– Вы отослали ее?
   – Ей некуда идти. Я поручил ее сестре Матильде, распорядившись положить ее в западном крыле и обеспечить достаточное количество опиума, чтобы она не задумывалась о том, что ей предстоит. Слава Богу, замок достаточно велик, чтобы разместить в нем половину умирающих во всей Англии.
   – Так что насчет вашего отца, – напомнил Прафрок, явно пытаясь отвлечь его от выпивки, – и брака?
   Пирс снова налил себе виски, на этот раз меньше. Он не собирался напиваться, зная от своих пациентов, что при злоупотреблении спиртным оно перестает заглушать боль.
   – Насчет брака? – послушно отозвался он. – Самое время. Моя мать оставила его двадцать лет назад, если это можно так назвать. Так или иначе, но дражайшая маман благополучно живет на континенте, и его светлость мог бы снова жениться. Тем более что добиться развода было совсем непросто, и, кажется, это стоило ему небольшого состояния. Ему следовало рыхлить борозду, когда его семена еще были способны давать всходы.
   – Ваш отец не собирается жениться, – сказал Прафрок. Что-то в его тоне заставило Пирса поднять голову.
   – Ты это серьезно?
   Дворецкий кивнул.
   – По-моему, его светлость воспринимает вас – и ваш брак – как вызов. Возможно, все дело в том, что вы предъявили слишком много требований. Это подстегнуло его решимость. Раззадорило, так сказать.
   – Ну и пусть. Он никогда не найдет подходящую особу. Особенно учитывая мою репутацию.
   – Ваш титул перевесит любую репутацию, – возразил Прафрок. – Не говоря уже о таком пустячке, как состояние вашего отца.
   – Пожалуй, ты прав. – Пирс решил, что ему не помешает еще одна порция бренди. – Но как насчет моего увечья?
   – Сомневаюсь, что найдется много юных дам, которые сочтут это непреодолимым препятствием, – сказал Прафрок. – А вот ваш характер…
   – Чтоб ты провалился, – отозвался Пирс, но без особого пыла.

Глава 3

   Не успела Линнет перешагнуть порог гостиной, как ее отец застонал.
   – Я отверг три брачных предложения, сделанных тебе в прошлом месяце, только для того, чтобы убедиться, что ты их больше не дождешься. Проклятие, я и сам бы не поверил, что ты девица. Ты выглядишь как на четвертом, если не на пятом месяце.
   Линнет рухнула в кресло, так что ее юбки взметнулись как белое облако, прежде чем осесть вокруг ее коленей.
   – Тем не менее я не беременна, – заявила она, начиная чувствовать себя так, словно и вправду ждет ребенка.
   – Воспитанные дамы не употребляют этого слова, – одернул ее отец. – Неужели твоя гувернантка ничему тебя не научила? – Он взмахнул моноклем, чтобы лучше донести свою мысль. – Полагается говорить о деликатном положении, а не о беременности. Это грубое слово. Удовольствие от принадлежности к нашему сословию в том и состоит, что мы можем позволить себе не замечать обыденные, низменные…
   Линнет перестала слушать. Ее отец, облаченный в голубой камзол с серебряными пуговицами, инкрустированными слоновой костью, и пышный галстук, являл собой образец элегантности. Ему не составляло труда не замечать прозу жизни, но ей это никогда не удавалось.
   Звон дверного колокольчика прервал ее размышления, и Линнет вопреки здравому смыслу устремила полный надежды взгляд на дворецкого, когда тот вошел, чтобы объявить о посетителе. Наверняка принц Август передумал. Как он может сидеть в своем замке, зная, что она отвергнута обществом? Должно быть, до него дошли слухи о катастрофических событиях на балу. Никто не сказал ей ни слова после того, как он уехал.
   Правда, принц удалился, когда новость уже распространилась по бальному залу. Он вышел со своими приятелями, даже не оглянувшись на нее… И после этого все до единого, кто присутствовал при этой сцене, отвернулись от нее. Очевидно, все только и ждали его реакции на сообщение, что она ждет ребенка.
   Тем не менее он был единственным, кто мог с уверенностью утверждать, что это вздор. Во всяком случае, он знал, что ребенок не его. Может, поэтому он и порвал с ней так резко? Возможно, он поверил во все эти сплетни и решил, что она беременна от другого мужчины.
   И дал ей поворот от ворот посреди бального зала.
   Посетительницей оказалась тетка Линнет, леди Этеридж, известная своим близким как Зенобия. Это имя она выбрала себе сама, решив в юности, что Гортензия не соответствует ее личности.
   – Я знала, что это добром не кончится, – заявила она, едва переступив порог гостиной, и уронила свои перчатки на пол, вместо того чтобы вручить их лакею, стоявшему рядом.
   Зенобия обожала драмы и, выпив лишнего, имела склонность рассказывать за обеденным столом, что она сыграла бы леди Макбет лучше, чем Сара Сиддонс[2].
   – Я тысячу раз говорила тебе, Корнелиус, что эта девушка слишком хороша для ее собственного блага. И была права. Вот она в интересном положении, и весь Лондон, кроме меня, в курсе событий.
   – Я не… – начала Линнет.
   Но ее слабый протест заглушил голос отца, который предпочел уйти от ответа, перейдя в наступление:
   – Моя дочь не виновата в том, что пошла в свою мать.
   – Моя сестра была чиста, как свежевыпавший снег! – парировала Зенобия.
   Схватка набирала силу, и прекратить ее не представлялось возможным.
   – Может, моя жена и была холодной, как снег, – видит Бог, я знаю, о чем говорю, – но она становилась достаточно пылкой, когда хотела. Все мы знаем, как быстро Ледяная Дева могла разогреться, особенно в окружении королевских особ, если уж на то пошло.
   – Розалин заслуживала короля! – выкрикнула Зенобия, проследовав внутрь и остановившись посередине комнаты с таким видом, будто собиралась выпустить стрелу из лука. Линнет узнала эту позу: то же самое проделала неделю назад миссис Сиддонс на сцене «Ковент-Гардена», когда Дездемона отрицала жестокие обвинения Отелло в неверности.
   Впрочем, ее бедному отцу было далеко до грозного Отелло. Ее дорогая матушка постоянно изменяла ему, и он знал об этом. Как и тетя Зенобия, хотя та предпочитала изображать неведение.
   – Право, не вижу смысла спорить на эту тему, – попробовала вмешаться Линнет. – Мама уже несколько лет как умерла, и ее слабость к королевским особам не имеет никакого отношения к обсуждаемому вопросу.
   Зенобия бросила на нее укоряющий взгляд.
   – Я всегда буду защищать твою мать, хотя она уже в могиле.
   Линнет уныло сгорбилась в своем углу. Что верно, то верно, ее матери уже нет в живых. И, честно говоря, она больше тоскует по ней, чем Зенобия, учитывая, что сестры ссорились при каждой встрече. В основном, признаться, из-за мужчин. Хотя, к чести ее тетки, Зенобия не была такой вертихвосткой, как ее покойная мать.
   – Вся беда в красоте, – посетовал ее отец. – Она ударила Линнет в голову точно так же, как это было с Розалин.
   Моя жена считала, что красота дает ей право на все, чего бы она ни пожелала…
   – Розалин никогда не совершала ничего неподобающего! – перебила его Зенобия.
   – Она постоянно искушала судьбу, рискуя своим добрым именем, – продолжил отец, повысив голос. – А теперь дочь пошла по ее стопам, и что мы имеем? Ее репутация погибла!
   Зенобия открыла рот, а затем закрыла, ничего не сказав. Наступило молчание.
   – Что толку спорить о Розалин? – сказала она наконец, поправив прическу. – Мы должны сосредоточиться на Линнет. Встань, дорогая!
   Линнет встала.
   – Пять месяцев, не меньше, – констатировала Зенобия. – Не представляю, как тебе удалось утаить это от меня. Я была шокирована не меньше других прошлым вечером. Графиня Дерби говорила со мной резким тоном, полагая, что я покрывала твои шашни. Мне пришлось признаться, что я ничего не знала, хотя сомневаюсь, что она поверила мне.
   – Я не жду ребенка, – отчеканивая каждое слово, произнесла Линнет.
   – Она твердит об этом со вчерашнего дня, – вздохнул ее отец. – И я бы не сказал, что утром она выглядела как беременная. – Он уставился на ее талию. – А сейчас выглядит.
   Линнет прижала юбки, начинавшиеся под грудью, к животу.
   – Видите? Я не беременна. Это сборки.
   – Дорогая, ты еще успеешь рассказать нам все подробности, – сказала Зенобия, вытащив из сумки зеркальце и разглядывая свое лицо. – А сейчас ты должна понять, что это никуда не денется. И такими темпами ты скоро станешь огромной, как дом. Лично я уехала в деревню, как только моя талия чуточку располнела.
   – Что же нам делать? – простонал отец Линнет, рухнув в кресло.
   – Тут уж ничего не поделаешь, – произнесла Зенобия, припудривая нос. – Никому не нужен кукушонок в своем гнезде. Тебе придется отослать ее за границу и позаботиться о том, чтобы она окрутила там какого-нибудь простака, когда все неприятности закончатся, конечно. И лучше удвоить ее приданое. К счастью, она наследница. Наверняка кто-нибудь найдется.
   Она опустила пуховку и погрозила Линнет пальцем.
   – Твоя мать была бы очень разочарована, дорогая. Неужели она тебя ничему не научила?
   – Тебя послушать, так Розалин следовало научить дочь распутному образу жизни, который она вела сама, – заметил лорд Сандон.
   – Я не спала с принцем, – произнесла Линнет, стараясь говорить громко и ясно, насколько это было возможно. – Хотя могла. И возможно, он счел бы себя обязанным жениться на мне. Но я не спала.
   Отец застонал, уронив голову на спинку кресла.
   – Будем считать, что я этого не слышала, – сузила глаза Зенобия. – Королевская кровь по крайней мере служит некоторым оправданием. Если отец ребенка ниже рангом, чем герцог, я не желаю даже слышать об этом.
   – Я не… – снова попыталась Линнет.
   Тетка остановила ее резким жестом.
   – Я только что сообразила, Корнелиус, что это может быть спасением для нас. – Она повернулась к Линнет. – Скажи, кто отец ребенка, и твой отец потребует, чтобы он женился на тебе. Никто ниже рангом, чем принц, не посмеет отказать ему.
   Не дожидаясь ответа, она повернулась к своему деверю.
   – Возможно, тебе придется драться на дуэли, Корнелиус. Надеюсь, у тебя есть пистолеты? Помнится, ты угрожал однажды лорду Биллетсфорду, что вызовешь его на дуэль.
   – Застав его в постели с Розалин, – спокойно ответил виконт. – На новой кровати. Мы ее только что купили.
   – У моей сестры была страстная натура, – произнесла Зенобия.
   – Мне показалось, ты только что говорила, что она была чиста, как снег, – ворчливо отозвался виконт.
   – Ни один из них не коснулся ее души! Она умерла, не уронив своего достоинства.
   Поскольку никто не стал оспаривать это утверждение, Зенобия продолжила:
   – В любом случае тебе лучше достать свои пистолеты, Корнелиус, и убедиться, что они не заржавели. Возможно, тебе придется пригрозить, что ты пристрелишь этого типа. Хотя, думаю, если ты удвоишь приданое, все устроится достаточно быстро.
   – Пристреливать некого, – сказала Линнет.
   Зенобия фыркнула.
   – Только не надо рассказывать мне про непорочное зачатие, дорогая. Не представляю, как эта байка могла сработать тогда, в Иерусалиме. Каждый раз, когда священник произносит рождественскую проповедь, я не могу не думать, что бедняжке пришлось потрудиться, чтобы заставить людей поверить.
   – Не понимаю, зачем ты впутываешь в этот разговор Священное Писание, – отозвался виконт. – Мы говорим о принцах, а не богах.
   Линнет застонала.
   – В этом платье я выгляжу толстой.
   Зенобия опустилась в кресло.
   – Хочешь сказать, что не ждешь ребенка?
   – Именно. Я не спала с принцем, я вообще ни с кем не спала.
   Последовала скорбная пауза, пока правда доходила до сознания ее тетки.
   – Милостивый Боже, твоя репутация погублена, а ты даже не вкусила запретный плод, – сказала она наконец. – Более того, даже демонстрация твоей талии во всей красе не спасет положения. Все просто решат, что ты избавилась от проблемы.
   – После того как принц отказался жениться на ней, – добавил виконт с мрачным видом, – я бы и сам так подумал, учитывая обстоятельства.
   – Это несправедливо, – возмутилась Линнет. – Исходя из маминой… репутации, все, естественно, ожидали, что я буду вести себя легкомысленно…
   – Это еще мягко сказано, – вставил лорд Сандон. – Все лишь подозревали, что ты вела себя неприлично, а теперь все в этом уверены. Пусть даже это не соответствует действительности.
   – Все дело в красоте, – заявила Зенобия, приосанившись. – Все женщины в нашей семье страдают от этого проклятия. Взять хотя бы дорогую Розалин. Умереть такой молодой!..
   – Я бы не сказал, что ты страдаешь от этого, – грубо заметил виконт.
   – Страдаю, – возразила Зенобия. – Знаешь, я могла бы стать украшением сцены. Как и Розалин. Полагаю, именно поэтому она была такой…
   – Какой? – поинтересовался виконт.
   – Неотразимой.
   Отец Линнет фыркнул.
   – Скорее безотказной.
   – Она считала, что может выйти за лучшего мужчину в стране, – продолжила Зенобия, проигнорировав его реплику. – Эта мечта, как видишь, поймала и нашу дорогую Линнет в свои сети, и теперь ее репутация погублена.
   – Розалин не могла выйти замуж за лучшего мужчину в стране, – возразил виконт. – Это запрещено законом о монархических браках. – Он ткнул пальцем в Линнет. – О чем только ты думала, затевая шашни с Августом? Ради Бога, все знают, что пару лет назад он женился на немке. Кажется, в Риме. Пришлось самому королю вмешаться, чтобы аннулировать этот брак.
   – Я ничего не знала об этом до вчерашнего вечера, – призналась Линнет. – Когда принц рассказал мне об этом.
   – Никто не рассказывает девушкам подобные вещи, – отмахнулась Зенобия. – Если ты так беспокоился о ней, Корнелиус, то почему не посещал вечеринки, чтобы присмотреть за ней лично?
   – Потому что я был занят! И я нашел компаньонку для Линнет, поскольку ты слишком ленива, чтобы заняться этим самой. Миссис Хатчинс – вполне респектабельная особа и, казалось, понимает, в чем состоят ее обязанности. Кстати, где эта женщина? Она заверила меня, что будет оберегать наше имя.
   – Она отказалась спуститься вниз.
   – Боится отвечать за свои промахи, – проворчал виконт. – А где твоя гувернантка? Я тысячу раз говорил ей, что ты должна быть вдвое добродетельнее, чем любая другая девица на выданье, чтобы исправить урон, нанесенный твоей матерью.
   – Миссис Флэксайд обиделась прошлым вечером, когда ты назвал ее рукой Сатаны и обвинил в том, что я превратилась в потаскушку.
   – Я выпил пару бокалов, – признал ее отец, ничуть не раскаявшись. – Так сказать, утопил свое горе в вине, после того как мне бросили в лицо – в лицо! – что моя дочь пустилась во все тяжкие.
   – Она отбыла спустя час, – продолжила Линнет. – И вряд ли вернется. Тинкл говорит, что она прихватила с собой немало столового серебра.
   – Никогда не следует злить приближенных слуг, – заметила Зенобия, – потому что они отлично знают, где хранятся ценности. И, что более важно, твоя гувернантка наверняка знала о любовных письмах, которые этот королевский отпрыск мог присылать тебе.
   – Он никогда не присылал мне любовных писем, если уж на то пошло. Но однажды утром он бросил в окно моей спальни горсть клубники. Миссис Флэксайд сказала, что никто не должен об этом знать.
   – И теперь она сбежала и трезвонит об этом по всему городу, – подытожила Зенобия. – Ты и вправду болван, Корнелиус. Тебе следовало тут же заплатить ей пятьсот фунтов и отправить прямиком в Суффолк. А не позволять ей распускать сплетни, превращая горсть клубники в целую плантацию. С ее подачи все решат, что Линнет ожидает двойню.
   Вряд ли ее гувернантка упустит такой шанс, подумала Линнет. Они всегда недолюбливали друг друга. По правде говоря, она редко нравилась женщинам. С тех пор как она дебютировала в свете четыре месяца назад, она часто видела, как другие девушки сбиваются в стайки и хихикают, прикрываясь ладошками. Но ни одна из них ни разу не посвятила Линнет в их шутки.
   Зенобия потянулась к шнуру колокольчика и дернула.
   – Ты бы мог предложить мне чаю, Корнелиус. Возможно, жизнь Линнет круто изменилась, но нам по-прежнему нужно есть.
   – Я погиб, а ты хочешь чаю? – простонал виконт.
   Тинкл открыл дверь так быстро, что Линнет догадалась: он подслушивал, хотя и не особенно удивилась.
   – Подайте нам чай и что-нибудь перекусить, – распорядилась ее тетка. – Только что-нибудь легкое.
   Тинкл озадаченно нахмурился.
   – Огурцы, салат, что-нибудь в этом роде, – нетерпеливо добавила Зенобия. Когда за дворецким закрылась дверь, она указала на бюст Линнет. – С этим нужно что-то делать. Не скажу, что ты пухленькая, дорогая, но и на бесплотный дух не похожа.
   Линнет снова сосчитала до пяти.
   – У меня такая же фигура, как у мамы. И как у тебя.
   – Искушение для Сатаны, – буркнул ее отец. – Неприлично так обнажаться.
   – Не преувеличивай мое везение, – отозвалась Линнет. – Я искусила принца, но Князь Тьмы не появлялся.
   – Август не тянет даже на мелкого беса, – заметила ее тетка скептическим тоном. – Если подумать, то неудивительно, что ему не удалось тебя соблазнить. Он вообще-то бесхарактерный.
   – Не должно быть фасонов, в которых юные девушки выглядят как матроны, ожидающие ребенка, – сказал лорд Сандон. – А если есть, то я не желаю участвовать в этом. В том смысле, что я не стал бы их носить, будь я женщиной.
   – С каждым годом ты становишься все глупее! – фыркнула Зенобия. – Не понимаю, как моя сестра согласилась выйти за тебя замуж?
   – Мама любила папу, – заявила Линнет со всей твердостью, на которую была способна.
   Она стояла на этом с того вечера, когда застала свою мать с другим джентльменом в весьма интимной обстановке. «Я люблю твоего отца, – сказала Розалин. – Но, дорогая, таким женщинам, какя, любви недостаточно. Мне нужно поклонение, стихи, цветы, драгоценности… не говоря уже о том, что у Франсуа фигура, как у греческого бога, и оснастка, как у жеребца. – Линнет непонимающе моргнула, и ее мать добавила: – Не важно. Я объясню тебе позже, когда ты немного повзрослеешь».
   Она так и не вернулась к этой теме, но Линнет каким-то образом удалось достаточно просветиться, чтобы понять, что привлекало ее мать в мужчинах.
   Отец бросил на нее острый взгляд.
   – Розалин любила меня так же, как Август тебя. Короче: недостаточно.
   – Ради Бога! – вскричала Зенобия. – Зато этого достаточно, чтобы довести меня до депрессии! Неужели нельзя оставить бедную Розалин в покое? Я начинаю проклинать тот день, когда она решила принять твое предложение.
   – Я не виноват, что это все всплыло в памяти, – отозвался виконт с мрачным видом. – Линнет пошла в свою мать.
   – Это несправедливо, – заявила Линнет. – Я была образцом добродетели весь этот сезон.
   Лорд Сандон нахмурился.
   – Просто в тебе есть нечто такое…
   – Ты кажешься игривой, – сказала ее тетка не без сочувствия. – Помоги Боже Розалин, но это все ее вина. Она передала это тебе. Эту ямочку на щеке, эти искорки в глазах, эту улыбку. Ты выглядишь как ветреница.
   – Ветреница проводила бы время куда веселее, чем я, – возразила Линнет. – Я вела себя не менее скромно, чем любая другая девушка в свете. Можешь спросить миссис Хатчинс.
   – Это действительно кажется несправедливым, – согласилась Зенобия. Золотистая капелька меда повисла на ее булочке, прежде чем упасть на бледно-сиреневый шелк ее утреннего платья.
   – Надеюсь, ты заверила графиню, что я никогда не оставалась наедине с Августом, – сказала Линнет.
   – С какой стати? – поинтересовалась Зенобия. – Я же не в курсе твоих похождений. И была так же шокирована, как графиня.
   Линнет застонала.
   – Я могла бы раздеться догола в «Олмаке»[3], и все равно никто бы не поверил, что я не жду ребенка, какой бы тонкой ни была моя талия. Ты практически подтвердила, что я в положении, тетя Зенобия. А папа уволил миссис Флэксайд, и можно не сомневаться, что теперь она перемывает мои кости по всему Лондону. Мне и вправду придется жить за границей или в какой-нибудь глуши.
   – Ты могла бы поехать во Францию, – ободряюще сказала Зенобия, – если бы не эта нелепая война. Французы очень влюбчивы. Но у меня есть другая идея.
   Линнет даже не стала уточнять, какая именно, но ее отец устало поинтересовался:
   – Что за идея?
   – Не что, а кто.
   – И кто это?
   – Йелвертон, наследник Уиндбэнка.
   – Какого еще Уиндбэнка? Ты имеешь в виду Йоннингтона? Уолтера Йоннингтона? Если сын похож на своего отца, я не позволю Линнет приблизиться к нему на пушечный выстрел, даже если она ждет ребенка.
   – Как это мило с твоей стороны, папа, – промолвила Линнет, взяв с подноса булочку.
   – Тебе надо худеть, дорогая. Не забывай об этом, – сказала Зенобия.
   Линнет стиснула зубы и намазала булочку маслом.
   Зенобия вздохнула.
   – Титул герцога Уиндбэнка принадлежит Йелвертонам, Корнелиус. Право, не представляю, как ты ориентируешься в палате лордов, имея столь поверхностные знания об аристократии.
   – Я знаю то, что мне нужно знать! – огрызнулся виконт. – И не забиваю себе голову тем, что меня не интересует. Если ты имеешь в виду Уиндбэнка, почему бы не сказать об этом прямо?
   – Я имею в виду его сына, – пояснила Зенобия. – У него довольно необычное имя. Дайте подумать… А, вспомнила, Пирс.
   – Похоже на пристань, – заметил лорд Сандон.
   – Миссис Хатчинс назвала меня парусником сегодня утром, – заметила Линнет. – Возможно, пристань – это то, что мне нужно.
   Зенобия покачала головой:
   – Вот из-за таких реплик ты и оказалась в нынешней ситуации, Линнет. Я тысячу раз говорила тебе, что твое остроумие не доведет тебя до добра. Люди благоволят к красивым девушкам, но они ждут от них соответствующего поведения. Истинная леди должна быть милой, кроткой и утонченной.
   – Ты прекрасно обходишься без этого, – парировала Линнет.
   – Я замужем, – отрезала Зенобия. – Во всяком случае, была, пока Этеридж не отошел в лучший мир. Мне не нужно изображать из себя милую и кроткую особу. В отличие от тебя. Ты бы лучше поработала над своими манерами, прежде чем отправиться в Уэльс, чтобы познакомиться с Йелвертоном. Он сейчас носит титул графа Марчента. Или Мосфорда? Не помню. Я никогда с ним не встречалась.
   – Я тоже, – сказал лорд Сандон. – Ты пытаешься выдать Линнет за этого юношу, Зенобия? Ничего не выйдет.
   – Он не юноша. Ему, должно быть, за тридцать. Тридцать пять по меньшей мере. Неужели ты не помнишь разговоры, которые ходили о нем, Корнелиус?
   – Я не обращаю внимания на разговоры, – натянуто отозвался виконт. – Это был единственный способ выжить под одной крышей с твоей сестрой.
   – Тебе просто необходимо что-то сделать, чтобы излечиться от своей хандры, – заметила Зенобия, положив булочку. – Ты позволяешь желчи отравлять своей организм, Корнелиус, а это очень вредно. Розалин умерла. Дай ей упокоиться в мире.
   Линнет решила, что пришло время вмешаться в разговор.
   – Тетя Зенобия, почему вы считаете, что герцога заинтересует брак его сына со мной? Если, конечно, вы это имели в виду?
   – Он в отчаянии, – заявила та. – Я слышала это от миссис Нембл. Она близкая подруга леди Граймз, а та, как ты знаешь, замужем за сводным братом Уиндбэнка.
   – Я этого не знал, – буркнул виконт. – И знать не хочу. Но почему Уиндбэнк в отчаянии? Его сын страдает слабоумием? Не могу припомнить, чтобы я видел каких-либо сыновей в палате лордов.
   – Не слабоумием, – отозвалась Зенобия торжествующим тоном. – Еще лучше!
   Последовало короткое молчание, пока Линнет и ее отец размышляли о том, что бы это могло значить.
   – У него кое-чего не хватает, – пояснила Зенобия.
   – Кое-чего? – переспросил виконт.
   – Сущего пустяка, – добавила Зенобия.
   – Пальца? – рискнула предположить Линнет.
   – Ради Бога, – сказала Зенобия, слизывая мед с пальцев. – И почему в этом доме мне постоянно приходится все растолковывать? В юности он пострадал во время несчастного случая и теперь ходит с тростью. Короче, он импотент, если называть вещи своими именами. Так что наследника нет и не предвидится.
   – Предположим, в данном конкретном случае, – заметил виконт с явным удовлетворением, – камень вовсе не камень.
   – Импотент? – переспросила Линнет. – А что это значит?
   Повисла пауза, пока два ее ближайших родственника изучали ее так пристально, как если бы она была редким жучком, которого они обнаружили на своем ковре.
   – Ты завела этот разговор, ты и объясняй, – сказал наконец ее отец, обращаясь к Зенобии.
   – Не в твоем присутствии, – заявила та.
   Линнет молча ждала.
   – Он не может зачать ребенка, – сказала Зенобия. – Это все, что тебе нужно знать на данный момент, – добавила она.
   Линнет сопоставила этот факт с репликами, которые делала ее мать на протяжении многих лет, и обнаружила, что она не имеет никакого желания расспрашивать дальше.
   – Чем это лучше слабоумия? – поинтересовалась она. – В муже, я хочу сказать.
   – Слабоумие означает, что у него текла бы слюна за обеденным столом и бог знает что еще, – объяснила Зенобия.
   – Ты говоришь о Звере! – воскликнул вдруг лорд Сандон. – Конечно, я слышал о нем. Просто не сообразил сразу.
   – Марчент никакой не зверь, – фыркнула Зенобия. – Это гнусные сплетни, Корнелиус, а я полагала, что ты выше их.
   – Предположим, так его называют все, – сказал виконт. – У этого парня невыносимый характер. Блестящий врач – по крайней мере так говорят, – но дьявольский нрав.