Когда все кончилось, Томас тихо лежал, уткнувшись носом во впадинку между ее плечом и шеей. Их сердца бились друг напротив друга. Он знал, что ему следует передвинуться, но не мог. Энджи медленно перевела /тух и потянулась к нему. Откуда ни возьмись появились силы, и в мгновение ока Томас оказался в ванной. Включил душ на полную мощность, ступил под ледяные струи и сосчитал до десяти.
   Внутри росло недовольство. Секс оказался великолепен, но страхи измучили его.
   Он мог стоять под холодным душем сколь угодно долго и не замерзнуть, поскольку его тело до сих пор пылало. Томас повернулся и подставил струям лицо, затем откинул назад волосы, выключил воду и взял полотенце.
   В комнате было темно. Энджи выключила лампы, но света с улицы оказалось достаточно, чтобы разглядеть фигуру на кровати. «Не двигается, уснула», — подумал Томас.
   Он облегченно выдохнул: беседы сейчас ни к чему. Томас тихонько залез под покрывало на другой стороне огромной кровати и вытянулся в полный рост. Проходили минуты, и он мог поклясться, что слышит, как тикают часы у кровати.
   Черт, как она может спать после всего, что они только что пережили? Они были такими неистовыми… безрассудными, а она повернулась на бок и заснула в считаные минуты. Томас перевернулся и откинул гагачье покрывало. Ладно, он отсутствовал больше, чем несколько минут, и все же… Интересно, она бы хотела пережить это еще раз?
   Его тело тут же откликнулось на эротические видения, пронесшиеся в голове. Отворачивайся не отворачивайся, не помогает. Он видит, как призывно вздымается ее грудь под белой простыней.
   Черт, он и так ждал достаточно долго. У них лишь одна ночь, так к чему тратить время на то, чтобы смотреть, как она спит?
   Он может откинуть ее волосы и припасть к шее, поцеловать в плечо и прошептать «проснись, Энджи». А если она отодвинется, он покроет поцелуями ее спину и бедра, она сонно потянется и прижмется к нему, затем проснется и пробормочет «возьми меня», и он сможет обладать ею медленно и проникновенно, чтобы познать всю без остатка.
   Томас не чувствовал угрызений совести из-за своей неверности жене, которую продолжал любить, — лишь страх, что наслаждение, которое дарит Энджи, окажется столь сильным, что он не захочет отказываться от него.
   Страх, что захочет любить Энджи каждый день, каждый час, каждую минуту.
   Энджи проснулась, когда солнечные лучи позолотили все уголки комнаты. До нее донесся приглушенный разговор. Она оперлась на локоть и прислушалась. Органы обоняния уловили запах пищи, желудок взволнованно заурчал. Она ужасно проголодалась.
   Девушка спустила ноги с постели и потянулась. Напряженная выдалась ночка, но прекрасная, несмотря на то, что сразу после секса Томас помчался смывать следы их любви.
   Энджи медленно пошла в ванную, но, снова заслышав голоса, остановилась. Хлопнула дверь. Неужели он ушел, не сказав ни слова? Шестое чувство заставило ее обернуться. Томас стоял в проеме между гостиной и спальней.
   Она тут же заметила, что он одет. А она раздета. Хотя… Глупо стыдиться наготы после того, что они вытворяли ночью.
   — Я заказал завтрак, — ровно произнес Томас.
   Хорошее начало.
   — Я страшно голодна, но сначала мне нужно принять душ. — Энджи широко улыбнулась. Ее тронуло, что Томас остался. — А ты голоден?
   — Я уже позавтракал с Рэйфом.
   Энджи замерла. Понятно, кому принадлежал второй голос.
   — Ты пригласил брата на завтрак?
   — Он сам себя пригласил.
   — Он знает?.. — Она в ужасе замолчала.
   — Нет, мы говорили о другом. — Томас переступил с ноги на ногу. — Я позвонил в аэропорт. Мой пилот готов к вылету, и мне пора идти.
   — Тогда я приму душ, позавтракаю и отправлюсь на работу. — Энджи беззаботно пожала плечами. Все же она умеет владеть собой, хотя стоять спокойно в лучах света, будучи обнаженной, — задача не простая. Вчера ночью он просил не ждать звезд с неба, а потом подарил ей неземное блаженство. Этого пока хватит.
   Ночью она сделала первый шаг, заложила первый кирпич в фундамент их будущих отношений.
   Томас медлил с уходом, из чего она сделала вывод, что он хочет сказать что-то еще, и ободряюще улыбнулась.
   — Позвони мне, — попросил он, — как только все прояснится.
   — Ты будешь первым, кто узнает.
   Он скованно кивнул.
   — Полагаешь, ночь прошла успешно?
   Энджи пожала плечами. Даже в нужное время, когда все звезды сходятся, а планеты благоволят, определенный процент женщин не беременеет.
   Томасу стало неловко, и он уставился в окно.
   — Ты хочешь продолжать работать у Рэйфа? — Его взгляд вернулся к лицу Энджи.
   — Я уже говорила, моя работа временная.
   — Ты же знаешь, Рэйф даст тебе другую. Алекс тоже.
   — А ты? Ты дашь мне работу в Камеруке?
   Его глаза сузились.
   — Шутишь?
   — Нет.
   — В Камеруке нет работы для тебя.
   Энджи почувствовала щемящую боль и разочарование.
   — Я сообщу тебе результаты, как только узнаю, — едва вымолвила она, устыдившись своей наготы.
   Томас пошел к двери, но вдруг остановился.
   — Энджи… Спасибо.
   Она вздохнула. За что он благодарил ее? За то, что она не стала молить о новом свидании и не испортила утро?
   Он ушел. Устремился в аэропорт так, что едва не выбивал искры из-под каблуков, и самолет взмыл в небо и взял курс на север.
   В Камеруку, куда ее больше не приглашают.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

   Две недели прошли в оживленном ожидании. Когда Энджи закрыла дверь номера люкс — после продолжительного душа и обильного завтрака, — она закрыла дверь для сомнений и уныния. Жизнь продолжается.
   Та незабываемая ночь оставила след в ее душе, но не теле.
   Она снова и снова мысленно возвращалась к его словам о недолговечности их отношений. Не может же он, в самом деле, долго оставаться холостым?
   Зная Томаса, можно предположить, что он чтит клятвы и остается верен своему слову. Те самые качества, которые влекут ее к этому человеку — постоянство, твердость характера, верность и принципиальность, — могут разрушить ее мечты на будущее с ним.
   Он любил Брук и, скорее всего, убежден, что никого никогда больше не полюбит. Но она-то знает, что создана для него, и что только ей под силу разбить хрустальную стену одиночества, которой он окружил себя.
   Две недели из Камеруки нет новостей. Скорее всего, он занят, сейчас для скотоводов самое напряженное время в году. Да и новости должны прийти от нее.
   Каждый раз за эти две недели, бросая взгляд на телефон, она клала руку на живот, и сердце тешило себя надеждой: вдруг беременна? Улыбка появлялась на губах, теплели глаза, и в душе расцветали цветы.
   Сегодня утром в ванной она поняла, что ребенка не будет.
   Естественно, был понедельник, серый понедельник. Нужно было ехать на работу, и о том, чтобы провести этот день в постели, пришлось забыть. Время тянулось нестерпимо медленно. После обеда к ней заглянул Рэйф.
   Это случилось ровно тогда, когда она бросила в корзину для мусора использованный тест на беременность.
   — Это то, о чем я думаю? — красноречиво поинтересовался босс.
   — Не твое дело.
   Он подошел ближе.
   — Кажется, одна полоска.
   — Как наблюдательно. — Трудно оставаться вежливой с непрошеным гостем.
   — Плохие новости?
   Она щелкнула мышкой и уставилась на экран компьютера.
   — Для меня — да. А кто-то наверняка испытает облегчение.
   — Так ты это сделала?
   — Что?
   — Ты и Томас. Ночью в номере люкс. Я так и знал, что он не устоит!
   — Как бы там ни было, у нас ничего не вышло. Я не беременна.
   Она снова повернулась к компьютеру, не в силах выносить участие во взгляде Рэйфа, и тут осознала, что пялится в пустой экран. Компьютер пикнул, что означало: «Хозяин, ты болван». Да она настоящая королева глупости, раз надеялась за одну ночь завести ребенка. Теперь сиди и терпи сочувствующие взгляды босса…
   — И что ты собираешься делать? — спросил он, и Энджи резко повернулась.
   — А ты? Тебя завещание тоже касается. Почему ты меня пытаешь? А Алекс… Уже назначил дату свадьбы?
   — Последнее, что я слышал, они с Сюзанной еще в стадии переговоров.
   Значит, Алекс скорее всего не станет отцом к назначенному времени.
   — А ты?
   — Я все еще в поиске.
   — Слишком много кандидатур?
   Вместо своих обычных насмешек он твердо посмотрел ей в глаза.
   — Я пока не нашел достойную женщину на роль матери моего ребенка.
   Подходящую женщину, лучшую кандидатку в мамы. Сердце Энджи подпрыгнуло.
   — Полагаешь, Томас нашел такую женщину в моем лице?
   — Дорогая, вы созданы друг для друга.
   — Я хотела подарить ему не просто ребенка. Я хотела вернуть его к жизни, чтобы он снова смог любить и смеяться.
   Рэйф усмехнулся и подмигнул.
   — Молодец, Энджи. Ты нужна ему больше, чем ребенок. Но он пока об этом не знает.
   — Полагаешь, твой отец думал то же самое? — медленно спросила она. — Поэтому составил завещание таким образом, чтобы подтолкнуть Томаса?
   — Вероятно. — Некоторое время они молчали, размышляя каждый о своем, затем Рэйф покачал головой. — Но именно из-за завещания все может пойти кувырком. Ты должна показать ему, что он упускает.
   — Что ты предлагаешь? Ворваться в Камеруку с криком: «Милый, я дома»?
   Рэйф усмехнулся.
   — Читаешь мои мысли.
   Она поняла, что он не шутит.
   — У тебя есть план?
   — До следующей попытки две недели?
   Энджи кивнула.
   — А если я отвезу тебя раньше?.. — Ответа Рэйф не ждал, поэтому фраза прозвучала скорее как утверждение. Он взял со стола календарь, некоторое время изучал его и вдруг просветлел. — Знаешь, что состоится в ближайшую субботу?
   — Двадцатого?
   — Скачки на приз мэра города.
   Девушка нахмурилась.
   — Думаешь, мне следует его навестить? Томас принимает участие в скачках?
   — Нет, но он отпустит на праздник персонал и останется дома один.
   Сердце Энджи забилось птичкой в клетке.
   — Ему не понравится.
   — А разве это важно?
   Она улыбнулась, и надежда снова затеплилась в ее душе.
   — Нет.
   Томас узнал шум двигателей, не отрывая глаз от молодняка. Должно быть, Алекс с Рэйфом прилетели навестить мать. Бессмысленная затея, так как сейчас Мора находилась на другой скотоводческой ферме, где управляющий повредил ногу. Томас и сам бы поехал туда, но…
   Его грудь сжималась, когда он вспоминал потухшие глаза матери. Совсем недавно она заявила ему: «Я потеряна и разбита. Мне нужно заняться делом, работать до изнеможения — это единственный способ ужиться с болью от невосполнимой потери».
   Ему ли не знать, что собой представляет боль утраты. Когда ты падаешь во внезапно опустевшую супружескую постель, то лучше умирать от усталости, чем от тоски. После нескольких недель с рабочим днем по четырнадцать-пятнадцать часов его собственная тоска по Брук перестала быть всепоглощающей, поэтому сейчас он отпустил мать с благословением.
   Томас почувствовал удовлетворение, наблюдая за приземлением самолета. Молодой жеребец вытанцовывал под ним.
   — Хороший мальчик, — успокаивал он коня. — Это всего лишь большая, старая, шумная птица. С таким же старым и шумным пилотом.
   По заходу на посадку Томас определил Рэйфа в качестве пилота; тот любил покуражиться.
   Жеребец тряхнул головой.
   — Нас ждет работа, Эйс, — пробормотал мужчина.
   Он даже не обернулся, чтобы взглянуть на взлетно-посадочную полосу. У него еще будет время пообщаться с братьями. В Камеруке официальный праздник, и весь персонал гуляет: кто поехал на скачки, кто отправился навестить друзей и родственников, а кто сидел в местном баре. Кому-то нужно было заниматься делами фермы. Вот когда он накормит лошадей и собак, тогда будет готов к встрече с визитерами.
   Солнце уже начало исчезать за западными скалами, когда Томас вернулся в поместье. Он обвел прищуренными глазами веранду и заметил Рэйфа. Не мешало бы подобрать подходящие слова, лучше ругательства, чтобы наградить ими этого бездельника. Впрочем, сначала холодное пиво и горячий душ.
   — Рэйф, — приветствовал он брата, не замедляя шага.
   — Рад тебя видеть. Я уж заскучал.
   — Неужели? — Томас приоткрыл дверь и замер. — Я бы спас тебя от скуки, если бы ты перед приездом позвонил.
   — Оставил бы мне парочку горячих горничных?
   — Скачки начались, все в городе.
   Рэйф хохотнул.
   — Знаю. Уеду туда утром. Хотел провести вечер с Мо.
   — Она на соседней ферме подменяет управляющего.
   — Работа пойдет ей на пользу. — Он немного помолчал. — Как она держится?
   Томас бросил шляпу на диван.
   — Справляется.
   Братья вдруг стали единым целым, противоречия забылись в обоюдной тревоге за мать. Они боялись, что она погрузится в глубокую депрессию, как случилось после смерти их сестрички, много лет назад. Рэйф тяжело вздохнул и покачал головой.
   — Почему он не оставил ей одну из ферм? Это было бы умнее, чем затея с внуками.
   — Ты тоже думаешь, он сделал это ради Мо?
   Томас кивнул.
   — Считаешь, она поведется на этот трюк с внезапными женитьбами?
   — Главное — ей подарят внучку или внука.
   — Верно. — Рэйф протяжно выдохнул. — Я прилечу на следующей неделе повидать ее.
   Томас снова кивнул и внимательно посмотрел на брата. Рэйф неважно выглядел.
   — Что ты решил насчет ребенка? — спросил Томас, стараясь настроить брата на привычный иронический лад. — Выбрал мать для него?
   — Надеюсь встретить ее на скачках завтра.
   При других обстоятельствах Томас нашел бы ситуацию забавной — плейбоя заставили выбрать себе женщину. Но напряженное выражение лица Рэйфа напомнило ему о его собственной проблеме. Прошло две недели, а от Энджи нет новостей.
   Он хмуро уставился на ботинки и попытался мысленно сформулировать вопрос. Как там Энджи?
   — Как бизнес?
   — Процветаем. — Рэйф внимательно посмотрел на брата. — Раньше ты не интересовался нашими делами.
   Томас скрипнул зубами, снял шляпу и положил ее на колено.
   — Как Энджи?
   — А почему бы тебе самому не спросить?
   Позвонить? Да, рано или поздно придется это сделать.
   — Хорошо, я позвоню ей.
   — Думаю, лучше спросить лично.
   Томас нахмурился.
   — Лететь в Сидней?
   — Она в ванной. — Рэйф небрежно кивнул головой через плечо. — Ей понравилось твое джакузи.
   Вето ванной? Проклятье! Когда Рэйф дипломатично удалился, Томас заглянул через полуприкрытую дверь. Да, она принимает ванну. Клубы пара наполнили помещение, влага оседала на окнах, а в воздухе витал медово-сливочный аромат.
   В доме полдюжины ванн, а она пользуется его? Черт…
   Он со злости ударил ладонью по дверному косяку и оглядел комнату.
   На кровати лежал чемодан. Пока он размышлял, что бы это значило, из ванной появилась Энджи, завернутая в полотенце. Он вспомнил мягкую податливость бедер, стройность ног, дарящее наслаждение тело.
   Заметив его, Энджи вздрогнула. Карие глаза расширились от удивления.
   — Привет.
   Хрипотца в голосе выдала его волнение. Стоит только ей улыбнуться и скинуть полотенце, и он мигом забудет свою ярость. Но девушка не улыбнулась и крепко сжала полотенце на груди.
   Ее тело в его полотенце, в его ванной без приглашения.
   — Что ты здесь делаешь? — прорычал он.
   — Ищу одежду. Мне нужно одеться. — Она наклонилась над чемоданом. — Если я смогу найти мое…
   — Черт, Энджи, ты знаешь, о чем я спрашиваю!
   Она его провоцирует? Соблазняет?
   Томас заскрипел зубами. Она вытянула атласные трусики цвета слоновой кости и погладила нежную ткань.
   — Забудь об одежде, — рявкнул он. — Нам нужно поговорить.
   Она стрельнула в него глазами и наморщила носик.
   — Почему ты не позвонила?
   — Я приехала, — тихо пояснила она.
   — Ты беременна?
   Энджи покачала головой.
   — Нет.
   — Уверена?
   — На все сто.
   — Ты делала тест?
   От его сухого резкого тона Энджи почувствовала приступ тошноты. Господи, помоги!
   — Тест мне не был нужен. У меня начались месячные.
   Томас выдохнул, не зная, что ответить. Ей плохо? Как она восприняла новость? Он прошелся по комнате и приблизился к окну.
   — Ты в порядке?
   — Я разочарована. А ты?
   Раздавлен, смущен, недоволен и разочарован.
   Но хуже всего то, что Рэйф, похоже, в курсе их дел.
   — Как давно ты узнала? — сухо спросил он.
   — День или два назад.
   — Ты говорила, твой цикл точен как часы. Я могу посчитать, Энджи.
   — Ладно. — Она откинула назад непослушные пряди. — Я узнала в понедельник. Мне следовало позвонить, но я хотела удивить тебя.
   Что? Он не верил своим ушам. От него ждали радостного удивления? Вот и я, в твоей кровати, разве ты не рад?
   Энджи приготовилась сказать еще что-то, но полотенце от неловкого движения предательски поползло вниз, и она не успела его поймать. Томас почувствовал приступ острого желания в паху, но сдержался и холодно посмотрел на нее.
   — Я не люблю сюрпризы.
   Он подошел к туалетному столику. Ее расческа, баночка крема, цепочка беспорядочно валялись среди его аккуратно разложенных вещей.
   Томас сжал челюсти так, что скрипнули зубы, и одним движением смел ее туалетные принадлежности в чемодан. Следом туда же отправились ее кружевной бюстгальтер и трусики.
   Энджи ошиблась, если думала, что сможет соблазнить его в собственном доме. Надо же, она даже сексуальное белье купила! Никак не поймет, что у них не свидание, а голый секс для зачатия ребенка.
   — Надеюсь, ты не покупала это все специально, — сказал он выпрямившись, с чемоданом в руках.
   Она молча, с негодованием наблюдала за ним.
   — Тебе не нравится красивое белье?
   — Пустая трата денег, если ты купила его для меня.
   — Я его купила для себя. Никогда бы не подумала, что ты носишь трусики-стринги. — Она ласково улыбнулась. — Шелк приятен на ощупь. Попробуешь?
   — Что все это значит?
   — Лишь то, — спокойно произнесла она, — что нам придется снова заняться любовью.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

   С чемоданом в руке Томас направился к двери. Если они и попробуют еще раз, то точно не в его постели.
   — У тебя будет собственная спальня. И не спорь, Энджи.
   — Если хочешь, чтобы я убралась из твоей спальни, — темные глаза вызывающе сверкнули, — придется меня нести.
   Томас колебался минуту, затем промаршировал по комнате, подхватил ее как мешок с картошкой и забросил на плечо.
   Энджи лягалась и толкалась. Полотенце задралось, он держал девушку за обнаженные ягодицы и, скрипя зубами, продвигался к соседней комнате. Неудобно, если там Рэйф, но сейчас ему на все наплевать.
   — Вот твоя комната, и здесь мы займемся тем, ради чего ты приехала, когда подойдет срок.
   — Ты уже все посчитал?
   Он помедлил мгновение.
   — На следующей неделе.
   — Сколько раз?
   Он уже стоял одной ногой в коридоре, но вдруг замер.
   — Сколько раз? — снова спросила она. — В книге сказано, что женщина может зачать, если занимается любовью пять дней до овуляции и двадцать четыре часа после.
   — У меня другие данные. — Он бросил на нее решительный взгляд. — В статье, которую прочел я, говорилось, что оптимальные условия — два дня до и сутки после овуляции при твоем двадцативосьмидневном цикле.
   — Я настолько тебе неприятна?
   — Одна ночь, обычная поза, в твоей кровати. — Его голос сделался ледяным. — Будем надеяться, что этого хватит.
   — А если нет?
   — Здесь живут мама и экономка, — сдержанно продолжал он, — Я не хочу, чтобы о нашем эксперименте кто-нибудь узнал раньше, чем появится положительный результат.
   Она метнула на него изумленный взгляд из-под длинных темных ресниц. Он вел себя грубо, но Энджи вынуждена была признать его правоту.
   Он наблюдал, как трепещут ноздри и в карих глазах смущенность уступает место мрачной решимости.
   — Итак, как же я узнаю, когда мне ложиться на спину и ждать? Скажешь пароль?
   — Я поставлю тебя в известность.
   Несмотря на свое недовольство, Энджи приняла условие о проживании в раздельных комнатах. В конце концов, Камерука его дом и ее сюда не приглашали.
   Пять дней прошло, а она все еще чувствует свою вину.
   Ей следовало сначала позвонить, а не ставить Томаса перед фактом. Загонять упрямого мужчину в угол опасно и неразумно. А кроме того, ей следовало покинуть его спальню с большей грацией и достоинством, а не провоцировать на грубость. И хотя Энджи никогда не принадлежала к тем людям, которые склонны к самобичеванию, она искренне жалела, что все так вышло.
   Если он не позволит ей остаться, как она сумеет доказать ему свою любовь и убедить в том, что подходит для жизни в сельской местности?
   Томас избегает ее, но ненамеренно. Сейчас много работы для скотоводов, а Томас ответственен за стотысячное поголовье скота и пятьдесят работников. Он очень занятой человек, настолько занятой, что улетел на три дня по делам, даже не попрощавшись.
   Она кипела от злости добрых двадцать четыре часа, а потом начала действовать.
   Несколько простых вопросов, и ожидаемое время прибытия босса известно. Она сама приготовила ужин, выбрала вино, целый час провела в ароматной ванне с запахом корицы и меда с молоком. «Все для тебя, Томас», — шептала она, выливая в воду вместо одного пять колпачков пены.
   Им с Томасом предстояла первая из трех запланированных ночей, и Энджи намеревалась сделать ее незабываемой.
   Еду, вино, цветы и свечи — на стол. Не забыть про музыку.
   Она не могла дождаться шума двигателей. Три раза проверила мясо в духовке, переложила булочки собственного изготовления в плетеную корзинку, бесцельно бродила час по саду. Чтобы убить время, она даже решила выпрямить волосы, но вовремя вспомнила слова Томаса о природной красоте ее волос.
   Энджи села на стул и улыбнулась. В зеркале отразилась женщина с тайными мыслями на уме; на щеках румянец, в глазах — нега. Она встала, шелковая ткань трусиков ласково коснулась бедер. А что, если удивить его и снять их заранее? Стоит подбодрить себя стаканом «мерло», кроме того, необходимо проверить еду. Энджи поправила ворот белой широкой блузки, одернула джинсы и направилась в кухню. Одежда идеально облегала тело, хотя, может, следует освободиться от нее? Нужно выпить вина для храбрости.
   Улыбаясь, она толкнула дверь и застыла.
   Томас стоял в центре кухни. Высокий, покрытый пылью с головы до ног, с бутылкой пива в руке. Энджи наблюдала, как он подносит бутылку к губам, как сжимается его горло, и физически ощущала прохладу напитка.
   В этот момент пред ней находился не Томас Карлайл, наследник богатейшей скотоводческой империи, а обыкновенный ковбой, вернувшийся домой после долгого трудового дня.
   Желание охватило ее всю: от волос на голове до кончиков пальцев. Ей захотелось подойти и поцеловать его в мокрые от пива губы, вдохнуть смешанный запах лошадей, кожи и пыли Камеруки. Затем они разделят ужин, а поздним вечером рука в руке направятся в спальню. Неужели она так много просит?
   Рука с бутылкой застыла в десяти сантиметрах ото рта, и у Энджи оказалось достаточно времени, чтобы ответить на свой собственный вопрос — определенно много. Но не нашлась, что сказать, кроме как «Ты дома».
   Он хрюкнул — то ли признание, то ли похвала ее сообразительности.
   — Я не слышала самолета, — продолжила она.
   — Неудивительно.
   Энджи нахмурилась. Она выключила музыку и не могла пропустить его прибытие.
   — Что ты имеешь в виду?
   — Ты принимала ванну.
   Это случилось пару часов назад.
   — Ты бы все равно меня не услышала из-за музыки.
   Господи, он, должно быть, приехал очень давно. Как же она могла не заметить? Так долго готовиться к его приезду и пропустить самый важный момент…
   — Почему ты ничего не сказал? — упрекнула Энджи.
   — Я заходил переодеться. А что происходит? — с подозрением спросил он. — Где все?
   — Я дала Мэнни выходной.
   — Почему?
   — Думала, так легче сохранить втайне то, что должно случиться сегодня между нами.
   Рука, которой Томас поднес к губам бутылку, задрожала. Не сводя глаз с Энджи, он сделал долгий глоток.
   — Поэтому ты вырядилась?
   Она едва удержалась от хохота, вспомнив, сколько раз меняла платья, юбки, джинсы. И все же приятно, что он заметил ее попытки принарядиться. По крайней мере, она не боялась признать, что желает его.
   Девушка медленно пересекла кухню. Ей хотелось заняться с ним любовью прямо здесь и сейчас. Но настороженность в голубых глазах удержала ее от поспешного шага. Она взяла бутылку из рук Томаса и сделала большой глоток.
   — Ради тебя я отпустила Мэн ни и надела шелковое белье, — ее голос слегка охрип. — Но сначала ты примешь душ, затем мы поужинаем. Не знаю, как ты, а я ужасно проголодалась.
   Принимая душ, Томас пытался рассердиться. Энджи без разрешения пользовалась его ванной, отпустила его персонал. Он же понятным языком объяснил, что в его доме нет места соблазнам. Но Энджи не унималась.
   Хотя… В таком упорстве было много лестного. Энджи ждала тебя. Она надела шелковое белье для тебя. Она истосковалась… по тебе.
   Томас не торопясь оделся и медленно прошел в комнату. Вино помогло расслабиться. После первого фужера он понял, что вовсе не прочь отправиться за Энджи в мир эротических грез.
   Он заерзал на стуле, стараясь принять удобную позицию. Она щебечет о повседневной чепухе, не подозревая, как возбуждающе действует на его нервные окончания. Хорошо еще, он догадался надеть просторные штаны, сидеть в джинсах сейчас было бы самоубийством.