Джастин Элиот. Венгерская рапсодия

   Казалось, Яношу очень трудно воспринимать мои слова всерьез.
   — Это невозможно. Я просто не понимаю. Ты набожная?
   — Нет! Если мне безразличен секс, это еще не значит, что я монашка! Я решила жить спокойно, вот и все.
   Мой резкий тон привлек к нам внимание некоторых работников спа. Надеюсь, они не говорили по-английски.
   — Ты не можешь никогда не заниматься сексом, — заявил Янош, как будто его наделили правом руководить моей личной жизнью. — Это неправильно.
   — Почему?
   — Если ты этого не хочешь, то, вероятно, потому, что у тебя никогда не было хорошего любовника. Это невозможно. Попробуй найти хорошего. Ты поймешь.
   Я фыркнула от такой наглости.
   — Вообще-то в моей жизни было полно великолепного секса.
   — Не верю.
   Я сдержала страстное желание поспорить. Кроме того, у меня не было доказательств. Плюс у меня закрадывалось неприятнейшее подозрение, что он прав.
   — Давай сменим тему. Ты часто сюда приходишь?
   — Я дохожу чаще, чем ты, неважно где.
   — Перестань! — я обрызгала его водой. — Тема моей сексуальной жизни закрыта.
   — Я так не считаю, — он облил меня в ответ. — И ты передумаешь, я обещаю.
   — Обещаю, что нет.
   — Вызов принят. Игра началась.
   — Янош, не будет никакой игры, нет никакого вызова, забудь. Мне здесь нужен друг, а ты единственный, кого я встретила. Не порти все разговорами о сексе.
   — Это ты все сводишь к сексу, когда говоришь, что никогда не будешь им заниматься, но ладно, я перестал, по крайней мере на время. Хочешь одеться?
   Мне было вполне комфортно в спа, но в этот момент я почувствовала неловкость от того, что Янош видел слишком много моего тела. Очевидно, что сидя рядом с полураздетой девушкой у залитого солнцем бассейна, нельзя было не думать о сексе.
   — Да-да, — сказала я поспешно. — И, может быть, выпить кофе.
   Я с трудом попрощалась с его мокрым мускулистым телом и утомленным лицом. Если я когда-нибудь нарушу свой обет, то виной тому будет именно такой мужчина. Но этого не произойдет, ни сейчас… никогда. Спокойная жизнь, Руби.
   …Мы сидели в кафе в парке, попивая нечто под названием «Трауби» — подозреваю, что это было игристое вино.
   — Потрясающий парк, — вздохнула я. — Почему такого места нет в каждом городе?
   — Я не знаю других городов, — пожал плечами Янош.
   — Правда? Ты никогда не выезжал из Венгрии?
   — Один раз я был в Чехии, там неплохо. Я вернулся.
   — Ты не хочешь путешествовать?
   — Хочу, но не могу позволить. Кем ты работаешь в Англии?
   — Я бухгалтер.
   — Бухгалтер? Теперь я могу завести одного. Мои вычисления всегда ошибочны, и мои планы проваливаются.
   — Ну, я могу заниматься и вычислениями, но порой мне хочется заниматься чем-то более творческим. Может, однажды я начну свое дело, как ты.
   Он ухмыльнулся, глядя на свой стакан с содовой.
   — Да, я хорошо начинаю дело, еще лучше заканчиваю.
   — Похоже, мы полезны друг другу. Может, если ты приедешь в Англию или я перееду в Венгрию… — я замолчала: разговор вел в никуда — ничего из этого никогда не случится, да я этого и не хотела.
   — Тогда мы сможем быть партнерами, — сказал он с самой неприятной ухмылкой, которую мне доводилось видеть.
   Сдерживая волнение, я отвернулась. Он так произнес «партнерами», что у меня закружилась голова.
   — Если захочешь, — он медленно подвинул свою руку к моей. — Ты хочешь?
   — Да хватит уже.
   Он вздохнул и допил содовую.
   — Так он тоже бухгалтер? Дейв?
   — Да.
   — Ты любишь цифры. Что еще?
   — Много чего, — точнее что я любила. — Кино, вкусную еду, музыку.
   — Какую музыку?
   — Хорошую: поп, классику, джаз…
   — Тебе нравится цыганская скрипка?
   — Уверена, что да. Вообще-то в Англии их нет, но…
   — В Будапеште есть. Много-много цыганских скрипачей. Ты полюбишь, я покажу тебе.
   — Это было бы здорово. Спасибо.
   — Не за что.
   За этой вежливой беседой скрывалась невероятная страсть, Янош словно хотел опрокинуть стол и повалить меня на пол все то время, что он монотонно рассказывал про цыганских скрипачей. Хотя в наших словах не было никаких намеков, все они произносились напряженно и двусмысленно. Или это все мое воображение? Возможно. Все эти разговоры о сексе выбили меня из колеи, и теперь мне повсюду мерещилась страсть. Глупо. Возьми себя в руки.
   Он достал мобильный и минут десять непонятно говорил по нему, пока я допивала.
   — Не думаю, что когда-нибудь смогу выучить венгерский, — заметила я, когда он наконец отложил телефон.
   — Непростой язык, — согласился он. — Всегда полезно знать «привет» и «спасибо».
   — И как это сказать по-венгерски?
   — Привет — jу napot. Можно и по-другому, но этот вариант лучше всего для иностранцев, повтори.
   Я повторила услышанное, надеясь, что он не обманывает меня, говоря всякие непристойности. Казалось, что он шутит.
   — «До свидания» — тоже полезное слово. Ты можешь сказать viszontlátásra.
   — Это не так просто повторить.
   — Мы любим длинные слова. Но можно короче — viszlát.
   — Viszlát. А «спасибо»?
   — Köszönöm, — он протянул руку через стол и уверенно пожал мою. — Спасибо тебе за компанию, очень приятную. Теперь я должен идти, у меня дела.
   — Ах да, — я погрустнела.
   Он поглаживал мое запястье большим пальцем, словно почувствовав мое огорчение. Я старалась держаться бодрой.
   — Конечно, извини, ты же наверняка ужасно занят.
   — Ты будешь скучать по мне?
   — Я буду скучать от одиночества.
   — Нет, ты будешь скучать по мне, — он подмигнул и отпустил мою руку. — Теперь будь туристкой, наслаждайся, сможешь вернуться в мою квартиру к семи?
   Мое сердце почему-то замерло.
   — Да, к семи, я буду.
   — Хорошо, — он встал и сухо попрощался, оставив несколько монет за напитки.
   Блуждая по центру, рассматривая блестящие витрины, я наслаждалась представившейся наконец возможностью подумать о моем странном знакомстве с городом и его жителями.
   Считаные часы назад я еще не знала Яноша и уже скучаю по нему. Если бы не он, скучала бы я по Дейву? Потому что теперь, вероятно, этого не случилось. Я вспомнила о нем лишь дважды с тех пор, как приземлилась, когда Янош спросил. Я представила, что бы сейчас было, будь Дейв рядом: он бы в уме переводил форинты в стерлинги, а потом в доллары и евро каждый раз, как видел ценник в витрине. Он бы пренебрег всеми памятниками культуры, ради того чтобы доставать местных управляющих, сравнивая размер и качество местного жилья с британским. За кофе с пирожным мы обсудили бы экономический спад и оценили перспективы Венгрии в выходе из кризиса. Наша прогулка по городу была бы крайне утомительной и сопровождалась постоянными ободрениями.
   Если б со мной был Янош, хотя… не знаю. Могло быть что угодно. Смех, сумасшествие, риск, восторг. Влечение. Секс.
   Нужно перестать думать об этом. Даже если б я не обещала себе не думать о его руках… гибком накачанном теле… горящих глазах… О нет. Потеряла голову. Черт, он потрясающий. Даже если б я не обещала себе держаться от него подальше, такие мужчины, как Янош, не подходят для длительных отношений. Он сам признался, что его бизнес рушится. Он поймал меня, как бабочку, на несколько мгновений, а потом ушел, когда она ему наскучила. Он мужчина на раз. Время, проведенное с ним, окажется приятым, но эфемерным. Хотя он, должно быть, восхитителен в постели…
   На обратном пути в трамвае я не могла перестать фантазировать о том, как это могло быть. Он бы крепко схватил меня, взял на руки, посадил на стол, его пальцы у меня под юбкой, помогают снять колготки. Он бы смеялся и говорил что-то пошлое и сладкое. Ох, как же давно я не слышала ничего развратного и сладкого. Дейв был молчалив, за исключением редких застенчивых комментариев. Янош с вампирским акцентом начнет лить потоки разврата в мои уши, пока его пальцы говорят на своем языке у меня между ног. Боже, он отклонится назад и будет иметь меня, его брюки спущены до колен, руки у меня на бедрах, он входит в меня, а сзади на полках звенят бокалы. Он убедится, что я кончила первой, и часто, прежде чем извергнуть в меня свое мадьярское семя, делая меня своей, будет доказывать мне, что я нуждаюсь в сексе и не могу жить без него…
   Черт, моя остановка?
   Я выскочила из трамвая и заковыляла по булыжникам, ощущая неловкую влажность между ног, пока не дошла до квартиры и смогла спрятаться, с невероятным облегчением, от всякого, кто мог бы угадать мои мысли.
   Я лежала на кровати, все еще не заправленной, все еще ощущая присутствие Яноша на смятых простынях и подушках, и занялась единственным видом секса, доступным мне. Моя кожа, смягченная после спа, была очень нежной, когда ногти скользили по бедрам и опускались под резинку трусиков. Я подняла и развела колени, чтобы удобнее было себя ласкать, отвернула голову и представила моего нового партнера, каким он был прошлой ночью, спящим рядом со мной.
   Его веки слегка подрагивали, он протянул руку, что могло объясняться ночным кошмаром. Она упала на мое бедро. Он зевнул, и я придвинулась поближе, осознав свою ошибку, как только его рука сжалась и он прижал меня и зарычал, как настоящий медведь.
   — Попалась, — сказал он с недобрым смешком.
   Бедром я почувствовала, насколько он возбужден. Я засмеялась и изогнулась, словно собиралась ускользнуть только потому, что хотела перейти эту грань, за которой сопротивление оказывается бесполезным. Он вынудил меня, сильно прижав и перевернув через себя, так что я теперь лежала на спине, плотно зажатая между ним и матрацом.
   — Ты этого хочешь, — сказал он голосом насыщенным и сладким, как выпитая нами палинка. — Ты это получишь.
   Я чувствовала его член между бедер, а головка проворно входила в мою вагину. Он двигался медленно, дразня, его накачанный пресс терся о мой плоский живот, таз покачивался.
   — Но сначала, — шептал он, — ты должна это признать.
   Да-да-да (шлеп-шлеп-шлеп), он касается меня головкой, слегка двигается вперед, так и не входя в жаждущую плоть. Он дразнил меня, пока я не застонала, пока я не прикусила его ухо, пока я не выгнула спину, стараясь заставить его войти в меня. Но от него никакого милосердия, только его горячие губы в моем ухе и шепот:
   — Скажи это.
   Как будто мое влагалище недостаточно ясно об этом говорило. Он отлично понимал, что мог войти в меня без малейшего сопротивления, когда захочет. Но он добивался полной капитуляции и моего полного осознания этого. Пока эти слова не будут произнесены, я буду мучиться. Единственное, что мне оставалось, — подчиниться.
   — Я этого хочу, — признала я, — пожалуйста, дай мне.
   Он приподнялся, освобождая мои бедра, теперь я могла развести ноги и приподняться, но он тоже отодвинулся, и его член оставался на мучительном расстоянии.
   — Дать тебе что?
   — Трахни меня, Янош, трахни меня, пожалуйста.
   Он глубоко вдохнул и с силой подался вперед. Я с наслаждением почувствовала во мне его член, плотно зажала его и не отпускала все долгие мгновения наслаждения. Он опирался на сильные руки, его грудь вздымалась надо мной, золотые цепи вокруг его шеи, татуировки на бицепсах, выражение почти религиозного экстаза на лице. Он застыл неподвижно, когда мы оба почувствовали это единение, новое, невероятное ощущение.
   — О, да, я трахну тебя, — произнес он. — Держись.
   Потом стремительное нападение, треск изголовья, сжатие запястий, я вытянулась на кровати. Он трахал меня, пока мое влагалище не было истощено, а бедра не молили о пощаде, вовлекая меня в секс, пока больше не осталось ничего в моем мире, я не знала ничего кроме того, что сейчас вся жизнь пронесется у меня перед глазами, и именно этого я хотела, именно это мне было нужно, снова и снова…
   Я кончила, тяжело дыша, благодаря свои уставшие пальцы, воображаемое лицо Яноша таяло перед моими глазами. Чувства отступали, медленно, не спеша, пока мое невыносимое реальное одиночество не заставило меня завернуться в простынь, прячась от окружающей действительности. Испытав пик наслаждения, теперь я испытывала груз опустошения. Я была одна, все, чего я могла ожидать, — одиночество. Глупое искушение мужчинами, которые никогда не станут частью моей жизни, этого не изменит.

Глава 3

   Должно быть, я выплакалась, прежде чем уснуть, следующее, что я помню — это слишком громкая музыка у кого-то из соседей. Я освободилась от простыней, привстав, посмотрела вниз на мой влажный, мятый сарафан и липкие трусики, все еще спущенные почти до колен. Там снова стоял чертов скрипач, он играл по-настоящему пронзительно и проникновенно, иногда врезались аккордеоны и кларнеты. Мелодия была в миноре, что-то грустное с ощущением того, что эту грусть нельзя унять. Возможно, именно эти цыганские скрипки упоминал Янош…
   Янош. Он должен был вскоре прийти сюда в… я посмотрела на часы. Черт. Семь. Уже 10 минут.
   Я вскочила с постели и заметалась: хотелось принять душ, переодеться, открыть бутылку вина, может, что-то приготовить, заправить кровать, причесаться, накраситься… А раз я собиралась сделать так много всего, это означало лишь, что я не сделаю ничего, только все больше бессмысленно суетилась, пока, оказавшись у дверей балкона, не осознала, что музыка играет не у соседей, а на улице.
   Я убедилась, что по крайней мере натянула трусы, прежде чем приоткрыть двери балкона и взглянуть вниз на вымощенную улицу.
   Полдюжины мужчин в белых рубашках и черных жилетках играли на своих инструментах перед немногочисленной публикой. Когда я просунула голову в дверь, раздался крик, и все подняли глаза на меня.
   Я захлопнула двери и отбежала к стене, сердце бешено колотилось.
   Это для меня?
   Разумеется, это всего лишь совпадение, нелепое совпадение заставило их всех посмотреть на мой балкон, а крик, когда я открыла двери, раздался потому что… почему-то еще. Так? Вероятно, так. Но никакая сила не заставит меня снова выйти туда в этом помятом постмастурбационном состоянии. Что-то стукнуло о дверь балкона, и я подскочила от неожиданности. Это не был камень, ни что-то тяжелое. Что бы то ни было, оно издало негромкий, глухой звук. Я подкралась к балкону и повернула ключ в замке, все еще прижимаясь к стене. Дверь с треском открылась, снизу раздавались подбадривающие крики. Что-то не позволяло двери открыться шире, поэтому я опустилась на колени, чтобы подсмотреть. Моя рука неловко искала что-то по другую сторону двери, пока я не отдернула ее от резкой боли. Ай! Колючка!
   Предметом, ударившимся о балконную дверь, оказалась алая роза.
   Это шутка? Или кто-то ошибся?
   Но, когда я укололась, кто-то выкрикнул мое имя.
   — Руби!
   О, боже мой. Я поднялась на ноги и перевесилась через перила балкона, нерасчесанные волосы падали мне на лицо.
   — Янош! Какого черта?
   Он стоял перед оркестром, широко разведя руки и запрокинув голову: цыганский концерт — для тебя!
   — Я думала, ты хотел… — я замолчала и замотала головой.
   Люди внизу улыбались, глядя на меня.
   — Я ухожу.
   — Нет-нет.
   Янош разбежался и запрыгнул на балкон нижерасположенной квартиры.
   — Ты что? — я была в панике, казалось, он и правда собирается забраться в окно на третьем этаже. — Ты упадешь!
   — Я? Нет.
   Толпа неистовствовала, подбадривая и свистя, хлопая под все более быструю музыку.
   Я смотрела, как Янош подтягивается, упираясь ногами в ставни первого этажа, потом добрался до балкона нижерасположенной квартиры.
   Он замер, держась за перила, усмехаясь, глядя на меня, притворяясь, будто вот-вот упадет, отчего я и толпа внизу вскрикивали.
   На мгновение он встал — это было по-настоящему опасно — на перила, ни за что не держась, удерживая равновесие, прежде чем подпрыгнуть и схватиться за мой балкон. Его пальцы нащупали мои носки. Я присела и уже была готова шлепнуть его, когда он, наконец, будет вне опасности. Ну, что за глупое ребячество.
   Но за этим благоразумным неодобрением скрывались преступные дрожь и трепет. Он старался произвести на меня впечатление каким-то старомодным безрассудством. Так глупо, что это сработало.
   Ему оставалось лишь схватиться за перегородки балкона как обезьяне, потом подтянуться на перилах, у которых я стояла, сложив руки, нахмурившись и поджидая его.
   — Ты долбаный псих, — поздоровалась я.
   — Эй, это неправильно, — возразил он. — Толпа ждет от нас поцелуя.
   — Толпа может проваливать.
   Я скрылась в квартире, с непреодолимым желанием захлопнуть балконную дверь прямо у него перед носом, но в конце концов, это была его дверь, поэтому я сдержалась.
   — Где в твоей душе романтика? — жаловался он, следуя за мной в гостиную.
   — Я ничего нелепее в жизни не видела! — воскликнула я, размахивая руками перед его лицом. — Боже мой! Чертовы скрипачи, твои спайдерменовские выходки, да и я выглядела как Ворзель Гаммидж… ах!
   — Что такое Ворзель Гаммидж?
   — Пугало.
   — Что такое пугало?
   — Ох, — у меня слов не хватало, и я уже не могла больше рвать на себе волосы от ярости. — Забудь.
   — Думаю, что пугало — это что-то очень красивое, даже когда злится.
   Не позволь его обаянию тебя обезоружить.
   Но его комментарий меня остудил, и я смущенно засмеялась.
   — Вот дрянь, думаешь, ты можешь все исправить сладкими речами. Я то еще препятствие, меня не так просто преодолеть.
   — С какой стати мне преодолевать тебя? Не понимаю, что ты злишься? Я делаю эти вещи для тебя — приятные вещи. Тебе не нравится?
   Он казался по-настоящему уязвленным и смущенным. Я растаяла, опустилась на диван, жестом дав ему понять, чтобы он садился рядом.
   — Извини, — сказала я, подавляя раздражение. — Уверена, что ты хотел как лучше. Просто у меня это вызвало некоторый шок. И недоумение. Я не знала, как реагировать, я не привыкла к такому.
   — У тебя не было романтичных мужчин? Это проблема Британии?
   Я снова засмеялась.
   — Возможно. Но, Янош, мне казалось, что я четко дала понять, что не ищу романтики.
   — Ты не ищешь романтики, но она тебя находит. Не понимаю, почему ты от нее прячешься.
   — Я уже объясняла тебе почему. Это не для меня.
   — Не могу с тобой согласиться.
   — Тогда мы должны согласиться, что не соглашаемся.
   Янош вздохнул.
   — Я заплатил этим цыганам.
   — Да где ты их вообще отрыл?
   — Они работают в ресторане моего дяди. Некоторые работали в моем, когда у меня был свой. Потрясающие ребята. Потрясающие музыканты. Тебе не нравится их музыка?
   — Нравится, очень мощная, меланхоличная, но в то же время игривая. Пробуждает желание танцевать и пить палинку.
   От этих слов Янош приободрился.
   — А этим мы могли бы заняться сегодня вечером. Давай я возьму тебя на ужин к моему дяде, он будет обращаться с тобой, как с принцессой.
   Я коснулась его руки.
   — Звучит отлично, но послушай, это не свидание, ОК? Никакой романтики. Ты мне очень симпатичен, но мы можем быть только друзьями.
   Янош похлопал мою руку на своем плече и замотал головой.
   — Ты так говоришь, Руби, но ты так не думаешь.
   — Перестань, или я уйду куда глаза глядят.
   — Иди собирайся. Или пойдем прямо сейчас, я не против.
   В мятом платье и лохматой? Не думаю.
   Двадцать минут спустя я уже шла по широкой фешенебельной венгерской улице, держа под руку красивого венгра, на мне мое лучшее платье в пол от Zara и мои единственные туфли на каблуке. Солнце садилось, прогуливались красивые люди, и ощущение момента было совершенным, идеальная картина явно неидеальной жизни сильно впечатляла.
   Если б только жизнь всегда была такой!
   Мы свернули направо, вошли в двери и, спустившись по лестнице на один пролет, оказались в огромном погребе с танцполом посредине и сценой для музыкантов, кое-кто из них мне уже был знаком. Несколько парочек кружились под музыку, пока остальные ели, пили и смотрели.
   — Янош!
   Вероятно, знаменитый дядя, что-то произнес по-венгерски, прежде чем по-медвежьи обнять племянника и похлопать его по спине. Казалось, они мило беседуют обо мне и моей национальности, потом дядя обратился ко мне напрямую.
   — Англичанка, да? Ко мне ходит много англичан. Аккуратней с Яношем, ладно, он угодник для дам, так вы говорите?
   — Дамский угодник, — поправила я, неловко улыбаясь. — Мы просто друзья.
   В ответ дядя загоготал и, подмигивая, отошел назад к бару.
   — Ну, раз ты так говоришь.
   — Боже, — пробормотала я сквозь сжатые зубы, пока официант провожал нас до столика. — Весь Будапешт думает, что мы вместе.
   Это же читалось и в озорных усмешках на лицах цыган-скрипачей. Почти сразу один из них, оставив остальных, подошел к нам, играя прямо за моим левым плечом. Это немного раздражало.
   — Если дать ему денег, он уйдет, — заметил Янош, протягивая горсть форинтов.
   — Так, что мне съесть? — я, нахмурившись, уставилась в меню, которое представало довольно для меня бесполезным. — Гуляш?
   — Гуляш — это вкусное венгерское блюдо, но вообще-то это суп, а не то, что представляете себе вы, англичане. Посетители часто удивляются, когда его заказывают.
   — Правда? Я в любом случае хочу попробовать. Хочу посмотреть, насколько он отличается.
   — Я закажу вина. Может, бутылочку красного «Токая»?
   — Это будет еще один новый опыт.
   — Хорошо, — он кивнул.
   Казалось, он немного отстранялся, обиделся? Довольно долго он сидел молча, пристально изучая меню, пока я смотрела на танцующих.
   — Тебе нравится танцевать? — спросил он неожиданно, как только нам принесли вино.
   — Я не очень хорошо танцую.
   — Значит, ты не так часто это делаешь. Иди сюда.
   Он встал и подал мне руку, холодный и серьезный, как офицер Прусской армии. С неохотой я взяла ее, позволив отвести себя в самый центр танцующих.
   Как только мы оказались на танцполе, он выпрямился, так резко и ловко прижал меня к себе, что у меня дух захватило. Прежде чем я смогла оправиться, наши бедра соприкасались и мы уже мчались по всему периметру зала. Я понятия не имела, что это за танец, и не знала ни одного па, но он как-то вел меня, зная точно, когда мне пройти под его рукой, а когда вращаться вокруг него. Я чувствовала себя куклой, податливой и зависимой от его воли даже в собственных движениях. Это тревожило. Это восхищало. Я хотела, чтобы так было всегда.
   Музыка, громкая и настойчивая, подгоняла нас, заставляя двигаться все быстрее и неистовее. Я кружилась, смеясь и покачивая бедрами, пока мое лицо не стало совсем красным и не закололо в груди. И не могла остановиться!..
   Янош был искусен, силен и великолепно чувствовал музыку — я была очарована, поражена, покорена. Словно его рука на моем бедре обладала магией, подчиняя мои стопы его воле. Я чувствовала жар от его пальцев. Мелодия стихла раньше, чем я ожидала.
   Я упала в объятия Яноша, все еще глупо смеясь, и грудью чувствовала, как бьется его сердце, пока он держал меня.
   Он похлопал меня по бедру и отпустил.
   — Кушать подано.
   Мне потребовалась пара минут, чтобы отдышаться, прежде чем я сделала глоток красного вина, налитого официантом.
   — Уау, — сказала я. — Это было… уау.
   — Так, значит, тебе все-таки нравится танцевать?
   — Такие танцы мне нравятся. Я имею в виду, что без тебя у меня бы не получилось, я бы не знала, что делать.
   Он накрутил макароны на вилку.
   — Для некоторых вещей в жизни тебе нужен мужчина.
   — Можно танцевать и с друзьями.
   — Это не то же самое. Не так. Мы танцевали так, потому что мы больше, чем друзья.
   — О, Янош…
   — Ты знаешь, что это правда. Страсть заставляет танец… — он зажестикулировал руками, подбирая слова, — … оживать. Нет страсти — танец мертв.
   — Не думаю, что это так. Многие профессиональные танцоры — не любовники.
   — Профессионалы — это не то же самое.
   — Это тоже не гуляш. Ты был прав.
   Ловкая смена темы, думаю, ты согласишься. Я увела Яноша от слегка раздражающего желания настаивать на том, что я его хочу, к разговору о том, как использовать и хранить паприку.
   Беседы о еде и вине оставались ненапряженными, несмотря на то, что Янош даже не пытался сдержать негодования по поводу красной скатерти в клеточку.
   Мы снова танцевали, изобилие еды и пьянящего вина сделали меня менее грациозной, но ничуть не повлияли на мое приподнятое настроение.
   Дядя Имре пожелал нам хорошего вечера и отказался от платы, с благословением отправляя в теплую ночь.
   — У твоего дяди так классно! — сказала я Яношу, позволяя ему положить руку мне на плечо и направлять мои уже немного непослушные ноги.
   — Ах, нет, это не классно. Если хочешь «классно», я покажу.
   — Да? И куда же мы теперь идем?
   — Я отведу тебя в керт. Это самые классные места в городе.
   — А что это?
   — Пошли, тут рядом есть один.
   Снаружи он выглядел как обычный модный бар: неоновая подсветка, огромные светящиеся окна, компании хипстеров за столиками…
   Мы отворили огромную увесистую дверь… Бар оказался не баром, а внутренним двориком, среди брусчатки росли деревья, а стены и пол украшали художественные инсталляции.
   — Ух ты, — я не могла оторвать глаз от коллекции винтажных велосипедов, подвешенных над головой бармена. — Это совсем… по-другому.
   — Сейчас это популярно в Будапеште, модно. Я подумываю открыть такой бар.
   — Тебе нужно найти старый дворик.
   — Их много. Еще в моде разрушенные бары — в старых зданиях, почти обрушившихся.
   — Предполагаю, что аренда обойдется недорого.
   — Нет, через год их снесут, построят торговый центр.