- Но замечательнее всего - этот рассказ Уайльда, - сказал мистер Супер, поднимая свой замечательный блокнот. - "Портрет В.Х.", где он доказывает, что сонеты были написаны неким Вилли Хьюзом, мужем, в чьей власти все цвета.
   - Вы хотите сказать, посвящены Вилли Хьюзу? - переспросил квакер-библиотекарь.
   Или Хилли Вьюзу? Или самому себе, Вильяму Художнику. В.Х.: угадай, кто я?
   - Да-да, конечно, посвящены, - признал мистер Супер, охотно внося поправку в свою ученую глоссу. - Понимаете, тут, конечно, сплошные парадоксы, Хьюз и hews, то есть, он режет, и hues, цвета, но это для него настолько типично, как он это все увязывает. Тут, понимаете, самая суть Уайльда. Воздушная легкость.
   Его улыбчивый взгляд с воздушною легкостью скользнул по их лицам. Белокурый эфеб. Выхолощенная суть Уайльда.
   До чего же ты остроумен. Пропустив пару стопочек на дукаты магистра Дизи.
   Сколько же я истратил? Пустяк, несколько шиллингов.
   На ватагу газетчиков. Юмор трезвый и пьяный.
   Остроумие. Ты отдал бы все пять видов ума, не исключая его, за горделивый юности наряд, в котором он, красуясь, выступает. Приметы утоленного желанья.
   Их будет еще мно. Возьми ее для меня. В брачную пору. Юпитер, охлади их любовную горячку. Ага, поворкуй с ней.
   Ева. Нагой пшеничнолонный грех. Змей обвивает ее своими кольцами, целует, его поцелуй - укус.
   - Вы думаете, это всего только парадокс? - вопрошал квакер-библиотекарь. - Бывает, что насмешника не принимают всерьез, как раз когда он вполне серьезен.
   Они с полной серьезностью обсуждали серьезность насмешника.
   Бык Маллиган с застывшим выражением лица вдруг тяжко уставился на Стивена. Потом, мотая головой, подошел вплотную, вытащил из кармана сложенную телеграмму. Проворные губы принялись читать, вновь озаряясь восторженною улыбкой.
   - Телеграмма! - воскликнул он. - Дивное вдохновение! Телеграмма! Папская булла!
   Он уселся на краешек одного из столов без лампы и громко, весело прочитал:
   - _Сентиментальным нужно назвать того, кто способен наслаждаться, не обременяя себя долгом ответственности за содеянное_. Подпись: Дедал. Откуда ж ты это отбил? Из бардака? Да нет. Колледж Грин. Четыре золотых уже пропил? Тетушка грозится поговорить с твоим убогосущным отцом. Телеграмма! Мэйлахи Маллигану, "Корабль", Нижняя Эбби-стрит. О, бесподобный комедиант! В попы подавшийся клинкианец!
   Он бодро сунул телеграмму вместе с конвертом в карман и зачастил вдруг простонародным говорком:
   - Вот я те и толкую, мил человек, сидим это мы там, я да Хейнс, преем да нюним, а тут те вдобавок эту несут. И этакая нас разбирает тоска по адскому пойлу, что, вот те крест, тут и монаха бы проняло, самого даже хилого на эти дела. А мы как бараны торчим у Коннери - час торчим, потом два часа, потом три, да все ждем, когда ж нам достанется хотя бы по пинте на душу.
   Он причитал:
   - И вот торчим мы там, мой сердешный, а ты в ус не дуешь да еще рассылаешь такие бумаженции что у нас языки отвисли наружу на целый локоть как у святых отцов с пересохшей глоткой кому без рюмашки хуже кондрашки.
   Стивен расхохотался.
   Бык Маллиган быстро наклонился к нему с предостерегающим жестом.
   - Этот бродяга Синг тебя всюду ищет, чтобы убить, - сообщил он. - Ему рассказали, что это ты обоссал его дверь в Гластуле. И вот он рыскает везде в поршнях, хочет тебя убить.
   - Меня! - возопил Стивен. - Это был твой вклад в литературу.
   Бык Маллиган откинулся назад, донельзя довольный, и смех его вознесся к темному, чутко внимавшему потолку.
   - Ей-ей, прикончит! - заливался он.
   Грубое лицо, напоминающее старинных чудищ, на меня ополчалось, когда сиживали за месивом из требухи на улице Сент-Андре-дезар. Слова из слов ради слов, palabras [слова (исп.)]. Ойсин с Патриком. Как он повстречал фавна в Кламарском лесу, размахивающего бутылкой вина. C'est vendredi saint! [Нынче Страстная пятница! (франц.)] Мордует ирландский язык. Блуждая, повстречал он образ свой. А я - свой. Сейчас в лесу шута я встретил.
   - Мистер Листер, - позвал помощник, приоткрыв дверь.
   - ...где всякий может отыскать то, что ему по вкусу. Так судья Мэдден в своих "Записках магистра Вильяма Сайленса" отыскал у него охотничью терминологию... Да-да, в чем дело?
   - Там пришел один джентльмен, сэр, - сказал помощник, подходя ближе и протягивая визитную карточку. - Он из "Фримена" и хотел бы просмотреть подшивку "Килкенни пипл" за прошлый год.
   - Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста. А что, этот джентльмен?..
   Он взял деловитую карточку, глянул, не рассмотрел, отложил, не взглянув, посмотрел снова, спросил, скрипнул, спросил:
   - А он?.. А, вон там!
   Стремительно в гальярде он двинулся прочь, наружу. В коридоре, при свете дня, заговорил он велеречиво, исполнен усердия и доброжелательства, с сознанием долга, услужливейший, добрейший, честнейший из всех сущих квакеров.
   - Вот этот джентльмен? "Фрименс джорнэл"? "Килкенни пипл"? Всенепременно. Добрый день, сэр. "Килкенни..." Ну, конечно, имеется...
   Терпеливый силуэт слушал и ждал.
   - Все ведущие провинциальные... "Нозерн виг", "Корк икземинер", "Эннискорти гардиан". За тысяча девятьсот третий. Желаете посмотреть? Ивенс, проводите джентльмена... Пожалуйте за этим служи... Или позвольте, я сам... Сюда... Пожалуйте, сэр...
   Услужливый и велеречивый, возглавлял шествие он ко всем провинциальным газетам, и темный пригнувшийся силуэт поспешал за его скорым шагом.
   Дверь затворилась.
   - Это тот пархатый! - воскликнул Бык Маллиган.
   Резво вскочив, он подобрал карточку.
   - Как там его? Ицка Мойше? Блум.
   И тут же затараторил:
   - Иегова, сборщик крайней плоти, больше не существует. Я этого встретил в музее, когда зашел туда поклониться пеннорожденной Афродите. Греческие уста, что никогда не изогнулись в молитве. Мы каждый день должны ей воздавать честь. "О, жизни жизнь, твои уста воспламеняют".
   Неожиданно он обернулся к Стивену.
   - Он знает тебя. И знает твоего старикана. Ого, я опасаюсь, что он погречистей самих греков. Глаза его, бледного галилеянина, были так и прикованы к ее нижней ложбинке. Венера Каллипига. О, гром сих чресл! "фавн преследует дев, те же укрыться спешат".
   - Мы бы хотели послушать дальше, - решил Джон Эглинтон с одобрения мистера Супера. - Нас заинтересовала миссис Ш. Раньше мы о ней думали (если когда-нибудь приходилось) как об этакой верной Гризельде, о Пенелопе у очага.
   - Антисфен, ученик Горгия, - начал Стивен, - отнял пальму первенства в красоте у племенной матки Кюриоса Менелая, аргивянки Елены, у этой троянской кобылы, в которой квартировал целый полк героев, - и передал ее скромной Пенелопе. Он прожил в Лондоне двадцать лет, и были времена, когда он получал жалованья не меньше чем лорд-канцлер Ирландии. Жил он богато. Его искусство, которое Уитмен назвал искусством феодализма, скорее уж было искусством пресыщения. Паштеты, зеленые кубки с хересом, соусы на меду, варенье из розовых лепестков, марципаны, голуби, начиненные крыжовником, засахаренные коренья. Когда явились арестовать сэра Уолтера Рэли, на нем был наряд в полмиллиона франков и, в том числе, корсет по последней моде. Ростовщица Элиза Тюдор роскошью своего белья могла бы поспорить с царицей Савской. Двадцать лет он порхал между супружеским ложем с его чистыми радостями и блудодейною любовью с ее порочными наслаждениями. Вы знаете эту историю Маннингема про то, как одна мещаночка, увидев Дика Бербеджа в "Ричарде Третьем", позвала его погреться к себе в постель, а Шекспир подслушал и, не делая много шума из ничего, прямиком взял корову за рога. Тут Бербедж является, устраивает стук у врат, а Шекспир и отвечает ему из-под одеял мужа-рогоносца: _Вильгельм Завоеватель царствует прежде Ричарда Третьего_. И милая резвушка миссис Фиттон оседлай и воскликни: О! и его нежная птичка, леди Пенелопа Рич, и холеная светская дама годится актеру, и девки с набережной, пенни за раз.
   Кур-ля-Рен. Encore vingt sous. Nous ferons de petites cochonneries. Minette? Tu veux? [Добавь двадцать су. Устроим небольшой развратик. Хочешь, киска? (франц.)]
   - Сливки высшего света. И мамаша сэра Вильяма Дэвенанта из Оксфорда, у которой для каждого самца чарка винца.
   Бык Маллиган, подняв глаза к небу, молитвенно возгласил:
   - О, блаженная Маргарита Мария Ксамцускок!
   - И дочь Генриха-шестиженца и прочие подруги из ближних поместий, коих воспел благородный поэт Лаун-Теннисон. Но как вы думаете, что делала все эти двадцать лет бедная Пенелопа в Стратфорде за ромбиками оконных переплетов?
   Действуй, действуй. Содеянное. Вот он, седеющий шатен, прогуливается в розарии ботаника Джерарда на Феттер-лейн. Колокольчик, что голубей ее жилок. Фиалка нежнее ресниц Юноны. Прогуливается. Всего одна жизнь нам дана. Одно тело. Действуй. Но только действуй. Невдалеке - грязь, пахучий дух похоти, руки лапают белизну.
   Бык Маллиган с силою хлопнул по столу Джона Эглинтона.
   - Так вы на кого думаете? - спросил он с нажимом.
   - Допустим, он - брошенный любовник в сонетах. Брошенный один раз, потом другой. Однако придворная вертихвостка его бросила ради лорда, ради его бесценнаямоялюбовь.
   Любовь, которая назвать себя не смеет.
   - Вы хотите сказать, - вставил Джон бурбон Эглинтон, - что он, как истый англичанин, питал слабость к лордам.
   У старых стен мелькают молнией юркие ящерицы. В Шарантоне я наблюдал за ними.
   - Похоже, что так, - отвечал Стивен, - коль скоро он готов оказать и ему и всем другим и любому невспаханному одинокому лону ту святую услугу, какую конюх оказывает жеребцу. Быть может, он, совсем как Сократ, имел не только строптивую жену, но и мать-повитуху. Но та-то строптивая вертихвостка не нарушала супружеского обета. Две мысли терзают призрака: нарушенный обет и тупоголовый мужлан, ставший ее избранником, брат покойного супруга. У милой Энн, я уверен, была горячая кровь. Соблазнившая один раз соблазнит и в другой.
   Стивен резко повернулся на стуле.
   - Бремя доказательства не на мне, на вас, - произнес он, нахмурив брови. - Если вы отрицаете, что в пятой сцене "Гамлета" он заклеймил ее бесчестьем, - тогда объясните мне, почему о ней нет ни единого упоминания за все тридцать четыре года, с того дня, когда она вышла за него, и до того, когда она его схоронила. Всем этим женщинам довелось проводить в могилу своих мужчин: Мэри - своего благоверного Джона, Энн - бедного дорогого Вилли, когда тот вернулся к ней умирать, в ярости, что ему первому, Джоан - четырех братьев, Джудит - мужа и всех сыновей, Сьюзен тоже мужа, а дочка Сьюзен, Элизабет, если выразиться словами дедушки, вышла за второго, убравши первого на тот свет. О да, упоминание есть. В те годы, когда он вел широкую жизнь в королевском Лондоне, ей, чтобы заплатить долг, пришлось занять сорок шиллингов у пастуха своего отца. Теперь объясните все это. А заодно объясните и ту лебединую песнь, в которой он представил ее потомкам.
   Он обозрел их молчание.
   На это Эглинтон:
   Так вы о завещанье.
   Юристы, кажется, его уж разъяснили.
   Ей, как обычно, дали вдовью часть.
   Все по законам. В них он был знаток,
   Как говорят нам судьи.
   А Сатана в ответ ему,
   Насмешник:
   И потому ни слова нет о ней
   В наброске первом, но зато там есть
   Подарки и для внучки, и для дочек,
   И для сестры, и для друзей старинных
   И в Стратфорде, и в Лондоне.
   И потому, когда он все ж включил
   (Сдается мне, отнюдь не добровольно)
   Кой-что и ей, то он ей завещал
   Свою, притом не лучшую,
   Кровать
   Punkt [точка, пункт (нем.)].
   Завещал
   Ейкровать
   Второсорт
   Второвать
   Кровещал.
   Тпру!
   - В те времена у прелестных поселян бывало негусто движимого имущества, - заметил Джон Эглинтон, - как, впрочем, и ныне, если верить нашим пьесам из сельской жизни.
   - Он был богатым землевладельцем, - возразил Стивен. - Он имел собственный герб, земельные угодья в Стратфорде, дом в Ирландском подворье. Он был пайщиком в финансовых предприятиях, занимался податными делами, мог повлиять на проведение закона в парламенте. И почему он не оставил ей лучшую свою кровать, если он ей желал мирно прохрапеть остаток своих ночей?
   - Были, наверное, две кровати, одна получше, а другая - так, второй сорт, - подал тонкую догадку мистер Второсорт Супер.
   - Separatio a mensa et a thalaino [отлучение от стола и спальни (лат.)], - суперсострил Бык Маллиган и повлек улыбание.
   - У древних упоминаются знаменитые постели. Сейчас попробую вспомнить, - наморщил лоб Второсорт Эглинтон, улыбаясь постельно.
   - У древних упоминается, - перебил его Стивен, - что Стагирит, школьник-шалопай и лысый мудрец язычников, умирая в изгнании, отпустил на волю и одарил своих рабов, воздал почести предкам и завещал, чтобы его схоронили подле останков его покойной жены. Друзей же он просил позаботиться о своей давней любовнице (вспомним тут новую Герпиллис, Нелл Гвинн) и позволить ей жить на его вилле.
   - А вы тоже считаете, что он умер так? - спросил мистер Супер слегка озабоченно. - Я имею в виду...
   - Он умер, упившись в стельку, - закрыл вопрос Бык Маллиган. - Кварта эля - королевское блюдо. Нет, вот я лучше расскажу вам, что изрек Доуден!
   - А что? - вопросил Суперэглинтон.
   Вильям Шекспир и Ко, акционерное общество. Общедоступный Вильям. Об условиях справляться: Э.Доуден, Хайфилд-хаус...
   - Бесподобно! - вздохнул с восхищением Бык Маллиган. - Я у него спросил, что он думает насчет обвинения в педерастии, взводимого на поэта. А он воздел кверху руки и отвечает: _Мы можем единственно лишь сказать, что в те времена жизнь била ключом_. Бесподобно!
   Извращенец.
   - Чувство прекрасного совлекает нас с путей праведных, - сказал грустнопрекрасный Супер угловатому Углинтону.
   А непреклонный Джон отвечал сурово:
   - Смысл этих слов нам может разъяснить доктор. Невозможно, чтобы и волки были сыты, и овцы целы.
   Тако глаголеши? Неужели они будут оспаривать у нас, у меня пальму первенства в красоте?
   - А также и чувство собственности, - заметил Стивен. - Шейлока он извлек из собственных необъятных карманов. Сын ростовщика и торговца солодом, он и сам был ростовщик и торговец зерном, попридержавший десять мер зерна во время голодных бунтов. Те самые личности разных исповеданий, о которых говорит Четтл Фальстаф и которые засвидетельствовали его безупречность в делах, - они все были, без сомнения, его должники. Он подал в суд на одного из своих собратьев-актеров за несколько мешков солода и взыскивал людского мяса фунт в проценты за всякую занятую деньгу. А как бы еще конюх и помощник суфлера - смотри у Обри - так быстро разбогател? Что бы ни делалось, он со всего имел свой навар. В Шейлоке слышны отзвуки той травли евреев, что разыгралась после того, как Лопеса, лекаря королевы, повесили и четвертовали, а его еврейское сердце, кстати, вырвали из груди, пока пархатый еще дышал; в "Гамлете" и "Макбете" отзвуки восшествия на престол шотландского философуса, любившего поджаривать ведьм. В "Бесплодных усилиях любви" он потешается над гибелью Великой Армады. Помпезные его хроники плывут на гребне восторгов в духе Мафекинга. Судят ли иезуитов из Уорикшира - тут же привратник поносит теорию двусмысленности. Вернулся ли "Отважный мореход" с Бермудских островов - пишется тут же пьеса, что восхитила Ренана, и в ней - Пэтси Калибан, наш американский кузен. Слащавые сонеты явились вслед за сонетами Сидни. А что до феи Элизабет, или же рыжей Бесс, разгульной девы, вдохновившей "Виндзорских проказниц", то уж пускай какой-нибудь герр из Неметчины всю жизнь раскапывает глубинные смыслы на дне корзины с грязным бельем.
   Что ж, у тебя совсем недурно выходит. Вот только еще подпусти чего-нибудь теолого-филологологического. Mingo, minxi, mictum, mingere [мочусь, мочился, обмоченный, мочиться (лат.)].
   - Докажите, что он был еврей, - решился предложить Джон Эглинтон. - Вот ваш декан утверждает, будто он был католик.
   Sufflaminandus sum [надо унять меня (лат.)].
   - В Германии, - отвечал Стивен, - из него сделали образцового французского лакировщика итальянских скандальных басен.
   - Несметноликий человек, - сметливо припомнил мистер Супер. - Кольридж его назвал несметноликим.
   Amplius. In societate huniana hoc est maxime necessarium ut sit amicitia inter multos [Далее. В человеческом обществе крайне необходимо, чтобы узы дружбы связывали многих (лат.)].
   - Святой Фома, - начал Стивен...
   - Ora pro nobis [молись за нас (лат.)], - пробурчал Монах Маллиган, опускаясь в кресло.
   И запричитал с жалобным подвываньем.
   - Pogue rnahone! Acushia machree! [Поцелуй меня в задницу! Биенье сердца моего! (ирл.)] Теперь не иначе пропали мы! Как пить дать пропали!
   Все внесли по улыбке.
   - Святой Фома, - сказал, улыбаясь, Стивен, - чьи толстопузые тома мне столь приятно почитывать в оригинале, трактует о кровосмесительстве с иной точки зрения нежели та новая венская школа, о которой говорил мистер Маги. В своей мудрой и своеобычной манере он сближает его со скупостью чувств. Имеется в виду, что, отдавая любовь близкому по крови, тем самым как бы скупятся наделить ею того, кто дальше, но кто, быть может, жаждет ее. Евреи, которым христиане приписывают скупость, больше всех наций привержены к единокровным бракам. Но обвинения эти - по злобе. Те же христианские законы, что дали евреям почву для накопления богатств (ведь им, как и лоллардам, убежищем служили бури), оковали стальными обручами круг их привязанностей. Грех это или добродетель - лишь старый Никтоотец откроет нам в Судный день. Но человек, который так держится за то, что он именует своими правами на то, что он именует себе причитающимся, - он будет цепко держаться и за то, что он именует своими правами на ту, кого он именует своей женой. И пусть никакой окрестный сэр смайл не пожелает вола его, или жены его, или раба, или рабыни его, или осла его.
   - Или ослицы его, - возгласил антифонно Бык Маллиган.
   - С нашим любезным Биллом сурово обошлись, - любезно заметил мистер Супер, сама любезность.
   - С какой волей? [игра слов: воля, а также завещание по-английски will] - мягко вмешался Бык Маллиган. - Мы рискуем запутаться.
   - Воля к жизни, - пустился в философию Джон Эглинтон, - была волею к смерти для бедной Энн, вдовы Вилла.
   - Requiescat! [Покойся! (лат.)] - помолился Стивен.
   Воли к действию уж нет
   И в помине много лет...
   - И все же она положена, охладелая, на эту, на второсортную кровать: поруганная царица, хотя б вы и доказали, что в те дни кровать была такой же редкостью, как ныне автомобиль, а резьба на ней вызывала восторги семи приходов. На склоне дней своих она сошлась с проповедниками (один из них останавливался в Нью-Плейс и получал кварту хереса за счет города; однако не следует спрашивать, на какой кровати он спал) и прослышала, что у нее есть душа. Она прочла, или же ей прочли, книжицы из его котомки, предпочитая их "Проказницам", и, облегчаясь в ночной сосуд, размышляла о "Крючках и Петлях для Штанов Истинно Верующего" и о "Наидуховнейшей Табакерке, что Заставляет Чихать Наиблагочестивейшие Души". Венера изогнула свои уста в молитве. Жагала сраму: угрызения совести. Возраст, когда распутство, выдохшись, начинает себе отыскивать бога.
   - История подтверждает это, - inquit Eglintonus Chronolologos [удостоверил Эглинтон Летопиписец (лат.)]. - Один возраст жизни сменяется другим. Однако мы знаем из высокоавторитетных источников, что худшие враги человека - его домашние и семья. Мне кажется, Рассел прав. Какое нам дело до его жены, до отца? Я бы сказал, что семейная жизнь существует только у поэтов семейного очага. Фальстаф не был человеком семейного очага. А для меня тучный рыцарь - венец всех его созданий.
   Тощий, откинулся он назад. Робкий, отрекись от сородичей своих, жестоковыйных праведников. Робкий, в застолье с безбожниками он тщится избегать чаши. Так ему наказал родитель из Ольстера, из графства Антрим. Навещает его тут в библиотеке ежеквартально. Мистер Маги, сэр, вас там желает видеть какой-то господин. Меня? Он говорит, что он ваш отец, сэр. Подайте-ка мне Вордсворта. Входит Маги Мор Мэтью, в грубом сукне косматый керн, на нем штаны с гульфиком на пуговицах, чулки забрызганы грязью десяти лесов, и ветка яблони-дичка в руках.
   А твой? Он знает твоего старикана. Вдовец.
   Спеша из веселого Парижа в нищенскую лачугу к ее смертному ложу, на пристани я коснулся его руки. Голос, звучавший неожиданной теплотой. Ее лечит доктор Боб Кении. Взгляд, что желает мне добра. Не зная меня, однако.
   - Отец, - произнес Стивен, пытаясь побороть безнадежность, - это неизбежное зло. Он написал знаменитую пьесу вскоре после смерти отца. Но если вы станете утверждать, что он, седеющий муж с двумя дочерьми на выданье, в возрасте тридцати пяти лет, nel mezzo del cammin di nostra vita [земную жизнь пройдя до половины (итал.)], и добрых пятидесяти по своему опыту, - что он и есть безусый студиозус из Виттенберга, тогда вам придется утверждать, что его старая мать, уже лет семидесяти, это похотливая королева. Нет. Труп Джона Шекспира не скитается по ночам. Он с часу и на час гниет. Отец мирно почиет, сложивши бремя отцовства и передав сие мистическое состояние сыну. Каландрино, герой Боккаччо, был первым и последним мужчиной, кто чувствовал, будто бы у него ребенок. Мужчина не знает отцовства в смысле сознательного порождения. Это - состоянье мистическое, апостольское преемство от единорождающего к единородному. Именно на этой тайне, а вовсе не на мадонне, которую лукавый итальянский разум швырнул европейским толпам, стоит церковь, и стоит непоколебимо, ибо стоит, как сам мир, макро- и микрокосм, - на пустоте. На недостоверном, невероятном. Возможно, что amor matris [любовь матери (лат.)], родительный субъекта и объекта, - единственно подлинное в мире. Возможно, что отцовство - одна юридическая фикция. Где у любого сына такой отец, что любой сын должен его любить и сам он любого сына?
   Куда это тебя понесло, черт побери?
   Знаю. Заткнись. Ступай к черту. На то у меня причины.
   Amplius. Adhuc. Iterum. Postea [Далее. До сих пор. Опять. После (лат.); элементы рассуждения в схоластической силлогистике].
   Или ты обречен этим заниматься?
   - Телесный стыд разделяет их настолько прочной преградой, что мировые анналы преступности, испещренные всеми иными видами распутств и кровосмесительств, почти не сообщают о ее нарушениях. Сыновья с матерями, отцы с дочерьми, лесбиянки-сестры, любовь, которая назвать себя не смеет, племянники с бабушками, узники с замочными скважинами, королевы с быками-рекордистами. Сын, пока не родился, портит фигуру; рождаясь, приносит муки, потом разделение привязанности, прибавку хлопот. И он мужчина: его восход - это закат отца, его молодость - отцу на зависть, его друг - враг отца.
   Я додумался до этого на рю Мсье-ле-Пренс.
   - Что в природе их связывает? Миг слепой похоти.
   А я отец? А если бы был?
   Сморщенная неуверенная рука.
   - Африканец Савеллий, хитрейший ересиарх из всех зверей полевых, утверждал, что Сам же Отец - Свой Собственный Сын. Бульдог Аквинский, которого ни один довод не мог поставить в тупик, опровергает его. Отлично: если отец, у которого нет сына, уже не отец, то может ли сын, у которого нет отца, быть сыном? Когда Ратлендбэконсаутхемптоншекспир или другой какой-нибудь бард с тем же именем из этой комедии ошибок написал "Гамлета", он был не просто отцом своего сына, но, больше уже не будучи сыном, он был и он сознавал себя отцом всего своего рода, отцом собственного деда, отцом своего нерожденного внука, который, заметим в скобках, так никогда и не родился, ибо природа, как полагает мистер Маги, не терпит совершенства.
   Глаза эглинтоньи, вмиг оживившись, искорку удовольствия метнули украдкой. Весел и радостен пуританина взгляд, хоть игл полн тон.
   Польстить. Изредка. Но польстить.
   - Сам себе отец, - пробормотал сам себе Сынмаллиган. Постойте-постойте. Я забеременел. У меня нерожденное дитя в мозгу. Афина-Паллада! Пьеса! Пьеса, вот предмет! Дайте мне разрешиться.
   Он стиснул свой чреволоб акушерским жестом.
   - Что до его семьи, - продолжал Стивен, - то имя матери его живет в Арденском лесу. Ее смертью навеяна у него сцена с Волумнией в "Кориолане". Смерть его сына-мальчика - это сцена смерти юного Артура в "Короле Иоанне". Гамлет, черный принц, это Гамнет Шекспир. Кто были девушки в "Буре", в "Перикле", в "Зимней сказке" - мы уже знаем. Кто была Клеопатра, котел с мясом в земле Египетской, и кто Крессида, и кто Венера, мы можем догадываться. Но есть и еще один член его семейства, чей след - на его страницах.
   - Интрига усложняется, - заметил Джон Эглинтон.
   Библиоквакер-прыгун вернулся, припрыгивая на цыпочках, личина его подрагивает, суетливо подпрыгивает, поквакивает.
   Дверь затворилась. Келья. Огни.
   Они внимают. Трое. Они.
   Я. Ты. Он. Они.
   Начнемте ж, судари.
   Стивен. У него было три брата, Гилберт, Эдмунд, Ричард. Гилберт рассказывал в старости неким благородным господам, как однова случись Господин Кассир пожаловали ему вот не соврать дармовой билет и как видал он там в этом самом Лонноне свово брательника что сочиняет пиесы господина Виля в камеди со знатною потасовкой а у того здоровый детина сидел на закорках. Колбаса, что продавали в партере, преисполнила Гилбертову душу восторгом. Он сгинул бесследно - но некий Эдмунд и некий Ричард присутствуют в сочинениях любящего Вильяма.
   Магиглинджон. Имена! Что значит имя?
   Супер. Ричард, понимаете, это же мое имя. Я надеюсь, у вас найдется доброе словечко для Ричарда, понимаете, уж ради меня.
   Смех.
   Бык Маллиган (piano, diminuendo).
   Тут промолвил медик Дик
   Своему коллеге Дэви...
   Стивен. В его троице черных Биллов, злокозненных смутьянов, Яго, Ричард-горбун и Эдмунд в "Короле Лире", двоим присвоены имена злых дядюшек. И кстати еще, эту последнюю пьесу он писал или собирался писать в то самое время, когда его брат Эдмунд умирал в Саутуорке.