— My! My! — сказала малютка.
   — Да, моя младшая дочь, по одним ей ведомым причинам, откликается не иначе как на Крошку My.
   — My! — повторила девчушка, вполне довольная отцовским объяснением.
   В ответ на застенчивую улыбку Аш Касси улыбнулась тоже, Бет сделала реверанс, потеряла равновесие и стукнулась о дверь, Крошка My хихикнула, зарычала и еще пару раз для порядка сказала «My».
   — А эту девушку зовут Аш. Она путешествует со мной и Райфом. Нынче она у нас почетная гостья, так с ней и обходитесь. Понятно? — Девочки кивнули. — Вот и ладно.
   — Отец, можно Аш будет спать со мной и Бет? — Касси посмотрела на гостью ореховыми глазами. — Если ты не против, конечно.
   Аш кивнула. Касси была почти с нее ростом, но полнее, с уже оформившейся грудью и бедрами. Роскошные, густые рыжие с золотом волосы блестели при свете. Аш вспомнила Кату с ее темными кудрями, где никакие шпильки не держались, и прогнала от себя ее образ.
   — Вот и проводи Аш в вашу комнату, Касси. — Дарра разлила дымящееся пиво в деревянные чашки. — Поможешь ей вымыться и переодеться, если она захочет. Она устала с дороги и, наверно, нуждается в отдыхе перед ужином.
   Аш ответила Дарре благодарным взглядом. Знакомство с семейством Ангуса совсем ее измочалило.
   — А можно я тоже пойду? — умоляюще подняла свою розовую мордашку Бет. — Я помогу ей одеться и причесаться.
   — Нет. Только Касси.
   — Ну, мама же...
   — Я сказала — нет. Поднимешься после, когда Аш отдохнет.
   Бет выпятила дрожащую нижнюю губу. В кухне стало так тихо, что слышно было, как шипят дрова в очаге. Потом Райф встал и протянул Бет руку.
   — Пойдем-ка нарубим дров, ладно? И я поучу тебя стрелять. К концу дня ты уже будешь попадать в мишень.
   Какой Райф молодец, подумала Аш. Вот что значит иметь сестру и брата.
   Бет с восторженным визгом обхватила Райфа за пояс и вышла вместе с ним, забрасывая его вопросами о луках, стрелах, куропатках и даме с серебристыми волосами.
   Ангус, переглянувшись с Даррой, надел толстые овчинные рукавицы, снял котел с огня и скомандовал Аш и Касси:
   — За мной.
   Вслед за ним они поднялись по лестнице в крохотную, причудливой формы комнатку. Ангус поставил котел на пол, зажег масляную лампу и вышел, мимоходом потрепав дочь по щеке.
   — Чего тебе раньше хочется — помыться или отдохнуть? — Касси указала на одну из коробчатых кроватей, стоящих у разных стен. На полу лежал камышовый коврик, а единственным, кроме кроватей, предметом мебели был столик, бывший ранее плотницким верстаком и усеянный шляпками от гвоздей, следами от пилы и зарубками от долота. — Комната, наверно, кажется тебе голой, но ведь мы с Бет здесь почти не бываем.
   Аш потрясла головой, вспомнив свою обитую шелком, устланную коврами и освещенную янтарем комнату в Крепости Масок.
   — Нет, мне у вас очень нравится. Вода такая соблазнительная — я, пожалуй, вымоюсь сначала.
   Касси подошла помочь ей с крючками и петлями. Руки у нее были грубые, в мозолях и шрамах, и Аш напомнила себе, что Касси занимается крестьянским трудом.
   — Отец у нас часто бывает в отъезде, — сказала Касси, словно догадавшись, о чем Аш думает. — Весной нам с мамой самим пришлось стричь овец, а они так брыкаются...
   Аш и сама не прятала своих погрубевших от бездомной жизни рук.
   — Обычно отец старается уезжать зимой, когда дома делать почти нечего — только кур кормить и доить овечек. Но иногда птицы прилетают и летом, и весной — тут уж ничего не поделаешь.
   — Птицы?
   — Ну да, с письмами — от разных людей.
   — А-а. — Аш подождала, но Касси больше ничего не сказала. — А в деревне никто не может помочь вам с овцами?
   Касси покачала головой:
   — Нет. Мы в Трех Деревнях ни с кем не разговариваем. Мы сами по себе.
   Аш это показалось странным, но она промолчала. Она спустила верхнюю и нижнюю юбки, а Касси попробовала воду. Чего боится Ангус? От кого он прячет свою семью?
   — Боюсь, вода не очень горячая. Отец думает, мы, девушки, все равно что мужчины: окунулся разок — и довольно.
   Аш усмехнулась — Касси пришлась ей по душе.
   — Твой отец добрый.
   — Если бы он тебя услышал, то стал бы отпираться так рьяно, будто ты обозвала его негодяем.
   Приготовившись к холоду, Аш залезла в чан, а Касси стала взбивать пену с помощью куска угольного мыла и полотняной тряпицы. Должно быть, эта купальная тряпочка была у Касси лучшей, потому что на ней была каемка из вышитых птиц.
   Касси помыла Аш голову умелыми движениями старшей сестры, которая каждую неделю проделывает то же самое с младшими.
   — Как долго вас не будет? — спросила она, ополаскивая волосы. — Если это не секрет, конечно.
   — Я не знаю. Думаю, что недолго. Может быть, месяц. — Аш представила себе карту Северных Территорий. Буревой Рубеж лежит далеко на западе, между Прибрежным Кряжем и Погибельным морем. Она мало что знала о тех местах. Где-то у тамошнего берега тянется цепочка Плавучих островов, круглый год окутанных туманом, — говорят, будто там умер сулльский король Лиан Летний. А на севере живут Ледовые Ловцы — зимой они разбивают свои становища на морском льду и жуют кусочки мороженой тюленьей крови, как кланники — свою траву. К югу же от Рубежа стоит город Морское Око, славный своими богатыми купцами.
   — Я тебе завидую.
   Касси пристально смотрела на Аш, и той захотелось ответить что-нибудь веселое и беззаботное — стоит ли, мол, завидовать тому, кто тащится в мороз по глубокому снегу, но серьезное выражение на лице Касси остановило ее. Касси Лок, дочь Ангуса, слов на ветер явно не бросала.
   — А я завидую тебе, — сказала Аш, — тоже от всего сердца.

36
КРОВАВАЯ ЛУНА

   Завтрак был съеден в молчании. Свежий хлеб, копченый окорок и поджаренные в масле грибы запивали овечьим молоком, приправленным кедровыми орешками. Вся посуда в доме была выточена из белого дуба, и едоки почти не производили шума.
   Ангус ел медленно, как приговоренный, и резал свою ветчину на мелкие кусочки. Райф сидел около единственного кухонного окошка. Рядом с ним в тазу с горячей водой плавала мисочка с воском, который он черпал тряпицей и втирал в свой лук.
   — Для защиты от непогоды, — объяснил он Бет, продолжавшей осаждать его вопросами, и его взгляд почти не отрывался от серого неба за окном.
   Касси и Аш сидели рядом на скамье у очага. Они не разговаривали, но молчание действовало на них успокаивающе. Касси держала на коленях Крошку My, сосавшую тонкий ломтик ветчины. Дарра сидела за столом с мужем и Бет, и Аш то и дело ловила на себе ее взгляд. Такое внимание беспокоило Аш, хотя она старалась его не замечать. Что рассказал Ангус своей жене?
   В этот самый миг Ангус отодвинул от себя тарелку и встал.
   — Ну, нам пора.
   Все, включая Райфа, поднялись, и в доме Локов началась предотъездная суета. Касси побежала наверх за вещами Аш, Бет с Райфом — на конюшню седлать лошадей, Ангус наполнял кроличью фляжку из бочонка у двери, Дарра заворачивала недоеденную куропатку в вощеное полотно.
   Аш приступила к долгому делу одевания, застегивания и завязывания. Она не могла сказать, жалко ей уезжать отсюда или нет. Семья Ангуса оказалась очень близка к ее представлениям о семейной жизни, но Аш в ней не было места, и сознание этого наполняло ее душу странным холодом.
   Она Аш Марка, найденыш, брошенная умирать за Тупиковыми воротами.
   Эти слова сделали ее сильной. Она попрощалась со всеми и вышла к Райфу.
   К седлам приторочили сумки и спальники, сказали последние слова, и трое путников двинулись на юг через старый лес.
   Ангус не смотрел назад, но Аш оглянулась и увидела ореховые глаза Касси, полные тоски, и синие Дарры, полные страха.
   Путники проехали много лиг на запад вдоль Зеленой реки — молча, сгорбившись и пригнув головы от ветра. В небе громоздились черные тучи, и вскоре Аш ощутила на лице дождевые капли. Теплый воздух, идущий на юг впереди бури, вызвал короткую оттепель, и снег под ногами отсырел, а лед на прудах стал ненадежен. Снегурка, не будучи, как гнедой, ледовой плясуньей, обнаружила недюжинную смекалку и быстро научилась идти за конем Ангуса след в след. Вековые леса постепенно сменились открытыми пустошами и корявыми соснами.
   В полдень они перекусили холодной куропаткой, и Ангус повернул к Горьким холмам. Аш страдала от дождя и ветра и порадовалась бы какой угодно беседе, но ни Ангус, ни Райф не проявляли охоты к разговорам.
   Горькие холмы меняли цвет по мере приближения к ним. Сначала они показались Аш серыми, потом голубыми. Теперь, когда ее спутники держали путь прямо на стены и кратеры южной оконечности гряды, она стала различать прожилки зеленой меди, белой глины и черного железа. Приемный отец рассказывал Аш, что когда-то в Иль-Глэйве Горькие холмы назывались горами, но приезжие кланники смеялись над горожанами, говоря: «Эти-то кучки? Хороши горы». Но сейчас, когда темные тучи окутывали их, как мех шею короля, они и впрямь казались горами.
   Когда стемнело и дождь перешел в мокрый снег, Ангус повернул еще раз. Найдя тропу у подножия холмов, он двинулся на запад над замерзшим ручьем, вдоль границы Иль-Глэйва с клановыми землями.
   Так они ехали почти всю ночь. Холмы защищали их от бури. С ходом времени Аш стала все сильнее ощущать присутствие Кантовых заклятий. Они стягивали грудь и причиняли ей боль при слишком быстрых движениях или глубоких вдохах. Непонятно, из чего Кант заключил, что она — Простирающая Руки. До него она никогда о таком не слышала. Если Простирающий уже рождался тысячу лет назад, почему в Венисе никто об этом не знает? Аш хорошо знала историю. В то время правителем был Халдор Хьюс, бывший у власти шестьдесят лет. За этот срок он расширил границы городских владений до южной оконечности Черной Лохани и так обогатил город, что его прозвали Халдор Добытчик. Но Кант утверждает, что некий Простирающий Руки родился как раз в ту пору. А еще тысячу лет назад... Аш напрягла память... тогда Терон и Рангор Пенгароны привели свои войска на Север и основали город Венис.
   Непохоже что-то, чтобы Простирающие были способны творить ужасы, о которых повествовал Кант.
   Не до конца убежденная Аш толкнула пони каблуками и стала думать о другом.
   Вскоре Ангус объявил привал, и они разбили лагерь у самого ручья. Райф развел костер, но обдирать дрова сил ни у кого не было, и их просто полили куропаточьим жиром. Аш улеглась спать с намазанными салом губами, завернувшись в пуховую перину — подарок Дарры Лок.
   Ночью через холмы перевалил второй, более сильный вал бури, и Аш проснулась от удара крупных градин. Выбившиеся из-под капюшона пряди волос примерзли к земле. Холод снова брал свое, и Аш, присев в кустах, подумала, что ее лужица сейчас замерзнет — но пока она подтягивала чулки и поправляла юбку, этого не произошло.
   Лагерь сворачивали молча. Ветер выл в скалах и ущельях, меняя высоту, как человеческий голос. Райф и Ангус ехали по бокам Аш, прикрывая ее от бури. В тот день рассвет так и не пришел по-настоящему. Чем дальше к западу, тем ниже и круглее становились холмы. Тучи клубились над ними, поливая дождем и снегом и без того уже плоские склоны.
   — Ганмиддишская башня должна быть вон там, впереди, — прокричал Ангус сквозь утихающую бурю. — Если повернуть на север в том месте, через час будем у перевала.
   Аш напрягла зрение, но ничего не увидела, кроме града и туч.
   Не успел Ангус опустить руку, настали сумерки. Аш все смотрела на север, стараясь увидеть башню.
   Вскоре над холмами возникло какое-то бледное зарево. Тучи скрывали его цвет и местоположение, и Аш сначала подумала, что это всходит луна или северная звезда. Но тут ветер, рванувший на запад, немного расчистил небо, открыв огненный красный шар.
   У Аш внутри что-то оборвалось, и она ощупью нашла руку Райфа. Он смотрел в ту же сторону, и красный блик лежал на его лице.
   — Огонь на башне, — сказал он тихо. — Красный огонь Бладда.
   Это были последние слова, которые услышала от него Аш в эту ночь. Стрелы посыпались на них с тихим свистом забрасываемого удилища. Что-то чвакнуло о круп Снегурки, и она, взвившись на дыбы, оторвалась от других лошадей. Аш рвала ей рот удилами, но пони уже ринулась куда-то очертя голову.
   В Лося и гнедого тоже попали стрелы. Райф, борясь с конем, сорвал с себя зубами одну из перчаток и выплюнул ее на снег. Гнедой устоял на месте. Сулльская выучка, подумала Аш, увидев двойной блеск стали — это Ангус обнажил разом нож и меч.
   Вторая стрела ударила пони в грудь, и на сей раз Аш разглядела, что наконечник у нее круглый, со свинцовым набалдашником. Тупая. Не успела Аш сообразить, что это значит, по южному склону спустился отряд конных кланников с длинными намасленными косами, в собольих плащах, тусклых латах и вареных кожах кровавого цвета.
   Крак! Тупая стрела угодила Аш в подбородок, и мир раскололся во вспышке красно-белого пламени. Боль прошила зубы до самых корней. Силясь удержаться в седле, Аш натянула поводья так, что Снегурка снова стала на дыбы, и завизжала. Еще одна стрела просвистела мимо щеки. Стреляли с востока, а на севере широкой линией растягивались всадники.
   Краем глаза Аш уловила изгиб Райфова лука. Раньше лук принадлежал Ангусу, но Аш, видя, как плавно ходит он в руках у Райфа, знала, что Ангус больше не попросит его назад.
   Страх охватил ее, как только Райф отпустил тетиву. Она и не глядя знала, что стрела найдет сердце кого-то из кланников.
   Как легко он это делает, отстраненно подумала Аш. Будь у него достаточно стрел, он мог бы перебить их всех.
   Ангус вдруг осадил гнедого так близко от нее, что ногу Аш ужалили комья снега и мерзлой грязи, и велел:
   — Держись позади меня.
   Присутствие гнедого успокоило Снегурку — она перестала сопротивляться узде и позволила Аш направить себя за спину Ангуса. Тупая стрела задела шею гнедого, но сулльский конь сохранил спокойствие. Заглянув в его карий глаз, Аш почувствовала глубокое почтение к своему кавалеру по ледовому танцу.
   Дюжина кланников двигалась на них от подножия холма, а на востоке затаились в темноте стрелки. Всадники отстегнули копья и взяли их наперевес. Наконечники с задними выступами для лучшего зацепления торчали в десяти шагах перед головами коней.
   Райф подстрелил одного, потом другого.
   — Кто они такие? — крикнула Аш.
   Ангус поднял свои влажные от масла клинки.
   — Бладдийцы. Они взяли Ганмиддиш и хотят оповестить об этом весь мир... потому и зажгли огонь на башне.
   — Но мы-то им зачем? — Аш была близка к истерике. Смотреть, как Райф натягивает лук, было выше ее сил. Хоть бы Ангус остановил его!
   Ангус указал острием ножа на нее, на Райфа и на себя.
   — Мы все завидная добыча, кого ни возьми.
   Аш не поняла, о чем он. Какой прок кланникам от нее? И что такого сделал им Райф? Не успела она задуматься над этим как следует, град тупых стрел осыпал Райфа и его коня. Лось, пораженный в передние ноги, упал и храпя, начал брыкаться и визжать. Райфу задело горло и левую руку, и он выронил лук. Вцепившись в поводья, он старался удержать впавшего в буйство коня.
   Аш вскрикнула. Лицо Райфа стало серым, и в глазах стояло безумие. Не раздумывая, она послала Снегурку к нему, но Ангус схватил ее за руку так, что хрустнули кости.
   — Нет!
   Аш в бешенстве стала бороться с ним, колотя его свободной рукой и толкая Снегурку на гнедого. Она впилась ногтями Ангусу в щеку и разодрала ее, но он так ее и не отпустил.
   Кланники приближались к Райфу. Наконечники их копий при свете огня на башне отсвечивали красным, как клинки Рубак. Всадники перекликались громкими грубыми голосами.
   Их вытравленная дочерна броня не отражала света, меховые плащи колыхались за спинами, как живые.
   На востоке наконец показались лучники, верхом на конях особо подобранной темной масти.
   — Успокойся. — Ангус вывернул Аш руку, чтобы прекратить ее сопротивление. — Они не причинят ему вреда.
   Тогда Аш впервые поняла, что их сейчас возьмут в плен, и метнула на Ангуса обвиняющий взгляд.
   — Я не могу подвергать тебя опасности, вступая в бой со столь неравными силами. — Из царапин на щеке Ангуса текла кровь, но он не обращал на это внимания. Его взгляд был прикован к Райфу. Аш опомнилась, и ее рука обмякла в пальцах Ангуса.
   Райф утихомирил Лося и вытащил свой полумеч. Стоя лицом к бладдийцам, он оглянулся через плечо, встретился глазами с дядей и едва заметно кивнул. Снова повернувшись к бладдийцам, он поднял меч над головой и полоснул себя по свободной руке в знак того, что сдается.
   Все из-за нее. Аш чувствовала это всем своим существом.
   Не будь здесь ее, двое мужчин продолжали бы биться. Может, Ангус придумал бы какой-нибудь ловкий способ отступления, а может, и нет, но Райф уж точно дрался бы до конца. Она видела безумие в его глазах... смерть всегда шла с ним рядом.
   Бладдийцы сбавили ход, но копий не опустили. Вперед выехал их предводитель, ничем не отличающийся от других бойцов. Бритая часть его непокрытой головы была раскрашена красной глиной. На нужном, по его мнению, расстоянии он поднял кулак, и копейщики вместе с лучниками стали как вкопанные.
   Аш никогда прежде не видела бладдийцев, но, как и все на Севере, думала, что Бладд из всех кланов самый свирепый. Она употребила всю свою волю, чтобы не окликнуть Райфа — так ей хотелось, чтобы он оглянулся и посмотрел на нее в последний раз перед пленом.
   — Не называй его по имени! — предупредил Ангус, снова стиснув ей руку.
   Тишину нарушал только ветер. Красный огонь на Ганмиддишской башне горел, как кровавая луна. Двое всадников стояли в двенадцати шагах друг от друга: один с высоко поднятым мечом и темной кровью, струящейся с запястья, другой с копьем, нацеленным прямо в грудь первому.
   Свободной рукой бладдиец сжал свой висящий на шее амулет. В точности как Райф, подумала Аш.
   Бладдиец уронил амулет на грудь, взял копье обеими руками и переломил его надвое. Аш показалось, будто раскололся большой валун или рухнуло наземь дерево. Бладдийцы воззвали к своим богам, коснувшись кисетов или рогов, что висели у них на поясах вместе с оружейной смазкой, ножами и собачьими крючьями. Ночная цапля, взвившись в воздух, пересекла кровавую луну. Где-то далеко на севере завыл волк, созывая других на пир.
   — Они знают, — чуть слышно прошептал Ангус.
   Аш охватил страх. Ей хотелось спросить, что именно они знают, но слова не шли из горла.
   Райф держался прямо, развернув плечи. Он не дрогнул, когда бладдиец сломал копье, и Аш стало ясно, что он ожидал чего-то подобного с того мгновения, как поднял меч.
   — Я Клафф Сухая Корка из клана Бладд, — произнес предводитель вполголоса, — и я беру твое сердце для Собачьего Вождя, Райф Севранс из клана Черный Град, за зло, причиненное нашему клану.
   Глаза бладдийца вспыхнули холодным огнем, и он, повернувшись спиной к Райфу, приказал своим бойцам:
   — Заберите у него священный камень. Такой, как он, не заслуживает защиты наших богов.
   Аш взглянула на Ангуса и впервые с тех пор, как встретила его, увидела, что ему страшно.
* * *
   От ноги Марафиса Глазастого шел скверный запах, и жидкость из волдырей величиной с медяки сочилась на пол харчевни. Между синевато-багровыми вздутиями только начала пробиваться здоровая розовая кожа, но одно это обещало, что нога будет как новенькая.
   Почти как новенькая. Кончик большого пальца все-таки отвалился, отпал красным студнем, словно тварь, обитающая на морском дне. Сарга Вейс содрогался, вспоминая об этом. Он ненавидел болезнь в любом виде.
   — Так когда же я смогу вставить эту колоду в стремя, Женомуж? — Марафис сидел на самом большом стуле, стоящем ближе всех к огню, в третьей из списка лучших гостиниц города Иль-Глэйва.
   Ход, гвардеец и дальний родич владетеля Соломенных Земель, сидел напротив своего командира на березовой скамье, расправляясь с кружкой черного пива, приправленного яйцами, и жареной лосиной ногой величиной с младенца. До города Ход и Сарга Вейс добирались верхом, а Ножа, как куль, везли на телеге. Отсутствие двух пальцев на правой руке ничуть не мешало Ходу держаться в седле, и он даже вознамерился извлечь из своей потери как можно больше пользы. Вейс полагал, что он спятил. Прошлой ночью Ход, встретив его в коридоре, сунул свои обрубки ему в лицо. «Что, противно? — прошлепал он мокрыми губами на ухо Вейсу. — Ты бы видел, как бабы от меня млеют».
   Вейс потемнел, вспомнив об этом. Ему претило общество Марафиса и его толстомордого приспешника. Где семерка, которую обещал ему Пентеро Исс? С правителя станется задержать ее, лишь бы помучить его, Вейса. Все словно сговорились строить ему пакости. Не слишком стараясь скрыть свою злость, Вейс ответил Ножу:
   — Верхний слой кожи должен сойти — только тогда можно будет надеть сапог.
   — И долго мне ждать?
   — Неделю, — сказал Вейс, нарочно прибавив несколько дней.
   Нож, выругавшись, смел со стола блюда и бутылки. Пиво зашипело, капая на камни очага.
   — Неделю! Ты говорил, что вылечил ее, и вот гляди! — Он ткнул ногой в сторону Вейса. — Твое паскудное колдовство превратило меня в прокаженного.
   — Я сказал только, что прогрел твою ногу по мере возможности и сохранил ее для тебя. Ты сможешь ходить и ездить верхом, как прежде. Выздоровление идет своим чередом — я не могу заживить твою кожу быстрее.
   — Зато можешь сделать так, чтобы она заживала медленнее. — Ход пнул один из черепков. — Если нога начнет гнить, ты умрешь, Женомуж, — мои восемь пальцев позаботятся об этом.
   Вейс поджал губы. Он не понимал, почему Ход так предан Ножу, но знал, что с такой преданностью не шутят. Ход и правда убьет его — убьет из своей извращенной братской любви к Марафису Глазастому.
   С гневным блеском в светлых глазах Вейс стал смотреть, как хозяин, толстяк с грудями, как у женщины, посылает одну из своих девиц прибрать учиненный Ножом беспорядок. Девица была белобрысая, пухлая и наглая — как раз из тех женщин, которых Вейс презирал, а Ход с Ножом, наоборот, любили. Вейс встал, решив, что с него довольно. Он не желал слушать, как эти двое перекидываются сальными шуточками с дешевой раскормленной шлюхой.
   — Если прочищать ногу каждый вечер и закладывать в нее собачью ртуть, она не загниет.
   Марафис пробурчал что-то в ответ, а Ход расплылся в улыбке, показав изрядное количество застрявшей в зубах лосятины. Обняв служанку за талию, он усадил ее к себе на колени.
   — Торопишься в постель, Женомуж? Неужто наша малютка Молл тебя так пугает?
   Вейс удалился, провожаемый смехом Хода.
   Старательно подобрав полы своей белой одежды, он поднялся по главной лестнице гостиницы в занимаемую им отдельную комнату. Третья по списку лучшая гостиница Иль-Глэйва называлась «Молочный теленок», поэтому ее украшали всевозможные изображения телят и коврики из телячьих шкур. Даже восковые свечи на лестнице горели в телячьих черепах, вызывая у Вейса ощущение, будто духи давно умерших травоядных следят за ним.
   Роскошь и уют его комнаты подействовали на него успокаивающе. Ни грязного камыша на полу, ни простецкой ящичной койки, ни сальных свеч, ни несвежего белья, ни насекомых. Гладкий сосновый пол, дюжина восковых свечей, белее, чем его зубы, белье, хрустящее, как осенние листья, и совсем малое количество пылинок, пляшущих в воздухе. К счастью, при их появлении в «Молочном теленке» хозяин принял за главного его, Вейса, и поместил Марафиса с Ходом на задней половине гостиницы, в комнате напротив пивоварни. То, что Марафис, обнаружив ошибку, не поднял шума, вызвало у Вейса сначала недоумение, потом презрение. У Ножа в голове только его Рубаки, для остального там места нет.
   За эти дни хозяин понял, конечно, кто у них главный по-настоящему, но самолюбию Вейса льстило, что поначалу за предводителя приняли все-таки его.
   От жирного дыма харчевни у Вейса воспалились глаза. Открыв ставни одного из двух выходящих на север окон, он впустил ночной воздух. Ледяная тьма успокаивала, словно погружение в тихий пруд.
   «Молочный теленок» стоял близ городской северной стены, и из окна можно было видеть окрестности города.
   На горизонте торчали сглаженные ледником вершины Горьких холмов в венце серебристых снеговых туч. Около сотни бурь приходит каждую зиму из Глуши и клановых земель, столь часто, что порой за один день их насчитывается три подряд, и Горькие холмы встречают грудью каждую из них. Возможно, когда-то они и правда были горами, но древние ледники и бессчетные бури урезали их до высоты, которой и названия не подберешь. Кланники зовут их холмами, но это следует приписать их гордыне, с которой Вейсу довелось познакомиться на собственном опыте.
   Обнажив чуть скошенные внутрь зубы в неприязненной гримасе, Вейс уселся за дубовый письменный стол перед окном. К нему была пришпилена превосходная подробная карта владений Иль-Глэйва. Вейс купил ее в этот же день у молодого честолюбивого картографа по имени Сиддиус Хорн и заплатил за нее целое состояние, но она того стоила.
   «Здесь обозначены все деревни на расстоянии тридцати лиг от города, — похвалялся Хорн за своим прожженным кислотой прилавком. — А также все хутора, все сколько-нибудь крупные усадьбы, дороги, скотопрогонные тропы и возвышенности».
   Отменная карта, просто замечательная.
   Вейс провел пальцем по шелковой бумаге вдоль северной дороги. Тщательно выведенная с помощью волосяной собольей кисточки и железистых чернил, она вела от Старых Сулльских ворот прямо к Ганмиддишскому перевалу. Ангус Лок с двумя своими спутниками выехал из города по этой дороге. Вейс это знал. Знал он также, что они, вместо того чтобы ехать на север к перевалу или на запад к клану Черный Град, повернули на восток.