Друзья Санича из ФАПСИ не подвели – в сообщение была вложена интерактивная карта с пульсирующей красной точкой. Она показывала местонахождение телефона Евы. Андрей приблизил карту и увидел незнакомые названия. Сунул телефон водителю.
   – Вы знаете, где находится это место?
   – Конечно, сэр, это Литл Индия.
   – Это далеко отсюда?
   – Нет, не очень. Быстро доедем.
   – Так поехали!
   Андрей стал подробнее изучать карту. Их отель находился ровно посередине между Очард-роуд и той улицей, куда они сейчас ехали. Получается, выйдя из гостиницы, Ева пошла не туда, куда собиралась, а в прямо противоположную сторону. И все его поиски на Очард-роуд с самого начала были обречены на провал.
   – Какого черта?
   Андрей постарался успокоиться, сделал несколько дыхательных упражнений. Он, конечно, поговорит с Евой, и поговорит очень серьезно, но сейчас главное – уберечь жену и дочь от грозящей им опасности.
   Судя по точке на карте, Ева с Марусей никуда не двигались. Внезапно такси остановилось.
   – Извините, сэр, но прямо к этому месту я проехать не могу – видите, тут пешеходная зона, – водитель кивнул на запруженную народом улицу. – Вам вон туда, прямо, потом налево, там будет парк, вы увидите. Удачи вам!
   Точка на карте начала двигаться. Андрей, не считая, сунул водителю несколько крупных купюр, выскочил из машины и начал пробираться через торговые ряды с золотыми украшениями, яркими тканями и экзотическими сувенирами вперемежку с фруктами. Потом рынок внезапно кончился, и Гумилев увидел парк.
   У самого края парка, нарушая все правила пешеходной зоны, стоял огромный серебристый пикап «Мицубиси-Тритон». Гумилеву эти машины всегда казались уродливыми – как будто к крутому внедорожнику приделали открытый кузов для перевозки крупногабаритных грузов. Стекла «Тритона» были наглухо затонированы, но дверцы гостеприимно распахнуты. Видна была чья-то нога в белой брючине и до блеска отлакированной туфле, стоявшая на подножке пикапа.
   А к открытым дверцам «Тритона» шли Ева и Маруся, сопровождаемые двумя мужчинами в одинаковых темных костюмах.
   Шли медленно, словно нехотя.
   Время для Андрея остановилось.
   От «Тритона» его отделяло метров восемьдесят. На пространстве между рынком и парком еще стояли какие-то тележки с фруктами, сидели прямо на земле торговцы сувенирами. Гумилев рванул с места так, как делал это когда-то на соревнованиях по легкой атлетике. Он преодолел уже половину расстояния до машины, когда мужчина, поддерживающий под локоть Еву, вдруг оглянулся.
   И увидел летевшего к ним Андрея.
   Дальше события стали разворачиваться очень быстро – так быстро, что Андрею впоследствии было сложно восстановить их последовательность.
   Мужчина в темном костюме сильно толкнул Еву в спину – так, что последние несколько шагов до машины она буквально пролетела, едва не стукнувшись головой об угол дверцы. Второй развернулся к Андрею, в руке у него что-то блеснуло. Из недр «Тритона» высунулась рука, схватившая Еву за плечо. Андрей закричал. Блестящая штука в руке у второго похитителя оказалась длинным и тонким стилетом, и ясно было, что нужно свернуть в сторону, чтобы избежать смертельного столкновения, но свернуть означало потерять темп, а этого Андрей себе позволить не мог. Он выставил вперед руку, чтобы отбить удар стилета, но тут что-то сильно ударило его в спину, и Гумилев, словно споткнувшись о камень, плашмя упал на землю.
   В следующую секунду он увидел мелькнувшее у машины розовое пятно. Высокий человек в розовой рубашке легким движением дотронулся до похитителя со стилетом, и тот, выронив оружие, повалился на спину. Мужчина, толкнувший Еву, развернулся на каблуках, но вдруг застыл, словно парализованный. Скрывавшийся в «Тритоне» человек отпустил Еву, и она, подхватив Марусю, бросилась прочь от машины.
   – Ева! – что было силы крикнул Гумилев.
   Через несколько секунд он уже обнимал жену и дочь. В отдалении хлопнули дверцы машины, серебристый «Тритон», взревев мотором, покинул место происшествия, разогнав оказавшихся на пути торговцев. Ни поверженных похитителей, ни мужчины в розовой рубашке видно не было.
   – Что произошло? Где вы были? – Гумилев опустился на колени перед Марусей, гладил ее по волосам, пытаясь убедиться, что с малышкой все в порядке.
   – Мы гуляли, просто гуляли, – от пережитого напряжения Ева готова была расплакаться. – Потом появились эти люди, показали полицейские жетоны, попросили пройти в машину, чтобы урегулировать какое-то недоразумение… Я почувствовала неладное, но они были так настойчивы… А потом… ты же сам видел!
   – Но почему вы не отвечали на мои звонки? Я звонил вам раз сто!
   – Звонил? – Ева достала их сумочки телефон и закусила губу, увидев, сколько было неотвеченных вызовов от Андрея. – Прости меня, ты беспокоился о нас? Прости, прости, прости!
   – При чем здесь прости! Из-за твоей беспечности вас с Марусей едва не похитили!
   – Похитили? – глаза Евы расширились. – Так эти люди – не полицейские?
   Словно отвечая на ее вопрос, на площадку перед парком, ревя форсированными движками, вылетели две машины с эмблемой полиции Сингапура. Одетый в белую тропическую форму офицер подошел к Гумилеву.
   – Мистер Гумилев, я капитан Чжао, полиция Сингапура. Мы получили сообщение от мистера Санича о том, что вам требуется помощь. Я и мои люди готовы обеспечить вам необходимую защиту.
   – Вы вовремя, мистер Чжао, – Гумилев отряхнул джинсы. – Мою жену и дочь пытались похитить. Только что. Здесь. Какие-то люди, предъявившие полицейские жетоны.
   Лицо Чжао закаменело.
   – От имени полиции Сингапура я приношу вам свои самые глубокие и искренние извинения.
   Но Гумилев не собирался тратить время на китайские церемонии.
   – Мы возвращаемся в Москву, капитан. Немедленно. Я хочу, чтобы моя семья находилась под охраной ваших людей вплоть до того момента, когда мы сядем в самолет.
   – Разумеется, сэр. Но я хотел бы попросить вас и вашу жену дать подробные показания об этом прискорбном инциденте. Я лично проведу самое тщательное расследование. Подобные преступления не должны оставаться безнаказанными.
   – Хорошо, – Гумилев устало махнул рукой. – Только недолго. Мне не хочется задерживаться в Сингапуре.
   Полицейские отвезли Гумилевых обратно в отель. Чжао отрядил одного из своих людей заниматься переоформлением билетов, а сам выспросил у Андрея все, что он мог вспомнить о сегодняшнем происшествии. В то, что Чжао будет проводить какое-то свое расследование, Гумилев не слишком-то верил, но тем не менее рассказал обо всем довольно подробно, не забыв упомянуть и о том, что загадочного индуса в розовом они видели вчера около кафе с фонтаном. Умолчал он только о том, что Ева ввела его в заблуждение относительно Очард-роуд.
   Сама Ева оправдывалась тем, что передумала уже по дороге и решила надеть на концерт другие украшения, которые подойдут к маленькому черному платью. Вместо того чтобы толкаться среди шопоголиков на Очард-роуд, они с Марусей захотели прогуляться по этническому кварталу. Объяснение не хуже других, но Андрей ему почему-то не очень верил.
   Когда Чжао, наконец, отпустил его и принялся беседовать с Евой, Андрей с Марусей спустились в лобби-бар. Себе Андрей заказал двойной скотч, а Марусе ее любимый клубничный коктейль. За соседним столиком расположились двое подчиненных Чжао, прихлебывающих минеральную воду.
   Гумилев медленно пил виски, пустыми глазами глядя куда-то перед собой. Его дочка с раскраской и фломастерами устроилась за столиком, украшенном фарфоровой вазочкой, полной разноцветных стекляшек.
   – Папа, посмотри!
   Андрей чуть не выронил стакан. Маруся приставила к своим глазам зеленую и синюю стекляшку и радостно улыбалась.
   – У меня разноцветные глаза! Как у того дяди.
   – У какого дяди?
   – У хорошего дяди! В розовой рубашке!
   – Как у дяди в розовой рубашке? – переспросил Гумилев. – Который вчера привел тебя, когда ты убежала к дороге?
   – Да! У него еще была такая железная… – Маруся с трудом подбирала слова, – штука… с лапками!
   Андрей вспомнил железного паука в руке индуса.
   – Паук?
   – Нет, не паук.
   – Но у паука много лапок.
   – Ну нет, как ты не понимаешь! – когда Маруся не могла объяснить, чего хочет, сразу начинала капризничать.
   – Вот такая, длинная! – девочка схватила свою раскраску и изобразила в ней толстого червяка с тремя парами лап.
   – Ящерица? – удивился Андрей. – Но я вчера видел паука.
   – Точно, ящерка! Вчера был паук. А сегодня – ящерка!
   Гумилев с трудом проглотил застрявший в горле комок.
   – Вы сегодня снова видели этого человека?
   – Да! Он показывал нам игрушки! Я хотела, чтобы он подарил ящерку мне, но он отдал ее маме, – улыбка Маруси вдруг погасла, девочка стала очень серьезной. – Только это наша тайна! Мама сказала, что это такая игра, я не должна была говорить.
   – Ты мне ничего не говорила, – в тон ей серьезно ответил Гумилев. Он приложил палец к губам, а потом закрыл ладонями уши. – А я ничего не слышал.
   Он залпом допил остатки виски и через силу улыбнулся дочери.

Глава третья
Арктический клуб

   «Я принял решение завершить операцию по принуждению грузинских властей к миру. Цель операции достигнута. Безопасность наших миротворческих сил и гражданского населения восстановлена. Агрессор наказан и понес очень значительные потери», – президент Дмитрий Медведев говорил медленно, взвешивая каждое слово. Заявление об окончании боевых действий в Южной Осетии сопровождалось треском фотокамер.
   Война закончилась. Всего за пять дней. «Так ее и назовут – Пятидневная война, – подумал Андрей Гумилев, переводя взгляд с экрана ноутбука на тонированное стекло своего «Мерседеса». – Что ж, моя страна показала, что те, кто думает о ней как об «умирающем медведе», серьезно ошибаются».
   Настроение у него было не слишком веселым. Длинный рабочий день закончился, и Гумилев чувствовал себя усталым. Хотелось вернуться домой, к жене и дочке, обнять их, посидеть за большим столом, слушая веселое щебетание Маруси и потягивая выдержанный «Гленливет». Вместо этого ему предстояло еще несколько часов утомительных разговоров – о том, что можно было бы решить и в рамках интернет-конференции за пятнадцать минут. Казалось бы, ученые, находящиеся на передовых рубежах науки, должны были первыми оценить преимущества многосторонних переговоров в Сети. Но нет – маститые профессора и академики были на удивление консервативны и предпочитали личные встречи онлайн-переписке. И пропустить сегодняшнюю встречу он не мог – ее дважды переносили специально, чтобы дождаться его возвращения из Сингапура.
   Час пик уже закончился, и водитель быстро лавировал между немногочисленными машинами на Остоженке. Джип сопровождения синхронно, как в танце, повторял все маневры автомобиля Гумилева.
   Андрей свернул окошко интернет-телеканала Russia.ru, транслировавшего пресс-конференцию президента, и вывел на экран бизнес-план экспедиции, подготовленный экспертами Арктического клуба. Бегло проглядев графики и таблицы, иллюстрировавшие текст, он дошел до главного – итоговой сметы расходов.
   – Сколько?!
   – Что, Андрей Львович? – водитель взглянул на шефа в зеркало дальнего вида.
   – Нет-нет, Юра, все нормально.
   На этот раз Гумилев внимательно прочел сопроводительный текст записки, надеясь обнаружить там убедительную причину того, что экспедиция в Арктику оценена в сумму с таким количеством нулей. Найдя среди статей расходов приобретение атомного ледокола «Россия», Андрей с усмешкой щелкнул курсором по крестику в правом верхнем углу документа.
   По большому счету ему было не так уж и важно, какие деньги придется выложить за экспедицию. Корпорация Гумилева приносила стабильно высокие прибыли, которых хватало и на инвестиции в новые отрасли бизнеса, и на дорогостоящие авантюры вроде марш-броска в Арктику.
   Когда ему позвонили из приемной президента Государственной полярной академии и депутата Госдумы Артура Чилингарова, Гумилев решил, что речь пойдет о финансировании очередного научного проекта. С тех пор как он создал для Евы исследовательский фонд «Новые рубежи», к нему еженедельно приходили килограммы прошений, заявок и предложений. Порой звонили люди, которых он более или менее хорошо знал лично – от разговора с ними Гумилев обычно уклонялся, не желая портить себе карму. Секретари переключали таких просителей на заместителя Андрея по науке, Анатолия Перельмана, которого за глаза уже давно называли Дядюшка Скрудж.
   Однако, когда секретарша сообщила, что с ним хочет поговорить лично Чилингаров, Андрей решил не переключать его на Дядюшку Скруджа. Интуиция не подвела его и на это раз.
   – Андрей Львович, я тут слышал, у вас проблемы с тестированием вашего нового изобретения? – после короткого обмена любезностями спросил Чилингаров.
   – Было бы странно, если б таких проблем не возникло. Экспериментальный модуль терраформирующей станции следует испытывать в условиях, наиболее приближенных к тем, в которых эту станцию предполагают использовать.
   – Вы не могли бы напомнить, что это за условия?
   – Артур Николаевич, раз вы мне звоните, значит, отлично знаете, о чем идет речь. Станции предназначены для работы на Луне.
   – Но мы не на Луне. Надо полагать, я должен сказать – «к сожалению, не на Луне».
   – Я не раз просил позволить нашей корпорации использовать российские космические полигоны. Я думаю, вы в курсе, что мы так и не получили разрешения.
   – Полигон – не решение проблемы… – Чилингаров не закончил фразу, вынуждая Андрея задать следующий вопрос.
   – Что вы можете предложить?
   – Ваши станции могут пройти тестирование в Арктике.
   Гумилев не стал торопиться с ответом. Во время подготовки к прошлой Арктической экспедиции Чилингарова он сам выходил с таким предложением, но получил вежливый отказ. Арктика имела статус стратегически важной территории, где требуются повышенные меры безопасности, поэтому исследования там разрешалось проводить только государственным организациям и фондам.
   – Вам нужно финансирование? – Гумилев решил больше не тянуть время и обойтись без китайских церемоний.
   – Если вы готовы обсудить эту тему, то я подготовлю наше предложение.
   – И смету?
   – И смету.
   Положив трубку, Гумилев насмешливо улыбнулся. Он не сомневался, что Чилингаров обратился к нему от безысходности. Если сейчас не внести ясность в границы Арктики и не застолбить за собой ее ресурсы, то следующая экспедиция в Заполярье может столкнуться во льдах с американцами, канадцами и китайцами. Однако Арктика может сравниться с Луной не только условиями для испытаний, но и затратами на экспедицию. А зародившийся по другую сторону Атлантики глобальный финансовый кризис, потихоньку подбирающийся к отечественной экономике, начисто отбил желание у традиционных спонсоров инвестировать деньги в научные исследования – им бы самим удержаться на плаву. Понятно, что нет лишних денег на освоение Арктики и в федеральном бюджете.
   «Мерседес» Гумилева свернул на узкую, покрытую новым асфальтом дорогу и вскоре остановился возле двухэтажного, стилизованного под старину особняка с полукруглыми балконами и дорической колоннадой. Андрей вышел на стоянку перед домом, уже успевшую превратиться в выставку элитных автомобилей. На этот раз машин с правительственными номерами было больше, чем обычно, между ними прохаживались похожие друг на друга плечистые мужчины в одинаковых темных костюмах.
   Подходя к высоким дубовым дверям особняка, по обе стороны которых стояли охранники, Гумилев поднял голову. Над самым входом, на уровне второго этажа, белела мраморная плита. На эту плиту так и просился герб или декоративная маска. «На до напрячь наших дизайнеров, пусть придумают что-нибудь торжественное и зловещее, – усмехнулся про себя Андрей. – Тогда участники Арктического клуба смогут во всей полноте ощутить себя членами тайного ордена».
   Прямо из просторного, обшитого дубовыми панелями холла вела наверх широкая лестница из сахарно-белого мрамора. На втором этаже, перед входом в гостиную, курил высокий крупный мужчина в дорогом костюме, не скрывавшем, однако, военной выправки. Серебряные от седины волосы мужчины были коротко подстрижены, делая еще более заметными рубленые черты лица и мощную нижнюю челюсть.
   Мужчина коротко кивнул Гумилеву, давая понять, что знает, кто он такой, хотя они не были представлены друг другу. Андрей кивнул в ответ и прошел мимо. Ему показалось, что мужчина специально встречал его. Зачем курить на входе, если в гостиной, где обычно проходят их заседания, дымят все, кому не лень? Так и оказалось: в комнате резало глаза от сизого, плывущего со всех сторон дыма, не помогали даже открытые окна.
   – Андрей Львович! Как ваш отдых? Мы ждем от вас больших свершений! – оказалось, что, вопреки обыкновению, Артур Чилингаров на этот раз пришел раньше его.
   Гумилев пожал протянутую ему руку.
   – Ну, свершения – это больше по вашей части, Артур Николаевич. Наше дело лишено романтики, хотя – тут я с вами согласен – требует много сил.
   – Если обмен любезностями закончен, мы могли бы начать нашу встречу, – к ним неслышно подошел мужчина, куривший на лестнице. – Хотя, если вы пока не обсудили дежурную тему мирового кризиса, мы можем еще подождать.
   По спокойному, даже безразличному тону нельзя было догадаться, шутит этот человек или грубит. Он не улыбался, а его серые глаза внимательно ощупывали собеседников.
   – У генерала особенное чувство юмора, – зато глаза Чилингарова смеялись. Казалось, он был доволен, что Гумилев не мог определить, как ему отнестись к поведению незнакомца. – Вы привыкнете. Правда, не сразу.
   – У генерала?
   Мужчина протянул ему руку.
   – Генерал Свиридов. Кто вы, я знаю.
   В его голосе не было ни угрозы, ни прежнего безразличия, одно лишь уважение к новому знакомому. Но Гумилеву показалось, что при словах «кто вы, я знаю», мужчина мгновенно перелистал в памяти не газетные статьи, посвященные самому богатому человеку страны, а пухлую папку с его личным делом. Андрей не сомневался, что генерал представляет спецслужбы.
   – Я вижу, все уже представлены друг другу? – к мужчинам присоединился Степан Бунин, ответственный секретарь фонда «Новые рубежи» и по совместительству – член Арктического клуба. – Ну, теперь, когда все знакомы, можем начинать. На столе лежат копии документов, которые нам сегодня нужно обсудить и принять окончательное решение.
   Андрею всегда казалось, что в его присутствии Бунин ведет себя наигранно, с нарочитой важностью. Но если от генерала Свиридова исходила непоколебимая уверенность в себе, то Бунин казался человеком, вечно ищущим одобрения окружающих.
   При этом Степан Бунин был блестящим ученым и прекрасным администратором. Именно ему Ева была обязана своими первыми шагами на стезе науки. Лет одиннадцать назад, когда Ева приехала из Курска поступать в МГУ, старшекурсник, а потом аспирант Бунин взял ее под свою опеку. Вскоре их отношения переросли в дружбу. Гумилев сам удивлялся – он всегда повторял, что дружбы между мужчиной и женщиной быть не может, но отношения Бунина и Евы не вызывали у него ни малейших подозрений.
   – Тебе не кажется, что Бунин в меня влюблен? – однажды спросила его жена.
   Андрей удивился.
   – Знаешь, я никогда об этом не думал.
   – Ты меня совсем не ревнуешь? Ты так самоуверен?
   – Ну конечно, я тебя ревную! Хотя больше я в этом никогда не признаюсь, – Андрей притянул к себе Еву, растрепал ей волосы рукой и по-мальчишески рассмеялся. – Но не к Бунину же, в самом деле!
   – А что в нем такого, что к нему нельзя ревновать? – заинтересовалась Ева.
   – Да в том-то и дело, что ничего такого в нем нет. Знаешь, мне кажется, он вообще не должен пользоваться популярностью у женщин.
   – У, с каким знатоком женской психологии я связалась! И кто же, по-твоему, нравится женщинам?
   – Либо тот, кого можно пожалеть и реализовать свой материнский инстинкт, либо тот, кому можно подчиниться и почувствовать себя маленькой девочкой. А Бунин не вызывает ни жалости, ни страха.
   – То есть ты не признаешь равных отношений? Где люди смотрят друг другу в глаза, а не сверху вниз или снизу вверх?
   – Ну какое равенство, радость моя! Ты же умная женщина. Вот только не нужно спрашивать, кто у нас главный. Марш на кухню!
   После того как третья подушка, запущенная Евой, попала в цель, Андрей начал всерьез сомневаться, кто все-таки в этом доме хозяин.
   Вспомнив эту сцену – типичную для их с Евой семейной жизни, – Гумилев улыбнулся. Бунин удивленно посмотрел на него.
   – Что тебя так развеселило? Между прочим, сегодня может решиться судьба твоего любимого детища – терраформирующей станции!
   – И поэтому я должен вести себя, как первокурсник перед экзаменом? Тебе не кажется, что собравшиеся за этим столом имеют больше оснований нервничать?
   Чилингаров расхохотался, приобнял Андрея за плечи.
   – Конечно, Андрей Львович, вы у нас самый богатый человек в стране. И от того, дадите вы денег на Арктическую экспедицию или нет, зависит не одна научная карьера. Но не думайте, что все без исключения члены клуба спят и видят, как ваша терраформирующая станция начнет превращать льды и торосы в цветущий оазис. У вашей мечты есть и противники.
   – Кто же, например? – посерьезнел Гумилев. – И чем им мешает моя станция?
   – Знать своих истинных врагов – удел счастливых, – неожиданно высказался Свиридов. – И мудрых, – добавил он, подумав.
   – То есть имен вы не назовете? – уточнил Андрей.
   – Я хотел бы познакомить вас с новым членом нашего клуба, – Чилингаров, явно не желая продолжать им же самим затеянный разговор, подвел Гумилева к дымившему толстой сигарой плотному мужчине в старомодном твидовом костюме. Мужчина был явно старше Андрея, хотя точный возраст его определить было трудно: загорелое лицо без единой морщины наводило на мысль о близком знакомстве с пластической хирургией.
   – Позвольте представить – Андрей Львович Гумилев, Борис Михайлович Беленин.
   – Мы, кажется, знакомы, – добродушно прогудел Беленин, протягивая Гумилеву твердую тренированную ладонь. – Встречались на форуме «2020» в Питере!
   – Да, я помню, – сдержанно ответил Андрей. Беленин принадлежал к числу «классических олигархов», то есть сделал свое состояние на торговле энергоносителями. О том, что ресурсы, которые олигархи, подобные Беленину, продавали Западу, как и вся сырьевая инфраструктура, позволявшая выкачивать нефтедоллары из тюменских и югорских месторождений, принадлежат им лишь по прихоти либеральных «отцов приватизации», эти люди старались не задумываться. Соответственно и обязательств перед «этой страной», как они любили называть Россию, у них не было. Гумилеву, стремившемуся развивать инновационную экономику, направленную на благо России, сырьевые олигархи были неприятны. В разговорах с друзьями он обычно называл их «компрадорами» и считал, что именно их засилье мешает сделать Россию по-настоящему передовой державой. Он хорошо понимал, что, пока Беленин и подобные ему делают огромные деньги, распродавая стратегические ресурсы страны, ни о какой модернизации экономики не может идти и речи. Но, как бы ни относился Гумилев к сырьевым олигархам, правила поведения в обществе нужно было соблюдать. К тому же Беленин, оказывается, каким-то образом записался в члены Арктического клуба.
   – Рад видеть вас, Борис Михайлович, в рядах нашей масонской ложи, – усмехнулся Гумилев. – Присматриваетесь к Арктике?
   – Ну, Андрей Львович, – Беленин развел руками, – это же настоящее Эльдорадо! Голконда! Как же, скажите на милость, к ней не присматриваться?
   «Конечно, – подумал Гумилев, – сто миллиардов баррелей нефти – тот еще лакомый кусочек!»
   – Вот только как до этих сокровищ добраться? – сокрушенно вздохнул Беленин.
   – Возможно, экспедиция, которую мы сегодня так оживленно обсуждаем, даст ответ на ваш вопрос, – Чилингаров протянул ладонь к похожему на трон креслу во главе овального дубового стола. – Андрей Львович, мне кажется, нам пора переходить к делу.
   Гумилев решительным шагом подошел к креслу, но садиться не стал, встал за ним и положил ладони на обитую кожей спинку. Разговоры в гостиной немедленно стихли.
   – Господа, я просмотрел подготовленные для меня документы. Готовьте договоры, контракты – все, что требуется. Я подпишу, – Андрей почувствовал, как мгновенно разрядилось висевшее в комнате напряжение.
   – В полном объеме? – педантично уточнил Чилингаров.
   – Да, я даже не имею ничего против приобретения ледокола «Россия». Более того, после экспедиции я готов передать его в собственность Полярной академии – мне кажется, такой транспорт ей не помешает.
   – Не хотите оставить его себе? Вы переплюнули бы разом всех олигархов в мире. Они меряются круизными яхтами, а у вас был бы ледокол, – даже шутя, генерал не улыбался, а внимательно смотрел на Гумилева.
   – Я не люблю слово «олигарх», – краем глаза Андрей следил за реакцией Беленина. Тот удивленно поднял брови. – Еще Аристотель противопоставлял олигархию, или «власть немногих», аристократии, или «власти благородных». Можете считать меня аристократом. К тому же, если соберусь на Северный полюс, думаю, Артур Николаевич меня подбросит, – Андрей поклонился Чилингарову.