Сейчас мы продвигаемся по местности, которую британцы недавно помогали освобождать от мятежников.

«Парни с Запада»

   «Парни с Запада» — это группа бывших солдат, которые в мае 1997 года поддержали военный переворот, в результате которого был свергнут президент Ахмад Тиджан Кабба. Они скрывались в лесах, объединившись с солдатами действующей армии Сьерра-Леоне (АСЛ), когда при активном участии Группы экономического общественного мониторинга (ГЭОМ) международные силы восстановили в должности свергнутого президента Ахмада Тиджана Кабба.
   Однако «Парни с Запада» и не думали сдаваться. При их участии были созданы хорошо организованные военные подразделения, которые в результате успешной интервенционной операции 6 января 1999 года взяли под свой контроль более половины Фритауна. При штурме города погибло более 5000 человек, городу и его обитателям был нанесен ущерб, составивший многие миллионы долларов. Дома, инфраструктура, частная собственность были разрушены. После того как войска ГЭОМ освободили город от мятежников, «Парни с Запада» снова скрылись в лесах. Их базой стала местность в районе акра Хиллс, в 50 километрах от Фритауна.
   Долгое время они промышляли бандитизмом, нападая на гражданские и военные машины, что создавало крайне напряженную ситуацию с транспортными коммуникациями, особенно в районе вдоль главных магистралей, ведущих к Фритауну. Последней каплей, переполнившей чашу терпения беспредела «Парней с Запада», был захват нескольких британских военных и сопровождающих офицеров армии Сьерра-Леоне. Когда все переговоры о безопасном освобождении пленников оказались тщетными, британцы развернули в джунглях агрессивную авиадесантную операцию по уничтожению «Парней с Запада».
   Сейчас мы едем по проселочной дороге. Идем на восток. Жестами указываем следующим за нами грузовикам, чтобы они прибавили скорость, а то что-то наш обоз растянулся.
   Я видела человека, бредущего вдоль дороги. На нем были шорты, сам он весь в пыли. При этом держал на весу пулемет и кричал что-то самому себе, никак не реагируя на нас. Странный странник.
   Повсюду остовы сожженных домов, разбитые и перевернутые легковые автомобили и грузовики.
   Все это на фоне красивых густых джунглей.
   Время от времени попадаются маленькие домики, наполовину сгоревшие, наполовину отстроенные заново с помощью древесины и глины.
   По дороге попадались старые пустые школы и церкви со стенами, изрешеченными пулями.
   Нужно спешить. Если мы подъедем к лагерю после восьми вечера, то нас могут попросту не впустить на его территорию. Порядки тут если есть, то суровые.
   По лицам было видно, что многие огорчены спешкой, которая не позволяла толком рассмотреть, что происходит вокруг.
   «Извините, но спешим ради безопасности вас и ваших детей. Чем раньше мы туда приедем, тем быстрее вы сможете поесть и отдохнуть. Мы ведь не хотим долго путешествовать в темноте?»
   Они все поняли, конечно. Хотя кажется, что нет конца их тяжелому путешествию. Конца ему пока не видно. Ну, хорошо хоть так, лишь бы были живы.
   Мы в пути уже два с половиной часа. Один из грузовиков с вещами только что сломался. Теперь приходится перегружать во второй грузовик все, что было в первом.
   Не знаю, как они собираются засунуть все в один грузовик, он уже и так перегружен вещами. Непростая задача.
   Так и вышло — процесс перегрузки всего багажа в один грузовик оказался долгим. Ребята пытаются загрузить весь скарб сверху, привязывая его веревками.
   Я никогда не смогу выразить или объяснить, что это за люди, через что они проходят или почему это так важно, чтобы мы им помогали.
   Я достала видеокамеру и предложила нашим пассажирам высказаться. Идея им понравилась.
   Они не верят прессе, не хотят, чтобы СМИ сами решали, что важно, а что нет. Они хотят сами расставить акценты. Справедливо.
   Когда я ехала сюда, я думала, что мне будет плохо от всего того, что я увижу.
   Но вместо этого я увидела волю к жизни, улыбающиеся лица изнуренных, но непобежденных и трудолюбивых людей, детей, гуляющих, держась за руки. Я испытываю благоговение перед ними.
   Благоговение перед их волей. Благоговение перед их надеждой.
   Мы остановились, чтобы высадить несколько людей в каком-то безлюдном месте. Еда, кажется, находится в грузовике, который едет далеко позади колонны.
   Делаем привал. Сейчас два часа после полудня, и жара стоит невыносимая. Я вижу, как многие беженцы суетятся, носят хворост и какой-то хлам, пытаясь обустроить это случайное место. Я не знаю, как у них хватает сил.
   Мне только что объяснили типовой распорядок дня беженца. Утро обычно начинается с подготовки к завтраку: сбор воды и дров, приготовление пищи (если она есть), потом сам завтрак, после него мытье посуды и уборка территории, а потом зарабатывают на обед — они пытаются либо продать что-то из имеющихся пожитков, либо смастерить что-нибудь, кто что может.
   В полдень опять носят воду и дрова, готовят обед.
   После обеда цикл повторяется.
   Каждый день посвящен выживанию. Не у всех получается.
   Проблема не только в недоедании. В этом году УВКБ ООН потеряло четырех своих сотрудников.
   Каждую неделю в мире убивают одного гуманитарного работника. Сложно обеспечить им безопасность и защиту.
   Вообще, УВКБ ООН имеет один из самых высоких показателей по числу разводов, самоубийств и депрессий. Работа вредная.
   При въезде в так называемый «район 91» висит знак:
   «ПОЖАЛУЙСТА, НЕ ОТРЕЗАЙТЕ НАМ РУКИ! ДАВАЙТЕ ЛУЧШЕ СОЕДИНИМ ИХ!»
   Нам надо добраться до местного базара, чтобы купить сардин и хлеба. Наши запасы не покрывают и половины потребностей.
   Медсестра нервничает — у нее мизерный набор лекарств, а мальчику в третьем грузовике стало плохо. Пока непонятно, что с ним.
   УВКБ ООН само нуждается в помощи для содержания большего количества докторов и медсестер, на закупку достаточного количества медикаментов. Здесь редко делают простые хирургические операции, а операций, увы, много.
   Я сейчас рядом с Ньямбе, сотрудницей УВКБ ООН, которая большую часть времени везде сопровождает меня. Она впервые работает в качестве сопровождающей, к тому же это ее первый визит в лагерь, находящийся так далеко от транзитной станции.
   Мы пошли разыскивать лекарства. По пути натолкнулись на солдат ООН, расположившихся в этом районе. Оказалось, что они из Бангладеш.
   Один из солдат довольно равнодушно отнесся к нашей просьбе о помощи с медикаментами: «Идите и найдите НПО». От такой холодной реакции мы растерялись, подавленно оглянулись на пыльные дороги, на нищих местных Жителей города, на небольшие хижины.
   «А где ближайшее НПО?» Солдат развел руками без особого интереса.
   Тут в дело включилась Ньямбе, которая оправилась от растерянности быстрее, чем я, и довольно убедительно разъяснила солдату, что все мы являемся братьями и сестрами под общим флагом ООН.
   Они спросили, врачи ли мы.
   Мы объяснили: «Нет, просто сотрудники». Солдаты о чем-то посовещались и все-таки выдали небольшую сумку с лекарствами от боли и обезвоживания. Обед. Начали раздавать пищу. Теперь мы проверяем наши сумки.
   Главы семейств подходят к нам, чтобы получить дополнительные пайки на тех, кто не значится в регистрационных списках. В такой ситуации только специальная желтая карточка предъявителя позволит ему получить булочку хлеба и половину банки сардин. Таков местный рацион одного взрослого человека. Один человек — одна желтая карточка.
   Солнце садится. Понятно, что мы не доберемся до нашего места назначения сегодня — в здешних местах передвигаться в темноте опасно, тем более караваном типа нашего. Пытаемся связаться с администрацией лагеря Бо, который расположен примерно на час пути ближе, чтоб заночевать у них. Перед сном придется еще приготовить и раздать наборы сухого пайка нашим 400 подопечным.
   На втором грузовике спустила шина. Как только заменим колесо, двинемся дальше. Первый грузовик днем раньше остался где-то позади из-за технических неполадок.
   Пока ничего интересного не происходит. Никто даже не делает фотографий для CNN.
   Выдвигаемся.
   Сейчас 7:40 вечера. На улице темно, хоть глаз выколи, движемся очень медленно. Навстречу нашему авто подбегает человек из грузовика, идущего впереди, жестами просит нас остановиться. Съезжаем на обочину дороги и останавливаемся.
   «Что случилось?»
   «У нашего грузовика фары не работают». Переставляем грузовик в конец колонны и продолжаем движение.
   На контрольном пункте молодые парни машут нам, приказывая остановиться. Они светят фонарями внутрь нашего грузовика, задерживают лучи на наших лицах. Внимательно разглядывают нас, а потом разрешают ехать дальше.
   Сейчас 9:30 вечера. Мы прибыли в Бо. Мы проведем здесь ночь, а в 7 утра снова двинемся в путь.
   Мы встретились с Мухаммадом, который здесь работает. Мы помогли ему приготовить три больших миски пшеницы и три больших миски бобов.
   Вместе с женщиной, которая явно была лидером группы, мы начали раздавать еду. Прошло какое-то время, пока все беженцы вышли из грузовиков, все были очень голодны.
   Я представляю себе, как плохо они, должно быть, себя чувствовали. Меня саму тошнило. Наверное, меня бы вырвало во время поездки, но, поскольку по дороге не было никаких уборных, то я ела только хлеб и ничего не пила. Оказывается, правильно сделала.
   Я пыталась помочь, раздавая кружки и ложки. Железных мисок не хватало, поэтому после того, как одни люди поели, мы сразу же вымыли все тарелки, чтобы использовать их вновь.
   Первыми были накормлены дети, затем женщины, и, наконец, мужчины. Кто-то обратился ко мне «памви», что означает «белый человек». Кто-то назвал меня «сестрой».
   Они были добры ко мне, зная о том, что я здесь для того, чтобы помочь.
   Другие люди на их месте, наверное, злились бы, толкались и скандалили — слишком тяжелы были их испытания, чтобы еще стоять и ждать медленно движущейся очереди за едой.
   Пройдя сквозь столько мучений и трагедий за все годы своих скитаний, сейчас люди не шумели и не злились, а, наоборот, терпеливо помогали мне разобраться, что к чему.
   Ньямбе и я отправились ночевать в ближайший отель. Я чувствовала, что это незаслуженная привилегия. Но я так устала. И я с глубокой благодарностью воспользовалась этой возможностью.
   Нам дали номера с вентиляторами, но мой не работает. За окном я слышу голоса людей и едва различимые звуки американской музыки 80-х. Только что я увидела жирного прыгающего паука.
   Когда-то поверхность кровати была пластиковой, но сейчас почти вся обивка содрана. На кровати нет простыней, только матрац.
   Мне уже нравится эта комната. Человек, который проводил меня в номер, улыбнулся, когда открыл дверь, и сказал: «Отлично! Хорошо!» Затем он показал мне туалет и с широкой гордой улыбкой сказал: «Смотри!» И спустил воду.
   Минуту назад он вернулся, чтобы дать мне спички и свечу.
   С часу ночи до 4.30 утра здесь нет электричества.
   Ньямбе вошла ко мне в комнату, и мы поделили остатки буханки хлеба. Было слишком жарко, чтобы есть, поэтому я предусмотрительно оставила свою половину на завтрак.

Среда, 28 февраля

   6:17 утра. Мы снова на ногах и почти готовы идти по направлению к нашей цели — Кенеме.
   Я плохо спала. Было очень жарко, и мешал постоянный шум. Я думала о том, насколько лучше мои условия по сравнению с условиями беженцев. Я думала о том, как матери и их дети чувствуют себя ночью. Были слышен плач малышей, несколько детских голосов. Я удивлялась, почему лишь несколько детей плакали. Может быть, они уже привыкли к этим ужасным условиям, или, что, к сожалению, более вероятно, они слишком устали, чтобы плакать.
   Сегодня утром я обнаружила отверстие, сделанное, видимо, лезвием большого ножа в своей двери. Ньямбе сказала, что она видела его еще вчера, когда стучалась ко мне.
   Интересно, а как же право на неприкосновенность личной жизни? Но на самом деле мне все равно. Сейчас слишком рано, и я рада снова быть в пути.
   Нужно сказать, что многие сотрудники УВКБ работают у себя на родине, в местных отделениях, поэтому создается такое впечатление, что отделениям активно помогают местные жители. Зачастую так оно и есть, но не всегда.
   В этих местах вынужденно присутствует много зарубежных организаций. Например, значительную активность проявляет Норвежский совет по делам беженцев.
   Ну, вот мы и прибыли. Люди, приехавшие раньше, выбежали навстречу нашим грузовикам в надежде найти друзей или членов своих семей. И правда, некоторые радостно закричали: они признали своих друзей.
   Каждой семье в лагере выделяется небольшой участок земли и чемоданчик с инструментами, чтобы они могли самостоятельно начать строиться.
   Беженцам сложно начинать обустройство самим. А наличие собственного дома важно, поскольку делает человека более независимым.
   Было бы здорово организовать какие-то семинары, чтобы обучить их садоводству, чтобы они сами могли выращивать себе пищу.
   Эта новая местность для беженцев существует всего несколько недель, и здесь построено уже много глиняных и деревянных хижин.
   В офисе я увидела около семи человек с огромными тюками. Некоторые женщины были беременны. Мне сказали, что эти женщины одни из тысяч, которые приехали из Гвинеи. Они пришли пешком, и им необходимо медицинское наблюдение, регистрация и размещение в лагере.
   Сейчас мы в аэропорту, ждем самолета, чтобы вернуться назад. Это маленькое белое здание, окруженное военным палаточным лагерем.
   Африканские войска носят береты ООН и изображение своего флага на униформе.
   Только что прибыли на вертолетах британские войска в полном обмундировании, с большими сумками и оружием. Они бегут стройными шеренгами от вертолетов по направлению к грузовикам, садятся в них.
   Нам говорили, что наш самолет уже прибыл, но это не так. Поэтому мы ждем, пытаясь спрятаться от палящего солнца.
   Мы поинтересовались, сколько нам еще ждать. Час. Мы все хотели есть или хотя бы выпить кофе, поэтому мы решили поехать в ближайшее кафе. Оно было маленьким, грязным и… замечательным. Смесь американского и китайского. Меню были очень потрепанными, и я с трудом могла различить слова. Мы сделали заказ и начали обсуждать наши проблемы. Только мы начали разговор, как через две минуты мы услышали звук самолета, шедшего на посадку, и вынуждены были бежать. Мы смеялись.
   Задержки рейсов местной авиакомпании были вызваны разгоревшимися военными действиями. Но этот все-таки прилетел. Около десяти человек забрались в салон. Уф — тут очень жарко! Играла какая-то музыка, которую я даже не могу описать. Я думаю, что слова были на французском. Начавши раз играть, она уже не прекращалась.
   Когда мы наконец вернулись, было уже почти 2 часа дня. По дороге я наблюдала за людьми. Сейчас я лучше понимаю смысл их борьбы.
   Я посмотрела в окно.
   Красота храбрости этих людей проецируется в очень многих проявлениях, случайных эпизодах. На этот раз это был маленький мальчик, который нес на голове кувшин с водой. Он босой. На улице очень жарко, и я уверена, что ему еще далеко идти. И много позже, после того как я уеду — или тогда, когда кто-то будет читать эти строки, — он все еще будет делать то же самое и многое другое — чтобы выжить. Он всего лишь маленький мальчик. И сегодня он один из счастливчиков. Потому что он не в армии. У него есть доступ к воде. Никто не отрезает ему ноги или руки. Несмотря на то, что он очень худой, он выглядит вполне здоровым.
   В офис вошел фотограф и сразу начал расспрашивать о том, что где происходит. Он хотел получить информацию о том, как попасть в наиболее конфликтные районы.
   Мы объяснили ему, что это довольно сложно — дороги небезопасны, даже продовольствие поставляется с перебоями.
   Тем не менее мы попытались разработать оптимальный маршрут для его экспедиции. Действительно хотелось ему помочь. Он приехал сюда с целью рассказать миру о том, что происходит, через визуальные средства, ведь лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать.
   Я уверена, что большинство фотографий, которые он сделает, запечатлеют то, что многие из нас не хотят видеть, хотя должны. Он поинтересовался, откуда я. «Из Америки».
   «О! Я работаю фотографом уже десять лет. Американская пресса не покупает такого рода снимки. Другие страны покупают».
   Сегодня вечером у меня запланирован ужин с мистером Арнольдом Акоджено, представителем УВКБ ООН в Сьерра-Леоне. Он собирается помочь мне понять ситуацию в этой стране — что делается, что должно быть сделано, политические нюансы.
   Готовясь к встрече, я безуспешно пыталась счистить грязь со своих ботинок и переодеться в чистые брюки. Бесполезная трата времени. Ладно, пусть будет так, как есть. Ведь и так понятно, почему моя одежда в таком состоянии, так что не стыдно.
   Сейчас я даже не ощущаю в себе сил сделать что-то конкретное и полезное, но пытаюсь начать в этом направлении. Отрадно то, что я чувствую в себе силы оказывать все больше и больше помощи в будущем. Я чувствую это.
   По дороге на ужин мне сказали, что мистер Акоджено опоздает. «Образовались проблемы. Полиция получила информацию о том, что завтра планируется демонстрация».
   Добравшись до его дома, я встретила мужчину с фонариком в руке, он проводил меня внутрь.
   Двор был окружен большим забором, над которым возвышались кольца колючей проволоки высотой фута в два.
   В доме все окна были защищены загородками из разнотипных металлов или пластмасс. Чувствовалась незатейливая попытка дизайнера хоть как-то минимизировать сходство этих конструкций с решетками.
   Чем больше я узнаю о людях здесь, тем больше я понимаю, насколько велики риски, с которыми они сталкиваются в повседневной жизни.
   Сегодня был последний день срока нынешнего правительства. Некоторые люди хотят смены кабинета и политики. Некоторые просто хотят захватить власть. Мой собеседник точно не уверен, кто будет принимать участие в завтрашней демонстрации, но он упомянул, что, возможно, будет участвовать РЕФ.
   Во время последней демонстрации погибло девятнадцать человек. В этот день он застрял в своем офисе. Кажется, он сказал: «С 10 утра до 4 дня». И когда, наконец, автомобиль, который был послан за ним, уже почти приехал, автомобиль захватили демонстранты.
   Он сказал мне, что после той демонстрации они думали перебраться в более безопасный офис. Другие организации ООН вскоре покинули тот район, но арендодатель пригрозил штрафом в сумме $ 55 000 за досрочное расторжение договора. Подумав, они решили, что могут использовать эти деньги на более важные нужды, чем собственная безопасность.
   Но больше всего он рассказывал о том, какие замечательные у него сотрудники. Они преданы своему делу настолько, что будут продолжать работать несмотря ни на что.
   Работающие здесь сотрудники не рискуют привозить сюда свои семьи. До прошлого Рождества такая практика существовала, но в связи с усугублением ситуации все родственники сотрудников были эвакуированы. Поэтому многие уже давно не видели свои семьи.
   Завтра все будут оставаться внутри здания, за исключением случаев, когда нахождение вне офиса обусловлено служебными обязанностями. Например, три сотрудника должны будут встречать группу беженцев, которые прибывают в порт из Гвинеи. Автобусы для перевозки беженцев уже заказаны. У ООН есть свои грузовики, но символика ООН может вызвать агрессивную реакцию демонстрантов. Возможны эксцессы.
   Планировалось, что я буду помогать в регистрации прибывающей группы, но теперь меня вежливо попросили оставаться в офисе.
   Американское посольство является одной из предполагаемых мишеней.
   Нигерия, Соединенные Штаты и Англия поддерживали существующее правительство. Я надеюсь, что я правильно поняла все приведенные факты.
   Я напугана. Я знаю, что все будет хорошо, однако, поскольку я совсем не разбираюсь еще во всех хитросплетениях текущей ситуации, то я, конечно, должна ожидать чего угодно.
   Наверное, это глупо, но, пожалуй, я упакую свой рюкзак, перед тем как пойду спать, на случай если придется бежать. Хорошо, что я измучена и сразу смогу уснуть.
   На завтра у меня намечена встреча — обед с Джозефом Мелрозом, послом США в Сьерра-Леоне. Также я планирую встретиться с представителями нескольких НПО [3].
   Я не уверена, что может случиться. Я даже не знаю, что уже происходит в данный момент.

Четверг, 1 марта

   9:30 утра — никаких новостей.
   Зашел человек, чтобы установить радиосвязь.
   За завтраком мы на тему о грядущих событиях сегодняшнего дня не разговаривали.
   Мы показывали друг другу фото своих семей, рассказывали о них истории.
   10:20. Все выглядит так, будто ничего и не случится. Но никто не выйдет из офиса в течение еще нескольких часов, из предосторожности.
   Может быть, тот факт, что власти были готовы, предотвратил беспорядки. Военные охраняли ключевые объекты с раннего утра.
   Мне надо пойти в город и взять деньги из Вестерн Юнион [4].
   Мы поехали на машине Ньямбе, без опознавательных знаков УВКБ ООН. Нас остановили полицейские и проверили.
   Мы были в Вестерн Юнион на пятнадцать минут раньше открытия, и они не пустили нас внутрь. У них тут строгие порядки. Большинство их персонала также дожидалось открытия офиса у закрытых дверей.
   Сотрудники УВКБ ООН, которые встречали утром беженцев на причале, благополучно вернулись и сообщили, что прибыло около 485 человек.
   Прибывшие беженцы останутся на транзитной станции до завтра, а затем уедут с сопровождением. Они возвращаются домой.
   Судя по всему, демонстрация начнется в 3 дня. Говорят, что полиция уже пресекает попытки массовых скоплений. Также говорят, что демонстрация начнется около американского посольства. А у меня там назначена встреча в полдень.
   Мы пытались связаться с посольством, чтобы подтвердить назначенную встречу с послом Мелрозом, но нам ответили, что у нас неправильный номер. Возможно, это ради безопасности, потому что, когда мы проверили, номер оказался правильным.
   Я рядом с посольством. Замечаю в окнах дырки от пуль. Здесь когда-то стреляли, люди прятались внутри. К счастью, здесь много этажей.
   Около посольства чрезвычайно много охраны. Почему-то я подумала, что это все равно что посетить свой собственный дом. Свою страну. Но я совсем себя так не чувствовала. Меня долго держали снаружи, в то время как проверяли удостоверение Ньямбе и расспрашивали ее. Потом меня попросили войти. Охрана высыпала содержимое моей сумки и занесла данные в компьютер. Теперь я должна была пройти через металлодетектор. Как только я оказалась внутри, все стали очень приветливыми.
   Мы говорили о тех 400 ампутированных инвалидах в лагере, которых я видела, и еще больше в лагерях Бо и Кенема. Большинство из них держатся вместе, но для них нет никакой поддержки или финансирования.
   Мне сказали, что недавно прибыли двое новых ампутированных. За последний год не было ни одного случая насильственной ампутации. Казалось, что все прекратилось. Но примерно во время праздника Рамадан пострадали двое: полуторагодовалый ребенок и еще один лет восьми.
   Им отрезали руки.
   Да что же это такое?! Как можно это объяснить?!
   Какое-то время мы молчали. Затем посол сказал: «Это все очень печально. Такова жизнь. Но всегда можно сделать что-то, чтобы изменить мир к лучшему».
   Позже я присутствовала на встрече, где обсуждались поставки продовольствия и медикаментов. Поскольку финансирования не хватает, необходимо перепланировать кучу вещей. Сейчас многое будет зависеть от НПО и других подразделений ООН.
   Мы должны найти компромиссы. Жизни многих людей зависят от каждого принимаемого здесь решения. Каждый раз, когда мы отказываемся от реализации той или иной программы, кто-то страдает.
   Число прибывающих беженцев так велико! 400 человек в день. Сможем ли мы справиться с еще большим количеством? Где мы сможем их разместить?
   Уже и сами беженцы не рады вновь прибывающим собратьям. Им становится очень тесно. Они вынуждены делить пищу, даже драться за нее. Это звучит жестоко, но это выживание.
   Я начинаю чувствовать отчаяние и разочарование в словах коллег, но они продолжают пытаться найти конструктивные решения.
   В помещении нет кондиционеров, мы открыли окна. Теперь каждый должен говорить очень громко, так как снаружи то и дело грохочут грузовики.
   Позади меня — стол с фотографиями четырех сотрудников УВКБ ООН, которые были убиты в 2000 году при исполнении служебных обязанностей. Они выглядят очень добрыми. Милые, открытые лица.
   Мы крайне полезно провели время за ужином с Джозефом Мелрозом. Другие Официальные лица НПО также присутствовали на ужине, большинство из них работает с УВКБ ООН. Мы проговорили всю ночь о разных странах и ситуациях в них.
   Мы даже умудрились пошутить и посмеяться. Я не знаю, о чем я должна, а о чем не должна написать. Прозвучало много разных мнений. Могу лишь сказать, что я ощутила, насколько сильно каждый присутствующий в комнате предан своему делу и искренне старается найти решения.
   Понять или объяснить РЕФ, договориться с ними очень сложно. Никто не верит, что РЕФ просто так решил подарить «зеленый коридор»