Убивали мы? Сложный вопросец. Сказать «нет» не могу, потому как враньем будет, а сказать «да» – неправильно. Вот случится, что в вас стреляют, разве ж не будете вы стрелять в ответ, чтобы выжить?
Вот и мы выживали.
Два ручья, перекрещиваясь друг с другом, как шпаги, разрезали долину на неравные сегменты. На одном чернел продымленный хилый ельник, на другом разноцветными кубиками лежали дома, на третьем носился по полю ветер, рисуя рябью по высокой траве. Четвертый же представлял собой искусственную насыпь, с которой сползала бугристая, в валунах дорога. По обе стороны ее волшебными палочками торчали фонари, и желтые набалдашники их разбрызгивали тусклый свет, добавляя обочинам теней.
Пожалуй, Вареньке здесь нравилось. Она сидела на лавочке, листала журнал и старалась не смотреть на часы. Опаздывает Семен? Ему же хуже.
А если совсем не придет?
Сердечко в груди ойкнуло и замерло. А в следующий миг у подножия холма мелькнули фары. Автомобиль полз медленно, раскатывая колесами булыжник и Варенькины нервы. Черная туша переваливалась с боку на бок, скрипела, урчала, отфыркивалась грязью из редких луж. Остановилась.
Варенька сунула руку за пазуху.
Дверца водителя открылась, и салон на миг затопило ярким светом, который, однако, очень быстро погас.
Варенька нащупала рукоять пистолета.
Водитель спрыгнул на землю.
Варенька потянула пистолет из кобуры.
Водитель решительно направился к лавочке.
Варенька опустила пистолет. Поднялась, расправила складки на юбке и сухо спросила:
– Ты кто?
– Агнешка, – сказала кобылообразная девица, разглядывая Вареньку с насмешкой. – А ты, стало быть, Варвара?
Варенька ненавидела это имя. И злилась. Прямо-таки кипела. Сволочь! Обманул! Подсунул вместо себя это… эту…
– Будем знакомы, – сказала девка, протягивая широкую ладонь. Кожа у нее оказалась сухой, жесткой, с крапинами мозолей. Убожество какое! Ну разве у женщины могут быть подобные руки?
И подобные плечи?
И подобный рост?
– А где Семен?
Улыбается. Улыбка у нее тоже мерзкая. И рука сама тянется к пистолету. Нет. Нельзя. Если убить ее, Семен сбежит. Семен важнее.
Хитрый подранок.
– Семен болеет, я за него, – вежливо ответила девка, плюхнувшись на лавку. Шлепнула ладонью по дереву и предложила: – Садись. Поговорим. Зачем ты в него стреляла?
Значит, так, да? Рассказал обо всем. Подстраховывался, создавая свидетеля? Ну и дурак. Варенька знает, как нужно поступать со свидетелями. Сначала умрет Семен, потом кобылица.
От подобных мыслей стало легче, и Варенька, сев на лавочку, мурлыкнула:
– Испугалась. Понимаешь… – Долгий взгляд, глаза в глаза, чтобы искренность доказать, а на самом деле прощупать эту, нежданную-негаданную. Ненужную и даже вредную. – Он убил моего мужа.
Не верит. Впрочем, ее проблемы.
– А Семен говорит, что ты сама убила своего мужа.
Лжец! Но Варенька готова сыграть и в эту игру.
– Я? Зачем мне? Сама подумай. Живой Олег мне… привычен. Мы давно знаем друг друга, давно смирились с недостатками и странностями, давно… договорились эти странности не замечать. Да, не спорю, мы не жили, мы сосуществовали. Он держал за горло меня, я держала его. И чтобы избежать… необдуманных решений, мы оба страховались.
Понимает? Делает вид, что да. Но опять же выходит плохо.
– У Олега кое-что на меня было. И мне не хочется, чтобы это «кое-что» выплыло после его смерти. Это первый мотив не убивать. Второй – фирма обезглавлена. Непременно последует передел власти, и увы, при этом переделе я рискую остаться ни с чем. Достаточно?
Номером третьим Варенька добавила человека-сверчка, который задался выяснить, что же случилось с Олежкой. Пускай. Лишь бы саму Вареньку не трогал. А может подсказать? Направить на след и… над этим вариантом следует хорошенько подумать.
– Значит, ты не стреляла, – уточнила Агнешка.
– Не стреляла.
– А кто стрелял?
Она точно головой ударенная. Какая разница, кто стрелял? Главное, кого за это посадят!
Или убьют. Человек-сверчок не из тех, что с судом возится… определенно, над этой идеей стоит поработать.
– У твоего мужа была любовница?
После этого вопроса Варенька посмотрела на собеседницу с интересом. Сама додумалась? Или Семен раскопал? Нет, если бы раскопал, тогда эта не спрашивала бы.
– Была.
– Из-за нее он хотел развода?
– Хотел, – согласилась Варенька.
– А ты была против.
– Конечно.
Пусть Олег не так и нужен, но отпустить его к этой, слащаво-разукрашенной, невинно-молоденькой, чистой, как стерилизованный шприц, девке Варенька не могла.
И дело не в любви и не в деньгах.
Дело в договоре, который Олег собрался нарушить.
– Как ее зовут? Ты ведь знаешь, правда?
Правда. Только еще не решила, стоит ли говорить. Да-нет, нет-да. Орел-решка. Аверс-реверс. А почему бы нет? Пусть судьба подскажет.
Монетка лежала там, где и всегда, – в специальном отделении кошелька. Серебряный доллар Моргана, привычно тяжелый, приятно холодный. Поистерлись чеканные звезды и насечка на гурте, но ярко блестит венец Леди Свободы на аверсе и крылья белохвостого орла на реверсе. Сожми, и останется на коже отпечаток. Особенно долго держались цифры – 1886.
– Орел? Решка?
– Что?
– Орел, – терпеливо переспросила Варенька, – или решка? Угадаешь, скажу. А на нет, как говорится…
– Орел!
Монета кувыркнулась в воздухе, шлепнулась на ладонь, и Варенька убедилась: действительно, орел. Белохвостый. Американский. Символичный до невозможности.
– Кротова Марина Валерьевна, – сказала она, разглядывая монету. Как обычно – тянула время, не желая убирать талисман. – Улица Северная, седьмой дом, двадцатая квартира. Только поспеши.
– Почему?
– По кочану.
Мариночка проснулась очень рано. Ей хотелось мороженого и замуж. Мороженого прямо сейчас, а замуж в принципе. Смутное детское желание и любовь к белоснежному кружеву, в качестве которого выступали свежестираные занавески, постепенно росло и менялось.
Платье на кринолинах. Тугой корсет, расшитый жемчугом. Фата в пять слоев, и чтобы нижний непременно до земли. И шлейф. И длинные перчатки со срезанными пальчиками. И букет из тринадцати роз сорта «Блэк Баккара».
Единственной деталью, которой Мариночкино воображение отказывало в конкретике, был жених. Нет, он, конечно, присутствовал – какая свадьба без жениха, но…
…худосочный Алешка-сосед со слюнявыми поцелуями и требованием немедля бежать в ЗАГС, как только Мариночке стукнет восемнадцать.
…вальяжный Тимофей с его привычкой говорить о себе «мы».
…рукастый, но прижимистый Федюня…
Женихи приходили и уходили. Не сбегали, скорее пугались Мариночкиной мечты или, паче того, норовили изуродовать ее под собственное разумение. Их вопросы: что, как, почему, зачем – выводили Мариночку из душевного равновесия, надолго лишали покоя и весьма способствовали развитию депрессий и неврозов.
Неврозов женихи не выдерживали.
Нынешний – Олежечка – оказался другим. Нет, он тоже ворчал, и вздыхал, и закатывал глаза, стоило заговорить о свадьбе, но в мечту не лез, а однажды сказал:
– Погоди немного. Все будет, как хочешь.
Эти слова поразили Мариночку даже сильнее, чем подаренное Олегом колечко: белое золото и топаз в полтора карата.
Она вытянула руку и улыбнулась, когда камни вспыхнули на солнце. Воображение послушно выкинуло знакомую картинку. Костел. Колонны, нефы и белесые статуи в покровах из теней. Запах елея и дыма. Узкий проход к сияющему золотом алтарю. Алая дорожка, на которой белыми пятнами выделяются лепестки роз. Девочка в нарядном платьице щедро разбрасывает их…
Пиликнул телефон, прерывая ход мечты.
– Марина? – спросил кто-то, чей голос был незнаком. – Марина, это друг Олега! С ним случилось несчастье… Марина, вы меня слышите?
– Да.
Сердце замерло: неужели и на этот раз сорвется? Случилось? Да знает Мариночка, что с ним случилось – жена-стервозина отказалась развод дать. Поманила чем-то или пригрозила, вызвала разрыв и…
– Вы можете приехать в больницу? Он очень хочет вас видеть.
Больница? Мариночка не сумела сдержать вздох облегчения. Ну конечно, всего-навсего больница! И если зовет ее туда, значит, намерения серьезны.
Топаз подмигнул желтым зрачком.
– Я вызову вам такси, – жестко сказал собеседник. – Спускайтесь.
Она хотела сказать, что сама вызовет такси, но в трубке уже раздавались гудки. И адреса больницы не спросила… может, таксист знать будет?
Машина стояла у подъезда. Серая иномарка, запыленная от носа до покатого багажника. Водитель ждал тут же, подбрасывая на ладони связку ключей. Увидев Мариночку, любезно открыл дверь и попросил:
– Ремень пристегните, пожалуйста.
Мариночка пристегнула. Ей не сложно. Ей вообще без разницы, ведь Олег в больнице. Господи, все-таки надо было спросить, что случилось. Аппендицит? Авария? Покушение? Он ведь бизнесмен, и жена психованная…
Автомобиль, проскочив аорту центральной улицы, юркнул в переулок, нырнул под аркой и вылетел на набережную. За окнами мелькнуло серое полотно реки с зеленой каймой парка.
– А… простите… – Мариночка тронула водителя. – Вы не знаете…
Сзади кольнуло, словно оса ужалила, а потом вдруг стало больно. И голова кругом.
Водитель притормозил, когда пассажирка стала заваливаться вперед, поправил и буркнул:
– Чего медлил?
Ему не ответили.
К дому любовницы Олега ехали вдвоем. Семен по-прежнему не доверял Агнешке, а она не желала отпускать его одного. У него температура поднялась. И рана выглядела не то чтобы воспаленной, но не очень хорошей. И Агнешка на всякий случай вкатила дозу дуфоциклина.
– Тебе в больницу надо, – повторила она в сотый, наверное, раз. И в сотый же раз Семен отмахнулся. На данный момент его куда больше интересовала Варенька и неизвестная, но, несомненно, причастная к смерти Олега Марина.
Вот и мы выживали.
Два ручья, перекрещиваясь друг с другом, как шпаги, разрезали долину на неравные сегменты. На одном чернел продымленный хилый ельник, на другом разноцветными кубиками лежали дома, на третьем носился по полю ветер, рисуя рябью по высокой траве. Четвертый же представлял собой искусственную насыпь, с которой сползала бугристая, в валунах дорога. По обе стороны ее волшебными палочками торчали фонари, и желтые набалдашники их разбрызгивали тусклый свет, добавляя обочинам теней.
Пожалуй, Вареньке здесь нравилось. Она сидела на лавочке, листала журнал и старалась не смотреть на часы. Опаздывает Семен? Ему же хуже.
А если совсем не придет?
Сердечко в груди ойкнуло и замерло. А в следующий миг у подножия холма мелькнули фары. Автомобиль полз медленно, раскатывая колесами булыжник и Варенькины нервы. Черная туша переваливалась с боку на бок, скрипела, урчала, отфыркивалась грязью из редких луж. Остановилась.
Варенька сунула руку за пазуху.
Дверца водителя открылась, и салон на миг затопило ярким светом, который, однако, очень быстро погас.
Варенька нащупала рукоять пистолета.
Водитель спрыгнул на землю.
Варенька потянула пистолет из кобуры.
Водитель решительно направился к лавочке.
Варенька опустила пистолет. Поднялась, расправила складки на юбке и сухо спросила:
– Ты кто?
– Агнешка, – сказала кобылообразная девица, разглядывая Вареньку с насмешкой. – А ты, стало быть, Варвара?
Варенька ненавидела это имя. И злилась. Прямо-таки кипела. Сволочь! Обманул! Подсунул вместо себя это… эту…
– Будем знакомы, – сказала девка, протягивая широкую ладонь. Кожа у нее оказалась сухой, жесткой, с крапинами мозолей. Убожество какое! Ну разве у женщины могут быть подобные руки?
И подобные плечи?
И подобный рост?
– А где Семен?
Улыбается. Улыбка у нее тоже мерзкая. И рука сама тянется к пистолету. Нет. Нельзя. Если убить ее, Семен сбежит. Семен важнее.
Хитрый подранок.
– Семен болеет, я за него, – вежливо ответила девка, плюхнувшись на лавку. Шлепнула ладонью по дереву и предложила: – Садись. Поговорим. Зачем ты в него стреляла?
Значит, так, да? Рассказал обо всем. Подстраховывался, создавая свидетеля? Ну и дурак. Варенька знает, как нужно поступать со свидетелями. Сначала умрет Семен, потом кобылица.
От подобных мыслей стало легче, и Варенька, сев на лавочку, мурлыкнула:
– Испугалась. Понимаешь… – Долгий взгляд, глаза в глаза, чтобы искренность доказать, а на самом деле прощупать эту, нежданную-негаданную. Ненужную и даже вредную. – Он убил моего мужа.
Не верит. Впрочем, ее проблемы.
– А Семен говорит, что ты сама убила своего мужа.
Лжец! Но Варенька готова сыграть и в эту игру.
– Я? Зачем мне? Сама подумай. Живой Олег мне… привычен. Мы давно знаем друг друга, давно смирились с недостатками и странностями, давно… договорились эти странности не замечать. Да, не спорю, мы не жили, мы сосуществовали. Он держал за горло меня, я держала его. И чтобы избежать… необдуманных решений, мы оба страховались.
Понимает? Делает вид, что да. Но опять же выходит плохо.
– У Олега кое-что на меня было. И мне не хочется, чтобы это «кое-что» выплыло после его смерти. Это первый мотив не убивать. Второй – фирма обезглавлена. Непременно последует передел власти, и увы, при этом переделе я рискую остаться ни с чем. Достаточно?
Номером третьим Варенька добавила человека-сверчка, который задался выяснить, что же случилось с Олежкой. Пускай. Лишь бы саму Вареньку не трогал. А может подсказать? Направить на след и… над этим вариантом следует хорошенько подумать.
– Значит, ты не стреляла, – уточнила Агнешка.
– Не стреляла.
– А кто стрелял?
Она точно головой ударенная. Какая разница, кто стрелял? Главное, кого за это посадят!
Или убьют. Человек-сверчок не из тех, что с судом возится… определенно, над этой идеей стоит поработать.
– У твоего мужа была любовница?
После этого вопроса Варенька посмотрела на собеседницу с интересом. Сама додумалась? Или Семен раскопал? Нет, если бы раскопал, тогда эта не спрашивала бы.
– Была.
– Из-за нее он хотел развода?
– Хотел, – согласилась Варенька.
– А ты была против.
– Конечно.
Пусть Олег не так и нужен, но отпустить его к этой, слащаво-разукрашенной, невинно-молоденькой, чистой, как стерилизованный шприц, девке Варенька не могла.
И дело не в любви и не в деньгах.
Дело в договоре, который Олег собрался нарушить.
– Как ее зовут? Ты ведь знаешь, правда?
Правда. Только еще не решила, стоит ли говорить. Да-нет, нет-да. Орел-решка. Аверс-реверс. А почему бы нет? Пусть судьба подскажет.
Монетка лежала там, где и всегда, – в специальном отделении кошелька. Серебряный доллар Моргана, привычно тяжелый, приятно холодный. Поистерлись чеканные звезды и насечка на гурте, но ярко блестит венец Леди Свободы на аверсе и крылья белохвостого орла на реверсе. Сожми, и останется на коже отпечаток. Особенно долго держались цифры – 1886.
– Орел? Решка?
– Что?
– Орел, – терпеливо переспросила Варенька, – или решка? Угадаешь, скажу. А на нет, как говорится…
– Орел!
Монета кувыркнулась в воздухе, шлепнулась на ладонь, и Варенька убедилась: действительно, орел. Белохвостый. Американский. Символичный до невозможности.
– Кротова Марина Валерьевна, – сказала она, разглядывая монету. Как обычно – тянула время, не желая убирать талисман. – Улица Северная, седьмой дом, двадцатая квартира. Только поспеши.
– Почему?
– По кочану.
Мариночка проснулась очень рано. Ей хотелось мороженого и замуж. Мороженого прямо сейчас, а замуж в принципе. Смутное детское желание и любовь к белоснежному кружеву, в качестве которого выступали свежестираные занавески, постепенно росло и менялось.
Платье на кринолинах. Тугой корсет, расшитый жемчугом. Фата в пять слоев, и чтобы нижний непременно до земли. И шлейф. И длинные перчатки со срезанными пальчиками. И букет из тринадцати роз сорта «Блэк Баккара».
Единственной деталью, которой Мариночкино воображение отказывало в конкретике, был жених. Нет, он, конечно, присутствовал – какая свадьба без жениха, но…
…худосочный Алешка-сосед со слюнявыми поцелуями и требованием немедля бежать в ЗАГС, как только Мариночке стукнет восемнадцать.
…вальяжный Тимофей с его привычкой говорить о себе «мы».
…рукастый, но прижимистый Федюня…
Женихи приходили и уходили. Не сбегали, скорее пугались Мариночкиной мечты или, паче того, норовили изуродовать ее под собственное разумение. Их вопросы: что, как, почему, зачем – выводили Мариночку из душевного равновесия, надолго лишали покоя и весьма способствовали развитию депрессий и неврозов.
Неврозов женихи не выдерживали.
Нынешний – Олежечка – оказался другим. Нет, он тоже ворчал, и вздыхал, и закатывал глаза, стоило заговорить о свадьбе, но в мечту не лез, а однажды сказал:
– Погоди немного. Все будет, как хочешь.
Эти слова поразили Мариночку даже сильнее, чем подаренное Олегом колечко: белое золото и топаз в полтора карата.
Она вытянула руку и улыбнулась, когда камни вспыхнули на солнце. Воображение послушно выкинуло знакомую картинку. Костел. Колонны, нефы и белесые статуи в покровах из теней. Запах елея и дыма. Узкий проход к сияющему золотом алтарю. Алая дорожка, на которой белыми пятнами выделяются лепестки роз. Девочка в нарядном платьице щедро разбрасывает их…
Пиликнул телефон, прерывая ход мечты.
– Марина? – спросил кто-то, чей голос был незнаком. – Марина, это друг Олега! С ним случилось несчастье… Марина, вы меня слышите?
– Да.
Сердце замерло: неужели и на этот раз сорвется? Случилось? Да знает Мариночка, что с ним случилось – жена-стервозина отказалась развод дать. Поманила чем-то или пригрозила, вызвала разрыв и…
– Вы можете приехать в больницу? Он очень хочет вас видеть.
Больница? Мариночка не сумела сдержать вздох облегчения. Ну конечно, всего-навсего больница! И если зовет ее туда, значит, намерения серьезны.
Топаз подмигнул желтым зрачком.
– Я вызову вам такси, – жестко сказал собеседник. – Спускайтесь.
Она хотела сказать, что сама вызовет такси, но в трубке уже раздавались гудки. И адреса больницы не спросила… может, таксист знать будет?
Машина стояла у подъезда. Серая иномарка, запыленная от носа до покатого багажника. Водитель ждал тут же, подбрасывая на ладони связку ключей. Увидев Мариночку, любезно открыл дверь и попросил:
– Ремень пристегните, пожалуйста.
Мариночка пристегнула. Ей не сложно. Ей вообще без разницы, ведь Олег в больнице. Господи, все-таки надо было спросить, что случилось. Аппендицит? Авария? Покушение? Он ведь бизнесмен, и жена психованная…
Автомобиль, проскочив аорту центральной улицы, юркнул в переулок, нырнул под аркой и вылетел на набережную. За окнами мелькнуло серое полотно реки с зеленой каймой парка.
– А… простите… – Мариночка тронула водителя. – Вы не знаете…
Сзади кольнуло, словно оса ужалила, а потом вдруг стало больно. И голова кругом.
Водитель притормозил, когда пассажирка стала заваливаться вперед, поправил и буркнул:
– Чего медлил?
Ему не ответили.
К дому любовницы Олега ехали вдвоем. Семен по-прежнему не доверял Агнешке, а она не желала отпускать его одного. У него температура поднялась. И рана выглядела не то чтобы воспаленной, но не очень хорошей. И Агнешка на всякий случай вкатила дозу дуфоциклина.
– Тебе в больницу надо, – повторила она в сотый, наверное, раз. И в сотый же раз Семен отмахнулся. На данный момент его куда больше интересовала Варенька и неизвестная, но, несомненно, причастная к смерти Олега Марина.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента