Джордан Пенни. Лестница на седьмое небо

   — Я уже говорил, — мягко продолжал Люк, — что у меня ни перед кем нет ни моральных, ни юридических обязательств.
   — Если не считать работы и клиента, — заметила Мелани, пытаясь говорить беспечным тоном. Но Люк вдруг остановился, и с таким суровым выражением на лице, что она была поражена происшедшей с ним переменой. Он стал совсем не похож на того, кого ей было позволено видеть раньше. Вот именно: кого ей было позволено видеть.
   Откуда у нее ощущение, что Люк вовсе не тот, за кого себя выдает? И почему ее это так волнует?
   Словно почувствовав ее напряжение, Люк сразу смягчился.
   — Работа для меня действительно имеет большое значение. В конце концов, благодаря ей у меня есть крыша над головой.
   — А вы давно работаете частным детективом?
   Мелани чувствовала, что не надо об этом спрашивать, но задавать вопросы безопаснее, чем отвечать. Так ей было удобнее, даже несмотря на то, что с каждым вопросом между ними возникал какой-то непонятный барьер.
   Она сама не любила рассказывать о себе и потому обычно не задавала прямых вопросов другим. Но теперь, затаив дыхание, ждала: ответит или сменит тему?
   Люк долго молчал, и ей уже показалось, что он не ответит вообще, но он медленно произнес:
   — Нет, недавно. Раньше я служил в армии. Семейная традиция, знаете ли.
   — И вам там не понравилось? — мягко поинтересовалась она, заметив тень, набежавшую на его лицо.
   — Мне не нравится смотреть, как умирают люди, мои друзья, — коротко ответил он. — Я продержался там столько, сколько было нужно для собственной гордости и семейной чести. А демобилизовавшись, создал вместе с другом детективное агентство.
   Ага, значит, он не сыщик-одиночка, у него агентство на паях с другом.
   — Есть еще вопросы?
   Она качнула было головой, но вдруг быстро спросила:
   — А… родственники у вас есть?
   — Я единственный ребенок в семье. Отец тоже служил в армии. Он погиб.
   — А… а ваша мать? — нетерпеливо спросила Мелани, даже не дав ему договорить. Что, если и у него нет родного дома? Что, если и у него нет прошлого? Хотя вряд ли, даже если у него нет ни отца, ни матери, его прошлое совсем не похоже на ее. Когда он говорил об армии, то упомянул о семейной традиции, значит, он происходит из солидной семьи, а у нее…
   О своей семье она не знала ничего, кроме того, что ее молодые еще тогда родители погибли в автомобильной катастрофе, а она выжила и что властям так и не удалось отыскать каких-либо родственников ни по материнской, ни по отцовской линии.
   — Моя мать жива. Несколько лет назад она даже вышла во второй раз замуж.
   Глаза Люка опять потемнели, и Мелани показалось, что брак этот ему не по душе, хотя, если сейчас ему за тридцать, он был вполне взрослым человеком, когда его мать повторно вышла замуж.
   — Она теперь в Канаде. Нил, ее нынешний муж, вдовец с тремя дочерьми и сыном. И мать постоянно меня журит, говорит, что скорее дождется внуков от них, чем от меня.
   — И как же вы оправдываетесь? — с легкой насмешкой поинтересовалась Мелани.
   Они подошли к стеклянным дверям магазина, куда входили и откуда выходили люди, но Мелани их не замечала, она вообще ничего не замечала, кроме этого человека. Люк ответил обескураживающе:
   — Говорю, что еще не встретил свою женщину.
   Сердце ее бешено колотилось в груди. Неужели это правда? Да нет, ей просто показалось. И что значит этот взгляд? Словно…
   Словно спасаясь бегством от собственных опасных мыслей, она ринулась к дверям, но Люк каким-то чудом оказался впереди и, открыв дверь, под руку ввел ее в торговый зал. И она вдруг почувствовала себя единственной, любимой… Она почувствовала себя как… Вдруг на глаза ей навернулись слезы.
   Люк обращался с ней так нежно, что это страшно пугало ее. Совсем недавно Пол продемонстрировал ей: мужчина может врать настолько убедительно, что ложь раскрывается только в самый последний момент, когда уже поздно.
   Но Люку-то зачем врать? Зачем притворяться, что ему с ней хорошо, что она нужна ему? А может, он просто хочет приятно провести время до тех пор, пока ему не поставят телефон? Но ведь человек опытный уже должен был сообразить, что она не какая-нибудь там вертихвостка.
   Вся сложность в том, что таких, как Люк, ей встречать еще не приходилось.
   Она их не знала.
   Нет, поправила она себя, все дело в том, что ты попала под его власть с первого поцелуя.
   Когда Люк взял ее под руку, Мелани вздрогнула, испугавшись, что он прочитал ее мысли. А что, если он сейчас возьмет и поцелует ее прямо посреди толпы? Но, повернувшись к нему, она сообразила — он показывает, где что находится.
   — Нам вроде бы туда, — сказал он.
   Огромный магазин «Сделай сам» был для нее совершенно новым миром, и, пока Люк
   подбирал, что им нужно, она ошарашенно оглядывалась по сторонам.
   Только когда они подошли к кассе и Люк вытащил чековую книжку, она наконец пришла в себя и запротестовала. Она опасалась, что он будет настаивать, но, к ее облегчению, он вполне спокойно позволил ей расплатиться самой.
   Когда она выписывала чек, ей показалось, что он все же удивлен ее намерением заплатить. Видимо, он привык общаться с женщинами, за которых всегда платят мужчины. А Мелани лишь временами позволяла себе помечтать о кавалере, который будет оплачивать ее счета, она слишком высоко ценила свою независимость, чтобы позволить кому-нибудь взять на себя такую роль. Она считала, что мужчина и женщина должны быть совершенно равны и в любовной паре оставаться партнерами, всегда готовыми поддержать друг друга в случае необходимости, а главное — уважать независимость другого. Только так можно сохранить здоровые, нормальные отношения.
   Однако, выиграв битву у кассы, она не стала возражать, чтобы Люк донес покупки до машины.
   — Ну, а теперь ленч, — сказал он, когда покупки были аккуратно уложены.
   — Вы очень добры, — неуверенно начала Мелани. — Только знаете… вам не стоит…
   — Не стоит делать чего? — спросил он уже в машине. — Проводить время с чрезвычайно привлекательной девушкой?
   Мелани очаровательно покраснела и открыла было рот, чтобы возразить, но, ничего не придумав, закрыла.
   — Так-то лучше, — одобрил он, запуская двигатель. — Насколько я понимаю, мать научила вас не спорить с мужчиной, когда он за рулем.
   — У меня нет матери.
   Она произнесла это прежде, чем успела подумать. Когда она сообразила, что наделала, ее бросило в жар, а потом в холод.
   Но теперь уже ничего не исправишь. Не глядя на него, Мелани чувствовала, что Люк не сводит с нее глаз. Еще мгновенье, и он начнет ее расспрашивать, и тогда все будет кончено.
   Она быстро продолжила, не дав себе времени одуматься:
   — Отца у меня тоже нет. У меня вообще никого нет — ни родителей, ни братьев, ни сестер. Никого.
   Ну вот, все сказано… И, как обычно, в ответ — потрясенное молчание.
   Мелани уже давно поняла, что сиротство в понимании людей все равно что преступление или дурная болезнь. Признание это шокировало людей не меньше, чем если бы она вдруг разделась донага и наслаждалась реакцией окружающих.
   Она знала это, чувствовала по тому, как они смотрели на нее, как отдалялись, а потом и вовсе исчезали.
   А чем Люк лучше других?
   По его глазам она видела, что он потрясен, и сердце ее упало, к глазам подкатили слезы. И вдруг, совершенно неожиданно для нее. Люк нежно взял ее под подбородок и осторожно повернул к себе.
   Она была сбита с толку. Может, все дело в его руке, которая так согревает кожу? В его пальцах, которые поглаживают ее?.. Да нет, это просто безотчетное движение, сообразила она, когда, подняв на него глаза, натолкнулась на суровый, совершенно не ласковый взгляд.
   — Никого, — повторил он хмуро. — И как я раньше не догадался? Видимо, в этом все дело…
   Он не договорил, но Мелани и так поняла, что он хотел сказать.
   — Почему я не хотела говорить о себе? Вы знаете, очень трудно говорить о том, о чем ты не имеешь ни малейшего понятия.
   Ее начало трясти, застарелая боль с новой силой обрушилась на нее. Еще чуть-чуть, и она не сдержит своих чувств.
   Она вспомнила, как повел себя в такой же ситуации Пол. Она ждала его участия, успокоительных слов. Ждала не дыша, что он заключит ее в объятия, поцелует и скажет, что ничего страшного, что теперь у нее есть он и он будет любить ее вечно… Но вместо всего этого Пол отвернулся. Он был шокирован, как и все остальные, ему было так же неприятно.
   — Пожалуйста, поехали…
   Зубы стучали, ее трясло. Рука Люка на мгновенье сжалась, словно он не хотел отпускать ее, но уже в следующую секунду легла на руль.
   — Да, конечно, — спокойно сказал он. — Не здесь об этом говорить.
   Извините, если я вас расстроил. Я понимаю, что вы чувствуете. Хотя бы отчасти, Я очень долго считал себя ответственным за смерть отца, мне казалось, что он погиб оттого, что я плохой сын. Мать была потрясена, когда узнала о моих сомнениях. Мне кажется, все дети разошедшихся родителей испытывают такое чувство вины.
   Машина тронулась, и Люк осторожно спросил:
   — Так вы говорите, у вас никого нет? Вы в этом уверены?
   — Опекунский совет искал не один год. Но никого не нашел. Это встречается довольно часто, чаще, чем вам кажется. Приюты для сирот есть по всей стране… — Она оборвала себя на полуслове, сообразив, что позволила чувствам взять над собой верх. — Извините.
   — Вам, наверное, уже не до Честера? Может, домой? — спросил он.
   Лишь гордость и резкая боль в нижней губе, которую она прикусила до крови, помогли ей сдержать слезы.
   — Да, пожалуй. Так будет лучше, — с дрожью в голосе согласилась она.
   Вот так! Какой бы он ни был внимательный, он такой же, как все. То, что она приняла за интерес, заботу, участие, по сути оказалось самым обыкновенным профессиональным любопытством. Взять хотя бы вопрос о том, пыталась ли она отыскать родственников.
   Небось смотрит на меня как на возможного клиента, горько подумала она.
   Хочет соединить приятное с полезным.
   Люди вроде нее, лишенные в детстве любви, настолько нуждаются в ней, что представители противоположного пола просто предпочитают обходить их стороной, особенно те, у кого на уме лишь легкий флирт. Она больше не сомневалась, что отношения их кончатся на этой поездке в магазин и обратно.
   Как только они вернутся в коттедж, Люк вспомнит о каком-нибудь важном деле и уедет. И больше она его не увидит.
   Тем лучше, убеждала она себя. Для нее все это слишком болезненно, она не может позволить себе короткий легкомысленный романчик, а ему нужно только это. Уж лучше быть отвергнутой и униженной сейчас! Так безопаснее.
   Поэтому, когда они приехали и Люк, молчавший всю дорогу, остановил машину и сказал:
   — Знаете, мне надо заехать еще в одно место. Я провожу вас, а потом… она вовсе не удивилась.
   Вернее, не должна была бы удивиться и не должна была бы страдать. Но ей было больно.
   Ей бы только побыстрее отделаться от него и от всех вообще. Остаться одной, забиться куда-нибудь, где ее никто не потревожит, где она сможет дать волю слезам, не боясь, что ее увидят.
   — Незачем меня провожать, — процедила она сквозь зубы, не поворачиваясь и стараясь держаться от него подальше. Но Люк все равно шел рядом, а затем терпеливо дождался, когда она вытащит ключи и откроет дверь.
   Она сказала себе, что и не подумает подходить к окну, когда он будет уезжать. Зачем? Человек, которого она знает менее суток. Знает? Она горько усмехнулась. Ну когда она научится извлекать уроки из прошлого?
   Только минут через десять после того, как Люк уехал, Мелани сообразила, что он увез с собой все покупки. Ну и пусть. Без его помощи ей все равно ничего не сделать.
   Она вошла в кухню, села на стул и бездумно уставилась в стену, которая тут же начала расплываться у нее перед глазами.
   Она больно прикусила нижнюю губу и напрягла шею — только бы не расплакаться! Слезы не помогают. Она поняла это много лет назад. Тогда, когда открыла, что отличается от других детей. Что она другая. Что она та, кого называют сиротой.
   Но тогда она была ребенком. А теперь она уже взрослый человек. Теперь ее жизнь принадлежит ей. И что из нее сделать, зависит только от нее самой.
   Ну да, Люк Чалмерс ей действительно понравился; когда он поцеловал ее, она чувствовала себя как… Она с трудом проглотила ком в горле. Лучше не вспоминать о том, что она почувствовала тогда с Люком. Лучше вспомнить, что она чувствовала, когда он проводил ее до дверей, а сам был таков. И даже забыл отдать ее покупки…
   Подле дома остановилась машина. Мелани вздрогнула и устало выглянула в окно. По дорожке к дому шел Люк.
   Она открыла дверь.
   — Панели? — начала она без обиняков, но он не дал ей договорить:
   — Пусть пока полежат в машине. Вы знаете, когда мы возвращались, я вдруг вспомнил об одном очень приличном магазинчике в соседней деревне. Там выпекают чудесный домашний хлеб и все такое. Вот я и подумал: если уж нам не до ленча, то, может, выпьем чаю? Кулинар я никакой, но заварить вполне приличный чай и подогреть булочки я в состоянии. У меня здесь все, — добавил он, кивая на бумажный пакет, который держал в руках. — Выпечка, джем, масло, сливки. И даже чай «Квин Мэри», мой любимый. Надеюсь, вам понравится…
   Мелани смотрела на него во все глаза, не в состоянии унять бешеную скачку мыслей.
   Этого не может быть! Мне просто кажется… это галлюцинация… В реальной жизни посторонний человек не постучится в дверь и не предложит чаю. Со мной такого быть не может.
   Она закрыла глаза и затем очень медленно открыла.
   Люк все еще стоял перед ней, только вместо улыбки на лице его было написано беспокойство.
   — Что случилось?
   — Случилось?.. Случилось?.. — Во рту у нее пересохло. Кончиком языка она облизала губы. — Нет… нет… — хрипло возразила она. — Ничего не случилось. Все в порядке.
   И вдруг все действительно оказалось в полном, ослепительном порядке.
   Я в нем ошиблась! Он совсем не такой, как все! Он не отвергает меня. Я ошиблась в нем по всем статьям!
   Тело ее затрепетало под его взглядом, глаза увлажнились и засверкали.
   Может, он меня поцелует?.. Поцелует?..
   Голос Люка вернул ее к действительности:
   — Не означает ли труба на крыше, что у вас сохранился настоящий, неподдельный камин? Есть что-то особенное в чае и булочках, разогретых на настоящем огне, на дровах…
   — Камин есть, — неуверенно подтвердила Мелани. — Но я еще ни разу его не разжигала. Дрова в гараже, — Отлично! Предоставьте это мне!

Глава 4

   Предоставьте это мне, сказал Люк, и Мелани нехотя, именно нехотя, поскольку она была человеком независимым, позволила ему хозяйничать.
   И вот теперь они сидели возле уютного камина и смотрели, как потрескивают в огне дрова.
   До вечера было еще далеко, но небо заволакивали облака. Свет они не зажигали, и горящий камин мягко освещал комнату, скрашивая убогость обстановки.
   На раскладном столике, который Мелани нашла в кладовой, стоял поднос с чаем, приготовленным Люком, на плите подогревались булочки.
   И когда Люк поставил перед ней тарелку, у нее даже потекли слюнки.
   Сливочное масло и джем… Вряд ли самая здоровая пища в мире, но вкус у нее потрясающий, думала Мелани, жадно откусывая булочку. От удовольствия она даже зажмурилась.
   Когда она вновь открыла глаза, то встретила взгляд Люка. Глаза его весело поблескивали, и она покраснела, как школьница.
   — Я проголодалась, — стала оправдываться она.
   Люк улыбнулся, но не насмешливо, а мягко, и даже, пожалуй, нежно.
   — Не оправдывайтесь. Мне доставляет удовольствие смотреть на девушку, которая ест с аппетитом. А как вам нравится чай?
   Она отпила из чашки.
   — Очень вкусный. Как хорошо вы заварили!
   Люк опять улыбнулся.
   — Не смотрите с таким удивлением. Это мать научила меня. Она признает только марку «Квин Мэри».
   Съев пару булочек, Мелани почувствовала, что сыта.
   — Я тоже наелся, — пробормотал Люк.
   Он взглянул на часы, и Мелани насторожилась: вот сейчас он объявит, что ему пора. Но вместо этого он сказал:
   — Если вы не возражаете, поработаем еще пару часов.
   — Я не могу вам это позволить, — возразила она, но он даже не стал ее слушать.
   — Для меня это в охотку.
   Он улыбался так тепло, что по коже у нее побежали мурашки.
   Она быстро встала. Это глупо! Так нельзя! Да, он очень привлекательный, очень привлекательный мужчина, и он не скрывает, что находит ее тоже привлекательной, но это не означает, что…
   Мелани наклонилась взять поднос, но замерла, почувствовав на запястье руку Люка. Она смущенно взглянула на него, а он поднес ее руку к губам и начал медленно облизывать ей пальцы. Живот ее напрягся, и внутренне она содрогнулась от изумления, а он тихо ворковал:
   — Джем из черной смородины — мой любимый.
   Он лизнул ее между пальцев, и она потрясенно смотрела на свою руку, ничего не соображая, хотя все же отметила про себя, что на пальцах у нее действительно был джем. Люк продолжал слизывать джем, а она полностью потеряла над собой контроль, увлеченная лишь собственными ощущениями.
   Здравый смысл, осторожность и инстинкт самосохранения, которые она вырабатывала в себе всю жизнь, твердили ей одно: останови его, а то будет поздно, — но их голоса были слишком слабы, чтобы победить ее собственное желание.
   Такой жгучей, непреодолимой и требовательной страсти, что невозможно устоять, она не испытывала никогда. Ощущение это было ошеломляющее, и она даже не замечала, что смотрит на Люка широко раскрытыми затуманенными глазами и что подняла руку, словно умоляя его положить конец этой сладкой пытке.
   Дрожь волнами прокатывалась по ее телу, она дышала неровно, коротко и нервно втягивая воздух.
   — Мелани…
   Голос его вздрагивал, что-то в нем изменилось. Скулы четче проступили под кожей, щеки горели. Он даже и смотрел на нее по-другому. У него были такие глаза… Подобного блеска в мужских глазах видеть ей не приходилось. Ей даже почудились голодные, жадные всполохи в этом потемневшем взгляде.
   Даже если бы она была в состоянии понять, что сейчас он ее поцелует, то вряд ли смогла бы его остановить. Она и сама не заметила, как оказалась настолько близко к нему, что чувствовала яростное биение своего пульса.
   На сей раз не было долгого, томительного ожидания, не было медленного совращения ее губ. На сей раз поцелуй его был таким страстным, таким требовательным, что сердце у нее зашлось, а тело заныло.
   Она содрогнулась, когда языком он раздвинул ее губы. В горле у него раздался победный звук, от которого по спине ее побежали колючие мурашки.
   Люк не давал волю рукам, но его поцелуй сам по себе был настолько страстным, что ей казалось, будто он ласкает все ее тело. Грудь и живот ныли, она испытывала непреодолимое желание еще ближе прижаться к нему, слиться воедино с его плотью. Стать с ним единым целым.
   Одной рукой с широко раскрытыми пальцами он поддерживал ее затылок, другой — поясницу, вдавливая ее в себя. Мелани обвила руками его шею, ощущая под пальцами крепкие мышцы.
   Вдруг откуда-то издалека до нее донесся едва различимый назойливый звук, и, только когда Люк отпустил ее, она сообразила, что это телефон.
   Мелани с трудом дошла до аппарата, чувствуя себя совсем разбитой.
   Прохлада холла освежила ее, она сняла трубку и представилась. Однако голос звучал отрывисто и хрипло, она сама его не узнавала.
   — Это опять Дейвид Хьюитсон. Помните? Мы разговаривали сегодня утром.
   Дейвид Хьюитсон… Она не сразу вспомнила, кто это такой, а когда вспомнила, то разозлилась и немного испугалась.
   — Извините, мистер Хьюитсон, — начала она решительно, — но я не понимаю, что вам нужно. Я не собираюсь ничего продавать. Я разговаривала с адвокатом, и он заверил меня, что мистер Барроус не оставил документов, подтверждающих, что он собирался продать дом и землю вам.
   После короткой паузы Дейвид Хьюитсон сердито произнес:
   — Я вам говорил, это была устная договоренность.
   — Извините, ничем не могу помочь, — прервала его Мелани. Она еще не забыла ужасный упрек, брошенный им во время их первого телефонного разговора. Его слова, как осиное жало, остались в ней и болели. Да, конечно, в его словах не было и грамма истины, но она не могла отделаться от ощущения, что так думают и многие другие.
   — Предупреждаю, — заявил он, не обращая внимания на ее возражения. — Мне нужна эта земля, и она будет моей. Я реалист, мисс Фоуден, и готов заплатить хорошую цену за то, что мне нужно. Но, как я вам уже говорил, я не позволю обвести себя вокруг пальца жадной сучке со смазливой рожей.
   Потрясенная, Мелани положила трубку, не дослушав. Ей было так плохо, что она даже прислонилась к стене. В этом положении ее и застал Люк, выйдя из гостиной..
   Видимо, он слышал, как я положила трубку, подумала она, заметив морщины у него на лбу.
   — Что случилось? В чем дело? Что такое?
   — Ничего… ничего, — солгала Мелани. — Я не так давно переболела гриппом, и у меня до сих пор временами бывают приступы слабости. Вот и все.
   Она и сама не могла бы сказать, зачем врет, почему не скажет правду.
   Может, она просто боится, что он, как и Дейвид Хьюитсон, сделает неправильные выводы? Но почему ее это страшит? Это глупо!
   — Для того ты и купила дом? Чтобы отдохнуть и поправиться?
   — Я… я его не покупала. Он достался мне в наследство, — с трудом пробормотала Мелани.
   Она не могла смотреть ему в глаза, под ложечкой у нее сосало.
   — В наследство? Но ведь ты же сама говорила, что у тебя никого нет…
   Она прикусила нижнюю губу.
   — Да, это правда.
   — Понятно. Видимо, владелец дома был твоим близким другом? — Голос его зазвучал как холодная сталь.
   Вполне оправданное допущение, да и поверить в него легче, чем в правду, заключающуюся в том, что она не имела ни малейшего представления о существовании Джона Барроуса, пока ее не вызвали в адвокатскую контору.
   Она сама еще не свыклась с мыслью о наследстве и сама считала, что ей по ошибке отдали чужую собственность и Дейвид Хьюитсон предъявил ей вполне заслуженное обвинение. Вот почему она пробормотала срывающимся голосом:
   — Да, другом.
   Она не могла заставить себя посмотреть ему в глаза. Разделявшее их пространство пульсировало от напряжения.
   — Еще светло, давайте начнем со спальни. — Голос его, прозвучавший спокойно, как бальзам, успокоил ее напряженные нервы.
   Спальня… Он так резко сменил тему разговора, что Мелани с трудом поняла его. Она все еще не пришла в себя от страстного поцелуя и не могла думать о таких обыденных вещах, как обои в спальне. Но Люк, судя по всему, был намерен всерьез заняться ремонтом, и ей пришлось подняться вслед за ним в спальню, чтобы помочь. Спасибо уж и на том, что он больше не расспрашивает ее о наследстве.
   Наблюдая за ним, Мелани поняла, как много он умеет. Движения его были экономными и рациональными, по крайней мере так ей показалось. Настоящий профессионал по сравнению с ней.
   Он работал не покладая рук, почти не замечая ее присутствия, словно и не было между ними вспышки страсти.
   Она убеждала себя в том, что глупо осуждать его за смену настроения. Но годы и воспитание настолько отточили ее чувства, что она почти физически ощущала его отчужденность, словно температура воздуха в комнате упала.
   Что произошло? В чем дело? В том, как она отреагировала на его поцелуй?
   Неужели она была столь несдержанной? Она вспомнила, что, когда из-за телефонного звонка они отодвинулись друг от друга, он как-то очень странно на нее посмотрел.
   Тогда она посчитала, что он, как и она, был просто застигнут врасплох вспыхнувшей между ними страстью. Теперь же ей даже стало плохо от сознания того, что она все неправильно истолковала. Да что она вообще знает о мужчинах и об их чувствах?
   Люк объявил, что на сегодня хватит, только когда начали сгущаться сумерки. К тому времени стена была уже размечена под деревянную обшивку.
   — Завтра будем красить, — сказал Люк. — Если все будет хорошо, к концу недели закончим.
   Они уже были на середине лестницы, когда зазвонил телефон. Мелани вздрогнула. Если это опять Дейвид Хьюитсон… Но когда она подняла трубку, на другом конце провода раздался женский голос, который попросил — нет, потребовал к телефону Люка.
   Даже не спросив, кто звонит, Мелани передала ему трубку и тактично вышла на кухню, закрыв за собой дверь.
   Женщина была настроена агрессивно. Она назвала Люка по имени и была уверена, что он здесь. Но это не основание для поспешных выводов. Он же сам, без намеков с ее стороны, сказал, что у него ни перед кем нет никаких обязательств.
   Люк говорил по телефону недолго. Но когда появился на кухне, то выглядел озабоченным и чужим. Он ни словом не обмолвился о телефонном разговоре и не объяснил, кто эта женщина, а лишь извинился за то, что использует ее телефон.
   Мелани довольно чопорно напомнила ему об уговоре, старательно избегая его взгляда. Ей очень не хотелось, чтобы он заметил, как она расстроена его изменившимся отношением к ней.
   Уже от двери Люк сказал:
   — Мне пора. Я вернусь завтра утром. Скажем, часов в десять, подойдет?
   Так, значит, он все-таки еще намерен ей помогать? Только теперь она поняла, как боялась, что он передумает. И ей стало страшно оттого, что поставила себя в такую зависимость. Как много он уже для нее значит! И от страха она возразила:
   — Большое спасибо… Не надо… У вас и без того полно дел.
   Голос ее прозвучал не столь уверенно, как ей бы того хотелось.