Страница:
— Джа! — сказал он. — Пожалуйста, не бойся! Обычно я так не делаю.
Она сжала его ладони.
— Я не боюсь, господин. Я знаю.
— Я его искалечил! — вскричал Уолли с тоской. — Он будет болеть не одну неделю. А шрамы останутся на всю жизнь!
Она обняла его и положила голову к нему на плечо, на потное и окровавленное плечо, в этом движении не было страсти — только утешение. Как раз то, что ему сейчас больше всего необходимо.
— Ученик Нанджи — не очень чувствительный молодой человек, — сказала она.
— Я думаю, что этот урок тяжелее дался Уолли, чем Нанджи. А ему все равно.
— Думаешь? — Уолли ухватился за эту мысль.
— У него только царапины, господин, — прошептала она ему на ухо. — Он будет носить их как награды. Вы вернули ему гордость!
— Да? — Уолли постепенно приходил в себя. — Ну да, конечно, так и есть. Испытание прошло успешно. У него теперь есть воин и… — Как ты назвала меня?
Она вся напряглась.
— Это имя вы назвали тогда, в первую ночь, господин. Извините меня.
— О, пожалуйста, не извиняйся, Джа! Называй меня так. — Он слегка отодвинулся от нее, чтобы получше рассмотреть. — А что ты знаешь о Уолли? Она не сводила с него глаз, не решаясь подобрать слова, чтобы выразить свою мысль.
— Мне кажется, он прячется у светлейшего Шонсу внутри, — сказала она робко.
Он прижал ее к себе.
— Ты совершенно права, милая. Он очень одинок там, и ты ему нужна. Ты можешь звать его, когда захочешь.
Хотя Уолли и не сразу это понял, но теперь тучи на его горизонте начали рассеиваться. Пока Нанджи разрушал свою мозговую блокировку, Джа создавала свою — она разделяла своего владельца и того, кого любила. Каким-то образом, на чисто эмоциональной основе, она провела между ними черту, словами этого различия она объяснить бы не смогла, и узнай об этом Хонакура, он бы просто пришел в ярость. Другой мир или дальние страны Джа не интересовали. Может быть, этот Уолли, спрятанный внутри ее господина, невидимый, а значит, на лице у него нет знаков. Но вряд ли она заходила в своих мыслях так далеко. Она жила чувствами. Тогда, в домике, он плакал. Теперь он сделал больно другу, и это его расстроило. Когда у него что-нибудь не так, она может его успокоить, утешить, поделиться своей стоической силой раба, чтобы он смог вынести суровый приговор богов. Тогда он будет просто мужчиной, не хозяином.
А Уолли нашел друга, в котором так нуждался, еще одну одинокую, прячущуюся от Мира душу, которая скрывалась в его рабыне. Все это он понял потом, хотя так никогда и не решился додумать эту мысль до конца, опасаясь, что логика разрушит ее очарование.
— Уолли, — произнесла она ему в плечо, привыкая к новому слову. — Уолли!
— Джа повторяла это несколько раз, каждый раз немного по-другому. Потом она подняла к нему лицо, и в поцелуе выразилось все то, что не могло быть сказано словами. Она повела его в постель и еще раз показала, как самый маленький бог отгоняет печали.
Уолли откинулся назад, в податливую мягкость, и, не отрываясь, смотрел на Джа. Полоса на лице, две маленькие вертикальные черточки на веках… рабыня и дочь рабов. Она открыла глаза и посмотрела на него счастливым сонным взглядом.
Все его прошлые сомнения рассеялись. Он правильно сделал, забрав ее у Кикарани. Они сделают друг друга счастливыми, они станут любовниками и даже друзьями.
Если только им не помешает Тарру…
— Бог печалей уже вернулся, мой господин? — прошептала она. — Так быстро?
Он кивнул.
Теперь она пристально всматривалась в его лицо.
— Достопочтенный Тарру принимает клятвы у воинов? — сказала она. Удивленный, он опять кивнул.
Она прочла его мысль.
— Рабы знают все, господин. Это они мне рассказали.
Уолли встрепенулся. Друг! Все это время он сам совершал то же самое преступление, в котором обвинял Народ: он считал женщину вещью, простым источником физического наслаждения.
— Они помогут мне? — спросил он. — А ты?
Казалось, этот вопрос ее удивил.
— Я сделаю все, что потребуется. И другие помогут — из-за Ани.
— Ани?
Она серьезно кивнула, и лицо ее было теперь так близко, что Уолли трудно было его рассмотреть.
— Если бы вы тогда не пошли с ней, господин, ее бы наказали.
Так значит, это небольшое, почти шутливое проявление доброты, заслужило ему дружбу рабов? Но ведь их здесь очень много, а он совсем не принимал этого во внимание. Очевидно, они посвящены во все тайны. И то, что случилось с Ани, узнали все. Ани сама рабыня. А на той кровати в углу, очевидно, лежала еще одна.
Он все еще размышлял о том, как привлечь к себе рабов, когда Джа сказала:
— Если вы попытаетесь уйти отсюда с мечом, вас остановят, да? Мне так сказали.
— Да.
— А если я понесу его?
Он представил себе, как это будет выглядеть, и улыбнулся.
— Нет, — сказал он, — не получится. Воины знают тебя, и ты не сможешь даже спуститься по лестнице. Тебя остановят, как только увидят в твоих руках большой узел или нечто подобное…
Он быстро сел на постели.
— Нанджи! — воскликнул он.
Нанджи тут же прекратил свои упражнения и развернулся к нему.
— Да, мой повелитель. — Он глупо улыбался. Этот тоже сделает все что угодно. Если его наставник прикажет, он станет есть горячие угли.
— Ты говорил, у тебя есть брат? — спросил Уолли.
Удивленный, Нанджи вложил меч в ножны и подошел к нему.
— Да, мой повелитель, его зовут Катанджи.
— Сколько ему лет?
Нанджи слегка покраснел.
— Он мог бы уже бриться.
В глубоком замешательстве Уолли провел рукой по своему гладкому подбородку, но тут же понял, что Нанджи имел в виду не бороду — он хотел сказать, что брату пора носить набедренную повязку. Бедным семьям тяжело пристроить своих детей в какой-нибудь цех. Нанджи стал воином благодаря взятке, а ремесленники совершенно открыто требовали первичной платы за ученика.
— Можно ли ему доверять? — спросил Уолли.
Нанджи нахмурился.
— Он хулиган, мой повелитель, но из всех неприятностей его всегда выручает язык.
— А к тебе он как относится? Ты бы доверил ему свою жизнь?
Нанджи пришел в полное недоумение, но кивнул.
— И он хочет быть воином?
— Конечно, мой повелитель! — Более достойного занятия для Нанджи не существовало.
— Хорошо, — сказал Уолли. Это — единственный способ, выбирать не приходится. — Джа пойдет к нему. У меня есть для него работа. Если он хорошо справится с ней, то получит любую награду, какая только в моей власти.
— Вы возьмете новичка в подопечные? — воскликнул его вассал, который и сам только час назад был почти что новичком.
— Если он этого захочет, — улыбнулся Уолли. — Но на следующей неделе тебе предстоит стать Четвертым, ты помнишь об этом? Если ты хорошенько потренируешься, то сегодня мы присвоим тебе третий ранг. А он пусть будет твоим подопечным, я не против. Если, конечно, оба они останутся живы.
— Седьмого явно вывел из себя его ни на что не способный подопечный. И только самые внимательные могли заметить, что и у самого светлейшего Шонсу тоже хватает порезов и ран и что его жертва непонятно чему идиотски усмехается.
Светлейший Шонсу в тот день проявил себя как требовательный гость. Он опять послал за портным и сапожником. Пришел целитель Динартура и нашел, что по поводу состояния ног светлейшего следует созвать консилиум; кроме того, он получил секретное сообщение, которое должен был передать своему дяде. Позвали также массажиста. Заходили жрецы, они приносили какие-то таинственные свертки. Светлейший Шонсу решил купить седло и послал за седельником. Он захотел послушать музыку, и поэтому всю вторую половину дня в его покоях играли музыканты. Он пожелал, чтобы его рабыня сшила себе новые платья, и появились торговцы тканями с рулонами шелка. Он также принимал ванну — не один, а целых два раза, — и причиной тому была, несомненно, жестокая жара. И наконец, уже вечером, из своей оружейной пришел светлейший Атиналани, ведя за собой двух младших помощников. В переносных ящиках они несли множество мечей. Если Тарру следил за всей этой бессмысленной деятельностью, то на правильную мысль о том, что происходит, его мог навести только этот, последний посетитель. Но к тому времени все, что должно было произойти, уже произошло.
Перед самым заходом солнца невыносимая жара разразилась мощной грозой. С потемневшего неба обрушилась лавина дождя. Над шпилями храма взвивались лиловые молнии. Золотое покрытие превращало эти шпили в хорошие громоотводы, а благодаря некоторым божественным элементам дизайна они и заземлены были неплохо.
Уолли и Нанджи наблюдали за грозой из своих королевских апартаментов, и раскаты грома казались им ударами по голове, от которых сильно звенит в ушах.
— Боги разгневаны, мой повелитель, — сказал Нанджи с беспокойством.
— Нет, вряд ли. Я думаю, они просто громко смеются.
Вечернее собрание в тот день началось позднее, чем обычно: ждали, пока кончится дождь; ночь была восхитительно прохладной, и потрескивающие факелы отражались в каменных плитах пола. Когда в салоне появился благородный гость, все глаза обратились к нему. Стараясь не подавать вида, Уолли с любопытством наблюдал, как воины бросают на него озадаченные взгляды, пытаясь понять, что же изменилось, а потом в удивлении восклицают да так и остаются стоять с раскрытыми ртами.
Причиной этому изумлению был не побитый вид его подопечного и не гибкая фигура рабыни в голубом платье, украшенном на левой груди серебряным грифоном, — на половине женщин были сегодня такие же платья, которые теперь стали называть «шонсу». Нет, все внимание было обращено на самого светлейшего и на его пустые ножны.
Светлейший Шонсу оставил свой меч у входа.
Тарру не было, но трое Пятых сейчас же предприняли попытку незаметно пробраться в вестибюль. И дряхлый однорукий слуга представил им тот меч, который сдал ему светлейший. Наверно, они узнали этот клинок — жалкая пародия на оружие, железная чушка, которой не остановишь даже нападающего кролика.
Меч подвергся тщательной проверке.
Впрочем, как и его владелец.
Ваш ход, достопочтенный Тарру.
Она сжала его ладони.
— Я не боюсь, господин. Я знаю.
— Я его искалечил! — вскричал Уолли с тоской. — Он будет болеть не одну неделю. А шрамы останутся на всю жизнь!
Она обняла его и положила голову к нему на плечо, на потное и окровавленное плечо, в этом движении не было страсти — только утешение. Как раз то, что ему сейчас больше всего необходимо.
— Ученик Нанджи — не очень чувствительный молодой человек, — сказала она.
— Я думаю, что этот урок тяжелее дался Уолли, чем Нанджи. А ему все равно.
— Думаешь? — Уолли ухватился за эту мысль.
— У него только царапины, господин, — прошептала она ему на ухо. — Он будет носить их как награды. Вы вернули ему гордость!
— Да? — Уолли постепенно приходил в себя. — Ну да, конечно, так и есть. Испытание прошло успешно. У него теперь есть воин и… — Как ты назвала меня?
Она вся напряглась.
— Это имя вы назвали тогда, в первую ночь, господин. Извините меня.
— О, пожалуйста, не извиняйся, Джа! Называй меня так. — Он слегка отодвинулся от нее, чтобы получше рассмотреть. — А что ты знаешь о Уолли? Она не сводила с него глаз, не решаясь подобрать слова, чтобы выразить свою мысль.
— Мне кажется, он прячется у светлейшего Шонсу внутри, — сказала она робко.
Он прижал ее к себе.
— Ты совершенно права, милая. Он очень одинок там, и ты ему нужна. Ты можешь звать его, когда захочешь.
Хотя Уолли и не сразу это понял, но теперь тучи на его горизонте начали рассеиваться. Пока Нанджи разрушал свою мозговую блокировку, Джа создавала свою — она разделяла своего владельца и того, кого любила. Каким-то образом, на чисто эмоциональной основе, она провела между ними черту, словами этого различия она объяснить бы не смогла, и узнай об этом Хонакура, он бы просто пришел в ярость. Другой мир или дальние страны Джа не интересовали. Может быть, этот Уолли, спрятанный внутри ее господина, невидимый, а значит, на лице у него нет знаков. Но вряд ли она заходила в своих мыслях так далеко. Она жила чувствами. Тогда, в домике, он плакал. Теперь он сделал больно другу, и это его расстроило. Когда у него что-нибудь не так, она может его успокоить, утешить, поделиться своей стоической силой раба, чтобы он смог вынести суровый приговор богов. Тогда он будет просто мужчиной, не хозяином.
А Уолли нашел друга, в котором так нуждался, еще одну одинокую, прячущуюся от Мира душу, которая скрывалась в его рабыне. Все это он понял потом, хотя так никогда и не решился додумать эту мысль до конца, опасаясь, что логика разрушит ее очарование.
— Уолли, — произнесла она ему в плечо, привыкая к новому слову. — Уолли!
— Джа повторяла это несколько раз, каждый раз немного по-другому. Потом она подняла к нему лицо, и в поцелуе выразилось все то, что не могло быть сказано словами. Она повела его в постель и еще раз показала, как самый маленький бог отгоняет печали.
***
Дверь распахнулась, Уолли резко вскинул голову и потянулся за мечом, но это был всего лишь Нанджи. Он сделал все, что ему сказали, и теперь готов был опять броситься к зеркалу, кровь из его многочисленных порезов все еще капала на юбку, и любой здравомыслящий человек на его месте отправился бы к целителю. Он бросил взгляд на два измученных, покрытых потом тела. Здешний Народ не обращал особого внимания на наготу, а секс для Нанджи был всего лишь одной из телесных услад, такой же как еда. Он бы очень удивился, если бы узнал, что его наставнику не понравился такой внезапный приход. Вероятно, единственной его мыслью сейчас была следующая: хорошо бы Шонсу поскорее встал, чтобы можно было заняться более важным делом — фехтованием.Уолли откинулся назад, в податливую мягкость, и, не отрываясь, смотрел на Джа. Полоса на лице, две маленькие вертикальные черточки на веках… рабыня и дочь рабов. Она открыла глаза и посмотрела на него счастливым сонным взглядом.
Все его прошлые сомнения рассеялись. Он правильно сделал, забрав ее у Кикарани. Они сделают друг друга счастливыми, они станут любовниками и даже друзьями.
Если только им не помешает Тарру…
— Бог печалей уже вернулся, мой господин? — прошептала она. — Так быстро?
Он кивнул.
Теперь она пристально всматривалась в его лицо.
— Достопочтенный Тарру принимает клятвы у воинов? — сказала она. Удивленный, он опять кивнул.
Она прочла его мысль.
— Рабы знают все, господин. Это они мне рассказали.
Уолли встрепенулся. Друг! Все это время он сам совершал то же самое преступление, в котором обвинял Народ: он считал женщину вещью, простым источником физического наслаждения.
— Они помогут мне? — спросил он. — А ты?
Казалось, этот вопрос ее удивил.
— Я сделаю все, что потребуется. И другие помогут — из-за Ани.
— Ани?
Она серьезно кивнула, и лицо ее было теперь так близко, что Уолли трудно было его рассмотреть.
— Если бы вы тогда не пошли с ней, господин, ее бы наказали.
Так значит, это небольшое, почти шутливое проявление доброты, заслужило ему дружбу рабов? Но ведь их здесь очень много, а он совсем не принимал этого во внимание. Очевидно, они посвящены во все тайны. И то, что случилось с Ани, узнали все. Ани сама рабыня. А на той кровати в углу, очевидно, лежала еще одна.
Он все еще размышлял о том, как привлечь к себе рабов, когда Джа сказала:
— Если вы попытаетесь уйти отсюда с мечом, вас остановят, да? Мне так сказали.
— Да.
— А если я понесу его?
Он представил себе, как это будет выглядеть, и улыбнулся.
— Нет, — сказал он, — не получится. Воины знают тебя, и ты не сможешь даже спуститься по лестнице. Тебя остановят, как только увидят в твоих руках большой узел или нечто подобное…
Он быстро сел на постели.
— Нанджи! — воскликнул он.
Нанджи тут же прекратил свои упражнения и развернулся к нему.
— Да, мой повелитель. — Он глупо улыбался. Этот тоже сделает все что угодно. Если его наставник прикажет, он станет есть горячие угли.
— Ты говорил, у тебя есть брат? — спросил Уолли.
Удивленный, Нанджи вложил меч в ножны и подошел к нему.
— Да, мой повелитель, его зовут Катанджи.
— Сколько ему лет?
Нанджи слегка покраснел.
— Он мог бы уже бриться.
В глубоком замешательстве Уолли провел рукой по своему гладкому подбородку, но тут же понял, что Нанджи имел в виду не бороду — он хотел сказать, что брату пора носить набедренную повязку. Бедным семьям тяжело пристроить своих детей в какой-нибудь цех. Нанджи стал воином благодаря взятке, а ремесленники совершенно открыто требовали первичной платы за ученика.
— Можно ли ему доверять? — спросил Уолли.
Нанджи нахмурился.
— Он хулиган, мой повелитель, но из всех неприятностей его всегда выручает язык.
— А к тебе он как относится? Ты бы доверил ему свою жизнь?
Нанджи пришел в полное недоумение, но кивнул.
— И он хочет быть воином?
— Конечно, мой повелитель! — Более достойного занятия для Нанджи не существовало.
— Хорошо, — сказал Уолли. Это — единственный способ, выбирать не приходится. — Джа пойдет к нему. У меня есть для него работа. Если он хорошо справится с ней, то получит любую награду, какая только в моей власти.
— Вы возьмете новичка в подопечные? — воскликнул его вассал, который и сам только час назад был почти что новичком.
— Если он этого захочет, — улыбнулся Уолли. — Но на следующей неделе тебе предстоит стать Четвертым, ты помнишь об этом? Если ты хорошенько потренируешься, то сегодня мы присвоим тебе третий ранг. А он пусть будет твоим подопечным, я не против. Если, конечно, оба они останутся живы.
***
Вид Нанджи послужил причиной многочисленных безмолвных усмешек за обедом— Седьмого явно вывел из себя его ни на что не способный подопечный. И только самые внимательные могли заметить, что и у самого светлейшего Шонсу тоже хватает порезов и ран и что его жертва непонятно чему идиотски усмехается.
Светлейший Шонсу в тот день проявил себя как требовательный гость. Он опять послал за портным и сапожником. Пришел целитель Динартура и нашел, что по поводу состояния ног светлейшего следует созвать консилиум; кроме того, он получил секретное сообщение, которое должен был передать своему дяде. Позвали также массажиста. Заходили жрецы, они приносили какие-то таинственные свертки. Светлейший Шонсу решил купить седло и послал за седельником. Он захотел послушать музыку, и поэтому всю вторую половину дня в его покоях играли музыканты. Он пожелал, чтобы его рабыня сшила себе новые платья, и появились торговцы тканями с рулонами шелка. Он также принимал ванну — не один, а целых два раза, — и причиной тому была, несомненно, жестокая жара. И наконец, уже вечером, из своей оружейной пришел светлейший Атиналани, ведя за собой двух младших помощников. В переносных ящиках они несли множество мечей. Если Тарру следил за всей этой бессмысленной деятельностью, то на правильную мысль о том, что происходит, его мог навести только этот, последний посетитель. Но к тому времени все, что должно было произойти, уже произошло.
Перед самым заходом солнца невыносимая жара разразилась мощной грозой. С потемневшего неба обрушилась лавина дождя. Над шпилями храма взвивались лиловые молнии. Золотое покрытие превращало эти шпили в хорошие громоотводы, а благодаря некоторым божественным элементам дизайна они и заземлены были неплохо.
Уолли и Нанджи наблюдали за грозой из своих королевских апартаментов, и раскаты грома казались им ударами по голове, от которых сильно звенит в ушах.
— Боги разгневаны, мой повелитель, — сказал Нанджи с беспокойством.
— Нет, вряд ли. Я думаю, они просто громко смеются.
Вечернее собрание в тот день началось позднее, чем обычно: ждали, пока кончится дождь; ночь была восхитительно прохладной, и потрескивающие факелы отражались в каменных плитах пола. Когда в салоне появился благородный гость, все глаза обратились к нему. Стараясь не подавать вида, Уолли с любопытством наблюдал, как воины бросают на него озадаченные взгляды, пытаясь понять, что же изменилось, а потом в удивлении восклицают да так и остаются стоять с раскрытыми ртами.
Причиной этому изумлению был не побитый вид его подопечного и не гибкая фигура рабыни в голубом платье, украшенном на левой груди серебряным грифоном, — на половине женщин были сегодня такие же платья, которые теперь стали называть «шонсу». Нет, все внимание было обращено на самого светлейшего и на его пустые ножны.
Светлейший Шонсу оставил свой меч у входа.
Тарру не было, но трое Пятых сейчас же предприняли попытку незаметно пробраться в вестибюль. И дряхлый однорукий слуга представил им тот меч, который сдал ему светлейший. Наверно, они узнали этот клинок — жалкая пародия на оружие, железная чушка, которой не остановишь даже нападающего кролика.
Меч подвергся тщательной проверке.
Впрочем, как и его владелец.
Ваш ход, достопочтенный Тарру.
Глава 4
Разведка Хонакуры работала успешно, и поэтому на следующее утро он приветствовал Уолли многочисленными беззубыми улыбками и восторженным размахиванием рук. В затененном дворике было сыро и прохладно, на зеленых листьях алмазами мерцали капли. В воздухе стоял цветочный аромат.
— Я говорил, что не стоит недооценивать избранника Богини! — сказал он, доставая глиняную бутылку, покрытую толстым слоем пыли. — Это, светлейший, последняя бутылка превосходнейшего вина, восемьдесят девятый плон. Я открываю ее, чтобы отпраздновать вашу победу!
— Это еще не победа! — возразил Уолли, усаживаясь на уже знакомый табурет. — Но я выиграл время, которое мне так необходимо.
— Удар, но еще не окончательный? — спросил Хонакура, все так же улыбаясь.
— Я правильно понимаю? — Поставив бутылку на маленький столик, он пытался срезать ножом восковую печать. — Вы очень напугали моего племянника, он решил, что демон опять вернулся. Я тоже встревожился, светлейший. Когда Динартура сказал, чтобы к вам послали жрецов с длинными свертками, я решил, что вы собираетесь передать меч мне, и никак не мог придумать, где бы его можно было спрятать. А потом в этих свертках ничего не оказалось… — Старик опять засмеялся, брызгая слюной. — Вот! — Он налил вина.
Уолли взял хрустальную чашу, понюхал, сделал глоток, похвалил. Вино было совсем неплохое, оно слегка напоминало слабый мускат.
— Они провели у вас обыск? — спросил Хонакура.
— Судя по виду комнаты, по крайней мере четыре раза, — ответил Уолли.
— Я послал за Конингу и устроил настоящую бурю. Мне вспороли перину! Там повсюду летали перья.
Старый жрец чуть не подавился вином.
— И что же сказал господин Конингу?
— Он недвусмысленно дал понять, что виновный ему не подвластен, — ответил Уолли. Интендант явно не благоволил к Тарру и мог бы стать полезным союзником. — Итак, поиски сокровища начались, но вчера у меня было много народу, и Тарру не знает, с кого начать.
Хонакура радостно кивнул.
— И кому он может доверить поиски? Честные воины не на его стороне, они, без сомнения, не станут прилагать больших усилий, а все остальные, если и найдут меч, просто перепрячут его в другое место. Он же не может лично заниматься поисками.
Хонакура молча отхлебывал вино, смакуя неразрешимую проблему Тарру. Потом он приподнял свои невидимые брови:
— Не расскажете ли вы мне в самых общих чертах, как вы это сделали?
— С удовольствием, — Уолли ждал этого вопроса. — Самым сложным было вынести его из здания, потому что везде охрана, а за мной всегда шпионят, куда бы я ни пошел. Меч бы непременно заметили. Но я не знал, следят ли за Нанджи…
Таким образом, пока Джа ходила искать брата Нанджи, Уолли проинструктировал своего вассала, как обнаружить слежку. Нанджи разочаровался, когда узнал, что это никакие не сутры, но Уолли рассказал ему о тех обыкновенных приемах, которые во множестве приводятся в шпионских романах, — как незаметно выйти за дверь, потом неожиданно вернуться и все такое. Он дал несколько советов, как скрыться от преследования, хотя рядом с храмом и не было стоянок такси и отелей, которые обычно рекомендуют авторы этих романов. Принимая все это за игру, Нанджи отправился к воротам, чтобы встретиться там со своим братом Катанджи. А Катанджи, как его учили, прошел за ним обратно к казармам, держась на некотором расстоянии.
— У его брата черные волосы? — Глаза Хонакуры сияли.
— Да, — ответил Уолли. — Я бы не смог так рисковать, если бы… А откуда вы знаете?
— Просто догадался, — ответил жрец с улыбкой. Он явно лукавил.
Уолли нахмурился, но потом продолжил:
— И конечно, часовые на воротах не обратили никакого внимания на голого мальчика, который нес коврик. Он шел следом за Нанджи, а потом оба они нырнули в кусты под нашим балконом. А я сбросил им меч.
Хонакура был ошеломлен — он знал, какой высоты это здание.
— Вы его сбросили? И он остался цел?
Уолли объяснил принцип парашюта. Взяв у Джа нитки, он привязал к эфесу наволочку. Конечно, это не слишком замедлило скорость падения, но меч опустился вертикально, а Шиоксин рассчитывал, что основная нагрузка будет приходиться на меч именно в этом направлении. Меч, конечно, мог удариться о камень, но на этот риск Уолли решил пойти.
А случилось так, что седьмой меч ударился о корень дерева. И не просто ударился, а вошел достаточно глубоко. Катанджи тянул изо всех сил, но ничего не помогало, меч сидел прочно, а Уолли тем временем стоял на балконе, затаив дыхание. Ему вспомнился рассказ Меллори о детских годах короля Артура: «Кто освободит этот меч из камня, тому по праву принадлежит престол Англии». Свои силы попробовал и долговязый старший брат Артура. Но Шиоксин, скорее всего, не предвидел подобной ситуации, а Уолли приходил в ужас при мысли о том, что эфес может отломиться от клинка. Но вот наконец меч вышел, и сэр Кей — Нанджи — упал на спину, а Артур залился неудержимым нервным смехом.
— Конечно, — сказал Уолли, — увидев, что мальчик выходит с поклажей, часовые должны были бы его обыскать, но вчера было так жарко… и к тому же на веке у него знак ковровщика, так что они вполне поверили бы тому, что он ремонтировал ковры. Джа все видела. Она говорит, что его ни о чем не спросили.
Жрец нахмурился.
— Бесценный меч сейчас в доме ковровщика?
— Конечно же нет! — сказал Уолли. — Это было бы слишком просто!
Он отхлебнул вина, с удовольствием глядя на Хонакуру — интересно, доводилось ли ему слышать о том, что он сказал что-то слишком простое? Потом Уолли продолжал рассказ.
— Сегодня утром за завтраком… Кстати, по улыбкам я сразу понял, кто из них на моей стороне, хотя даже этим, наверное, доверять нельзя. Так о чем я? Да, Тарру не было, но был Трасингджи…
Уолли и его подопечный окончили завтрак. Выходя, они прошли мимо Трасингджи, рядом с которым сидели двое Пятых. Уолли остановился, чтобы поприветствовать их. О чем подумал Трасингджи, было понятно только по едва заметному движению седых бровей, но его товарищи открыто усмехались.
— Скажите своему другу вот что, — обратился к нему Уолли, — я не знаю, где меч. И Нанджи не знает. И его родители — у них в доме его нет. Его вообще нет в городе. Я клянусь в этом своим мечом. Да пребудет с вами Богиня. — И он ушел, чрезвычайно довольный собой. Священнее этой клятвы для воина не существует, так что ему, скорее всего, поверят.
— Понятно, — сказал Хонакура. — Надо подумать. Значит, он знает, что меч все еще здесь, где-нибудь в храме?
Жреца раздражало, что воин загадывает ему загадки, которые он не может отгадать. К тому же он знал, что Уолли догадывается о его раздражении.
Уолли кивнул.
— Он, вполне возможно, решит, что меч у вас, священный Мне следовало бы сказать и про вас. Вам может грозить опасность.
— Сомневаюсь! — Хонакура нахмурился. — Все же я думаю, что его здесь нет. Но вы ведь не станете давать ложной клятвы…
— А Тарру поставил у ворот усиленную охрану. Все они могут поклясться, что ни я, ни Нанджи не выходили. Катанджи они не знают. Возможно, они видели, как уходила Джа, потому что на женщин они тоже смотрят, но у нее ничего с собой не было. — Он глотнул вина и добавил как бы между прочим: — Она только принесла одеяло.
— Одеяло?
Уолли стало его жаль.
— Да, для своего малыша. Я дал ей немного денег, чтобы она пошла к Кикарани и купила одеяло. Я уже видел эту покупку. Малыш, похоже, знает его по запаху, но только мне непонятно, неужели такое может нравиться. Теперь старик, кажется, понял и в недоумении покачал головой.
— Так значит, вы доверили свой меч рабыне и юноше, которого никогда раньше не видели?
Уолли торжествующе кивнул. Если его действия кажутся невероятными даже хитрому Хонакуре, который знает, что Джа — не просто рабыня, то Тарру никогда не разгадать эту загадку. Тарру — алчный игрок, но веры в нем нет. На месте Уолли он не смог бы доверить воину Нанджи даже камень.
— Катанджи вынес его в коврике, а Джа пошла за ним. Потом она пробралась в пустой домик и спрятала его на крыше, в соломе. Но я не знаю, в каком именно домике, поэтому я не знаю, где находится меч.
— Значит, одеяло было только предлогом, чтобы уйти из казарм, — заключил жрец, улыбаясь и кивая головой. — А меча нет не только в храме, но и в городе. О да! Вы очень искусный воин, светлейший! — Для Уолли это было наивысшей похвалой.
Хонакура налил ему еще вина, Уолли взял пирожное. В честь праздника можно позволить себе такое. Он еще повеселил жреца рассказом о том, как носил вчера старый меч Нанджи.
— Как у него дела? — спросил Хонакура. — Я слышал, вы обошлись с ним строго?
Уолли признался, что вынужден был побить Нанджи, хотя и не так, как это поняли воины.
— Его успехи просто изумляют. Защита у него и раньше была хорошая, а теперь — и нападение такое же. Сегодня утром он попытался даже меня отделать, но это скоро пройдет.
Нанджи уже вполне мог бы получить третий ранг, даже по стандартам Шонсу. Казалось, сейчас он быстро наверстывает все то, что упустил за эти годы. Уолли предложил присвоить ему следующий ранг прямо сейчас. Нанджи смутился и спросил, есть ли такое правило, которое запрещает один ранг перескочить. Такого правила не оказалось, и Уолли разрешил ему подождать, а потом сразу пройти испытания на Четвертого. Теперь Нанджи стал его секретным оружием.
Откинувшись назад в своем плетеном кресле, Хонакура подмигнул гостю.
— А как ваша рабыня?
Уолли непроизвольно зевнул. Он не помнил, удалось ли ему поспать в эту ночь. Жаль, что Хонакуре не знакома письменность и он не сможет оценить шутки о Книге рекордов. И Уолли ограничился замечанием, что сегодня утром на полу опять было много перьев. Шонсу не знал усталости, и Джа оказалась отзывчивым партнером. Они покорили такие высоты, достичь которых Уолли считал бы невозможным, если бы не побывал там сам.
— Ну и что вы будете теперь делать? — спросил жрец, подливая вина.
— Теперь у меня есть время, — ответил Уолли. — Чтобы выздороветь, чтобы обучить Нанджи, узнать от вас побольше о Мире… время, чтобы подумать! Достопочтенный Тарру может здесь камня на камне не оставить, но, я полагаю, он уже предвидит неблагоприятный исход своих поисков, так что, возможно, постарается быть осмотрительнее.
— А этот Катанджи?
— Я еще не видел его, — сказал Уолли, — но думаю, что он станет пятым среди нас. Осталось найти двоих.
— Вы делаете успехи, Уоллисмит, — ответил Хонакура.
Шонсу был выдающимся педагогом, Нанджи великолепным учеником. Увидев какой-нибудь прием один раз, он никогда его не забывал. Как перед грозой с каждой минутой увеличивается грозовая туча, так его умение с каждым днем возрастало, и во время тренировок Уолли все меньше и меньше приходилось сдерживать свою силу. Неплохо было бы найти еще одного партнера, но им обоим доставляло удовольствие хранить свою тайну.
Дни шли за днями…
— Из всей охраны вы самый лучший учитель, — сказал он. — Вы показываете мне все эти удивительные приемы, а я, кажется, с того первого дня не сделал никаких успехов. — Он сердито отбросил полотенце.
— Нет, сделал! — Уолли засмеялся. — Я просто даю тебе все более сложные задачи!
— Да? — Нанджи удивился. — Правда?
— Да. Пойдем, сходим на площадку.
Они вышли на галерею и принялись наблюдать за тренировками.
В это время дня там сражались не более полдюжины пар, одни с наставниками, другие — сами по себе. Нанджи понаблюдал за ними, а потом с усмешкой повернулся к своему наставнику.
— Да ведь они едва шевелятся! — сказал он. — Словно черепахи!..
Уолли кивнул.
— За один день научиться невозможно, — заметил он, — все приходит постепенно. Но по сравнению с прошлым ты сделал огромные успехи.
— Смотрите, как он держит палец! — презрительно пробормотал Нанджи.
Вот одна пара закончила бой. Они стянули маски, и все узнали Горрамини и Ганири. Нанджи вскрикнул, глаза его засветились восторгом.
— Теперь я с ними справлюсь, мой повелитель!
— Возможно, — ответил Уолли, нисколько в этом не сомневаясь. — Только давай подождем еще немного.
— Есть одна вещь, которую вам следует знать, светлейший, — сказал старик, с трудом подбирая подходящие слова. — Демона, несомненно, наслала Сама Богиня, поскольку изгнание плодов не дало.
Эти вопросы немного смущали Уолли: ведь он сам и был этим демоном, и теперь ему пришли на память намеки бога о том, что Кто-то Сделал Неправильный Ход.
— Ну и что? — спросил он.
— Бывший владелец вашего тела, — ответил Хонакура, — то есть настоящий светлейший Шонсу… Он думал, что демона послали колдуны.
— Колдуны! — воскликнул Уолли в смятении. — Я не знал, что в вашем Мире есть колдуны.
— Я тоже не знал, — ответил Хонакура, и Уолли это очень удивило. — Есть, конечно, старые легенды, но паломники никогда не рассказывали о колдунах. Предполагают, что когда-то они были связаны со жрецами.
Уолли все это очень не понравилось. Может ли воин устоять против колдунов? Но в мире, где есть чудеса и боги, вполне могло существовать и волшебство.
— Получается, — сказал он, обращаясь в основном к самому себе, — что там, где есть воины, обязательно появятся и колдуны, так?
— Я говорил, что не стоит недооценивать избранника Богини! — сказал он, доставая глиняную бутылку, покрытую толстым слоем пыли. — Это, светлейший, последняя бутылка превосходнейшего вина, восемьдесят девятый плон. Я открываю ее, чтобы отпраздновать вашу победу!
— Это еще не победа! — возразил Уолли, усаживаясь на уже знакомый табурет. — Но я выиграл время, которое мне так необходимо.
— Удар, но еще не окончательный? — спросил Хонакура, все так же улыбаясь.
— Я правильно понимаю? — Поставив бутылку на маленький столик, он пытался срезать ножом восковую печать. — Вы очень напугали моего племянника, он решил, что демон опять вернулся. Я тоже встревожился, светлейший. Когда Динартура сказал, чтобы к вам послали жрецов с длинными свертками, я решил, что вы собираетесь передать меч мне, и никак не мог придумать, где бы его можно было спрятать. А потом в этих свертках ничего не оказалось… — Старик опять засмеялся, брызгая слюной. — Вот! — Он налил вина.
Уолли взял хрустальную чашу, понюхал, сделал глоток, похвалил. Вино было совсем неплохое, оно слегка напоминало слабый мускат.
— Они провели у вас обыск? — спросил Хонакура.
— Судя по виду комнаты, по крайней мере четыре раза, — ответил Уолли.
— Я послал за Конингу и устроил настоящую бурю. Мне вспороли перину! Там повсюду летали перья.
Старый жрец чуть не подавился вином.
— И что же сказал господин Конингу?
— Он недвусмысленно дал понять, что виновный ему не подвластен, — ответил Уолли. Интендант явно не благоволил к Тарру и мог бы стать полезным союзником. — Итак, поиски сокровища начались, но вчера у меня было много народу, и Тарру не знает, с кого начать.
Хонакура радостно кивнул.
— И кому он может доверить поиски? Честные воины не на его стороне, они, без сомнения, не станут прилагать больших усилий, а все остальные, если и найдут меч, просто перепрячут его в другое место. Он же не может лично заниматься поисками.
Хонакура молча отхлебывал вино, смакуя неразрешимую проблему Тарру. Потом он приподнял свои невидимые брови:
— Не расскажете ли вы мне в самых общих чертах, как вы это сделали?
— С удовольствием, — Уолли ждал этого вопроса. — Самым сложным было вынести его из здания, потому что везде охрана, а за мной всегда шпионят, куда бы я ни пошел. Меч бы непременно заметили. Но я не знал, следят ли за Нанджи…
Таким образом, пока Джа ходила искать брата Нанджи, Уолли проинструктировал своего вассала, как обнаружить слежку. Нанджи разочаровался, когда узнал, что это никакие не сутры, но Уолли рассказал ему о тех обыкновенных приемах, которые во множестве приводятся в шпионских романах, — как незаметно выйти за дверь, потом неожиданно вернуться и все такое. Он дал несколько советов, как скрыться от преследования, хотя рядом с храмом и не было стоянок такси и отелей, которые обычно рекомендуют авторы этих романов. Принимая все это за игру, Нанджи отправился к воротам, чтобы встретиться там со своим братом Катанджи. А Катанджи, как его учили, прошел за ним обратно к казармам, держась на некотором расстоянии.
— У его брата черные волосы? — Глаза Хонакуры сияли.
— Да, — ответил Уолли. — Я бы не смог так рисковать, если бы… А откуда вы знаете?
— Просто догадался, — ответил жрец с улыбкой. Он явно лукавил.
Уолли нахмурился, но потом продолжил:
— И конечно, часовые на воротах не обратили никакого внимания на голого мальчика, который нес коврик. Он шел следом за Нанджи, а потом оба они нырнули в кусты под нашим балконом. А я сбросил им меч.
Хонакура был ошеломлен — он знал, какой высоты это здание.
— Вы его сбросили? И он остался цел?
Уолли объяснил принцип парашюта. Взяв у Джа нитки, он привязал к эфесу наволочку. Конечно, это не слишком замедлило скорость падения, но меч опустился вертикально, а Шиоксин рассчитывал, что основная нагрузка будет приходиться на меч именно в этом направлении. Меч, конечно, мог удариться о камень, но на этот риск Уолли решил пойти.
А случилось так, что седьмой меч ударился о корень дерева. И не просто ударился, а вошел достаточно глубоко. Катанджи тянул изо всех сил, но ничего не помогало, меч сидел прочно, а Уолли тем временем стоял на балконе, затаив дыхание. Ему вспомнился рассказ Меллори о детских годах короля Артура: «Кто освободит этот меч из камня, тому по праву принадлежит престол Англии». Свои силы попробовал и долговязый старший брат Артура. Но Шиоксин, скорее всего, не предвидел подобной ситуации, а Уолли приходил в ужас при мысли о том, что эфес может отломиться от клинка. Но вот наконец меч вышел, и сэр Кей — Нанджи — упал на спину, а Артур залился неудержимым нервным смехом.
— Конечно, — сказал Уолли, — увидев, что мальчик выходит с поклажей, часовые должны были бы его обыскать, но вчера было так жарко… и к тому же на веке у него знак ковровщика, так что они вполне поверили бы тому, что он ремонтировал ковры. Джа все видела. Она говорит, что его ни о чем не спросили.
Жрец нахмурился.
— Бесценный меч сейчас в доме ковровщика?
— Конечно же нет! — сказал Уолли. — Это было бы слишком просто!
Он отхлебнул вина, с удовольствием глядя на Хонакуру — интересно, доводилось ли ему слышать о том, что он сказал что-то слишком простое? Потом Уолли продолжал рассказ.
— Сегодня утром за завтраком… Кстати, по улыбкам я сразу понял, кто из них на моей стороне, хотя даже этим, наверное, доверять нельзя. Так о чем я? Да, Тарру не было, но был Трасингджи…
Уолли и его подопечный окончили завтрак. Выходя, они прошли мимо Трасингджи, рядом с которым сидели двое Пятых. Уолли остановился, чтобы поприветствовать их. О чем подумал Трасингджи, было понятно только по едва заметному движению седых бровей, но его товарищи открыто усмехались.
— Скажите своему другу вот что, — обратился к нему Уолли, — я не знаю, где меч. И Нанджи не знает. И его родители — у них в доме его нет. Его вообще нет в городе. Я клянусь в этом своим мечом. Да пребудет с вами Богиня. — И он ушел, чрезвычайно довольный собой. Священнее этой клятвы для воина не существует, так что ему, скорее всего, поверят.
— Понятно, — сказал Хонакура. — Надо подумать. Значит, он знает, что меч все еще здесь, где-нибудь в храме?
Жреца раздражало, что воин загадывает ему загадки, которые он не может отгадать. К тому же он знал, что Уолли догадывается о его раздражении.
Уолли кивнул.
— Он, вполне возможно, решит, что меч у вас, священный Мне следовало бы сказать и про вас. Вам может грозить опасность.
— Сомневаюсь! — Хонакура нахмурился. — Все же я думаю, что его здесь нет. Но вы ведь не станете давать ложной клятвы…
— А Тарру поставил у ворот усиленную охрану. Все они могут поклясться, что ни я, ни Нанджи не выходили. Катанджи они не знают. Возможно, они видели, как уходила Джа, потому что на женщин они тоже смотрят, но у нее ничего с собой не было. — Он глотнул вина и добавил как бы между прочим: — Она только принесла одеяло.
— Одеяло?
Уолли стало его жаль.
— Да, для своего малыша. Я дал ей немного денег, чтобы она пошла к Кикарани и купила одеяло. Я уже видел эту покупку. Малыш, похоже, знает его по запаху, но только мне непонятно, неужели такое может нравиться. Теперь старик, кажется, понял и в недоумении покачал головой.
— Так значит, вы доверили свой меч рабыне и юноше, которого никогда раньше не видели?
Уолли торжествующе кивнул. Если его действия кажутся невероятными даже хитрому Хонакуре, который знает, что Джа — не просто рабыня, то Тарру никогда не разгадать эту загадку. Тарру — алчный игрок, но веры в нем нет. На месте Уолли он не смог бы доверить воину Нанджи даже камень.
— Катанджи вынес его в коврике, а Джа пошла за ним. Потом она пробралась в пустой домик и спрятала его на крыше, в соломе. Но я не знаю, в каком именно домике, поэтому я не знаю, где находится меч.
— Значит, одеяло было только предлогом, чтобы уйти из казарм, — заключил жрец, улыбаясь и кивая головой. — А меча нет не только в храме, но и в городе. О да! Вы очень искусный воин, светлейший! — Для Уолли это было наивысшей похвалой.
Хонакура налил ему еще вина, Уолли взял пирожное. В честь праздника можно позволить себе такое. Он еще повеселил жреца рассказом о том, как носил вчера старый меч Нанджи.
— Как у него дела? — спросил Хонакура. — Я слышал, вы обошлись с ним строго?
Уолли признался, что вынужден был побить Нанджи, хотя и не так, как это поняли воины.
— Его успехи просто изумляют. Защита у него и раньше была хорошая, а теперь — и нападение такое же. Сегодня утром он попытался даже меня отделать, но это скоро пройдет.
Нанджи уже вполне мог бы получить третий ранг, даже по стандартам Шонсу. Казалось, сейчас он быстро наверстывает все то, что упустил за эти годы. Уолли предложил присвоить ему следующий ранг прямо сейчас. Нанджи смутился и спросил, есть ли такое правило, которое запрещает один ранг перескочить. Такого правила не оказалось, и Уолли разрешил ему подождать, а потом сразу пройти испытания на Четвертого. Теперь Нанджи стал его секретным оружием.
Откинувшись назад в своем плетеном кресле, Хонакура подмигнул гостю.
— А как ваша рабыня?
Уолли непроизвольно зевнул. Он не помнил, удалось ли ему поспать в эту ночь. Жаль, что Хонакуре не знакома письменность и он не сможет оценить шутки о Книге рекордов. И Уолли ограничился замечанием, что сегодня утром на полу опять было много перьев. Шонсу не знал усталости, и Джа оказалась отзывчивым партнером. Они покорили такие высоты, достичь которых Уолли считал бы невозможным, если бы не побывал там сам.
— Ну и что вы будете теперь делать? — спросил жрец, подливая вина.
— Теперь у меня есть время, — ответил Уолли. — Чтобы выздороветь, чтобы обучить Нанджи, узнать от вас побольше о Мире… время, чтобы подумать! Достопочтенный Тарру может здесь камня на камне не оставить, но, я полагаю, он уже предвидит неблагоприятный исход своих поисков, так что, возможно, постарается быть осмотрительнее.
— А этот Катанджи?
— Я еще не видел его, — сказал Уолли, — но думаю, что он станет пятым среди нас. Осталось найти двоих.
— Вы делаете успехи, Уоллисмит, — ответил Хонакура.
***
Уолли не мог позволить себе расслабиться до конца, но теперь ему уже не казалось, что смерть притаилась где-то рядом. Дни шли за днями, ноги его выздоравливали быстро, несказанно удивляя Динартуру, но повязки еще не снимали. Почти все время Уолли проводил в своей комнате — вместе с Нанджи они тренировались и рассказывали друг другу сутры, потом он играл с Виксини и предавался любви со своей рабыней. Куда бы он ни шел, за ним всегда следили, а вскоре слежку установили и за Нанджи…Шонсу был выдающимся педагогом, Нанджи великолепным учеником. Увидев какой-нибудь прием один раз, он никогда его не забывал. Как перед грозой с каждой минутой увеличивается грозовая туча, так его умение с каждым днем возрастало, и во время тренировок Уолли все меньше и меньше приходилось сдерживать свою силу. Неплохо было бы найти еще одного партнера, но им обоим доставляло удовольствие хранить свою тайну.
Дни шли за днями…
***
Однажды вечером, когда учитель и ученик приняли ванну и чувствовали во всем теле приятную усталость, которая приходит после долгой и напряженной работы, Нанджи признался, что его мучают сомнения.— Из всей охраны вы самый лучший учитель, — сказал он. — Вы показываете мне все эти удивительные приемы, а я, кажется, с того первого дня не сделал никаких успехов. — Он сердито отбросил полотенце.
— Нет, сделал! — Уолли засмеялся. — Я просто даю тебе все более сложные задачи!
— Да? — Нанджи удивился. — Правда?
— Да. Пойдем, сходим на площадку.
Они вышли на галерею и принялись наблюдать за тренировками.
В это время дня там сражались не более полдюжины пар, одни с наставниками, другие — сами по себе. Нанджи понаблюдал за ними, а потом с усмешкой повернулся к своему наставнику.
— Да ведь они едва шевелятся! — сказал он. — Словно черепахи!..
Уолли кивнул.
— За один день научиться невозможно, — заметил он, — все приходит постепенно. Но по сравнению с прошлым ты сделал огромные успехи.
— Смотрите, как он держит палец! — презрительно пробормотал Нанджи.
Вот одна пара закончила бой. Они стянули маски, и все узнали Горрамини и Ганири. Нанджи вскрикнул, глаза его засветились восторгом.
— Теперь я с ними справлюсь, мой повелитель!
— Возможно, — ответил Уолли, нисколько в этом не сомневаясь. — Только давай подождем еще немного.
***
Каждое утро Уолли приходил к Хонакуре, чтобы узнать о Мире что-нибудь новое. Он задавал ему вопросы и о Шонсу, но жрец знал о нем очень мало, и это Уолли расстраивало. Шонсу проделал длинный путь, но это еще не значит, что он пришел издалека. Хонакура утверждал, что его привела сюда рука Богини, и точно так же Уолли мог перенестись туда, куда бы Она посчитала нужным его доставить. Значит, все, что ему необходимо сделать, — это сесть в Ханне в лодку, и задание Богини — или же таинственный брат — будут ждать его в следующем порту.— Есть одна вещь, которую вам следует знать, светлейший, — сказал старик, с трудом подбирая подходящие слова. — Демона, несомненно, наслала Сама Богиня, поскольку изгнание плодов не дало.
Эти вопросы немного смущали Уолли: ведь он сам и был этим демоном, и теперь ему пришли на память намеки бога о том, что Кто-то Сделал Неправильный Ход.
— Ну и что? — спросил он.
— Бывший владелец вашего тела, — ответил Хонакура, — то есть настоящий светлейший Шонсу… Он думал, что демона послали колдуны.
— Колдуны! — воскликнул Уолли в смятении. — Я не знал, что в вашем Мире есть колдуны.
— Я тоже не знал, — ответил Хонакура, и Уолли это очень удивило. — Есть, конечно, старые легенды, но паломники никогда не рассказывали о колдунах. Предполагают, что когда-то они были связаны со жрецами.
Уолли все это очень не понравилось. Может ли воин устоять против колдунов? Но в мире, где есть чудеса и боги, вполне могло существовать и волшебство.
— Получается, — сказал он, обращаясь в основном к самому себе, — что там, где есть воины, обязательно появятся и колдуны, так?