С минуту я переваривал услышанное. Похоже было, что Кора не врет. Но тогда получалось, что Принцепс все же не контактировал с роем.
   – А с кем Чара сообщался в горах? – снова спросил я.
   – Ни с кем, – озадаченно произнес Кора – Неужели ты думаешь… – Он снова закашлялся, и мне пришлось терпеливо пережидать его кашель. – Ты думаешь, мы бы смогли хоть о чем-то договориться с "волчатами"?
   – У меня есть сведения, – терпеливо пояснил я, – что Чара регулярно встречался с кем-то, кто спускался с гор.
   – Н-нет. – Кора озадаченно потряс головой. – Не может быть… Я бы знал…
   – А что, разве поселок в Драном Углу – не точка встреч?
   – Точка встреч?! – Кора насмешливо скривил губы. Теперь ему приходилось все время останавливаться. Он устал, и слова выходили из него с трудом. – Это наш поселок. Мы там отдыхаем…
   – Отдыхаете? – поразился я.
   – Конечно. А где еще я айю вотру? В городе надзор.
   – Ах да…
   Собственно, я мог бы догадаться и раньше. Закон этот был очень стар, но его старались соблюдать Членам Административного совета запрещалось даже на короткое время отвлекаться от исполнения своих обязанностей. Единственным исключением были брачные дни их жен. Пребывая в прострации или занимаясь любовью, член Совета нарушал закон.
   Задумавшись, я рассматривал сверкающую дорожку на темно-зеленой воде. Пожалуй, я узнал все, что хотел. Теперь у меня было, с чем идти к Принцепсу. Жаль только, что из-за этой истории я засвечусь сильнее, чем положено. Но выигрыш перекрывал издержки. Я понимал, что могу теперь сорвать путч. А вместе с путчем ломались все замыслы роя. Теперь, когда они лишились резидента, у них не оставалось никаких шансов. Правда, Кора не подтвердил мое право разделаться с Чарой. Но Кора мог и не знать всего о делах своего шефа. Нужные доказательства мне придется искать самому. Впрочем, я знал, где их найти. В сейфе Чары. Я посмотрел на часы и встал.
   – Ну ладно, – сказал я. – Поскучай немного. За тобой скоро приедут.
   – Постой! – Кора потянулся схватить меня, но смог лишь едва приподнять бессильную руку. – Ты не можешь… оставить меня так.
   В принципе я сумел бы, наверное, справиться с электромобилем и довезти Кору до города. Но владелец гостиницы нигде не мог научиться этому.
   – Не переживай, – сказал я. – Спускаться быстрее, чем подниматься. Тебя заберут через два-три периода.
   – Забудь мое зло. – Кора смотрел на меня умоляющими глазами. – Я за него расплатился.
   Я пожал плечами и повернулся, чтобы идти. До окраины города, где я мог найти возницу, было не менее пяти километров, и то по прямой. Серпантином выходило километра на два больше.
   – Мертвые мухи, – хрипло сказал Кора, запрокидывая лицо в небо, и в голосе его прозвучало отчаяние. – Много-много мертвых мух.
   – Что? – недоуменно переспросил я. Мне показалось, что Кора бредит.
   – Пожалей мух, – сквозь зубы попросил Кора.
   – Каких мух? – Он задерживал меня, и я почувствовал раздражение. – Что ты несешь?!
   – Кто напьется крови паралитика, умирает. Ты что, не знаешь?
   Я хотел было сказать, что мне неоткуда знать все их дурацкие поверья, но сдержался.
   – Убей меня. Я не хочу умирать в темноте на лежаке. Это мое право. Я пока что хозяин своего дракона.
   Я резко остановился. Только сейчас я понял, что он имеет в виду.
   – Ты хочешь умереть?
   Кора молча закрыл глаза.
   Я задумался. В конце концов он действительно был хозяином своего дракона. А кроме того, при таком раскладе у меня появлялась возможность не светиться. Последний аргумент показался мне постыдным. Мои личные обстоятельства не следовало брать в расчет. Главное, что должно было лечь на весы, это его право умереть и моя обязанность сберечь его жизнь.
   – Кто еще знал, куда вы поехали? – осведомился я.
   – Никто. Кому мы могли это рассказать?
   Кора был неподсуден земной Фемиде, и я не должен был спасать его для суда. А местному правосудию я не присягал. Стараться же сохранить жизнь Коры ради него самого было бессмысленно. Я понимал, что долго он не протянет, в лучшем случае несколько дней. И то если доживет до прибытия врачей. Так что позволить ему уйти сейчас было с моей стороны даже гуманно.
   – Хорошо, – сказал я, принимая решение.
   Для просьбы о смерти требовалось много мужества, и я почувствовал уважение к Коре. Мне захотелось сделать все возможное, чтобы он не успел ощутить ужас последней минуты.
   – Я, кажется, видел где-то здесь пистолет, сказал я, озираясь по сторонам. – Готовься пока к Воссоединению. Погоди, я подсуну тебе что-нибудь под голову. Я дотянулся до стоявшего неподалеку танка, который принес из машины, и, положив его рядом, приподнял обеими руками давно не стриженную голову Коры. Больше всего я боялся, что Кора непроизвольно напряжет шейные мышцы, и тогда у меня ничего не получится. Но, к счастью, этого не произошло. Пока я подсовывал танк, Кора, наоборот, расслабился и устало закрыл глаза. И тогда я, сжав ладонями затылок и подбородок, быстро и резко крутнул его голову против часовой стрелки почти на сто восемьдесят градусов.
   Ощущение было такое, словно сломалась сухая палка. Раздался громкий хруст, неприятно отдавшийся в ладонях. Из горла Коры вырвался сдавленный звук, после чего тело его обмякло и он неподвижно вытянулся на каменистой земле. Я встал и тщательно вытер руки о шорты. Мне всегда было противно прикасаться к мужской плоти, а кроме того, я только что держал за подол смерть.
   Мне никогда не приходилось убивать так, как я убил Кору. Я чувствовал отвращение к самому себе. Но еще более омерзительным было обыскивать трупы. Брезгливо морщась и отмахиваясь от мух, я проверил карманы Чары и Коры и не нашел в них ничего интересного, кроме одного зарядного устройства к пистолету и идентификационного знака Коры, выбитого на латунной бляхе размером с куриное яйцо. Знак не был снабжен фотографией и, безусловно, мог мне пригодиться. Но я знал, что сгорю, как облитый напалмом, если кто-то из знающих людей увидит этот знак у меня.
   Пока я обыскивал убитых, мне неожиданно пришла в голову счастливая мысль погрузить их в машину и сбросить со скалы. По моим расчетам, это Должно было серьезно затруднить поиски. Правда, площадка была основательно залита кровью, но я полагал, что собирающийся дождь смоет все следы. Больше всего меня волновало, как бы не измазаться в крови самому.
   Солнце уже светило не так ярко, погружаясь в еле заметную пока пелену тумана, который сползал на этот раз с гор. Я быстро обошел площадку, стараясь убрать ее до того, как туман станет густым. Стимулятор уже переставал действовать, и мои руки и ноги с каждой минутой все хуже и хуже подчинялись мне. Подобрав пыточную машинку и веревку, я разыскал отлетевшую в траву удавку и, забросив все вместе с пистолетами в открытый кузов электромобиля, вернулся к трупам.
   Боль терзала руку уже глуше, но, когда я стягивал через голову разлетайку, она всколыхнулась снова, а стоило мне начать перетаскивать убитых к электромобилю, плечо разнылось так, что я боялся даже прикоснуться к нему. Я старался уверить себя, что после перенесенной мной пытки иначе и быть не может, но все равно плечо чрезвычайно беспокоило меня. Ясно было, что в гостиницу к кибердоктору я попаду не скоро, а между тем кто-то рассказывал мне, что гангрена может начаться даже от такого пустяка, как ожог. С трудом затолкав тяжелые и негнущиеся тела в задний отсек, я уселся вперед на высоко поднятое место водителя. Назад, туда, где слышалось довольное гудение слизывающих кровь мух, я старался не смотреть. Пульт справа от штурвала был большей частью незнаком мне, но понятные символы позволили быстро сообразить, какой рычажок отвечает за стартер, какой за реостат, а какой меняет привод. Развернувшись, я стал носом к обрыву, открыл дверцу и перевел рычажок реостата в крайнее положение. Потом я стоял и смотрел, как, набирая скорость, электромобиль весело подпрыгивает на камнях в своем последнем путешествии. Вот он достиг края площади, оторвался от нее и, мелькнув задранным кузовом, канул в пустоту, через несколько секунд я услышал донесшийся из-за края обрыва громкий всплеск. Когда я подошел к кромке и заглянул вниз, там не было ничего, кроме чернильно-седой пены прибоя да двух птиц, с криками летавших над местом падения.
   Остужая под слабым ветром продолжающее ныть плечо, я сидел, привычно свесив ноги, на колющемся острыми выступами краю утеса и тупо глядел на опускающийся сверху туман. Все кончилось. Я победил. Я играл один против троих, и выиграл, и теперь мог по праву гордиться этим. Высыхающий пот приятно стягивал кожу, гудели ладони, и ломило все тело, но это была хорошая усталость. Туман уже сомкнул небо с морем и постепенно заливал все окружающее пространство, пропитывая одежду теплой, почти горячей влагой. Мир вокруг меня выглядел совершенно призрачным, а сам я, казалось, утратил земное измерение и невесомо парил то ли в плотной атмосфере планеты-гиганта, то ли в солевой камере, в которой еще в школе проходил тренинг на сенсорную депривацию.
   Краем сознания я отчетливо воспринимал окружающее. Я знал, что мне надо встать, умыться и как можно быстрее спуститься вниз, где меня ждут неотложные дела – в первую очередь те, что оставил мне в наследство Аркарнак Чара. Однако я продолжал сидеть, будучи не в силах даже пошевелиться. В конце концов я имел право на несколько минут соскочить с этой безумной карусели. Чара был мертв, рой отрезан, а до путча оставалось еще полтора дня. Только сейчас я почувствовал, как устал. Последние три часа высосали у меня все душевные силы. Теперь, когда действие стимулятора заканчивалось, я чувствовал непреодолимую потребность в отдыхе. Если бы я не боялся свалиться со своего насеста, я бы тут же уснул.
   Пространство передо мной свертывалось, капсулируясь наподобие непроницаемого кокона, тусклая монотонность пробивающегося света манила навсегда слиться с вечностью, а перед глазами, словно перед обзорным экраном попавшего в метеоритный поток бота, медленно проплывали бесформенные тени, похожие на призраки давно погибших астероидов. Я должен был куда-то идти. Я не очень хорошо понимал зачем и куда, но кто-то посторонний настойчиво твердил у меня в мозгу: "Тебе надо идти. Тебе надо идти". И я, с трудом выдираясь из засасывающего меня сна, слепо оперся рукой о землю и, вытащив из пропасти ноги, медленно откатился назад, подальше от края, а потом встал и, пошатываясь, побрел туда, где от площадки отходила заросшая травой колея.
   Я плохо помнил, как умывался остатками воды из танка, как искал, а потом натягивал разлетайку и как неуверенно брел в сплошном молоке тумана вниз. В памяти остались лишь шорох падающих где-то капель, скрежет гравия под подошвами да ветви кустов, больно ударявшие по ногам, когда я сбивался с дороги.
   Окончательно я пришел в себя, когда вышел на конец из тумана и понял, что шлепаю сандалиями по лужам нового шоссе. Отключившийся на время в запредельном торможении мозг снова набирал, ее село гудя, свои обороты, было тепло и сыро, и я был свободен. Я был свободен, уцелев в тяжелейшей схватке с превосходившим меня практически по всем статьям противником. Это была моя настоящая победа, и потому я впервые за много месяцев был по-настоящему энергичен и воодушевлен. Даже провожая Таш, я не чувствовал себя так хорошо. Я упруго шагал вниз по хорошо утрамбованному гравию, и внутри у меня гремела музыка и чудесный салют в честь моего триумфа расцветал разноцветными языками фейерверка…
   Я чувствовал, как меня захлестывает пьянящая волна ликования и счастливая улыбка по-мальчишески раздирает рот. На мгновение мне стало стыдно, и я непроизвольно оглянулся, но дорога была пуста, и я позволил себе некоторое время идти, подпрыгивая и насвистывая, расплескивая во все стороны переполнявший меня восторг. Я был жив! Я был жив, дышал воздухом, видел лес и шел по шоссе. Совсем немного – и дело могло обернуться иначе. И тогда сейчас я, остывший и посиневший, лежал бы наверху, на площадке, или перекатывался бревном в кузове электромобиля, а Чара с Корой, обрызгавшись пахучкой, потягивали бы скруш, оживленно обсуждая оставшиеся на сегодня дела.
   Однако вышло наоборот. Мне удалось схватить удачу за юбку. Я сумел наконец уничтожить резидента роя и главного вдохновителя мятежа. Теперь я стоял на колокольне и яростно раскачивал язык колокола, вызванивающего реквием по моим врагам. Я понимал, что сломал им хребет, и знал, что не остановлюсь, пока не размажу остатки по стенам их баз, казарм и тайных квартир. Теперь все должно было пойти, как надо. Я был убежден, что сумею накачать Принцепса, и мятеж будет подавлен, даже не начавшись. И рой, всемогущий рой, теперь засуетится и, начав искать концы, выдаст мне место своей базы. И Юкира выбросит десант. И Таш снова придет ко мне. И может быть, я опять смогу стать собой и начать жить, не думая больше о распоротом сердце.
   Я вдруг вспомнил про сердце и, спохватившись, испуганно прислушался к нему. Сердце не болело, не ныло и не давило. Похоже, что все мои страхи и болезни развеялись, как туман в полдень. Я улыбнулся. Черная полоса в моей жизни, кажется, подходила к концу.
   "Это точно был невроз, – сказал я себе. – Врачи перестраховались, а ты им поверил. Ты все ждал, когда же тебя прихватит, и в итоге заработал невроз. Ничего, три нашивки. Теперь-то уж все позади. Ты много сделал сегодня. Господь решил тебя наградить".
   Я вдруг услышал сзади знакомое пыхтение и, обернувшись, увидел выползающий из-за близкого поворота неказистый паровичок. Когда-то он был серебристого цвета, но краска с тех пор сильно по-облупилась, и из-под нее, словно у вазгифа в сухой период, проглядывала позеленевшая от времени латунь. Паровичок гремел расклепавшимся железом, всхрипывал и заметно вихлял. Однако маленький, вделанный прямо в кузов котел исправно выбрасывал сизые клубы пара, девушка за рулем казалась молодой и славной, и видно было, что кабина паровичка не моноблок, а рассчитана на трех человек. Поэтому я тут же развернулся, замахал руками и, немного прихрамывая, двинулся по середине дороги навстречу паровичку.
   Как и все сословие технарей, девушка держалась слегка снисходительно. Затормозив, она высунула из окна рыжую голову и стала терпеливо ждать, пока я заговорю.
   – Один жетон до города, два – до Западных ворот административного квартала, – объявил я, держась рукой за рифленый капот. – Похоже, я ногу потянул.
   – Два лучше, чем один, – девушка распахнула дверцу, и я увидел, что она улыбается. – Помочь?
   – Сам справлюсь, – заверил я, подтягиваясь в кабину и устраиваясь на длинном сиденье у нее за спиной. – Пока что не инвалид.
   Паровичок медленно разматывал серпантин, а я сидел, прикрыв глаза, и тихо слушал, как мерно пульсирует в груди сердце, ритмично ходят легкие и уверенно бежит по жилам кровь. Меньше чем через период мне предстоял нелегкий разговор с Принцепсом, и к этому разговору я должен был подготовиться. Машина мятежа была запущена на полный ход, и ясно было, что чистильщики с «волчатами» теперь обойдутся без Чары. Я должен был заставить Принципса нанести упреждающий удар.
   Из задумчивости меня вывел мелодичный голос моего пилота.
   – Я могла бы остановиться на время. Мой склад работает допоздна.
   От неожиданности я вздрогнул и открыл глаза. Такого поворота событий я не предусмотрел и теперь растерялся. Чтобы выиграть время, я нагнулся вперед и положил руки на спинку ее кресла. Мне почему-то не хотелось принимать предложение.
   – Отличная идея! – Я надеялся, что мое воодушевление выглядит настоящим. – Но только вечером. Сейчас я в обвале…
   Честно сказать, я не очень понимал, почему решил отказаться. Конечно, я должен был спешить, но не так уж сильно, чтобы не выкроить полчаса. Тем более что сама девушка выглядела очень привлекательно. У нее был маленький нос горянки, пухлые детские щечки и тонкие запястья, предполагающие красивую лодыжку. Я никогда не отказывался от таких девушек, даже в самые худшие дни. Что-то толкнуло меня под локоть, и я никак не мог осознать что.
   – Тогда – тринадцатый сектор, квартал Абалмей. Меня зовут Лиш. Лиш Бер Дарда. Но смотри, завтра я уже буду занята.
   – Хорошо… – Я пожевал губами, заполняя паузу. Не стоило обижать девушку, но и врать было противно. – Как насчет девятого периода?
   Только сейчас до меня стало доходить, что причиной отказа послужила Таш. Странное дело: нас с так и не связывали никакие обязательства. Более того, я знал, что, возможно, никогда уже больше не лягу с ней в пост ель. И тем не менее контакт с другой девушкой представлялся мне сейчас оскорбляющим память наших встреч. Похоже, я вел себя глупо, но заставить себя поступить умно я не мог.
   – Девятый так девятый, – согласилась девушка. – Я до утра свободна.
   – А утром обратно?
   – Нет. Утром я веду платформу в село.
   – Ты работаешь на чистильщиков?!
   – Ну да. А что?
   Я понял, что выдал себя интонацией.
   – Так… Я тоже с ними работал. До сих пор не заплатили.
   – На Восстановление нельзя работать за деньги!
   – Ну, – я с сомнением покачал головой, – кушать ведь что-то надо.
   – Каждый, кто не болен, должен что-то сделать для Восстановления, – назидательно сказала девушка, не поворачивая головы. – Я раньше тоже жила для себя. Но потом подумала: у меня нет детей, я занята меньше других. Я пошла и сказала: "Хотите, буду водить платформы в село?" Там был такой главный, с желтыми глазами. Он меня обнял и дал веточку мергса. Я ее долго потом носила. Вот здесь.
   – Как же тебя не обнять? – улыбнулся я. – Ты красивая.
   – Если бы он захотел, я стала бы жить в его доме. Но только в этом совсем нет смысла. Он там почти не бывает. Знаешь, я думаю, он вообще не спит. Я тебе скажу: это герой. Ты себе даже не представляешь, как трудно служить Восстановлению. Они там все герои. Я сделалась счастливой, как пришла к ним. Теперь меня уважают.
   – Ты теперь тоже героиня.
   Она не заметила иронии.
   – До этого я жила, как зародыш. Теперь я пробила скорлупу. Сейчас стоит задача: справиться с хайси. Как ты думаешь, мы справимся? Я дала клятву. А потом, когда мы уничтожим хайси, мы примемся за другие дела. В Керсте много несделанного! Хвара говорит; "Нельзя быть счастливым, когда вокруг все плохо".
   – Хвара?!
   – Да. Старший Встречающий. Ты знаешь его?
   – Слышал…
   – Он говорит, что мы должны забыть о себе, пока не закончим Восстановление.
   Я внимательно посмотрел на медный затылок с коротко остриженными волосами и внезапно вспомнил волосы, торчащие из мясистых ушей Хвары.
   – Послушай, – с сожалением сказал я, понимая, что вряд ли смогу достучаться. – Вот ты веришь Хваре, хочешь отказаться от всего. А вдруг он обманывает тебя? Ну может же так быть, что у него другие, личные цели. И не нужно ему никакое Восстановление, а нужна власть над людьми. Или, допустим, деньги. Наворует денег и сбежит. Что тогда?
   Лиш затормозила так резко, что меня бросило вперед.
   – Вываливайся!
   Она сидела не оборачиваясь, но я увидел, как побагровела ее шея над вырезом разлетайки.
   – Выводи сандалии! Быстро! Я тебя дальше не везу. Ты – клановая липучка! Подавись волосами со своего языка!
   От неожиданности я растерялся, но тут же быстро взял себя в руки. Надо было срочно спасать положение, тем более что мы не доехали даже до крепости основателей, откуда, как я знал, ходили перевозки.
   – Молодец, – сказал я совсем другим голосом и засмеялся. – Ты правильно отзываешься на такие слова. Успокойся. Я – личный советник Принцепса.
   Мне захотелось тебя проверить. Конечно же, чистильщики делают очень важное дело. Я просто не знаю, как бы мы существовали без них.
   Лиш Бер Дарда продолжала сидеть, не трогаясь с места, но краснота с ее шеи начала спадать.
   – Это плохая шутка, – напряженно сказала она.
   – А это не шутка, – отозвался я. – В стране очень тяжелое положение. И мы хотим знать, кому можно доверять.
   – Ну и как, – медленно набирая скорость, спросила Лиш, – мне можно?
   – Тебе можно, – серьезно сказал я. – Ты прочный друг. Я уже пожалел, что не согласился остановиться.
   – Еще не поздно, – пробормотала она.
   – Нет. – Я погладил ее сзади по щеке. – Давай оставим это на вечер. Хочется побыть с тобой, не глядя на часы.
   Я вылез на Разделителе, еще раз условившись с Лиш о встрече, на которую не собирался идти, и направился к Зеленым воротам. Все то время, которое я шел дворцовым радиусом, пополам рассекающим административный квартал, меня не оставляло чувство, что сейчас я буду арестован. Я прекрасно понимал, что о случившемся с Чарой и Корой никому еще не известно, а даже если б и было известно, вряд ли бы кто-нибудь догадался связать их исчезновение со мной. Но спину неотвязно кололи иголочки чужих угрюмых взглядов, мутный страх предательски плескался в желудке, а ноющее предплечье не давало забыть, что от главной улики мне не избавиться еще несколько дней. Л только когда знакомый солдатик в карауле приветственно махнул мне рукой и посторонился, пропуская внутрь, я смог немного расслабиться и переключиться на то, что ждало меня впереди.
   После схватки с Чарой и Корой я некоторое время чувствовал себя так, словно пустил чистого кислорода в шлем. Теперь перевозбуждение начало спадать, и я осознан, как много зависит от предстоящей встречи. Я не мог ждать помощи ни от констабулария, ни от "теней". «Тени» ничего не теряли во время мятежа и, кроме того, были гораздо слабее чистильщиков и "волчат". Констабуларий же не имел права серьезно вмешиваться в дела неприсоединенной планеты, а если бы и имел, Давантари ни за что не посмел бы выбросить десант без санкции Амалазунты. Сегодня я мог надеяться только на себя, и, значит, все зависело от того, сумею я сейчас продавить Принцепса или нет.
   Собравшись с духом, словно перед схваткой, я рывком распахнул дверь приемной и замер. Сначала мне показалось, что я попал не туда. Я привык, что приемная Принцепса пуста, однако на этот раз в ней сидело не менее десятка людей, а главное, из-за стола Таш на меня взирала какая-то незнакомая девица с аквамариновыми волосами, одетая в безумное желто-зеленое платье из полупрозрачного стаффа. Я понял, что что-то случилось, но разбираться мне было некогда, и, чувствуя себя камнем, выпущенным из пращи, я решительно задвинул дверь и, шагнув вперед, коротко осведомился, где Таш.
   – Она ушла, – отозвалась девица, медленно осматривая меня с головы до ног.
   Больше всего на свете мне хотелось узнать, что произошло с Таш, но спрашивать сейчас об этом было чистейшим безумием.
   – Кто у Принцепса? – быстро продолжал я, не давая усомниться в моем праве задавать вопросы.
   – Газетчик из "Сильного голоса". А что…
   – Табличку! – потребовал я, не снижая напора, – и чем писать.
   Неожиданно для себя я почувствовал, как взбухают на скулах бугристые желваки. Волна непонятной ярости поднялась во мне и, словно цунами, грозя обрушиться жуткой стеной на любое препятствие, понесла со страшной скоростью сквозь наполненное свистом ветра пространство.
   Практически не задумываясь, я быстро написал: "Немедленно прошу встречи. Тера" – и, вручив табличку девице, властно сжал ей плечо.
   – Давай, малыш, – сказал я, с трудом разжимая челюсти. – Время не ждет.
   Не глядя на сидящих в приемной, я отошел от стола и, скрестив руки на груди, стал ждать. Через минуту дверь отодвинулась, и возникшая в проеме секретарша сделала приглашающий жест рукой.
   – Он сказал: "Пусть войдет", – обращаясь не столько ко мне, сколько к остальной публике, объявила она.
   Я наклонил голову и, упрямо глядя перед собой, шагнул вперед.
   Принцепс сидел за столом и рассуждал, вертя в пальцах чернильную палочку.
   – Последнее заседание Административного совета еще глубже прочертило наш курс. Взвешенный подход не должен останавливать пенящийся процесс Восстановления – возвестил он, когда я задвигал дверь.
   Стараясь не шуметь, я двинулся в угол кабинета, где стояло большое кресло.
   – Это высокий народ, – продолжал между тем Принцепс, – и им трудно руководить. Для того чтобы быть такого же роста, каждый член Совета должен забыть себя. Наша работа как вечный бой, но мы все знаем свой долг.
   Я отвернулся и стал рассматривать передвинутый теперь к противоположной стене культовый шар Каса. Эти слова я уже слышал раньше и не один раз.
   "Вечный бой… – думал я, надеясь, что увлеченный беседой Принцепс не видит моего лица. – Я бы не смог говорить об этом с таким восторгом. Мне стало бы стыдно. Какой может быть восторг в том, что ты все время живешь за чертой жизни? Привыкнуть к такому нельзя, как ни старайся, зато можно озвереть. Вечный бой всех проверяет на человечность и всех ломает. Нельзя побывать в вечном бою и остаться таким, каким ты был до этого. Я помню Клааса, и Волка, и Длинного Ньяму. Я перестал искать встреч с ними, когда понял, что они все равно не видят меня".
   Вокруг дракона, парящего внутри шара, клубился фиолетовый дым и вспыхивали зеленые искорки. Внезапно дракон озарился красным и так же мгновенно снова стал фиолетовым. Принцепс постучал палочкой по столу и ясным голосом сказал:
   – Наша цель – богатый и счастливый Керст!
   "Конечно, они ни в чем не виноваты, – продолжал думать я, глядя пустыми глазами на быстро темнеющее окно. – Это происходит незаметно. Я знаю, как это бывает. Сперва ты упорно гонишь мысли об отдыхе, и у тебя все получается, и от этого ты чувствуешь себя героем, настоящим мужчиной, покорителем планет. Но стоит тебе хоть ненадолго остаться одному, как наваливается безумная усталость – такая, что ты ненавидишь даже тех, кто помогает тебе. И тут ты с ужасом понимаешь, что это теперь навсегда, поскольку отозвать тебя отсюда некому, а отступить самому – значит предать дело, которому взялся служить. И тогда ты осознаешь, что погиб. Ведь у тебя, по существу, нет выбора. Теперь ты согласен умереть, лишь бы не воевать. Но даже этот выход для тебя закрыт. Кто знает близко эту жизнь, никогда не будет гордиться или восхищаться ею. Только непосвященным кажется, что там, на передних рубежах и форпостах, несут свою бесстрашную вахту мужественные, железные люди, элитный отряд человечества, ведущий борьбу с мраком и злом. Никто даже не догадывается, о чем мечтают эти вахтеры, проваливаясь в сон в своих тесных, вонючих караулках. Они мечтают, чтобы кошмар, в который они попали, кончился любой ценой".