— Ках, прочь от малышей, бессердечные твари! — кричал он им.
Пока одна змея стращала собравшихся на берегу, вторая начала медленно скользить по воде, направляясь к малышам. Ее глаза обжигали жестоким холодом, рассеченный надвое язык трепетал:
— Вон отсссюда, иначе вам ссссмерть!
Тут Блик взялся за дело. Отшвырнув в сторону булаву, он бросился в пруд с противоположной стороны и по мелководью напрямик стал пробираться к ежатам. Гадюка припустила что было сил, но куда ей было сравниться с барсуком, в котором взыграла кровь бойца. Одним махом выхватив у нее из-под носа малышей, он опрометью ринулся к берегу. Мелькая во взбаламученной воде, гадюка гналась за Бликом, который, поднимая фонтаны брызг, пробивал себе путь среди камыша и ряски. Тем временем вторая змея, извиваясь, помчалась во всю прыть встретить барсука у берега.
Блик выскочил из воды и опустил малышей на сухую травку. Те ощетинились и, едва касаясь земли, покатились прочь, как два одинаковых мячика. Блик обернулся как раз в тот момент, когда из воды показалась змея и впилась ему в бок острыми ядовитыми зубами. Вторая же ползучая тварь принялась оплетать заднюю лапу барсука. Громко взвыв, Блик схватил укусившую его гадюку за голову и швырнул в воду, тем временем вторая еще сильнее обвивалась вокруг его лапы. Бруф и старик белка, не в силах ему помочь, громко кричали от ужаса.
Блик вошел в воду, глубже и глубже, пока вода не дошла ему до плеч. Почувствовав, что змея отпустила его лапу, он, прежде чем вцепиться ей в голову когтями и удержать на дне пруда, несколько раз ее сильно придавил. Другая тварь, хлестнув его дважды по боку и по спине, скользя по воде, бросилась наутек. Поймав ее за хвост, Блик принялся вертеть ею над головой, будто плетью, раскручивая сильнее и сильнее, так что даже на берегу было слышно, с каким свистом она рассекает воздух. Словно стрела, выпущенная из лука, гадюка взлетела высоко в воздух. Тори взглянул вверх и увидел, как она плюхнулась на вязовый сук. Там она и осталась навечно висеть, подобно мокрой веревке.
Блик еще долго продолжал давить другую змею под водой, пока трепыхания твари не стихли. Когда схватка была закончена, он медленно побрел к берегу; бок и спина у него ныли от боли. С грехом пополам он доковылял до мелководья, откуда друзья помогли ему выбраться на сушу.
Блик без сил рухнул на землю. Старик белка взял лапами барсука за голову и быстро выкрикнул:
— Куда она тебя укусила?
Блик погружался в черную бездну, слова едва доходили до его сознания. Собравшись с последними силами, он выдавил:
— Укусила… дважды… в бок… и в спину.
С этими словами Блик Булава провалился во тьму.
ГЛАВА 7
ГЛАВА 8
ГЛАВА 9
Пока одна змея стращала собравшихся на берегу, вторая начала медленно скользить по воде, направляясь к малышам. Ее глаза обжигали жестоким холодом, рассеченный надвое язык трепетал:
— Вон отсссюда, иначе вам ссссмерть!
Тут Блик взялся за дело. Отшвырнув в сторону булаву, он бросился в пруд с противоположной стороны и по мелководью напрямик стал пробираться к ежатам. Гадюка припустила что было сил, но куда ей было сравниться с барсуком, в котором взыграла кровь бойца. Одним махом выхватив у нее из-под носа малышей, он опрометью ринулся к берегу. Мелькая во взбаламученной воде, гадюка гналась за Бликом, который, поднимая фонтаны брызг, пробивал себе путь среди камыша и ряски. Тем временем вторая змея, извиваясь, помчалась во всю прыть встретить барсука у берега.
Блик выскочил из воды и опустил малышей на сухую травку. Те ощетинились и, едва касаясь земли, покатились прочь, как два одинаковых мячика. Блик обернулся как раз в тот момент, когда из воды показалась змея и впилась ему в бок острыми ядовитыми зубами. Вторая же ползучая тварь принялась оплетать заднюю лапу барсука. Громко взвыв, Блик схватил укусившую его гадюку за голову и швырнул в воду, тем временем вторая еще сильнее обвивалась вокруг его лапы. Бруф и старик белка, не в силах ему помочь, громко кричали от ужаса.
Блик вошел в воду, глубже и глубже, пока вода не дошла ему до плеч. Почувствовав, что змея отпустила его лапу, он, прежде чем вцепиться ей в голову когтями и удержать на дне пруда, несколько раз ее сильно придавил. Другая тварь, хлестнув его дважды по боку и по спине, скользя по воде, бросилась наутек. Поймав ее за хвост, Блик принялся вертеть ею над головой, будто плетью, раскручивая сильнее и сильнее, так что даже на берегу было слышно, с каким свистом она рассекает воздух. Словно стрела, выпущенная из лука, гадюка взлетела высоко в воздух. Тори взглянул вверх и увидел, как она плюхнулась на вязовый сук. Там она и осталась навечно висеть, подобно мокрой веревке.
Блик еще долго продолжал давить другую змею под водой, пока трепыхания твари не стихли. Когда схватка была закончена, он медленно побрел к берегу; бок и спина у него ныли от боли. С грехом пополам он доковылял до мелководья, откуда друзья помогли ему выбраться на сушу.
Блик без сил рухнул на землю. Старик белка взял лапами барсука за голову и быстро выкрикнул:
— Куда она тебя укусила?
Блик погружался в черную бездну, слова едва доходили до его сознания. Собравшись с последними силами, он выдавил:
— Укусила… дважды… в бок… и в спину.
С этими словами Блик Булава провалился во тьму.
ГЛАВА 7
Этот пустынный край под безжалостным солнцем являл собой удручающую картину: засуха редко где пощадила кустарник или ракитник.
Дела у Сварта Шестикогтя складывались далеко не лучшим образом. Сидя в палатке, хорек размышлял, что делать дальше: слишком много солдат и слишком мало пищи и воды, а самое страшное то, что они заблудились. Его огромное войско начало роптать. Одни хотели идти за обещанными богатствами, другие не прочь были остаться на прежнем месте, где всегда были в достатке вода, растительная пища, птицы и яйца. К тому же возникли непредвиденные проблемы с женами и детьми воинов, которым тоже пришлось срываться с насиженных мест.
Подчас Сварту казалось, что он не возглавляет войско, а лишь сопровождает его великое переселение. Мало того, теперь, как выяснилось, у него появилась жена — дочь Криволапа, о существовании которой он ни сном ни духом не ведал. По неписаному закону ей полагалось стать женой нового предводителя. Голубика, как ее звали, была довольно милой и кроткой. И как только мерзкий толстяк Криволап умудрился произвести на свет такое прелестное создание, удивлялся про себя Сварт. Зная крутой нрав предводителей и то, как сильно их порой обуревает гнев, Голубика никогда не вмешивалась в дела отца, а теперь и в дела мужа.
Но Сварту было не до жены. Он ломал голову над тем, как выбраться из тяжелого положения, в которое попала его армия. То, что они блуждают по пустыне, ни для кого уже не составляло секрета. Сварт был уверен, что лиса Темнуха неверно рассчитала путь. Три дня назад, вызвав виновницу всех бед к себе и разделав ее под орех, он отправил ее на поиски воды, пищи и дороги, ведущей на юго-запад. Для пущей уверенности он дал ей в помощники Двух разбойников ласок — Твердозада и Марбула. Тщеславные, беспощадные и хладнокровные убийцы, они были в самый раз для его тайных поручений.
Сидя в палатке, Сварт слышал, как войско разбивает лагерь. Когда ночная прохлада слегка остудит землю, поутру они вновь продолжат путь. В палатку Сварта тихо проскользнула Голубика, положила с ним рядом флягу и поспешно удалилась. Казалось, Сварт даже не заметил ее появления, он молча вытащил пробку из фляги и сделал глоток. Скорчив гримасу, он тотчас выплюнул солоноватую на вкус воду, и плевок угодил прямо на лапу Траттака, которого в это мгновение угораздило войти в палатку.
— Закрой полог! — рявкнул хорек. — Не хочу, чтобы тебя застукали во время донесения. Они все еще там?
Траттак повиновался:
— Господин, все, как ты сказал. Их двое — хорек капитан Вилдаг и его подлипала крыса Сальнохвост. Я ошивался поблизости, пока они ходили из палатки в палатку и шушукались о тебе.
Сварт отшвырнул флягу с водой и сел.
— Скажи, что они говорили? Ну же, не бойся. Тяжело сглотнув, доносчик приблизился вплотную к своему господину.
— Они говорили, что из-за тебя войско заблудилось и что ты не знаешь дороги, — понизив голос, с расстановками произнес он. — Еще они говорили, что ты никудышный предводитель, досыта жрешь и пьешь, а доблестные воины страдают от голода и жажды… и…
— Ну, договаривай, что еще? — понимающе кивнул ему Сварт. — Я же знаю, что это их олова, а не твои.
Еще более доверительным тоном Траттак добавил:
— Они сказали, что нужно всадить кинжал тебе между ребер — и дело с концом. Тогда они преспокойненько вернутся в свои скалистые горы и будут жить припеваючи. На сходке были все капитаны.
Заметив, что Траттак пожирает глазами флягу, Сварт по-дружески похлопал его по плечу.
— Ты славно поработал, — произнес предводитель. — Возьми, если хочешь пить, — это не хорошее вино, а грязная вода, но ею можно смочить горло. Как только появится лиса, сразу ее ко мне.
Лиса вернулась с наступлением сумерек. Темнуха оставила сопровождавших ее зверей по другую сторону палатки, а сама вошла, чтобы доложить о своем приходе.
Увидев перед собой принесенный лисой чем-то набитый мешок, Сварт поднял глаза.
— Для тебя будет лучше, если новости окажутся утешительными. Говори, лиса! — прорычал он.
Слова полились из уст лисицы, точно вода из кувшина:
— Хорошие вести, господин. Я нашла дорогу на юго-запад. Через два дня нас ждут широкий ручей с чистой водой, тенистые рощи и зеленые холмы. Там есть пища — рыба, птицы и фрукты. Гляди!
Темнуха вытряхнула мешок, и оттуда посыпались клубни и коренья, пара румяных яблок и в придачу мертвая птица, которую лиса протянула Сварту.
Надкусив яблоко, Сварт перевернул мертвую птицу концом меча и с отвращением затряс головой:
— Это же ворона, и к тому же старая! Хочешь меня отравить?
Не дождавшись ответа, Сварт засунул мертвую ворону обратно в мешок и злорадно ухмыльнулся:
— Ладно, пригодится этой ночью. Теперь мы, по крайней мере, знаем дорогу. Завтра мы двинемся в путь вдвое быстрее прежнего. Ласок пришли ко мне.
Тщедушный хорек Вилдаг и обрюзгший, толстый Сальнохвост стояли лицом к собравшимся на краю лагеря капитанам и солдатам, недовольным предводительством Сварта. Все вместе они представляли собой весьма внушительное зрелище, лица говорящих мерцали в свете горящего костра.
— Итак, братва, — говорил Вилдаг, которому поддакивал Сальнохвост, — как мы дошли до того, что заблудились и стали голодать?
— Что правда — то правда: вокруг хоть шаром покати — только ветер да песок, — раздался голос из толпы. — Одно утешает: раз мы голодаем, значит, и Сварт тоже.
— Это Шестикогть голодает? — Вилдаг негодующе махнул лапой и затряс головой. — Как бы не так! Скажи им, Сальнохвост!
— Я видел, как лига сегодня вечером прокралась в лагерь. И прямиком с мешком еды в палатку Сварта!
Вилдаг жестом утихомирил разбушевавшуюся от возмущения толпу.
Слыхали, друзья, мешок еды! Бьюсь об заклад, подонок сейчас сидит в своей конуре, пьет вино и набивает свое ненасытное брюхо жареной уткой.
Поднялся шум, и вдруг в воздух взлетел мешок и угодил прямо в морду Вилдага. Тот, разъярившись, схватил мешок и затряс им перед собравшимися.
— Кто это бросил?! — взревел он.
К костру подошел Сварт, его раскрашенную морду и отливающие краснотой клыки ярко озарили языки пламени. В воздухе повисла гнетущая тишина. Равнодушно и непринужденно Сварт подмигнул двум бунтовщикам и потер лапы, грея их у костра.
— Солнце село, и похолодало. Что, Вилдаг, продрог? Иль, может, проголодался?
Капитан нутром почуял, что вот-вот стрясется неладное. Сальнохвост попятился назад.
Сварт продолжал говорить с несостоявшимися мятежниками тем же благовоспитанным тоном:
— Болтают, будто мы заплутали. Это ж какой предводитель позволил бы своему войску заблудиться, зная, что всего в двух днях пути отсюда есть широкая река со свежей водой, пища, фруктовые деревья? В этом вы убедитесь сами. — Он поднял мешок и обернулся к хорьку-капитану: — А ты, друг мой, думаю, был не прав, когда говорил, что я пью вино и ем жареную утку. Я ем только то, что есть у каждого из вас.
Из уст Вилдага сорвался стон, губы его задрожали. Сварт успокаивающе похлопал его по плечу:
— Старина Сварт ценит своих воинов. Я бы охотно разделил с тобой ужин, но, чтобы убедить тебя в моей преданности, отдам все целиком.
Дружески улыбаясь Вилдагу, он выудил мертвую ворону из мешка:
— Как видишь, это не жареная утка, но уж не обессудь. — И, вцепившись когтями в ухо Сальнохвоста, Сварт потянул его взглянуть на труп вороны. — Возьми это, дружок. А сам ты ничего не хочешь?
— Нет, господин, — жалобно взвыл Сальнохвост, — я не голоден!
Собравшиеся, мягко говоря, не отличались преданностью и, разобравшись, к чему клонит Сварт, стали посмеиваться. Размахивая перед носом крысы увечной лапой, Сварт твердо заявил:
— Я хочу, чтобы ты прямо сейчас скормил своему другу Вилдагу все это — мясо, кости, клюв, когти и перья. Все без остатка. Пусть Вилдаг знает, что я не только делю с ним свой ужин, но от чистого сердца отдаю весь целиком.
Не знавшие жалости разбойники разразились громом смеха, когда Вилдага поволокли, чтобы накормить жутким ужином. Взмахом лапы Сварт утихомирил их:
— А я иду к себе. И буду есть вместе с остальными дня через два или чуть раньше, если мы прибавим шагу. И знайте, я лично готов выслушать все ваши жалобы.
Предводитель скрылся во тьме, и еще долго не смолкал гул одобрения. Сварт ухмыльнулся. Войско вновь было на его стороне.
На следующее утро Сварт ожидал, пока свернут палатки и раздадут остаток продовольствия. Затем он обратился к воинам с речью. Легкий ветерок развевал знамя, барабаны били не умолкая до тех пор, пока вся армия не собралась наконец вокруг своего вождя. Сварт знал, что его власть держится на страхе. Он не стремился к привязанности и дружбе, на которые, по его разумению, были падки лишь слабаки. Уважение и преданность — вот что ему было нужно. А завоевываются они только страхом! И утром на глазах всего войска он доказал это.
Перепуганный до смерти Сальнохвост, оказавшись в окружении Твердозада и Марбула, припал к земле.
— Что-то не видать нигде капитана Вилдага. Куда он подевался? — спросил Сварт.
Вместо трепещущего от страха Сальнохвоста ответил Марбул:
— Вилдаг мертв, господин.
Морда Сварта исказилась в гримасе притворного сострадания и изумления.
— Мертв? Как же это? — осведомился он. Твердозад с презрением пнул в бок дрожащего Сальнохвоста:
— Этот безмозглый болван скормил ему мертвую ворону. Целиком — вместе с клювом, когтями и перьями. Бедняга Вилдаг подавился.
— Да неужто? — Сварт покачал головой, будто не верил своим ушам. — За убийство капитана Вилдага виновник жестоко заплатит!
Сальнохвост всхлипывающим голосом запротестовал:
— Но, господин, ты же сам велел мне накормить Вилдага этой птицей. Я лишь выполнил приказ.
Скованной металлом лапой Сварт осуждающе указал на несчастную крысу:
— Ты лжешь! Я не приказывал тебе убивать Вилдага, я просил лишь накормить его. За убийство полагается смертная казнь.
Взвизгнув, Сальнохвост пал ниц перед предводителем:
— Нет, повелитель, умоляю тебя! Пощади меня, Шестикогть!
Повернувшись к крысе спиной, Сварт кивком велел Твердозаду и Марбулу привести приказ в исполнение. Кинжалы убийц тотчас блеснули в лучах утреннего солнца. Сварт, не удостоив мертвую крысу взгляда, вновь обернулся к войску. Над могучей армией нависла гнетущая тишина.
С жестоким хладнокровием Сварт обратился к замершей от страха толпе:
— Сальнохвост получил урок. И Вилдаг тоже. Я все вижу, все знаю, все слышу! Взгляните на любого стоящего рядом с вами — он может быть моим осведомителем. Вы должны помнить это всегда. Не пытайтесь скрыть ваши мысли, лиса-прорицательница Темнуха прочитает их с закрытыми глазами. Слушайте вы, заморыши, жалкое отродье! Вы теперь все в моей власти до самой смерти! Криволап был властелином бесплодных восточных земель. Я же буду властелином всей страны. Если я прикажу идти, голодать, воевать, умирать — вы исполните все беспрекословно. Это касается каждого воина, а также жен и детей. Зарубите себе на носу: отставших не будет — либо держаться вместе со всеми, либо смерть.
Ударили барабаны, и войско двинулось в путь вдвое быстрее обычного. Колонну возглавлял Сварт, рядом с ним, указывая путь, шла Темнуха. По дороге усталые воины бросали тяжелую кухонную утварь и громоздкие вещи, лишь бы не оказаться позади колонны. Страшный урок был усвоен, и к имени Сварта с тех пор стали добавлять прозвище Беспощадный.
Дела у Сварта Шестикогтя складывались далеко не лучшим образом. Сидя в палатке, хорек размышлял, что делать дальше: слишком много солдат и слишком мало пищи и воды, а самое страшное то, что они заблудились. Его огромное войско начало роптать. Одни хотели идти за обещанными богатствами, другие не прочь были остаться на прежнем месте, где всегда были в достатке вода, растительная пища, птицы и яйца. К тому же возникли непредвиденные проблемы с женами и детьми воинов, которым тоже пришлось срываться с насиженных мест.
Подчас Сварту казалось, что он не возглавляет войско, а лишь сопровождает его великое переселение. Мало того, теперь, как выяснилось, у него появилась жена — дочь Криволапа, о существовании которой он ни сном ни духом не ведал. По неписаному закону ей полагалось стать женой нового предводителя. Голубика, как ее звали, была довольно милой и кроткой. И как только мерзкий толстяк Криволап умудрился произвести на свет такое прелестное создание, удивлялся про себя Сварт. Зная крутой нрав предводителей и то, как сильно их порой обуревает гнев, Голубика никогда не вмешивалась в дела отца, а теперь и в дела мужа.
Но Сварту было не до жены. Он ломал голову над тем, как выбраться из тяжелого положения, в которое попала его армия. То, что они блуждают по пустыне, ни для кого уже не составляло секрета. Сварт был уверен, что лиса Темнуха неверно рассчитала путь. Три дня назад, вызвав виновницу всех бед к себе и разделав ее под орех, он отправил ее на поиски воды, пищи и дороги, ведущей на юго-запад. Для пущей уверенности он дал ей в помощники Двух разбойников ласок — Твердозада и Марбула. Тщеславные, беспощадные и хладнокровные убийцы, они были в самый раз для его тайных поручений.
Сидя в палатке, Сварт слышал, как войско разбивает лагерь. Когда ночная прохлада слегка остудит землю, поутру они вновь продолжат путь. В палатку Сварта тихо проскользнула Голубика, положила с ним рядом флягу и поспешно удалилась. Казалось, Сварт даже не заметил ее появления, он молча вытащил пробку из фляги и сделал глоток. Скорчив гримасу, он тотчас выплюнул солоноватую на вкус воду, и плевок угодил прямо на лапу Траттака, которого в это мгновение угораздило войти в палатку.
— Закрой полог! — рявкнул хорек. — Не хочу, чтобы тебя застукали во время донесения. Они все еще там?
Траттак повиновался:
— Господин, все, как ты сказал. Их двое — хорек капитан Вилдаг и его подлипала крыса Сальнохвост. Я ошивался поблизости, пока они ходили из палатки в палатку и шушукались о тебе.
Сварт отшвырнул флягу с водой и сел.
— Скажи, что они говорили? Ну же, не бойся. Тяжело сглотнув, доносчик приблизился вплотную к своему господину.
— Они говорили, что из-за тебя войско заблудилось и что ты не знаешь дороги, — понизив голос, с расстановками произнес он. — Еще они говорили, что ты никудышный предводитель, досыта жрешь и пьешь, а доблестные воины страдают от голода и жажды… и…
— Ну, договаривай, что еще? — понимающе кивнул ему Сварт. — Я же знаю, что это их олова, а не твои.
Еще более доверительным тоном Траттак добавил:
— Они сказали, что нужно всадить кинжал тебе между ребер — и дело с концом. Тогда они преспокойненько вернутся в свои скалистые горы и будут жить припеваючи. На сходке были все капитаны.
Заметив, что Траттак пожирает глазами флягу, Сварт по-дружески похлопал его по плечу.
— Ты славно поработал, — произнес предводитель. — Возьми, если хочешь пить, — это не хорошее вино, а грязная вода, но ею можно смочить горло. Как только появится лиса, сразу ее ко мне.
Лиса вернулась с наступлением сумерек. Темнуха оставила сопровождавших ее зверей по другую сторону палатки, а сама вошла, чтобы доложить о своем приходе.
Увидев перед собой принесенный лисой чем-то набитый мешок, Сварт поднял глаза.
— Для тебя будет лучше, если новости окажутся утешительными. Говори, лиса! — прорычал он.
Слова полились из уст лисицы, точно вода из кувшина:
— Хорошие вести, господин. Я нашла дорогу на юго-запад. Через два дня нас ждут широкий ручей с чистой водой, тенистые рощи и зеленые холмы. Там есть пища — рыба, птицы и фрукты. Гляди!
Темнуха вытряхнула мешок, и оттуда посыпались клубни и коренья, пара румяных яблок и в придачу мертвая птица, которую лиса протянула Сварту.
Надкусив яблоко, Сварт перевернул мертвую птицу концом меча и с отвращением затряс головой:
— Это же ворона, и к тому же старая! Хочешь меня отравить?
Не дождавшись ответа, Сварт засунул мертвую ворону обратно в мешок и злорадно ухмыльнулся:
— Ладно, пригодится этой ночью. Теперь мы, по крайней мере, знаем дорогу. Завтра мы двинемся в путь вдвое быстрее прежнего. Ласок пришли ко мне.
Тщедушный хорек Вилдаг и обрюзгший, толстый Сальнохвост стояли лицом к собравшимся на краю лагеря капитанам и солдатам, недовольным предводительством Сварта. Все вместе они представляли собой весьма внушительное зрелище, лица говорящих мерцали в свете горящего костра.
— Итак, братва, — говорил Вилдаг, которому поддакивал Сальнохвост, — как мы дошли до того, что заблудились и стали голодать?
— Что правда — то правда: вокруг хоть шаром покати — только ветер да песок, — раздался голос из толпы. — Одно утешает: раз мы голодаем, значит, и Сварт тоже.
— Это Шестикогть голодает? — Вилдаг негодующе махнул лапой и затряс головой. — Как бы не так! Скажи им, Сальнохвост!
— Я видел, как лига сегодня вечером прокралась в лагерь. И прямиком с мешком еды в палатку Сварта!
Вилдаг жестом утихомирил разбушевавшуюся от возмущения толпу.
Слыхали, друзья, мешок еды! Бьюсь об заклад, подонок сейчас сидит в своей конуре, пьет вино и набивает свое ненасытное брюхо жареной уткой.
Поднялся шум, и вдруг в воздух взлетел мешок и угодил прямо в морду Вилдага. Тот, разъярившись, схватил мешок и затряс им перед собравшимися.
— Кто это бросил?! — взревел он.
К костру подошел Сварт, его раскрашенную морду и отливающие краснотой клыки ярко озарили языки пламени. В воздухе повисла гнетущая тишина. Равнодушно и непринужденно Сварт подмигнул двум бунтовщикам и потер лапы, грея их у костра.
— Солнце село, и похолодало. Что, Вилдаг, продрог? Иль, может, проголодался?
Капитан нутром почуял, что вот-вот стрясется неладное. Сальнохвост попятился назад.
Сварт продолжал говорить с несостоявшимися мятежниками тем же благовоспитанным тоном:
— Болтают, будто мы заплутали. Это ж какой предводитель позволил бы своему войску заблудиться, зная, что всего в двух днях пути отсюда есть широкая река со свежей водой, пища, фруктовые деревья? В этом вы убедитесь сами. — Он поднял мешок и обернулся к хорьку-капитану: — А ты, друг мой, думаю, был не прав, когда говорил, что я пью вино и ем жареную утку. Я ем только то, что есть у каждого из вас.
Из уст Вилдага сорвался стон, губы его задрожали. Сварт успокаивающе похлопал его по плечу:
— Старина Сварт ценит своих воинов. Я бы охотно разделил с тобой ужин, но, чтобы убедить тебя в моей преданности, отдам все целиком.
Дружески улыбаясь Вилдагу, он выудил мертвую ворону из мешка:
— Как видишь, это не жареная утка, но уж не обессудь. — И, вцепившись когтями в ухо Сальнохвоста, Сварт потянул его взглянуть на труп вороны. — Возьми это, дружок. А сам ты ничего не хочешь?
— Нет, господин, — жалобно взвыл Сальнохвост, — я не голоден!
Собравшиеся, мягко говоря, не отличались преданностью и, разобравшись, к чему клонит Сварт, стали посмеиваться. Размахивая перед носом крысы увечной лапой, Сварт твердо заявил:
— Я хочу, чтобы ты прямо сейчас скормил своему другу Вилдагу все это — мясо, кости, клюв, когти и перья. Все без остатка. Пусть Вилдаг знает, что я не только делю с ним свой ужин, но от чистого сердца отдаю весь целиком.
Не знавшие жалости разбойники разразились громом смеха, когда Вилдага поволокли, чтобы накормить жутким ужином. Взмахом лапы Сварт утихомирил их:
— А я иду к себе. И буду есть вместе с остальными дня через два или чуть раньше, если мы прибавим шагу. И знайте, я лично готов выслушать все ваши жалобы.
Предводитель скрылся во тьме, и еще долго не смолкал гул одобрения. Сварт ухмыльнулся. Войско вновь было на его стороне.
На следующее утро Сварт ожидал, пока свернут палатки и раздадут остаток продовольствия. Затем он обратился к воинам с речью. Легкий ветерок развевал знамя, барабаны били не умолкая до тех пор, пока вся армия не собралась наконец вокруг своего вождя. Сварт знал, что его власть держится на страхе. Он не стремился к привязанности и дружбе, на которые, по его разумению, были падки лишь слабаки. Уважение и преданность — вот что ему было нужно. А завоевываются они только страхом! И утром на глазах всего войска он доказал это.
Перепуганный до смерти Сальнохвост, оказавшись в окружении Твердозада и Марбула, припал к земле.
— Что-то не видать нигде капитана Вилдага. Куда он подевался? — спросил Сварт.
Вместо трепещущего от страха Сальнохвоста ответил Марбул:
— Вилдаг мертв, господин.
Морда Сварта исказилась в гримасе притворного сострадания и изумления.
— Мертв? Как же это? — осведомился он. Твердозад с презрением пнул в бок дрожащего Сальнохвоста:
— Этот безмозглый болван скормил ему мертвую ворону. Целиком — вместе с клювом, когтями и перьями. Бедняга Вилдаг подавился.
— Да неужто? — Сварт покачал головой, будто не верил своим ушам. — За убийство капитана Вилдага виновник жестоко заплатит!
Сальнохвост всхлипывающим голосом запротестовал:
— Но, господин, ты же сам велел мне накормить Вилдага этой птицей. Я лишь выполнил приказ.
Скованной металлом лапой Сварт осуждающе указал на несчастную крысу:
— Ты лжешь! Я не приказывал тебе убивать Вилдага, я просил лишь накормить его. За убийство полагается смертная казнь.
Взвизгнув, Сальнохвост пал ниц перед предводителем:
— Нет, повелитель, умоляю тебя! Пощади меня, Шестикогть!
Повернувшись к крысе спиной, Сварт кивком велел Твердозаду и Марбулу привести приказ в исполнение. Кинжалы убийц тотчас блеснули в лучах утреннего солнца. Сварт, не удостоив мертвую крысу взгляда, вновь обернулся к войску. Над могучей армией нависла гнетущая тишина.
С жестоким хладнокровием Сварт обратился к замершей от страха толпе:
— Сальнохвост получил урок. И Вилдаг тоже. Я все вижу, все знаю, все слышу! Взгляните на любого стоящего рядом с вами — он может быть моим осведомителем. Вы должны помнить это всегда. Не пытайтесь скрыть ваши мысли, лиса-прорицательница Темнуха прочитает их с закрытыми глазами. Слушайте вы, заморыши, жалкое отродье! Вы теперь все в моей власти до самой смерти! Криволап был властелином бесплодных восточных земель. Я же буду властелином всей страны. Если я прикажу идти, голодать, воевать, умирать — вы исполните все беспрекословно. Это касается каждого воина, а также жен и детей. Зарубите себе на носу: отставших не будет — либо держаться вместе со всеми, либо смерть.
Ударили барабаны, и войско двинулось в путь вдвое быстрее обычного. Колонну возглавлял Сварт, рядом с ним, указывая путь, шла Темнуха. По дороге усталые воины бросали тяжелую кухонную утварь и громоздкие вещи, лишь бы не оказаться позади колонны. Страшный урок был усвоен, и к имени Сварта с тех пор стали добавлять прозвище Беспощадный.
ГЛАВА 8
Высоко над клубами пыли, поднятой полчищами Сварта, там, куда не долетит ни камень, ни стрела, парили четыре вороны — четыре темных пятнышка в небе. Две птицы свернули на юг, а две другие продолжали следовать за войском. Подхваченная потоком горячего воздуха, первая пара ворон вскоре покинула безжизненную пустошь и к полудню добралась до холмистых плодородных земель. Там вороны приземлились в сосновой рощице.
Кракулат, вождь Вороньего Братства, сидел, как истукан, на сосновом пне. Он тосковал по своей матери, и никто не осмеливался приблизиться к нему. Вороны-разведчики остановились на почтительном расстоянии, выжидая, пока к ним доковыляет жена вождя, Костоклюва.
— Завтра, когда солнце поднимется высоко, здесь будет тьма хищников.
— Яаагаа! — обратилась Костоклюва к мужу. — Слыхал? Те, кто убил твою мать, направляются в наши края.
От гнева налившиеся кровью глаза Кракулата выкатились наружу, он вонзил когти в сосновый пень и, предвкушая расплату, огласил рощу хриплым криком:
— Завтра хищникам не поздоровится! Это сказал Кракулат!
Роща задрожала от карканья — сотни ворон подняли дикий гвалт. Кракулат, переливаясь великолепным иссиня-черным оперением, взмахнул воинственным клювом, словно готовился к предстоящему бою, и пронзительно крикнул:
— Каррраааа! Нашим птенцам будет чем поживиться на заре, когда солнце осветит останки тех, кто погубил мою мать!
Блик Булава увидел ворота Темного Леса. Он прилег отдохнуть, как вдруг окутанные туманом деревянные створки стали медленно, без единого скрипа отворяться. Блика неумолимо влекло туда, и он не хотел, был не в силах противиться; даже жгучая боль отступила перед необоримым желанием войти и отдохнуть в Темном Лесу. За распахнутыми воротами стояли два вооруженных до зубов барсука. У одного был меч, у другого — обоюдоострая алебарда. Вскоре к ним подошел третий. В простом одеянии и без оружия, он приветливо улыбнулся Блику.
— Мой маленький Блик, узнаешь меня? — спросил он.
Слезы хлынули из глаз Блика, и, улыбнувшись в ответ, он произнес:
— Отец!
— Да, сынок, это я, муж твоей матери Беллы. А эти барсуки — наши предки: Вепрь Боец, твой дед, и старик Броктри, твой прадед. Послушай их, они пришли сообщить тебе нечто важное.
Вепрь Боец и старый Броктри, преградив вход мечом и топором, заговорили в один голос:
— Тебе, владыка, сюда нельзя!
Печаль тяжело легла на сердце Блика. Он так хотел воссоединиться со своими родными, хотел, чтобы они его взяли с собой! Но он был беспомощен и одинок!
— Отчего мне нельзя войти, ведь я так устал и хочу спать? И почему вы называете меня владыкой? — осведомился он.
И вновь замогильным голосом барсуки протрубили:
— Прежде чем войти сюда, тебе предстоит прожить долгие годы. Не сдавайся, вставай, тебя ждет гора! Ей нужен владыка барсук.
На лужайке под ласковым солнышком резвились дети кротов и ежей. Не подозревая, как близок был Блик к смерти, они выдумали новую игру — спасение от гадюк. Малыши визжали, орали и носились что было сил.
Порывшись в кармане фартука, Мила Лингл достала несколько кусочков яблочного пирога и отдала их детям со словами:
— Наш барсук очень болен. Если вы будете вести себя тихо, он обязательно поправится.
Дети сели на травку и стали есть пирог, поглядывая друг на друга.
— Ты слишком громко жуешь, Гурмил!
— Разве я виноват, что мне попался такой шумный кусок?
— Урр, тогда рот… это самое… держи на замке!
— Тогда я не смогу говорить!
— Вот и хорошо, значит, будет тихо, урр!
В пещере завтракали овсяными лепешками с мятным чаем. Все ели молча, то и дело поглядывая на барсука. Он лежал на постели, сделанной из тростника и душистой сухой травы, в изголовье сидел Скарлет. Два дня и две ночи сокол не отходил от больного друга ни на шаг.
Сзади подошла Мила и осторожно потормошила Скарлета:
— Поешь немного, сокол, как бы нам не пришлось выхаживать и тебя. Скарлет покорно последовал совету ежихи и присоединился к общему столу.
Блик тихо застонал и попытался перевернуться. К нему тотчас подскочил Вязник и смочил горячий лоб примочкой из щавелевых листьев. Затем, поправив припарки, которые были приложены к ранам больного, он сказал:
— Надеюсь, он будет жить. Впервые вижу такого сильного зверя. Еще никто не выживал после укуса гадюки.
Только теперь, когда барсук мирно спал, все остальные могли сами вздремнуть. Уставшие взрослые и дети пригрелись под лучами утреннего солнца и заснули прямо на лужайке.
Однако Гурмил и Тирг спать целый день были не намерены. Они проснулись около полудня и, весело перешептываясь, прошмыгнули мимо взрослых в пещеру. Чуть позже к ним присоединились другие малыши.
Каждый из малышей хотел ухаживать за Бликом, и после недолгого спора было решено спеть любимую песенку героя.
Вдруг во сне Блик увидел, что Темный Лес куда-то исчез. Теперь барсук шел по залитым солнечным светом лугам и цветущим холмам. Он прилег под сенью огромного дуба и посмотрел на небо. На него легла чья-то тень, и он в удивлении раскрыл глаза: в жизни не видел он такой красоты. Перед ним стояла барсучиха, наделенная мудростью веков и безмятежностью тихого озера на рассвете. Сердце ему подсказало, что это Белла, его мать. В эту минуту он ощутил одновременно радость и печаль, жгучую тоску и успокоение. С нежной улыбкой барсучиха погладила его золоченую голову и запела:
— Эулалиааааааааа! Саламандастрон!
Слегка пошатываясь, барсук взял грабовую булаву и показался на солнечной лужайке. Из его огромных темных глаз ручьем катились слезы, но он улыбался. Отбросив в сторону булаву, он обеими лапами подхватил остолбеневших детей и еще раз выкрикнул:
— Саламандастрон!
Кракулат, вождь Вороньего Братства, сидел, как истукан, на сосновом пне. Он тосковал по своей матери, и никто не осмеливался приблизиться к нему. Вороны-разведчики остановились на почтительном расстоянии, выжидая, пока к ним доковыляет жена вождя, Костоклюва.
— Завтра, когда солнце поднимется высоко, здесь будет тьма хищников.
— Яаагаа! — обратилась Костоклюва к мужу. — Слыхал? Те, кто убил твою мать, направляются в наши края.
От гнева налившиеся кровью глаза Кракулата выкатились наружу, он вонзил когти в сосновый пень и, предвкушая расплату, огласил рощу хриплым криком:
— Завтра хищникам не поздоровится! Это сказал Кракулат!
Роща задрожала от карканья — сотни ворон подняли дикий гвалт. Кракулат, переливаясь великолепным иссиня-черным оперением, взмахнул воинственным клювом, словно готовился к предстоящему бою, и пронзительно крикнул:
— Каррраааа! Нашим птенцам будет чем поживиться на заре, когда солнце осветит останки тех, кто погубил мою мать!
Блик Булава увидел ворота Темного Леса. Он прилег отдохнуть, как вдруг окутанные туманом деревянные створки стали медленно, без единого скрипа отворяться. Блика неумолимо влекло туда, и он не хотел, был не в силах противиться; даже жгучая боль отступила перед необоримым желанием войти и отдохнуть в Темном Лесу. За распахнутыми воротами стояли два вооруженных до зубов барсука. У одного был меч, у другого — обоюдоострая алебарда. Вскоре к ним подошел третий. В простом одеянии и без оружия, он приветливо улыбнулся Блику.
— Мой маленький Блик, узнаешь меня? — спросил он.
Слезы хлынули из глаз Блика, и, улыбнувшись в ответ, он произнес:
— Отец!
— Да, сынок, это я, муж твоей матери Беллы. А эти барсуки — наши предки: Вепрь Боец, твой дед, и старик Броктри, твой прадед. Послушай их, они пришли сообщить тебе нечто важное.
Вепрь Боец и старый Броктри, преградив вход мечом и топором, заговорили в один голос:
— Тебе, владыка, сюда нельзя!
Печаль тяжело легла на сердце Блика. Он так хотел воссоединиться со своими родными, хотел, чтобы они его взяли с собой! Но он был беспомощен и одинок!
— Отчего мне нельзя войти, ведь я так устал и хочу спать? И почему вы называете меня владыкой? — осведомился он.
И вновь замогильным голосом барсуки протрубили:
— Прежде чем войти сюда, тебе предстоит прожить долгие годы. Не сдавайся, вставай, тебя ждет гора! Ей нужен владыка барсук.
На лужайке под ласковым солнышком резвились дети кротов и ежей. Не подозревая, как близок был Блик к смерти, они выдумали новую игру — спасение от гадюк. Малыши визжали, орали и носились что было сил.
Порывшись в кармане фартука, Мила Лингл достала несколько кусочков яблочного пирога и отдала их детям со словами:
— Наш барсук очень болен. Если вы будете вести себя тихо, он обязательно поправится.
Дети сели на травку и стали есть пирог, поглядывая друг на друга.
— Ты слишком громко жуешь, Гурмил!
— Разве я виноват, что мне попался такой шумный кусок?
— Урр, тогда рот… это самое… держи на замке!
— Тогда я не смогу говорить!
— Вот и хорошо, значит, будет тихо, урр!
В пещере завтракали овсяными лепешками с мятным чаем. Все ели молча, то и дело поглядывая на барсука. Он лежал на постели, сделанной из тростника и душистой сухой травы, в изголовье сидел Скарлет. Два дня и две ночи сокол не отходил от больного друга ни на шаг.
Сзади подошла Мила и осторожно потормошила Скарлета:
— Поешь немного, сокол, как бы нам не пришлось выхаживать и тебя. Скарлет покорно последовал совету ежихи и присоединился к общему столу.
Блик тихо застонал и попытался перевернуться. К нему тотчас подскочил Вязник и смочил горячий лоб примочкой из щавелевых листьев. Затем, поправив припарки, которые были приложены к ранам больного, он сказал:
— Надеюсь, он будет жить. Впервые вижу такого сильного зверя. Еще никто не выживал после укуса гадюки.
Только теперь, когда барсук мирно спал, все остальные могли сами вздремнуть. Уставшие взрослые и дети пригрелись под лучами утреннего солнца и заснули прямо на лужайке.
Однако Гурмил и Тирг спать целый день были не намерены. Они проснулись около полудня и, весело перешептываясь, прошмыгнули мимо взрослых в пещеру. Чуть позже к ним присоединились другие малыши.
Каждый из малышей хотел ухаживать за Бликом, и после недолгого спора было решено спеть любимую песенку героя.
Вдруг во сне Блик увидел, что Темный Лес куда-то исчез. Теперь барсук шел по залитым солнечным светом лугам и цветущим холмам. Он прилег под сенью огромного дуба и посмотрел на небо. На него легла чья-то тень, и он в удивлении раскрыл глаза: в жизни не видел он такой красоты. Перед ним стояла барсучиха, наделенная мудростью веков и безмятежностью тихого озера на рассвете. Сердце ему подсказало, что это Белла, его мать. В эту минуту он ощутил одновременно радость и печаль, жгучую тоску и успокоение. С нежной улыбкой барсучиха погладила его золоченую голову и запела:
— Саламандастрон, — докончил Блик песенку. Спящие на лужайке звери, будто перепуганные громом, разом проснулись, вскочили, как по сигналу, и, услышав доносившееся из пещеры дикое рычание, ощетинились. Скарлет, взвизгнув от испуга, стрелой взмыл в воздух; малыши, визжа, кубарем выкатились из пещеры, и тут во второй раз раздался оглушительный крик:
Жалко, в лапах не песок, что на юг и запад,
На подушке свет луны и далекий запах,
Жалко, на песке нет лап, чайки над прибоем,
Все уходят от меня, глазки мы закроем.
Пусть опасности грозят нам со всех сторон,
Гору дальнюю найдем…
— Эулалиааааааааа! Саламандастрон!
Слегка пошатываясь, барсук взял грабовую булаву и показался на солнечной лужайке. Из его огромных темных глаз ручьем катились слезы, но он улыбался. Отбросив в сторону булаву, он обеими лапами подхватил остолбеневших детей и еще раз выкрикнул:
— Саламандастрон!
ГЛАВА 9
В пещере допоздна ярко горел огонь — домашний праздник был в полном разгаре. Из котла разносился такой аромат тушеных овощей, что у всех текли слюнки и каждый мечтал съесть не одну и не две порции, а барсук — не меньше четырех-пяти. За стаканом клубничного вина Блик пересказывал свой сон снова и снова. Когда он стал повторять историю в очередной раз, Тори невольно улыбнулся:
— Блик, я не посмеиваюсь, а радуюсь за тебя. Ты видел своих предков, узнал, кто они и как их зовут. Теперь ты знаешь, откуда ты родом. Саламандастрон! Ну и названьице! Кто только такое выдумал?!
Постукивая богатырской лапой по столу, барсук принялся опять за свое:
— Я уже вам говорил, что, когда песенку запела мама, я сразу вспомнил про Саламандастрон.
Гурмил взобрался на стол и без приглашения стал уплетать летний пудинг из тарелки Блика:
— Ха-ха, твоя мама не знала бы слов песни, если бы мы ее не запели.
— Это верно, дружок. — Барсук погладил по мягким иголкам детскую голову. — Я бы не пришел в себя, если бы не вы, мои маленькие друзья.
Подд тщательно облизывала ложку:
— Урр, все-таки хорошо, что тебя… это самое… укусила змея!
Детская непосредственность слегка озадачила барсука, остальные же, оценив невинное замечание ребенка, попросту покатились со смеху. Отсмеявшись, старый Блун стукнул чашей по столу и запел любимую песню малышей:
— Итак, Блик, ты скоро нас покинешь? Барсук медленно кивнул своей золоченой головой:
— Да, Тори, я отправляюсь завтра за час до рассвета.
Скарлет спорхнул с выступа, на котором обычно любил сидеть:
— Завтра наступают осенние дни. Я ненадолго останусь здесь, с друзьями, пока не выстоится сыр. Время от времени я буду совершать разведывательные полеты и смотреть, не появился ли где Сварт Шестикогть, а также не упускать из виду тебя, Блик.
Блик на прощание слегка скользнул лапой по темно-фиолетовой спине Скарлета:
— О таком друге, как ты, мой сокол, можно только мечтать. — Голос барсука заметно дрожал.
Лули, стесняясь своих чувств, прикрыла лицо фартуком:
— Я… это самое… соберу тебе в дорогу поесть, чтобы не пришлось в пути голодать, и, глядишь, когда-нибудь вспомнишь о нас.
Растроганные прощанием Лули и Мила поспешно удалились. Блик протянул обе лапы Тори и Бруфу, и те крепко их пожали.
— Ну, теперь идите спать, — произнес Блик. — Я обещал, что не уйду не попрощавшись. Поэтому говорю вам до свидания, Тори Лингл и Бруф Дуббо.
Вытерев слезы, крот и еж отправились спать.
За час до рассвета Блик взял булаву, мешок с провизией и, не оглядываясь, тихо вышел; так начались его скитания в поисках заветной горы. Вдруг у выхода из пещеры он услышал какой-то шум. Прокравшийся к нему на цыпочках, Вязник держал лапу у губ, призывая к молчанию. Барсук понимающе кивнул, и они вместе скрылись в лесу, направляясь на юго-запад. Ни один лесной зверь не издал звука, пока они, пробираясь по кустам и подлеску, не дошли до небольшого холма. На востоке сквозь голубую дымку горизонта показались первые желто-лиловые лучи; лесные голуби и дрозды начинали возвещать о рассвете; зеленая, напоенная росой земля пребывала в сладостном умиротворении.
Вязник остановился и, схватив сильную лапу своего спутника, крепко ее стиснул:
— Дальше наши дороги расходятся. Я не хотел, чтобы ты покидал дом друзей в одиночестве.
Блик осторожно пожал лапу Вязника:
— Спасибо, друг мой, я тебе обязан жизнью. Но куда ты держишь путь? Какой тропой пойдешь?
Посмотрев назад, Вязник улыбнулся:
— Дни странствий для меня остались в прошлом. Я возвращаюсь в пещеру, где буду жить в мире и достатке с невинными семействами кротов и ежей. Мне думается, что мой опыт в некоторых делах им пригодится. Так что, Блик, будь спокоен, мы с соколом позаботимся о наших друзьях.
Барсук в знак признательности коснулся золотой отметины на челе:
— Ты добрый зверь. Ты облегчил мне сердце, сказав, что семьи Бруфа и Тори обрели защитника в твоем лице. Я чувствую, что мы еще встретимся. Если тебе будет нужна моя помощь, пошли за мной Скарлета. До свидания, Вязник.
— Блик, я не посмеиваюсь, а радуюсь за тебя. Ты видел своих предков, узнал, кто они и как их зовут. Теперь ты знаешь, откуда ты родом. Саламандастрон! Ну и названьице! Кто только такое выдумал?!
Постукивая богатырской лапой по столу, барсук принялся опять за свое:
— Я уже вам говорил, что, когда песенку запела мама, я сразу вспомнил про Саламандастрон.
Гурмил взобрался на стол и без приглашения стал уплетать летний пудинг из тарелки Блика:
— Ха-ха, твоя мама не знала бы слов песни, если бы мы ее не запели.
— Это верно, дружок. — Барсук погладил по мягким иголкам детскую голову. — Я бы не пришел в себя, если бы не вы, мои маленькие друзья.
Подд тщательно облизывала ложку:
— Урр, все-таки хорошо, что тебя… это самое… укусила змея!
Детская непосредственность слегка озадачила барсука, остальные же, оценив невинное замечание ребенка, попросту покатились со смеху. Отсмеявшись, старый Блун стукнул чашей по столу и запел любимую песню малышей:
Веселье с песнями и танцами продолжалось еще долго, пока детей не сморил сон и их не отправили в постель. Когда все стихло, Тори Лингл грустно произнес:
Знавал я когда-то обжору крота,
Он пищу не мог пропустить мимо рта,
Ужасны размеры его живота -
Не сыщешь таких в нашей чаще!
Еду непрерывно жевал толстобрюх,
От перееданья он дико опух,
По мимо не мог пропустить даже мух -
И все пожирал в нашей чаще.
Однажды лежал он, изжогой томим,
Из Темного Леса явились за ним,
И он оказался под небом чужим -
В ужасной той сумрачной чаще.
Но мертвый народ на него заорал:
«Обжора, ты паши Ворота сожрал!
Нам на дух не нужно таких объедал -
Обратно ступай в свою чащу!»
«Сожрал я немало плодов и корней, -
Крот молвил, — грибов, лопухов, ревеней,
Но ваших Ворот ничего нет вкусней -
И я ворочусь в вашу чащу!»
— Итак, Блик, ты скоро нас покинешь? Барсук медленно кивнул своей золоченой головой:
— Да, Тори, я отправляюсь завтра за час до рассвета.
Скарлет спорхнул с выступа, на котором обычно любил сидеть:
— Завтра наступают осенние дни. Я ненадолго останусь здесь, с друзьями, пока не выстоится сыр. Время от времени я буду совершать разведывательные полеты и смотреть, не появился ли где Сварт Шестикогть, а также не упускать из виду тебя, Блик.
Блик на прощание слегка скользнул лапой по темно-фиолетовой спине Скарлета:
— О таком друге, как ты, мой сокол, можно только мечтать. — Голос барсука заметно дрожал.
Лули, стесняясь своих чувств, прикрыла лицо фартуком:
— Я… это самое… соберу тебе в дорогу поесть, чтобы не пришлось в пути голодать, и, глядишь, когда-нибудь вспомнишь о нас.
Растроганные прощанием Лули и Мила поспешно удалились. Блик протянул обе лапы Тори и Бруфу, и те крепко их пожали.
— Ну, теперь идите спать, — произнес Блик. — Я обещал, что не уйду не попрощавшись. Поэтому говорю вам до свидания, Тори Лингл и Бруф Дуббо.
Вытерев слезы, крот и еж отправились спать.
За час до рассвета Блик взял булаву, мешок с провизией и, не оглядываясь, тихо вышел; так начались его скитания в поисках заветной горы. Вдруг у выхода из пещеры он услышал какой-то шум. Прокравшийся к нему на цыпочках, Вязник держал лапу у губ, призывая к молчанию. Барсук понимающе кивнул, и они вместе скрылись в лесу, направляясь на юго-запад. Ни один лесной зверь не издал звука, пока они, пробираясь по кустам и подлеску, не дошли до небольшого холма. На востоке сквозь голубую дымку горизонта показались первые желто-лиловые лучи; лесные голуби и дрозды начинали возвещать о рассвете; зеленая, напоенная росой земля пребывала в сладостном умиротворении.
Вязник остановился и, схватив сильную лапу своего спутника, крепко ее стиснул:
— Дальше наши дороги расходятся. Я не хотел, чтобы ты покидал дом друзей в одиночестве.
Блик осторожно пожал лапу Вязника:
— Спасибо, друг мой, я тебе обязан жизнью. Но куда ты держишь путь? Какой тропой пойдешь?
Посмотрев назад, Вязник улыбнулся:
— Дни странствий для меня остались в прошлом. Я возвращаюсь в пещеру, где буду жить в мире и достатке с невинными семействами кротов и ежей. Мне думается, что мой опыт в некоторых делах им пригодится. Так что, Блик, будь спокоен, мы с соколом позаботимся о наших друзьях.
Барсук в знак признательности коснулся золотой отметины на челе:
— Ты добрый зверь. Ты облегчил мне сердце, сказав, что семьи Бруфа и Тори обрели защитника в твоем лице. Я чувствую, что мы еще встретимся. Если тебе будет нужна моя помощь, пошли за мной Скарлета. До свидания, Вязник.