Эльдарова Татьяна. Год охотника

   Она всё это рассказала Францу.
   Игорь Максимильянович очень внимательно выслушал.
   - От кого исходило предложение приехать сюда на выходные? От Георгия?..
   Василиса пожала плечами.
   - Мне позвонил Пётр, он как раз у Гонзы сидел, - с мэкой подумала вслух: - Кто же из них?.. Неужели оба?...
   - На ужине-то хозяин был?.. Ваше выступление состоялось?..
   Василиса кивнула.
   - Как он себя вёл?..
   Она усмехнулась:
   - Как хозяин...
   *** Концерт
   В комнату Василисы аккуратно постучали.
   - Войдите! - обрадовано вскочила она (жутко надоело спорить с музыкантами). - Сказала же ещё днём: спою. Потом не жалуйтесь!..
   Сама подумала: "Авось, пронесёт!" - и широко распахнула дверь.
   Евдокия Михайловна, обшарила комнату глазами:
   - А, так оно у вас, слава Богу! Виталий Олегович спросил, а я думаю, куда делося? Стояло же на месте вчера...
   Речь шла о кресле, которое рано утром Василиса без разрешения утащила из гостиной "чащи" к себе в комнату - так оно ей приглянулось.
   В дверном проёме показалось улыбающееся лицо хозяина. Повариха тут же исчезла.
   - Для вас - абсолютная свобода действий! - радушно сообщил он. - Хоть на улицу вынесите. Ну что, прошу к столу?..
   Чего только не было на столе!
   Хозяин не стал дожидаться, чтобы в разгар трапезы погас свет: он принёс сверху из своих апартаментов и поставил на стол деревянные подсвечники. Все три - того же происхождения, что мебель: сталактиты оплавленного воска взросли на изогнутых корягах.
   Василиса тут же начала их отковыривать.
   - Оставьте, я потом попрошу очистить, - не так понял её Виталий Олегович, - всё равно сейчас опять зальются.
   - Мне - для дела, - объяснила Василиса хозяину. - Пока Святки не кончились, надо успеть кое-что. А то завтра - Крещенье.
   - А вы умеете? - не удержалась спросить молчавшая до этого Евдокия Михайловна, накладывая в тарелку Василисы какое-то фантастически пахнущее кушанье. - Есть много способов...
   Певунья только кивнула, улыбнулась в ответ. Обе расцвели. Взгляды их встретились и разбежались с тайным удовлетворением: заговор о ночном гадании - состоялся.
   Василиса почти не пила, хотя Виталий Олегович неустанно ей подливал. Захмелела от сытости. Враждебность по отношению к хозяину растаяла... Но его заботливое соседство по левую руку по-прежнему тревожило, как больной зуб.
   Она без радости отпела намеченную программу и с наигранным равнодушием выслушала от хозяина ряд сдержанных похвал.
   "Прям, куда тебе, наш чёрный дрозд, - так описывал его Бурханкин. Можно, это... заслушаться. Ежели только ты не малая пичуга... А то, это... легко в его певчий клюв угодить."
   Виталий Олегович сказал традиционные слова, за столом вновь стали наливать и говорить, говорить, говорить... О политике, о политике, о политике.
   Василиса встала, поблуждала немного по залу между кресел, скамеек и стульев. Когда на неё перестали оглядываться, вышла в бабий кут - то бишь на кухню...
   На гладкоструганной столешнице рядом с погасшей керосинкой дрожала слабая свеча.
   - Евдокия Михална-а-а!
   Ответом ей было лишь гуденье огня в печи. Хорошая печь - как сердце...
   Откуда-то из угольной черноты возник тёплый свет, восходя всё выше... Слава Богу, что Василиса остановилась у порога и не пошла вглубь: наверняка не разглядела бы открытый подпол и угодила бы туда прямо на голову поварихе.
   Бережно прикрывая ладонью вторую свечу, Евдокия Михайловна появилась из-под земли. Её согнутые пальцы были прозрачны, как ломтики айвы в сиропе.
   - Евдокия Михална-а-а! Это вы? - испуганно проверила певунья.
   - Кому ж ещё быть? Я вот за керосином лазала, чтоб хватило. Обещалася домой сегодня...
   Повариха поставила свечу на стол, закрыла подпол, взяла с пола банку и запалила лампу.
   - Значит, вы уходите? - разочарованно протянула Василиса.
   - Да вы, если не боитесь одна, можете сами. - И извиняющимся тоном добавила: - Мне своим тоже ведь надо к празднику...
   - Да-да, конечно, - поддержала её певунья, - я понимаю. Моя мамочка всегда готовила сочиво. А как мы колядки любили! Будто в лес по грибы шли. Полные корзинки пряников и сухарей собирали. Она их так смешно называла. Зобёнки, кажется?... Ваши ходят колядовать?
   - Не принято теперь, - вздохнула Евдокия Михайловна. - Вот и разучилися.
   - Ну и что же, что разучились? - возмутилась Василиса. - Нехитрое это дело - "таусеньки" петь! - и она заголосила:
   - Уж ты, клюква красна,
   Во сыром бору росла.
   Таусень, таусень!(
   Васька вдруг поняла, что в соседней комнате затих горячий хор мужских голосов: там стали прислушиваться. Сразу прихлопнув рот ладошкой, она фыркнула и пообещала:
   - Я вам после допою. Они у нас такие современные, такие "крутые"!..
   Повариха понимающе улыбнулась, жестом подозвала девушку к печи, доверяя самое дорогое - казанок и кастрюлю:
   - Вот тут всё им назавтра оставляю. Справитеся без меня?.. Я к двум пополудни прибегу. А может, вы чего вкусненького хотите? Я успею сготовить...
   - Творожка бы...
   - Тута у меня, в кринке, я мигом. Посвитите?... - И подпол снова открылся.
   Василиса остановила кормилицу, уверив, что утром - утром сама достанет. Та показала, где можно зажечь внизу свет, "хотя днём, - сказала, - и так видно". Кринка - на второй полке: "у ней горлышко тряпицей обвязано."
   - Евдокия Михална-а-а! - жалобно протянула Васька.
   - Аю? - встревожилась та.
   - Вы меня не проводите?.. Одной чего-то идти не хочется...
   - И-и-и, в подклеть-то? А и не обязательно! Не люблю я эти новшества. Вон, ведёрко под крышкой в углу. - Она доверительно перешла на "ты": Хочешь, дощечки прил?жу, чтоб удобней?..
   - Да нет, я лучше уж...
   - Не стесняйся, пол-России испокон веку так живёть. Я посторожу, успокоила Евдокия Михайловна. - Давай скорёхонько. А завтра я баньку натоплю. Баньку-то любишь?..
   Васька опустилась на минутку до уровня четырёх скрещенных под столешницей деревянных ног, по-римски подняла большой палец вверх: жизнь!, вскочила, застёгиваясь, и - вовремя: гонцом за ней прислали завхоза...
   Мужчины, видно, уже наговорились всласть. Вновь послышались звуки гитар, стройно зазвучали традиционные "Степь" и "Мороз". Самолюбие певуньи взыграло. Случилось то, чего от неё так добивались друзья-музыканты: захотелось покорить.
   (Франц, внимательно слушая тихое повествованье девушки, вспомнил из дневника Дианы Яковлевны: "То, что всегда приносит тайные муки, незаслуженный приз...".)
   На помощь, как всегда вовремя, подоспел Бурханкин с предложением.
   - А можно про волка послушать?
   Про Волка? Нате! Василисе не жалко!
   На этот раз у баллады появилось продолжение...
   - Волк быстро добыл дураку
   И коня, и Жар-птицу,
   Похитил на волчьем бегу
   Для Ивана царицу.
   Водою живой окропил,
   когда предали братья...
   Иван обещал - не забыл
   Волка честны объятья!..
   Ни долгих раздумий, ни слёз:
   По его повеленью
   Меч Серому голову снёс...
   Погибай, вдохновенье...
   *** Чьё дитя?
   Василиса сидела, опустив гладкую голову на узел из пальцев.
   Франц не торопил. Он и сам должен был подготовиться, прежде чем услышать унизительный рассказ о проявлениях и последствиях мужского самоутверждения.
   Рыцарски настроенный Бурханкин (он давно вернулся из кухни и сидел в окружении собак), - напротив, считал, что и так уже сказано предостаточно:
   - Ну, сам видишь, пора приниматься за дело.
   - Пока не вижу, - возразил Франц. - Что же во всём этом подозрительного?.. То, что вы молоды? Что у вас хороший голос? Что притягательны? Что с вами хочется иметь дело? - он сразу уточнил: - В широком смысле, я имею в виду...
   Василиса резко отняла руки от лица и уставилась на егеря, неслышно шевеля губами.
   - Что?.. Что?.. - беспокойно заёрзал тот, порываясь встать.
   - Почему все смотались под музыкальный шумок?.. - пригвоздила она его. - И вы... А так хотели послушать!
   Егор Сергеевич удивился, как дитя, не чувствуя за собой никакой вины: сроду не бывал на концертах, понятия не имел, что посреди номера не уходят.
   - Я думал, вы видели. Меня Циклоп... этот... Тарас Григорьевич отозвал. Я опять не узнал, что в конце было...
   - В конце было всё очень интересно... Видите, как всё славно совпало? Вас отозвал Тарас Григорьевич, а меня - Виталий Олегович... - Она скривила точёные губы.
   Долго готовилась... Бурханкин заёрзал ещё беспокойнее, ободрил певунью кивком. Кивнул Францу.
   - Хозяин спросил, зачем я без спросу взяла его стихи!.. Правда, тут же сказал, что простит мне, если я...
   Собаки глухо заворчали. Всё понимают! По интонации что ли?..
   Василиса склонила к ним голову.
   - Что, ребятки?.. Жалко, вас рядом не было... Мы бы вместе его р-ра-зор-рва-ли... - Она вернулась к собеседникам. - Разве непонятно? Подробностей не будет...
   - А обычно вы чьи стихи для песен берёте?..
   Певунья изумлённо взглянула на Франца.
   - Вас интересует мой творческий процесс?.. Рожаю, извините за подробности!
   - Как Ева?
   - Как обезьяна. По ночам! Предпочитаю справляться самостоятельно.
   - Значит, ничьё дитя не усыновляли...
   Игорь Максимильянович усмехнулся: мог и не спрашивать, ответ дал Бурханкин.
   - Зачем ей кого-то усыновлять?.. Она же ещё молодая. Она, это... успеет она ещё дитём обзавестись!
   Певунья рассмеялась:
   - Э-э, нет! Я просто изменила жанр. Переодела сказочное дитя. Уж плоха одёжка, или хороша, но - сама шила! Пообносился Серый Волчок среди других беспризорников.
   Егерь почесал своего кудлатого пса.
   - Ему и так тепло! Вон, шерстищу отрастил! Блохи только загрызли вконец, даже в зиму не пропадают. Зато про него теперь песня есть. Да, Волчок?..
   Франц, возвёл очи горе:
   - Егор Сергеевич, хватит нам Лазаря петь, мы же - о другом. Лучше поставь ещё кипяточку!.. - Он спросил певунью: - Вспомните, когда видели хозяина в последний раз.
   Василиса криво усмехнулась:
   - А вы кто?.. - Отвернулась к окну. - Вы знаете разве, почему дождь слышно, а снегопад - нет?.. - Она ещё не знала, стоит ли рассказывать этому странному и совершенно чужому человеку с внимательными выпуклыми глазами всё...
   Игорь Максимильянович ответил ей фразой из кожаной тетради.
   - "В гладком зеркальном стекле можно увидеть других. Но разве узнаешь себя?.."
   Вмешался Бурханкин:
   - Ты забыл, Игорь Максимильянович! Ведь я тебе говорил, что перед баней...
   *** Банька
   "Удрать, удрать куда глаза глядят!.." - было главной мыслью Василисы.
   Только что напросилась съездить в сторожку Лешака и с нетерпеньем ждала во дворе, пока Бурханкин запряжёт Орлика.
   - Михална, может, подброшу? - спросил он повариху.
   - Не, Егор! Моих будете проезжать, скажи, навряд сегодня буду. - Она подошла к Василисе. - Побыли бы ещё... Завтра Крещенье...
   - Мне теперь не до гаданий, - упрямо стояла на своём певунья.
   Евдокия Михайловна посмотрела в небесную твердь, усыпанную звездами, схватила в горсть снег, растёрла, понюхала, легко считывая приметы, знакомые сельчанам, как собственное тело.
   - С утра мороз ударить. Егор вернёться - на Орлике в санях покатаить, окрестности покажет. Оставайтеся?.. - И добавила тихо: - Да он невредный. Не обижайся: мужик же!.. Вон, видишь, к машине пошёл, должно - уезжаить! Сам сказал: завтра должон дома быть, мол, звонил кто-то по делу. А мне велел банькой вас угостить!
   Василиса вздохнула с облегченьем и позволила проводить себя в дом. Девичник с кормилицей, после пережитого унижения - что может быть лучше!..
   Баня действительно оказалась ещё одним настоящим угощением: потрясающая русская баня, с берёзовым веником, с хвойным паром, с обжигающим купанием в снегу.
   - У нас в райцентре тоже есть, но не такая, - Евдокия Михайловна гордо радовалась ощущениям гостьи. - Городские, небось, и не ходять никогда?
   - Ходим-ходим! - заверяла Василиса. - Но там тоже всё не такое!..
   Завернувшись в простыни, они вдвоём отдыхали в крохотном предбаннике.
   - Зря уехал, он баньку любить: дышить лучше! - простодушно сочувствовала хозяину повариха, расчёсывая мокрые кудельки полукруглым гребнем.
   Она отвинтила термос, налила в крышку настой шиповника с мелиссой, протянула Василисе.
   Та пригубила... Блаженно прикрыла глаза... Тоненько затянула:
   - Василиса хороша,
   Всё у батюшки росла.
   Таусень, таусень!..
   Певунья сидела огненно-розовая, как закат - предвестник морозного дня. Серебряный крестик тускло поблёскивал под взмахом ключиц.
   - Нет, - вдруг встрепенулась она, - если про меня, не так надо петь:
   "Василису я нашла:
   Не в сыром бору нашла
   В письмах дедушки росла!..
   Таусень, таусень!.."
   Замолчала. Разморило.
   В дверь поскреблись.
   - Одевайтеся, - зашевелилась Евдокия Михайловна, - надо ведь и мужичкам попариться!
   Василиса помечтала, вяло натягивая джинсы:
   - Ох, сейчас бы кто на ручки взял, в постельку отнёс... - Она зевнула. На всякий случай добавила заплетающимся языком: - Как ма-але-енькую!.. Почему-то не хотелось, чтобы кормилица подумала про что-то другое.
   - Ну, как, есть силушка гадать? - насмешливо спросила та.
   "Не-а!" - глухо прозвучало из ангорского свитера, где застряла певунья, засыпая на ходу. Движений не координировала: даже термос с настоем случайно опрокинула.
   Поэтому ботинки ей уже зашнуровывала Евдокия Михайловна...
   - Вот тебе и "таусень", Василисушка, - ворковала она.
   - Я с детства это имя люблю, - еле ворочая языком призналась певунья: - потому так теперь и называюсь.
   *** Подозрения
   - Значит, Василиса - ваш псевдоним? - Франц до этого слушал, не перебивая.
   - Да, сценический. В паспорте меня зовут по-другому. Хорошо тут, - ни с того ни с сего заметила певунья, обводя глазищами деревянные стены, резной буфет, мягкий диван с гобеленовым покрывалом. - Вы сами этот дом строили?..
   Попытка не прошла: Игорь Максимильянович не отвлёкся.
   - А почему вы и здесь скрываете своё имя?
   - Во-первых, я тут не на отдыхе, а на работе...
   Бурханкин деловито спросил, словно перед ним лежал блокнот для допроса:
   - А во-вторых?..
   Василиса сердито покосилась на егеря.
   - Во-вторых, ничего я не скрываю!.. Наши ребята привыкли. И потом, я для них даже не Василиса, а Васька. Сами, помнится, присоединились... - Она распустила съехавший набок пучок и встряхнула волосами. - Если бы мне не нравилось, уж я бы вас поправила!.. Васькой быть проще!
   Игорь Максимильянович вновь вернул певунью к теме разговора:
   - Так как же вас по паспорту? Или это - большой сценический секрет?..
   - Ничего не секрет! - разозлилась та. - Называюсь Ольга Артемьевна.
   - Замечательно! - прищурился Франц. - Вот, значит, как...
   Бурханкин решил, что он, как обычно не расслышал:
   - Зовут Лёлей, а папа, стало быть, Артемий. Или, это... Артём?
   - Без разницы, - вызывающе ответила она. - Мой покойный батюшка даже не слышал о моём существовании. Отчество только от него и осталось на память, а фамилия мамина. Я - Попова, она - Попова, дедушка с бабушкой были Поповы... Все - поповы дети. Ну что, легче вам от этого?..
   Франц тоже рассердился:
   - Я что же, из любопытства спрашиваю?.. Да зачем мне это надо?..
   - А зачем вам это надо?!
   - А разве вас ни в чём не подозревают?.. Вы не понимаете, как всё серьёзно! Егор Сергеевич, - церемонно обратился он к Бурханкину, - скажите девушке!..
   Бурханкин значительно кивнул.
   - Да зачем?!. - воскликнула Василиса, всплеснув руками. - Зачем мне надо?!.
   - Чтобы скрыть следы, вернее, под видом несчастного случая - убрать свидетелей преступления, - объяснил Франц. - Хозяин-то пропал!
   - Ну-у при чё-ом здесь преступле-ение-е? - застонала от возмущенья певунья. - Во-первых, никто не видел, что я наткнулась на эту коробку, а во-вторых, кровь на вещах - старая. Ей, может, лет сто!.. И мешочки дырявые...
   Бурханкин и Франц переглянулись...
   - Коробка в виде чемодана? - спросил Игорь Максимильянович. Василиса удивлённо кивнула. - Нашли, значит... А точно никто не видел?
   Певунья пожала плечами.
   - Хозяин, если... мог заметить. - Пряча взгляд, и вспоминала, и оборонялась одновременно. - Он с охоты пришёл, когда я на чердаке была... Но я ведь не брала её! Только посмотрела... И потом, всё равно ведь он уехал...
   Франц снова повернулся к егерю.
   - Егор Сергеевич, а с чего ты взял, что её в чём-то обвиняют?
   Бурханкин мелко закивал, серьёзно нахмурил грядки бровей, уставился вдаль, вытянул губы и дунул в невидимую свирель:
   - Ну-у, я же говорил... Мне, это... Сегодня сказали!
   - Давай-ка без "этих" и без "ну". Можешь дословно?..
   Бурханкин не понял:
   - Это как?
   - Слово в слово, как на суде.
   Ошарашенный сложностью свалившейся на него задачи, егерь начал проверять все свои кармашки памяти. Казалось, у него вот-вот уши зашевелятся от усердия.
   - Ну-у... - опять затянул он. С опаской покосился на Франца, досадливо тряхнувшего головой, и замолк.
   Василиса, которую он до этого уже неоднократно выручал, уверенно заявила:
   - Наверняка Гонза, - и попросила: - Вспомните, Егор Сергеевич, кого вы раньше увидели, их - или меня? Мне ведь тоже надо знать!
   - Это... их, конечно. Я же не знал, что вы у баньки прямо на снегу мёрзнете. Как вы там оказались?..
   - А где были остальные? - перебила Василиса.
   - Музыканты, это... у себя, ну, то есть, в их комнате... Спали. То есть, это я вначале так подумал, - оживился Бурханкин, нащупав нить повествования: - "Что-то тихо, - думаю, - неужели все ещё спят?" - Пошёл посмотреть: точно - спят! Потом гляжу, что-то не так. Стал будить - еле докричался. Этот, ну, Белый...
   - Пётр, - напомнила Василиса.
   - Ага-ага. Он, это... бледный такой!.. Второй получше, и проснулся сразу. Я их в залу-то вывел, там свежо было, это... остыло совсем. А там уже Циклоп сидит, ну, этот... Тарас Григорьевич. Ну, они оба маленько и очухались. Потом оделись и - на крылечко - проветриться... Потом к печке поближе - погреться. А этот, ну, ваш, Пётр...
   - Мой? - Василиса удивилась. - С чего вы взяли?..
   - Так он сразу спросил, где вы...
   - И вчера всё меня пас... - с обидой и недоумением нахмурилась она.
   *** У них так принято
   Лицо Василисы горело возмущённым любопытством.
   - Так что же они думают обо мне?
   - Дальше, Вилли, дальше! - поторопил Франц.
   - Вот тогда-то, этот... Гонза и сказал... - Егор Сергеевич запнулся, неуверенно переспросил, глядя на Франца: - а слово в слово обязательно?
   - Да! - непреклонно ответил тот, искоса наблюдая за реакцией певуньи.
   Бурханкин, спотыкаясь на каждом слове, воспроизвёл:
   - Это ваша... ведьма... - и сразу уточнил: - Это он так сказал... "Заслонку, - говорит, - прикрыла, а сама удрала!.."
   - А что Пётр? - тут же спросила Василиса.
   - Он это, ну... В кухню пошёл... Плохо ему было...
   - Наизнанку?.. - уточнил Франц.
   Бурханкин сочувственно и чуть брезгливо изогнул губы.
   - А Циклоп?..
   - Не, этот - как и ваш второй - ничего, вроде... Да я и не знаю. Он, должно быть, у себя в подклети ночевал, - объяснил егерь, обращаясь поочерёдно к Францу и Василисе. - Я Белого, это... до ведра довёл и он меня послал её проведать. Я его сразу оставил, побежал в её, ну, это... в вашу комнату... Там её, ну, то есть это... вас - не было... А Михална тут возьми мне и шепни: "На дворе погляди."
   Василиса пожала плечами, усмехнулась гневно:
   - Как только Петра довёл до ведра...
   Франц перебил:
   - Поразительная у вас способность исчезать!
   Певунья звонко взорвалась.
   - Да при чём тут?.. Я вообще ничего не помню!
   - Очень удобно: полная амнезия! "Мыльный" сериал! - Игорь Максимильянович равнодушно отвернулся: - Продолжай, Вилли!
   Бурханкин в попытке успокоить обоих захлопал светлыми короткими ресницами.
   Василиса вскочила, запахнула халат, схватила свои вещи, помчалась в чуланчик. Так описывают в любовных романах ссоры: ноги её не будет в этом доме!..
   Егерь покачал головой:
   - Фима, ну зачем ты!..
   - Я должен верить каждому её слову?.. Она же далеко не всё говорит!..
   Даже псы не одобрили предварительных выводов Франца!.. Они встали и потрусили вслед за Василисой: Фомка - резво, Волчок - вздохнув уныло. Фомка успел юркнуть в небольшую щёлку, Волчок - нет.
   Франц усмехнулся, глядя на их соперничество.
   - Значит, говоришь, Петра - до ведра... Дальше-то что?...
   - А дальше - я тебе уже говорил, я её нашёл. И кстати, - запальчиво воскликнул Бурханкин, - она не врала. Я сам слышал тот разговор... - он опять смутился.
   - Про что? - подтолкнул его Франц.
   - Что она, ну, это... понравилась хозяину...
   - Ну-ка, ну-ка... Ты весь разговор слышал? С кем он говорил, понял?..
   - Не, не успел, - сокрушённо вздохнул Егор Сергеевич. - Потом, Фима, я же подумал, она же, это... знает, зачем их пригласили... Не моё это дело. Они ж молодые... Артисты... Говорят, у них, это... так принято...
   Франц сурово нахмурился:
   - Принято, да не у всех... Ладно, разберёмся. Давай вернёмся к ведру, - и рассердился: - Фу ты, вот привязалось! Рассказывай скорее. Ты пошёл искать Василису в её комнату?..
   Егерь продолжил:
   - Там её не было. Потом Евдокия Михална...
   - Эта-то откуда взялась?.. И почему она не угорела?
   Бурханкин задумался, намазал варенье на хлеб.
   - Знаешь, Фима, я даже не знаю... Она ведь баньку топила, потому я её и не подвёз. Увиделись утром, когда я выводил гитариста в залу. Может, как вчера - дома спала?.. Или в баньке?.. Не знаю... Я же там не ночую. Мы сначала хотели их обоих в больницу везти, но этот Гонза совсем оклемался, вражина.
   - Ишь ты, как ты его!.. - выкатил глаза Франц.
   - Да ну! - Бурханкин снова ощетинил брови. - А чего он её обозвал ни с того ни с сего?.. Сам-то - вдохнул разок чистого воздуха - и всё... И дальше дружит с Циклопом. Прям - не разлей вода! А Белый, ну, Пётр... Он еле до кухни доплёлся - так его шатало... Но не ругался же!.. Сказал только: "Найдите, - говорит, - Василису, Егор Сергеевич! Хоть под землёй найдите! Её, - говорит, - из виду нельзя выпускать!"
   - А когда ты её обнаружил возле флигеля...
   - Сразу вышла Михална с её курткой, прикрыла девушку и говорит: "Василиса, - говорит, - похоже, не угорела. Увези-ка ты её, от греха!.. Замаялась я, ночь неспамши, в висках стучит - не дотащу!.."
   - Вилли, Вилли, осади коней!.. - сообразил вдруг Франц. - Повариха тебе объяснила, откуда она знает, что Василиса не угорела?..
   И получил в ответ округлое недоумение покатых плечиков.
   - Я не спросил... А Михална сразу сказала, что Петру полегче, но доктора бы всё одно надо, а тот ехать не хочет, пока Ваську не увидит. Я хотел его уж, это... успокоить, а она: "Не надо им говорить, что девонька нашлась..." Я подумал: до райцентра - во-он какой путь. Пусть уж она Орлика возьмёт и сама за доктором съездит. А Василису я как-нибудь дотащу. К тебе, чай, ближе!..
   Игорь Максимильянович прищурился:
   - Значит, всё-таки ко мне шёл?..
   Бурханкин смутился, поняв, что продал собственную хитрость.
   - Дак я хотел вначале в сторожку, но у меня её всё одно могли бы найти... Тебя же никто не видел! Я ж там с ними был, а ты - нет. Кто же знает, что флигель при тебе разрушился ещё тогда?.. Была бы Диана...
   Игорь Максимильянович энергично поднялся:
   - Вот что. Давай-ка сходим, поглядим, что и как. С доктором Рубиным повидаемся. Ведь на экстренные вызовы Марк Анатольевич сам ездит. Надеюсь, он ещё там...
   - Наверняка! Пока Михална его привезла, пока он обсмотрел, ну, обследовал музыкантов... Потом, Циклоп так просто доктора не отпустит. Сразу на какой-нибудь заусенец пожалуется... Да и Орлику передых нужен. Он же не двужильный...
   - Я понял, понял, - остановил егеря Франц. - Где твои лыжи? Там остались? - Бурханкин махнул в сторону Большого Дома. - У меня на чердаке вторая пара - моей Лизхен. Возьми, тебе впору будут.
   Пробегая мимо ванной, где заперлась Василиса, Бурханкин споткнулся о груду меха Волчка. Звякнул дверной крючок. Егерь отскочил. Умчался за лыжами наверх, только его и видели.
   Глава десятая
   Жертвы несчастного случая
   Василиса вышла одетая, небрежно перебросив халат через острый угол локтя. На клетчатый подол поочерёдно наступали два мохнатых "рыцаря".
   - Вы правы... - угрюмо буркнула певунья, опустив глаза.
   - Что вы говорите? - переспросил Франц.
   - Я говорю, - она приподняла голову, повысила голос, - вы же меня вообще не знаете... С какой стати?..
   - Имеете в виду, с какой стати я должен вам верить? - Игорь Максимильянович как ни в чём не бывало сел за стол.
   - Вот именно! - вызывающе подтвердила она прямо ему в зрачки.
   "Дуб и ольха побратались: тесно стоят на пригорке. Кто из них вырвется первым в соревновании роста?.." - польстил себе Франц от имени Дианы.
   Он жестом пригласил Василису сесть, постарался не громыхать словами, поэтому сам себя почти не слышал и выговаривал преувеличенно чётко:
   - Мы тут с Егор Сергеичем прогуляемся немного, друзей ваших проведаем. Мне кажется, вам разумнее всего подождать нас здесь.
   - Как будто у меня есть выбор!.. Может, захватите заодно мою куртку? Так домой хочется!.. - тоскливо вздохнула она и попыталась выяснить хоть что-нибудь: - Мы сейчас где? Далеко от райцентра, или от того дома?..
   Ей было не по себе. Можно понять: одна, в глухомани, кругом - ни души, кроме двух собак и двоих едва знакомых мужчин.
   Глядя на неё, Франц думал, что хотя бы ради родной Лизхен... Ради... В честь мелочей из трещины, с которой началось...
   "Нет, не бывает мелочей. Как она подметила: "И в крыле стрекозы совершенство земли." Должна же у них у всех быть в жизни основа, опора! Один вообще готов её смешать с грязью... Другой - днём Василису ни на шаг от себя не отпускал, а вечером - в нужный момент его рядом-то и не оказалось... Где хозяин Большого Дома? Пригласил, обхаживал, теперь куда-то исчез... Как прошла ночь и где она её провела - неизвестно. Да, не позавидуешь!.."