Джеймс Питер. Убийственно жив

   – Вы договаривались с мисс Мори? – резко и несколько агрессивно спросила Мария.
   – Нет. Я только сегодня пришел в этот район. Мне понадобится всего пара минут, если вы мне покажете, где стоят счетчики.
   Она поколебалась в нерешительности. Вид у него вполне нормальный, идентификационная карточка с фотографией… Во время ее работы в разных домах часто появлялись люди, снимавшие со счетчиков показания. Но ей строго наказывали в дом никого не впускать. Может быть, позвонить мисс Мори и спросить? Хотя вряд ли стоит отвлекать ее от серьезной работы из-за человека, который должен только взглянуть на счетчик.
   – Покажите еще раз удостоверение.
   Мужчина снова предъявил карточку. Мария не совсем освоила английский, но узнала его на фотографии и увидела надпись: «Контролер». Убедительно, официально.
   – Ну ладно, – решила она.
   Тем не менее, опасаясь его, прошла вперед, оставив открытой парадную дверь. Прошагав по площадке, поднялась на две ступеньки на кухню, ни на секунду не выпуская мужчину из поля зрения.
   Ее деньги лежали на прямоугольном сосновом столе под керамической вазой для фруктов. Рядом Клио оставила записку с указаниями, что надо нынче сделать в доме. Мария поспешно сгребла две бумажки в двадцать фунтов и сунула в сумку. Потом указала на левую стену, где стоял огромный серебристый холодильник.
   – По-моему, счетчик там, – сказала она, впервые обратив внимание на забинтованную руку мужчины.
   – Круто! – воскликнул он, видя, как ее глаза на секунду расширились. – Вы даже не представляете, где у людей расположены счетчики! Я постоянно рискую жизнью. – Он улыбнулся. – Не возражаете, если встану на стул?
   Мария подвинула деревянный кухонный стул, мужчина ее поблагодарил, наклонился, снял обувь, глядя вовсе не на счетчик, а на уборщицу, положившую связку ключей на стол, напряженно раздумывая, как бы ее отвлечь и выставить с кухни. И тут зазвонил ее мобильный телефон.
   Он проследил, как женщина вытащила из сумочки маленькую зеленую трубку «Нокия», взглянула на дисплей, с явной дрожью в голосе сказала:
   – Даника? – а потом торопливо заговорила на незнакомом ему языке. Через несколько секунд и без того напряженный разговор стал резче.
   Женщина зашагала по кухне, все больше повышая голос, вышла на верхнюю ступень лестницы, ведущей к жилым комнатам, и там уже перешла на крик.
   Она меньше чем на минуту потеряла его из виду, но этого было вполне достаточно, чтобы схватить ключ, вдавить его в баночку с воском, спрятанную в ладони, и положить обратно на стол.

72

   Мэллинг-Хаус, где сидело начальство, находился в пятнадцати минутах езды от офиса Грейса и представлял собой хаотичный комплекс построек на окраине Льюиса, главного города Восточного Суссекса, откуда осуществлялось административное руководство действиями пяти тысяч офицеров и служащих суссекской полиции.
   Особенно выделялись два здания. В одном, трехэтажном, стеклянно-кирпичном, футуристическом, располагался штаб управления, бюро регистрации и раскрытия преступлений, а также компьютерный центр. Другое – импозантный особняк из красного кирпича в стиле королевы Анны, давно внесенный в список самых значительных памятников архитектуры, сохраняющихся в прекрасном состоянии, – дало название самому штабу. Мэллинг-Хаус гордо стоит средь убогих расползающихся во все стороны автомобильных стоянок и одноэтажных панельных построек. Есть здесь и одно темное здание без окон, с высоченной трубой, которое всегда напоминало Грейсу ткацкую фабрику в Йоркшире, высокомерно высившуюся в сторонке. В этом особняке находятся офисы высшего начальства и его заместителей, в том числе Элисон Воспер, а также располагается вспомогательный персонал и многочисленные старшие офицеры, временно или постоянно работающие за пределами Мэллинг-Хаус.
   Кабинет Воспер находится на первом этаже за парадной дверью. Из огромного створчатого окна открывается вид на гравийную подъездную дорожку и круглую лужайку за ней. Грейс, подходя к начальственному столу, мельком увидел в траве дрозда, купавшегося в фонтанчике.
   Во всех приемных Мэллинг-Хаус красивая деревянная резьба, прекрасная лепнина, чудесные плафоны, старательно восстановленные после пожара, едва не уничтожившего здание несколько лет назад. Оно строилось как удобное жилье, дававшее посетителям представление о богатстве хозяина.
   Приятно было бы работать в таком помещении, в тихом оазисе, подальше от тесных пещер Суссекс-Хаус. Иногда Грейсу кажется, что он с радостью принял бы назначение на ответственный пост, с удовольствием пользовался сопутствующей этому властью, но размышления прерывает мысль о том, сумел бы он при этом смириться с проклятой коварной политкорректностью, которая требует лебезить перед начальством больше, чем положено по чину. Впрочем, в данный момент его больше занимало не продвижение по службе, а возможность избежать понижения.
   Несколько лет назад некий остряк назвал кисло-сладкое блюдо в местном китайском магазинчике «Элисон Воспер номер 27», зная вместе со всеми прочими об изменчивом настроении этой дамы, и прозвище Номер 27 к ней прилипло. Сегодня она твой лучший друг, а завтра злейший враг, каким уже давно остается для Грейса, который стоит теперь перед ней чуть ли не навытяжку, потому что начальница не предлагает садиться, чтобы визиты были деловыми и краткими.
   Поэтому он сильно удивился, когда та, не отрывая взгляда от документа, скрепленного витым зеленым шнуром, взмахом руки указала ему на одно из двух кресел перед своим широким лакированным письменным столом из розового дерева.
   Элисон Воспер – коротко стриженная блондинка сорока с небольшим лет, с суровым, но не лишенным привлекательности лицом, официально одетая, в накрахмаленной белой блузке, застегнутой по горло на пуговицы, несмотря на жару, и в синем костюме – пиджак и юбка, – с маленькой бриллиантовой брошью на лацкане. На столе, как обычно, разложены веером утренние газеты.
   Грейс почуял знакомый горьковатый аромат её любимых духов, который смешивался с гораздо более сладким запахом свежескошенной травы, доносившимся с ветерком из открытого окна.
   Ничего не поделаешь. Каждый раз, входя в этот кабинет, он теряет самообладание, как в детстве, когда его вызывали к директору школы. Он сильно нервничал, поскольку Элисон не желала обращать на него внимание и демонстративно читала. Слышно было, как за окном плещет дождевальная установка, а в соседней комнате дважды прозвонил мобильный телефон.
   Первой целью атаки, естественно, будет Мюнхен, но он готов к защите, хотя она кое в чем хромает. Когда Элисон в конце концов на него посмотрела, на лице ее, как ни странно, играла приветственная улыбка.
   – Прошу прощения, Рой. Пришлось прочесть чертову директиву Европейского союза по стандартизации лечения психически больных преступников. Не хотелось терять нить. Полный бред! Даже не верится, сколько денег налогоплательщиков – ваших и моих – тратится на подобную белиберду.
   – Абсолютно верно, – пожалуй, с излишней поспешностью согласился Грейс, с опасением ожидая перемены настроения и упреков.
   Элисон взмахнула кулаком:
   – Вы себе не представляете, сколько уходит времени на чтение дурацких бумаг, которое отвлекает от прямых обязанностей. Я начинаю по-настоящему ненавидеть Европейский союз. Есть любопытная статистика. Вы знакомы с Геттисбергским посланием?^[25]
   – Да. Больше того, наверно, могу процитировать наизусть, заучил еще в школе.
   На начальницу это практически не произвело впечатления. Она обеими руками схватилась за стол, как бы ища опоры.
   – Когда Авраам Линкольн произнес эту речь, в мировой истории возникли два священнейших принципа свободы и демократии, запечатленные в американской Конституции. – Элисон помолчала, выпила воды. – В этой речи меньше трехсот слов. Знаете, сколько слов в директиве Европейского союза о стандартных размерах кочанной капусты?
   – Не знаю.
   – Шестьдесят пять тысяч!
   Грейс, усмехнувшись, тряхнул головой.
   В ответ Элисон улыбнулась с такой теплотой, какой он от нее никогда раньше не видел. Не наглоталась ли каких-нибудь таблеток?
   – Ну и как там в Мюнхене? – Элисон резко сменила тему, но осталась по-прежнему дружелюбной.
   Рой снова насторожился.
   – По правде сказать, похоже на норвежских омаров.
   – Что это значит? – нахмурилась начальница.
   – Да я так говорю, когда не совсем оправдываются ожидания.
   – Не понимаю.
   – Пару лет назад был в одном ресторане в Лэнсинге, где в меню значился «норвежский омар». Я заказал в надежде на кусок деликатеса, а получил три маленькие креветки размером с мизинец.
   – Предъявили претензии?
   – Да. Но метрдотель предъявил мне в свой черед старую поваренную книгу, где сказано, что эти самые креветки иногда называются «норвежскими омарами».
   – Пожалуй, этот ресторан лучше обходить стороной.
   – Особенно если не хочется пережить жестокое разочарование.
   – Вот именно. – Элисон вновь улыбнулась, чуть-чуть холоднее, словно поняв, что с этим человеком они всегда находятся на разных планетах. – Значит, как я понимаю, вы не нашли в Мюнхене свою жену?
   Грейс покачал головой, не понимая, откуда ей стала известна цель его поездки.
   – Давно она пропала?
   – Чуть больше девяти лет назад.
   Кажется, начальница еще что-то хотела сказать, но вместо этого налила в стакан воды.
   – Не хотите воды? Чаю, кофе?
   – Нет, спасибо. Как вы провели выходные? – Грейс старался перевести разговор на любую другую тему, кроме Сэнди, по-прежнему недоумевая, зачем его сюда вызвали.
   – Была на совещании в Бейсингстоке по поводу улучшения деятельности полиции или, скорее, общественного восприятия деятельности полиции. Одно из очередных косметических мероприятий Тони Блэра. Куча скользких специалистов в области маркетинга учила нас, как подавать результаты, разрабатывать стратегию и тактику процесса. – Она раздраженно пожала плечами.
   – И в чем же секрет? – спросил Грейс.
   – Сначала срывать плод, который висит ниже всех. – Зазвонил мобильник, Элисон взглянула на дисплей и прервала вызов. – В любом случае сейчас на первом месте у нас убийства. Что нового? Кстати, я собираюсь присутствовать на утренней пресс-конференции.
   – Вот как? – искренне удивился Грейс, с облегчением понимая, что не вся ноша свалится на его плечи. Он предчувствовал, что сообщение о втором убийстве на пресс-конференции, назначенной на одиннадцать, нелегко будет сделать.
   – Можете быстренько описать мне положение дел? – спросила Элисон. – Какие косточки можно бросить журналистам? Имеются подозреваемые? Что насчет обнаруженного вчера трупа? В вашей бригаде людей достаточно, Рой? Что вам еще требуется?
   Теперь, когда она перестала расспрашивать о Мюнхене, он почти физически почувствовал облегчение и кратко обрисовал ситуацию. После сообщения, что «бентли» Брайана Бишопа был зафиксирован видеокамерой на шоссе, ведущем в Брайтон, в четверг в двадцать три сорок семь, и подробного рассказа о страховом полисе, Элисон жестом остановила его:
   – Этого вполне достаточно, Рой.
   – Два человека твердо подтверждают его алиби. Допрошен финансовый консультант, с которым он ужинал и который точно помнит время. Тут мы ничего не выиграли. Если он говорит правду, Бишоп не мог доехать до видеокамеры в одиннадцать сорок семь. Второй свидетель – консьерж из его лондонской квартиры, мистер Оливер Даулер, – тоже был опрошен и подтвердил, что рано утром, около половины седьмого, помогал Бишопу погрузить в машину клюшки для гольфа.
   Элисон помолчала, задумавшись, потом заключила:
   – Дело труба.
   Грейс мрачно усмехнулся.
   Зазвонил телефон, она, извиняясь, подняла палец и ответила.
   Через секунду зазвонил и его мобильник. Надпись на дисплее «частный номер» означала, что звонят, возможно, по делу. Он встал, отошел от стола.
   – Рой Грейс слушает.
   Это был сержант Гай Батчелор.
   – Рой, по-моему, мы нашли кое-что существенное. Мне только что звонила Сандра Тейлор, аналитик из службы наблюдения, которую прикрепили к этому делу. Вы знаете, что у Брайана Бишопа криминальное прошлое?

73

   Пол Пакер сидел за столиком под открытым небом у бара «Ха-ха» перед входными воротами в Королевский павильон и, прихлебывая пиво, наблюдал за жизнью на белом свете. С улыбкой на лице. В половине одиннадцатого, в жаркое солнечное августовское утро в мире есть много мест и похуже, рассуждал он. Черт возьми, для работы вполне подходящее место! Это была шутка, потому что он действительно работал.
   Чего вовсе не думали официантка и прохожие, глядя на двадцатилетнего молодого человека, невысокого, крепкого, с выбритой головой и козлиной бородкой, небрежно одетого в серую бесформенную футболку, перед которым лежала открытая тетрадка, где он вроде бы делал заметки, подобно другим студентам, околачивающимся в городских кафе.
   Он ничего не упускал, вглядываясь в лицо каждого проходившего в обоих направлениях.
   Люди в костюмах, с портфелями и кейсами, торопятся на деловые встречи или опаздывают на службу. Туристы другое дело – вот пожилая пара кружит на месте, разглядывая карту. Мужчина указывает в одну сторону, а женщина в другую. Еще одна супружеская чета средних лет, скорей всего немцы, решительно шагают, смешно одетые, с тяжелыми рюкзаками, как будто собрались на сафари и вынуждены тащить с собой все, что для этого требуется. Двое парнишек в широких майках и трусах тренируются, перепрыгивая отдельно стоящий дорожный указатель.
   На протяжении последнего получаса перед ним то и дело мелькают бездомные, которых он знает в лицо. Должно быть, направляются на лужайки, где будут валяться весь день до возвращения в ближайший подъезд или в арку, храня свое земное имущество в пластиковых сумках или в тележках из супермаркета и оставляя за собой гнилостный кислый запах. Выползла на свет и бесчисленная брайтонская преступная братия: барыги, толкачи наркотиков, торговцы контрабандными товарами и сами наркоманы. Последние, еле держась на ногах, приступают к ежедневному неустанному поиску денег, которые надо любым способом раздобыть на очередную дозу.
   Наблюдая за прохожими, констебль Пакер вносил в тетрадку подробные заметки. Он хотел стать писателем и в данный момент работал над сценарием об инопланетянах, у которых вышла из строя навигационная система, после чего они высадились на Земле рядом с Брайтоном в поисках помощи. Через несколько дней им отчаянно захотелось убраться отсюда, потому что двух членов экипажа ограбили, космический корабль изуродовали, а потом и вовсе реквизировали, так как им нечем было оплатить эвакуацию с проезжей дороги. Что ж до еды, то с ней был полный кошмар. Кроме того, чтобы получить помощь, они должны были оформить заявку с обязательным указанием почтового индекса и номера кредитной карты, когда ни того ни другого у них не имелось. Иногда Пакер задумывался, не наделила ли его полицейская служба чрезмерным цинизмом.
   Он вернулся к реальности, заметив краем глаза знакомую фигуру со сгорбленными плечами. Приятное утро стало еще приятнее, когда эта фигура протопала мимо, не заметив его.
   Пол смотрел на молодого человека с измученным и болезненным желтоватым лицом, в потрепанной куртке с капюшоном, спортивных штанах и грязных кроссовках со смешанными в равных долях отвращением, неприязнью и сочувствием. Рыжая голова выбрита под ноль, как у него самого, точно такая же узенькая бородка протянулась вертикально от нижней губы. Пол следил, как парень медленно брел к какому-то юноше, фотографировавшему свою жену или подружку, ничего вокруг себя не видя. Пробрался сквозь группу туристов, которых пас гид, и констебль точно понял, куда он направляется – к стене через площадь, вдоль которой бок о бок стоят банкоматы. Наверняка между ними усядется – там очень выгодно просить милостыню. И уже наметил цель – молодую женщину, вытащившую банковскую карту.
   Пол Пакер улучил момент, прошагал через площадь и встал перед молодым человеком, который как раз в этот момент прохрипел:
   – Не поделишься с нами мелочью, милочка?
   Пакер в качестве приветствия поднял обрубок правого указательного пальца.
   – Привет, Вонючка, – сказал он. – Помнишь меня?
   Вонючка опасливо посмотрел на него. Женщина копалась в сумочке.
   – Я офицер полиции, – обратился к ней Пакер. – Попрошайничество запрещено законом. А этот малый хорошо знает, как оторвать кусок мяса, правда? – Он снова повернулся к Вонючке, помахивая откушенным пальцем и щелкая зубами, чтобы подразнить своего бывшего соперника.
   – Не понимаю, что это значит, – проворчал Вонючка.
   – Память отшибло? Может, поможет денек в КПЗ? Там наркоту будет трудно достать, скажешь, нет?
   – Иди в задницу. Оставь меня в покое.
   Пакер взглянул на женщину, которая, не зная, что делать, схватила деньги, карточку и убежала.
   – Я чистый, – угрюмо заявил Вонючка.
   – Знаю, приятель. Не хочу тебя сажать. Просто думаю, не расскажешь ли мне кое-что.
   – Смотря что.
   – Что знаешь о Барри Спайкере?
   – Никогда не слыхал о таком.
   На Норт-стрит завыла пожарная сирена, громче пароходных гудков. Пакер выждал, пока машина проедет.
   – Еще как слыхал. Ты на него работаешь время от времени.
   – Ничего о нем не знаю.
   – Значит, «ауди» с откидным верхом, в которой ты в пятницу вечером ехал вдоль берега, – твоя?
   – Не понимаю, о чем идет речь.
   – А по-моему, понимаешь. За тобой шел полицейский автомобиль без опознавательных знаков. Я в нем сидел. Ты хороший водитель, – с невольным одобрением признал Пакер.
   – Ничего не понимаю.
   Пакер поднес обрубок указательного пальца к самому лицу Вонючки.
   – У меня память долгая. Предупреждаю.
   – У меня было время запомнить.
   – А потом ты вышел, но палец не вырос, я до сих пор на тебя за это сержусь и хочу предложить тебе сделку. Либо буду тебя преследовать до конца твоей жалкой и поганой жизни, либо ты мне поможешь.
   Помолчав, Вонючка уточнил:
   – Чего тебе надо?
   – Просто сообщи. Телефонный звонок – вот и все. Только позвони, когда Спайкер сделает очередной заказ.
   – А потом?
   Пакер объяснил, что потом нужно сделать, и подытожил:
   – И будем считать, что мы квиты.
   – А меня арестуют, да?
   – Нет, тебя мы не тронем. И я больше не буду за тобой следить. Договорились?
   – А деньги заплатите?
   Констебль окинул парня взглядом и неожиданно пожалел обреченного беднягу.
   – Если дело выгорит, получишь кое-какое вознаграждение. Договорились?
   Вонючка безразлично и вяло пожал плечами.
   – Принято за знак согласия, – сказал Пакер.

74

   Субботняя пресс-конференция прошла плохо, а нынешняя обещала быть еще хуже. В зал набилось не менее пятидесяти человек, в коридоре собралась толпа больше субботней. Вместительное помещение, мрачно думал Грейс. Одно хорошо – сегодня утром ему обеспечена мощная поддержка.
   Овальную трибуну, на которой он стоял, с обеих сторон фланкировали заместитель начальника суссекской уголовной полиции Элисон Воспер, переодевшаяся после утренней встречи в свежевыглаженную форменную одежду, и начальник брайтонской полиции главный суперинтендент Кен Брикхилл, невозмутимый и прямой полисмен старой школы в столь же безупречной форме. Брикхилл, обладая весьма сильной личностью, не имел времени на соблюдение политкорректности и при малейшей возможности посылал на виселицу преступников Брайтона и Хоува. Ничего удивительного, что практически все подчиненные уважали его.
   Несколько окон в зале были открыты, но солнечные лучи все равно проникали сквозь жалюзи, в помещении стояла удушливая жара. Кто-то упомянул «черную дыру» в Калькутте, когда офицер по связям с общественностью Дэннис Пондс, ярко, но несколько небрежно одетый, протиснулся к сидящим за столом, бормоча извинения за опоздание.
   Он слишком близко придвинулся к микрофону, и первые слова прозвучали почти неразборчиво в гулком вое.
   – Доброе утро, – повторил Пондс вкрадчивым доверительным тоном. – В начале нашей сегодняшней пресс-конференции суперинтендент Рой Грейс расскажет о ходе следствия по делам о смерти миссис Кэтрин Бишоп и мисс Софи Харрингтон. Затем заместитель главного констебля Воспер и главный суперинтендент Брикхилл побеседуют с присутствующими. – Пондс театральным жестом пригласил к микрофону Грейса и отошел в сторону.
   Замелькали фотовспышки. Рой Грейс излагал детали расследования, сообщая, конечно, не все, но придерживаясь последовательности событий и подтверждая уже полученную информацию. Он снова призвал объявиться свидетелей по обоим делам, особенно тех, кто знал погибших женщин и встречал их в последние несколько дней, а также заявил, что будет признателен каждому заметившему что-нибудь подозрительное поблизости от мест преступлений.
   Сказав все, что хотел сказать на данном этапе, он предложил задавать вопросы.
   Женский голос откуда-то сзади выкрикнул:
   – Как мы поняли, тут действует маньяк-убийца. Вы можете заверить, суперинтендент, что населению Брайтона и Хоува не угрожает опасность?
   Грейс никогда не знал, что делать со своими руками, понимая, что язык жестов важен не меньше слов. Подавляя желание сцепить перед собой пальцы, он крепко прижал руки к бокам и наклонился к микрофону:
   – В настоящий момент ничто не свидетельствует о действиях маньяка. Только всем надо быть немного осторожнее и внимательнее.
   – Как вы можете отрицать действия маньяка-убийцы, когда за одни сутки убиты две женщины? – пронзительно выкрикнул вечный внештатный корреспондент целой кучи провинциальных газет. – Вы гарантируете безопасность молодым жительницам Брайтона, суперинтендент Грейс?
   Правый глаз защипало от едкой струйки пота.
   – Пожалуй, на этот вопрос лучше ответят мои коллеги. – Грейс оглянулся на Элисон Воспер и Кена Брикхилла.
   Те кивнули, и Брикхилл произнес непререкаемым тоном:
   – Никто не даст стопроцентной гарантии в современном городе. Полиция и городские власти делают все возможное, чтобы найти убийцу… или убийц.
   – Значит, есть вероятность, что один человек совершил оба убийства? – настаивал репортер.
   Главный суперинтендент уклончиво ответил:
   – Если это кого-нибудь беспокоит, надо обратиться в полицию. Патрульная служба будет усилена. Каждый, заметивший что-либо подозрительное, должен связаться с полицией. Нам не хочется, чтобы возникла паника. Расследование ведут лучшие сотрудники полиции. Мы всеми силами обеспечиваем безопасность жителей Брайтона и Хоува.
   Слово взял Кевин Спинелла, стоявший в первых рядах:
   – Суперинтендент Грейс, вы не готовы признать, что в Брайтоне действует сумасшедший серийный убийца?
   Он ответил на вопрос спокойно, вновь рассказав о том, что было обнаружено на местах преступлений, и закончил словами:
   – Мы пока только начали следствие, но, кажется, в этих двух преступлениях есть кое-какие общие черты.
   – У вас есть главный подозреваемый? – спросил молодой репортер «Мид-Суссекс таймс».
   – Мы ведем расследование в нескольких направлениях, ежедневно получая новую информацию. Благодарим всех, кто предоставил нам сведения. В нашу бригаду поступает масса телефонных звонков. В данный момент мы ждем результатов лабораторных анализов. Детективы работают круглосуточно, выявляя виновного, чтобы предать его правосудию.
   – Значит, вы говорите, – громко сказал Кевин Спинелла, – что жители Брайтона и Хоува должны закрыть двери на замок и не выходить из дому, пока не будет пойман убийца?
   – Нет, – парировал Грейс, – мы этого не говорим. Полиция не имеет понятия, кто убил этих двух женщин и где он находится, поэтому пока что любая женщина подвергается риску. Хотя это вовсе не означает, что горожане должны бояться. – Он оглянулся на свою начальницу: – Предоставлю подробней ответить на этот вопрос заместительнице главного констебля Воспер.
   Если бы выражение лица убивало, Воспер своей улыбкой раскроила бы Грейсу череп и начисто его выпотрошила. Крепенькая матрона выкрикнула:
   – Скажите, миссис Воспер, вы позволили суперинтенденту Грейсу посоветоваться с медиумом?
   По аудитории прокатился сдержанный смех. Женщина попала в самое больное место. Сохраняя на лице бесстрастное выражение, Грейс в душе улыбался, видя, что Элисон Воспер внезапно смутилась, попав в затруднительное положение. Несколько месяцев назад во время расследования другого дела, которое передавалось в суд, он отнес медиуму туфлю – главное свидетельство, обличающее убийцу. Это был истинный праздник для прессы. И начало битвы не на жизнь, а на смерть, которую повела с ним начальница.
   – Обычно полиция не прибегает к таким следственным методам, – резко заявила она. – То есть мы слушаем каждого, кто может дать нам информацию, а потом разбираемся, насколько она полезна.
   – Значит, вы этого не исключаете? – допытывалась репортерша.
   – По-моему, я вам уже ответила. – Элисон Воспер оглядела аудиторию. – Еще есть вопросы?