Должно быть, он стоял где-то рядом у телефона.
- Они везде, - наконец ответила Ники. - Они у меня в голове. Пенни их
тоже не любит.
Пенни? Кто такая Пенни? И тут я вспомнил - это ее близняшка, ее умершая
сестра.
- А почему Пенни не любит эти часы?
Робби был прав - все это становилось невыносимым. Мы не должны были
подвергать ребенка такому испытанию. Я покачал головой, но Мак, не обращая
внимания, снова задал вопрос. Я услышал, как Ники заплакала.
- Пенни... Кен... - рыдала она, - Пенни... Кен...
Мак тотчас же включил "Харона-2". Программа воспроизводила вчерашнюю
последовательность команд.
- Оставайся с Кеном. Рассказывай обо всем, что там происходит, -
требовала машина.
Девочка пронзительно закричала и, наверное, упала, потому что я
расслышал возгласы Робби и миссис Янус и грохот падающего аппарата. Мы
взглянули на экран: ритм сигнала участился, стал судорожным. На том конце
провода Робби перехватил телефонную трубку:
- Мак, вы убьете ее, - взмолился он. - Ради Бога...
- Что с ней? - перебил его Мак.
- То же, что и вчера. Качается взад и вперед. Задыхается. Подождите.
Он снова бросил трубку, и Мак повернулся к пульту управления. Всполохи
на экране стали ровнее. После долгой паузы Робби заговорил:
- Девочка хочет вам что-то сказать.
Последовало молчание. И наконец мы услышали детский невыразительный
монотонный голос:
- Дайте им уйти.
- Ты хорошо себя чувствуешь? - спросил Мак.
- Дайте им уйти, - повторила Ники.
Мак неторопливо повесил трубку. Мы следили, как сигналы постепенно
приобретают свою нормальную частоту.
- Так что же это доказывает? - поинтересовался я.
Внезапно Маклин показался мне старым и безмерно усталым, а в его глазах
я различил выражение, которого раньше не замечал: он был обескуражен, сбит с
толку, не мог поверить в происходящее, как если бы его мозг, руки, тело
протестовали против зреющей в голове мысли.
- Может быть, это доказывает, что вы были правы, - ответил он. - Может
быть, это доказывает, что разум все же продолжает существовать, когда
физическая жизнь подходит к концу. В таком случае, нам удалось прорваться
туда, по ту сторону смерти.
Эта мысль поразила нас настолько, что, онемевшие, мы застыли. Первым
оправился Мак. Он подошел к "Харону-3" и уставился в картинку на экране.
- Темп изменялся, когда девочка говорила, - заметил он. - Но сама Ники
не способна вызвать колебания частоты сигнала. Это была Шестая Сила Кена и
ее умершей близняшки. Ники служит передатчиком чужой энергии - она одна и
никто другой. Вы понимаете?.. - Он прервался на полуслове, круто повернулся
и посмотрел мне в лицо. В нем снова поднималось возбуждение. - Ники -
единственная связь. Нужно привезти ее сюда, снова запрограммировать "Харона"
и спрашивать еще и еще. Если и вправду мы сможем контролировать сознание и
энергию...
- Мак, - перебил я его, - неужели вы хотите убить ребенка или еще хуже
- на всю жизнь упечь ее в сумасшедший дом?
В отчаянии он снова взглянул на экран.
- Я должен знать, Стив, - сказал он. - Я должен это выяснить. Если
сознание сохраняется, после того как погибает тело, если Шестая Сила
торжествует над материей, значит не один-единственный человек на Земле
победил смерть, а все человечество от начала века. Тогда бессмертие
становится реальностью, и смысл жизни людей будет другим навсегда.
"Да, - подумал я, - будет другим навсегда. Сначала религия и наука
будут дружно идти бок о бок. Но иллюзии неизбежно пройдут. И ученый, и
священник поймут, что, обещая человеку вечность по ту сторону существования,
они сделают хрупкой, уязвимой саму жизнь на Земле. Почему бы нам не
уничтожить тогда калек, больных и обездоленных? Да и к чему влачить эту
жизнь на планете, если главное где-то там, впереди?.."
- Мак, - сказал я, - вы слышали, о чем просила девочка? Дайте им уйти.
Телефон снова зазвонил. Но это был не Робби. Нас вызывал Янус по
второму аппарату из прихожей. Он извинился за беспокойство и сообщил, что
два джентльмена прибыли в Саксмир из Министерства. Он уже говорил им, что мы
заняты работой, но они настаивают, утверждают, что дело срочное и им
необходимо немедленно встретиться с мистером Маклином.
Я прошел в бар. Там стояли два человека, с одним из которых я уже
встречался в Лондоне. Мой знакомый выразил сожаление, что побеспокоил нас.
Оказывается, инженер, который отказался до меня работать в Саксмире, побывал
у них в Министерстве и признал, что опыты, проводимые здесь Маклином,
представляются ему весьма сомнительными. Он предположил, что Министерство
располагает не всеми данными об экспериментах на побережье. Именно поэтому
они хотели бы немедленно встретиться с мистером Маклином.
- Он скоро придет, - заверил я их. - А пока, если вас что-нибудь
интересует, я могу ответить на ваши вопросы.
Они переглянулись. Второй чиновник заговорил:
- Ваша работа связана с вибрацией. Со взрывным эффектом звуковой волны.
Ведь так вы утверждали в Лондоне?
- Да, это так. И мы добились некоторых успехов. Но как я вас
предупреждал, многое еще следует доработать.
- Мы здесь, - заявил он, - чтобы вы нам продемонстрировали, чего
удалось добиться.
- Сожалею, - ответил я, - но после моего возвращения из Лондона работы
были приостановлены. Мы потеряли сотрудника и некоторое время не вели
экспериментов и связанных с ними исследований. Молодой Кен Райан умер вчера
от лейкемии.
Они снова обменялись быстрыми взглядами.
- Мы слышали, что он был нездоров, - сказал первый чиновник. - Ваш
предшественник сообщил нам об этом. Более того, он дал нам понять, что
опыты, о которых не было извещено Министерство, как-то были связаны с его
болезнью.
- Вас ввели в заблуждение, - возразил я. - Опыты не имели ничего общего
с болезнью Райана. Скоро вернется доктор. Расспросите его о медицинской
стороне дела.
- Нам необходимо видеть Маклина, - настаивал второй чиновник. - И
осмотреть электронное оборудование.
Я возвратился в аппаратную. Что бы я ни говорил, теперь чиновники не
отступят. Маклин стоял у "Харона-2" и возился с пультом управления. Я бросил
взгляд на расположенный рядом "Харон-3": экран все еще светился, но сигнал
исчез. Не вымолвив ни слова, я просто глядел на Мака.
- Да, - сказал он. - Я разобрал схему, рассоединил блоки. Силы там
больше нет.
Внезапное чувство облегчения сменилось состраданием. Состраданием к
человеку, чей многомесячный, может быть, многолетний труд пропал в одно
мгновение, был уничтожен собственными руками.
- Это не конец, - успокоил меня Маклин, когда мы встретились взглядами.
- Это только начало. Пройдена первая часть пути. "Харон-3" нам больше не
нужен, и обо всем, что здесь случилось, будем знать лишь мы трое - Робби
тоже разделит наше знание. Мы стояли на пороге открытия, в которое ни один
человек никогда бы не поверил. Но только на пороге. Ведь, быть может, оба мы
ошибались, и все, что нам говорил ребенок вчера вечером и снова сегодня
утром, было чудовищным заблуждением его спящего разума. Я этого не знаю,
просто не знаю. Но Ники просила освободить Кена и Пенни, и я разобрал схему.
Они теперь свободны и ушли от нас. Куда? Каково их предназначение? Об этом
мы никогда не узнаем. Но даю слово - и это касается не только вас, Стив, но
и Робби, если он захочет присоединиться к нам, - я готов работать всю жизнь,
чтобы выяснить это.
Я напомнил ему, что в баре ожидают чиновники из Министерства, но он
только пожал плечами:
- Я скажу им, что все наши эксперименты провалились, и мы сворачиваем
работу. Впредь, Стив, нам предстоит надеяться только на себя. Странно, но
сегодня я чувствую себя гораздо ближе к Кену, чем когда бы то ни было. Не
только к нему - ко всем, кто ушел до нас, - он замолчал и отвернулся. - С
девочкой все будет в порядке, - он снова заговорил. - Идите к ней и пришлите
мне Робби. А я займусь этими ищейками из Министерства.
Я выскользнул через заднюю дверь и пошел напрямик по болоту к домику на
побережье. За мной выскочил Цербер. Сегодня он не метался, не был беспокоен,
как накануне. Он носился опрометью, то и дело поглядывая, иду ли я за ним.
Все чувства, казалось, угасли во мне: я не сожалел о случившемся, не
думал о будущем. Мак сам порвал единственную цепь доказательств
существования того невероятного, к чему мы только приблизились. Несколько
коротких часов с вечера до рассвета мы мечтали обнаружить ответ на вопрос о
смысле смерти - о чем лишь грезит каждый ученый. Мы овладели энергией, она
подарила нам озарение и перед нами замаячили призраки неоткрытых миров.
Но теперь... теперь я сомневался. Быть может, наши чувства обманули
нас, и мы были сбиты с толку видом страдающего, напутанного полунормального
ребенка? Ответа мы не найдем, и никто другой нам не даст ответа.
Болото расступилось по сторонам, и я выбрался на поросший кустарником
холм и пошел к домику Янусов. Бежавшая впереди собака залаяла. Справа вдали
на кромке обрыва вырисовывались силуэты американских курсантов, которые
вновь упражнялись с горном. Хриплые диссонирующие звуки разрывали воздух -
на этот раз они разучивали побудку.
Я увидел, как из дома Янусов вышли Робби и Ники. Девочка бросилась
навстречу собаке, но, услышав звуки горна, застыла и подняла руки к небу.
Темп сигнала участился и, изогнувшись, пританцовывая и смеясь, Ники стала
раскачиваться ему в такт, подбежала к краю обрыва - руки над головой, а у ее
ног скакал лающий пес. Курсанты смотрели на нее и тоже смеялись. И в целом
мире не осталось ничего, кроме смеха ребенка, собачьего лая и пронзительных
сигналов горна.
- Они везде, - наконец ответила Ники. - Они у меня в голове. Пенни их
тоже не любит.
Пенни? Кто такая Пенни? И тут я вспомнил - это ее близняшка, ее умершая
сестра.
- А почему Пенни не любит эти часы?
Робби был прав - все это становилось невыносимым. Мы не должны были
подвергать ребенка такому испытанию. Я покачал головой, но Мак, не обращая
внимания, снова задал вопрос. Я услышал, как Ники заплакала.
- Пенни... Кен... - рыдала она, - Пенни... Кен...
Мак тотчас же включил "Харона-2". Программа воспроизводила вчерашнюю
последовательность команд.
- Оставайся с Кеном. Рассказывай обо всем, что там происходит, -
требовала машина.
Девочка пронзительно закричала и, наверное, упала, потому что я
расслышал возгласы Робби и миссис Янус и грохот падающего аппарата. Мы
взглянули на экран: ритм сигнала участился, стал судорожным. На том конце
провода Робби перехватил телефонную трубку:
- Мак, вы убьете ее, - взмолился он. - Ради Бога...
- Что с ней? - перебил его Мак.
- То же, что и вчера. Качается взад и вперед. Задыхается. Подождите.
Он снова бросил трубку, и Мак повернулся к пульту управления. Всполохи
на экране стали ровнее. После долгой паузы Робби заговорил:
- Девочка хочет вам что-то сказать.
Последовало молчание. И наконец мы услышали детский невыразительный
монотонный голос:
- Дайте им уйти.
- Ты хорошо себя чувствуешь? - спросил Мак.
- Дайте им уйти, - повторила Ники.
Мак неторопливо повесил трубку. Мы следили, как сигналы постепенно
приобретают свою нормальную частоту.
- Так что же это доказывает? - поинтересовался я.
Внезапно Маклин показался мне старым и безмерно усталым, а в его глазах
я различил выражение, которого раньше не замечал: он был обескуражен, сбит с
толку, не мог поверить в происходящее, как если бы его мозг, руки, тело
протестовали против зреющей в голове мысли.
- Может быть, это доказывает, что вы были правы, - ответил он. - Может
быть, это доказывает, что разум все же продолжает существовать, когда
физическая жизнь подходит к концу. В таком случае, нам удалось прорваться
туда, по ту сторону смерти.
Эта мысль поразила нас настолько, что, онемевшие, мы застыли. Первым
оправился Мак. Он подошел к "Харону-3" и уставился в картинку на экране.
- Темп изменялся, когда девочка говорила, - заметил он. - Но сама Ники
не способна вызвать колебания частоты сигнала. Это была Шестая Сила Кена и
ее умершей близняшки. Ники служит передатчиком чужой энергии - она одна и
никто другой. Вы понимаете?.. - Он прервался на полуслове, круто повернулся
и посмотрел мне в лицо. В нем снова поднималось возбуждение. - Ники -
единственная связь. Нужно привезти ее сюда, снова запрограммировать "Харона"
и спрашивать еще и еще. Если и вправду мы сможем контролировать сознание и
энергию...
- Мак, - перебил я его, - неужели вы хотите убить ребенка или еще хуже
- на всю жизнь упечь ее в сумасшедший дом?
В отчаянии он снова взглянул на экран.
- Я должен знать, Стив, - сказал он. - Я должен это выяснить. Если
сознание сохраняется, после того как погибает тело, если Шестая Сила
торжествует над материей, значит не один-единственный человек на Земле
победил смерть, а все человечество от начала века. Тогда бессмертие
становится реальностью, и смысл жизни людей будет другим навсегда.
"Да, - подумал я, - будет другим навсегда. Сначала религия и наука
будут дружно идти бок о бок. Но иллюзии неизбежно пройдут. И ученый, и
священник поймут, что, обещая человеку вечность по ту сторону существования,
они сделают хрупкой, уязвимой саму жизнь на Земле. Почему бы нам не
уничтожить тогда калек, больных и обездоленных? Да и к чему влачить эту
жизнь на планете, если главное где-то там, впереди?.."
- Мак, - сказал я, - вы слышали, о чем просила девочка? Дайте им уйти.
Телефон снова зазвонил. Но это был не Робби. Нас вызывал Янус по
второму аппарату из прихожей. Он извинился за беспокойство и сообщил, что
два джентльмена прибыли в Саксмир из Министерства. Он уже говорил им, что мы
заняты работой, но они настаивают, утверждают, что дело срочное и им
необходимо немедленно встретиться с мистером Маклином.
Я прошел в бар. Там стояли два человека, с одним из которых я уже
встречался в Лондоне. Мой знакомый выразил сожаление, что побеспокоил нас.
Оказывается, инженер, который отказался до меня работать в Саксмире, побывал
у них в Министерстве и признал, что опыты, проводимые здесь Маклином,
представляются ему весьма сомнительными. Он предположил, что Министерство
располагает не всеми данными об экспериментах на побережье. Именно поэтому
они хотели бы немедленно встретиться с мистером Маклином.
- Он скоро придет, - заверил я их. - А пока, если вас что-нибудь
интересует, я могу ответить на ваши вопросы.
Они переглянулись. Второй чиновник заговорил:
- Ваша работа связана с вибрацией. Со взрывным эффектом звуковой волны.
Ведь так вы утверждали в Лондоне?
- Да, это так. И мы добились некоторых успехов. Но как я вас
предупреждал, многое еще следует доработать.
- Мы здесь, - заявил он, - чтобы вы нам продемонстрировали, чего
удалось добиться.
- Сожалею, - ответил я, - но после моего возвращения из Лондона работы
были приостановлены. Мы потеряли сотрудника и некоторое время не вели
экспериментов и связанных с ними исследований. Молодой Кен Райан умер вчера
от лейкемии.
Они снова обменялись быстрыми взглядами.
- Мы слышали, что он был нездоров, - сказал первый чиновник. - Ваш
предшественник сообщил нам об этом. Более того, он дал нам понять, что
опыты, о которых не было извещено Министерство, как-то были связаны с его
болезнью.
- Вас ввели в заблуждение, - возразил я. - Опыты не имели ничего общего
с болезнью Райана. Скоро вернется доктор. Расспросите его о медицинской
стороне дела.
- Нам необходимо видеть Маклина, - настаивал второй чиновник. - И
осмотреть электронное оборудование.
Я возвратился в аппаратную. Что бы я ни говорил, теперь чиновники не
отступят. Маклин стоял у "Харона-2" и возился с пультом управления. Я бросил
взгляд на расположенный рядом "Харон-3": экран все еще светился, но сигнал
исчез. Не вымолвив ни слова, я просто глядел на Мака.
- Да, - сказал он. - Я разобрал схему, рассоединил блоки. Силы там
больше нет.
Внезапное чувство облегчения сменилось состраданием. Состраданием к
человеку, чей многомесячный, может быть, многолетний труд пропал в одно
мгновение, был уничтожен собственными руками.
- Это не конец, - успокоил меня Маклин, когда мы встретились взглядами.
- Это только начало. Пройдена первая часть пути. "Харон-3" нам больше не
нужен, и обо всем, что здесь случилось, будем знать лишь мы трое - Робби
тоже разделит наше знание. Мы стояли на пороге открытия, в которое ни один
человек никогда бы не поверил. Но только на пороге. Ведь, быть может, оба мы
ошибались, и все, что нам говорил ребенок вчера вечером и снова сегодня
утром, было чудовищным заблуждением его спящего разума. Я этого не знаю,
просто не знаю. Но Ники просила освободить Кена и Пенни, и я разобрал схему.
Они теперь свободны и ушли от нас. Куда? Каково их предназначение? Об этом
мы никогда не узнаем. Но даю слово - и это касается не только вас, Стив, но
и Робби, если он захочет присоединиться к нам, - я готов работать всю жизнь,
чтобы выяснить это.
Я напомнил ему, что в баре ожидают чиновники из Министерства, но он
только пожал плечами:
- Я скажу им, что все наши эксперименты провалились, и мы сворачиваем
работу. Впредь, Стив, нам предстоит надеяться только на себя. Странно, но
сегодня я чувствую себя гораздо ближе к Кену, чем когда бы то ни было. Не
только к нему - ко всем, кто ушел до нас, - он замолчал и отвернулся. - С
девочкой все будет в порядке, - он снова заговорил. - Идите к ней и пришлите
мне Робби. А я займусь этими ищейками из Министерства.
Я выскользнул через заднюю дверь и пошел напрямик по болоту к домику на
побережье. За мной выскочил Цербер. Сегодня он не метался, не был беспокоен,
как накануне. Он носился опрометью, то и дело поглядывая, иду ли я за ним.
Все чувства, казалось, угасли во мне: я не сожалел о случившемся, не
думал о будущем. Мак сам порвал единственную цепь доказательств
существования того невероятного, к чему мы только приблизились. Несколько
коротких часов с вечера до рассвета мы мечтали обнаружить ответ на вопрос о
смысле смерти - о чем лишь грезит каждый ученый. Мы овладели энергией, она
подарила нам озарение и перед нами замаячили призраки неоткрытых миров.
Но теперь... теперь я сомневался. Быть может, наши чувства обманули
нас, и мы были сбиты с толку видом страдающего, напутанного полунормального
ребенка? Ответа мы не найдем, и никто другой нам не даст ответа.
Болото расступилось по сторонам, и я выбрался на поросший кустарником
холм и пошел к домику Янусов. Бежавшая впереди собака залаяла. Справа вдали
на кромке обрыва вырисовывались силуэты американских курсантов, которые
вновь упражнялись с горном. Хриплые диссонирующие звуки разрывали воздух -
на этот раз они разучивали побудку.
Я увидел, как из дома Янусов вышли Робби и Ники. Девочка бросилась
навстречу собаке, но, услышав звуки горна, застыла и подняла руки к небу.
Темп сигнала участился и, изогнувшись, пританцовывая и смеясь, Ники стала
раскачиваться ему в такт, подбежала к краю обрыва - руки над головой, а у ее
ног скакал лающий пес. Курсанты смотрели на нее и тоже смеялись. И в целом
мире не осталось ничего, кроме смеха ребенка, собачьего лая и пронзительных
сигналов горна.