Страница:
Буквально на следующий день после шастанья с ружьецом к полковнику Бояринову заявилась разгневанная жена посла. По ее словам, «солдаты» неконтролируемо и полновластно слоняются по территории посольства, пугают своим «диким видом» и оружием дипломатов и членов их семей. А по ночам громко топают сапогами и не дают никому уснуть. Полковник Бояринов отступил перед напором истеричной и вздорной супружницы Чрезвычайного и Полномочного. Было решено патрулировать только по ночам. При этом бойцы должны были обуваться… в спортивные тапочки! Хорошо – не босиком… Однако ж это еще были цветочки…
При посольстве рос дивный сад. И огород – тоже. Посторонние туда не смели ступить и ногой. Стежки-дорожки были заказаны всем – от мала до велика. Потаенный трепет невкушаемого на земле удовольствия обнимал бойцовские неудовлетворенные души и желудки мистическим изобилием множества плодовых деревьев и кустов, грядок с клубникой, картофелем, луком, свеклой, морковью, редькой, баклажанами, шпинатом, чесноком, петрушкой, всевозможной зеленью. Розы, ирисы, тюльпаны, анемоны, азалии – как у самого синего теплого моря; другие – дивно экзотические, неведомые, резко и очумело пахнущие. Парили парии вокруг, витали мысли о семье, любви безгрешной и простецком первобытном счастье – поесть бы досыта, вкусив от лакомств – тонких, нежных, редких… Эдемский сад, тебе не принадлежащий, но охраняемый сейчас тобой… И это заполоняло душу чувством причастности к украшательству земли. Но… есть хотелось, господа, и тут невольно из высокого паренья спадешь на грешную землицу.
Вместо хлебосольных посланцев с яствами от посла – так порой мечталось бойцам скупой солдатской мечтой – на ступеньках резиденции как-то показалась «послица» (так за глаза величали жену посла). Это была мило неказистая женщина в годах, со стертым лицом под очками, одетая в линялый стеганый халат. В таком одеянии уютно дремлется после обеда на кухонном диване, изредка во сне-грезах обнаруживая себя в одеждах одалиски или в посольском мундире, расшитом по воротнику и рукавам золотыми дубовыми листьями. Бойцы молча поприветствовали ее, отдавая честь по стойке «смирно». Не обращая на них никакого внимания, мадам Пузанова начала медленно прохаживаться по тропинкам сада, задерживаясь у плодовых деревьев и кустов, останавливаясь у грядок. Шевелила губами, время от времени парадно делала пометки на обрывке бумаги. Потом она походкой хозяйки возвратилась к ступенькам резиденции и поманила бойцов к себе пальцем.
– Солдатики, – брезгливо поморщилась, цедя слова. – Ничего здесь не трогайте, это наш садик. – Слово «наш» было сказано с особым ударением и нескрываемой теплотой.
Только тогда до бойцов дошло! Жена посла прямо перед ними открыто ходила и считала количество яблок на деревьях, запоминала расположение овощей на грядках и все это записывала. В ее глазах спецназовцы были не офицерами, готовыми пролить кровь за ее же безопасность, – они были просто стадом, которое могло потравить ее посевы.
Здесь впору и закончить. Но думаю вот о чем. Как же это стало позволительным, что эти ребята – «солдатики» – оказались низведены своей хваленой системой до нужды вытягиваться во «фронт» перед прачками, кухарками и подругами жизни? Кто топтал гордость этих людей – охранителей Родины? Воителей великой державы? Кто надругался над их честью – офицеров? Кто топтал их достоинство, прессуя в прокрустово ложе своих убогих, эгоистичных догм лучезарного коммунистического мировоззрения? Их – не сотрудников спецслужб, не офицеров, не сыновей, не братьев, не отцов, не коллег, а их – русских людей!.. Никогда и никем не сломленных. Особую породу на земле… С кого спросить за унижения? Неужто действительно правы те, кто утверждал давным-давно, что в той закрытой системе «партийцев и чека» преуспевало только высокопоставленное существо – в душности своей вседозволенности и привилегированного быта?
После явных провалов, допущенных сотрудниками в связи с неудачными попытками уничтожить Амина и направить заблудших революционеров в «правильное марксистское русло» Апрельской революции (военный переворот пришелся на 27 апреля 1978 года), для Андропова стало вопросом чести довести это предприятие – ликвидацию президента – до логического конца. Деваться было некуда! В ЦК такая формула любви, что не приведи господь оступиться: съедят в мгновенье ока, если не сказать – сожрут! И не приведи господь, чтобы убийство Хафизуллы «доверили» кому-нибудь другому, кроме КГБ. Юрий Владимирович прекрасно понимал, что подобная задача могла быть по плечу только спецназу Главного разведуправления Генштаба, тем более что «мусульманский батальон» готов к решительным действиям и находится во всеоружии. Численный состав абсолютно не играет никакой роли для данного акта – сделать контрольный выстрел. Исполнитель назначается один, ну пусть их будет два, три. Особо подготовленных в спецназе – пруд пруди. А масса просто хорошо обученных, числом пятьсот мусульман, – доброе подспорье: надежно поддержат и к телу Амина доведут без всяких проблем. Думается, что Андропов не исключал возможности дубляжа: в ГРУ тоже рассматривали план непосредственного устранения Амина своими силами.
К слову, о профессиональной подготовке специалистов из КГБ и спецназовцев из ГРУ. Не преследую цели противопоставлять их друг другу, тем более сталкивать лбами. Но сравнить кое-что вовсе не возбраняется. Из двух групп КГБ наиболее подготовленными для выполнения задачи по ликвидации Амина и захвату объектов в Кабуле были, безусловно, «зенитовцы». Они, прошедшие курсы в Балашихе, хорошо натренированные, толково обученные, как раз и были подготовлены для выполнения диверсий в тылу противника. Для того они по прямому своему предопределению, собственно, и были мобилизованы и призваны. «Громовцы», сколь бы они ни были «аристократичны» в своем предназначении, близки к телам и планам непосредственных высоких руководителей Комитета и как бы они в совершенстве ни владели оружием, а еще и иностранными языками, едва ли могли конкурировать со своими коллегами – диверсантами-профи. При выполнении, повторяю, именно этой задачи: заминировать, подорвать, уничтожить противника в горах, лесу, в степи, или ворваться на этаж любого здания, или, напротив, – бесшумно снять, захватить, ликвидировать…
По замыслу создателей курсов, таких искусников в своем деле можно было подготовить за семь месяцев. Надежды руководителей вполне оправдывались и по срокам обучения, и по уровню выучки. Ряды специалистов высокого класса пополнялись к взаимному удовлетворению обучаемых и обучавших. В год удавалось вырастить около шестидесяти командиров оперативно-разведывательных групп. После курсов сотрудники областных и районных управлений КГБ возвращались в свои шалаши, к будничной работе. Кто-то регулярно по утрам и руками размахивал, и приседал на «количество раз» в тесной квартирке, делая физзарядку и поддерживая физические кондиции. А кто-то столь же регулярно, в раннем свете серенького утра шарил в поисках рассола – дабы «опохрабриться». И года два-три спустя такие бывшие отборные воители тихо превращались в теоретиков от «мину подложить, взорвать и глотку перерезать». Семи месяцев запала и запаса ему, бойцу, что ни говори, никак не хватит, чтобы «на всю оставшуюся жизнь» сохранить тот самый профессионализм элитного диверсанта.
КУОС оперативно управлялись Первым управлением, то есть разведкой, которой в то время руководил генерал Крючков. Вот Владимир Александрович и «разбавил операцию» своими людьми, абсолютными невеждами в специальной тактике действий разведывательно-диверсионных групп и весьма поверхностно подготовленными для захватов и штурмов «неточечных» объектов. Знать, славы победной захотелось генералу. Что получили – известно. А потому то и дело в этом ведомстве нанизывают, как на шампур, высокие надуманные словеса: ретушируют, приписывают, подрисовывают, залихватски рассказывают о реальных и мнимых боевых делах… Образ беспорочный малюют. Десятилетиями лепят. Лицемерно живописуют и скрывают, что им «не в масть ложиться».
Теперь о спецназе ГРУ. И всего-то два слова – здесь все отчетливо видно. Пять лет (иногда четыре) юный диверсант ходит в курсантах военного училища. И этому ремеслу – проникнуть, подорвать, тихо, без шума уничтожить – его тоже обучают. Становится лейтенантом, и до полковника ему – годков этак двадцать пять. Если, конечно, дорастет до трех больших звездочек, что крайне непросто. Изо дня в день, из месяца в месяц он не разлучается с боевой подготовкой. И постепенно набирает в свой арсенал навыки диверсанта. Его профессиональное умение в результате длительных изнуряющих тренировок становится автоматическим, не нуждается в сознательной поэлементной регуляции и контроле. Несравнимые величины: семь месяцев и двадцать пять лет. Как несравнимо и «исполнительское мастерство».
Не могу знать, сколько сил положил на алтарь Комитета Андропов, но в один из морозных дней декабря ему стало особенно тепло на душе, когда обозначилась твердая определенность – ликвидировать Амина вверено его службам и бойцам. И это уже точно, без дураков и сомнений. 6 декабря на заседании Политбюро ЦК КПСС рассматривался вопрос «О направлении спецотряда в Афганистан» (Особая папка № 176/82). Из содержания следует: «Направить в Афганистан специальный отряд ГРУ Генерального штаба… Полагаем возможным перебросить его самолетами военно-транспортной авиации в первой декаде декабря с.г. Тов. Устинов Д.Ф. согласен…»
Постановление как постановление. Но вот что и смущает, и располагает к выводам. Обратите внимание на заключительную часть: «…Тов. Устинов Д.Ф. согласен. Ю. Андропов. Н. Огарков. 4 декабря 1979 г. № 312/2/0073».
Строго оберегаемые от чужого глаза планы Генштаба не только удостаиваются внимания посторонних, но их, комитетчиков, запускают на свою территорию и позволяют хозяйничать и даже приказывать. Я имею в виду тот факт, что в постановлении нет и слова о КГБ, а его председатель, Андропов, подписывает документ, подаваемый на рассмотрение в ЦК партии, наравне с Огарковым, начальником Генштаба. Министр Устинов, видимо, понимал эту нештатную и неординарную ситуацию и не поставил своей подписи, избегая унижения и «позора». Отсюда вывод: Министерство обороны и Комитет госбезопасности впряжены в одну упряжь и настолько плотно объединены в выполнении поставленной задачи, что уже не просто обречены на взаимодействие, а составляют одно целое, устойчивое предприятие грядущей войны.
18 декабря в 19.00 Юрий Андропов пригласил к себе начальника ПГУ Владимира Крючкова и одного из его заместителей Юрия Дроздова. Ему Андропов приказал вылететь на несколько дней в Кабул, ознакомиться с обстановкой, посмотреть, чем занимаются сотрудники управления, прибывшие туда в ноябре. Так все это звучит в пересказах: набор расхожих фраз из служебной деятельности любого начальника, откомандированного для проведения своеобразной «инспекции на местах». Дроздов – не инспектор, и кто бы ему вообще позволил вмешиваться в работу других отделов КГБ на территории Афганистана. Дроздов – «Ultima ratio regis», последний довод короля в расправе с Амином. И, снаряжая подчиненного на дело ратное и почетное, председатель не мог не сказать об этом открыто, напутствуя и благословляя. Поэтому позвольте не поверить генералу Дроздову, который в своих воспоминаниях пишет: «В заключение Андропов сказал: «Обстановка там сложная, назревают серьезные события, а ты у нас один из тех, кто по-настоящему воевал. О характере задания узнаешь на месте».
Крючков, включившийся в беседу, рекомендовал взять с собой хорошо подготовленного профессионала. Выбор пал на капитана II ранга Эвальда Григорьевича Козлова. В его отделе служили люди, подготовленные для выполнения специальных заданий в любой точке земного шара, любыми способами и средствами. На аэродроме в Москве им вручили плоский кожаный чемоданчик для документов с наказом: передать на месте прибытия. А кому? Вот это интересно…
В Баграме чекистов встретил сотрудник резидентуры Костромин. Переночевав у него на аэродроме, утром следующего дня с офицером безопасности посольства Бахтуриным оба уехали в Кабул. Представились генерал-лейтенанту Иванову, который несколько озадачил Дроздова грубым вопросом: «Зачем прилетели?» Что и говорить, хороший вопрос. Особенно в свете напутственных слов председателя о том, что «о характере задания узнаешь на месте». Старшим от КГБ в Афганистане был как раз товарищ Иванов, ему и карты в руки – только он один мог быть уполномочен раскрыть характер задания. Но вот строкой ниже он сейчас прочитает шифровку и сам войдет в курс дела задания Дроздова, определенного ему накануне Андроповым. Вот так-то.
Юрий Иванович ответил, что по этому поводу должна быть шифровка от Крючкова. Документ принесли, после чего им было предложено ознакомиться с общей обстановкой и местом расположения бойцов из группы «Зенит». Прощаясь, Иванов поинтересовался у Козлова относительно кейса. Когда тот ответил, что передал его Костромину и тот, имеющий дипломатический статус, остался в землянке на аэродроме, генерал даже изменился в лице. Но при этом он, не церемонясь, что-то такое добавил, что Юрий Иванович даже по прошествии долгого времени не хочет припомнить и повторить.
Пришлось Эвальду Григорьевичу срочно выехать в Баграм. К счастью, кейс лежал там, где и был оставлен, и содержимое не пропало. Хорошо, что все случилось именно так. Попади он тогда случайно в руки афганцев, позора КГБ было бы не избежать, а ответственному за доставку – впору стреляться. Завалили бы операцию, это уж точно. В кейсе находилась кассета с записью обращения Кармаля к народу с гневно-справедливыми словами: «Узурпатор пал» (что означало – уничтожен). Представляйте, какой резонанс в мире вызвала бы эта озвученная кассета! И понимаем ли мы сейчас, что у Амина никаких шансов на спасение даже не просматривалось – его судьба была предопределена в Москве, и только с одним исходом – смерть! Наученные этим горьким опытом безалаберщины, когда старший офицер КГБ забывает или просто не получает четкого указания, кому конкретно передать строго засекреченную кассету (нонсенс!), во время второго явления Кармаля своему народу был сделан дубль записи выступления.
Следует признать, что подобных неувязок, как с забытым кейсом, у чекистов было множество, но все они, к счастью, окончились для них относительно благополучно и существенно не повлияли на подготовку к операции. Подчеркиваю – на подготовку…
Ничего не надо было ослаблять и не делать легких потуг в сторону смягчения ситуации по «соображениям конспирации». Генералу Дроздову четко очертили задачу: подготовить группы, вооружить их всем необходимым, проще говоря, «до зубов», пополнить боекомплект, морально настроить конкретных исполнителей на физическое уничтожение Амина. А на всякий случай – и на ликвидацию всех других, кто повстречается в недобрый час на пути спецназовцев, воодушевить пламенным словом или припугнуть неминуемой ответственностью за провал операции. И вперед! Ломануться сверхнагло – в открытую и с грохотом, прикрываясь спецназовцами ГРУ, и на их плечах въехать, как на чужой метле, в рай. Вернее – в ад. И больше никакой инициативы и импровизации. Надо полагать, спасительное средство, яд, к тому времени уже был доставлен во дворец и дожидался своего применения. И не будем наивными: генерал Дроздов хорошо знал о загодя спланированном отравлении правителя Афганистана. Не исключено, что вместе с кассетой в кейсе находился и порошочек, и его тут же доставили по назначению.
Планировалось, что советник Кутепов подсобит коллегам и в ином и на следующий день проведет во дворец парочку лазутчиков. Те внимательно все осмотрят и составят поэтажный план. Особое внимание сосредоточат на помещениях, где возможно присутствие Амина, на расположение постов охраны и аварийных источниках энергоснабжения.
О том, что захват дворца Амина был авантюрой, говорить как-то не принято. Провал операции мог привести к тяжким для Кремля международным последствиям. Чтобы понять весь драматизм ситуации, нужно начинать с дня, предшествовавшего командировке группы советских спецназовцев в Афганистан. И со слов Роберта Ивона: «Перед вылетом я проинструктировал Романова, Емышева, Карпухина – первым делом уясните задачу, оцените обстановку, определитесь с ориентирами, своими задачами и задачами соседей, силами противника. Организуйте взаимодействие. Опросите советников, проведите разведку, примите решение и каждому поставьте конкретную задачу».
Невольно приходит мысль: не правильнее ли было бы инструктировать не майора Романова, а генерал-майора Дроздова, который принимал решение и каждому поставил конкретную задачу? Ведь он, Дроздов, такой же дилетант по части штурмов в открытом бою, как и Романов, Семенов. Вдумаемся: этот инструктаж командира на уровне азов происходит накануне вылета, а через несколько дней ему вести людей в бой…
Взаимодействие было необходимо, без него не может обойтись ни одна спецоперация, поэтому Михаил Романов встретился с командиром группы «Зенит» Яковом Семеновым. Потолковали, оценили обстановку. А она была ни к черту: с позиций «мусульманского батальона» просматривался только серпантин дороги да дворец, одной стороной повернутый к ним. А что там с другой стороны? А на прилегающих высотах? Не вовсе же дураки афганцы – в наших академиях учились, стало быть, знают, где расположить свои подразделения и огневые точки. И Романов предложил махнуть в ресторан, расположенный западнее дворца, на крутояре, в полутора километрах от него. Под легендой – заказать столики к новогоднему балу. Втиснули себя в машину с немалыми трудностями: Романов, Семенов, Мазаев, Федосеев и двое бойцов из «мусульманского батальона», которых прихватили на всякий случай, на подмогу. Добрались с приключениями, но хозяина ресторана повидали. Пока толковали да обсуждали меню, осмотрелись: дворец как на ладони – настоящая крепость. Чуть в стороне, недалеко от него, приметно горбились припорошенные снегом машины «мусульманского батальона». Без труда проглядывались муравьиное движение военного люда и такие заметные цацки – вкопанные в землю танки и зенитные установки «Шилка».
Чуток царапнуло: Новый год на носу, столики заказаны в роскошном ресторане, остекленном пышным серебром купола, за которым вспыхивают и перемигиваются ясные звезды, проливая праздничный свет на землю и балуя людей восторгом скорого наступающего очередного года в теплой светлой надежде. Вот-вот грянет бал-маскарад, кружение счастья расплещется брызгами… Хотел дописать – шампанского. Рука остановилась. Сердце, такое ощущение, оборвалось, пронзило тело и с мягким хрустом разбилось о паркет. Там будет кровь, и одна кровь, и только кровь, очень-очень много крови, которая обрызжет лица, тела врагов твоих и твое собственное тело. Вычитал у «историографа КГБ» щемящую фразу: «К Новому году в Кабуле выпал обильный снег. «Его русские принесли как символ чистоты и очищения. Новый мир открывается нам», – говорили афганцы». Про пролитую кровь «летописец» сказать забыл…
В предновогоднюю грусть, охватившую офицеров, поверю. В проводимую ими рекогносцировку подходов к дворцу – нет. Объясню. Какой смысл рисковать и подвергать себя опасности, если план Тадж-Бека и прилегающей территории поднесут услужливо на блюдечке с голубой каемочкой на детально вычерченной схеме? Надо ли лезть на рожон, чтобы с бугра увидеть расположение нашего батальона? Какое кому дело, что и техника, и огневые позиции «Шилок», и люди – все, как на подносе? Ведь не охрана Амина собиралась нападать на «мусульман», а заодно – и на бойцов КГБ. Что должно было бы побудить комбата Холбаева сооружать настоящий укрепрайон, маскируя тщательнейшим образом передовые, запасные, выжидательные, огневые позиции и точки и все прочее, присыпанное и укрытое инженерными маскировочными средствами? А так стоим себе лагерем и стоим. И обе стороны – советская и афганская – удовлетворены таким расположением.
Теперь по поводу разведки различных путей и подходов. Нет-нет, я не наивен и понимаю: ежели добротно не пощупать, то и ребенок не родится – лучше поползать по горбам, да и с удобных позиций припасть к линзам бинокля зорким оком профессионала. Тогда напрашивается очень тривиальный и простодушный вопрос: а почему в этом коротком странствовании не нашлось места лейтенанту Нуреддинову – командиру 3-й группы второй роты? Именно его подчиненным, и только им, будет поставлена задача: «Захватить ресторан на горе и удерживать его до последующей команды руководителя операции; не дать возможности отходящим силам противника захватить здание, закрепиться в нем и организовать оборону; на подступах к вашему объекту отсекать организованным огнем отступающих афганцев от их основных сил, не дать им возможности сосредоточить силы и средства для нанесения контрудара с северо-востока по нашим боевым порядкам и расположению отряда». Цитирую выдержку из приказа почти дословно.
Можно было бы еще понять отсутствие лейтенанта, если бы чекисты, как это они обычно проделывали накануне подобных операций, втайне отправились в ресторан «подсмотреть свое», не ставя в известность «мусульман» о своих личных планах. Но они не скрытничали, когда попросили у Холбаева двух бойцов. Не думаю, что лейтенант Нуреддинов справился бы хуже с обязанностями переводчика или, в случае крайней необходимости, автоматчика, чем его солдаты.
А причины «разведывательного мероприятия», как видится мне, таковы. Их могло быть и больше – но выделю две. Первая. Если говорить об инструктаже бойцов перед штурмом (об этом чуть ниже), который проводил Романов, и его напутственных словах об отходе на север в случае провала операции, то совершенно очевидно – пути отхода групп надо изучить непосредственно на местности. А прежде хорошо разобраться самим командирам в этих стежках-дорожках при отступлении. Уточним – организованном отступлении, чтобы не слишком обижать чекистов намеком на оставление поля боя в беспорядочном броске. И потому оба майора, старшие групп, тем и занялись. Второе. Заказ ресторана под Новогодний бал – замечательный способ усыпить бдительность потенциального противника. В гульбе народного, широко отмечаемого праздника как-то не до боевых действий. Это и афганцы понимали; а многие их командиры, учившиеся в Союзе, знали по себе, что есть у русских традиция устраивать новогоднее разудалое застолье. И третье, не касаемое двух майоров. Вариант об отходе существовал, как бы его ни хотели скрыть сегодня руководители планируемого нападения и как бы ни замалчивали в своих воспоминаниях «мемуаристы» из КГБ. И интересно же получается. Их люди скрытно ретируются, исчезают в темноте и выходят из этой весьма двусмысленной ситуации, а ответственность за провал позором и страшным ударом «оргвыводов» на уровне Политбюро всецело ложится на «мусульманский батальон» и 9-ю роту десантников. Кстати сказать, ни командиры, ни рядовые «мусульмане» и десантники – никто из них не припомнил, чтобы в отряде или в роте отрабатывался вариант отхода. Всех назначили на роль «камикадзе» – без надежды на спасение. И еще всячески уговаривали этим гордиться!..
Накануне уточнили задачи. Все группы КГБ действуют в тесном взаимодействии с десантниками. Офицеры групп – старшие, им рулить-выруливать. «Голубым беретам» – чистить путь к дверям, лестницам объектов. «Зенитовцы» возглавляли захват: Царандой – старший группы Юрий Мельник; афганский Генштаб – майор Валерий Розин; военная контрразведка – Рафаэл Шафигулин; тюрьма – Федор Коробейников; телеграф – Александр Пунтус; почта – Владимир Овчинников; телецентр – майор Александр Рябинин. Офицеры «Зенита» были также включены в группы захвата штаба центрального армейского корпуса, управления службы безопасности и отдельного поста жандармерии.
На офицеров «Грома» возлагались: штаб ВВС – Анатолий Савельев и Виктор Блинов; отдельный пост полка жандармерии – капитан Дмитрий Волков; двое ребят из «Зенита», Владимир Цветков и Федор Ерохов, – снайперы; и два танковых экипажа из «мусульманского батальона» по пять человек во главе с начальником разведки батальона Ашуром Джамоловым. Майор Поддубный и старший лейтенант Кувылин должны были подорвать узел связи дворца. Группе Петра Ивановича Нищева («Зенит-8») следовало вывести из строя кабель вблизи поста, обеспечивающий связь резиденции Амина с внешним миром.
При посольстве рос дивный сад. И огород – тоже. Посторонние туда не смели ступить и ногой. Стежки-дорожки были заказаны всем – от мала до велика. Потаенный трепет невкушаемого на земле удовольствия обнимал бойцовские неудовлетворенные души и желудки мистическим изобилием множества плодовых деревьев и кустов, грядок с клубникой, картофелем, луком, свеклой, морковью, редькой, баклажанами, шпинатом, чесноком, петрушкой, всевозможной зеленью. Розы, ирисы, тюльпаны, анемоны, азалии – как у самого синего теплого моря; другие – дивно экзотические, неведомые, резко и очумело пахнущие. Парили парии вокруг, витали мысли о семье, любви безгрешной и простецком первобытном счастье – поесть бы досыта, вкусив от лакомств – тонких, нежных, редких… Эдемский сад, тебе не принадлежащий, но охраняемый сейчас тобой… И это заполоняло душу чувством причастности к украшательству земли. Но… есть хотелось, господа, и тут невольно из высокого паренья спадешь на грешную землицу.
Вместо хлебосольных посланцев с яствами от посла – так порой мечталось бойцам скупой солдатской мечтой – на ступеньках резиденции как-то показалась «послица» (так за глаза величали жену посла). Это была мило неказистая женщина в годах, со стертым лицом под очками, одетая в линялый стеганый халат. В таком одеянии уютно дремлется после обеда на кухонном диване, изредка во сне-грезах обнаруживая себя в одеждах одалиски или в посольском мундире, расшитом по воротнику и рукавам золотыми дубовыми листьями. Бойцы молча поприветствовали ее, отдавая честь по стойке «смирно». Не обращая на них никакого внимания, мадам Пузанова начала медленно прохаживаться по тропинкам сада, задерживаясь у плодовых деревьев и кустов, останавливаясь у грядок. Шевелила губами, время от времени парадно делала пометки на обрывке бумаги. Потом она походкой хозяйки возвратилась к ступенькам резиденции и поманила бойцов к себе пальцем.
– Солдатики, – брезгливо поморщилась, цедя слова. – Ничего здесь не трогайте, это наш садик. – Слово «наш» было сказано с особым ударением и нескрываемой теплотой.
Только тогда до бойцов дошло! Жена посла прямо перед ними открыто ходила и считала количество яблок на деревьях, запоминала расположение овощей на грядках и все это записывала. В ее глазах спецназовцы были не офицерами, готовыми пролить кровь за ее же безопасность, – они были просто стадом, которое могло потравить ее посевы.
Здесь впору и закончить. Но думаю вот о чем. Как же это стало позволительным, что эти ребята – «солдатики» – оказались низведены своей хваленой системой до нужды вытягиваться во «фронт» перед прачками, кухарками и подругами жизни? Кто топтал гордость этих людей – охранителей Родины? Воителей великой державы? Кто надругался над их честью – офицеров? Кто топтал их достоинство, прессуя в прокрустово ложе своих убогих, эгоистичных догм лучезарного коммунистического мировоззрения? Их – не сотрудников спецслужб, не офицеров, не сыновей, не братьев, не отцов, не коллег, а их – русских людей!.. Никогда и никем не сломленных. Особую породу на земле… С кого спросить за унижения? Неужто действительно правы те, кто утверждал давным-давно, что в той закрытой системе «партийцев и чека» преуспевало только высокопоставленное существо – в душности своей вседозволенности и привилегированного быта?
После явных провалов, допущенных сотрудниками в связи с неудачными попытками уничтожить Амина и направить заблудших революционеров в «правильное марксистское русло» Апрельской революции (военный переворот пришелся на 27 апреля 1978 года), для Андропова стало вопросом чести довести это предприятие – ликвидацию президента – до логического конца. Деваться было некуда! В ЦК такая формула любви, что не приведи господь оступиться: съедят в мгновенье ока, если не сказать – сожрут! И не приведи господь, чтобы убийство Хафизуллы «доверили» кому-нибудь другому, кроме КГБ. Юрий Владимирович прекрасно понимал, что подобная задача могла быть по плечу только спецназу Главного разведуправления Генштаба, тем более что «мусульманский батальон» готов к решительным действиям и находится во всеоружии. Численный состав абсолютно не играет никакой роли для данного акта – сделать контрольный выстрел. Исполнитель назначается один, ну пусть их будет два, три. Особо подготовленных в спецназе – пруд пруди. А масса просто хорошо обученных, числом пятьсот мусульман, – доброе подспорье: надежно поддержат и к телу Амина доведут без всяких проблем. Думается, что Андропов не исключал возможности дубляжа: в ГРУ тоже рассматривали план непосредственного устранения Амина своими силами.
К слову, о профессиональной подготовке специалистов из КГБ и спецназовцев из ГРУ. Не преследую цели противопоставлять их друг другу, тем более сталкивать лбами. Но сравнить кое-что вовсе не возбраняется. Из двух групп КГБ наиболее подготовленными для выполнения задачи по ликвидации Амина и захвату объектов в Кабуле были, безусловно, «зенитовцы». Они, прошедшие курсы в Балашихе, хорошо натренированные, толково обученные, как раз и были подготовлены для выполнения диверсий в тылу противника. Для того они по прямому своему предопределению, собственно, и были мобилизованы и призваны. «Громовцы», сколь бы они ни были «аристократичны» в своем предназначении, близки к телам и планам непосредственных высоких руководителей Комитета и как бы они в совершенстве ни владели оружием, а еще и иностранными языками, едва ли могли конкурировать со своими коллегами – диверсантами-профи. При выполнении, повторяю, именно этой задачи: заминировать, подорвать, уничтожить противника в горах, лесу, в степи, или ворваться на этаж любого здания, или, напротив, – бесшумно снять, захватить, ликвидировать…
По замыслу создателей курсов, таких искусников в своем деле можно было подготовить за семь месяцев. Надежды руководителей вполне оправдывались и по срокам обучения, и по уровню выучки. Ряды специалистов высокого класса пополнялись к взаимному удовлетворению обучаемых и обучавших. В год удавалось вырастить около шестидесяти командиров оперативно-разведывательных групп. После курсов сотрудники областных и районных управлений КГБ возвращались в свои шалаши, к будничной работе. Кто-то регулярно по утрам и руками размахивал, и приседал на «количество раз» в тесной квартирке, делая физзарядку и поддерживая физические кондиции. А кто-то столь же регулярно, в раннем свете серенького утра шарил в поисках рассола – дабы «опохрабриться». И года два-три спустя такие бывшие отборные воители тихо превращались в теоретиков от «мину подложить, взорвать и глотку перерезать». Семи месяцев запала и запаса ему, бойцу, что ни говори, никак не хватит, чтобы «на всю оставшуюся жизнь» сохранить тот самый профессионализм элитного диверсанта.
КУОС оперативно управлялись Первым управлением, то есть разведкой, которой в то время руководил генерал Крючков. Вот Владимир Александрович и «разбавил операцию» своими людьми, абсолютными невеждами в специальной тактике действий разведывательно-диверсионных групп и весьма поверхностно подготовленными для захватов и штурмов «неточечных» объектов. Знать, славы победной захотелось генералу. Что получили – известно. А потому то и дело в этом ведомстве нанизывают, как на шампур, высокие надуманные словеса: ретушируют, приписывают, подрисовывают, залихватски рассказывают о реальных и мнимых боевых делах… Образ беспорочный малюют. Десятилетиями лепят. Лицемерно живописуют и скрывают, что им «не в масть ложиться».
Теперь о спецназе ГРУ. И всего-то два слова – здесь все отчетливо видно. Пять лет (иногда четыре) юный диверсант ходит в курсантах военного училища. И этому ремеслу – проникнуть, подорвать, тихо, без шума уничтожить – его тоже обучают. Становится лейтенантом, и до полковника ему – годков этак двадцать пять. Если, конечно, дорастет до трех больших звездочек, что крайне непросто. Изо дня в день, из месяца в месяц он не разлучается с боевой подготовкой. И постепенно набирает в свой арсенал навыки диверсанта. Его профессиональное умение в результате длительных изнуряющих тренировок становится автоматическим, не нуждается в сознательной поэлементной регуляции и контроле. Несравнимые величины: семь месяцев и двадцать пять лет. Как несравнимо и «исполнительское мастерство».
Не могу знать, сколько сил положил на алтарь Комитета Андропов, но в один из морозных дней декабря ему стало особенно тепло на душе, когда обозначилась твердая определенность – ликвидировать Амина вверено его службам и бойцам. И это уже точно, без дураков и сомнений. 6 декабря на заседании Политбюро ЦК КПСС рассматривался вопрос «О направлении спецотряда в Афганистан» (Особая папка № 176/82). Из содержания следует: «Направить в Афганистан специальный отряд ГРУ Генерального штаба… Полагаем возможным перебросить его самолетами военно-транспортной авиации в первой декаде декабря с.г. Тов. Устинов Д.Ф. согласен…»
Постановление как постановление. Но вот что и смущает, и располагает к выводам. Обратите внимание на заключительную часть: «…Тов. Устинов Д.Ф. согласен. Ю. Андропов. Н. Огарков. 4 декабря 1979 г. № 312/2/0073».
Строго оберегаемые от чужого глаза планы Генштаба не только удостаиваются внимания посторонних, но их, комитетчиков, запускают на свою территорию и позволяют хозяйничать и даже приказывать. Я имею в виду тот факт, что в постановлении нет и слова о КГБ, а его председатель, Андропов, подписывает документ, подаваемый на рассмотрение в ЦК партии, наравне с Огарковым, начальником Генштаба. Министр Устинов, видимо, понимал эту нештатную и неординарную ситуацию и не поставил своей подписи, избегая унижения и «позора». Отсюда вывод: Министерство обороны и Комитет госбезопасности впряжены в одну упряжь и настолько плотно объединены в выполнении поставленной задачи, что уже не просто обречены на взаимодействие, а составляют одно целое, устойчивое предприятие грядущей войны.
18 декабря в 19.00 Юрий Андропов пригласил к себе начальника ПГУ Владимира Крючкова и одного из его заместителей Юрия Дроздова. Ему Андропов приказал вылететь на несколько дней в Кабул, ознакомиться с обстановкой, посмотреть, чем занимаются сотрудники управления, прибывшие туда в ноябре. Так все это звучит в пересказах: набор расхожих фраз из служебной деятельности любого начальника, откомандированного для проведения своеобразной «инспекции на местах». Дроздов – не инспектор, и кто бы ему вообще позволил вмешиваться в работу других отделов КГБ на территории Афганистана. Дроздов – «Ultima ratio regis», последний довод короля в расправе с Амином. И, снаряжая подчиненного на дело ратное и почетное, председатель не мог не сказать об этом открыто, напутствуя и благословляя. Поэтому позвольте не поверить генералу Дроздову, который в своих воспоминаниях пишет: «В заключение Андропов сказал: «Обстановка там сложная, назревают серьезные события, а ты у нас один из тех, кто по-настоящему воевал. О характере задания узнаешь на месте».
Крючков, включившийся в беседу, рекомендовал взять с собой хорошо подготовленного профессионала. Выбор пал на капитана II ранга Эвальда Григорьевича Козлова. В его отделе служили люди, подготовленные для выполнения специальных заданий в любой точке земного шара, любыми способами и средствами. На аэродроме в Москве им вручили плоский кожаный чемоданчик для документов с наказом: передать на месте прибытия. А кому? Вот это интересно…
В Баграме чекистов встретил сотрудник резидентуры Костромин. Переночевав у него на аэродроме, утром следующего дня с офицером безопасности посольства Бахтуриным оба уехали в Кабул. Представились генерал-лейтенанту Иванову, который несколько озадачил Дроздова грубым вопросом: «Зачем прилетели?» Что и говорить, хороший вопрос. Особенно в свете напутственных слов председателя о том, что «о характере задания узнаешь на месте». Старшим от КГБ в Афганистане был как раз товарищ Иванов, ему и карты в руки – только он один мог быть уполномочен раскрыть характер задания. Но вот строкой ниже он сейчас прочитает шифровку и сам войдет в курс дела задания Дроздова, определенного ему накануне Андроповым. Вот так-то.
Юрий Иванович ответил, что по этому поводу должна быть шифровка от Крючкова. Документ принесли, после чего им было предложено ознакомиться с общей обстановкой и местом расположения бойцов из группы «Зенит». Прощаясь, Иванов поинтересовался у Козлова относительно кейса. Когда тот ответил, что передал его Костромину и тот, имеющий дипломатический статус, остался в землянке на аэродроме, генерал даже изменился в лице. Но при этом он, не церемонясь, что-то такое добавил, что Юрий Иванович даже по прошествии долгого времени не хочет припомнить и повторить.
Пришлось Эвальду Григорьевичу срочно выехать в Баграм. К счастью, кейс лежал там, где и был оставлен, и содержимое не пропало. Хорошо, что все случилось именно так. Попади он тогда случайно в руки афганцев, позора КГБ было бы не избежать, а ответственному за доставку – впору стреляться. Завалили бы операцию, это уж точно. В кейсе находилась кассета с записью обращения Кармаля к народу с гневно-справедливыми словами: «Узурпатор пал» (что означало – уничтожен). Представляйте, какой резонанс в мире вызвала бы эта озвученная кассета! И понимаем ли мы сейчас, что у Амина никаких шансов на спасение даже не просматривалось – его судьба была предопределена в Москве, и только с одним исходом – смерть! Наученные этим горьким опытом безалаберщины, когда старший офицер КГБ забывает или просто не получает четкого указания, кому конкретно передать строго засекреченную кассету (нонсенс!), во время второго явления Кармаля своему народу был сделан дубль записи выступления.
Следует признать, что подобных неувязок, как с забытым кейсом, у чекистов было множество, но все они, к счастью, окончились для них относительно благополучно и существенно не повлияли на подготовку к операции. Подчеркиваю – на подготовку…
3
К исходу 26 декабря генерал Дроздов провел совещание в своем «кусте» с командирами групп «Зенит» и «Гром», которые к этому времени в полном составе перебазировалась под крышу «мусульманского батальона». В основном все остались довольны собой. Не растаяла и надежда, смысл которой заключался в замечательной идее: ослабить оборону дворца при содействии сотрудников 9-го управления – советников при личной охране Амина. Юрий Кутепов, старший над ними, отказался рассматривать вопрос по соображениям конспирации: «Как именно ослабить – не ведаю, но думаю, говорить об этом преждевременно без тщательной проработки».Ничего не надо было ослаблять и не делать легких потуг в сторону смягчения ситуации по «соображениям конспирации». Генералу Дроздову четко очертили задачу: подготовить группы, вооружить их всем необходимым, проще говоря, «до зубов», пополнить боекомплект, морально настроить конкретных исполнителей на физическое уничтожение Амина. А на всякий случай – и на ликвидацию всех других, кто повстречается в недобрый час на пути спецназовцев, воодушевить пламенным словом или припугнуть неминуемой ответственностью за провал операции. И вперед! Ломануться сверхнагло – в открытую и с грохотом, прикрываясь спецназовцами ГРУ, и на их плечах въехать, как на чужой метле, в рай. Вернее – в ад. И больше никакой инициативы и импровизации. Надо полагать, спасительное средство, яд, к тому времени уже был доставлен во дворец и дожидался своего применения. И не будем наивными: генерал Дроздов хорошо знал о загодя спланированном отравлении правителя Афганистана. Не исключено, что вместе с кассетой в кейсе находился и порошочек, и его тут же доставили по назначению.
Планировалось, что советник Кутепов подсобит коллегам и в ином и на следующий день проведет во дворец парочку лазутчиков. Те внимательно все осмотрят и составят поэтажный план. Особое внимание сосредоточат на помещениях, где возможно присутствие Амина, на расположение постов охраны и аварийных источниках энергоснабжения.
О том, что захват дворца Амина был авантюрой, говорить как-то не принято. Провал операции мог привести к тяжким для Кремля международным последствиям. Чтобы понять весь драматизм ситуации, нужно начинать с дня, предшествовавшего командировке группы советских спецназовцев в Афганистан. И со слов Роберта Ивона: «Перед вылетом я проинструктировал Романова, Емышева, Карпухина – первым делом уясните задачу, оцените обстановку, определитесь с ориентирами, своими задачами и задачами соседей, силами противника. Организуйте взаимодействие. Опросите советников, проведите разведку, примите решение и каждому поставьте конкретную задачу».
Невольно приходит мысль: не правильнее ли было бы инструктировать не майора Романова, а генерал-майора Дроздова, который принимал решение и каждому поставил конкретную задачу? Ведь он, Дроздов, такой же дилетант по части штурмов в открытом бою, как и Романов, Семенов. Вдумаемся: этот инструктаж командира на уровне азов происходит накануне вылета, а через несколько дней ему вести людей в бой…
Взаимодействие было необходимо, без него не может обойтись ни одна спецоперация, поэтому Михаил Романов встретился с командиром группы «Зенит» Яковом Семеновым. Потолковали, оценили обстановку. А она была ни к черту: с позиций «мусульманского батальона» просматривался только серпантин дороги да дворец, одной стороной повернутый к ним. А что там с другой стороны? А на прилегающих высотах? Не вовсе же дураки афганцы – в наших академиях учились, стало быть, знают, где расположить свои подразделения и огневые точки. И Романов предложил махнуть в ресторан, расположенный западнее дворца, на крутояре, в полутора километрах от него. Под легендой – заказать столики к новогоднему балу. Втиснули себя в машину с немалыми трудностями: Романов, Семенов, Мазаев, Федосеев и двое бойцов из «мусульманского батальона», которых прихватили на всякий случай, на подмогу. Добрались с приключениями, но хозяина ресторана повидали. Пока толковали да обсуждали меню, осмотрелись: дворец как на ладони – настоящая крепость. Чуть в стороне, недалеко от него, приметно горбились припорошенные снегом машины «мусульманского батальона». Без труда проглядывались муравьиное движение военного люда и такие заметные цацки – вкопанные в землю танки и зенитные установки «Шилка».
Чуток царапнуло: Новый год на носу, столики заказаны в роскошном ресторане, остекленном пышным серебром купола, за которым вспыхивают и перемигиваются ясные звезды, проливая праздничный свет на землю и балуя людей восторгом скорого наступающего очередного года в теплой светлой надежде. Вот-вот грянет бал-маскарад, кружение счастья расплещется брызгами… Хотел дописать – шампанского. Рука остановилась. Сердце, такое ощущение, оборвалось, пронзило тело и с мягким хрустом разбилось о паркет. Там будет кровь, и одна кровь, и только кровь, очень-очень много крови, которая обрызжет лица, тела врагов твоих и твое собственное тело. Вычитал у «историографа КГБ» щемящую фразу: «К Новому году в Кабуле выпал обильный снег. «Его русские принесли как символ чистоты и очищения. Новый мир открывается нам», – говорили афганцы». Про пролитую кровь «летописец» сказать забыл…
В предновогоднюю грусть, охватившую офицеров, поверю. В проводимую ими рекогносцировку подходов к дворцу – нет. Объясню. Какой смысл рисковать и подвергать себя опасности, если план Тадж-Бека и прилегающей территории поднесут услужливо на блюдечке с голубой каемочкой на детально вычерченной схеме? Надо ли лезть на рожон, чтобы с бугра увидеть расположение нашего батальона? Какое кому дело, что и техника, и огневые позиции «Шилок», и люди – все, как на подносе? Ведь не охрана Амина собиралась нападать на «мусульман», а заодно – и на бойцов КГБ. Что должно было бы побудить комбата Холбаева сооружать настоящий укрепрайон, маскируя тщательнейшим образом передовые, запасные, выжидательные, огневые позиции и точки и все прочее, присыпанное и укрытое инженерными маскировочными средствами? А так стоим себе лагерем и стоим. И обе стороны – советская и афганская – удовлетворены таким расположением.
Теперь по поводу разведки различных путей и подходов. Нет-нет, я не наивен и понимаю: ежели добротно не пощупать, то и ребенок не родится – лучше поползать по горбам, да и с удобных позиций припасть к линзам бинокля зорким оком профессионала. Тогда напрашивается очень тривиальный и простодушный вопрос: а почему в этом коротком странствовании не нашлось места лейтенанту Нуреддинову – командиру 3-й группы второй роты? Именно его подчиненным, и только им, будет поставлена задача: «Захватить ресторан на горе и удерживать его до последующей команды руководителя операции; не дать возможности отходящим силам противника захватить здание, закрепиться в нем и организовать оборону; на подступах к вашему объекту отсекать организованным огнем отступающих афганцев от их основных сил, не дать им возможности сосредоточить силы и средства для нанесения контрудара с северо-востока по нашим боевым порядкам и расположению отряда». Цитирую выдержку из приказа почти дословно.
Можно было бы еще понять отсутствие лейтенанта, если бы чекисты, как это они обычно проделывали накануне подобных операций, втайне отправились в ресторан «подсмотреть свое», не ставя в известность «мусульман» о своих личных планах. Но они не скрытничали, когда попросили у Холбаева двух бойцов. Не думаю, что лейтенант Нуреддинов справился бы хуже с обязанностями переводчика или, в случае крайней необходимости, автоматчика, чем его солдаты.
А причины «разведывательного мероприятия», как видится мне, таковы. Их могло быть и больше – но выделю две. Первая. Если говорить об инструктаже бойцов перед штурмом (об этом чуть ниже), который проводил Романов, и его напутственных словах об отходе на север в случае провала операции, то совершенно очевидно – пути отхода групп надо изучить непосредственно на местности. А прежде хорошо разобраться самим командирам в этих стежках-дорожках при отступлении. Уточним – организованном отступлении, чтобы не слишком обижать чекистов намеком на оставление поля боя в беспорядочном броске. И потому оба майора, старшие групп, тем и занялись. Второе. Заказ ресторана под Новогодний бал – замечательный способ усыпить бдительность потенциального противника. В гульбе народного, широко отмечаемого праздника как-то не до боевых действий. Это и афганцы понимали; а многие их командиры, учившиеся в Союзе, знали по себе, что есть у русских традиция устраивать новогоднее разудалое застолье. И третье, не касаемое двух майоров. Вариант об отходе существовал, как бы его ни хотели скрыть сегодня руководители планируемого нападения и как бы ни замалчивали в своих воспоминаниях «мемуаристы» из КГБ. И интересно же получается. Их люди скрытно ретируются, исчезают в темноте и выходят из этой весьма двусмысленной ситуации, а ответственность за провал позором и страшным ударом «оргвыводов» на уровне Политбюро всецело ложится на «мусульманский батальон» и 9-ю роту десантников. Кстати сказать, ни командиры, ни рядовые «мусульмане» и десантники – никто из них не припомнил, чтобы в отряде или в роте отрабатывался вариант отхода. Всех назначили на роль «камикадзе» – без надежды на спасение. И еще всячески уговаривали этим гордиться!..
Накануне уточнили задачи. Все группы КГБ действуют в тесном взаимодействии с десантниками. Офицеры групп – старшие, им рулить-выруливать. «Голубым беретам» – чистить путь к дверям, лестницам объектов. «Зенитовцы» возглавляли захват: Царандой – старший группы Юрий Мельник; афганский Генштаб – майор Валерий Розин; военная контрразведка – Рафаэл Шафигулин; тюрьма – Федор Коробейников; телеграф – Александр Пунтус; почта – Владимир Овчинников; телецентр – майор Александр Рябинин. Офицеры «Зенита» были также включены в группы захвата штаба центрального армейского корпуса, управления службы безопасности и отдельного поста жандармерии.
На офицеров «Грома» возлагались: штаб ВВС – Анатолий Савельев и Виктор Блинов; отдельный пост полка жандармерии – капитан Дмитрий Волков; двое ребят из «Зенита», Владимир Цветков и Федор Ерохов, – снайперы; и два танковых экипажа из «мусульманского батальона» по пять человек во главе с начальником разведки батальона Ашуром Джамоловым. Майор Поддубный и старший лейтенант Кувылин должны были подорвать узел связи дворца. Группе Петра Ивановича Нищева («Зенит-8») следовало вывести из строя кабель вблизи поста, обеспечивающий связь резиденции Амина с внешним миром.