В огромной отцовской квартире, убранством напоминавшей дивный фильм Висконти «Семейный портрет в интерьере», был большущий балкон, вернее, даже целая терраса, где мы частенько пили чай по вечерам (отец приучил Карлотту к этим чаепитиям). Когда я вернулась, отец сидел там один.
   – Бамбина! Где тебя носит целыми днями? Я поцеловала его.
   – Просто брожу по Риму, благо есть такая возможность.
   – Купила что-нибудь?
   – Папочка, я же сказала, что брожу по Риму, а не по магазинам.
   – Если женщина ходит не по магазинам, а просто по городу, это неважный признак.
   – Почему?
   – Скажи, бамбина, ты не хочешь выходить замуж?
   – Хочу!
   – Ты не хочешь выходить за Серджио?
   – С чего ты взял, папочка?
   – Сядь-ка, что ты стоишь, как назойливый официант? И налей мне еще чаю.
   – А где Карлотта?
   – Встречается с подругой.
   – С Эмилией?
   – Нет. Из Лондона прилетела Стефания.
   – А!
   – Бамбина, ты не ответила на мой вопрос? Ты не любишь Серджио?
   – Папочка, ты сам когда-то внушал мне, что замуж лучше выходить без особой любви. Тогда в браке будут открываться какие-то неведомые прежде достоинства…
   – В принципе это так… Но, прости, родная, за вопрос, ты с ним уже спала?
   – Папа!
   – Но это имеет принципиальное значение… А вдруг он будет тебе противен?
   – Он мне не противен.
   – Понял, – улыбнулся он. – Что ж… Да, бам-бина, тебе звонила какая-то дама.
   – Какая дама?
   – Из Москвы. Анита.
   – Анита? – вздрогнула я. – Она звонила из Москвы?
   – Да нет, насколько я понял, она в Риме. И жаждет с тобой увидеться. Она оставила номер телефона.
   – Странно, почему она не позвонила на мобильный?
   – Бамбина, что у тебя с головой?
   В самом деле, решив начать новую жизнь в Риме, я купила здесь новый телефон, с римским номером.
   – А ты не дал ей новый номер?
   – Нет. Откуда я знаю, хочешь ты этого или нет? Но она оставила свой телефон. Если я не ошибаюсь, это твоя бывшая начальница?
   – Она. Интересно, зачем я ей понадобилась?
   – Ты позвонишь ей?
   – Нет, если ей надо, пусть звонит. А я покончила с прошлым.
   Отец насмешливо вздернул бровь. Он мне не верил. Я и сама себе не верила. Но знала – так надо. Я выйду замуж за Серджио. Он и в самом деле не был мне противен, когда увез меня на уик-энд на озеро Комо и там в роскошном отеле мы занимались любовью… Какое противное, лживое выражение: заниматься любовью, когда речь идет просто о сексе. Мы занимались сексом. И это было совсем неплохо. Вот если бы Родион полюбил меня, тогда бы можно было сказать «мы занимались любовью». Но так не случилось, а с Серджио… При чем здесь любовь? Он ведь тоже, по-моему, не умирает от любви, просто он родственник Карлотты, участник семейного бизнеса, а поскольку я единственная наследница отца и Карлотты, то женитьба на мне ему вполне выгодна. Я ему, конечно, нравлюсь, даже очень, возможно, он в меня даже влюблен, но… Я отчетливо понимаю, что нам предстоит открывать друг в друге достоинства. Мужские достоинства у него вполне на уровне, да и я, кажется, не ударила лицом в грязь. Короче, мы оба остались довольны тем уик-эндом. И повторяли его несколько раз. И мы оба хотели детей. И жить мы будем в Риме. И зачем тут Анита? Она позвонила поздно вечером.
   – Фаинчик! Как я рада тебя слышать!
   – Добрый вечер, Анита! Раньше мы были на «вы».
   – Фаинчик, у тебя завтра найдется часик-другой на обед со старой знакомой? Очень охота повидаться, поболтать о том, о сем. Ты как?
   – Анита, что-то случилось?
   – Ну, за время твоего отсутствия случилось многое, но звоню я не поэтому. Просто оказалась в Риме, чудом выкроилось три дня, и жутко захотелось повидаться, я расскажу тебе много интересного.
   Неужто Родион вернулся в Москву? – задрожала я. Они ведь хорошо знакомы, именно он устроил меня к ней в журнал. Может, не вышло у него с «селедкой»!?
   – Хорошо, Анита, где и когда?
   Анита Михальчик, хозяйка и главный редактор глянцевого журнала, невероятно стильная и элегантная дама лет сорока пяти, была умна, прекрасно образованна, хотя отнюдь не блистала красотой, но стиль и безупречный вкус выделяли ее даже в толпе сногсшибательных красоток. И сотрудниц она выбирала, руководствуясь прежде всего правилами хорошего вкуса. Помню, как одну красивую и очень дельную девушку, которую рекомендовал ей кто-то из знакомых, она забраковала. Никто не мог взять в толк – почему.
   – Да у нее же маникюр со стразами! Невозможно! В моем журнале таким не место!
   – Ну и что? – удивилась я. – Маникюр можно поменять.
   – Маникюр – да, а сознание нет. Если она сделала себе такой маникюр, значит, у нее начисто нет вкуса.
   – Но вкус можно развить…
   – На работе мы должны развивать вкус у читателей, а не у сотрудников.
   Когда я первый раз встретилась с ней, она окинула меня весьма внимательным и холодным взглядом, но потом взгляд потеплел, а через полтора часа показавшегося мне странным разговора она заявила:
   – Вы мне подходите, Фаина. Разумеется, у вас будет испытательный срок, два месяца. Надеюсь, вы не обманете моих ожиданий.
   Я старалась изо всех сил. Во-первых, работа с Михальчик была пропуском в любое глянцевое издание, а во-вторых, я не хотела подвести Родиона. Ведь это он меня рекомендовал. Нельзя, чтобы он за меня краснел.
   Анита ждала меня в холле роскошного отеля.
   – Я не опоздала, Анита?
   – Нет-нет, это я спустилась чуть раньше. Фаинчик, как я рада тебя видеть! Выглядишь великолепно.
   – Спасибо, вы тоже.
   – Послушай, говори мне «ты». Теперь можно.
   – Не поняла?
   – Ну, во-первых, мы здесь одни, а во-вторых, когда ты пришла ко мне работать, тебе было тридцать, а мне сорок. Десять лет большая разница. А теперь тебе уже тридцать пять, а мне по-прежнему сорок.
   Я расхохоталась.
   – Обожаю твой юмор, Анита!
   – Сразу оговорюсь: я намерена пребывать в этом роскошном возрасте еще как минимум лет десять.
   – А мне как быть? Стремиться к сорока или застыть на тридцати пяти?
   – Естественным путем дойти до сорока, а там уж застыть. Ну что, по-русски это будет обед, а по-римски, вероятно, ланч? Я голодна.
   – Я тоже.
   – В гостиничном ресторане кормят восхитительно. Ты не против?
   – Я за.
   Я рада была ее видеть. И с огромным трудом удерживалась от вопроса о Родионе.
   – Ну, Фаинчик, как тебе тут живется? Замуж не вышла?
   – Через две недели свадьба. Может быть, приедете?
   – Опять на «вы»? Нет, я не смогу, и так в журнале без тебя полный бардак.
   – Жаль, свадьба должна быть жутко изысканной… Платье цвета слоновой кости с брюссельскими кружевами…
   – От?
   – Нет, его сшила подруга моей мачехи, работавшая много лет у Баленсиаги.
   – Так, а кто жених? Это несколько важнее платья. По крайней мере на мой взгляд.
   Она видит меня насквозь, как и раньше. Я слегка поежилась.
   – Жених? О, он отвечает самому изысканному вкусу. Сейчас покажу.
   Я нарочно захватила с собой роскошную фотографию Серджио. Ни одна нормальная женщина не усомнится, что я выхожу замуж по любви.
   – Мда… – как-то странно произнесла Анита. – Роскошный экземпляр.
   Я кивнула.
   – И ты его любишь?
   – Анита…
   – Да, мы с тобой раньше никогда не говорили о таких вещах, но раньше я была начальницей, а ты подчиненной, да и времени катастрофически не хватало… А сейчас… Хотя уже можешь не отвечать. Мне и так ясно, любовью тут и не пахнет.
   – Ну и что? Много вы… то есть ты… много встречала счастливых браков по любви?
   – Тогда зачем тебе это нужно? Просто чтобы выйти замуж? Я думала, ты умнее.
   – То есть?
   – Я еще поняла бы, если бы это случилось в России, но тут, за границей… Мало, что ли, ты знаешь кошмарных историй с отнятыми детьми?
   – Но…
   – Фаина, одумайся!
   – Да с какой стати? В Москве у меня ничего не вышло. А мне уже тридцать пять, пора уж обзавестись семьей и детьми.
   – А что тебе мешало сделать это в Москве? У тебя там и друзья и родня.
   – Здесь у меня, между прочим, отец…
   – Между прочим, вот именно.
   – Анита!
   – Извини, я просто всегда злюсь, когда люди, которых я люблю, делают такие откровенные глупости. И вообще, это я виновата, я не должна была с самого начала тебя отпускать. Побесилась бы и успокоилась. Ты это из-за Шахрина?
   – Анита, при чем здесь… – я почувствовала, что краснею.
   – Ты думаешь, я слепая? Не знала, что ты умираешь по нему? Я просто не считала себя вправе вмешиваться. Но когда я поняла… Фаина, не делай глупости. Тебе кажется, что ты утрешь ему нос, выйдя замуж за красивого итальянца?
   – Нет, при чем тут его нос…
   – Ну, милая, неужто ты не знаешь, что самое заветное желание любой обиженной бабы утереть нос обидчику? Ты вот, козел эдакий, меня не оценил, а я вот возьму и выйду замуж так, чтоб всем было тошно?
   – Анита, нет! Я выхожу замуж, просто чтобы…
   – Просто чтобы выйти замуж. И это крайне глупо.
   – А вот мой отец считает… – Я поведала ей теорию моего отца.
   – Весьма однобокая теория.
   – Почему?
   – Потому что кроме достоинств открывается еще куча неведомых ранее недостатков, и неизвестно еще, что перевесит.
   Я никогда раньше не сомневалась во всем, что говорил папа, и вдруг усомнилась… Папа романтик, а Анита женщина более чем прагматичная.
   – Значит, по-твоему, выходить замуж надо только по любви?
   – Вот именно. Но не по безумной страстной любви.
   – А по какой же еще?
   – По той единственной, которая и имеет право называться любовью.
   – Не понимаю.
   – Выходить замуж или жениться, по крайней мере официально, следует тогда, когда люди уже пожили друг с другом, притерлись, привязались, проросли друг в друга… Вот тогда… И детей тогда надо рожать, осознанно. А то выскакивают девчонки замуж, лишь бы выскочить, детей рожают, не перебесившись… Это хорошо, когда есть кому за ребенком присмотреть, а то растут зачастую никому не нужные дети, как трава. Конечно, есть и масса исключений, но все же… Ну выйдешь ты замуж за этого своего итальянца, ну родишь ребенка… А потом вдруг начнешь задыхаться. А выход какой? Развод в Италии штука почти немыслимая… И это в Москве можно жить гражданским браком, рожать детей, а тут фигушки. Тут это неприлично, насколько я понимаю. Знаешь, если бы на мой вопрос ты бы сразу выпалила: да, люблю, умираю от любви, поверь, я бы и слова тебе не сказала. А так… Извини, конечно, что я так горячусь, но ты мне и вправду небезразлична. Короче, чтобы не разводить турусы на колесах: если захочешь вернуться в Москву, твое место в журнале тебя ждет…
   – Как? – обалдела я.
   – А так. Я назначила на твое место Вишнякову, она жаждала карьерного роста. Но она вчистую завалила все уже через месяц. Я нашла девушку со стороны. Ее за месяц сожрали наши. В журнале черт знает что творится. Возвращайся, Фаинчик! На дворе кризис, надо выживать. Но я подниму тебе зарплату.
   – Анита, это невозможно… – произнеся эту фразу, я вдруг почувствовала, что сердце больно сжалось.
   – У тебя еще есть время подумать. Кстати, ты сдала свою квартиру?
   – Нет, не успела… Я думала, вот выйду замуж и съезжу в Москву, улажу все дела…
   – Тем лучше!
   И она занялась весьма изысканным салатом.
   – Анита, – тихо спросила я, – а ты не знаешь, как там Шахрин?
   Она подняла на меня глаза.
   – Краем уха слышала, что живет на две страны. Две недели в Москве, две недели в Мюнхене.
   – Значит, там у него все хорошо?
   – По-видимому. А ты в курсе, кто у него там?
   – Нет, – мне не хотелось больше говорить о той истории. Ему хорошо, и слава Богу.
   Встреча с Анитой повергла меня в смятение. И я решила пойти домой пешком. А заодно и навестить Цицерона, невероятно смешного бродячего кота, которого папа прозвал Цицероном за удивительную способность беседовать с кормящими его людьми. Огромный, черно-белый котище разбойного вида обитал неподалеку от Виа-Маргутта и в определенный час всегда сидел в ожидании визитеров. Подходишь к нему. Протягиваешь бумажку или пластиковую тарелочку с кормом.
   – Привет, Цицерон.
   Причем отвечает он только на итальянскую речь.
   – Мау, – низким, даже гортанным голосом произносит он и нюхает подношение. Ест он далеко не все. Например, сухой и вообще специальный кошачий корм он в рот не берет, фыркает и мотает головой. Я давно с ним знакома и подаю ему любимое лакомство: мелкую свежую рыбешку, купленную в магазинчике за углом. Это ему нравится. Но он не набрасывается на еду, а вежливо благодарит. – Мау, мау, мау!
   Всегда три раза. И всегда через «а». «Я» у него никогда не бывает. Он принимается за еду. Ест аккуратно, без жадности. Я убираю тарелочку, чтобы не оставлять мусор. И тут Цицерон толкает целую речь. Начиная с низких нот, он постепенно переходит во все более высокий регистр. Причем эту, по-видимому, благодарственную речь необходимо выслушать до конца, иначе он может даже укусить, такое бывало. Но я люблю слушать это кошачье красноречие. Вот и сегодня его благодарственный спич длился положенные две минуты. Причем голос у него не истошный, а красивый. Я чешу его за ухом, и он отвечает мне громким мурлыканьем, больше всего напоминающим звук трактора. Затем он начинает мыться и моется очень тщательно. После этого можно уходить. Познакомил меня с Цицероном отец, и он же не без некоторой ревности утверждает, что ко мне Цицерон относится куда лучше, чем к нему. Впрочем, смеется папа, это естественно, ведь я существо женского пола, а Цицерон истинный джентльмен.
   После общения с котом мне стало немного легче. Глупости все эти разговоры о Москве. Что и кого я там забыла? Гнусную слякоть? Серые дождливые дни? Хмурые лица? Одиночество?
   Я достала из сумки телефон и позвонила Серджио. Я звонила ему крайне редко. А почему и сама не знаю. Он откликнулся. Тут же.
   – Дорогая, что-то случилось?
   – Да нет, просто вдруг захотелось услышать твой голос. Ты занят?
   – Я, разумеется, занят, но не настолько, чтобы не поговорить с моей невестой.
   – Да нет, я просто так…
   – Может быть, мы вечером куда-нибудь сходим?
   – Можно.
   – Тогда я в половине десятого заеду за тобой.
   – Хорошо, договорились.
   – Дорогая, мне не нравится твой голос. Ты где сейчас?
   – Я встречалась с одной знакомой из Москвы. А потом навестила Цицерона.
   – Хм.
   Я очень ясно увидела брезгливую ухмылку Серджио.
   – Только не трогай его, мало ли что можно от него подцепить.
   Не знаю, как сложилась бы моя дальнейшая жизнь, не произнеси Серджио этой фразы. Я вдруг отчетливо вспомнила слова Медуза: «Леля, зачем ты позволяешь Фаине брать Леночку на руки? Девочка в таком возрасте живет одна, мало ли чем может заразиться…»
   Что я делаю со своей жизнью? Совсем мозги отшибло, замуж собралась… За кого? Я и знать о нем ничего не знаю. А хочу знать? Да пошел он. Хотела бы, уже все узнала бы… А я не хотела. Так зачем, чего ради? Права, тысячу раз права Анита. Как будто можно убежать от себя. Я же буду несчастной… Мой ребенок, если он родится, будет итальянцем. Он будет говорить по-итальянски, ведь его отец по-русски ни в зуб ногой… Зачем я согласилась на предложение Серджио? Просто я была как в анабиозе… Совершила, что называется, «подвиг любви», отдала любимого мужчину какой-то неведомой «селедке» и впала в ступор. Замуж? Не хочу я замуж больше. Хватит! Серджио не мой человек. Ну и что? Сколько женщин выходят за не своих… А что в этом хорошего? Они же, как правило, несчастны… Несчастных в браке женщин так много! И я не желаю пополнять их ряды. Не желаю. Уж лучше одной… И как я живу последние пять месяцев? На иждивении отца, а потом перейду на иждивение нелюбимого мужа? Тьфу! Это я-то, самостоятельно всего добившаяся! Хотя чего уж такого особенного я добилась? А мне особенного не надо. Мне просто надо жить там, где жила, общаться с теми, с кем общалась, делать то, что я умею и люблю… Анита нуждается во мне, журнал без меня разваливается… И я хочу жить в своей квартире, а не в полном антиквариата доме Серджио. И я не желаю лететь на Мальдивы, чтобы трахаться с Серджио на законных основаниях. НЕ ЖЕЛАЮ!
   Мне вдруг стало так легко, как не было уже очень, очень давно. Первым делом я позвонила Аните. Телефон был заблокирован. Но я оставила сообщение на голосовой почте: «Анита, ты права. Я возвращаюсь».
   И, набравшись храбрости, я отправилась домой. Дома была только Карлотта.
   – Что, Фаина? Почему у тебя такой воинственный вид? – улыбнулась она.
   – Карлотта, милая, ты знаешь… Ох, трудно… Я надеялась, что скажу это папе, а он уж подготовит тебя…
   – Ты хочешь сказать, что намерена отменить свадьбу?
   – Как ты догадалась?
   – Я все время этого боялась.
   – Ты осуждаешь меня?
   – А Серджио уже знает?
   – Нет. Я только что приняла решение…
   – Что-то произошло?
   Я пожала плечами. Как объяснить ей, что подтолкнул меня к этому решению Цицерон?
   – Я все время ждала чего-то подобного…
   – Ты осуждаешь меня? Я возмещу все расходы… Не сразу, но со временем…
   – Какие расходы? Ты о платье?
   – Нет, ну ведь на подготовку к свадьбе… И вам с папой и Серджио… Я рассчитаюсь… Обязательно. Но я вдруг поняла, что не смогу… И я возвращаюсь в Москву. Первым же рейсом, на какой найдется билет.
   – Это твоя начальница тебя сбила с панталыку? – Карлотта обожала такие русские выражения.
   – Нет. Я вдруг сама прозрела.
   – Тогда надо сообщить Серджио. Он вправе узнать об этом в первую очередь.
   – Да, да, конечно… Я сейчас…
   Я видела, что Карлотта недовольна. Надо как можно скорее возвращаться домой. И сначала я позвонила в аэропорт. Билет был только на завтрашнее утро. Вот и отлично. Наконец, я набрала номер Серджио. Его телефон тоже был заблокирован. И я опять оставила сообщение на голосовой почте.
   «Серджио, дорогой, прости меня, я понимаю, что поступаю черт знает как, но я завтра улетаю в Москву и больше не вернусь. Дело не в тебе, а во мне. Я поняла, что из нашего брака ничего не выйдет. Все издержки я со временем возмещу. Прости меня».
   Какое счастье! И пусть я вызвала недовольство Карлотты, кажется, впервые за долгие годы, но это ведь моя жизнь, и я вправе сама ею распоряжаться.
   Я принялась собирать вещи. Потом вдруг сообразила, что надо привезти какие-то сувениры девчонкам в редакции, и побежала по магазинам. Уходя, я слышала, что Карлотта с кем-то говорит по телефону. На площади Испании есть знаменитый магазин перчаток Сермонета. Там можно купить абсолютно любые перчатки. Правда, внутри магазина всегда давка, продавцы говорят на всех языках и не слишком вежливы. Они просто швыряют на прилавок кипы перчаток. Но мне было все равно. Я сразу купила двадцать пять пар, всех цветов и видов. Это недорого, но перчатки там действительно отличные. Выскочив наружу, я отдышалась. И вспомнила, что надо позвонить Федяке, пусть встретит меня. Тетя Соня расстроится. Они собирались всей семьей приехать на мою свадьбу…
   – Федяка!
   – О, сеньора Фаина! Как дела?
   – Федь, скажи родителям, все отменяется.
   – Что отменяется? – перепугался он.
   – Свадьба. Я отменила свадьбу.
   – Почему?
   – Объясню завтра утром. Ты сможешь меня встретить?
   – Само собой. А что случилось?
   – Потерпи до завтра. Расскажу.
   – Мама как чувствовала.
   – Что?
   – Сегодня утром сказала: что-то мне не верится, что эта свадьба состоится…
   Милая, родная, любимая моя Соня! Она чувствует меня как родную дочь. И я точно знаю, что сейчас они втроем помчатся приводить в жилой вид мою заброшенную квартиру. Как же я по ним соскучилась… И тут же позвонила Анита.
   – Фаинчик, это правда? – голос у нее был ликующий.
   – Правда. У меня уже билет на утро.
   – Круто! Ты молодчина, Фаинчик! Я вернусь послезавтра, и тогда увидимся. Пока не говори никому ничего. Я сама всем все объявлю. Договорились?
   – Конечно. Да я и не успею ничего.
   – Короче, жди моего звонка.
   Когда я вернулась, отец был уже дома.
   – Ну ты и учудила! – покачал он головой.
   – Папа!
   – Да ладно, – шепотом произнес он и подмигнул мне. – Я, как ты знаешь, не слишком верил в этот брак.
   – Значит, ты не сердишься? – тоже шепотом спросила я.
   – Чего мне-то сердиться? Я хочу только, чтобы ты была счастлива. Нет, в данном случае лучше сказать – чтобы ты не была несчастна. Но Карлотта рвет и мечет. Ты и вправду утром улетаешь?
   – Да. Уже позвонила Федяке.
   – А что с работой? Тебя твоя Анита поманила?
   – Если честно, да. Но последним толчком послужил Цицерон.
   И я рассказала отцу о разговоре с Серджио.
   – Да пошел он куда подальше! – таково было папино резюме.
   – Папочка, я тебя обожаю!
   – Да, и забудь эти глупости с возмещением ущерба.
   – Но я не хочу…
   – Тебя это вообще не касается.
   – Папа!
   – Бамбина! Кстати, у тебя есть в Москве деньги?
   – Есть, не волнуйся. И еще Анита мне поднимет зарплату.
   – Ей можно верить?
   – Да. Я ее за язык не тянула. И она очень во мне нуждается.
   Он ласково потрепал меня по волосам.
   – Бамбина, я рад… Я опять узнаю свою дочку. А то бродила тут по дому какая-то бледная копия моей девочки… К черту! Найдешь себе мужа в России, а если не мужа, то мужика, от которого родишь. И к черту всяких мужей. Родишь и подбросишь деду, а я уж воспитаю! И зачем нам какие-то чужие противные дядьки?
   – Папа, а как же достоинства, которые можно открыть?
   – А ты запоминаешь все глупости, которые я говорил в жизни?
   Я очень боялась, что Серджио примчится и будут долгие мучительные объяснения. Но он даже не позвонил. Или просто не получил еще моего сообщения? Как бы там ни было, но утром отец отвез меня в аэропорт. Карлотта держалась со мной довольно сухо и не звала приехать при первой возможности, как обычно. Ну и ладно! Меня огорчало только то, что я не простилась с Цицероном. Но рано утром у него не приемные часы.
   Встречали меня Федяка и тетя Соня. Она обняла меня, расцеловала.
   – Маленькая моя, как хорошо, что ты сбежала из-под венца. Я, конечно, твоего жениха видела только на фотках, да и то в компьютере, но он мне не понравился. Красивый, но какой-то холодный, чужой… Ну его! Мы у тебя прибрались. А что с работой?
   – Возвращаюсь в свой журнал.
   – Здорово! Ох, как я по тебе соскучилась!
   – Но я сорвала вам поездку в Рим.
   – Да почему? Мы непременно поедем, просто будем чувствовать себя там легко и непринужденно.
   – Ой, Финик, – вмешался в разговор Федяка, – мама так тут психовала…
   – Из-за чего?
   – Ну как же, там светское общество, а в чем я пойду на свадьбу? Я же не знаю, как там у них принято, боюсь показаться чумичкой…
   – Сонечка, родная, – я обняла тетку.
   – Вот, а теперь мне все равно. Виталик меня во всякие светские места и не водил никогда, а просто потаскаться по Риму – милое дело. Так что я даже испытала облегчение, когда Федька сообщил, что свадьбы не будет. А ты мне потом все подробненько расскажешь, почему ты так решила.
   – Обязательно! А что тут у вас нового? Меня засыпали новостями.
   Когда Федяка втащил в квартиру мои чемоданы, Соня заявила:
   – Сейчас ты разбирайся тут, а в три мы ждем тебя к обеду. Я приготовила все твое любимое.