Эксбрайя Шарль. Лгуньи

Шарль Эксбрайя
Лгуньи

1

   В это воскресенье у комиссара Оноре Сервиона был выходной, и он собирался приятно провести вечер. После отличного обеда, приготовленного его женой Анжелиной, он усядется в кресло в комнатных тапочках, с трубкой в зубах. Затем они посмотрят по телевизору фильм о Корсике, своей родине. Оноре родился в Корте, а Анжелина — в Аяччо. Жизнь на континенте не уменьшила их любви к своей маленькой родине, куда они возвращались каждое лето во время отпуска. Они купили в рассрочку небольшой домик в Корте и рассчитывали перебраться туда, когда Оноре выйдет на пенсию.
   Оноре уже устроился перед телевизором, чтобы не пропустить спортивные новости, а Анжелина мыла посуду, как вдруг раздался звонок. Комиссар выругался про себя, проклиная незваного гостя, испортившего свободный вечер, на который у него были такие прекрасные планы. Жена пошла открывать дверь и, вернувшись, сообщила:
   — Это Кастелле, папуля.
   Она называла его папулей, хотя детей у них не было — маленькая хитрость, чтобы создать иллюзию.
   Марселец Кастелле был полицейским офицером, служившим под началом Сервиона. Оноре разозлился.
   — Что это ему взбрело в голову надоедать мне в выходной день?
   И он накинулся на вошедшего:
   — Мне что, уже и отдохнуть нельзя?
   Заметив, что помощник чем-то очень взволнован, он уже спокойнее спросил:
   — Что случилось?
   — Патрон, это такой кошмар, что я решил приехать к вам, а не звонить.
   — Да говорите же, черт вас побери!
   — Убийство, патрон, настоящая бойня!.. Отец, сын и невестка. В Обани…
   — Профессиональная работа?
   — Да. Их было несколько человек, судя по всему.
   — А почему вы решили сообщить это мне? Ведь сегодня дежурит комиссар Мюраз.
   — Видите ли…
   — Что «видите ли»?!
   Инспектор нервно сглотнул.
   — Убит полицейский офицер Пьетрапьяна, его жена и отец…
   — Что?!
   Сервион вскочил, Анжелина громко вскрикнула.
   — Антуан убит?
   — Да.
   — И Анна, и папаша Доминик? — безжизненным голосом переспросил комиссар.
   — Да, спаслись только малыши и бабушка.
   — Каким образом?
   — Я ничего не знаю.
   — Кто сообщил?
   — Отдыхающие, которые слышали выстрелы. Комиссар Мюраз с оперативной группой отправился на место преступления.
   — Так… Поехали… У вас есть машина?
   — Да, внизу.
   Комиссар оделся и, завязывая галстук, спросил:
   — Есть какие-нибудь предположения о том, кто это сделал?
   — Пока нет, но…
   Оноре поднял голову.
   — Что «но»?
   — Шесть месяцев назад Пьетрапьяна посадил жену Кабриса за шантаж и вымогательство. Она все еще за решеткой.
   — Ну и что?
   — Кабрис поклялся, что отомстит за Анаис — свою жену.
   — Кабрис из банды Консегуда?
   — Да, если не ошибаюсь, он — его первый помощник.
   — Ладно. Позвоните, чтобы этих двух подонков доставили ко мне в кабинет. И как можно скорее!
   Пока Кастелле передавал приказы по телефону, Оноре подошел к Анжелине.
   — Не жди меня, мамуля. Не думаю, что я сегодня вернусь. Но я клянусь тебе, что, если Консегуд и Кабрис замешаны в убийстве наших друзей, они очень пожалеют об этом! Пошли, Кастелле!
   Когда мужчины ушли, Анжелина стала молиться за упокой души погибших друзей. Она была очень набожной, но, будучи корсиканкой, присоединила к молитве просьбу господу помочь мужу отомстить за невинно убитых.
   Пьетрапьяна были выходцами из Корта. Больше полувека назад они эмигрировали на континент, в Ниццу, в поисках счастья. Доминик был портным. Дела его шли все хуже и хуже. В конце концов он перебрался в старый город на узкую улочку у подножья Замковой горы. Этот уголок назывался «малой Корсикой», потому что там обосновались старики — уроженцы Корсики, которым так же, как и Пьетрапьяна, не слишком повезло в жизни. Дети этих стариков разъехались кто куда, и только Антуан, единственный сын Доминика и Базилии, жил со своими. Став офицером полиции, он женился на корсиканке Анне Баттини, с которой познакомился во время отпуска. Она любила его и не роптала на материальные трудности, так как Доминику на свое жалование нужно было содержать троих детей и еще помогать старикам.
   Как только выдавалась свободная минута, Сервион с женой выбирались из своей уютной квартирки на бульваре Римбальди и отправлялись в «малую Корсику» к землякам. Чаще всего они навещали Пьетрапьяна, так как те тоже были из Корта, а значит — самыми близкими. Самыми старыми были уроженцы Бастии Шарль и Барберина Поджио. Шарль уже отметил свое 80-летие, а Барберине исполнилось 78. Шарль был часовщиком, и все корсиканцы, жившие в Ницце, считали своим долгом приносить ему в починку часы, чтобы старики могли хоть как-то свести концы с концами.
   Самыми молодыми были Жан-Батист и Антония Мурато из Бонифаччо, им едва стукнуло по 70 лет.
   Паскаль и Коломбина Пастореккиа родились в один месяц три четверти века назад в Аяччо. Они содержали маленькую колбасную лавку, где всегда можно было найти паштет из жаворонков, корсиканские копчености и даже иногда бутылочку Орсино.
   Амедей и Альма Прато, 78 и 76 лет, каким-то чудом умудрялись не умереть с голоду. Амедей чинил старую обувь, а Альма подрабатывала сиделкой в небогатых семьях.
   Сервионы старались в меру сил помогать этим несчастным, о которых собственные дети частенько забывали. И теперь Анжелина беспокоилась о том, как будет жить Базилия Пьетрапьяна с тремя детьми.
   На перевале Вильфранш в садике возле хижины, которую снимали Пьетрапьяна, комиссар Мюраз объяснял своему коллеге:
   — Видимо, когда они появились, Пьетрапьяна играли в карты.
   — Вы уверены, что их было несколько человек?
   — Да, по меньшей мере трое, судя по следам… Они приехали на машине. Никаких следов борьбы… Похоже, их убили сразу… Предположительно из автоматов… Уже нашли несколько пуль.
   — И ничего, что могло бы навести на след убийц?
   — Увы…
   — А бабушка?
   — Она в доме с детьми.
   — Как она?
   Мюраз молча пожал плечами.
   — Она не видела убийц? — спросил Сервион.
   — Говорит, что нет.
   — «Говорит»?
   — У меня такое впечатление, что она боится.
   — Я ее понимаю. Если они заподозрят…
   — Да, конечно.
   — Ладно, я с ней поговорю.
   Базилия неподвижно сидела на стуле возле плиты. У ее ног на полу маленькая Роза играла с куклой. Двое старших — Жозеф и Мария — возились с конструктором.
   Когда комиссар вошел в комнату, Базилия подняла на него глаза, и слезы покатились по морщинистому лицу. Оноре прошептал сдавленно:
   — Бедная моя…
   Она ничего не ответила, только горько кивнула. Сервион взял стул и сел напротив нее.
   — Расскажите мне.
   — Зачем?
   — Мне нужно знать все, Базилия. Я заставлю их дорого заплатить за это!
   — Это не вернет моих любимых.
   — Да, это верно. Но я не хочу, чтобы они остались неотомщенными! Вы ведь знаете, как я любил их!
   — Я знаю…
   — Тогда скажите мне.
   Она помолчала немного, потом начала рассказывать.
   — Антуан, Доминик и Анна играли в карты. Я с детьми пошла в лес собирать травы. Вдруг я услышала автоматную очередь… В тот момент я ничего такого не подумала… Я считала, что к нам это не имеет никакого отношения… И только увидев их всех троих на земле, в лужах крови, я поняла… О! Эта кровь! Эта картина всегда будет у меня перед глазами, до самой смерти!
   — Что вы сделали?
   — Я сразу же завела детей в дом и закрыла дверь на ключ. Я не хотела, чтобы они видели. А потом уже пошла к ним… Они были уже мертвы… Изо всех ран текла кровь… Не знаю, как я не сошла с ума… Только мысль о детях поддерживала меня, ведь у них теперь никого, кроме меня, нет… Потом пришли люди… Они накрыли тела брезентом, женщины увели меня в дом… Кто-то из них сообщил в полицию. Вот и все.
   — Базилия, я не верю, что вы мне сказали все, — тихо произнес Сервион.
   — Почему?
   — Я вас слишком давно знаю.
   — Не понимаю…
   — Вы прекрасно меня понимаете. Вы ведь видели этих бандитов, правда?
   — Нет.
   — Я уверен, что да. А если я скажу, что в этой банде был Фред Кабрис?
   Она вздрогнула, и полицейский заметил это. Теперь он уже не сомневался, что она знает, по крайней мере, одного из убийц.
   — Значит, вы знаете больше, чем я.
   — Базилия, если вы назовете мне их имена, через час они будут за решеткой.
   — Я повторяю вам, что…
   — Ладно, успокойтесь, упрямая вы женщина!
   Он кивнул в сторону детей.
   — Вы молчите из-за них, верно?
   — Кроме них теперь у меня никого нет.
   — И вы опасаетесь, что они примутся за детей, если заподозрят, что вы были свидетельницей их преступления?
   — Я ничего не видела! Я ничего не знаю!
   Сервион помолчал немного, потом сказал:
   — Базилия, вы понимаете, что своим молчанием вы предаете Антуана, Доминика и Анну?
   — Я?
   — Черт побери! Ведь вы фактически покрываете их убийц!
   — Я ничего не видела, — упрямо повторила она.
   Поняв, что он больше ничего не добьется от нее, комиссар встал.
   — Ладно. Но я впервые вижу корсиканку, которая не хочет отомстить за своих близких!
   Глаза старухи сверкнули, но она не проронила ни слова.
   — Ладно. Давайте я отвезу вас с малышами домой, — вздохнул Оноре.
 
   Фред был что называется красивым малым — высокий, худощавый, с черными вьющимися волосами и голубыми глазами. Он мог кому угодно вскружить голову.
   Сидя в кабинете Сервиона он с некоторой тревогой поглядывал на комиссара, который только что вошел и мрачно уселся в кресло. Кастелле довольствовался простым стулом. Полицейские молчали, и Фред, наконец, не выдержал:
   — Зачем вы вызвали меня, господин комиссар?
   — Если ты еще раз откроешь пасть, когда тебя не спрашивают, я тебе влеплю такую оплеуху, что ты долго будешь помнить!
   Фред заткнулся. Сервион, еще немного помолчав, произнес, не повышая голоса:
   — Я не начинаю допроса не потому, что хочу заставить тебя понервничать. Плевал я на эти штучки! Я такими глупостями не занимаюсь! Просто я сейчас испытываю почти непреодолимое желание убить тебя и стараюсь взять себя в руки.
   У Фреда пересохло во рту, и он испуганно переспросил:
   — Убить меня?.. Но почему?
   — Чтобы отомстить за тех, кого ты сегодня убил!
   Бандит изобразил на лице полнейшее недоумение.
   — О чем вы говорите, господин комиссар?
   — Поберегись, Фред! Не доводи меня до крайности!
   — Но…
   — Рот закрой! Кастелле, дайте мне стакан воды.
   Выпив, Оноре вытер губы и почти любезно спросил:
   — Как дела у Анаис?
   — У моей жены? — изумленно переспросил Кабрис.
   — У нее все в порядке?
   — Здоровье в порядке, а вот психологически…
   — Да?
   — Не очень-то весело сидеть в тюрьме, а ей там еще быть два месяца.
   — Ну, теперь, когда ты сообщишь ей долгожданную весть, она почувствует себя лучше.
   — Какую весть, господин комиссар?
   — Что ты сдержал свое слово и отомстил за нее инспектору Антуану Пьетрапьяна.
   — Каким образом?
   — Убив его сегодня на перевале Вильфранш.
   — Это не я!
   — А, так ты уже в курсе событий? А ведь об этом еще нигде не сообщалось!
   Фред разозлился на себя за эту оплошность.
   — Вы ведь знаете, господин комиссар, что о таких вещах всегда все быстро узнают.
   — На этот раз, Фред, ты зашел слишком далеко! Зачем тебе было убивать старого Доминика и жену Антуана? Ты не хотел оставлять свидетелей, да?
   — Уверяю вас, господин комиссар, вы ошибаетесь! Я в этом деле не замешан. Впрочем, у меня есть алиби.
   — А, так тебе известно и время, когда это произошло?
   — Я хочу сказать, что у меня есть алиби на целый день.
   — Ты меня удивляешь.
   — Я был с друзьями на рыбалке возле Антиба. Мы поехали туда рано утром. Можете спросить у Юбера, который содержит ресторанчик «Веселый матрос» возле залива Жуан. Он готовил нам буйабес… И еще я хочу добавить, что жена Аскроса — Мирей — заехала за нами на машине.
   — За кем это, «за нами»?
   — Ну, со мной были Аскрос, Пелиссан, Бандежен, Бероль…
   — Ну вот ты и назвал имена своих соучастников.
   — Соучастников по рыбалке.
   Оноре со всего размаха влепил ему оплеуху.
   — Может, хватит мне морочить голову?
   У бандита от удара выступили слезы.
   — Вы не имеете права! Инспектор — свидетель!
   — Инспектор Кастелле был лучшим другом Антуана Пьетрапьяна, и я подозреваю, что он был бы очень рад, если бы я вышел из кабинета и дал ему возможность объяснить тебе, что он думает по этому поводу… Чем вы занимались днем?
   — Играли в карты… Юбер может подтвердить.
   Сервион обратился к инспектору:
   — Кастелле, вам придется выяснить, что за птица этот Юбер, который так любезно предоставляет алиби убийцам.
   — Да почему вы так хотите повесить мне на шею это убийство? — вскричал Кабрис. — У вас нет свидетелей!
   Комиссар заколебался. Если сказать, что Базилия все видела, возможно, Фред и расколется, а если нет? Тогда над старухой и детьми повиснет смертельная опасность. Оноре знал жестокость Кабриса.
   — Нет, к сожалению, свидетелей у меня нет…
   Почти незаметный вздох облегчения, вырвавшийся из груди Фреда, не ускользнул от внимательного взгляда Сервиона. Теперь он был абсолютно уверен в виновности этого пройдохи. И он добавил, желая отмести любые подозрения:
   — Твое счастье, что у меня нет свидетелей. Но тем не менее, я знаю, что это ты со своими дружками убил Пьетрапьяна.
   — Послушайте, господин комиссар…
   — Заткнись!
   — Но не можете же вы держать меня под арестом только потому, что вам стукнуло в голову…
   — Убирайся!
   — Я… я могу?..
   — Убирайся, я сказал!
   — Спасибо, господин комиссар.
   Когда Кабрис уже взялся за ручку двери, Оноре ему посоветовал:
   — Радуйся жизни, Фред, у тебя еще несколько дней в запасе.
   — Почему вы так говорите?
   — Потому что с этой минуты я буду заниматься только тобой и твоими дружками, и я до вас доберусь! Твоя карьера кончена, Фред! Развлекайся, пока на свободе.
   — Теперь что, принято сажать невиновных? — пробурчал Фред. — Я пока еще не в тюрьме!
   — Да, ты пока еще не в тюрьме, но ты будешь там, это я тебе обещаю. И, поверь мне, на этот раз ты сядешь надолго. Я даже полагаю, что до конца своих дней. И не исключено, что палач захочет с тобой лично побеседовать как-нибудь на рассвете…
   Фред вышел из здания полиции. Во рту у него пересохло. Он перебирал в памяти весь разговор с комиссаром, пытаясь понять, не сказал ли он чего-нибудь такого, чего нельзя говорить бандиту, желающему остаться на свободе.
   Когда Кабрис вышел, Кастелле сказал:
   — Это будет трудно, патрон.
   — Ну и что? Поезжайте за Консегудом.
   В воровском мире Гастон Консегуд пользовался репутацией человека хитрого и осторожного. Он никогда не ввязывался в слишком рискованные дела, особенно если они не сулили больших выгод. Он жил со своей женой Жозеттой в миленьком домике, правда, без особой роскоши, в Мон-Борон. Они вели размеренную жизнь отошедших от дел буржуа, и в этой жизни не было места никаким скандалам. Их соседи и не подозревали, сколько преступлений на совести этой, такой мирной с виду, пары и считали Консегуда коммерсантом. Кабрис и его дружки никогда не показывались на вилле «Мон репо». В случае необходимости вся банда собиралась в задней комнатке небольшого кафе на площади Гаррибальди.
   С самого начала Консегуд был против операции на перевале Вильфранш. Он знал, что убийство полицейского — это самая большая глупость, которую можно совершить. Но Гастон старел, и некоторые уже всерьез поговаривали о закате его славы. А Консегуд был тщеславен!
   Несмотря на советы и просьбы Жозетты, он не хотел выпускать бразды правления из своих рук. Таким образом, пытаясь сохранить свою власть, он согласился с планом Кабриса, который рвался отомстить за свою жену, а потом сам спланировал всю операцию.
   Фред был не умнее своих приятелей — Эспри, Мариуса или Барнабе. Ему не хватало хладнокровия, а без этого не стать главарем. У Кабриса гнев всегда говорил громче, чем разум. Из всех этих туповатых убийц Гастон уважал только одного — Полена Кастанье, хитреца, в котором чувствовались задатки будущего босса. Везучий парень… Из-за внезапной болезни матери он не участвовал в операции на перевале Вильфранш. Это он позвонил патрону и рассказал о кровавых результатах воскресной прогулки.
   Когда Гастон повесил трубку, Жозетта перепугалась, увидев взволнованное лицо мужа. Мертвенно-бледный, с посиневшими губами, он тяжело дышал.
   — Гастон! — вскрикнула Жозетта.
   Тяжело опираясь на стол, Консегуд хрипел:
   — Мерзавцы!.. Мерзавцы!.. Мерзавцы!..
   Жозетта принесла ему рюмку водки, и он залпом выпил ее.
   — Скажи же мне, наконец, что случилось?
   — Они всех убили!
   — Они с ума сошли!
   — Этот Кабрис! Я его убью когда-нибудь!
   — Не говори глупостей! У тебя уже не те годы!
   — Ты что, не понимаешь, что теперь вся полицейская свора накинется на нас? Я знаю Сервиона, он этого так не оставит! А все этот кретин Фред! Второго такого идиота не найти!
   Жозетта была практичной женщиной. Она усадила мужа в кресло и стала его успокаивать.
   — Послушай меня, Гастон… Что сделано, то сделано, и хватит причитать. Сейчас не время искать виноватых. Главное — отвести от нас удар. Я знаю тебя достаточно хорошо и уверена, что ты все продумал заранее, принял все меры предосторожности и обеспечил им алиби.
   — Все утро они провели на рыбалке, а потом безвылазно сидели у Юбера.
   — Хорошо. А что касается тебя самого, то нам повезло, что эти Мюграны совершенно неожиданно нагрянули к нам в гости и провели у нас почти целый день. В случае чего, они могут засвидетельствовать.
   — Опасность кроется совсем не здесь!
   — Я знаю. Сервион возьмет в оборот Фреда, потому что этот корсиканец засадил в тюрьму Анаис. Мозгов у Фреда действительно маловато, но он крепкий парень, и я уверена, что он не расколется. Так что забудь обо всем этом. Ты ничего не знаешь до тех пор, пока об этом не сообщат по радио или в газетах.
   — Ладно.
   — Ты так разволновался, это совсем не похоже на тебя, — с нежностью в голосе сказала Жозетта.
   — Старею, видимо…
   — Мы все стареем, бедненький мой… Но если эта идиотская история заставит тебя, наконец, полностью покончить с делами, я буду благословлять глупость Фреда.
   Консегуд насупился. Рассудительность жены подействовала на него успокаивающе. Он уже не сомневался, что и сейчас выкрутится, как не раз уже выкручивался на протяжении всей своей жизни.
   Убирая посуду после обеда, Жозетта сказала мужу:
   — Знаешь, я одного не понимаю…
   — Чего?
   — Пьетрапьяна были убиты в своей лачужке на перевале Вильфранш, да?
   — Да, ну и что?
   — Откуда вы знали, что они там будут?
   — Мы несколько дней следили за ними и знали, что в хорошую погоду по воскресеньям вся семья выезжала на перевал.
   — Вся семья?
   — Да. Ты к чему клонишь?
   — А где была старая Базилия и трое малышей, когда Фред с приятелями устроили этот фейерверк?
   — Откуда мне знать? Может, она осталась дома с детьми?
   — Но обычно именно детей стараются вывезти за город… Гастон, а что, если твои болваны просто не заметили старухи с малышами, спрятавшихся где-нибудь в уголке?
   — Боже мой!
   — Да, вот это действительно было бы плохо!
   Гастон снова вышел из себя.
   — А когда я тебе говорил, что этого проклятого Фреда убить мало!..
   — Ладно, ладно. Словами делу не поможешь. В конце концов, если Кабриса с компанией кто-нибудь видел, они будут в каталажке уже сегодня ночью, и тогда нам остается только надеяться, что они будут молчать.
 
   В телевизионных новостях не упоминалось о происшествии, которое на следующее утро пресса назвала «резней на перевале Вильфранш».
   Консегуд с женой уже собирались спать, когда заявились полицейские и сообщили, что комиссар Сервион желает побеседовать с Гастоном.
   Как только дело приняло крутой поворот, старый пройдоха снова стал уверенным и собранным, каким был раньше. Он очень естественно разыграл удивление и поинтересовался, чем объяснить такое странное поведение полиции по отношению к мирному гражданину, давно уже отошедшему ото всех дел, хотя и прекрасно понимал, что ответа у своих «ангелов-хранителей» он не получит.
   Была уже почти полночь, когда Кастелле вошел в маленькую комнатку, где Консегуд провел в тревоге более двух часов. Но если полицейские рассчитывали сломить сопротивление человека, который испытал на себе все полицейские методы, то они здорово ошиблись.
 
   Они были хорошо знакомы друг с другом. Консегуд знал, что если Сервион вцепится в кого-нибудь, то не остановится, пока не добьется своего. А комиссар знал, что Гастон — самая хитрая бестия из всех, кого он когда-либо видел. Таким образом, хорошо зная друг друга, они подготовились к жестокой борьбе.
   Гастон в любезных выражениях, без тени заискивания или наглости, высказал свое удивление.
   — Позволю себе заметить, господин комиссар, что меня удивляет ваше отношение ко мне…
   — Позволяйте.
   — …и прошу объяснить мне, что вынудило вас вызвать меня сюда, когда я уже ложился в постель?
   — Вы, видимо, сильно устали, если решили лечь так рано?
   — По телевизору не было ничего интересного, и мы с Жозеттой решили почитать в постели. Должен вам признаться, я действительно немного устал. У нас почти целый день были в гостях наши друзья и соседи Мюграны. Господин Мюгран был ювелиром в Ницце, а сейчас ушел на покой. Мы играли в карты…
   Оноре почти с восхищением следил за этим искусным маневром. В общем Гастон с невинным видом сообщает, что у него железное алиби, и свидетели его — люди безусловно почтенные. Чистая работа!
   — Консегуд, вы ничего не знаете о трагедии, которая произошла сегодня на перевале Вильфранш?
   — Нет, конечно.
   — Убит один из моих сотрудников, а также его жена и отец.
   — Боже мой! Я поражен и огорчен, господин комиссар!
   — Фред Кабрис — ваш друг, если не ошибаюсь?
   — Ну, друг — это сильно сказано… Когда-то… когда я еще не был примерным гражданином… да, признаюсь, я знал его.
   — И Аскроса, и Пелиссана, и Бандежена, и Бероля?
   — Где-то я слышал эти имена… но теперь не могу припомнить точно…
   — У вас действительно плохо с памятью, Консегуд. Ведь это все люди из вашей банды.
   — Ну… Скажем так: я предпочитаю не вспоминать об этом. И потом, это все в прошлом, это все было так давно…
   — Я так не думаю.
   — Вот тут вы ошибаетесь, господин комиссар. Но я думаю, вы пригласили меня сюда не затем, чтобы говорить о прошлом?
   — Фред Кабрис и его дружки совершили сегодня тройное преступление.
   — О! Не может быть!
   — Это не просто «может быть», это факт!
   Гастон задумался на минутку, потом сказал:
   — Видите ли, господин комиссар, в те времена, когда мы были с ним знакомы, Фред Кабрис никогда не совершил бы ничего подобного! Простите меня, господин комиссар, но я не могу в это поверить… впрочем, если он сознался…
   — Он еще не сознался.
   — Да? Ну в таком случае… А свидетели есть?
   — Нет, к сожалению.
   — Значит, вы и сами не вполне уверены, что виноват именно Фред?
   — В этом я как раз уверен. Он хотел отомстить за свою жену Анаис, которую Пьетрапьяна засадил в тюрьму.
   — Господин комиссар, в мое время ни один настоящий мужчина не стал бы убивать полицейского только потому, что его жена попала за решетку.
   — Стало быть, нравы изменились.
   — Позвольте выразить сожаление… Это тот самый Пьетрапьяна, который жил в «малой Корсике»?
   — Да.
   — Я знал его… и его красавицу-жену… да и отца — старого Доминика… Неужели все убиты?
   — Да.
   — Надеюсь, бабушка и дети живы?
   И тут Сервион испугался за Базилию и детей. Хитрый Консегуд сразу сообразил, что если убийцы не видели Базилию, это еще не значит, что ее там не было. Он вполне допускает, что она могла спрятаться где-нибудь и видеть все.
   — Кастелле, оставьте нас.
   Инспектор вышел, и Гастон почувствовал себя очень неуютно. Почему полицейский не хочет свидетелей? Он вдруг вспомнил, как его избивали когда-то в полиции…
   — Консегуд, запомните хорошенько то, что я вам сейчас скажу, — с угрозой произнес комиссар.
   Гастон почувствовал, что у него вспотели руки.
   — Я очень любил Антуана Пьетрапьяна… и его жену… и отца…
   — Я верю вам…
   — Пьетрапьяна — корсиканцы, как, впрочем, и я. А мы, корсиканцы, всегда «платим долги»!
   — Господин комиссар, я…
   — Вы не понимаете, зачем я говорю вам это? Все очень просто, Консегуд. Я знаю, что моих земляков убил Кабрис со своей компанией. А вы — их главарь, что бы вы там ни говорили. Следовательно, вы тоже замешаны в этом деле. Я даже не удивлюсь, если узнаю, что организовали все это именно вы.
   — Клянусь вам, господин комиссар, я…
   — Заткнитесь! Это я вам клянусь, что если мне удастся доказать вашу причастность к этому делу, вы проведете свою старость не в Мон-Бороне!
   — Господин комиссар, я протестую…
   — Молчать!
   Консегуд было заартачился, но годы брали свое, он уже не тот, каким был раньше. А тут еще Сервион не сдержался и врезал ему по физиономии.
   — И еще, Консегуд. Если, не приведи господь, что-нибудь случится с Базилией Пьетрапьяна или с детьми, вы мне лично ответите!
   — Что вы хотите этим сказать?
   — Что я убью вас собственными руками… или подстрою так, что вас убьют.
   — Но вы… вы не имеете права!
   — Я сам себе присвою это право!