Элизабет Бикон. Охота на герцогиню

   – И ваша прекрасная внешность вполне соответствует вашей душе, мой мальчик, – снова вмешалась леди Пэндл и бросила на дочь предостерегающий взгляд. – Передайте тетушке Мелиссе, что мы конечно же приедем. Если же мне удастся вытащить господина Пэндла с полей и оторвать его от нашей милой Ровены, он тоже поспешит оказать вам поддержку в таком важном деле.
   – Благодарю, миледи, весьма признателен, – ответил Джек, и на Джессику внезапно нахлынуло ужасно неженственное желание как следует пнуть его благородную лодыжку, чтобы он, а не она хотя бы раз в жизни неловко захромал прочь.
   Но мать уже поднялась с места, опираясь на услужливо протянутую руку Джека, это означало окончание раунда. Теперь противники могут разойтись по своим углам.
   – Рад буду снова приветствовать вас в Эшбертоне, Принцесса, – шепнул он на прощание, ловко подсаживая их в экипаж.
   Джессика расстроилась окончательно.
   – Вы и не заметите меня среди множества благовоспитанных юных красоток, – нарушила она этикет.
   – Ах, Принцесса, вас-то я всегда выделяю, – ответил он так, словно напрашивался на благодарность.
   Он отступил, и на его симпатичном лице заиграла уже знакомая невыносимо высокомерная улыбка. Лакей захлопнул дверцу, Джек небрежно махнул рукой в прощальном жесте и скрылся в темноте, вооруженный всего лишь прогулочной тростью. «Верно, еще и насвистывает, словно нарочно приглашает ночного вора отважиться напасть на него», – сердито думала Джессика.
   – Если ты и далее будешь так же прилежно выполнять свои обещания, мы с отцом, пожалуй, вынуждены будем отречься от тебя, – едко сказала матушка.
   – Что вы имеете в виду? Я всегда придерживаюсь своих обетов, – возразила Джессика, задетая за живое гневным тоном матери.
   – Всего полчаса назад ты клялась, что будешь ласкова с Джеком, и в конце концов повела себя с ним как разобиженный ребенок. Скандал, да и только!
   – То-то у меня предчувствие, не остаться бы сегодня без ужина. – Джессика постаралась свести все к шутке.
   Она понимала, что мать в общем-то права. Поддавшись унынию, представив, что Джек женится и это событие разрушит ее привычный мирок до основания, она позволила этим эмоциям подавить все навыки добропорядочного поведения.
   – Придется заложить за щеку камешек, чтобы не распускать язык, – пообещала Джессика, внутренне приготовившись блюсти данное слово хотя бы в течение двухнедельного пребывания в доме Джека.
   Джек Сиборн – достаточно воспитанный джентльмен, и у нее нет причин держать камень за пазухой, да он и не расстроился – какое ему дело до нее? Он не злопамятен, и в дальнейшем, после этого визита, им суждено видеться лишь случайно, на каких-нибудь особо официальных мероприятиях. У нее семеро братьев и сестер, у него пять двоюродных, впрочем, нет – четыре, исключая Рича, плюс куча более дальних родственников. Скорее всего, им предстоит раскланиваться на крестинах и помолвках – «герцог Деттингем с супругой – мисс Пэндл», – после чего старая дева, предпочтя хорошее лучшему, увянет где-то позади праздничной толпы.
   Разумеется, она заранее жалела ту бедняжку, которая обманется блестящей внешностью герцога Деттингема и не распознает его подлинной сущности. У него повадки тирана и неистребимое желание решительно перекраивать судьбы людей из своего окружения для их же блага. Нечего и сомневаться, такой муженек съест бедное дитя с потрохами. Однако помочь ему рассудительно выбрать невесту – вовсе не муки ада, скорее, ее долг. После такого испытания она спокойно сможет удалиться в деревню и разводить свинок или, скажем, вложить свои деньги в строительство каналов или паровых машин. Подобное предпринимательство прославит ее имя, и она прослывет богатой чудачкой.
   – Разве может мать просить даже о такой малости, как твое обещание не проявлять свой норов и потерпеть всего лишь две недели? – иронически рассуждала леди Пэндл вот уже битый час, а Джессика под ее взглядом сидела на добротных кожаных подушках, как на иголках. – И не вздумай в Эшбертоне изображать из себя старую деву, будь самой собой, веселись, как всегда. Это поместье прелестно в любое время года, но в разгар лета там особенно приятно, – наставляла мать.
   Можно подумать, что наслаждение гармонией природы и архитектурными изысками для Джессики – утешительная награда за ее отказ грубить хозяевам по любому поводу и без оного.
   – Но мне и в самом деле всегда приятно гостить в семье тети Мелиссы, – заметила Джессика.
   – Да, все будет почти так, как в старые добрые времена, – радостно вещала леди Пэндл.
   – Почти, – прошептала Джессика, вспоминая те времена. Тогда она настолько обожала Джека, что принимала на ура все его затеи и была готова повсюду следовать за ним, как преданный щенок.
   Тогда она нисколько не сомневалась, что они – друзья навек и, может статься, нечто большее свяжет их. Именно он был ее героем, когда она грезила о сказочном замужестве и вечном счастье. Но все рухнуло в одночасье. Она умчалась на любимом отцовском гунтере навстречу летней грозе и искалечила жизнь обоим. Навсегда. «Лучше не вспоминать те капризы, они так дорого обошлись», – сказала себе Джессика. Совершенно ясно, они с Джеком стали бы наихудшей парой в бурной истории рода Сиборн. А погостить летом в Эшбертоне – прекрасная интерлюдия перед обретением своего истинного пути. Не стоит, конечно, придавать этому событию особого значения, поскольку оно ничем не отличается от остальных доступных ей светских развлечений, вроде сегодняшнего бала. Пройдет и забудется.

Глава 2

   На следующий день, увидев Джека на променаде в городском парке, Джессика внезапно поняла, почему предстоящий прием так ее волнует. Она еще издали приметила его, он в свою очередь заметил их фамильное ландо и подивился, как ей удается различить в толпе герцога Деттингема. Он и в самом деле выделялся в толпе праздно болтающих гуляк и веселящихся друзей своим одиночеством. Джессика поразилась тому, как многие светские львицы беззастенчиво бросали на герцога призывные взгляды, надеясь завладеть его разборчивым вниманием, и, прикрываясь веером, нашептывали о нем непристойные сплетни, их молоденькие сестры сидели рядом, навострив ушки, и жеманно улыбались, демонстрируя хорошие манеры.
   «Да, он совсем потерялся в своем одиночестве», – подумала она, привыкшая видеть рядом с ним Ричарда. Кузены с детства были неразлучны, в молодости часто появлялись в компании вместе, словно товарищи по оружию. Внезапно Джесс догадалась, почему он замыслил жениться, ей даже пришлось чихнуть, чтобы скрыть свое волнение. Джек надеется, что этот шалопай, узнав о женитьбе кузена, поймет – теперь его шансы унаследовать родовой Земляничный венец^[5] и вернуться домой ничтожны. Ей даже думать противно о другой, более гадкой причине женитьбы, и она готова была во все горло крикнуть «нет!» перед этой сиятельной толпой.
   «Вот идиот!» – бормотала она себе под нос, не отрывая задумчивого взгляда от мужественного силуэта. Лавируя среди прохожих, он неуклонно приближался к ним, словно ее мрачные мысли манили его так, как Северный полюс намагниченную стрелку компаса.
   – Деттингем, – радушно улыбнулся ее отец.
   – Ваша светлость, – любезно приветствовала мать новую мишень старых сплетниц и нарочно помахала герцогу рукой – пусть увидят и уймутся.
   – Джек, – равнодушно выдавила Джессика, тем самым подавляя желание прямо спросить: соображает ли ее приятель, каким живодерским способом собирается вернуть своего блудного братца?
   – Ну-ну, Джессика, я, конечно, просила тебя щадить его чувства, но не стоило делать это напоказ, – привычно побранила ее леди Пэндл, не забыв между тем предупредительно пнуть по щиколотке своего муженька, чтобы тот не улыбался во весь рот так, словно их дочь и герцог Деттингем уж слишком хорошо знают друг друга.
   – Обещаете покорно слушаться свою маменьку в тяжелом бою, Принцесса? – Джек широко улыбнулся. Эта улыбка всегда переворачивала ей душу. С ее позволения, разумеется.
   – Если так, я давно уже слыла бы закоренелой лгуньей – под стать вам, ваша светлость. – Она взглядом напомнила ему про обещание не дразнить ее столь ненавистным прозвищем.
   Он поклонился с шутовской грацией, и ей пришлось закусить губу, подавляя смешок. Примирение не входило в ее планы, поскольку еще предстоит улучить момент, когда они останутся наедине, и свести с ним счеты. Она заготовила для него довольно увесистый камешек.
   – Простите мое недомыслие, мисс Пэндл, но мои манеры начинают хромать на все четыре, стоит мне увидеть ваше поистине королевское достоинство. – Тон его был слишком смиренным.
   – Если бы я переняла вашу манеру извиняться за свои оплошности, меня не приняли бы ни в одной гостиной Мейфэра^[6], – строго выговорила она.
   – Отныне буду следовать такому примеру при всякой возможности, иначе мне не отвязаться от прилипал, а я был бы счастлив навсегда разделаться с подобной компанией.
   Отец Джессики громко рассмеялся и с интересом глянул на публику, окружившую Джека и ловившую каждое его слово.
   – Что ж, мне самому впору поучиться, дружище, – доверительно вздохнул лорд Пэндл, не обратив никакого внимания на едкие взгляды и бойкие перешептывания публики.
   – Если в следующем сезоне и далее вы пожелаете видеть свою жену в любой из комнат вашей лондонской резиденции – даже не мечтайте, – услышала Джессика шепот матери, предназначавшийся исключительно для мужа.
   Джек смотрел на них отсутствующим взглядом, и Джессика поняла: у него по-кошачьи тонкий слух, и теперь он остро переживает услышанное, затем она вспомнила, что ей тоже не мешает придерживать язычок в его присутствии.
   – Не желаете прокатиться со мной, Пр… мисс Пэндл? – невинно поинтересовался он, и Джессика снова насторожилась. – Сами видите, я очень стараюсь. – Он пожал плечами и улыбнулся так призывно, что она невольно вспорхнула с места, словно птичка, слетевшая с ветки. Ей и в голову не пришло, что таких птичек у него могло быть много.
   – На чем, скажите на милость? – спросила она, снова опускаясь на тугие подушки фамильного ландо.
   – Представим, что у меня есть колесница? – Он по-мальчишески улыбнулся и вскинул брови.
   Ну как можно на него сердиться?
   – Почему бы и нет. – Она глянула на него сверху вниз, глаза ее лучились весельем, губы дергались от смеха.
   – Решено, Принцесса? – Он криво усмехнулся и странно посмотрел на нее, словно только что узрел нечто, лишившее его дара речи.
   – А я уж решила, что мы договорились насчет имен, – сердито сказала Джессика, хотя на самом деле сгорала от желания томно повиснуть на нем, как и все остальные влюбчивые девицы.
   – Простите, – он нервно повел плечами, словно стряхивая наваждение, – нечаянно слетело с языка, мне надо больше практиковаться. Желаете, мы начнем прямо сейчас, мисс Пэндл, и вы позволите мне сказать нечто путное, прежде чем нас замуруют в замке Эшбертон на целых две недели? Я вполне располагаю некими средствами передвижения и могу укатить с вами за горизонт, поверьте, я не страдаю галлюцинациями. – И он жестом руки указал в сторону блестящего двухколесного экипажа, стоявшего в тени деревьев.
   Да, эта элегантная коляска могла вызвать нешуточную мужскую зависть: и пара бойких лошадок, и ливрейный лакей, и грум – все подобраны под стать. Джессике стало интересно, с чего вдруг Джек выскочил из своей великолепной коляски, но она предпочла не углубляться в думы и мысленно рисовать портрет волоокой светской сирены, которая – по слухам – была его тайной любовницей. Ей дела нет до его амурных похождений, однако его планы вернуть беглого Ричарда казались настолько нелепыми, что она зябко повела плечами, несмотря на зной июньского полдня. Возможно, он прислушается к мнению старого друга, и ей стоит попытаться отговорить его.
   Джек властно прищелкнул пальцами, и экипаж тут же подкатил, игнорируя суетливую толпу на своем пути. Сердясь на власть имущих, Джессика и не заметила, как сама очутилась на узкой скамье коляски рядом с Джеком, ее согласия никто и не спрашивал.
   – Благодарю, Брандт, – произнесла она, едва придя в себя и вспомнив, наконец, имя старшего грума Джека.
   – Всегда приятно подсаживать истинную леди в наш экипаж, мисс Пэндл, – ответил пожилой слуга так, словно презирал тех женщин, которые, бывало, удостоивали своим присутствием прогулочную коляску герцога.
   Джесс едва не рассмеялась, подумать только: грум, ничуть не смущаясь, выговаривает его светлости герцогу Деттингему.
   – Кто бы спорил, – равнодушно обронил Джек и сообщил Брандту, что отпускает его домой – пешком – в награду за дерзость.
   – Слушаюсь, ваша светлость, – спокойно согласился грум и быстро зашагал прочь, словно у него гора с плеч свалилась.
   Они тронулись с места, и Джессика постаралась не выказывать удивления и тревоги, когда Джек выехал из парка, чтобы высадить лакея у своей летней резиденции на Гросвенор-сквер. Ее, правда, позабавила развязность, с какой слуга отбил церемонную чечетку и снял перед ней шляпу. Затем лакей многозначительно подмигнул Джеку и посеменил к конюшням особняка Деттингемов.
   – Где вы нашли такого слугу? – спросила Джесс, дожидаясь, пока серые лошадки надумают признать нового кучера, и Джек, наконец, властно послал их вперед.
   – В темном притоне. Однако это будет мой лучший жокей, как только он выучится прислушиваться к тем, кто сведущ больше, чем он мнит, в этом искусстве.
   – Так вы посадили его на запятки вашей кареты в наказание за гонор? Верно, у ваших слуг душа рвется именно туда, когда вы гневаетесь на них, ваша светлость, – поддразнила она, втайне отдавая должное его снисходительности, не в пример иным властным грубиянам.
   – Мне нет нужды третировать моих слуг, мисс Пэндл. Стоит лишь мне величественно нахмуриться, как все они начинают усердно угождать, словно я не герцог, а сам король.
   – Верно, Эшбертон созрел для перемен, – притворно вздохнула она. – Сгораю от нетерпения воочию убедиться и засвидетельствовать.
   – Не старайтесь. – Он печально улыбнулся, впору залюбоваться, но к чему ей так распускать себя. – Эти трудяги неплохо управляются с моим дворцом и твердо знают, что в этом деле я и в подметки им не гожусь.
   – Они здраво мыслят, – утешила Джессика. – Вряд ли вас с детства обучали командовать сервизами или запасаться салфетками.
   – За это я искренне признателен. – Джек выехал на оживленную улицу.
   – Куда мы направляемся? – спросила Джесс и потуже подтянула ленточки своей любимой шляпки.
   Джек уже разогнал свою пару в плотном транспортном потоке Лондона до разумного предела.
   – Туда, где мои лошадки смогут более-менее поразмяться, а мы глотнем, наконец, свежего воздуха, – бросил он на ходу, объезжая повозку и сдерживая резвых лошадей.
   Те шарахнулись от бешено завертевшегося зонта некоей леди, оглянувшейся на их экипаж.
   – Ну вот, теперь пойдут сплетни, – неуверенно сказала Джесс.
   – А о чем им еще говорить? – цинично заметил Джек.
   – Разве что о вас, – согласилась она.
   В самом деле, репутацию хромой мисс Пэндл обсуждать не стоит. Однако ее так и подмывало дать им пищу для новых – невероятно смехотворных – сплетен, чтобы затем спокойно упиваться этой славой.
   – Вряд ли эти злодейки поверят в то, что лорд и леди Пэндл позволили мне умыкнуть средь бела дня их единственное сокровище, так что расслабьтесь, Принцесса. Обещаю доставить вас домой, не прибавив к вашему имени и пятнышка, – никто не успеет заметить ваше отсутствие.
   – Что ж, с моими набегами в свет отныне покончено, так что пусть говорят напоследок, мне без разницы, – вполголоса успокаивала себя Джесс.
   – Что вы хотите сказать?
   – Я разве не ясно выразилась?
   – Я не так проницателен.
   – Да, я умываю руки, ваша светлость. Впрочем, я никогда и не блистала в обществе, так что со светскими сезонами покончено, и тем лучше для меня. Летом в Лондоне скучно. Действительно, как глупо сидеть приклеенной, в душном городе и пропускать лучшее время года, когда все распускается, дышит и цветет в деревне. Лондон провонял, здесь и дождь не освежает, правда, у нас другой погоды не бывает, насколько я помню.
   – Возможно, – проронил он, – но вы еще весьма молоды для последних напутствий. Остается только удивляться, почему вы, взяв хороший старт, и пальцем не шевельнули, чтобы продвинуться в свете.
   – Неужели до сих пор не ясно? – раздраженно спросила она.
   – Я же сказал, что не отличаюсь сообразительностью, или вы где-то слукавили. Сделайте одолжение, поясните, как мне поладить в споре с леди, если она выдает черное за белое, а я уверен в ином? – размышлял он вслух, словно не сомневался в своей правоте всегда и во всем.
   – Попробуйте промолчать.
   – Вы сами так обычно и поступаете, Джессика? Молча презираете отпрысков благородных семейств, которые не соответствуют вашим высоким требованиям, и они пугливо избегают вашей компании?
   Итак, он, оказывается, считает ее снобом, поскольку она не сумела подобрать себе мужа, – ни один не «дотягивал» до ее идеала.
   – А вы весьма высокого мнения обо мне, – попыталась отшутиться она.
   – Мое мнение нисколько не ниже вашей самооценки, – торопливо проговорил он и отпустил поводья.
   Поток экипажей наконец-то почти иссяк.
   – Просто я мыслю реально, – проговорила она ровным тоном.
   – Если бы так, вы давно уже приобрели бы титул леди Имярек, а то и графини, – по-отечески наставлял он.
   – Ну да, лорд Имярек или сам граф нисколько не постеснялись бы обременить себя женой-хромоножкой, – съязвила она.
   – Единственная, кто переживала бы по этому поводу, вы сами, Джессика Пэндл. А я уже устал от этих театральных сцен отважной красавицы, смирившейся с тем, что ее единственная задача в жизни – доставлять окружающим радость своей несчастной долей. Подумайте, как вы оскорбляете таким отношением всех, кто ценит вас такой, какая вы есть, без всякого принижения.
   – Я хромаю, и мне известно мое положение в связи с этим, – вспыхнула она под его скептическим взглядом, навернувшиеся слезы едва не подмочили ее репутацию.
   – Хромота ваша практически незаметна. И это все, что вам надлежит знать, – возразил он. – Вы еще счастливо отделались, пролежав почти сутки с переломом под проливным дождем. Могли ведь умереть или действительно остаться калекой на всю жизнь, – высказался Джек так пылко, что приунывшие было лошадки мигом пустились вскачь, заслышав его голос.
   – Никогда не отрицала своей вины в случившемся. – И она досадливо поморщилась от своего смиренного тона.
   – Да, это так, вы не смели брать без спросу этого коня и мчаться на нем в самый дождь. Бедное животное! Вы были тогда вспыльчивы и своевольны, но никто из нас и подумать не мог, что вы так беззастенчиво подвергнете риску и себя, и несчастного скакуна. Глупо с нашей стороны так недооценить ваши замашки – ясно же было, что вы за сорванец. Вы мечтали доказать всему миру, что ничуть не уступаете вашим братьям. И мы, Сиборны, и ваша нежная семейка – все несказанно обрадовались уже и тому, что вы остались живы. Неужели вам мало этого чуда – выжить в подобной переделке и остаться практически невредимой?
   – Я и понятия не имела о ваших переживаниях. Значит, вы знали, что в тот день я не вернулась с прогулки, – робко вставила она.
   – Я в курсе всех ваших вольностей, Принцесса, – терпеливо пояснил он, словно его так и подмывало схватить ее за плечи и потрясти как следует, чтобы привести в чувство. – Бывало, я места себе не находил, когда вы срывались искать приключения, боялся за вас. А тогда мы искали вас всю ночь и все утро.
   Никогда не забуду, каково это – тщетно искать в потемках пропавшее дитя. Мы с Ричем облазили все холмы в округе, так что я теперь могу хоть с завязанными глазами водить экскурсии по окрестностям Уинберри-Холл.
   – Я ничего не знала об этом. Я сильно простыла под холодным дождем, а когда пришла в себя после лихорадки, вы с кузеном уже отбыли, я подумала, вы покинули Уинберри-Холл, прежде чем тем вечером хватились меня.
   – Разумеется, мы не покинули вашего отчаявшегося отца, да и братья ваши были не в лучшем состоянии. Хорошо, мой дядюшка Генри сумел организовать людей, чтобы прочесать местность, иначе наша помощь могла бы опоздать.
   – А почему мне ничего не рассказывали об этом? – тихо спросила она.
   – Врач приказал не тревожить вас воспоминаниями о жестокой переделке, у вас открылась горячка, и нужен был покой, физический и душевный, чтобы справиться с опасной болезнью. Когда стало очевидно, что вы поправляетесь, мы отбыли, уверившись, что вскоре неугомонная озорница, нагнавшая на всех страху, снова будет на коне. Однако вы так и не обрели былую удаль, правда, Принцесса?
   На сей раз она не стала препираться насчет обидного прозвища, поскольку все это время пыталась встроить открывшиеся ей обстоятельства в известную цепь событий.
   – Нет, – призналась она после продолжительного молчания.
   – И почему же? – спросил он, словно и в самом деле его интересовал ее ответ. – И я, и Рич всегда считали вас самой отважной из женщин, и вот, пожалуйста, записная святоша.
   Как объяснить, что дух ее угас вместе с радужными надеждами на будущее, когда стало ясно, что теперь она физически ограничена, не в пример ему? Как держать себя с ним, если он решит, что она влюблена в него – или еще что-то вообразит? Пора изобрести приемлемое объяснение, отчего вдруг она потеряла интерес к столь любимым раньше развлечениям: долгим верховым прогулкам по окрестностям Нортгемптона, беготне наперегонки, лазанию по деревьям в отцовском и соседских поместьях.
   – Поняла, что надо блюсти свое достоинство, – выдала она, поведя плечами.
   – Это отступничество. Хуже того, предательство в бою, – вынес он приговор.
   – Что вы здесь расселись читать мне лекции о том, что такое трусость, если сами не имеете о том понятия? – не осталась она в долгу. – Вам никогда не приходилось сомневаться в своих ногах. Как вы можете знать, если и представить не можете, что я чувствую, когда на глазах у публики приходится хромать в обход танцевального круга к местам для компаньонок и затем сидеть на скамье весь вечер, потому что всем известно: я не могу танцевать. Вам никогда не хихикали прямо в лицо, вы не слышали шепотков этих бриллиантов чистой воды, а уж им не совестно высказываться так, словно меня там нет или я не только охромела, но и оглохла. Иные джентльмены не стесняются подойти и осведомиться у моей матери, не желаю ли я чаю или лимонада, словно я не в состоянии ответить сама за себя.
   – Насколько помню, вы всегда могли привести их в чувство. На приемах умели собрать вокруг себя толпу изысканных девиц и рьяных юнцов с горящими глазами, так что мне и Ричу трудно было пробиться в ваш круг.
   – То есть мне нечего изображать мученицу и жалеть себя, так, по-вашему?
   – Я лишь сказал, что вокруг вас всегда были избранные друзья, поскольку вы похвально осмотрительны, чтобы завести любовников.
   – Да, истинные друзья всегда ценили меня за то, что я не разбрасываюсь, – чопорно подтвердила Джессика.
   – Да полно вам притворяться. Понятно, что среди тех юнцов не было ни одного, кто подходил бы вам в мужья или любовники. Однако и зрелые умные мужчины при всем желании не смогли добиться вашего расположения, милая Принцесса. Вы сурово предпочитали держать их на расстоянии, не так ли?
   – Всякая разумная женщина не поощряет волокит, – колко отозвалась она, хотя понимала, что он прав – все дело в ней.
   – Да, всякая уверенная в своей красоте и остроумии, видящая их насквозь и способная принять их и одержать победу в жизни женщина поступит именно так, Принцесса. Однако надменная гусыня, избалованная девица просто побоится рисковать в этой игре, если ей заранее не обещана награда.
   – Оригинальный у вас взгляд на мою позицию в жизни, ваша светлость, – произнесла она ледяным тоном.
   – Чувствую, вам до смерти хочется надрать мне уши. – Он криво усмехнулся, будто надеялся, что она снова станет той восхитительно отчаянной Джесс и осуществит его желание.
   – Не соблазняйте. Даже вам не под силу рассердить меня так без риска перевернуться, после чего останется лишь с вами на пару захромать на обе ноги, – поддразнила она.
   Других слов для выражения охватившей ее ярости подобрать не удалось. Его высокомерно проницательный взгляд и явная тоска обезоруживали, что оставалось разве что завыть или нервно рассмеяться.
   – Ах, Принцесса, что же нам с вами делать? – устало покачал он своей прекрасно вылепленной головой.
   – Отвезите меня домой и прекратите обзываться, – так же устало ответила она.
   Время медленно тянулось, похоже, их разговор зашел в тупик. Джек заложил широкий круг по дороге вокруг деревенской лужайки, чтобы развернуть свой прогулочный экипаж в сторону Лондона, его как-то не тянуло на подвиги лихого наездника. Джессика уже знала: он превосходно справляется с любым делом, если берется за него. Теперь она надеялась, что он не настроился всерьез заняться ею, а просто решил немного развлечься перед таким серьезным делом, как смотрины.
   – Видите, какой я послушный герцог, – решился он прервать томительное молчание, затянувшееся на несколько миль.