То, что Аврора увидела, повергло ее в шок. Ничего подобного она не ожидала. Некогда благородный герцог Эверсли, грязный, растрепанный, развалился в кресле посреди захламленного кабинета. В его голубых глазах виднелись красные прожилки. Герцог был пьян, язык у него заплетался.
   — За каким дьяволом ты явилась? Разве я не сказал, что не желаю тебя больше видеть?
   — Здравствуй, отец, — спокойно произнесла Аврора. — Леди Марч сказала, что у тебя неприятности.
   — Не твое дело, как я живу, ты, неблагодарная сука! — Он поднес к губам стакан портвейна и осушил до дна. — Ты мне не дочь. Ты ослушалась меня, пошла против моей воли, вышла замуж за висельника, опозорила меня… Надо бы отхлестать тебя плеткой.
   — Хорошо, что не сделали этого, — подал голос Николас, появившись за спиной у Авроры. — Позвольте представиться — кузен висельника, Брандон Деверилл.
   — Убирайтесь и ее прихватите с собой. — Эверсли указал на дверь. — Не желаю терпеть в своем доме шлюху.
   Аврора отшатнулась, словно ей дали пощечину, но, собравшись с силами, шагнула вперед, опираясь на руку Николаса. Нападки отца скорее разозлили ее, чем ранили.
   — Я опозорила тебя, отец? — Она насмешливо улыбнулась. — А сколько раз ты позорил меря? Я только и видела, когда жила здесь, как ты издевался над людьми. Держал всех в страхе, избивал за каждый пустяк. Ну что же, сейчас ты должен быть счастлив. Слуги все разбежались. Не с кого спрашивать.
   С перекошенным от гнева лицом Эверсли со стуком опустил стакан на стол и стал подниматься. Аврора и бровью не повела.
   — Мне жаль тебя, отец, искренне жаль, Я думала, в тебе больше гордости. Никогда не думала, что ты опустишься до столь жалкого состояния.
   — Как смеешь ты… — Эверсли грязно выругался и замахнулся на нее кулаком.
   Николас мгновенно отреагировал. В долю секунды настиг герцога, заломил ему руку за спину и ударил его физиономией о стену.
   Эверсли застонал от боли.
   — Как я ждал этого момента, — очень довольный произнес Николас.
   — Убери свои проклятые руки!
   — Как? Вам не нравится вкус собственного лекарства?
   — Проклятие! Я велю вас выпороть на конюшне! Буду жаловаться властям! Вас арестуют за нападение на пэра королевства!
   — Воля ваша. Но предупреждаю: если вы еще раз хоть пальцем тронете дочь, я выпущу вам кишки. Я ясно выражаюсь?
   Герцог устало кивнул. — Не лезьте в ее жизнь!
   Аврора, наблюдая за этой безобразной сценой, едва сдерживалась, чтобы не вмешаться, В ответ на злобный взгляд отца Аврора вскинула голову и посмотрела ему в глаза. Она не терпела насилия, но Николаса не осудила. Герцог получил по заслугам.
   Идя к экипажу, Аврора и Николас не проронили ни слова. Аврора даже не заметила, что Николас привязал свою лошадь к экипажу, а сам сел рядом с ней. Она смотрела в окно невидящим взглядом. Ее все еще била дрожь. Но сознание, что она навсегда освободилась от отца, взяло верх. Разрыв был окончательным и бесповоротным. Аврора не в силах была ему помочь. Само понятие «дочерний долг» потеряло свою актуальность. Отец даже не вызвал у нее сочувствия.
   Она испытывала лишь грусть и горечь от того, что кровные узы оказались столь непрочными.
   Вдруг она почувствовала на себе пристальный взгляд Николаса.
   — С ним все покончено, — сказал он.
   — Да, — медленно проговорила Аврора. Ей не верилось, что она так долго терпела его тиранию. — Всю жизнь он был тенью, заслонявшей от меня солнце. Темный, мрачный призрак, от которого исходила угроза. Своей ненавистью и злобой он превратил мою жизнь в ад.
   — Я сожалею, что тебе пришлось стать свидетельницей этой сцены, но порой насилие можно остановить только насилием.
   — Возможно. — Она бросила взгляд на руки Николаса. Красивые сильные руки, они были способны не только ударить. — Спасибо. Не знаю, хватило бы у меня мужества освободиться от него, если бы не ты.
   Николас с трудом сдержал торжествующий возглас. С одним призраком прошлого покончено, но есть еще один — ее бывший жених. Освободить от него Аврору будет непросто. Однако Николас рассчитывал на победу. Аврора полюбит его так же нежно, как любила покойного жениха. И станет его женой.
   Беда в том, что времени остается мало, всего две недели.
   Уже ночью карета подъехала к богатому особняку, расположенному в буковом лесу на Чилтернских холмах. Еще школьницей Аврора слышала полулегендарные истории о том, что богатые господа строят себе дома в глуши специально, чтобы предаваться греху, но ничего более декадентского она в своей жизни не видела. Замок из камня скорее напоминал дворец, чем поместный дом зажиточного англичанина. Интерьер более соответствовал изысканным вкусам восточного вельможи, чем европейского аристократа. Ковры, скульптуры, картины с обнаженными телами.
   Слуг было немного. Аврору проводили в тускло освещенную, наполненную изысканными ароматами спальню с обитыми шелком стенами и обилием ярких картин.
   У одной из стен стояла низкая широкая кровать, заваленная подушками на восточный лад. Столик был накрыт на двоих. Мраморные арки вдоль противоположной стены вели в патио с выложенным плиткой узорчатым полом.
   Фонтан мелодично журчал, и, привлеченная звуком, Аврора вышла в патио. Ночь выдалась теплая. И тут с Авророй произошло нечто странное — ей показалось, что именно здесь была француженка Дезире, пленница и наложница султана. Но сама она не пленница. И прибыла сюда по собственной воле — никто не захватывал ее и не продавал в гарем. И все же она чувствовала себя столь же, как Дезире, беззащитной среди всей этой экзотической роскоши и перед обольстителем, который привез ее сюда.
   Она ощутила присутствие Николаса еще до того, как услышала его шаги. Ни слова не говоря, он подошел к ней сзади и привлек к себе. Аврора чуть не вскрикнула от удовольствия — так приятно было ощущать всем телом его теплo и твердость. Он уже был возбужден, хотя они едва успели прикоснуться друг к другу. Дрожь предвкушения пробежала по ее спине — ночь обещала стать незабываемой.
   Какое-то время они просто стояли и слушали, как поет фонтан. Она чувствовала биение его сердца и слышала, как гулко бьется ее собственное.
   — Жалеешь? — прошептал он ей на ухо.
   Она ни о чем не жалела. Она понимала всю меру опасности, но побывать в раю не отказалась бы ни одна женщина, сотворенная из плоти и крови.
   — Нет, нисколько.
   — Вот и отлично.
   Где-то заливался трелями соловей.
   — Итак, — сказал Николас, — в ближайшие две недели мы будем жить только настоящим, как и договорились, нет ни прошлого, ни будущего, ни привязанностей, ни сомнений. Мы просто любовники. Будем наслаждаться и узнавать друг друга. Предаваться любым фантазиям без всяких ограничений.
   Аврора закрыла глаза и представила себе рай, нарисованный Николасом. Две недели она будет нежиться в его объятиях, всю себя отдаст страсти. Даст выход желанию, грозившему взорвать ее изнутри.
   А потом он уедет, ее жизнь снова войдет в привычную колею.
   — Ты сделаешь это для меня? — спросил он, покусывая мочку ее уха.
   — Да. — Она ни в чем не могла ему отказать. Она нуждалась в его поцелуях, в его объятиях, в его ненасытной жажде.
   Аврора повернулась к нему, жадно ища его губы.
   Она сохранит в памяти каждое мгновение, чтобы потом, когда все кончится, утешаться воспоминаниями. Их должно хватить на всю оставшуюся жизнь.

Глава 20

   Он увлек меня за собой в странствия по огненным волнам в самое пекло страсти.
   Они раздевали друг друга в лихорадочной спешке. Она горела, она летела в пропасть…
   Но Николас не дал ей упасть — подхватил на руки, не отрывая губ от ее рта, продолжая пить его сладкий нектар. Он отнес ее в дом, уложил на кушетку и лег рядом на шелковые подушки. Изнемогая от желания, она заключила его в объятия.
   В этот момент раздался тихий стук в дверь. Николас вздрогнул, с трудом возвращаясь в реальность.
   — Подожди, мой ангел. Это, должно быть, ужин. Я попросил принести его сюда.
   Аврора неохотно отпустила его. Николас встал, распрямился гибким сильным движением, исполненным чувственности, и, бросив на нее жадный взгляд, опустил над кушеткой полупрозрачный балдахин из органзы.
   Аврора натянула шелковое покрывало. Николас впустил слуг, приказал поставить подносы на стол. И дверь тихо притворилась. Еще мгновение — и он отдернул балдахин.
   Аврора восхищенно любовалась его телом.
   — Ты голодна? — спросил он.
   — Нет, да… Я хочу тебя, — стыдливо призналась она.
   — Ты можешь удовлетворять свой аппетит, любовь моя, столько, сколько пожелаешь.
   Аврора удивилась, когда после этих слов, сопровождаемых полным похоти взглядом, Николас не лег рядом, а отправился к низкому столику и, взяв шампанское, налил немного из бутылки в блюдо.
   Он стоял к ней спиной, и она могла вволю налюбоваться мускулистыми формами его обнаженного тела. Он очень напоминал султана из дневника Дезире, а сама комната была почти точной копией сераля — сплошь шелк и сандаловое дерево. Аврора легко могла представить себя на месте француженки, ждущей своего возлюбленного. Николас был ее могущественным господином, а она — пленницей, служившей ему и доставлявшей ему наслаждение.
   — Здесь все как в гареме, описанном в дневнике.
   — Это не случайно, — признался Николас. — Я попросил предоставить нам эти комнаты, как только узнал, что убранство в них на восточный манер. Мне показалось, дневник Дезире произвел на тебя впечатление.
   С этими словами он вернулся к ней и сел рядом на диван, подавал ей блюдо. Там было несколько маленьких губок, вымоченных в шампанском.
   — Если помнишь, в дневнике говорится о противозачаточных средствах…
   — Помню. — Она почувствовала странное беспокойство при мысли о том, что им предстоит сейчас сделать — не дать мужскому семени пустить ростки, — но остаться беременной после отъезда Николаса она не могла.
   — Можно? — спросил он. — Да.
   С бьющимся сердцем она смотрела, как Николас отбросил шелковое покрывало и окинул взглядом ее нагое тело. Когда он скользнул влажной губкой у нее между бедер, Аврора затаила дыхание — губка казалась осколком льда, таким разгоряченным было тело.
   Пробормотав извинения, он осторожно раздвинул ей ноги и засунул губку в ее пульсирующее лоно, пытаясь согреть его рукой.
   Аврора вскрикнула — желание вспыхнуло с необычной силой — и выгнулась ему навстречу. Она сама была огонь и пламень.
   — Николас, — взмолилась она, — войди в меня. — Она хотела ощутить его силу, хотела, чтобы он наполнил ее собой.
   Он вошел в нее, и взгляд его затуманился от наслаждения.
   — Да, — прошептал он. — Я хочу слиться с тобой на всю ночь, хочу уснуть в тебе и проснуться, ощущая твой вкус.
   Он снова поцеловал ее и вошел в нее одним долгим медленным толчком, Аврора, затаив дыхание, закрыла глаза.
   Тогда Николас начал двигаться в ней, ускоряя темп, проникая все глубже и глубже.
   Аврора словно в лихорадке обхватила его ногами и выгнулась, призывая брать ее еще и еще. Он не был с ней нежен, но она и не хотела нежности. Невероятный, удивительный, болезненный голод нарастал. Они были просто мужчиной и женщиной, слитыми воедино инстинктом столь же мощным, сколь и древним.
   Наслаждение было настолько ярким и острым, что ей хотелось плакать. Их обуяла дикая, животная страсть.
   И когда наступила кульминация, оба издали крик. Николас, часто дыша, с сильно бьющимся сердцем, повторял ее имя, судорожно сжимая прядь ее золотистых волос.
   Ничего подобного они прежде не испытывали. Николас был в восторге.
   На сей раз он победил. Сломал ее сопротивление. Заставил отдаться страсти. Но как внушить ей чувство любви и привязанности всего за две короткие недели?
   Та ночь, полная страсти, стала первой в длинной череде других.
   Аврора заставила себя забыть обо всем, кроме страсти, и сделать это оказалось не так уж трудно.
   Уединенный особняк предлагал греховные радости, о существовании которых она и не подозревала, но дело было не в особняке, а в Николасе, превратившем ее жизнь в сплошное блаженство.
   Николас обучал ее тонкостям эротического возбуждения. И она оказалась способной ученицей. Забыв о стыде и целомудрии, быстро освоила все изощренные способы достижения оргазма. Понятие греха для нее больше не существовало. Она чувствовала, что желанна, желанна, как никакая другая женщина. Но он бросал вызов не только ее телу, но и духу. Он был умен и остроумен, что в сочетании с чисто мужскими качествами и красивой внешностью делало его чертовски привлекательным.
   Он заставлял ее хохотать от души и испытывать страстное томление. Она была любима и свободна, могла делать что хотела, не сдерживая своих желаний.
   И постоянно приходилось напоминать себе о том, какова истинная цель ее пребывания здесь, ибо Николас походил на султана не только внешностью. Он был само внимание и добивался ее так, как добивался султан Дезире.
   Однажды после полудня Николас застал Аврору за чтением журнала. Он подкрался к ней сзади и поцеловал в затылок. Аврора вздрогнула — ощущение показалось ей весьма эротичным.
   — Ты так увлеклась, что даже не заметила меня, любимая. Что ты читаешь?
   — Вот взгляни. — Аврора покраснела.
   — «Мы одно целое с моим возлюбленным, — прочел он, вслух. — У нас нет друг от друга тайн, нет ничего запретного». — Николас задумчиво посмотрел на нее. — Именно этого я и добиваюсь, Аврора.
   — Но выдержка моя идет на убыль, — сказала Аврора, словно оправдываясь, — ты позаботился об этом.
   — Верно, но путь еще предстоит долгий. — Он вернул ей книгу, продолжая смотреть на нее пристально, оценивающе. — Ты очень похожа на Дезире. Она тоже боялась проснувшегося в ней желания.
   Да, очень похожа, подумала Аврора. Гораздо больше, чем ей бы этого хотелось. На юную стеснительную девушку, в которой пробудил страсть мужчина, впоследствии ставший для нее проклятием.
   — У нее были серьезные основания бояться, Николас. Дезире была бессильна что-либо изменить, находясь во власти жестокого правителя.
   — Но он оказался не таким уж и жестоким. К тому же она обрела над ним немалую власть. — Николас обошел скамью и сел рядом. — У вас есть еще кое-что общее. Ты не осознаешь, какую власть обрела надо мной. — Он ласково улыбнулся. — Думаю, это еще не предел.
   Аврора ничего не ответила, и он очень нежно взял губами мочку ее уха. Аврора вздрогнула.
   — И еще одно, — выдохнул он ей на ухо. — Дезире тоже думала, что хочет свободы, но, как оказалось, предпочла страсть.
   Аврора отстранилась — его ласка была сладкой пыткой.
   — Ты забыл, что сказка окончилась трагически. Страсть обернулась горем.
   — У нашей сказки будет счастливый конец. — Он коснулся губами ее шеи. — Страсть не разобьет тебе сердце.
   — Николас, прошу тебя… — Аврора покачала головой. — Ты сказал, что мы не будем думать о будущем.
   — Это так. — Он смотрел на нее из-под опущенных ресниц. — Так поцелуй же меня, любимая, и заставь забыть обо всем…
   Аврора обвила руками его шею и отдалась страсти.
   К счастью, Николас больше не возвращался к разговору о дневнике, и они снова вернулись в созданный ими фантастический мир.
   Они подолгу гуляли в саду с лабиринтами, фонтанами, мраморными статуями — такие встречаются в древних сказках. За домом простирался лес с тихими тропками, журчащими ручейками и зелеными полянами. Сквозь кроны деревьев солнце отбрасывало на густую траву золотистые отблески.
   Они не только гуляли, но и катались верхом. Здесь, в глуши, Аврора могла вволю насладиться любимым спортом.
   Так приятно ранним утром пустить коня в галоп, подставив лицо свежему ветру, и знать, что Николас скачет рядом.
   Но большую часть суток они предавались любви: в любое время в любом месте — здесь не существовало запретов. Они любили друг друга в ванне, за ужином, у бассейна с фонтаном в патио, огражденном высокими и прочными стенами. На ложе из розовых лепестков с одуряющим ароматом — как султан и Дезире.
   Из дневника Аврора узнала о серебряных шариках, которые помещают в женское лоно для возбуждения.
   В первый раз, когда Аврора попробовала это новшество, она была в шоке; никогда она так остро не чувствовала свое тело или тело Николаса. Она была так возбуждена, что не могла от него оторваться.
   Они бродили по лабиринту из подстриженных тисов в тот предвечерний час, когда сам воздух и все вокруг дышит ленивой и жаркой истомой. Осыпая Аврору поцелуями, Николас уводил ее все дальше в глубь лабиринта.
   Когда они оказались в центре, Аврора не удивилась, увидев высеченную из мрамора пару, слитую в пароксизме страсти. Николас сбросил жилет и расстелил одеяло. Но когда протянул к ней руки, Аврора отстранилась, хотя понимала, что здесь их никто не увидит.
   — Мы скрыты от посторонних глаз, любовь моя, но если что-то тебя беспокоит…
   Николас знал, что делает: в глазах его был вызов, который Аврора не могла не принять.
   — Ничего меня не беспокоит, — ответила Аврора.
   — Я рад. Тогда иди ко мне, любовь моя.
   Она таяла под его прикосновениями, пока он освобождал ее от одежд, сама ощущая, как тело ее становится мягче, податливее.
   Раздев ее, он стал смотреть на нее с дерзостью, возбуждавшей ее, вызывавшей желание. От одного его взгляда груди ее набухали, а соски становились твердыми. Он провел пальцем сначала по одному, потом по другому, она вскрикнула.
   Он накрыл обе груди ладонями, потирая между пальцами соски, наблюдая за ней.
   — Николас, — хрипло простонала она.
   Он поцеловал ее в губы, поднял и положил на одеяло. Только сейчас Аврора заметила, что он не разделся.
   Аврора бросила на него взгляд, в котором было все — смущение и какое-то странное удовольствие оттого, что она открыта и беззащитна перед ним. Он понял значение этого взгляда и, опустившись на колени, посмотрел на нее глазами, полными сладострастия. Она чувствовала себя и греховной, и желанной, и это было удивительно приятно.
   Она протянула к нему руки, но он покачал головой:
   — Не надо. Дай мне потрогать тебя.
   Она закрыла глаза. По телу ее разливалось тепло. Его руки ласкали ее лоно, рождая истому. Он поцеловал ее грудь, затем сосок, все еще влажный от его губ, и она застонала.
   — Николас, — хрипло воскликнула она, — я хочу тебя! Он отпрянул, не отрывая глаз от ее груди.
   — Да, знаю.
   Нежная полуулыбка на его губах обещала восторг, ладонь его медленно скользила вниз. Он накрыл ладонью пульсирующее горячее лоно, и Аврора вскрикнула, когда большой палец заскользил по средоточию ее наслаждения.
   — Ты уже течешь, — с восторгом прошептал он и опустился на колени между ее вздрагивающих раздвинутых бедер, чтобы попробовать ее на вкус. Возбуждение молнией пронзило ее.
   Приподнимая ее бедра сильными ладонями, Николас поцеловал ее там, где только что была его рука.
   — Оооо! — простонала она.
   — Да, любовь моя, я хочу тебя слышать.
   Он усмехнулся, чувствуя свою власть над ней, и снова склонился к ее бедрам.
   Аврора вздрагивала и стонала, запрокинув голову и выгибаясь навстречу его губам, и он с силой сжал ее ягодицы, не давая ей увернуться.
   Руки ее взметнулись вверх, и она судорожно сжала его голову, не в силах больше терпеть.
   — Боже… Николас… Прошу тебя…
   — О да, любимая. Я сделаю все, что ты пожелаешь.
   Он крепко держал ее, проталкивая язык в ее лоно, воспламеняя его.
   Волны оргазма уносили ее все выше и выше. Казалось, этой восхитительной пытке не будет конца. Он наслаждался ее телом до тех пор, пока у нее совсем не осталось сил. Раскинув руки и ноги, она лежала в полном изнеможении.
   Удовлетворенный, он лег рядом и поцеловал ее в висок.
   — Эй, не засыпай!
   — Я и не собираюсь, просто жду, когда ты наконец разденешься.
   Его улыбка была сама чувственность.
   — Твое желание для меня закон, ангел мой.
   Он стал раздеваться, но Аврора перехватила инициативу. Пришла ее очередь помучить его.
   Встав на колени, она принялась снимать с него одежду — медленно, не спеша, и когда сняла все до последней вещи, откинулась на пятки, любуясь его телом. Под золотистой от загара кожей играли мускулы. Он был в полной боевой готовности.
   — Итак, что ты намерена со мной делать?
   Он застонал и попытался привлечь ее к себе, но она уперлась ладонями ему в грудь.
   — Нет, Николас, не трогай меня. И не шевелись. Я запрещаю.
   Он неохотно подчинился.
   Аврора склонилась над ним, провела ладонями по его груди и животу, ощущая бархатистую гладкость кожи.
   — Думаешь, что способна меня воспламенить?
   — Уверена, — ответила она, ощущая собственную силу, и провела языком по гранитно-твердой шелковистой плоти.
   Он выгнулся ей навстречу.
   — Аврора…
   — Лежи смирно.
   Она наклонилась над ним, нежась в теплых солнечных лучах, лаская его так, как он только что ласкал ее. Ей нравилось ощущение полного контроля над ситуацией, нравилось доводить Николаса до безумия. Она почувствовала, как он вцепился ей в волосы, стараясь оставаться неподвижным.
   — Хватит, — наконец пробормотал он, — пощади. Я сдаюсь.
   Он схватил ее за плечи и опустил на себя. Ее грудь касалась его груди. Она смотрела в его глаза, затуманенные желанием.
   Аврора не протестовала, когда он приподнял ее и усадил на себя. Она сама этого хотела. Опускаясь на него, она судорожно и глубоко вдохнула, купаясь в этом восхитительном ощущении.
   — Ты знаешь, как сильно я тебя хочу? — спросил он, обхватив ее бедра.
   Они пришли к финишу вместе.
   Аврора лежала усталая, но счастливая и довольная. Николас прав. В ней пылает огонь. Он вспыхнул в ней в тот момент, когда она его впервые увидела.
   Только теперь она осознала, как сильна в ней потребность в любви. До встречи с Николасом, она влачила жалкое существование, забыв о том, что она женщина и ничто женское ей не чуждо. Николас наполнил ее желанием столь сильным, что оно рвалось наружу.
   В памяти всплыли строки из дневника: «Я принадлежу ему, я пленница его необузданной страсти». Это в полной мере относится и к ней. В ее влечении к Николасу есть что-то болезненное.
   Ощущение полной гармонии с собой и окружающим миром словно рукой сняло. К горлу подступил комок. Николас делал все, чтобы привязать ее к себе цепями любви. Сначалаон охотился за ней, как за женщиной, а сейчас охотится за ее сердцем.
   Боже мой, она не хотела в него влюбляться. Но еще немного, и он добьется своего.
   Она с трудом сдерживала рыдания.
   Она не хотела пускать в свою жизнь страсть. Потому что за страстью приходит боль. Полюбить Николаса значило жить в постоянном страхе его потерять.
   Но как защититься от него? Как противостоять урагану?
   Аврора уже не мыслила жизни без Николаса. Она была одержима им.
   Пошла вторая неделя их совместной жизни в экзотическом особняке, отгороженном от всего мира. Ни один из них не нарушал уговора жить только настоящим. Но когда в очередной раз они отправились кататься верхом, Николас завел разговор, которого Аврора предпочла бы избежать.
   Аврора заставила коня перескочить огромное поваленное бревно — даже Николас не стал бы так рисковать. Конь коснулся ногами земли в нескольких дюймах от препятствия. Николас с осуждением покачал головой:
   — Больше не говори, что я люблю рисковать. Лично я не решился бы на такое, сидя в дамском седле.
   Исполненная гордости, Аврора засмеялась и потрепала коня по шее.
   — Я не верю, Николас. Сама не раз убеждалась в том, что страх тебе неведом.
   — Ошибаешься, — с улыбкой ответил он. — Есть кое-что, чего я очень боюсь.
   — О чем ты?
   — Я боюсь потерять тебя.
   Аврора напряглась. Разговор принял весьма опасный оборот.
   — Ты сказал, что, пока мы здесь, будем жить только настоящим.
   — Извини, — продолжал Николас, — я только ответил на твой вопрос. Но как бы то ни было, нам придется об этом поговорить до моего отъезда в Америку.
   — Николас, нам очень хорошо вместе, но наши отношения — всего лишь игра. И чувства наши недолговечны.
   — Я бы хотел, чтобы они стали вечными, Аврора… Ну ладно, я не прошу твое сердце. Только тело.
   Его озорная усмешка была полна обаяния — Аврора не могла понять, говорит Николас серьезно или дразнит ее, но слова его отозвались в сердце болью.
   — Нет, — сказала Аврора, — я не гожусь тебе в жены.
   — Очень даже годишься. Мы с тобой ровня, Аврора. Ты красива, умна, отважна. Ты — настоящая женщина, любовь моя, сильная, страстная, нежная. О такой может мечтать любой мужчина.
   — Но пойми, Николас! — воскликнула Аврора, и лицо ее приняло страдальческое выражение. — Мы совершенно разные. Ты любишь опасность и риск, они возбуждают тебя. А мне такая жизнь не по душе.
   — И мне с некоторых пор тоже. Ты как-то спросила, способен ли я хранить тебе верность. Способен. И буду хранить.
   Она смотрела на него во все глаза.
   — Я больше не хочу странствовать, не хочу рисковать. Единственное мое желание — зажить вместе с тобой тихой жизнью, завести детей.
   — Неужели ты готов отказаться от приключений ради того, чтобы растить детей? — Она скептически усмехнулась.
   Николас пожал плечами.
   — Знаю, тебе странно это слышать, но кое-чему жизнь меня научила. Приключения надоедают. И одиночество тоже.
   Она заглянула ему в глаза.
   — Не знаю, можно ли тебе верить.
   — А тебе можно, когда ты называешь себя застенчивой и робкой? — Николас перешел на шутливый тон. — По-моему ты дерзкая и непредсказуемая. — В глазах его заиграл озорной огонек. — Подъезжай ближе, и я тебе это докажу.