Я дотянулся до края чаши и поднял ее двумя руками. Она была тяжелой от жидкости, плескавшейся между низкими стенками сосуда. Развернувшись, я услышал хруст и успел увидеть, как погибает отец Циммерман - его хребет переломился как осенняя веточка. Мертвая женщина разжала объятия, и тело рухнуло на пол в последних судорогах.
   Я осторожно шел по мраморным плитам. Жидкость плескалась в чаше, и с каждым шагом немного проливалось на пол. Труп вертел головой, как марионетка, выискивая жертву, пока я подбирался к нему как можно ближе. Два других жреца отошли от нас обоих. До нее пятнадцать футов. Десять. Ее голова повернулась в мою сторону, и иссеченное лицо обнажило зубы в мертвой улыбке.
   Я швырнул чашу в нее, содержимое окропило девушку проливным дождем. Не святая вода, а обычное масло, ну, слегка благословленное для утешения скорбящих родственников. Оно с ног до головы облило труп, быстро впитавшись в остатки некогда ярких одежд. Чаша стукнулась краем об пол и со звоном откатилась. Я отскочил назад, схватил светильник и бросил его в промокшую мерзость.
   И словно цветок распустился или солнце вышло из-за туч. Храм затопило светом, полыхнувшим от горящей женщины. Она горела ярко, и что-то в ней, похоже, ощущало происходящее, потому что она вдруг начала медленно сбивать пламя рукой. Потом она упала, от ее тела исходило потрескивание и запах жареной плоти.
   Два других жреца - Ральф, увидел я, наконец, и Питер - стояли потрясенные и смотрели, как горят труп и храм. На это у меня времени не было; я направился к главному входу и наружу, в жестокую ночную стужу, а мозг не переставая работал, восстанавливая события минувшего дня. Мертвая северянка Отсутствующая рука. Оживленный труп. На ступенях я встретил поднимающегося Гильберта.
   - Ты куда? - спросил он.
   - Поднять тревогу.
   - Я уже поднял. Что это было?
   - Оживленный труп. Кто-то контролировал его. Отец мертв.
   - Вот как? - Он явно не был удивлен. - Ну что, пойдем обратно?
   - Нет. Во-первых, там пожар, во-вторых, я знаю, кто убил девушку.
   - Ох, и кто же?
   - Некромант. Озлобленный некромант.
   Если вы хотите что-то узнать о злобе, вам стоит поговорить с гномом. Меня не очень грела идея сходить к одному определенному гному в это время ночи, и не потому, что я боялся разбудить его - я знал, что он не спит, а потому, что он жил в особой части города. Альтквартир был достаточно неприятным местом днем, а после полуночи он достигал пика несовершенства. Полуголодные воришки самого мелкого пошиба, самые дешевые в Мидденхейме проститутки, самый отчаянный народ во владениях Белого Волка. В центре всего этого стоял "Бретонский Дом".
   Освещаемый резким лунным светом, он выглядел столь же запущенным, каким я его запомнил. Старая маленькая таверна с фасадом, покрашенным черной краской, треснувшие стекла в окнах, устойчивый запах вареной капусты, доносящийся из дешевой харчевни наверху Казалось, что таверна закрыта, но я знал, что это не так Подобные заведения никогда не закрываются, если хозяин или завсегдатай обязаны вам чем-либо. За прошедшие годы я провел здесь несколько славных вечеров, получил несколько полезных предупреждений, принял участие в двух схватках. Я надеялся, что нынче ночью последнее не повторится.
   Я постучал в дверь, и через несколько секунд в ней приоткрылась щель.
   - Кто там?
   - Я ищу Альфрика Полуносого.
   - Кому он понадобился?
   - Скажите… - я задумался. - Скажите ему, что пришел человек, который был Дитером Броссманом.
   Дверь закрылась. Я мог представить себе разговор, происходящий сейчас за дверью. Через долгую минуту она растворилась, и показался низкорослый человек, стриженный под горшок: "Заходи".
   Я зашел. С этими долгополыми рясами и одеяниями легко можно проделать старинный трюк, известный всем высокородным дамам. Каждому жрецу полезно знать его секрет. Если идти тихо, спокойно и маленькими шажками, со стороны может показаться, если только вы все делаете по уму, что вы вовсе и не идете, а скользите Вкупе с черными рясами жрецов Морра это выглядит довольно жутко. Так что посетители примолкли, когда я вошел, и тишина ложилась на столы подобно покрывалу холодной росы, когда я шел через комнату. Внутри и было-то человек десять - от дешевых хулиганов, хлеставших дешевое пиво, до более респектабельной публики, потреблявшей вино или абсент.
   Человек в черной плоской бретонской шапке, сидевший у бара, кивнул мне и приветственно поднял стакан. Его лицо покрывала причудливая сеть трещин и морщин, следов возраста и тяжелой жизни, а глаза были налиты кровью. Я встречал его в былые дни, но не мог припомнить имени. Возможно, у него их было много.
   Из отдельной кабинки в дальнем конце комнаты доносились звуки. Никто не смотрел в ту сторону, поэтому я понял, что это именно то место, куда надо мне. Я заскользил туда. Туша Альфрика втиснулась в закуток вместе с одним из его помощников и толстым человеком в богатой одежде, сидящим напротив гнома. Стол со стороны Альфрика был заставлен пустыми кружками, там и тут блестели золотые монеты. Гном взглянул на меня. В его бороде скопилось больше седины, чем я помнил, шрамы вокруг его носа горели огнем - верный признак того, что гном крепко выпил. Но было бы глупо с моей стороны предположить, что гном пьян или неосмотрителен.
   - Добрый вечер, брат, - сказал он. - Садись. Как я могу послужить Храму Морра сегодня вечером? Я не сел - вместо этого я начал:
   - Альфрик Полуносый из рода Разбивающих Наковальни, я здесь, чтобы восстановить равновесие чести между нашими семьями.
   - Да? - Альфрик не выглядел заинтересованным. Я заметил, что толстяк вспотел. Он не был купцом - по крайней мере, не был хорошим купцом. Для рискованных сделок ему не хватало куража. Без задней мысли я начал прикидывать, кем он был и что довело его до того состояния, когда люди обращаются за помощью к Альфрику после второго колокола ночи. Он выглядел обеспокоенным, но это были его заботы. И у меня есть дела, с которыми я должен разобраться.
   - Пять лет назад я… ладно, пропустим формальности. Ты должен мне услугу с тех пор, как я сжег того лавочника, которого пристрелил твой внук. Давай сочтемся.
   - Так делаю я, так можешь и ты. - Альфрик приложился к кружке. - Ты всегда был нетерпелив. Всегда хотел, чтобы выходило по-твоему. Имя, покрой одежды - все ли это, что изменилось с момента исчезновения твоей семьи? - Я промолчал. - Ты так и не нашел их, да? Ну, если понадобится помощь, ты знаешь, где ее искать.
   Я знал, что он пытается уязвить меня своими речами, чтобы показать, как он раздражен вмешательством в его дела. Так что я не стал отвечать на это, а только сказал:
   - Храм подвергся нападению сегодня ночью. Кто-то оживил труп и направил его против нас. Похоже, он был послан убивать людей, а не разрушать, но все равно разворочено там много. И отец Циммерман погиб.
   Это был уже второй раз, когда я произносил эти слова, но в первый раз я осознал их. Внезапно я почувствовал себя очень усталым. Рядом с купцом было свободное место, и я плюхнулся на скамью.
   Альфрик смотрел на меня глазами, блестящими в дрожащем свете лампы как мокрые булыжники.
   - Похоже на дело рук некроманта.
   - И я так думаю. - Пауза. - Есть кто-то… из названных в городе?
   - Я ни об одном не слышал. Значит, скорее всего, никого нет. - Он прервался, чтобы сделать очередной глоток. Его словам я верил: "уши" и "глаза" Альфрика были в Мидденхейме повсюду. Гномы построили этот город, и их туннели до сих пор проникали в каждый его уголок, подобно ходам древоточца в трухлявом дереве. Альфрик и его соглядатаи знали каждый поворот в этих катакомбах; подслушивая и подглядывая, они знали почти обо всем, что происходит в городе. Разрешите представить, лучший осведомитель и самый большой шантажист Мидденхейма - Альфрик Полуносый.
   - Тогда кто это мог быть? Может быть, ты знаешь кого-то, у кого есть зуб на храм? - спросил я Альфрика. Альфрик погонял пиво по рту и сглотнул.
   - Заткнись. Я думаю о некромантах. - Он медленно набрал полный рот пива и задумчиво его смаковал.
   "Некромантия, - думал я. - Если это был некромант, то не надо выяснять, был ли у него зуб на храм. Некроманты и жрецы Морра взаимно ненавидят друг друга лютой ненавистью. И те и другие связаны со смертью, вот только мы видим в ней переход, ступень в долгом процессе, а они рассматривают ее в качестве своего орудия. Мы освобождаем души, они порабощают их темной нечестивой магией. Конечно, они не могут спокойно уживаться с нами. Конечно, любой честолюбивый некромант захочет уничтожить могущество местного храма Морра, и если это потребует смерти жрецов - что ж, как и в нашем случае, трупы - неотъемлемая часть этого занятия. Правда, было что-то загадочное в том, как двигалась девушка, в том, как она искала Циммермана… я, казалось, нащупал путеводную ниточку, но не мог понять, куда она ведет".
   Голос Альфрика прервал мои размышления.
   - Один из ваших мертвецов, да? Труп из храма?
   - Да, и там еще кое-что было…
   - Я узнаю, как это произошло, брат, - он выделил последнее слово. - Этот ваш новый жрец, тот, что из Талабхейма…
   - Гильберт.
   - Гильберт. Он небрежен в работе. Он не делает благословения так, как положено. Слишком спешит. Как ты. Приглядись к нему как-нибудь на Скале Вздохов. Помашет руками, побормочет, и этого достаточно, чтобы обмануть скорбящих родичей. Но попомни мои слова: эти тела падают со скалы без благословения. Слишком беспечно. И опасно, если поблизости есть некромант: недоотпетый мертвец, готовый к оживлению. Значит так, если в городе объявился некромант - а я не говорю, что так оно и есть, заметь это - тебе следует быть осторожным. Некроманты - мерзость. Один из моих предков раз повздорил с некромантом. Быстрые они. Так он мне рассказывал, что коли уж начал он в твою сторону колдовать, считай до пяти. До шести тебе не дойти. На счет шесть ты уже мертв.
   Что-то, какая-то идея насчет некромантов и Храма сама собой сформировалась в моей голове и теперь пыталась прорваться сквозь дневную усталость. Я поднялся. Мысли со временем пришли бы в порядок, и уже к утру я бы понял, услышал ли я ответ, который был мне нужен, но долгий путь к храму по холодным ночным улицам поможет сообразить раньше.
   - Спасибо, Альфрик. Долг оплачен. Я оставляю тебя с твоими делами.
   На какую-то долю секунды он застыл, но покрытое шрамами лицо ничем не выдало его удивления.
   - Рад был видеть тебя снова, Дитер, - сказал он и обернулся к своему потному клиенту, не сказав больше ни слова.
   Я прошел через таверну и выбрался на улицу. Пошел снег, и я поплотнее завернулся в рясу. Я зашел за угол соседнего с "Бретонским Домом" здания и только тогда понял, что Альфрик назвал меня Дитером, а я так и не спросил у него ничего о мертвой девушке. Короткой вспышкой в мозгу возникло ее горящее лицо с безобразным оскалом. Почему-то меня больше не интересовало, кто она такая.
   Скала Вздохов - место, где встречаются противоречия. С ее вершины виден весь Мидденланд аж до самых Срединных Гор: холмы, маленькие поселения, огромный зеленый ковер Драквальда с Талабхеймской дорогой, вьющейся через него. В дни, когда я еще мог ценить красоту, я считал это место самым романтическим и красивым в городе. А теперь подойдите ближе к краю, посмотрите вниз и поглядите на обломки гробов, на спеленутые тела, разбросанные у подножия или застрявшие в сучьях деревьев, на самоубийц, на тела жертв преступлений.
   Вы могли бы все это увидеть и сейчас, если бы не так густо валил проклятый снег. Я завернулся в плащ и продолжал наблюдать за утренней погребальной церемонией. Голос Гильберта терялся за снегопадом, но я знал мрачную ритуальную молитву, которой он благословлял тело, так хорошо, что мог уловить мельчайшую ошибку. Пока он не произнес ни одного неверного слога. Вокруг него сгрудились скорбящие по умершему люди, прижимаясь друг к другу, чтобы согреться и избавиться от печали и страха смерти. Простой сосновый гроб стоял на дрогах на краю скалы. Это было небогатое собрание.
   Гильберт слегка повернулся, и я постарался скрыться из его поля зрения. Было жутко холодно, и ветер уже нещадно терзал мои ноги и пальцы, но суетиться было нельзя - это выдало бы мое присутствие. Я стоял безмолвной дрожащей статуей и прислушивался к молитве.
   Вот оно.
   Он что-то пропустил. Не что-то очевидное, не слово и не строку: просто легкий сбой ритма в распеве. Через две строки он повторился, и почти сразу - еще одно изменение. А затем он пропел целую строфу, которую я не распознал.
   Это не был плохо выученный и с горем пополам повторенный урок. Он менял суть заклинания. Я не понимал слов священного стиха - почти никто не понимал, мы просто заучивали их - но я мог сказать, что здесь дело не чисто. Страх медленно пополз по моей спине, и если б не холод, меня наверняка пробил бы пот.
   Гильберт произнес последнее благословение, дроги подтолкнули к краю скалы, наклонили, гроб съехал с них и полетел к подножию скалы. Люди отошли от края пропасти еще до того, как снизу донесся звук удара. Они не стали задерживаться - компания быстро разошлась, стремясь, я думаю, поскорее убраться из этого места смерти, дойти до теплых домов и утешать друг друга, выпивая за упокой души. Гильберт немного задержался, и я вышел ему навстречу.
   - Рад видеть, брат, - сказал я.
   - Привет, брат. Холодно. - Он переминался с ноги на ногу. - У тебя здесь церемония?
   - В некотором роде. Но я хочу поговорить с тобой о нападении прошлой ночью.
   - Да, неприятное дело. Тебе уже сказали, что после ужина будет собор, который определит действующего главу храма"? - Что-то в его тоне, в его осанке изменилось. Его голос больше не был голосом ученика. Вчера он говорил со мной почтительно, сегодня - надменно. Он замолчал и отвернулся. Я подумал, что он имеет все основания бояться того, что я увижу в его лице, когда он заговорит снова.
   - Прошлой ночью ты сказал, что знаешь, кто стоит за нападением. Ты все еще знаешь?
   - Прошлой ночью я ошибался, - сказал я.
   - Да?
   - Да. Я думал, это озлобленный некромант. Это не так: за всем видна рука честолюбивого некроманта. Ты не чувствуешь в себе честолюбия, брат?
   - Я чувствую холод, когда холодно. - Что-то новое, испуганно-агрессивное, прозвучало в его голосе. - Почему бы нам не обсудить всего этого где-нибудь в тепле?
   - Мне и тут хорошо. Это не займет много времени. У меня к тебе всего четыре вопроса. Во-первых, если ты бегал вчера ночью поднимать тревогу, почему я не видел твоих следов на снегу в парке?
   - Я шел другим путем, это очевидно. Второй вопрос?
   - Как ты узнал, что девушка убита в сердце?
   - Стражник сказал. Дальше?
   - Где ты достал щупальце?
   Он резко обернулся ко мне, и я уж было решил, что сейчас он начнет колдовать. Я не сделал ничего. На момент он замер, потом опустил руки. Ручаюсь, он был напуган. Напуган, но по-прежнему уверен в своих силах.
   - Что ты знаешь? - спросил он.
   - Что ты не уйдешь с этой скалы, оставив меня в живых.
   Я шагнул навстречу ему и чуть поднял руки, выставив напоказ кисти и запястья. Старый купеческий трюк. Вы выглядите уязвимым, не представляете угрозы. Он не прореагировал, по меньшей мере, не двинулся с места. Это хорошо.
   - А кроме этого?
   - Ты прибыл сюда полгода назад под видом младшего жреца из Талабхейма. Мы ждали, что оттуда приедет брат Гильберт, так что, думаю, ты убил его и занял его место Шесть месяцев ты способствовал тому, чтобы под Скалой и вокруг города набралось достаточное число трупов без благословения, которые ты позже смог бы оживить своей магией. Вчера же утром ты убил девушку за "Тонущей Крысой", заколдовал ее труп, а потом сделал так, что все приняли бы ее за мутанта, поэтому для расследования ее должны были забрать в Храм. Немудрено, что мой Безымянный Обряд не возымел действия. Ты также убедил Циммермана, что я попусту трачу время, и труп остался лежать в Факториуме без благословения. Потом ты оживил его. Когда я встретил тебя возле храма, ты был там один и управлял мертвой девушкой.
   - Значит, ты все это знаешь? - спросил он. Я подошел ближе. Нас разделяло всего несколько футов. За его спиной обрывался в пустоту и вечность край скалы.
   - Это, по большей части, предположения, - признался я.
   - Так много предположений… для разорившегося купца, все еще одержимого из-за потери семьи. Я впечатлен. - Маска полностью спала с него. Больше он не был Гильбертом. Он никогда не был Гильбертом, разве что в представлении некоторых чересчур доверчивых жрецов. Если бы кто-то из них оказался сейчас рядом с нами, они были бы весьма удивлены сарказмом и надменностью этого человека, который посмел укорять меня моей скорбью.
   Но здесь никого не было: Скала Вздохов была пустынна. Только мы и снежные вихри. Он со своим планом и магией и я с воспоминаниями о Филомене, с печалью и гневом, которые он разбудил во мне.
   Он снова улыбнулся.
   - А теперь скажи мне, брат, зачем жрецу Морра - или даже некроманту - делать то, что ты тут расписывал?
   - Затем, - сказал я, даже не пытаясь скрыть желчь в голосе, - что ты слишком честолюбив. Затем, что более влиятельного положения для некроманта, чем пост главы храма Морра, пока не придумано. Тела, которые тебе так нужны, приносятся добрыми гражданами Мидденхейма прямо к твоим дверям. Да ты, наверное, уже прикинул, как прибрать город к рукам, скажем, за пару лет.
   - Возможно. - Он стоял уже близко и больше не улыбался. Его холодное жестокое лицо отгораживали только мелькающие хлопья снега, бьющиеся в пространстве между нами. - Твой последний вопрос?
   - Я собирался спросить, кем была эта девушка, но это больше не имеет значения.
   - Она была молодой. Сильной. Восприимчивой к моей магии. Потенциальный инструмент. А мы похожи, брат, ты и я. Девушка не интересовала меня, пока была живой, да и ты обратил на нее внимание только тогда, когда она погибла. В этом городе столько боли, столько страданий, а ты обращаешь свою заботу только на мертвых. Мы можем работать вместе. Мы можем научиться друг у друга многому. И у меня есть применение твоим талантам. Что ты скажешь? Присоединяйся ко мне. Пойдем в храм, и я расскажу тебе об этой девчонке.
   - Я сказал, что это стало неважно. - Но его предположение смутило меня. Мы похожи? Во мне есть зерно некромантии? И тут он начал колдовать. Все встало на свои места. Он читал заклинание высоким голосом и очень быстро. Я внезапно оказался перед лицом преждевременной кончины.
   Альфрик говорил, досчитать до пяти. Пять секунд, чтобы выжить.
   Один. Я сделал два шага вперед.
   Два. Я оказался перед ним и выхватил кинжал из-под плаща.
   Три. Я вогнал кинжал глубоко в живот некроманта. Кровь хлынула мне на руку, обжигая замерзшие пальцы. Я поднял голову, и наши взгляды встретились. В его глазах я читал ужас.
   Четыре. Прошла долгая секунда. Он не оборвал заклинания.
   Пять. Я провернул кинжал в ране, пальцы скользили по крови, но я своего добился. Гильберт закричал от боли. Формула не была завершена, и заклинание разрушилось. Он остановился на мгновение, а потом бросился на меня. Покрытая снегом земля выскользнула из-под ног, и мы рухнули.
   Он упал прямо на меня, схватив за горло. Я пытался вывернуться, но он прижал меня к земле. Он истекал кровью, но был больше и сильнее меня. Он явно собрался забрать меня с собой к праотцам.
   Его пальцы нашли мою шею и начали сворачивать ее. Я уткнулся лицом в снег, глаза и ноздри забились белым холодом. Я чувствовал тепло его крови на моем животе и рукоятку кинжала, упершуюся мне в печень. Мой мозг туманили боль и тьма.
   Я чувствовал, что умираю. В моей голове возникали образы, лица. Лицо умирающего Циммермана, перекошенное агонией. Разорванный надвое брат Рикард. Штутт. Моя жена Филомена и сын Карл, улыбающиеся мне, выглядящие так, как в последнее утро, когда я их видел. Изуродованное лицо мертвой северянки, чье имя и историю я никогда уже не узнаю.
   Нет. Моя работа здесь еще не завершена. Я должен работать на Морра.
   - Что-то вплеснуло последние ресурсы силы в мои усталые конечности. Руки нашли кисти, сомкнувшиеся на моей шее, и разорвали захват. Я оттолкнул некроманта от себя, и он покатился прочь по белизне погребальной площадки.
   Я покатился сам вслед за ним. Он сгорбился на коленях, пытаясь подняться на ноги и вцепившись одной рукой в рукоять моего кинжала. Я врезался в некроманта, почувствовал, как он отлетел в сторону и заскользил, а потом он ухватил меня за плащ и потянул на себя. Сперва я не понял, в чем дело, а потом ощутил весь его вес и внезапно осознал ужасную правду - мы боролись на краю скалы, и теперь он висел над пропастью.
   Я не знал, хотел некромант выбраться или уволочь за собой меня, но это не имело значения. Я скользил к краю скалы по снегу, пытаясь нашарить руками и ногами хоть какую-то зацепку. Все, что было на площадке - мягкий холодный снег. Я двигался навстречу смерти.
   Моя левая рука, наконец, нащупала небольшую трещину в поверхности скалы, и я ухватился за нес из последних сил. Я уже мог без труда заглянуть за край площадки, с которой мы должны были упасть. Подо мной висел Гильберт - человек, которого я называл Гильбертом. На одну руку он намотал мой плащ, второй отчаянно хватался за отвесный камень скалы. Ветер трепал его одежды, закручивая длинные полы вокруг тела Гильберта. Под нами была бушующая снежная бездна, и в ней терялось все остальное.
   Гильберт поднял голову и взглянул на меня. Его глаза тускло мерцали, как бездонные древние колодцы. Даже сейчас я не мог ничего в них прочесть. Лицо было белее льда. Кровь все еще струилась из его раны, подхватываемая ветром и смешиваемая со снегом.
   - Вытащи меня. - В голосе слышалась слабость.
   - Нет. - Гораздо больше мне хотелось ударить его по руке, чтобы он навсегда пропал в безумном снегопаде, но я не мог рисковать.
   - Вытащи меня, и я отведу тебя к жене и сыну.
   - Ты лжешь, - сказал я, и тут раздался громкий треск. Это порвался мои плащ. Некромант качнулся, продержался еще мгновение на еще целой кромке ткани, а потом и эта полоса оборвалась.
   Его тело ушло вниз, растворяясь в пелене снега, и исчезло в белизне. Не было ни крика, ни звука удара. Возможно, я просто не услышал их за толщей снега.
   Некоторое время я лежал без движения. Кровь стучала в виски, а руки судорожно хватались за все, что попадалось под руку. Камни и снег холодили лицо. Это напомнило мне, что я жив.
   Наконец, я оттолкнул свое тело на ярд от края и медленно поднялся. Кровь еще была видна, но белые хлопья постепенно заваливали красные лужи и полосы, отпечатки ног и следы борьбы.
   Ребра болели. Я осмотрелся. Никого по-прежнему не было. Нет следов, нет доказательств, нет свидетелей, нет осложнений. Я прошептал благодарение Морру.
   На мгновение я вновь увидел лицо Гильберта, почувствовал его вес, удерживаемый мной над бездной, услышал его последние слова. Он ничего не знал. Не мог он ничего знать.
   Он сказал бы что угодно, чтобы спасти свою шкуру. Он солгал. Должен был солгать.
   Его дух теперь в руках Морра. Даже некроманты должны, в конце концов, обрести мир с богом Смерти. До меня вдруг дошло, что, хотя я и думал о нем, как о Гильберте, я не знал его настоящего имени.
   Я повернулся и пошел в храм. Теперь, когда Гильберт мертв, его заклинание должно утратить силу, и я смогу благословить мертвую девушку. Я произнесу заупокойное слово и за его душу, и если кто-нибудь спросит, чем я занимался сегодня, я отвечу, что упокоил с миром две неприкаянные души.
   Я задумался, смогу ли я когда-либо впредь сделать то же самое для себя.
 

Всем добычам добыча

   Невидимка вот уже год провел в городе, и он праздновал эту триумфальную дату. У него до сих пор не было работы - даже намека на работу, и его скудные запасы наличности снова подходили к концу. Но к наступлению ночи он собирался плотно поужинать и принять на грудь пару кружек пива, никак не меньше.
   Когда-то его называли Дохляком, в те времена, когда были люди, знавшие его и разговаривавшие с ним, еще до города. Теперь он был никем. Но он был счастлив.
   Запах города выжег его ноздри и глотку в первый же день их знакомства, и некоторое время этот чад валил его с ног, но постепенно он свыкся с городским воздухом. Ему доставляло особое удовольствие то, что он ни разу не чихнул и не начал задыхаться за все время, что жил в городе.
   На свежем, чистом воздухе провинциальной округи он весь год страдал от того, что из носа постоянно текло, что глаза извергали потоки слез, что чих не отставал от него, что он задыхался от астмы в любое время года. Так он и получил свое имя. Он был Дохляком.
   Теперь он находил забавную сторону во всех тех годах, он провел, дыша чистым воздухом деревни. Он благословлял смрадный чад города, в котором он чувствовал себя все лучше и лучше, зима стояла на дворе или пекло летнее солнце. Его старое прозвище теперь было не больше чем шуткой, понятной ему одному - если даже он найдет когда-нибудь человека, который поинтересуется его именем Он прожил в городе год. Никто не заговорил с ним. Никто не заметил его. Никто, казалось, не видел его.
   Погода стояла холодная, промозглая, на улице было темно, и вся эта обстановка нагоняла тоску. Если не брать в расчет зиму, начало весны было, несомненно, худшим временем в году.