Джордж Кэтрин. Тайна одного портрета

   – Но я не должна оставлять дом на ночь пустым…
   – А что такого? Сигнализация включена и работает, дом освещен, словно рождественская елка, а твоя машина стоит снаружи. Любому дом покажется таким же, каким казался в любую другую ночь с тех пор, как ты там живешь. – Губы Адама блуждали по ее лицу. – Оставайся, дорогая. Я отвезу тебя домой завтра.
   – Ты готов оставить Генриетту в полном одиночестве? – поддразнила его она.
   – Ради этого и вот этого, – прошептал он, скользя губами по ее шее, – определенно готов. Бедняжка Генриетта давным-давно мертва. Зато мы с тобой, дорогая моя, очень даже живы.
 
   Когда Гэбриэл проснулась несколько часов спустя, она была одна и не сразу сообразила, что это за широкая, удобная кровать, которая так отличается от ее кровати в «Хэйуордзе». Она резко села в постели, ее лицо запылало, когда события этой ночи нахлынули на нее. Гэбриэл выбралась из постели. Натянув вместо халата свою помятую блузку, Гэбриэл торопливо пересекла небольшую лестничную площадку, радуясь тому, что Адам был не в ванной комнате, и, приведя себя в порядок, вернулась обратно в спальню. Адам в коротком махровом халате сидел на краю кровати и пил шампанское.
   – Вот это, – заявил он, окидывая ее взглядом с головы до ног, – невероятно вызывающий и соблазнительный наряд, ангел мой. – Он вручил ей бокал шампанского. – Я подумал, что случай заслуживает того, чтобы его отметить.
   Гэбриэл чокнулась с ним.
   – За что будем пить?
   – За нас.
   – За нас, – повторила она и улыбнулась озорной улыбкой. – Это немножко по-декадентски в три часа утра, мистер Дайзарт.
   Ответная ухмылка Адама была намеренно сладострастной.
   – Зато как приятно! – Он сграбастал ее за талию и притянул к себе. – Только не говори, что хочешь есть!
   – Да вроде бы не должна, – сокрушенно сказала она и потерлась щекой о его плечо. – Почему каждый раз, когда я с тобой, мне нужно столько есть?
   – То, чем мы с тобой недавно занимались, обычно стимулирует аппетит. Так чего бы ты хотела, Гэбриэл?
   – Того, что идет с шампанским.
   – Принято. Забирайся обратно в постель, а я посмотрю, что можно сделать. – Он поставил свой бокал на маленький столик и, насвистывая, вышел из комнаты.
   Гэбриэл бросила еще один взгляд в зеркало и увидела в нем несколько другое лицо, чем то, которое она еще недавно видела в собственном зеркале. Из ее глаз ушла тревога, и вместо нее в них сияло нечто новое. Значит, вот как любовь меняет облик человека? Ибо теперь она не сомневалась в том, что у них с Адамом была та самая, непреходящая любовь. Гэбриэл повернулась, чтобы прибрать смятую постель, и к моменту возвращения Адама с тарелкой бутербродов она сидела, откинувшись на взбитые подушки.
   – Надеюсь, ты любишь копченого лосося. – Он передал ей тарелку, вынул из кармана несколько бумажных салфеток, бросил халат на стул и забрался в постель с таким видом, будто они уже сто раз проделывали это. – С шампанским он идет лучше всего.
   – Как я уже говорила, это декадентство, – сказала Гэбриэл, счастливо улыбаясь ему. – И я люблю копченого лосося. – И все остальное. Дом, спальню, вечер, который они провели вместе, блаженство от того, как Адам занимался с ней любовью. И, что самое важное, она любит Адама Дайзарта. – Это был самый счастливый день – и ночь – в моей жизни.
   Адам повернул ее лицо к себе и очень серьезно спросил:
   – Ты так действительно думаешь?
   – Цитирую одного очень близкого и дорогого мне человека: я всегда говорю то, что думаю, – ответила Гэбриэл и получила в награду поцелуй.
   Вдвоем они покончили с бутербродами, выпили еще немного шампанского, и Адам вылез из постели собрать на поднос тарелки и бокалы, совсем не смущаясь своей наготы, потом вернулся в постель и обнял Гэбриэл.
   – Тебе пора спать, мой ангел, – ласково сказал он, и она улыбнулась ему.
   – Ты устал?
   – Должен был бы устать, – согласился он, – но не устал.
   – И я не устала.
   – Как же тогда мне тебя убаюкать? Петь я не умею.
   – А я уже давно не в том возрасте, когда слушают на ночь колыбельную.
   – Тогда остается только одно, – прошептал он.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

   На следующий день Адам отвез Гэбриэл домой только в полдень. Как он и предсказывал, там все было нормально в ярком свете солнца и ничто не напоминало о вчерашнем проливном дожде. На быстро подсыхающей земле не было никаких следов ни от шин, ни от ног, которые выдавали бы чужое присутствие, и Гэбриэл сказала Адаму, чтобы он почитал купленные по пути воскресные газеты, а сама побежала наверх выключить везде свет и переодеться. Потом, пока Адам чистил картошку, Гэбриэл растолкла чеснок и розмарин, смешала все с оливковым маслом и лимонным соком, чтобы получилась приправа к купленным накануне куриным грудкам, вылущила горох из стручков.
   За едой они рассказывали друг другу о событиях последних лет, проведенных ими врозь. Потом отправились на прогулку по дорожкам между полями, когда-то составлявшими земли «Хэйуордза», а позже провели вечер, сидя обнявшись перед телевизором в одном из кресел, пока Гэбриэл не заснула на плече у Адама, и тому пришлось будить ее, чтобы отправить спать.
   – Прости меня, пожалуйста, – сказала она виновато и так широко зевнула, что Адам засмеялся.
   – Иди готовься ко сну. Я приду поцеловать тебя на ночь, и раз уж ты хочешь спать сегодня одна, то можешь запереть дверь спальни, а я поеду домой.
   Следующая неделя пролетела незаметно, потому что днем Гэбриэл последовательно наносила на портрет несколько тонких слоев лака, а вечера и ночи проводила в Стейблз с Адамом, который больше не позволял ей ночевать одной в «Хэйуордзе».
   – Но там же портрет… – возражала она.
   – Если ты так беспокоишься о нем, то мы возьмем его с собой, – решительно заявил он. – Но я прошлой ночью не мог уснуть из-за беспокойства о тебе, так что отныне ты будешь ночевать в Стейблз.
   – Хорошо, пока не вернутся твои родители.
   – А потом?
   – Ну, мне хотелось бы, чтобы они побыли со мной перед тем, как я…
   – Перед тем, как ты переедешь ко мне? – быстро спросил он.
   – А ты этого хочешь?
   – Разумеется, хочу.
   – А как на это посмотрит твоя семья?
   – Я хорошо знаю своих и уверен, что они обрадуются, когда узнают, что я нашел себе спутницу жизни. И особенно когда узнают, что эта спутница – ты, Гэбриэл.
 
   Утром в тот понедельник Уэйн приехал раньше обычного.
   – Я решил начать пораньше, Гэбриэл, – сказал он в ответ на ее удивленное приветствие.
   Гэбриэл, которая предвкушала полчаса спокойного времени в одиночестве до начала работы, отдала ему ключи, потом решила насладиться чашкой кофе. Она едва успела сделать глоток, когда на кухню ворвался Уэйн с дико горящими глазами.
   – Портрет, – выдохнул он. – Его нет!
   Гэбриэл с досады скрипнула зубами. Адам так долго целовал ее на прощание, что совершенно забыл о картине, которая осталась у него в багажнике и теперь ехала в Пеннингтон.
   – Все в порядке, Уэйн, – спокойно сказала она. – Портрет у Адама.
   Он нахмурился.
   – А я думал, ты хотела сегодня снова вставить его в раму.
   – Я так и хочу. Адам увез его по ошибке. Я ему позвоню.
   – В этом нет необходимости, – заявил он, глядя в окно. – Он уже подъезжает.
   – Прекрасно. Уэйн, иди и отопри сарай, пожалуйста. Пусть Адам положит портрет прямо на мой верстак.
   Вошедший через несколько минут Адам виновато улыбнулся.
   – Прости, дорогая, я совсем забыл о портрете.
   – Уэйна это очень расстроило.
   – Я говорил тебе, что он в тебя влюблен. Обращайся с ним бережно, но, если будут какие-то неприятности, звони мне. Я с этим разберусь.
   Она дотянулась и поцеловала его.
   – Я сама все с ним улажу.
   – Позвоню тебе вечером. – Адам прижал ее к себе. – Ты точно не хочешь приехать ко мне сегодня?
   – Проведи этот вечер с родителями. Нечестно ошеломлять их мной сразу по возвращении. – Гэбриэл потерлась щекой о его щеку. – И вообще ты устал. В последнее время мы с тобой явно недосыпали.
   – С какой стати мне тратить время на сон, когда рядом ты?
   – Благодарю вас, сэр, вы очень любезны. Да, завтра можешь приехать и забрать Генриетту насовсем. – Гэбриэл грустно улыбнулась. – Хотя я буду по ней скучать.
 
   Как она и предполагала, атмосфера в сарае была морозной. К полудню Гэбриэл укрылась в доме, чтобы спокойно съесть бутерброд вдали от враждебных глаз Уэйна, следящих за каждым ее движением. Теперь, когда работа с портретом была закончена, она позволила себе отдохнуть немного дольше, чем обычно, и, вернувшись в сарай, попросила Эдди сходить в подвал за полотном.
   – Ну, так что у нас происходит? – прямо спросила она, как только они остались одни.
   Уэйн снял с головы стяжку, запустил пальцы в спутанные светлые кудри, отвел глаза в сторону.
   – Я обещал твоему отцу позаботиться о тебе в его отсутствие. Утром я был в шоке, когда оказалось, что портрета нет на месте. Если бы с ним что-то случилось, ты не могла бы требовать выплаты страховки.
   – Это собственность Адама.
   – А ты теперь тоже собственность Адама? – выпалил он.
   Воцарилась мертвая тишина.
   – Когда отец попросил тебя помочь, – сказала Гэбриэл, глядя на него холодными глазами, – он не имел в виду вмешательство в мою личную жизнь. Понятно?
   Вернувшийся в это время Эдди буквально прирос к месту.
   – Это личная ссора или могут поучаствовать и другие?
   – Просто небольшая очистка атмосферы, – сказала Гэбриэл. – Давайте вернемся к работе.
   День тянулся бесконечно, и Гэбриэл ощутила большое облегчение, когда Уэйн и Эдди уехали домой, а она благополучно заперлась на кухне, которая показалась ей надежным убежищем после часов, проведенных в попытках игнорировать ревнивое неодобрение Уэйна.
   Позже позвонил Адам и наговорил ей кучу приятных вещей, прежде чем сообщил, что его родители благополучно вернулись домой.
   – Отлично, – сказала Гэбриэл. – Я вставила портрет в раму, так что, ради всего святого, завтра приезжай и забери его. Уэйн был просто невозможен после того, как утром обнаружил его отсутствие.
   – Я готов по первому твоему слову сказать ему, что ты принадлежишь мне, Гэбриэл Бретт. И что я принадлежу тебе – если у него или кого-то еще есть какие-либо сомнения на этот счет.
   – У меня – нет, Адам.
   Адам сделал глубокий вдох.
   – Как бы я хотел, чтобы ты сейчас была в моих обьятиях. Завтра утром я первым делом заеду к тебе.
   – Но только после того, как явятся ребята. Мне совсем не улыбается провести так еще один день!
   Гэбриэл поужинала, а потом, как обычно, позвонила родителям.
   – Твой отец сейчас уже в очень неплохой форме, – сообщила ей Лора. – Мы проходим пешком целые мили.
   – Не ссоритесь?
   – Нет. Мы тут не наступаем друг другу на пятки, места более чем достаточно. Могу тебя заверить, что не произошло ничего такого, что могло бы замедлить выздоровление Гарри.
   – Я в этом и не сомневаюсь, – благодарно сказала Гэбриэл. – Между прочим, я сегодня закончила работу с портретом Синглтона.
   – Ну, тогда я позову Гарри.
   После долгого разговора с отцом о том, что процессы нанесения лака и возвращения портрета в раму прошли успешно, Гэбриэл попросила опять передать трубку матери.
   – Я подумала, мамуля, что тебе будет приятно узнать, что мы с Адамом теперь хорошие друзья.
   – Хорошие друзья, – повторила Лора после паузы. – Можно сообщить об этом отцу?
   – Можно. Папа будет доволен.
   – Я тоже довольна. Адам мне очень понравился.
   – Мне он тоже нравится.
   – Нравится?
   – Ну, ладно. Я безумно в него влюблена. Теперь ты счастлива?
   – Очень. Но только потому, что счастлива ты.
   Рано утром следующего дня Гэбриэл трудилась в сарае, поглощенная расчисткой небольшого пейзажа, а Эдри и Уэйн занимались еще одной серией эстампов. Когда машина Адама остановилась перед сараем, она сдвинула со лба головную ленту и, подойдя к двери, обнаружила, что он приехал не один. Высокий седеющий мужчина выбрался из машины и с улыбкой протянул ей руку.
   – Доброе утро. Я Том Дайзарт. Мы с вами уже встречались.
   – Правда? – Она улыбнулась ему, жалея, что выглядит не очень элегантно.
   – Очевидно, ты была тогда малышкой с косичками, – сказал Адам, обнял Гэбриэл и поцеловал ее. – Доброе утро, дорогая. Как тебе спалось прошлой ночью?
   – Очень хорошо. К сожалению, я не помню нашей встречи, мистер Дайзарт.
   – Зовите меня Том. – Он одобрительно рассматривал ее рабочий костюм. – Вы очень похожи на отца, Гэбриэл. Как он?
   – Мама говорит, что хорошо. Очевидно, длительные пешие прогулки и еда, которую готовит мама, делают свое дело.
   – Рад это слышать. Кстати, о еде, Гэбриэл, – сказал Том Дайзарт. – Мне поручено пригласить вас сегодня на ужин. Фрэнсис сказала, ничего особенного, просто семейная трапеза.
   – Спасибо, очень любезно с ее стороны.
   – Любезность здесь ни при чем, – заявил Адам. – Как только я сказал маме о тебе, ей не терпится с тобой познакомиться. Я заеду за тобой, когда буду возвращаться. А теперь давай избавим тебя от Генриетты.
   Гэбриэл попросила Эдди вынести портрет на яркий утренний свет и с замиранием сердца следила, как при виде его засветились проницательные глаза Тома Дайзарта.
   – Я знаю, что это твоя специальность, Адам, – сказал он сыну, – но даже такой толстокожий мебельщик, как я, может понять, что за картина перед ним. Какая красавица.
   – Которая из них? – спросила Гэбриэл.
   – Эта девушка с синими глазами.
   – Фиолетовыми, – поправил его Адам, глядя на давно умершую Генриетту Скудамор таким собственническим взглядом, что Гэбриэл почувствовала нелепый укол ревности.
   – Ричард Тейлор Синглтон, так? – задумчиво спросил Том, когда сын стал укладывать портрет в машину. – Какую цену ты ожидаешь?
   – Я позвонил другу в Сотби и попросил его осторожненько позондировать почву. Сегодня он перезвонит мне, – сказал Адам. – Кстати, папа, тебе пора вернуться к работе после всего этого бездельничанья в Тоскане.
   – Правильно. – Том тепло улыбнулся Гэбриэл. – Приятно было встретиться с вами, моя дорогая. Увидимся вечером.
   Адам поехал по дорожке, осторожно лавируя между выбоинами, словно у него в машине находилась не картина, а ящик динамита.
   Гэбриэл, ожидавшая возвращения к ледяной враждебности, была поражена, услышав от Уэйна предложение сварить кофе.
   – Извини за вчерашнее, – неловко сказал он. – Я не понимал, что у вас с Адамом, ну, серьезно.
   – Ладно, Уэйн, забудем это. – Она улыбнулась. – А кофейку было бы сейчас неплохо.
   Работа с пейзажем была настолько легче, чем ее труд над портретом Синглтона, что оставляла ей возможность с тревогой думать о предстоящей встрече с матерью Адама. Отцу Адам совершенно четко обозначил характер своих отношений с Гэбриэл, и, насколько она могла судить. Том Дайзарт был этому рад. Но мать – совсем другое дело.
   К моменту, когда за ней заехал Адам, Гэбриэл уже ждала его. На ней было розовое платье, ее лицо казалось напряженным из-за прически: она гладко зачесала волосы и скрутила их в тугой узел.
   – Я нормально выгляжу? – с беспокойством спросила она.
   – Нет, – прямо ответил он и распустил ей волосы, поцелуем заглушив ее протест. – Вот так лучше, – одобрительно сказал он, когда тяжелая масса волос упала на плечи.
   – Я хотела произвести хорошее впечатление на твою мать, а теперь все испорчено.
   – Ты произвела впечатление на моего отца, когда на тебе был рабочий комбинезон, а волосы были запихнуты под бейсболку. Иди-ка сюда, – грубовато сказал он и притянул ее к себе. – Я тебя люблю, Гэбриэл Бретт, и прошлой ночью скучал по тебе. А ты по мне скучала?
   – Кошмарно.
   – Покажи мне, насколько кошмарно.
   Гэбриэл показала, да так, что в конце Адам отодвинул ее от себя.
   – Еще чуть-чуть в таком же духе, и ты знаешь, что произойдет. А времени у нас нет.
   – Теперь мне нужно снова заниматься лицом!
   Гэбриэл расчесала щеткой волосы, но, по приказу Адама, не стала их подбирать, заново наложила косметику, взяла небольшую, но дорогую коробку шоколадных конфет, за которой Уэйн сам вызвался съездить в город, и сказала Адаму, что готова.
   – Что, если я не понравлюсь твоей матери?
   – Все будет хорошо, обещаю.
   И, к большому облегчению Гэбриэл, он оказался прав. Вся неловкость в момент прибытия сразу исчезла, когда большой лающий комок золотистого меха накинулся на Адама.
   – Это Пан, сын Марцыпана, того пожилого джентльмена, который принадлежит Фенни. Они жили в собачьей гостинице, пока мамы и папы не было, – сказал Адам, лаская возбужденного пса.
   – Не позволяйте Пану прыгать на ваше красивое платье, – раздался чей-то голос. Гэбриэл подняла голову и увидела, что к ним направляется улыбающаяся загорелая женщина. Глаза женщины тепло светились из-под массы вьющихся седых волос.
   – Мама, это Гэбриэл, – объявил Адам.
   – Добро пожаловать во «Фрайарз-Вуд», моя дорогая. Я очень хорошо знаю вашего отца, – с улыбкой сказала Фрэнсис Дайзарт, протягивая Гэбриэл руку. – Адам говорит, что вы та самая талантливая леди, которая творит чудеса в «Хэйуордзе» с тех пор, как заболел Гарри. Как он сейчас?
   – Быстро идет на поправку, – ответила Гэбриэл, начиная успокаиваться.
   – Отличная новость. Заходите в дом, выпейте чего-нибудь. – Фрэнсис взглянула на сына. – Не волнуйся, Адам. С Гэбриэл ничего не случится, если она побудет со мной, пока ты примешь душ.
   Вечер прошел с успехом не только потому, что оба родителя Адама оказали Гэбриэл теплый прием, но и потому, что Фрэнсис нашла заинтересованную аудиторию для просмотра множества фотографий ее внуков.
   – И это лишь текущая серия, – снисходительно улыбнулся Том. – При малейшем поощрении, Гэбриэл, моя жена выложит все до одной, начиная с рождения.
   Позже Фрэнсис подала ужин на кухне.
   За едой говорили о предварительном просмотре, и в центре внимания был портрет Синглтона.
   – Очевидно, вы унаследовали волшебный дар вашего отца, – заметил Том. – Адам говорит, картина была в ужасающем состоянии, когда он купил ее.
   Гэбриэл порылась в сумке.
   – Вот снимок, который я сделала до начала работы.
   Том и Фрэнсис наклонились, чтобы рассмотреть фотографию.
   – Неужели это та самая картина? – недоверчиво спросил Том.
   – А что скрывалось в этой темной части? – спросила Фрэнсис.
   – Еще одна красивая девушка, – довольным тоном произнес Адам, – плюс отражение их возлюбленного в зеркале на заднем плане.
   – Их возлюбленного? – переспросила его мать, поднимая брови. – Звучит несколько оригинально.
   Адам пересказал историю создания картины, описал их визит к мисс Скудамор.
   – Ecли бы мое сердце не было уже отдано другой, – сказал он, улыбаясь Гэбриэл, – то я мог бы серьезно влюбиться в мисс Генриетту.
   Том переглянулся с женой.
   – Хотя мы не так уж долго отсутствовали, Фрэнсис, здесь, кажется, многое произошло.
   Вечер прошел так быстро, что Гэбриэл огорчилась, когда наступило время ехать домой. Она в молчании просидела всю первую часть пути, пока Адам вез ее обратно в «Хэйуордз».
   – Ну вот, – сказал Адам спустя какое-то время. – Было не так уж страшно, верно?
   – Было чудесно, – сказала она со вздохом. – Мне очень понравились твои родители.
   – Прекрасно. Ты им тоже. И предупреждаю тебя, Гэбриэл Бретт, что, как только пройдет аукцион, я намерен оформить наши отношения.
   Когда они вошли в дом, Адам крепко обнял Гэбриэл и поцеловал.
   – Я пригласил бы тебя остаться на ночь в Стейблз, но почувствовал, что тебе не захочется.
   – Напротив, мне бы очень этого хотелось, – вздохнула она, прижимаясь к нему. – Но нужно дать твоим родителям время привыкнуть ко мне.
   – Много времени им не потребуется, – уверенно заявил он. – Хочешь, я провожу тебя наверх и подожду, пока ты запрешься у себя в комнате?
   – Не стоит. Сначала я выпью чаю и немного расслаблюсь. – Гэбриэл поцеловала его. – Можешь мне позвонить, когда доберешься домой.
   После того, как он уехал, Гэбриэл раздумала пить чай и поднялась прямо наверх. Она вдруг ощутила такую усталость, что ей захотелось рухнуть на кровать, но едва она закрыла за собой дверь, как зазвонил ее сотовый телефон.
   – Ну, наконец, – сказал знакомый голос, растягивающий слова. – Ты когда-нибудь интересуешься, не оставил ли кто тебе сообщений, солнышко?
   – Джереми! Извини, я только что вошла.
   – И была с этим Адамом, о котором ты упоминала?
   – Да.
   – Вероломное создание. Неужели ты забыла, что я приезжаю в Пеннингтон?
   – Разумеется, нет. Ты остановился в «Честертоне»?
   – Как ты догадалась?
   – Это самый дорогой отель в городе, Джереми. Где еще ты мог остановиться?
   – Приглашаю тебя на ужин после аукциона.
   – Ты очень обидишься, если я откажусь?
   – Наверняка из-за этого таинственного Адама?
   – Да.
   – Я сейчас ни за чем конкретно не охочусь, солнышко. Но твой намек на нечто грандиозное на аукционе Дайзарта возбудил мое любопытство.
   – Увидишь, будет интересно. Встретимся на аукционе.
   – Значит ли это, что между нами все кончено, Гэбриэл? – спросил он легким тоном.
   – Я надеюсь, ты всегда будешь мне другом, Джереми.
   – До самой смерти, солнышко, – протянул он. – Наверное, тебе пора в постель, а я тебя задерживаю.
   Гэбриэл пожелала ему спокойной ночи. Потом быстро закончила приготовления ко сну, чтобы спокойно ждать звонка Адама с его обычными приказаниями надежно запереть дверь.
   – Я точно не знаю, в котором часу освобожусь завтра после просмотра, – сказал он ей под конец. – Ты приедешь на него?
   – Я бы предпочла завтра поработать, так что подожду до аукциона. Ты заедешь ко мне по дороге домой?
   – И ты еще спрашиваешь?
   На следующий день Гэбриэл прилежно работала над пейзажем, а к концу дня впервые была готова закруглиться раньше, чем Эдди и Уэйн.
   После их отъезда она приняла ванну, надела белые брюки из хлопка и облегающий топ такого же цвета, как ее глаза. Потом тщательно расчесала щеткой влажные волосы и спустилась вниз посмотреть, что можно приготовить, если у Адама будет время остаться на ужин. Когда она изучала содержимое холодильника, раздался ожидаемый стук, и Гэбриэл распахнула дверь с сияющими глазами и радостной улыбкой, которая тут же погасла. Гэбриэл уставилась на стоявшего в дверях мужчину.
   – Какого черта ты здесь делаешь?

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

   В течение нескольких секунд ответом ей была лишь хищная улыбка, пока гость старался из-за ее спины рассмотреть кухню.
   – Ты совсем одна, Габи?
   Отчаянно жалея, что это так, Гэбриэл холодно посмотрела на него.
   – Ко мне придут в любую минуту, так что говори, зачем пожаловал, Джейк.
   – Я проделал весь этот путь только для того, чтобы привезти деньги, которые я тебе должен.
   Она с неохотой отступила в сторону, и Джейк Трент прошествовал на кухню. Оглядевшись, он нахмурился.
   – Не очень-то уютно, да?
   – Мне нравится, – соврала она.
   – Кстати, жаль, что твоему отцу так не повезло. Как у него дела?
   – Лучше.
   – Это хорошо. Я слышал, он в отъезде, где-то выздоравливает. – Джейк обернулся и посмотрел на нее. – Я думал, что увижу тебя измученной, но ты положительно цветешь, Габи.
   – Не называй меня так, – процедила она сквозь зубы.
   – Я был огорчен, получив твое заявление об уходе, Гэ-бри-эл, – с нарочитым нажимом на гласные произнес он. – Ты уверена, что хочешь похоронить себя в этой глуши?
   Джейк Трент ростом был не выше Гэбриэл, худощавого телосложения, с близко поставленными глазами, с волосами лисьего цвета. Его чуждое присутствие на ее территории было настолько нежеланным, что Гэбриэл не могла скрыть свою враждебность.
   – Очень любезно с твоей стороны приехать в такую даль, но в этом не было никакой необходимости, – напряженным голосом сказала она. – Почему ты не перевел деньги на мой счет в банке, как обычно?
   – Я хотел снова увидеть тебя. Ты не собираешься предложить мне что-нибудь выпить?
   – Нет, – без обиняков ответила Гэбриэл. – Как я уже сказала, ко мне должны прийти.
   – Как ты негостеприимна! Джереми намекнул мне, что завтра на аукционе «Дайзартс» ожидается что-то интересное. Это случайно не какая-то вещица, над которой ты работала?
   – Случайно – да.
   – И что же это такое? Неужели нельзя намекнуть старому другу?
   – Ты мне не друг! И если действительно дело только в деньгах, которые мне причитаются, то оставь их себе, Джейк. Не жалко отдать пару месячных зарплат за то, чтобы ты ушел.
   У него в глазах вдруг появилось выражение холодной ярости, и он медленно пошел на нее. Гэбриэл охватил панический страх, и она попятилась от него. Но Джейк Трент улыбнулся своей неприятной улыбкой и продолжал надвигаться на нее, пока она не натолкнулась спиной на стол.
   – Неужели ты на самом деле думаешь, что можешь убежать от меня?
   Гэбриэл рванулась, когда он схватил ее, но Джейк Трент был на удивление силен. Засмеявшись, он легко удержал ее и стал гнуть назад над столом, пока она не потеряла равновесия и не рухнула на стол. Трент торжествующе засмеялся и, придавив ее своим телом, с силой впился ей в губы. Дрожа от омерзения, Гэбриэл обмякла.
   – Так-то лучше. Лежи смирно и получай удовольствие, Габи.
   Она откинула руку в сторону, изображая томность, и незаметно потянулась к тяжелой ониксовой пепельнице, которой никто не пользовался с тех пор, как Гарри бросил курить. Когда Джейк начал копаться с пуговицами у нее на поясе, она резко двинула его коленом в пах, а потом ударила пепельницей между глаз.