Из-за угла повторился жалобный металлический вопль: на улицу выскочил еще один трамвай-снегочист. И... и, черт побери, да ведь это самый натуральный инстинкт самосохранения! Игорь почувствовал, что плохо контролирует себя -- инстинкт, инстинкт звал его защитить, спасти от боли то, ЧТО ЛЕЖАЛО ТАМ, ПОД РЕЛЬСАМИ, убрать, снести с рельс, разорвать трамвай -- зубами, ногами, -- главное, чтобы он не смел проехать мимо столба номер 47!
   -- Игорь, ты куда? -- Танька вцепилась Игорю в пальто.
   "Да я только трамвай сейчас остановлю, поперек дорпоги поставлю, чтоб другим неповадно было,"-- разбилось в мозгу и бросилось в ноги, а те понесли его наперерез тармваю. Сугроб взорвался облаком холодных колючек, Игорь проскочил через него, увлекая за собой и Татьяну, но в этот момент мир снова лопнул, а по селезенке проехался привычный остро отточенный утюг.
   До конца ночи оставалось еще пять часов. Пять часов, во время которых не бывает приступов и не ходят трамваи.
   Тихий ветер раскачивал провода сверху вниз, туда-сюда, пытаясь стряхнуть с себя потерявшуюся звезду, но та, будто бы боясь сорваться, упрямо цеплялась за них хилыми зубками лучиков. Потом по проводам вдруг пробежала легкая звенящая истома, и перепуганная звезда выстрелила в темно-синий зенит. На рельсы упали два оборванных конца; Игорь спрыгнул с дерева, отвязал ножовку от шеста, отдал ее Кольке, и они в торжественном молчании прошествовали до столба номер 47.
   ...Игорь долго мотал головой туда-сюда, словно размахивая компасом над самым пупком Северного магнитного полюса, затем вынул из портфеля ломик и поддел заплеванный снегом бетонный квадрат -- одновременно подергивая плечами, будто пытаясь стряхнуть с груди трехкилограммовую гантелю.
   Коля присел на корточки. На его лице ясно читался третий час ночи и что-то вроде тоски по недосмотренному сну.
   -- Ты что, в театр сюда пришел? -- просипел Игорь. -Помогай, не стой.
   -- Ты точно уверен, что она здесь?
   -- Абсолютно.
   -- В таком случае тут надо с самого края разбирать, асфальт долбить, -- Колька прервал долгий зевок. -- Так, из середины, выковыривать не получится.
   -- Само собой не получится, если я один тут корячиться буду. Возьми монтировку да поддень оттуда.
   Коля с нескрываемым скептицизмом осмотрел инструмент и пошкрябал им по плите.
   -- Коля, времени мало.
   Коля разжевал воображаемый лимон и просунул монтировку с другой стороны плиты. Раздался шепоток песчинок.
   -- Держишь?
   -- Держу. Подняли?
   С глухим гулком плита отвалилась в сторону. Игорь встал на колени и склонился над выемкой. Коля принялся дозевывать прерванное.
   -- Ну?
   -- Что "ну"?
   -- Орган, сердце твое второе, селезенка -- где?
   Со дна выемки, похожей на залитый жирной тенью макет тюремного дворика, испуганно таращились приплюснутые камешки.
   -- Отойди от света, -- прошептал Игорь, медленно опуская руку в выемку.
   Поначалу ему показалось, что он как-будто бы, сидя в полной темноте, коснулся левой рукой правого уха, как у на военкоматовской медкомиссии, затем немного удивился местоположению этого уха на его теле и понял: оно. То самое. Нашлось. Этот мерзлый песок и камни, которые ощутили прикосновение его руки и добросовестно отчитывались об этом перед его мозгом, -- это и была его селезенка.
   -- И чему ты так улыбаешься? -- нахмурился Колька.
   Вот оно, блаженство идиота. Так бы и простоял здесь до конца жизни, рядом с любимой селезеночкой, согревая ее, отгоняя трамваи...
   -- Я ее чувствую, Коля.
   -- Этот песок чувствуешь? Ну и что? Я его тоже чувствую,.. -- и он протянул в квадратный проем.
   -- Эй, руки убери!
   -- Это еще почему?
   -- Не трогай ЕЕ пока, хорошо? ОНА ведь все чувствует, Коля.
   Вот оно, объяснение странному побуждению-воспоминанию. Как все элементарно! Он перемещается относительно селезенки, а организм отслеживает движение и через подсознание подсовывает ему аналогию селезенка--дерево. Не самый остроумный вариант, но ведь отслеживается положение селезенки в пространстве, отслеживается!
   -- И что теперь?
   -- Что-что... Придется лечить.
   -- Уколами?
   -- Ага, компресс поставим. Повязку наложим. Процедуры назначим.
   На самом-то деле остается одно из двух: или голова ремонту уже не подлежит, или этой же головой об рельсы. Потому что кому скажи -- сразу в дурдом и на цепь. Знал он одного такого, любил побеседовать о разуме органов и психотропном оружии... в психушке уже третий год мотает. Чем не вариант? Селезенка под колесами трамвая. Земля и камни, которые суть есть чувствующий орган. Готовый диагноз, только записывай.
   Коля без желания почесал в затылке и принялся за новый зевок.
   -- Слышь, Игорь, так со всеми бывает, кто во второй раз женится? Или только с тобой?
   ...А может, это новая разновидность божьей кары? Может, он просто умер и теперь живет в аду, вместе с этим новым органом? Но за что же тогда -- за ошибки молодости? Несчастное детство?
   -- Ну что, так и будем сидеть?
   -- ?
   -- Может, положим плиту на место, а то менты не ровен час... -- Коля засыпал на ходу. -- Кстати, Игорь, а что ты собираешься делать потом, когда провода починят? А, Игорь? Что завтра делать будешь?
   Завтра началось с того, что селезенка стала жутко чесаться. Хоронясь от снующих тут и там электромонтеров, Игорь пытался утихомирить зуд металлическим прутом, сквозь щель между плитами (поднять ее среди бела дня он не решился), но толку было мало. Зато мучений -- хоть отбавляй.
   Танька добросовестно выслушала Игоревы жалобы и предложила куда-нибудь съездить, подальше от селезенки, например в Кисловодск. Но почему этот вариант не пройдет, объяснить уже не удалось. А потом просто стало жалко несчастные Танькины мозги, и Игорь снова переключился на Кольку -- благо тот сидел в отпуске дома и умел переносить на слух любой бред.
   Между тем парни из ремонтной бригады оказались на редкость проворными. Уже в десять утра линия была восстановлена, и по ней двинулись косяки трамваев -- поначалу их было так много, что Игорю пришлось выпить двойную дозу спирта (анальгин кончился вчера).
   Полдня Игорь скакал по квартире и пел песни. Это заметно помогало, особенно в борьбе со страхом перед каждым новым приступом, но вскоре он сорвал голос и переключился на практикум по презиранию боли. Здесь успехи оказались гораздо скромнее, и в итоге Игорь уяснил лишь одно -- что презрение к боли не более чем выдумка Чингачгука, Зеленого Змия и гастролирующих йогов. Затем он попробовал по очереди самогипноз, цигун, медитацию с попыткой отключить селезенку, иголкотерапию, массаж головы, коньяк с перцем и наконец, от полного отчаяния, почти пол-литра новокаина внутриселезеночно, путем вливания в весьма болезненную дырочку от железного прута. Последнее помогло, но ненадолго, при этом злобные бабушки из окрестных домов приняли его за террориста и едва не вызвали милицию.
   Телефон Гампольского по-прежнему отнекивался длинными гудками. Механизм возникновения селезенки -- или она всегда там была, а? -- оставался неясен. Мысли роились в голове как пчеломедведи, распирая ее по всем межклеточным мембранам, но Игорь отцедил только несколько наиболее правдоподобных -включающих капитальное помешательство с сильной и долгой галлюцинацией, болезнь астрального тела (подсмотрено на обложках оккультных книжек в киосках), воздействие чьего-то гипноза (оттуда же), знамение от инопланетян, от нечистой... Причем ни один из них проверке пока не поддавался.
   В итоге Игорь принял как рабочую версию органа, который у него, мутанта волею злорадной судьбы, всегда был, только раньше маскировался и боли не чувствовал. Но тут начинались непонятки с практической ценностью блудной селезенки. Ведь еще с детства все уши прожужжали, что нет в человеке бесполезных органов, что всякая микробина занимается своим, совершенно уникальным и, главное, полезным делом. Печень служит чем-то вроде фильтра крови, почки -- те выводят мусор, а селезенка под рельсами? Для чего она? Что ею фильтровать? Неужели мутация, атавизм в духе мальчика с хвостиком и пятью сосками?
   Чувствовать себя хвостатым мальчиком было мучительно. К тому же под вечер в ста метрах от столба открылся ларек, и невинные алкоголики своим шарканьем ужасно действовали на нервы (селезеночные, разумеется) -- эффект был словно железом по стеклу. К ночи стало ясно однозначно: нужны оперативные меры. Так жить не получится, не сможется -- и тогда прощайте, друзья, да здравствуют наполеоны и фланелевые пижамы.
   А еще были мысли. Мысли, которые мальчик возле тепло-желтого тополя время от времени выковыривал из ранца, -совершенно дикие, неведомо откуда взявшиеся и зачастую вообще непонятно о чем. То в памяти начинала сама собой выстраиваться формула полезного ископаемого под названием нусхет (Игорь был готов поклясться, что такого минерала на земле не водится) и совершенно произвольные цифры по объемам его добычи , то вдруг кто-то шептал, чтобы "увернальцы" не отдавали водопроводный канал, переизбирали руководителя "сатдава" и скидывались в общий котел по десятому "унтелюпу". Особенно смущали Игоря раздающиеся в голове фразы с этими непонятными, но повторяющимися из раза в раз словами: каждый раз после их появления он впадал в панику и начинал звонить Гампольскому. Гампольский трубку не поднимал, паника нарастала, но тут по мозгам проносился приступ, как рубанком снимая все страхи, а заодно и домыслы, и все мысли обращались к селезенке.
   -- И что, ты хочешь сказать, что из-за этих приступов мы отложим свадьбу?
   -- Ну а как ты ее представляешь себе с приступами? Завтра вы выходите в зал загса, то се, вам читают речь о нужности брака и любви до гроба, и тут ты орешь и падаешь на ковер. Гости будут...
   -- ...В восторге. Однозначно.
   -- Ну конечно, впечатлений будет -- только держись, -усмехнулась Танька.
   -- Игорь, шутки шутками...
   -- А то я не понимаю! И просто полжизни спал и видел, как я буду валяться на полу на своей свадьбе!
   Игорь нервно откашлялся. Коля придирчиво рассмотрел полуторчащий из шкафа свадебный костюм друга и бухнулся в кресло.
   -- Предлагаю рюхать конструктивно. Если ты так уверен в том, что это у тебя болит песок под рельсами...
   -- Я не уверен, Коля, как ты этого понять не хочешь. Она действительно болит! И мне это не кажется, ты же сам все видел!
   -- Игорь, ты меня не переубедишь. Я знаю тебя с песочницы, тебе постоянно лезли в голову разные безумности, и эта у тебя не самая понтовая. Я тут одну книжку начал читать, там говорится, что это у тебя просто сильный глюк -- то есть и то, что она у тебя чешется, и что ты ее сумел обезболить, и еще вся эта чухня, которую ты нес -- это все самовнушение. И это лечится. Под гипнозом.
   -- А как ты, дорогой психиатр, объяснишь мне связь между трамваем и приступом? Ее-то ты не станешь отрицать!
   -- Я еще не до конца книжку прочитал, но уверен, что дальше про это тоже будет. Однако мы отвлеклись от сути. Лечить тебя гипнозами времени нет. Таблетки помогают плохо. Поэтому остается одно: отменить свадьбу. Перенести на потом.
   -- Коля, я всегда завидовал твоей логике. Даже сейчас завидую.
   -- Ну дык!
   -- Но только вот свадьбу откладывать ты меня не уговоришь. Ни за что. Потому что это моя последняя в жизни свадьба. В конце концов, вариант остановить на один день трамвай всегда можно найти.
   -- Например.
   -- Например? Еще раз перерезать провод.
   -- А потом? Когда его починят?
   -- Потом еще раз, но в другом месте.
   -- А потом?
   -- А потом я уже женюсь!
   -- Если успеешь, -- возразил Колька.
   -- Взорвать трансформаторную будку! Распилить рельсы! Завалить дорогу камнями, спилить и опрокинуть все деревья! Я уже придумал тысячу таких вариантов!
   -- И ты это серьезно?
   Тут Игоря на полминуты выключил очередной приступ. После стандартной судороги и полуобморока он выплюнул угол пододеяльника и продолжил:
   -- Что угодно, только не эта ужасная боль. Позвонить в трамвайное депо, представиться чеченским террористом и сказать, что в одном трамваев бомба. Устроить в депо пожар, сжечь все трамваи, какие только есть в городе.
   -- Игорь, но тебе же просто пристрелят, ты и жениться не успеешь.
   -- ...Лечь на рельсы и сказать, что не уйду, пока не перестанут притеснять корейских негров. Объявлю голодовку.
   -- И жениться там же будешь?
   Игорь осекся, насупился. Откинулся обратно на подушку.
   -- Какой же ты непонятливый.
   -- А ты псих. Реальный. Нет, ты, конечно, не думай, если ты попросишь меня еще раз спилить провод -- ништяк, я помогу, лишь бы это убедило тебя в уменьшении боли. Я даже готов...
   Колька вдруг изо всей силы ударил себя по лбу, да так громко, что Татьяна вздрогнула от неожиданности.
   -- Черт! Елки-палки, как же я раньше не догадался!
   -- Что еще?
   -- Вот же балда!
   -- Коленька, не томи, времени нет, -- взмолилась Таня.
   Коля вскочил с кресла, метнулся к окну. Принял позу кающегося мыслителя.
   -- У меня есть один вариант. Черт, как же я мог о нем забыть...
   -- Коля, не нервируй меня. Говори дело.
   Коля засунул обе ручищи в нагрудный карман рубахи и вынул оттуда развалившуюся записную книжку.
   -- Психиатр. Знакомый моего соседа. Необычайно крутой мужик.
   -- За сегодня справится?
   -- Должен. Обязан. Справится!
   До свадьбы оставалось меньше суток. Положение становилось хуже чем критическим.
   -- Игорь, извини, задержались, у деда были пациенты...
   В пятно света возле двери из чердачной будки вслед за Колькой вылез ссохшийся старичок-казах, в шубе из множества мелких шкурок, с ног до головы обвешанный амулетами и цепочками.
   -- Познакомься, это врач Вайдаш, -- Коля деловито засуетился, утаптывая перед дедом снег.
   -- Он что, священник? -- Игорь с сомнением уставился на свисающие с шеи деда звериные когти. Тот принял из рук Кольки что-то большое, круглое и укутанное серой мешковиной, и удовлетворенно забубнил.
   -- Он шаман. Белый.
   -- Кто? Коля, ты...
   -- Игорь, спокуха, все будет нормально. Вайдаш Мустафаевич, для ориентировки: его злые духи поселились вон там, -- Колька махнул рукой в сторону Капитанской.
   Игорь с минуту напряженно думал, что же за книжку и по какой, интересно, психиатрии Колька начал читать, и вообще что он тут делает, на продуваемой всеми ветрами крыше своего дома, в двенадцатом часу ночи. Когда же дед вынул из своей мешковины бубен, свечки, палочки и фляжку, он заподозрил, что его сейчас начнут лечить.
   -- Коля, -- он отвел его в сторону, за будку, в относительное безветрие, -- это и есть твой новый психиатр?
   -- Ты не волнуйся, дед в деле реально шарит. Проверено.
   -- Коля, я же не верю в духов и шаманов!
   -- Плевать. Он психиатр, настоящий.
   -- Белый?
   -- Игорь, не до приколов, у него куча народу вылечилась от шизы, проверено железно. Куча народу, который тоже не верит в духов.
   -- Ты до этого сам додумался или в своей книжке прочитал?
   Коля вынул из кармана остатки банковских денежных оберток.
   -- Игорь, поверь мне или я гадом буду, твоя болезнь лечится исключительно внушениями и гипнозом. А старик шарит и в том и в другом, хотя и шифрует это как сказки про злых духов. Ты, главное, не обращай внимания на шаманские примочки, а делай, что он попросит.
   Игорь понял, что испытывает свои сомнения на излом.
   -- А лицензия на врачевание у него есть? Корочки там всякие?
   -- Какие корочки, Игорь! Есть реальные люди, которых нормальные психиатры вылечить не могли, а этот -- за день, влегкую!
   -- А где-нибудь в другом месте он не может меня полечить? А то, знаешь ли, дует.
   -- Я с ним говорил об этом. Но ему для работы нужен вид на звезды.
   -- Без звезд никак?
   -- Говорит, никак.
   Звезды. Хорошо хоть не дно моря. Игорь цеплялся за последнюю возможность выбора. Его свадьба должна была начаться через каких-то двенадцать часов.
   -- Так это он и есть знакомый твоего соседа?
   -- Именно. Он совсем недавно у него эпилепсию вылечил. Как рукой сняло, прикинь!
   -- И когда он планирует начать прием? -- Игорь поизучал часы. Приближалась полночь, последний трамвай и драгоценное время сна.
   -- Сейчас, причиндалы свои распакует. Ты не торопи, для тебя же стараются.
   В этот момент дед отвлекся от растирания бубна и подошел к Игорю.
   -- Ты больной? -- из-за сильного акцента нельзя было понять, спрашивает старик или пытается внушить.
   -- Я больной. Селезенка болит, орган, -- Игорь для убедительности скорчил гримасу боли.
   Дед потоптался на месте, склоняя свою голову то на один, то на другой бок и пытаясь заглянуть Игорю в глаза.
   -- Крики духов твой друг сказал.
   Игорь глубокомысленно кивнул.
   -- Что, Коль, он прямо сейчас и начнет?
   -- А куда тянуть-то?
   Игорь подумал, что другого выхода у него все-таки не остается. Что ж, шаман так шаман.
   -- Будем лечиться, что ли... -- неуверенно сказал Коля.
   Дед оживился и протянул Игорю открытую жестяную флягу:
   -- Вот, пей половину.
   -- Что это?
   -- Игорь, бери без вопросов. Не отравит, -- убежденно поторопил Коля.
   Во фляжке плескалось что-то густое, пахнущее травами и спиртом.
   -- Пей, духи не станут говорить, если не выпьешь. Половину пей.
   Зелье оказалось крепким и даже вкусным. В животе ощутимо потеплело.
   -- Теперь жди. Духи сказать.
   Игорь услышал, как на Капитанскую вывернул трамвай. Если бы надвигающиеся ощущения можно было назвать откровением духов, то у Вайдаша получалось неплохое начало.
   -- Сейчас у меня будет приступ, -- напомнил Игорь.
   -- Придут духи, -- удовлетворенно согласился старик, вернулся к своему бубну и стал быстро-быстро барабанить по нему двумя пальцами, одновременно прижимая обод к уху. Трамвай стал громче. Игорь собрался с силами, чтобы не выкинуть глупость и не броситься с крыши ему навстречу, и стоически перенес новый паровозик.
   -- ...Ну и как там духи?
   -- Игорь! -- взмолился Колька.
   -- Подойди здесь. Ближе. Стой. Дай руку. Слушаю духов.
   Шаман закрыл глаза. Судя по его лицу, злые духи отмалчивались.
   -- Теперь раздевайся.
   -- Как, совсем?
   -- До тела раздевайся. Голый.
   -- Сейчас зима, -- резонно заметил Игорь.
   На лице шамана промелькнуло презрение. Он внушительно откашлялся и замер, давая понять, что не пошевелится, пока Игорь не разденется. Судя по всему, начиналось самое оно.
   -- Игорь, не стой, -- зашептал Колька сзади. -- А то он обидится и уедет.
   -- Слушай, Коль, ты ему уже заплатил?
   -- Половину. А что?
   -- Так, ничего.
   Однако просто так стоять смысла действительно не имело. Игорь быстро разделся, оставшись в одних трусах, туфлях и носках, но дед уточнил еще раз -- "Голый", -- и пришлось скинуть последнее.
   -- Держи сэтхэ, -- шаман протянул ему тлеющую деревянную палочку. -- Думай о духах.
   -- Это значит, о своей селезенке думай, -- подсказал Коля.
   -- Да уж догадаюсь.
   Шаман напрягся, поднял бубен над головой и негромко в него ударил -- три раза, после чего ожесточенно забормотал что-то похожее на заклинания.
   -- Теперь бежать. Бок бежать. Быстро, махать сэтхэ.
   Игорь вдруг явственно представил себя со стороны -голого, пляшущего на заснеженной крыше девятиэтажки и размахивающего дымящейся палочкой. Но видение быстро пропало, и остался только один холод, пробивший его от кончиков пальцев ног до ресниц. Да, и еще какие-то подбадривания со стороны Кольки.
   -- Стой, -- скомандовал шаман. -- Пей. Бежать снова. Стоять. Кричи духам уйти.
   Терапия пошла полным ходом.
   -- Стой. Лечь вниз. Бежать. Закрывай глаза и очень громко кричи духам уйти. Кричи!
   -- Духи, идите к хрену! Коля, если я подхвачу воспаление легких, лечить меня будешь ты.
   -- Не отвлекайся...
   -- Бежать! Кричи духам! -- старый пробил в бубен еще три раза. Замерзающие духи отразили эхом дикое желание мгновенно очутиться в пустыне, под испепеляющим солнцем, где жара, где очень-очень жарко, где увернальцы прорыли канал, зачем им канал в такой холод, ледяная вода, лед...
   -- Кричи духам! Беги! Стой.
   Старик опять углубился в бормотание заклинаний. Игоря стал бить легкий озноб.
   -- Дед, а можно я не буду стоять, а то х-холодно...
   Дед сделал строгий останавливающий жест рукой. Из сгущающихся и индевеющих мозгов выдавилось искреннее изумление достижениями нетрадиционной психиатрии.
   -- Вы что это тут устроили, извращенцы? Совсем обнаглели, педерасты несчастные!
   Шаман впал в столбняк. Игорь через силу повернул закоченевшую шею: в форточку в окне соседнего дома, с двенадцатого этажа, выглядывала незнакомая гневная бабкушка.
   -- Ну, полегче, мать!
   -- Сейчас милицию позову, извращенцы, а ну-ка быстро с крыши!
   Коля встрепенулся.
   -- Вайдаш Мустафаевич, а можно быстро закончить?
   Шаман не шевелился.
   -- Эй, мать, погодите, мы быстро. Игорь, накинь на себя что-нибудь, сейчас все образуется...
   -- Я вам дам быстро, выкормыши блядские! Вась, зови милицию, здесь пидары шабаш устроили! Ва-а-ась!
   -- Кто такой Вася? -- Коля начинал сильно нервничать.
   -- Откуда я знаю? Что с дедом случилось? Он будет меня долечивать или нет?
   -- Игорь, пять сек перерыв, небольшой форс-мажорчик. Вайдаш Мустафаевич, очнитесь, сейчас надо спуститься вниз... Вайдаш Мустафаевич, твою мать, ты что, в трансе?
   Шаман медленно и крайне нешироко раскрыл глаза и принялся что-то шептать. Через несколько секунд ожили и его руки: он лихорадочно и громко забил в бубен.
   -- Вайдаш Мустафаевич, надо уходить.
   -- Вась! Ва-а-а-ася-а-а!!! -- неслось над замерзшей нусхетной пустыней.
   -- Чего тебе? -- голос был прокуренный и злой.
   -- Вась, зови милицию, здесь гомики на крыше!!!
   -- Игорь, одевайся, надо сваливать, -- торопил Коля.
   Космос камней, взрыв унтелюпа. По леденеющей пустыне заворочались увернальцы, острое-острое солнце замерзло и отклеилось от неба. Игорь почувствовал, что лежит голой грудью на снегу, подтягивая закоченевшие ноги и разгребая сыпучий мороз. Предпоследний на сегодня трамвай.
   -- Злые духи ходят. Ходят. Шептать молитвы, парень, злые духи не уйдут, -- дед стал пританцовывать и бить в бубен все громче. Игорь пытался просунуть негнущуюся руку в рукав свитера.
   -- Игорь, быстрее, быстрее, потом шнурки завяжешь. Дед, пойдемте, забирайте свои феньки...
   Дед внезапно сделал бросок вперед, к центру крыши, и пустился в дикую пляску с бубном, оглашая округу истерическими выкриками на непонятном языке. Бабка в окне неистово затопала ногами.
   -- Вась, зови милицию, у них бубен, бубен, они сейчас ребеночка резать будут! Милиция!!!
   Шаман подбежал к Игорю, пронзил его недобрым взглядом, с диким воплем шарахнулся обратно, к центру крыши:
   -- Духи, тебе злые духи! Духи прокляли тебя!
   -- Игорь, не обращай внимания, потом долечишься. Идем, они уже ментов вызвали! Дед, надо сматываться! Идем!
   Дед несколько раз подпрыгнул, изо всех сил ударяя в бубен, потом упал не колени и вскинул руки к небу. Коля и Игорь уже спускались по шаткой чердачной лестнице, громыхая подошвами и будоража блаженное тепло подъезда.
   -- Коля... слушай, Коля, -- Игорь с остервенением отшвырнул тлеющий сэтхэ, -- чтобы я еще раз послушал твоих советов по лечению -- да ни в жизнь!
   -- Что ты кипятишься! Мы его еще выцепим, он тебя долечит...
   -- Долечит? Вот уж не угадал, Коля. Никакого больше лечения, понял!!! Никакого! Реально!
   Трактор, неумело спрятавшийся в тени забора, был обречен на соучастие.
   -- Завели, выдернули -- уехали. Как можно более мигом, -лаконично распорядился Игорь. -- И без всяких там бубнов.
   -- Хм, если по уму, то надо вон тот сарай взорвать и свалить на тот угол, -- Колька, видимо, входил во вкус. -Тогда и опора упадет, и провода с нею, и пути завалит. Больше чем на три дня, точно.
   -- Много шума. Весь район перебудим.
   -- Главное -- уверенность в своих силах.
   -- Обойдутся твои силы. Делом займись.
   Игорь поправил игрушечную каску, перекрашенную в оранжевый цвет, и посмоторел в колышущуюся темноту, туда, где в ста-ста пятидесяти метрах отсюда лежала его селезенка. Кажется, у него уже поднималась температура.
   -- Давай только по-быстрому.
   Они подошли к трактору, похожему на череп обиженного гигансткого ящера, Игорь еще разок осмотрелся -- не стоит ли где на карауле коварная бабуля -- а Колька уверенно засунул отвертку в растрепанную дырку в двери кабины и открыл ее.
   -- Игорь, осмотрись, есть где-нибудь трос?
   Трос здесь действительно был: прикрученный к фаркопфу и схваченный тупорылым висячим замком.
   -- Доставай клещи, -- прохрипел Игорь. -- Здесь замок.
   После того как они отковырнули две плиты по обе стороны рельса и схватили его тросом, трактор громко и матерно облаял ночную тишину, загадил небо густым дымом, и через пять минут все было кончено. Выгнувшийся в посмертной конвульсии рельс остался лежать на зверски вспоротом им самим же полотне.
   Игорь разглядывал несчастное железо и думал, что, в принципе, ничто не мешало его селезенке поселиться внутри самого рельса или вообще в стенке доменой печи. С другой стороны, если бы она была зарыта где-нибудь в лесу, то он вообще никогда не узнал бы о ее существовании. То есть, вариантов может быть много. И наверное, возможен такой, что у него где-нибудь в окрестных подвалах найдется еще парочка селезеночек, вот ведь сюрприз будет... От такой мысли Игорь снова стал мерзнуть.
   До регистрации оставалось десять часов. Напиться чаю с малиной и панадолом, упасть в сон, проснуться -- от ласкового прикосновения волшебных Танькиных губ, не от приступа, -умыться, побриться, начистить ботинки и жениться. Может быть, после этого он излечится от дурацкого нехорошего страха потерять Татьяну. Возможно, его перестанут волновать проблемы ирригации в Увернале, и формула вычисления траекторий метеорных потоков наконец-то перестанет делиться на ноль. Может быть, Гампольский все-таки найдется и расскажет ему, что такое нусхет и чем он отличается от песка. И вообще, может быть, отрезав за собой новый кусок прошлого и полностью переплыв в новую жизнь, он заслужит благосклоности богов недоразумения, подаривших ему эту непонятную селезенку?!!