спустилась.
   Она вошла и удивленно застыла у стола.
   - Бери, - сказал Генка.
   Светка недоверчиво посмотрела на него и загадочно улыбнулась.
   - Бери! - повторил Усов и покраснел.
   Мельникова подошла к столу крадучись, как кошка. У нее разбежались глаза. Она сразу обратила внимание на самые большие марки с космическими кораблями и тут же решила их собирать. А может, и спорт тоже?
   Губы у Светки приоткрылись, она часто-часто хлопала длинными ресницами.
   Генка смотрел на нее счастливыми глазами.
   - Послушай, - вдруг спросила Светка. - Тебе на жалко?
   - Чего там! Захочу - еще достану!
   - Тогда я возьму еще про войну. И вот эти серебряные, ладно?
   - Бери!
   Светка завернула марки в газету.
   - Ну, я пошла...
   И взглянула на Усова. Генка стоял посреди комнаты и не отрываясь глядел на Светку. Глядел - и глаза его сияли.
   - Я пошла, - повторила она.
   - Посиди еще... Хочешь, чай будем пить? - очнулся Генка.
   - Чай? Да мне попадет! Уже почти что ночь... Пока!
   Она погладила его по голове, как всегда делала ее мать, уходя ни работу, и выскользнула за дверь.
   Все марки, кроме флоры и фауны, Усов принес утром в класс и просто выложил на парте.
   Произошла небольшая свалка. Несколько марок порвали.
   - Подумаешь, я и сам соберу! - сказал Мишка. - Беспорядок только устраивают.
   И в толкучку не полез. Генка стоял в стороне и блаженно улыбался, видя, как из-под его парты вылезают коллекционеры, крепко прижимая к груди марки. За этим занятием застала свой чудесный класс Алла Борисовна.
   Весь урок и следующий тоже в классе шел энергичный обмен. Тот, кто схватил ненужные марки, менял теперь у других на те, которые требовались.
   - Осел ты! - ласково сказал Гарик Сонкин Усову. - Самый настоящий, с длинными ушами. Ты бы мог знаешь сколько выменять на эти марки? А ты выбросил.
   - Не выбросил, а отдал, - заметил Усов. - Буду еще мелочиться! Что я, Плюшкин какой-нибудь?
   - Да у Генки, знаешь, сколько марок? - вмешалась Мельникова. - Он себе и так собрал - будь здоров!
   Сонкин задумался и ничего не возразил. Всеобщий азарт его не задел.
   До выставки оставался всего один день. Все должны были расклеить свои марки на большие листы бумаги и принести в школу.
   - Кто не расклеил, завтра - последний срок! - обходил и предупреждал всех Гаврилов.
   Листы разложили на полу, и Мишка отгонял любопытных, чтобы не наступили.
   - А твои где? - спросил он Усова.
   Тот показал коробку.
   - Разве у тебя тоже фауна и флора? - удивился Гаврилов.
   - Нет, - ответил Генка. - У меня флора и фауна.
   Оказывается, никто не собирал флору и фауну, кроме Мишки и Усова.
   - Это же нечестно, понял? - Мишка увидел, что у Гены марок намного больше. - Надо самому собирать, а нахватать сразу я, знаешь, сколько могу, если схожу к отцу?
   - Пойди, - согласился Усов.
   - Так ведь их отмачивать надо, лучше готовые купить.
   - Купи, - снова согласился Генка.
   Тут начали марки вывешивать. Мишка повесил, и у него оказалось совсем мало. Усов вспомнил, как вырезал марки у тети Юли. Только теперь до него дошло, что директор завода и есть сам Мишкин отец. Как-то нехорошо получилось. Ведь, правда, Мишка мог сходить на завод, и это были бы его марки. На конвертах же написано: "Директору завода Гаврилову И.Я.".
   - Знаешь, что? - сказал вдруг Усов. - Мне премию все равно не дадут.
   - Почему не дадут? - спросил Мишка.
   Он кнопками прикреплял листы с марками.
   - Ну, все будут смеяться: двоечник, а марки собирает... Не буду я в этой выставке участвовать. Бери мои марки!
   - Ты это серьезно? - удивился Мишка. - Не шутишь?
   Вместо ответа Усов протянул ему коробку с флорой и фауной. Миша пожал плечами, спрятал коробку в портфель и ушел домой.
   Дома Усов вспомнил, что хотел написать письмо матери. Но чего ж теперь писать про марки, когда их нету?
   Назавтра в классе прибавилось несколько огромных листов с наклеенными марками и надписью сверху: "Фауна и флора Гаврилова М.".
   Из всех классов ходили смотреть выставку, и все замечали Мишкину коллекцию. Она была виднее всех, и в ней было больше всего марок. Даже вожатая гордо сказала:
   - Растут ребята. У многих хорошие коллекции, а у Гаврилова флора и фауна лучше всех. Берите, ребята, все, как один, пример с Гаврилова.
   Мишка получил премию: статуэтку - чугунный полководец Чапаев с саблей на скачущем коне. Он аккуратно завернул Чапаева в газету, положил в сумку, и все Гаврилову хлопали. А про Усова как-то забыли. Если и вспоминали, то с обидой: одним дал больше марок, другим - меньше. Раз уж ходил марки вырезать, мог бы взять и побольше.
   МЕЧЕНЫЙ ЛЕЩ
   Всю ночь кто-то шаркал босыми ногами, и бабушка встала. Приоткрыла дверь в коридор - на кухне горел свет. Она еще больше удивилась и испугалась. За столом, растопырив пятерню и держа на ней блюдце, сидел Генка Усов в одних трусах и пил чай, доставая вишневое варенье из банки столовой ложкой.
   Увидев бабушку, Усов встал, закрыл банку с вареньем крышкой, поставил в шкаф. Сел, продолжая пить чай без варенья, как ни в чем не бывало.
   - Что с тобой? - спросила бабушка. - Нормальные люди спят.
   - Мне рыбу ловить. Видишь, светает?
   - Рыбу... У него переэкзаменовка, а он рыбу... Все матери напишу!
   Бабушка вздохнула, легла, долго ворочалась, не могла уснуть.
   Усов допил чай, спокойно натянул штаны и, не возражая, выскользнул из парадного, держа в руке бидон и удочку. Пересек двор и остановился у подворотни нового дома.
   Два окна над самой подворотней - Гарика Сонкина. Самое лучшее свистнуть, но свистнуть Усов стеснялся. Вдруг проснется его мать Алла Борисовна? Все-таки училка.
   Усов стоял и не то, чтобы свистел, а подсвистывал. Так, слегка, и нельзя было догадаться, то ли он действительно свистит Сонкину, то ли просто так стоит, задумавшись...
   С тех пор, как начались каникулы, Усов с Сонкиным ездят на озеро. И каждый день на берегу, сидя на обрыве, смотрят, как Тимофеич, небольшого роста небритый мужичок в резиновых сапогах, пыхтя, вытаскивает из тины бредень, выбирает из него рыбешку, складывает в бидон, извлекает из кармана четвертинку водки и сверток, пьет, закусывает, а потом подходит к ребятам. Тимофеич живет в одном дворе с Генкой и Сонкиным, днем где-то пропадает, а по вечерам стучит в "козла".
   - Это что же у вас, - замечает вдруг он, - одна удочка на двоих? Снасть я те дам! Любую рыбу возьмет! Вот там, в затончике, говорят, сом живет большой.
   - Где?
   - А вон слева. Хитрый такой. Говорит: просто так не дамся!
   - Кому говорит?
   - Кому, кому! Известно кому - рыбакам. А здесь мое местечко. Я его, как говорится, облюбовал.
   Смотав амуницию, Тимофеич берет бидон и поднимается кривой тропинкой в гору.
   - Знаешь, почему у нас не ловится? - сказал Сонкин, когда вчера они налегке возвращались домой. - Тимофеич всю рыбу бреднем забирает, а остальную распугивает. Мы приходим - пусто. Давай завтра придем раньше его. Нам бы хоть маленькую поймать.
   - Вставать надо рано, - скис Усов.
   - Да ты не спи совсем, пей крепкий чай ночью - и не проспишь.
   - А с вареньем не лучше?
   - Может, лучше, - сказал Сонкин, - я и так могу не спать, сколько хочу. Читать буду...
   И вот теперь Усов ждал у подворотни Сонкина, а Сонкин не появлялся. Генке надоело без толку посвистывать, и он крикнул. В окне показалось заспанное лицо Сонкина. Он радостно замахал руками, не то потягиваясь, не то делая зарядку, а потом сошел вниз, важно неся перед собой на ладони банку с мотылем и в другой руке книжку.
   Пустой автобус только выкатил из парка. Он был весь мокрый и снаружи, и внутри. В автобусе Сонкин вспомнил, что очки забыл дома. Книжку взял, а очки забыл.
   На озере никого. И самого озера не было, его застилал тихий туман. Он цеплялся по кустам, по траве и исчезал на берегу.
   Усов поежился, снял ботинки. Он отломил и воткнул рогульку, налил в бидон воды, аккуратно расстелил собственную куртку, чтобы удобно было сидеть.
   Возле удочки решили дежурить по очереди. Один поймает рыбу, идет отдыхать - садится другой. Бросили орел-решку: кому сидеть первым. Выпало Усову. Гена сидел долго, смотрел на поплавок, смотрел, смотрел и задремал. Вместо поплавка поплыла перед ним чашка с недопитым чаем, пошли от нее круги по воде. Со дна всплыла банка варенья, которую бабушка прятала. Задремав, Усов сполз по скользкой траве с откоса и чуть не плюхнулся в воду. Зацепился за куст.
   - Эй, рыбак, рыбу проспишь!
   - Проспишь тут! - встрепенувшись, сказал Усов.
   Он оглянулся и увидел Тимофеича.
   - Обошли, значит, старика? Так, так...
   - Соня, твоя очередь! - крикнул Усов. - Я посплю немного.
   Гарик гулял вдоль берега и на ходу читал книжку, приставив ее к носу. Глаза у Генки слипались. Он отдал удочку, на четвереньках залез под куст и тут же заснул. Как провалился.
   Сонкин вытащил крючок. Мотыля не было, съели. Еще весной достал он книжку, выучил наизусть все способы ловли, тренировался в комнате с дивана, а все равно никакого результата.
   Он нанизал нового, самого большого и жирного червя, какого только смог найти в банке. Едва закинул - поплавок повело, и он провалился. Потом показался опять и заметался по воде.
   - Смотри как повело! - воскликнул Тимофеич, перестал разматывать свою хитрую сеть и подскочил к Сонкину. - Дай-ка мне, я лучше выну.
   - Сам я, сам! Я и сам могу, я читал, как надо!
   Руки у Сонкина тряслись. Он тянул удочку, и два раза из воды показалась голова.
   Сонкин притягивал ее к берегу и уже почти выволок на траву.
   - Сом! Смотрите, какой сом! - крикнул он.
   - Где же сом? - удивился Тимофеич. - Это лещ.
   - Вы же сами говорили, что тут должен быть сом!
   - Мало ли что должен?! А вышел лещ.
   Лещ запрыгал по траве, бил хвостом и сползал обратно в воду.
   - Да держи ты его, держи, не то ведь уйдет!
   Сонкин упал на траву, накрыл леща грудью, и тот стал бить его хвостом по лицу. Сонкин хохотал и двумя пальцами вытаскивал у леща изо рта крючок.
   Лещ успокоился и, вяло открывая рот, засыпал. Тимофеич между тем потоптался вокруг и безразлично произнес:
   - Да, хорошо вы моего леща сняли...
   - Почему вашего?