Страница:
Giovedi: четверг
Clima:fabrutto90 (Heочень жарко)
О Боже, какая досада! Я проснулась сегодня утром, ожидая обычного яркого, блестящего солнца и пронзительно-синего неба, в котором ныряют ласточки, но, увы, кажется, на горизонте собираются облака. Я говорю «увы», потому что хотя долина и нуждается в дожде (уже несколько недель с неба не падало ничего существенного), но у моей соседки американки сегодня вечером прием и, кажется, погода может все испортить. Не слишком ли ужасно это будет для нее? Она распахивает двери своего скромного домика и приглашает всю долину. Как будет досадно, если ливень разгонит столь пестрое собрание! Если бы список приглашенных был меньше, если бы собирался более тесный круг, возможно, не предвиделось бы такого потопа. Но кажется, ее великодушие (или, как могут сказать некоторые жестокие люди, ее наглость) подвергает весь вечер опасности.
Звучит глупо, я знаю, но если бы она поговорила со мной, попросила бы моего совета в такого рода деле, то я, как человек, проживший в долине некоторое время и довольно давно содержащий здесь заведение, посоветовала бы ей вести себя скромнее. Все небольшое обычно удачно. По крайней мере это относится ко многим вечеринкам. Но я была так ужасно занята своими гостями, что была бы не способна уделить должное внимание ее проказам с новосельем.
Наши постоянные клиенты замечательно разместились. Я поселила их в туже комнату, что была у них в прошлом году. Полагаю, они это оценили. Именно такие маленькие детали делают престижный пансионат вроде моего особенно успешным. Я также подала кое-какие любимые блюда майора, и оба они, он и миссис Честер, наградили шеф-повара (т.е. меня) своими комплиментами.
Есть еще кое-что, чем мне следует заняться, когда будет время. Я должна пригласить Лорен к себе в дом и показать ей все тайны мастерства, научить ее парочке тонкостей касательно сферы услуг, чтобы она смогла стать настоящей italiana хозяйкой. Так, в конце концов, и поступают соседи, не правда ли? Помогают друг другу в трудных ситуациях. Да, и конечно, приглашают друг друга на вечеринки. Честно говоря, я не испытываю большого воодушевления по поводу того, что она организует сегодня вечером. Люди всегда называют меня душой компании, но, как ни странно, я чувствую некоторое смущение. Соглашусь, мне надо ей многое сказать, но я нахожу, что гораздо полезнее говорить это в более тесном кругу. Не в моей натуре демонстрировать себя большой толпе. Возможно, это во мне говорит художник. На самом деле я чувствую себя гораздо более комфортно с кисточкой в руке, когда передо мной открывается прекрасный вид и, возможно, когда рядом – приятная компания. Сказать, что я с нетерпением ожидаю нашей сегодняшней акварельной сессии с майором, – значит ничего не сказать. Видите ли, мы, люди искусства, должны любой ценой держаться друг друга!
***
Tacchino 91 «Casa Mia»Когда проведете в Тоскане столько же времени, сколько я, вы начнете обращать внимание на детали, из которых и складывается все самое главное. Они выделяют вас из группы туристов или путешественников, которые у нас всего лишь проездом, и выдают в вас человека, который намерен жить здесь долго. Такого даже можно принять за итальянца. И передать вам не могу, как часто это со мной случается. Особенно на серранском рынке, где я покупаю еду.
Ну что ж, вот кое-какие детали, которые произведут впечатление на ваших друзей. Итальянцы едят очень много индейки, и преимущественно грудки. Так вот, готовя в тосканском стиле, помните: грудка – это самое лучшее. Как в этом блюде, которое я часто готовлю, когда на ужин ко мне приходит кто-нибудь из моих очень-очень многочисленных друзей.
8 индюшачьих грудок (ну, или по количеству друзей, которых вы принимаете) чеснок
репчатый лук
вино
петрушка
Возьмите грудки и обжарьте их на сковородке. В середине процесса приготовления добавьте чеснок, лук и вино – и можете расслабиться, пусть жарится дальше до готовности. Выложите грудки на тарелки и посыпьте сверху большим количеством петрушки, только что собственноручно собранной на огороде. Я стараюсь не использовать сухую английскую петрушку, когда можно достать ее более живую средиземноморскую кузину. Но, если жить там, где вы, вероятно, живете, как это ни грустно, выбора нет.
Подавайте с согревающим картофельным пюре, в широком дружеском кругу. Это общественное блюдо – оно нуждается в компании.
Глава 6
– Думаете, позже будет дождь? – спрашивает Белинда, стоя на террасе в своем голубом халате художника. Ее каштановые волосы повязаны сзади красным платком в горошек. Ответа нет, поэтому она поворачивает за угол и подходит к своим постояльцам, поедающим завтрак. С открытым ртом, прищурив глаз, она продолжает искоса смотреть в долину, выставив руку вперед и отмеряя высоту деревьев кисточкой. – Как вы думаете, майор ? – спрашивает она снова, смерив взглядом его жену, сидящую по другую сторону стола. – Будет дождь?
– Ну… – говорит майор, откладывая роман Энди Мак-Наба и кусок тоста с повидлом. Он смотрит вниз, в долину. Два острых пучка волос, смоченных соплями, торчат у него из носа, как наконечники стрел. Он пытается сочинить прогноз погоды. – Мм-м… – размышляет он. – Ну, я не чувствую запаха дождя.
А как пахнет дождь, дорогой? – спрашивает его жена. Мускулы на ее челюстях при этом туго натягиваются; это она пытается протолкнуть в горло несколько несвежий рогалик, который держит во рту уже минуту.
– Металлом, – решительно отвечает майор. – Он пахнет мокрым металлом.
– А-а, – моргает жена, делая глоток молочного «Английского завтрака». – Никогда этого не знала.
– Это все входило в мою армейскую подготовку, – заявляет майор, подбирая свой тост и откусывая огромный кусок. – Погода и ориентирование на местности совершенно необходимы для офицера на поле боя.
– Я знала, что вы знаете, майор, я знала, – говорит Белинда, пододвигая стул. – Значит, этим утром с нашими занятиями акварелью все будет в порядке. Но позже польет дождь, не так ли?
Майор отрывает ягодицы от стула и принимается сканировать горизонт взглядом.
– Вполне возможно.
– Вполне возможно, – повторяет Белинда с улыбкой. Она отодвигает тарелку Пэт и нагибается через стол, выставляя вперед локти. – Вы так много знаете, майор, – с воодушевлением говорит она, – неужели все это можно отнести на счет военной службы?
– Большую часть, – отвечает Пэт, вставая и поправляя бирюзовые шорты на заднице. – А я было подумала, что раз погода сегодня не особо хорошая, то мы поедем в Серрано – по магазинам. Ведь мы уже обсуждали это раньше, дорогой.
– По магазинам? – переспрашивает Белинда, и в голосе ее звучит некоторое удивление.
– Да, – кивает Пэт. – По магазинам.
– Да, мы действительно это обсуждали как раз перед завтраком, Белинда, – соглашается майор.
– А-а, – говорит Белинда. – Но я не вижу препятствий заняться и тем и другим. Если для Пэт так важно пройтись по магазинам, Мэри могла бы отвезти ее в город. Я в любом случае собиралась послать ее туда. Тогда мы с вами можем заняться акварелью, пока погода еще держится. Вот так, – она пожимает плечами, – и все счастливы. Мэри! – кричит она, прежде чем кто-либо успевает ответить, перебить ее или выразить какое-нибудь иное мнение.
– Да? – доносится голос с кухни.
– Отвезешь миссис Честер в город сегодня утром, когда отправишься за покупками для меня?
– А? Да, хорошо, конечно. Если ты хочешь, чтобы я отправилась за покупками, то, конечно, миссис Честер может поехать со мной, если хочет, – отвечает Мэри, выходя на террасу и вытирая руки кухонным полотенцем.
– Конечно, хочет, – говорит Белинда, вставая и передавая Мэри тарелку Пэт. – Ты нужна ей, чтобы сделать выгодные покупки. Она ужасно хочет избавиться от всей этой скучной английской одежды, не так ли, Пэт? А я тем временем позабочусь, чтобы за ее мужем было кому присмотреть и чтобы было кому развлечь его, да, майор?
– Ну, если вы настаиваете, – кудахчет майор.
– Да, настаиваю. – Белинда круто поворачивается в своих шлепанцах. – Как удачно, что я оказалась поблизости и помогла вам решить все эти вопросы.
Белинда редко не получает того, чего хочет, а уж акварельное утро с майором было задумано ею еще в тот момент, когда этот коротышка и его жена с глазами опоссума забронировали комнату три с половиной месяца назад. Белинда распланировала все в подробностях – вплоть до шарфа, который наденет на голову, и до разговора, который она намерена вести. Как ни печально, ни Пэт, ни майор ничего не могут с этим поделать. Вовсе ничего не могут. И пока Мэри прибирается, тщательно следя за тем, чтобы находиться подальше от притаившихся пальцев майора, Пэт смиряется с тем, что в это утро ей придется ходить по магазинам без мужа.
Белинда едва сдерживает дрожь торжества в голосе.
– Пойдемте, майор, – говорит она. – Если мы вообще хотим поймать хоть какой-нибудь свет, надо выступать сейчас же.
– Я буду настолько скор, насколько смогу, Белинда, – отвечает он и семенит к спальне. – Позвольте только свершить омовение, и я буду с вами через десять минут.
В те несколько секунд, пока Пэт закрывает входную дверь, а Мэри разворачивает машину на подъездной дорожке, Белинда на террасе майора с грохотом захлопывает ставни.
– Вы уже готовы, майор? – спрашивает она, разглядывая огромные белые подштанники, которые сушатся на спинке шезлонга.
– Уже иду, так быстро, как только могу, – говорит он, появляясь в окне балкона. Пряди его русых волос намокли, лицо розовое, как у новорожденного. Его сопровождает запах канализации и зубной пасты. – Дайте только собрать снаряжение.
– Собирайтесь, майор, собирайтесь, – улыбается Белинда, махнув рукой. – Я просто не хочу, чтобы вы что-нибудь пропустили – теперь, когда у нас есть столь короткая возможность предаться Искусству.
– Совершенно верно, Белинда, – говорит майор, осторожно упаковывая свою черную коробочку с акварелями в коричневый кожаный ранец. – Идемте!
– Куда бы ни забросила нас муза! – говорит Белинда, круто поворачиваясь, и ведет майора вниз, в долину, мимо бассейна, в маленькую рощицу, которую она некоторое время назад присмотрела.
После спокойного спуска по склону холма (Белинда не любит идти слишком быстро, когда занимается Искусством) она показывает ему группу смятых ветром, кривоватых кипарисовых деревьев на фоне превосходного вида на задворки дома Бьянки: поля только-только расцветающего подсолнечника, участки ярко-зеленого табака плюс какие-то полуразрушенные постройки, которые синьор Бьянки не использует и потому не собирается подновлять. Там же пасется парочка длинноногих овец и скачут козочки.
Майор, который большую часть жизни красил фасады сувенирных магазинов в Чиппинг-Кэмдене, кажется, в восторге. Он вытаскивает из своего кожаного рюкзака нечто похожее на маленький холстяной стульчик для рыбалки. Стоит и смотрит в пространство вдоль вытянутой правой руки, намечая рамку воображаемой картины кончиком кисточки, пока наконец не выбирает нужный ракурс. Подтянув гольфы до колен, он медленно опускается на свое сомнительное сиденье. Белинда плюхается весьма упитанным задом на камень рядом.
– Правда, можно влюбиться в то, как солнце освещает постройки, прорываясь сквозь облака? – задумчиво замечает Белинда, склонив голову набок. – Потрясающая фактура.
– Мм-м, – говорит майор, уткнувшись носом в рюкзак. – Я сначала хотел попытаться хорошенько вывести небо.
– О, конечно, конечно, – соглашается Белинда, доставая коробку с красками из лоскутного мешочка. – Я только обращаю ваше внимание на красоту вида.
– Вам так повезло, что вы тут живете, – произносит майор, – в окружении такой красоты.
– Да, – соглашается Белинда, снимая крышечку с банки. – Иногда трудно себя контролировать, когда видишь такое.
– Могу себе представить, – поддакивает майор, разлиновывая свой лист бумаги.
– Бывают моменты, когда я просто вынуждена дать волю художнику, живущему внутри меня, – говорит Белинда, развязывая свой халат сверху.
– Да, – говорит майор, приподнимаясь на своем стуле.
– Бывают моменты, когда полезно выпустить все это наружу, – с воодушевлением продолжает Белинда, и ее большая грудь вздымается в такт дыханию. – Освободить.
– Да, верно, – соглашается майор, выбирая голубую краску для неба.
– Я знала, что вы поймете, майор, – продолжает она, задирая юбку и демонстрируя довольно обширную, всю в венах, белую ляжку, покрытую толстыми темными волосками, – поскольку вы художник.
– Да, – говорит майор. – Но прежде всего я армейский офицер. Художник во мне, к сожалению, вынужден занимать второе место.
– О, но это второе место совсем близко к первому, майор. Конечно же, совсем близко. Страстный мужчина, такой, как вы, не может все время сдерживать свои желания. Вы же должны давать себе волю иногда? – Белинда расставила ляжки, в вороте расстегнутого халата видна ложбинка меж дряблых грудей. – Вы должны извергаться… майор! Извергнитесь, как… как порочный, страстный вулкан!
– Я часто думаю, что трудно переоценить значение самообладания, – говорит майор, взгляд его неотрывно прикован к виду.
– Правда, майор? – Белинда наклоняется вперед на своем камне, стараясь перехватить его взгляд. – Мне нравится мысль о том, что кто-то вынудит меня научиться самообладанию.
– Да… – говорит майор, внезапно окуная свою пропитанную краской кисть в банку с водой. – Это дом американки там виднеется, спрятанный за холмом?
– Что? – спрашивает Белинда.
– Американки? Это ее дом вон там? – спрашивает майор.
– Гм… да, – сдается Белинда. – На чем мы остановились?
– Вы выработали план на сегодняшний вечер? – спрашивает он.
– Что, простите? Нет, – отвечает Белинда. Первый ее стратегический план на сегодня не сработал, и она с неохотой принимается за следующий.
– Ну так вот. Вот что я бы сделал, – говорит майор, выбирая симпатичный серый цвет для облаков. – Я бы обошел весь дом и внимательно его осмотрел. Если она с вами непосредственно соревнуется, вам нужно в точности знать, что она задумала. Кто предупрежден, тот вооружен.
Белинда склоняется на бок, опираясь на локоть, и начинает неохотно рисовать зеленый холм, который видит перед собой. Майор продолжает говорить, потчуя ее перечислением разнообразных методов и средств, которые она имеет в своем распоряжении. Он описывает сражения, в которых участвовал, и под конец примерно час рассказывает о своем опыте военных действий на Фолклендских островах и во время первой войны в Заливе. К тому времени как его повествование иссякает, то же самое происходит с Белиндиной страстью к майору, к виду и, по правде сказать, к Искусству. Как ни грустно, ее рисунок это доказывает. Два зеленых мазка, серо-голубая полоса и коричневый квадрат явно не полностью отображают прекрасный пейзаж. Чувствуя себя больной, неудовлетворенной, ощущая глубочайшую скуку и онемение в спине, она заявляет, что должна вернуться в «Casa Mia»: Мэри вечно понятия не имеет, куда девать покупки. Майор говорит, что ему нужно еще десять минут, чтобы закончить рисунок, и он вскоре к ней присоединится.
Возвращаясь на виллу, Белинда слышит смех.
– Что смешного? – спрашивает она, поднимаясь по лестнице на террасу и обнаруживая там Мэри и Пэт, которые вместе пьют кофе.
– Да так, ничего, – улыбается Мэри.
– Нет, перестань, – требует Белинда. – Расскажи мне.
– Просто мы столкнулись с красивым мальчиком, который живет в деревне, – хихикает Пэт, – и он не мог оторвать от Мэри глаз.
– С каким мальчиком?
– Да ничего не было, – говорит Мэри.
– Не глупи, – настаивает Пэт. – Возможно, я близорука, но все-таки не слепа. Он не мог оторвать от тебя глаз. У меня почти возникло желание ретироваться. Правда, Белинда, говорю вам. Он донес нам сумки и открыл дверцы машины. Он поцеловал нам руки, – вздыхает она. – Клянусь, он влюблен в нее. Он влюблен в тебя, – смеется она и грозит Мэри пальцем.
– Кто? – спрашивает Белинда, топая правой ногой и чересчур сильно возвышая голос. – Кто? Кто в нее влюблен? – повторяет она снова, более учтиво.
– Тот красивый мальчик – Франко. Джанфранко, – ухмыляется Пэт, быстро-быстро моргая огромными глазами от воодушевления.
– О! – говорит Белинда, поправляя свой халат художника. Она сурова и раздражена. – Местный крестьянин, на все руки мастер, – как потрясающе увлекательно!
Все молчат. Мэри рассматривает свои туфли, а Белинда устремила взгляд в долину.
– Д-да-а-а, – бормочет Пэт в тишине, вставая. – Ну, – замечает она, глядя в расчищающееся небо, – погода снова прояснилась. Ни малейшей опасности, что во время вечеринки будет дождь.
– Да, – шипит Белинда, подходя к балкону с окном. – Я отлично это вижу.
Белинда уползает наверх и остаток дня проводит, запершись в своей спальне и роясь в платяном шкафу. Оттого что ее амурные поползновения были отвергнуты и, следовательно, акварельная сессия оказалась практически проваленной, убежденность в том, что ее появление на сегодняшней вечеринке пройдет без сучка без задоринки, еще больше возросла.
Роль неприглашенной гостьи особенно сложна тем, что касается костюма. Но она намерена правильно сыграть ее. Если хоть немного переборщить с нарядом, все пропало – вас ждет разочарование: вы будете выглядеть так, будто слишком старались. Если хоть немного недоработать свой костюм, это будет выглядеть так, будто и вы, и хозяйка не были готовы к встрече. Поэтому она ищет что-нибудь, соответствующее критериям модного, небрежного и ужасно непринужденного. Непринужденность, естественно, самый важный элемент. В конце концов, она придет с настроением прощать. Она прощает Лорен за то, что та не внесла ее в список.
Итак, Белинда проводит большую часть дня, стараясь решить, какой цвет наиболее прощающий: зеленый или пурпурный? Зеленый ассоциируется с этим грязным чувством, с ревностью, – так она думает и в конечном счете выбирает пурпурный. Это императорский цвет, но при этом и непринужденный: в Белиндиных глазах это очень выгодная комбинация. Надев свободный пурпурный костюм, она присвистывает от восторга перед зеркалом в холле, любуясь тем, как находчиво повязала волосы платком, вышитым пурпурными и золотыми нитками. Теперь ее голова похожа на жженый сахар.
– Как ты думаешь, это не слишком? – спрашивает она Мэри. Большие, с бусинами, серьги-висюльки в ее ушах неистово раскачиваются туда-сюда.
– Ну…
– Я не хочу доминировать на этом действе.
– Понятно.
– Я не хочу затмить всех на вечеринке у americana, ни в малейшей степени, – продолжает она, – но время от времени нужно выглядеть как надо. А, насколько я помню, в прошлый раз, когда я это надевала, Дерек не мог от меня рук оторвать.
– Это главным образом потому, что он выпил так много граппы, после того как Барбара ушла домой, когда порвала свои шортики Аладдина до самого пояса, – говорит Мэри.
– Боже! Это выглядело так неловко. – Белинда торжествует над унижением Барбары. – Я всегда говорила, что она слишком толстая и слишком пожилая для Аладдина. – Она встряхивает своей пурпурно-золотой головой. – Честно говоря, некоторые люди такие тщеславные.
– Да.
– О, bella donna! Bella donna! – говорит майор, входя в холл. – Две bella donna 92.
– Две belle donne 93, – поправляет Белинда. – Откровенно говоря, майор, неужели вы не сделали никаких успехов в итальянском с прошлого года? – спрашивает она с легким смехом. – Но должна согласиться с вами, Мария довольно хорошо принарядилась.
– Что-что? – переспрашивает Мэри, весьма смущенная комплиментом матери.
– Но это правда, дорогая, – говорит Белинда, выгибая вперед шею с натянутой улыбкой. Она берет дочь за руку. – Сегодня вечером, дорогая, мы с тобой союзники, партнеры, соучастники преступления!
Мэри действительно очень хорошо принарядилась: в рубиново-красном топе с глубоким вырезом на шнурке и в черной юбке с оборками она похожа на какую-то экзотическую испанскую танцовщицу. Длинные темные волосы зачесаны назад и собраны у шеи красным цветком – простое и привлекательное сочетание. Майор не может побороть искушения ущипнуть ее за задницу, проходя мимо.
– Итак, – продолжает Белинда, – полагаю, мы заслужили пару стаканов выпивки, прежде чем ехать, не так ли, дорогая? – Она хочет, так сказать, положить начало кампании.
Три стаканчика джина с тоником и короткая дорога – и они приезжают в «Casa Padronale», чтобы застать вечеринку в самом разгаре. Мэри паркуется на гладкой каменной дорожке, рядом с вереницей машин, уже стоящих на обочине. Звуки джазовой трубы привлекают их внимание, и они направляются к дому.
– Никогда не видела столько машин в долине, – говорит Белинда, пошатываясь в своих золотых босоножках.
– Забавно, не правда ли? – соглашается Мэри, вдыхая теплый вечерний воздух и рассматривая молодые звезды в ясном темно-синем небе. – Смотри! Хоуард здесь, вон его машина. И Дерек с Барбарой тоже… – Она делает паузу. – Это что, «панда» Бьянки?
– Не знаю, дорогая, – говорит Белинда, глядя мимо кончика своего короткого носика на пыльную, ржавую машину. – Она, конечно же, не могла их пригласить.
Джаз становится громче, по мере того как они приближаются к дому. Несмотря на большие полосы развороченной земли – там, где ездила туда-сюда строительная техника, – дом и окружающее пространство выглядят удивительно презентабельно: не поверишь, что они только что подверглись столь коренному переустройству.
– Вижу, она скупила весь садоводческий центр, – говорит Белинда, указывая на ряд из десяти терракотовых горшков с геранью возле дома и на свежую аллею кипарисов вдоль подъездной дорожки. – Она даже привезла сюда несколько оливковых деревьев. Ей что, деньги некуда девать?
– Фасад выглядит замечательно, – говорит Мэри, любуясь новыми ставнями, умелым использованием старой черепицы в новой крыше и блестящими медными водосточными трубами.
Входная дверь открыта, и они ступают внутрь. Холл белый. Посередине стоит длинный низкий деревянный стол. На нем – каменная ваза, наполненная водой, в которой плавают розовые лепестки и ароматические свечи. В другую распахнутую дверь, справа, видна дорогая кровать с пологом из нелакированного дуба, застеленная свежим белым бельем и покрытая парой кашемировых шалей. Белинда и Мэри продвигаются дальше в молчании. Мэри идет на цыпочках, как будто собирается ограбить дом, и даже Белинда ощущает заметную скованность. Музыка становится громче, когда они проходят в следующую дверь. Обе они останавливаются.
– О Боже! – говорит Белинда наконец. – Она снесла почти весь первый этаж.
Мэри может только таращиться на великолепные открытые пространства кухни, гостиной и столовой.
– Какое все гигантское, – говорит она, глаза ее блестят.
– Очень не по-итальянски, – замечает Белинда.
Белое пространство огромно. Кухня, с горшками, кастрюлями, связками чеснока, свисающими с крюков на потолке, обставлена деревянной мебелью, включающей отсек для разделки мяса, полки и посудные шкафы; они стоят по обе стороны от металлической восьмиконфорочной плиты промышленного размера. Напротив стоит длинный деревянный стол, за которым могут поместиться двадцать человек, вокруг – разномастный набор стульев из того же дерева. На столе – три большие вазы, также наполненные водой, в которой плавает все та же комбинация из розовых лепестков и свечей, – они украшают собой почти каждую плоскую поверхность. Такие же вазы расставлены на деревянных столиках по обеим сторонам от пышных кремовых диванов. Последние стоят во всю длину книжных полок, а также вдоль стены на террасе, снаружи.
Внутри звуки джаза спорят с шумной болтовней гостей, сидящих на стульях и диванах. Мэри узнает за длинным столом большую часть семейства Бьянки. Родители, братья и их жены оживленно беседуют, но Джанфранко нигде не видно.
– О Бог мой! Бьянки здесь, – вздыхает Белинда, направляясь к батарее бутылок «Просекко», стоящих на кухонном столе. – Думаю, мне надо выпить. – Она берет бокал и сливает в него остатки из трех почти пустых бутылок. Там же, в стороне, стоит вазочка с маленькими яйцами. – Господи, – говорит Белинда, морща нос, – что это ?
– Перепелиные яйца, – отвечает Мэри. – [как ты думаешь, не пора ли нам найти нашу хозяйку?
– Точно, – говорит Белинда, делая большой глоток шипучего напитка.
Снаружи на деревьях мерцают голубые китайские фонарики, бамбуковые светильники освещают тропинки в саду. Оркестр из четырех музыкантов играет слева от маленьких столиков, покрытых белыми скатертями, на которых стоят свечи. Человек пятьдесят разговаривают, смеются, пьют и танцуют.
Стоя на террасе в своем пурпурном гарнитуре, Белинда чрезвычайно бросается в глаза.
– Контесса! – кричит Дерек из-за столика, где вместе с ним сидят Барбара и Хоуард. Он встает и широким жестом машет рукой Белинде: – Сюда!
Белинда чуть приподнимает свой стакан и машет рукой в ответ. Наблюдая за вечеринкой и даря сдержанные улыбки столику Джованны и Роберто, за которым сидит также парикмахер из Серраны, Белинда замечает высокую блондинку в белом хлопковом платье, идущую ей навстречу. Это Лорен, она поспешно приближается.
– Ну… – говорит майор, откладывая роман Энди Мак-Наба и кусок тоста с повидлом. Он смотрит вниз, в долину. Два острых пучка волос, смоченных соплями, торчат у него из носа, как наконечники стрел. Он пытается сочинить прогноз погоды. – Мм-м… – размышляет он. – Ну, я не чувствую запаха дождя.
А как пахнет дождь, дорогой? – спрашивает его жена. Мускулы на ее челюстях при этом туго натягиваются; это она пытается протолкнуть в горло несколько несвежий рогалик, который держит во рту уже минуту.
– Металлом, – решительно отвечает майор. – Он пахнет мокрым металлом.
– А-а, – моргает жена, делая глоток молочного «Английского завтрака». – Никогда этого не знала.
– Это все входило в мою армейскую подготовку, – заявляет майор, подбирая свой тост и откусывая огромный кусок. – Погода и ориентирование на местности совершенно необходимы для офицера на поле боя.
– Я знала, что вы знаете, майор, я знала, – говорит Белинда, пододвигая стул. – Значит, этим утром с нашими занятиями акварелью все будет в порядке. Но позже польет дождь, не так ли?
Майор отрывает ягодицы от стула и принимается сканировать горизонт взглядом.
– Вполне возможно.
– Вполне возможно, – повторяет Белинда с улыбкой. Она отодвигает тарелку Пэт и нагибается через стол, выставляя вперед локти. – Вы так много знаете, майор, – с воодушевлением говорит она, – неужели все это можно отнести на счет военной службы?
– Большую часть, – отвечает Пэт, вставая и поправляя бирюзовые шорты на заднице. – А я было подумала, что раз погода сегодня не особо хорошая, то мы поедем в Серрано – по магазинам. Ведь мы уже обсуждали это раньше, дорогой.
– По магазинам? – переспрашивает Белинда, и в голосе ее звучит некоторое удивление.
– Да, – кивает Пэт. – По магазинам.
– Да, мы действительно это обсуждали как раз перед завтраком, Белинда, – соглашается майор.
– А-а, – говорит Белинда. – Но я не вижу препятствий заняться и тем и другим. Если для Пэт так важно пройтись по магазинам, Мэри могла бы отвезти ее в город. Я в любом случае собиралась послать ее туда. Тогда мы с вами можем заняться акварелью, пока погода еще держится. Вот так, – она пожимает плечами, – и все счастливы. Мэри! – кричит она, прежде чем кто-либо успевает ответить, перебить ее или выразить какое-нибудь иное мнение.
– Да? – доносится голос с кухни.
– Отвезешь миссис Честер в город сегодня утром, когда отправишься за покупками для меня?
– А? Да, хорошо, конечно. Если ты хочешь, чтобы я отправилась за покупками, то, конечно, миссис Честер может поехать со мной, если хочет, – отвечает Мэри, выходя на террасу и вытирая руки кухонным полотенцем.
– Конечно, хочет, – говорит Белинда, вставая и передавая Мэри тарелку Пэт. – Ты нужна ей, чтобы сделать выгодные покупки. Она ужасно хочет избавиться от всей этой скучной английской одежды, не так ли, Пэт? А я тем временем позабочусь, чтобы за ее мужем было кому присмотреть и чтобы было кому развлечь его, да, майор?
– Ну, если вы настаиваете, – кудахчет майор.
– Да, настаиваю. – Белинда круто поворачивается в своих шлепанцах. – Как удачно, что я оказалась поблизости и помогла вам решить все эти вопросы.
Белинда редко не получает того, чего хочет, а уж акварельное утро с майором было задумано ею еще в тот момент, когда этот коротышка и его жена с глазами опоссума забронировали комнату три с половиной месяца назад. Белинда распланировала все в подробностях – вплоть до шарфа, который наденет на голову, и до разговора, который она намерена вести. Как ни печально, ни Пэт, ни майор ничего не могут с этим поделать. Вовсе ничего не могут. И пока Мэри прибирается, тщательно следя за тем, чтобы находиться подальше от притаившихся пальцев майора, Пэт смиряется с тем, что в это утро ей придется ходить по магазинам без мужа.
Белинда едва сдерживает дрожь торжества в голосе.
– Пойдемте, майор, – говорит она. – Если мы вообще хотим поймать хоть какой-нибудь свет, надо выступать сейчас же.
– Я буду настолько скор, насколько смогу, Белинда, – отвечает он и семенит к спальне. – Позвольте только свершить омовение, и я буду с вами через десять минут.
В те несколько секунд, пока Пэт закрывает входную дверь, а Мэри разворачивает машину на подъездной дорожке, Белинда на террасе майора с грохотом захлопывает ставни.
– Вы уже готовы, майор? – спрашивает она, разглядывая огромные белые подштанники, которые сушатся на спинке шезлонга.
– Уже иду, так быстро, как только могу, – говорит он, появляясь в окне балкона. Пряди его русых волос намокли, лицо розовое, как у новорожденного. Его сопровождает запах канализации и зубной пасты. – Дайте только собрать снаряжение.
– Собирайтесь, майор, собирайтесь, – улыбается Белинда, махнув рукой. – Я просто не хочу, чтобы вы что-нибудь пропустили – теперь, когда у нас есть столь короткая возможность предаться Искусству.
– Совершенно верно, Белинда, – говорит майор, осторожно упаковывая свою черную коробочку с акварелями в коричневый кожаный ранец. – Идемте!
– Куда бы ни забросила нас муза! – говорит Белинда, круто поворачиваясь, и ведет майора вниз, в долину, мимо бассейна, в маленькую рощицу, которую она некоторое время назад присмотрела.
После спокойного спуска по склону холма (Белинда не любит идти слишком быстро, когда занимается Искусством) она показывает ему группу смятых ветром, кривоватых кипарисовых деревьев на фоне превосходного вида на задворки дома Бьянки: поля только-только расцветающего подсолнечника, участки ярко-зеленого табака плюс какие-то полуразрушенные постройки, которые синьор Бьянки не использует и потому не собирается подновлять. Там же пасется парочка длинноногих овец и скачут козочки.
Майор, который большую часть жизни красил фасады сувенирных магазинов в Чиппинг-Кэмдене, кажется, в восторге. Он вытаскивает из своего кожаного рюкзака нечто похожее на маленький холстяной стульчик для рыбалки. Стоит и смотрит в пространство вдоль вытянутой правой руки, намечая рамку воображаемой картины кончиком кисточки, пока наконец не выбирает нужный ракурс. Подтянув гольфы до колен, он медленно опускается на свое сомнительное сиденье. Белинда плюхается весьма упитанным задом на камень рядом.
– Правда, можно влюбиться в то, как солнце освещает постройки, прорываясь сквозь облака? – задумчиво замечает Белинда, склонив голову набок. – Потрясающая фактура.
– Мм-м, – говорит майор, уткнувшись носом в рюкзак. – Я сначала хотел попытаться хорошенько вывести небо.
– О, конечно, конечно, – соглашается Белинда, доставая коробку с красками из лоскутного мешочка. – Я только обращаю ваше внимание на красоту вида.
– Вам так повезло, что вы тут живете, – произносит майор, – в окружении такой красоты.
– Да, – соглашается Белинда, снимая крышечку с банки. – Иногда трудно себя контролировать, когда видишь такое.
– Могу себе представить, – поддакивает майор, разлиновывая свой лист бумаги.
– Бывают моменты, когда я просто вынуждена дать волю художнику, живущему внутри меня, – говорит Белинда, развязывая свой халат сверху.
– Да, – говорит майор, приподнимаясь на своем стуле.
– Бывают моменты, когда полезно выпустить все это наружу, – с воодушевлением продолжает Белинда, и ее большая грудь вздымается в такт дыханию. – Освободить.
– Да, верно, – соглашается майор, выбирая голубую краску для неба.
– Я знала, что вы поймете, майор, – продолжает она, задирая юбку и демонстрируя довольно обширную, всю в венах, белую ляжку, покрытую толстыми темными волосками, – поскольку вы художник.
– Да, – говорит майор. – Но прежде всего я армейский офицер. Художник во мне, к сожалению, вынужден занимать второе место.
– О, но это второе место совсем близко к первому, майор. Конечно же, совсем близко. Страстный мужчина, такой, как вы, не может все время сдерживать свои желания. Вы же должны давать себе волю иногда? – Белинда расставила ляжки, в вороте расстегнутого халата видна ложбинка меж дряблых грудей. – Вы должны извергаться… майор! Извергнитесь, как… как порочный, страстный вулкан!
– Я часто думаю, что трудно переоценить значение самообладания, – говорит майор, взгляд его неотрывно прикован к виду.
– Правда, майор? – Белинда наклоняется вперед на своем камне, стараясь перехватить его взгляд. – Мне нравится мысль о том, что кто-то вынудит меня научиться самообладанию.
– Да… – говорит майор, внезапно окуная свою пропитанную краской кисть в банку с водой. – Это дом американки там виднеется, спрятанный за холмом?
– Что? – спрашивает Белинда.
– Американки? Это ее дом вон там? – спрашивает майор.
– Гм… да, – сдается Белинда. – На чем мы остановились?
– Вы выработали план на сегодняшний вечер? – спрашивает он.
– Что, простите? Нет, – отвечает Белинда. Первый ее стратегический план на сегодня не сработал, и она с неохотой принимается за следующий.
– Ну так вот. Вот что я бы сделал, – говорит майор, выбирая симпатичный серый цвет для облаков. – Я бы обошел весь дом и внимательно его осмотрел. Если она с вами непосредственно соревнуется, вам нужно в точности знать, что она задумала. Кто предупрежден, тот вооружен.
Белинда склоняется на бок, опираясь на локоть, и начинает неохотно рисовать зеленый холм, который видит перед собой. Майор продолжает говорить, потчуя ее перечислением разнообразных методов и средств, которые она имеет в своем распоряжении. Он описывает сражения, в которых участвовал, и под конец примерно час рассказывает о своем опыте военных действий на Фолклендских островах и во время первой войны в Заливе. К тому времени как его повествование иссякает, то же самое происходит с Белиндиной страстью к майору, к виду и, по правде сказать, к Искусству. Как ни грустно, ее рисунок это доказывает. Два зеленых мазка, серо-голубая полоса и коричневый квадрат явно не полностью отображают прекрасный пейзаж. Чувствуя себя больной, неудовлетворенной, ощущая глубочайшую скуку и онемение в спине, она заявляет, что должна вернуться в «Casa Mia»: Мэри вечно понятия не имеет, куда девать покупки. Майор говорит, что ему нужно еще десять минут, чтобы закончить рисунок, и он вскоре к ней присоединится.
Возвращаясь на виллу, Белинда слышит смех.
– Что смешного? – спрашивает она, поднимаясь по лестнице на террасу и обнаруживая там Мэри и Пэт, которые вместе пьют кофе.
– Да так, ничего, – улыбается Мэри.
– Нет, перестань, – требует Белинда. – Расскажи мне.
– Просто мы столкнулись с красивым мальчиком, который живет в деревне, – хихикает Пэт, – и он не мог оторвать от Мэри глаз.
– С каким мальчиком?
– Да ничего не было, – говорит Мэри.
– Не глупи, – настаивает Пэт. – Возможно, я близорука, но все-таки не слепа. Он не мог оторвать от тебя глаз. У меня почти возникло желание ретироваться. Правда, Белинда, говорю вам. Он донес нам сумки и открыл дверцы машины. Он поцеловал нам руки, – вздыхает она. – Клянусь, он влюблен в нее. Он влюблен в тебя, – смеется она и грозит Мэри пальцем.
– Кто? – спрашивает Белинда, топая правой ногой и чересчур сильно возвышая голос. – Кто? Кто в нее влюблен? – повторяет она снова, более учтиво.
– Тот красивый мальчик – Франко. Джанфранко, – ухмыляется Пэт, быстро-быстро моргая огромными глазами от воодушевления.
– О! – говорит Белинда, поправляя свой халат художника. Она сурова и раздражена. – Местный крестьянин, на все руки мастер, – как потрясающе увлекательно!
Все молчат. Мэри рассматривает свои туфли, а Белинда устремила взгляд в долину.
– Д-да-а-а, – бормочет Пэт в тишине, вставая. – Ну, – замечает она, глядя в расчищающееся небо, – погода снова прояснилась. Ни малейшей опасности, что во время вечеринки будет дождь.
– Да, – шипит Белинда, подходя к балкону с окном. – Я отлично это вижу.
Белинда уползает наверх и остаток дня проводит, запершись в своей спальне и роясь в платяном шкафу. Оттого что ее амурные поползновения были отвергнуты и, следовательно, акварельная сессия оказалась практически проваленной, убежденность в том, что ее появление на сегодняшней вечеринке пройдет без сучка без задоринки, еще больше возросла.
Роль неприглашенной гостьи особенно сложна тем, что касается костюма. Но она намерена правильно сыграть ее. Если хоть немного переборщить с нарядом, все пропало – вас ждет разочарование: вы будете выглядеть так, будто слишком старались. Если хоть немного недоработать свой костюм, это будет выглядеть так, будто и вы, и хозяйка не были готовы к встрече. Поэтому она ищет что-нибудь, соответствующее критериям модного, небрежного и ужасно непринужденного. Непринужденность, естественно, самый важный элемент. В конце концов, она придет с настроением прощать. Она прощает Лорен за то, что та не внесла ее в список.
Итак, Белинда проводит большую часть дня, стараясь решить, какой цвет наиболее прощающий: зеленый или пурпурный? Зеленый ассоциируется с этим грязным чувством, с ревностью, – так она думает и в конечном счете выбирает пурпурный. Это императорский цвет, но при этом и непринужденный: в Белиндиных глазах это очень выгодная комбинация. Надев свободный пурпурный костюм, она присвистывает от восторга перед зеркалом в холле, любуясь тем, как находчиво повязала волосы платком, вышитым пурпурными и золотыми нитками. Теперь ее голова похожа на жженый сахар.
– Как ты думаешь, это не слишком? – спрашивает она Мэри. Большие, с бусинами, серьги-висюльки в ее ушах неистово раскачиваются туда-сюда.
– Ну…
– Я не хочу доминировать на этом действе.
– Понятно.
– Я не хочу затмить всех на вечеринке у americana, ни в малейшей степени, – продолжает она, – но время от времени нужно выглядеть как надо. А, насколько я помню, в прошлый раз, когда я это надевала, Дерек не мог от меня рук оторвать.
– Это главным образом потому, что он выпил так много граппы, после того как Барбара ушла домой, когда порвала свои шортики Аладдина до самого пояса, – говорит Мэри.
– Боже! Это выглядело так неловко. – Белинда торжествует над унижением Барбары. – Я всегда говорила, что она слишком толстая и слишком пожилая для Аладдина. – Она встряхивает своей пурпурно-золотой головой. – Честно говоря, некоторые люди такие тщеславные.
– Да.
– О, bella donna! Bella donna! – говорит майор, входя в холл. – Две bella donna 92.
– Две belle donne 93, – поправляет Белинда. – Откровенно говоря, майор, неужели вы не сделали никаких успехов в итальянском с прошлого года? – спрашивает она с легким смехом. – Но должна согласиться с вами, Мария довольно хорошо принарядилась.
– Что-что? – переспрашивает Мэри, весьма смущенная комплиментом матери.
– Но это правда, дорогая, – говорит Белинда, выгибая вперед шею с натянутой улыбкой. Она берет дочь за руку. – Сегодня вечером, дорогая, мы с тобой союзники, партнеры, соучастники преступления!
Мэри действительно очень хорошо принарядилась: в рубиново-красном топе с глубоким вырезом на шнурке и в черной юбке с оборками она похожа на какую-то экзотическую испанскую танцовщицу. Длинные темные волосы зачесаны назад и собраны у шеи красным цветком – простое и привлекательное сочетание. Майор не может побороть искушения ущипнуть ее за задницу, проходя мимо.
– Итак, – продолжает Белинда, – полагаю, мы заслужили пару стаканов выпивки, прежде чем ехать, не так ли, дорогая? – Она хочет, так сказать, положить начало кампании.
Три стаканчика джина с тоником и короткая дорога – и они приезжают в «Casa Padronale», чтобы застать вечеринку в самом разгаре. Мэри паркуется на гладкой каменной дорожке, рядом с вереницей машин, уже стоящих на обочине. Звуки джазовой трубы привлекают их внимание, и они направляются к дому.
– Никогда не видела столько машин в долине, – говорит Белинда, пошатываясь в своих золотых босоножках.
– Забавно, не правда ли? – соглашается Мэри, вдыхая теплый вечерний воздух и рассматривая молодые звезды в ясном темно-синем небе. – Смотри! Хоуард здесь, вон его машина. И Дерек с Барбарой тоже… – Она делает паузу. – Это что, «панда» Бьянки?
– Не знаю, дорогая, – говорит Белинда, глядя мимо кончика своего короткого носика на пыльную, ржавую машину. – Она, конечно же, не могла их пригласить.
Джаз становится громче, по мере того как они приближаются к дому. Несмотря на большие полосы развороченной земли – там, где ездила туда-сюда строительная техника, – дом и окружающее пространство выглядят удивительно презентабельно: не поверишь, что они только что подверглись столь коренному переустройству.
– Вижу, она скупила весь садоводческий центр, – говорит Белинда, указывая на ряд из десяти терракотовых горшков с геранью возле дома и на свежую аллею кипарисов вдоль подъездной дорожки. – Она даже привезла сюда несколько оливковых деревьев. Ей что, деньги некуда девать?
– Фасад выглядит замечательно, – говорит Мэри, любуясь новыми ставнями, умелым использованием старой черепицы в новой крыше и блестящими медными водосточными трубами.
Входная дверь открыта, и они ступают внутрь. Холл белый. Посередине стоит длинный низкий деревянный стол. На нем – каменная ваза, наполненная водой, в которой плавают розовые лепестки и ароматические свечи. В другую распахнутую дверь, справа, видна дорогая кровать с пологом из нелакированного дуба, застеленная свежим белым бельем и покрытая парой кашемировых шалей. Белинда и Мэри продвигаются дальше в молчании. Мэри идет на цыпочках, как будто собирается ограбить дом, и даже Белинда ощущает заметную скованность. Музыка становится громче, когда они проходят в следующую дверь. Обе они останавливаются.
– О Боже! – говорит Белинда наконец. – Она снесла почти весь первый этаж.
Мэри может только таращиться на великолепные открытые пространства кухни, гостиной и столовой.
– Какое все гигантское, – говорит она, глаза ее блестят.
– Очень не по-итальянски, – замечает Белинда.
Белое пространство огромно. Кухня, с горшками, кастрюлями, связками чеснока, свисающими с крюков на потолке, обставлена деревянной мебелью, включающей отсек для разделки мяса, полки и посудные шкафы; они стоят по обе стороны от металлической восьмиконфорочной плиты промышленного размера. Напротив стоит длинный деревянный стол, за которым могут поместиться двадцать человек, вокруг – разномастный набор стульев из того же дерева. На столе – три большие вазы, также наполненные водой, в которой плавает все та же комбинация из розовых лепестков и свечей, – они украшают собой почти каждую плоскую поверхность. Такие же вазы расставлены на деревянных столиках по обеим сторонам от пышных кремовых диванов. Последние стоят во всю длину книжных полок, а также вдоль стены на террасе, снаружи.
Внутри звуки джаза спорят с шумной болтовней гостей, сидящих на стульях и диванах. Мэри узнает за длинным столом большую часть семейства Бьянки. Родители, братья и их жены оживленно беседуют, но Джанфранко нигде не видно.
– О Бог мой! Бьянки здесь, – вздыхает Белинда, направляясь к батарее бутылок «Просекко», стоящих на кухонном столе. – Думаю, мне надо выпить. – Она берет бокал и сливает в него остатки из трех почти пустых бутылок. Там же, в стороне, стоит вазочка с маленькими яйцами. – Господи, – говорит Белинда, морща нос, – что это ?
– Перепелиные яйца, – отвечает Мэри. – [как ты думаешь, не пора ли нам найти нашу хозяйку?
– Точно, – говорит Белинда, делая большой глоток шипучего напитка.
Снаружи на деревьях мерцают голубые китайские фонарики, бамбуковые светильники освещают тропинки в саду. Оркестр из четырех музыкантов играет слева от маленьких столиков, покрытых белыми скатертями, на которых стоят свечи. Человек пятьдесят разговаривают, смеются, пьют и танцуют.
Стоя на террасе в своем пурпурном гарнитуре, Белинда чрезвычайно бросается в глаза.
– Контесса! – кричит Дерек из-за столика, где вместе с ним сидят Барбара и Хоуард. Он встает и широким жестом машет рукой Белинде: – Сюда!
Белинда чуть приподнимает свой стакан и машет рукой в ответ. Наблюдая за вечеринкой и даря сдержанные улыбки столику Джованны и Роберто, за которым сидит также парикмахер из Серраны, Белинда замечает высокую блондинку в белом хлопковом платье, идущую ей навстречу. Это Лорен, она поспешно приближается.