— Что ж, очевидно, вам удалось сегодня утром заманить в засаду моих людей, но не можете же вы надеяться, что этот трюк удастся еще раз, со мной. У меня здесь тридцать человек, и мы будем ждать вашего прибытия. — Он улыбнулся. — Если, конечно, вы не решитесь снова отправиться маршем через пустыню. Однако не думаю, что вы сумеете пройти пять тысяч километров, едва одолев шестьсот пятьдесят. И то — судя по вашему виду, были на волосок от смерти…
   — Не дождешься, Бержерак, — буркнул Гарроуэй. — Главная база — в наших руках. Вы отрезаны. Сдавайся, пока не поздно.
   — Вы заблуждаетесь, друг мой. Пищи у нас — в достатке, а вечная мерзлота снабдит нас достаточным количеством воды и топлива. К нам идет подкрепление, которое будет здесь через пять месяцев. — Бержерак по-галльски пожал плечами. — Вдобавок сидонийские руины, главная причина присутствия на Марсе людей, находятся здесь, под нашим контролем. Кстати говоря, в наших руках также находятся двое морских пехотинцев, включая вашего командира, и некоторое количество американских ученых. Во избежание ненужных потерь предлагаю вам сдаться властям Объединенных Наций.
   — И позволить вам снова загнать нас в пустыню? Это — вряд ли.
   — Возможно, мы допустили ошибку, мсье. Мы можем разработать иной вариант.
   Гарроуэй был слишком утомлен, чтобы вдаваться в тонкости.
   — К черту ваши варианты! Я приду за тобой, Бержерак. За тобой и за этой сукой Жубер. И, когда вы мне попадетесь, здорово напинаю ваши задницы. — Он угрожающе поднял палец. — А если пострадает кто-либо из наших людей, я, властью военного губернатора этой базы, обвиню вас и всех ваших людей в нарушении «Всемирного соглашения о борьбе с международным терроризмом» и казню вас как террористов. Лично порекомендовав просто-напросто выбросить из шлюзовой камеры. Видели, как люди умирают от удушья в марсианской атмосфере? Я видел. Крайне неприятное зрелище. Врагу не пожелаешь…
   — Пустые угрозы, майор. Вам многого удалось добиться, да, но большего достичь вы не в силах. Если же вы предпочтете ждать прибытия к нам подкреплений, то попросту окажетесь в ловушке.
   — До встречи в Сидонии, полковник.
   Но связь уже была прервана.
   Несколько секунд Гарроуэй задумчиво смотрел в опустевший экран. К нему подошел лейтенант Кинг:
   — Думаете, этот ублюдок в самом деле решится, сэр? Они в самом деле могут причинить вред нашему полковнику?
   — Сомневаюсь, лейтенант. Но факт в том, что морская пехота не оставляет своих врагу. Мне нужна Сидония.
   — Но если они будут извещены о нашем прибытии, сэр.
   — Да, загвоздка… — Гарроуэй помолчал еще несколько секунд. — О’кей. Передайте всем старшим, что я приглашаю их сюда, на совещание. И… и доктора Александера позовите тоже.
   — Но… но не позволить ли людям немного отдохнуть, сэр?
   — Отдохнуть успеем. Но вначале я хочу поговорить с ними. Поищите также карту Сидонии.
   — Есть, сэр.
   Гарроуэю безумно хотелось еще пива. Безумно. В голове его начал складываться план, но он не знал, подхлестывает ли его мысли крайнее истощение или же таково действие алкоголя на обезвоженный организм. Скорее всего, помог все-таки алкоголь, и еще баночка пива могла бы помочь окончательно сформировать замысел.
   А возможность предоставлялась замечательная!..

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

   Понедельник, 18 июня;
   16:58 по времени гринвичского меридиана.
 
   Камински;
   «Марс-1», ущелье Кандор;
   сол 5657-й; 15:30 по марсианскому солнечному времени.
 
   Через тридцать часов после триумфального возвращения МЭОМП на «Марс-1» все морские пехотинцы на базе, за исключением тех, кто нес вахту у экрана радара, в рубке связи и снаружи, охраняя периметр, выстроились в рекреационном зале возле главного шлюза. Камински, вымытый и выбритый, в свежем комбинезоне, стоял, точно на параде, между Слайделлом и Фулбертом. Перед строем, за столиком с ПАДом и непочатой банкой пива, сидел майор Гарроуэй. Камински старался не смотреть на него, зафиксировав взгляд в воображаемой точке, несколько выше и позади головы майора.
   Помимо морских пехотинцев, происходящее привлекло в зал довольно много штатских. Присутствие на базе морской пехоты еще не успело утратить новизну.
   — Что ж, — заговорил Гарроуэй, глядя на вытянувшуюся перед ним троицу. — Капрал Слайделл, капрал Фулберт и капрал Камински! У вас есть выбор. Вы можете быть наказаны в несудебном порядке, прямо здесь и сейчас, не сходя с места. Или, если предпочтете, дело ваше будет отложено для дальнейшего расследования, по прибытии на Землю. Там вы, в зависимости от результатов расследования, можете предстать перед военным трибуналом. Что скажете?
   Иными словами, майор предлагал им выбор между любым наказанием, которому ему заблагорассудится их подвергнуть, и судебным разбирательством по всем правилам, с адвокатами — и перспективой куда более тяжкого наказания в конце.
   — Мы — за НСП, сэр, — сказал Слайделл.
   — Фулберт? Камински? Вы согласны?
   — Да сэр! — в один голос ответили Камински и Фулберт.
   — Хорошо. Думаю, мы можем решить дело крайне просто. Вы, все обвиняетесь в ряде преступлений, включая преступную халатность, хранение запрещенных предметов, подделку ротной документации, мошенничество, пренебрежение служебными обязанностями… — Он сделал паузу, вчитываясь во что-то на дисплее ПАДа, вероятно — их послужные списки.
   Камински вспотел, хотя в зале было довольно прохладно.
   — В сложившихся обстоятельствах, — продолжал Гарроуэй, — я решил снять все обвинения, кроме одного. А именно: нарушения воинской дисциплины.
   Колени Камински ослабли, сердце тревожно сжалось. Гарроуэй, пожелай он того, мог бы стереть их в порошок по обвинению в преступной халатности либо контрабанде. Но «нарушение воинской дисциплины» с древних времен служило обвинением универсальным и могло быть растянуто или сужено так, чтобы включать в себя все, чего только пожелает душа командира.
   — Итак, — продолжал Гарроуэй, — прежде всего: откуда взялось это пиво?
   — Купили, сэр, — отвечал Слайделл. — Сложились и купили перед отлетом.
   — Может ли кто-либо из вас троих сказать что-либо в свое оправдание?
   — Нет, сэр, — ответил Слайделл.
   — Виноваты, сэр, — добавил Фулберт.
   — Оправданий нет, сэр, — подытожил Камински.
   Он был рад, что Слайделл ведет себя тише воды ниже травы. Начни он по обыкновению «выступать» — мог бы втравить в крупные неприятности всех троих. Пару часов назад они вместе с Фулбертом подошли к Слайделлу и прямо сказали, что никаких его фокусов на этот раз не поддержат. Просто примут положенные шишки и постараются не визжать. И он понял, что перед майором «выступать» не стоит. Голова на плечах у него была…
   — Кто-либо еще может сказать что-либо в их оправдание или же на оборот?
   — Э-э… Господин майор, — заговорил капитан Барнс, — я бы только хотел отметить, что все трое — прекрасные люди и добросовестные работники. За время пребывания здесь Слайделл и Фулберт не дали мне ни малейшего повода к недовольству.
   — Я принял в расчет их послужные списки, капитан. — Еще раз окинув взглядом всех троих, майор пристукнул по столешнице донышком пивной банки. — Согласно «Единому общевойсковому кодексу», признаю всех троих виновными. Все трое понижены в звании на одну ступень. Всем троим запрещено покидать базу сроком на четырнадцать дней, за исключением случаев служебной необходимости. Вдобавок все трое получают по четырнадцать нарядов вне очереди, по назначению старшего офицера. Э-э… контрабанда, естественно конфискована.
   При последних словах Слайделл заметно помрачнел, но Камински в данный момент плевать было на пиво. Майор, можно сказать, разве что не погладил их по головке!
   — Не хочет ли кто-нибудь из вас троих что-либо добавить?
   Никто не хотел.
   — Первым нарядом вне очереди для вас будет погрузка контрабанды — всего, что осталось — на борт «Харпер’с Бизарр». Капитан Барнс все объяснит. Свободны!
   Четырнадцать дней без выхода с базы, при том, что на этой треклятой планете все равно некуда больше идти? Понижение на одно звание, когда звания все равно больше не имеют никакого значения? Да разве это наказание?!
   Но тут Камински сообразил, что они теперь — единственные рядовые во взводе, битком набитом капралами и сержантами, злейшими естественными врагами любого рядового.
   Да еще — две недели чистки гальюнов. Что ж, наказание они все-таки понесли…
 
   17:05 по времени гринвичского меридиана.
 
   Гарроуэй;
   «Марс-1», ущелье Кандор;
   15:37 по марсианскому солнечному времени.
 
   Все трое развернулись и направились к выходу. Александер опустил руки, которые на протяжении всей процедуры держал скрещенными на груди.
   — Вы позволили им довольно легко отделаться, майор.
   — Еще бы! — со смехом сказала сержант Островски. — Оставить без выхода с базы, когда здесь, на Марсе, все равно некуда выйти!
   — Дело пустячное, — сказал Гарроуэй. — Официально все это следовало квалифицировать как преступную халатность, ставящую под угрозу жизни людей, но наш груз все равно весил гораздо меньше отпущенного лимита, так что вреда они никому не причинили.
   Капитан Барнс кивнул:
   — К тому же они не напивались допьяна, как могли бы некоторые в их положении. Напротив, их поступок послужил лишь на пользу: именно из-за своего пива они добровольно вызвались мне на подмогу.
   — Да, — улыбнулся Гарроуэй. — И, таким образом, не были захвачены вместе со всеми и не были вынуждены проделать долгий марш-бросок по пустыне. — Он покачал головой. — Вот этого — никогда им не прощу.
   — А тогда чего ж было с ними нежничать, майор? — спросил сержант Нокс, потирая непривычно гладкий подбородок. — Черт, в старые бы времена с этих троих шкуру живьем спустили и повесили сушиться!
   — А с моей точки зрения, сержант, эти трое внесли значительный вклад в успех предстоящей нам операции. Быть может, именно то, чем они нас обеспечили, сыграет решающую роль в бою с Бержераком и его людьми.
   — Это как же, сэр? — озадаченно спросила Островски. — Будем менять пиво на полковника?
   — Не совсем, сержант. Теперь у нас есть именно то, в чем мы отчаянно нуждались.
   — Что же это, майор? — спросил Александер.
   — То, чему возносит молитвы в бою всякий морской пехотинец, — подмигнул Гарроуэй. — Поддержка с воздуха.
 
   18:33 по времени гринвичского меридиана.
 
   «Марс-1», ущелье Кандор;
   16:25 по марсианскому солнечному времени.
 
   Направляясь в рубку связи, Дэвид Александер услышал за спиной оклик:
   — Эй! Дэвид, подожди!
   Остановившись, он оглянулся и увидел Крэга Кеттеринга.
   — Привет, Крэг.
   — Я искал возможности поговорить с тобой! Поздравляю с возвращением к цивилизации!
   — Спасибо. — Прикрыв глаза, Александер, в который уж раз, постарался прогнать прочь воспоминания о жажде, тесноте, грязи и самом худшем — постоянном, нескончаемом страхе перед тем, что вот-вот случится еще что-то и они никогда не дойдут до цели. — Давно ты здесь?
   — О, за нами прибыли дня через два после вашего ухода. Эти головорезы задали всем работы. Все шаттлы переделали в лобберы, и они постоянно сновали туда-сюда, вас высматривали. Ладно, я все равно рад, что ты здесь.
   — Я тоже. — Александер отвернулся.
   — Эй, эй! Подожди! Куда ты?
   — В рубку связи. Мне нужно кое-что оправить на Землю.
   Лицо Кеттеринга потемнело.
   — Не… э…
   — А именно — отчет о том, что мы обнаружили в Сидонии.
   Кеттеринг замер, точно пораженный громом.
   — Дэвид! Ты не имеешь права… я уже опубликовал его, Крэг. На прошлой неделе, в Юзнете.
   — Будь ты проклят! — взорвался Кеттеринг. — Да как ты мог?!
   Александер скрестил руки на груди:
   — ООН хотела утаить нашу находку, Крэг. А я поставил о ней в известность весь мир.
   — Что за безответственность? Ты все испортил!
   Александер просто восхищался яростью Кеттеринга. Очевидно, этот тип имеет к делу какой-то личный интерес.
   — Жубер беседовала с тобой?
   — Мирей — профессиональный, ответственный научный работник, — отвечал Кеттеринг. — И к словам ее следовало бы прислушаться!
   — Они… она лично пыталась помешать нам раскрыть всему миру правду!
   Кеттеринг положил руку на плечо Александера:
   — Дэвид, послушай. Я понимаю, что ты расстроился. Ты думал, что Научный отдел ООН собирается присвоить твой труд. Когда мы вернемся, ты мог бы подать на них жалобу, оспорить их действия. Но, черт возьми, Дэвид, неужели ты не понимаешь, что кое в чем они правы? Да, правы! Информацию в самом деле следовало засекретить и оставить засекреченной до тех пор, пока во всем этом не разберутся ответственные, квалифицированные специалисты.
   — Крэг, ты все твердишь — «ответственность», «ответственные»; это уже начинает надоедать. Со стороны этих так называемых специалистов крайне безответственным было — скрывать от людей истину. А то, что произошло здесь полмиллиона лет назад, крайне важно! Здесь мы можем многое узнать о том, кто мы такие и как мыслим!
   — Что такое истина? Прости, я понимаю, что те же слова в свое время произнес Пилат, но… Что мы узнали? Что нашли? Обломки, обрывки, фрагменты! Ты не хуже меня знаешь: заниматься археологией — все равно что пытаться сложить осмысленную картину, мозаику из нескольких сотен кусочков, попавших в коробку совершенно случайно! Получившуюся картину следует оценить и интерпретировать. Мы видим кусочек того, деталь сего…
   — Короче говоря, к чему ты клонишь?
   — К тому, Дэвид, что мир, которому ты собираешься открыть истину, просто не знает, что делать с нашей информацией. Оглянись назад! Археологи раскрыли для современной цивилизации историю инков, майя, Ангкор-Вата, Шумера! А во что верит мир? В космические колесницы фон Даникена! В нумерологические интерпретации комплекса Гизы, составленные разными пирамидиотами! В маленьких зеленых человечков с Марса, изваявших головы острова Пасхи, построивших Великую пирамиду и на всякий случай застреливших Джона Кеннеди! Верят, прости господи, в астрологию! В библейский Потоп! В круги на кукурузных полях, в летающие тарелки, в богов из далекого космоса! Разве ты не понимаешь, что наша находка послужит лишь еще большему рас цвету всего этого нонсенса? Уже сейчас по всей Земле бушуют конфликты между разными культами, церквами и кретиническими теориями! И все они начались — либо сделались куда агрессивнее — после того как открыли этот проклятый Лик! Черт, половина населения Земли уверена, что Сидонийский комплекс построен богами, заодно создавшими и людей! А другая половина свято верит в то, что Древние — это демоны, явившиеся уничтожить Слово Божье!
   — И какое отношение все это имеет к нашей работе? Безумцев и подрывных элементов хватало во все времена, Крэг. Ты это отлично понимаешь. Наша задача — изучать прошлое Человека по откопанным объедкам, мусору и предметам искусства, чтобы будущие поколения археологов могли продолжать складывать мозаику. А вот как будет использовано то, что мы найдем, — это уже совершенно не наше дело.
   — Я не согласен с этим, — сказал Кеттеринг. — И Мирей не согласна.
   — И давно вы с ней…
   — Не твое собачье дело!
   — Прости. Я понимаю. У нее есть в запасе… весьма действенные аргументы. — Александер пожал плечами. — Извини, Крэг. Как я уже говорил, я опубликовал информацию о нашей находке в Юзнете. И меня просили написать статью для «Аркеолоджи Интернэшнл».
   — И ты готов смириться с теми смертями, которые обязательно повлечет за собой преждевременное разглашение этой информации?
   Александер поднял брови:
   — С какими смертями?
   — С кровавейшими в истории человечества войнами, жестокой резней и погромами, кровопролитиями, без которых не обходится ни один религиозный конфликт. Мы — на пороге религиозной войны длиною в век, доктор Александер. Такой, по сравнению с которой Столетняя война, Ирландия и еврейские pogroms покажутся воскресным пикником. И ты внесешь в нее свой вклад, снабдив всех этих фанатиков и безумцев необходимой им амуницией! Все это будет на твоей совести!
   — Основой всех самых кровопролитных войн, — негромко ответил Александер, — служит прежде всего невежество. Вот враг, с которым нам следует драться насмерть. И будь я проклят, если стану помогать ему действием либо бездействием.
   Решительно повернувшись, он зашагал к рубке связи.
 
   Вторник, 19 июня;
   15:00 по времени гринвичского меридиана.
 
   Борт шаттла «Рокки Роуд»;
   к югу от расположения базы «Сидония-1»;
   сол 5658-й; 12:15 по марсианскому солнечному времени.
 
   Ухватившись за леер над головой, Гарроуэй приподнялся и навалился на сидевших впереди сержантов Джейкоба и Кэсвелл, чтобы выглянуть в крохотный иллюминатор. Накануне вечером шаттл «Рокки Роуд», пилотируемый бывшим астронавтом НАСА по имени Сьюзен Кристи, был переоборудован в лоббер, а днем — запущен по высокой суборбитальной траектории, которая заканчивалась на Сидонийской равнине, всего в нескольких милях от археологической базы. Уже десять минут отряд провел в невесомости, и лишь несколько секунд назад Кристи начала подрабатывать двигателями, заходя на посадку. Звука почти не было — грохот двигателей казался не более, чем глухим шепотом. В полет отправились «пустыми», то есть с полностью разгерметизированным пассажирским отсеком; таким образом, все были в бронекостюмах и готовы вступить в бой, едва шаттл коснется земли. Кроме того, если противник ждет их, держа наготове ракету «земля-воздух» или хотя бы приличный крупнокалиберный пулемет…
   Стремительно снижаясь, шаттл шел мимо главного ориентира — величественной громады Пирамиды ДМ.
   Отсюда, с воздуха, пирамида выглядела просто-таки титанической; лоббер казался бы рядом с нею крохотной серебристой искоркой. Три километра в поперечнике с севера на юг, два — с востока на запад, почти километр в высоту… Формы ее отличались от форм классической пирамиды, имеющей четыре грани, а не пять. Однако название прижилось из-за исключительно правильных и ровных граней. Несмотря даже на то, что изначально она была обычной горой, Пирамида ДМ имела совершенно определенный рукотворный вид. Точность ее ориентации и симметрии указывали на то, что форма пятигранной пирамиды была придана горе кем-то разумным, подобно куда более известному Лику, когда-то бывшему всего лишь месой, которой, способами, ныне неизвестными, придали форму человеческого лица. Пустынные ветры могут создавать естественные пирамиды, так называемые венты, но они, как правило, имеют трехгранную форму, причем самый острый из углов ориентирован в сторону, обратную направлению преобладающих ветров. Но Пирамида ДМ имела пять граней, да еще — по огромному контрфорсу на каждом углу. Поверхность ее к данному моменту так сильно пострадала от эрозии, что ныне нельзя было сказать, как она выглядела изначально, но в конструкции и величии ее с первого взгляда чувствовалась рука разума.
   Однако наилучшим подтверждением этого, с точки зрения Гарроуэя, служил факт намеренного разрушения пирамиды. Прямо под шаттлом, в нескольких сотнях метров от восточной ее грани, под землю уходил туннель, кратер… но вовсе не натуральный. Тысячелетия назад что-то ударило здесь в поверхность планеты, ушло под землю гораздо глубже, чем обычный метеорит, и там, в глубине, взорвалось. И часть восточной грани пирамиды слегка вспучилась… Сколько же осколков осыпалось вниз, соскользнув по этой неестественно ровной грани?
   Оторвавшись от иллюминатора, Гарроуэй увидел Александера в гражданском скафандре, прижавшегося лицом к другому иллюминатору, неподалеку. Археолог вызвался послужить отряду проводником по незнакомой местности, и Гарроуэй был рад этому. Он уже обсуждал с Александером признаки, указывающие на попытки разрушения этой монументальной постройки. Археологические группы некоторое время назад произвели предварительный обзор окрестностей Пирамиды ДМ, но лишь подтвердили, что постройка явно была разрушена взрывом изнутри, а кратер-туннель завален обломками. Однако о назначении пирамиды или о том, кто пытался уничтожить ее и зачем, до сих пор ничего не было известно.
   Александер, — размышлял Гарроуэй, — сущий крестоносец науки, посвятивший себя отысканию и обнародованию истины, чего бы это ни стоило ему… или всем остальным. Сам Гарроуэй тоже всегда держался принципа «правда — лучше, чем ложь» и был согласен с ученым.
   «Вот только интересно, — подумал он, — что теперь творится из-за этой находки на Земле? ООН определенно хотела скрыть ее от всего мира, и ведь — не просто так… А и хрен с ними. Если идет война за свободу речи и научного поиска, за свободу нести истину всему миру, я знаю, на чьей стороне воевать».
   Шаттл резко встряхнуло: пилот увеличила подачу топлива в двигатель, замедляя спуск. Гарроуэю пришлось отшатнуться от иллюминатора, чтобы сохранить равновесие. Снаружи взметнулись в воздух клубы оранжевой пыли, заслонив лучи солнца, клонившегося к западу.
   Последовал толчок. Шаттл приземлился.
   — Порядок, парни! — воскликнул лейтенант Кинг. — На берег!
   — Марш-марш-марш! — подхватил сержант Джейкоб. — Шевели жопами!
   Гарроуэй влился в общий поток, хлынувший к трапу, ведшему в грузовой отсек. Вскоре отряд оказался под открытым небом. Гарроуэй прогрохотал по трапу, спрыгнул на песок, держа винтовку — новенькую, с отбитого кандорского склада — наперевес, и оглядел окрестности. Он полагал, что недели, проведенные в Валлес Маринерис, навсегда избавили его от способности восхищаться марсианскими пейзажами. Но ландшафт Сидонии был совсем не похож на каньоны и рили экваториальных земель. Здесь горизонт был далек и ровен, однако горы, месы и прежде всего черно-серая громада Пирамиды ДМ, гигантским клыком вонзавшаяся в багряно-красное небо, заставляли в полной мере почувствовать, сколь мал и ничтожен в сравнении с ними человек.
   Едва высадившись, морские пехотинцы рассредоточились, образовав просторное оборонительное каре. После быстрой разведки посредством разнообразных сенсоров в бронекостюмах и на борту шаттла, к Гарроуэю рысцой подбежал лейтенант Кинг:
   — Все чисто, сэр. Наверное, дрыхнут еще.
   Гарроуэй улыбнулся:
   — Если и так, они уже проснулись. Помнится мне, система радарного оповещения на «Си-один» — очень приличная. Значит, прибытие наше заметили и точно знают, где мы сели. Поднимай людей, выступаем.
   — Есть, сэр!
   — Сержант Джейкоб!
   — Да, сэр?
   — Ставь маяк.
   — Есть, сэр!
   Шаттл приземлился примерно в километре к северу от Пирамиды ДМ. «Сидония-1» располагалась еще на семь километров севернее, но Гарроуэй ожидал, что отряд будет остановлен задолго до того, как достигнет базы.
   Впрочем, план это предусматривал. Он проверил часы. 12:29.
   Оставалось лишь надеяться на то, что «Харпер’с Бизарр» прибудет вовремя. Если нет, предсказания Бержерака насчет исхода этого предприятия сбудутся по всем пунктам.
 
   16:57 по времени гринвичского меридиана.
 
   «Сидония-2»; борт шаттла «Харпер’с Бизарр»;
   над Ликом;
   14:12 по марсианскому солнечному времени.
 
   — Как вы там, упаковались? — раздался в наушниках Нокса голос Эллиотт.
   — Да, — проворчал Нокс в ответ, повернувшись к штаб-сержанту Островски, пристегнутой к соседнему противоперегрузочному креслу. Она, усмехнувшись, сжала кулаки и оттопырила большие пальцы. — Упаковались, лучше не скажешь. Хотя я лично никогда не думал, что придется на старости лет метать бомбы с воздуха.
   Капитан Харпер Эллиотт рассмеялась:
   — Я тоже не думала, что мне когда-нибудь доведется обеспечивать поддержку с воздуха вам, каскоголовым. Держитесь. Сейчас начнется.
   Ядерные двигатели шаттла взревели, превращая жидкий метан в раскаленную добела плазму, и бросили злополучный транспорт вверх. Нокс почувствовал знакомую, сдавливающую грудь тяжесть. Через несколько секунд перегрузки прекратились: «Харпер’с Бизарр» вышел на суборбитальную траекторию. Теперь они неслись над марсианской пустыней на высоте около тысячи метров.
   Шаттл взлетел из ущелья Кандор сразу вслед за «Рокки Роуд», но шел иным маршрутом, чтобы через тридцать минут совершить посадку в кратере Дейтеронилус, примерно в сотне километров на восток от сидонийского комплекса. Там капитану Эллиотт около часа придется дозаправлять шаттл из запасных баков, после чего «Харпер’с Бизарр» будет полностью готов к выполнению своей миссии.
   Да топливо им понадобится. Дальше шаттл, взлетев, будет держаться как можно ближе к марсианской поверхности, едва не цепляя вершины самых высоких гор и порой подрабатывая главными двигателями, так чтобы идти почти по прямой. На это потребуется гораздо больше топлива, чем на обычный суборбитальный полет, однако такой маневр значительно снизит вероятность того, что их засекут радары «Сидонии-1».
   Шло время. Нокс старался не думать о постороннем, сосредоточившись на полете и своем задании. Наконец Эллиотт снова заговорила:
   — О’кей, парни. Есть маяк.
   — Ну, блеск, — отозвалась Островски. — Значит, все идет по плану.
   — Похоже на то, — согласился Нокс.
   Сигнал маяка означал, что Гарроуэй со своими совершил посадку и направляется к «Сидонии-1». Отсутствие сигнала означало бы, что операцию пришлось прервать и приземлиться в пустыне.