- Я понимаю, чего вы желаете, начальник, но я не могу исполнить вашего желания. Когда город в осаде, ни один неприятельский начальник не может войти в него.
   - Неужели отец мой боится, что мы четверо способны взять город? сказал индеец, смеясь, но внутренне раздосадованный. Видимо, в крепости у них были свои люди, с которыми они желали согласовать свои действия.
   - Я имею привычку ничего не бояться, - возразил майор, - просто я сообщаю вам то, чего вы не знаете, вот и все. Теперь, если вы хотите воспользоваться этим предлогом, чтобы прекратить разговор, вы можете это сделать и мне остается только откланяться.
   - О, о! Какой отец мой живой для своих лет. Зачем же прерывать разговор, когда мы его еще и не начинали.
   - Говорите же.
   Начальники переглянулись и шепотом быстро посовещались, после чего тот же начальник заговорил:
   - Отец мой видел великую армию апачей и всех союзных племен?
   - Видел, - равнодушно ответил майор.
   - Отец мой бледнолицый и очень учен. Сосчитал ли он воинов, составляющих эту армию?
   - Да, насколько это было возможно.
   - И сколько их по расчету моего отца?
   - Боже мой! Начальник, - воскликнул майор с небрежностью, - признаюсь вам, что для нас численность не имеет значения.
   - И все-таки, сколько насчитал мой отец? - не унимался индеец.
   - Откуда мне знать? Тысяч восемь, девять, не больше. Начальники были поражены равнодушием, с каким майор утроил численность их армии. Начальник апачей продолжал:
   - Отец мой не пугается числа этих воинов, собравшихся под одним начальником?
   Удивление сахемов не укрылось от майора.
   - Зачем мне пугаться? Разве мой народ не побеждал более многочисленную армию?
   - Может быть, - ответил индеец, закусив губу, - но эта не будет побеждена.
   - Как знать! Поэтому вы и хотели вступить со мной в переговоры, начальник? Если так, вы могли бы не утруждать себя.
   - Нет, не поэтому. Пусть отец мой имеет терпение.
   - Говорите же. Со всеми вашими индейскими обиняками никогда не знаешь, когда доберешься до сути.
   - Армия великих племен подошла к президио, чтобы получить удовлетворение за все зло, которое бледнолицые причинили индейцам с тех пор, как ступили на землю краснокожих.
   - К чему вы клоните? Объясните яснее, на каком основании вы переходите наши границы, не объявив войны? Разве мы нарушали свои обязательства перед вами? Разве мы не проявляли дружелюбия к индейцам, когда они просили нашей помощи или покровительства? Отвечайте.
   - Зачем отец мой притворяется, будто не знает истинных причин войны и наших претензий к бледнолицым, - ответил апачский начальник, сделав вид, будто не доволен словами майора. - Отец мой знает, что мы несколько веков постоянно ведем войну с длинными ножами, которые живут по другую сторону гор. Для чего народ моего отца, который, как он говорит, питает к нам дружбу, вступил с ними в союз?
   - Начальник, вы выдвигаете для ссоры с нами совершенно ничтожный довод. Я предпочел бы, чтобы вы откровенно признались, что желаете увести наш скот и наших лошадей, вместо того чтобы ссылаться на такой ничтожный предлог. Итак, начальник, доставьте мне удовольствие, перестаньте насмехаться надо мною и приступите к делу: чего вы хотите?
   Начальник разразился громким смехом.
   - Отец мой лукав, - сказал он. - Слушайте, вот что говорят начальники. Земля эта наша, и мы хотим ее вернуть себе. Белые предки моего отца не имели права на ней селиться.
   - Это тоже всего лишь предлог, потому что мои предки купили эту землю у начальника вашего народа, - сказал майор.
   - Начальники, собравшиеся вокруг дерева Властелина жизни, решили возвратить великому начальнику бледнолицых все до единой вещи, отданные этому начальнику взамен земли, и взять назад принадлежащую им страну, в которой они не хотят больше видеть бледнолицых.
   - Это все, что вам поручено мне сказать?
   - Все, - сказал индеец, поклонившись.
   - А сколько времени начальники дают коменданту обдумать эти предложения?
   - Двадцать четыре часа.
   - Очень хорошо. А если комендант откажется принять это условие, что сделают мои братья?
   - Индейские начальники решили взять назад свою землю. Если бледнолицые откажутся ее возвратить, их деревня будет сожжена, воины преданы смерти, жены и дети уведены в рабство.
   - Белые из президио скорее погибнут, чем согласятся на ваши условия, но я не должен рассуждать здесь с вами, я передам ваши требования коменданту, и завтра на восходе солнца вы получите наш ответ. Только прекратите враждебные действия до той поры.
   - Мы не можем оставаться в бездействии.
   - Благодарю за откровенность, начальник. Я рад, что встретил индейца из числа отпетых мошенников. До завтра.
   - До завтра! - вежливо ответили начальники, пораженные благородством старого офицера.
   Майор медленно удалился, не обнаруживая ни малейшего страха перед коварством индейцев.
   Полковник ждал возвращения майора с величайшим беспокойством: затянувшаяся беседа майора с индейскими парламентариями чрезвычайно беспокоила его. Он был готов принять ответные меры за оскорбления, которым мог подвергнуться его посланник.
   - Ну, что? - нетерпеливо спросил он, как только появился майор.
   - Они стараются выиграть время, чтобы сыграть с нами какую-нибудь чертовскую шутку.
   - Чего же требуют, однако?
   - Притязания их нелепы, и они это знают. Выдвигая их, они словно насмехались надо мною. Они утверждают, будто сахемы, двести лет тому назад уступившие эти земли испанцам, не имели на это права. Они требуют, чтобы мы эти земли им возвратили через двадцать четыре часа. В противном случае их обычные угрозы... Ах, да, - прибавил майор, - я забыл вам сказать, полковник. Они готовы возвратить все, что сахемы получили за продажу этой земли. Вот и все, что мне поручено вам передать.
   - Это безумные демоны, или они стараются усыпить нашу бдительность.
   - Что вы намерены делать? - спросил майор.
   - Усилить бдительность, друг мой, потому что кажется совсем скоро нам предстоит сразиться с ними. Особенно беспокоит меня старый президио.
   - Вернитесь в крепость, а я останусь здесь на передовых рубежах. Особенно важно, чтобы ни в коем случае не прерывалась наша связь с крепостью и чтобы в крайнем случае мы могли отступить без больших потерь.
   - Предоставляю вам свободу действий, любезный майор. Я уверен, что вы справитесь со своими обязанностями наилучшим образом.
   Старые солдаты расстались, горячо пожав друг другу руку. Полковник вернулся в крепость, а майор деятельно занялся приведением вверенного ему участка в боевую готовность.
   Гарнизон старого президио состоял по большей части из вакеро и леперов, на верность которых, надо сказать, рассчитывать не приходилось. Но старый офицер держал терзавшие его опасения при себе и делал вид, что питает к этой публике полнейшее доверие.
   День прошел довольно спокойно. Зарывшиеся словно кроты в окопы, индейцы как будто бы и не собирались выходить оттуда. Часовые в президио бдительно несли службу у оборонительных сооружений на подступах к нему. Майор надеялся, что индейцы не предпримут вылазки до срока, назначенного ими для ответа коменданта, и, утомленный, удалился немного отдохнуть в ближайшее помещение.
   Среди защитников передовых позиций находились наши старые знакомые: Паблито, Тонильо и Карлочо. Достойные вакеро засвидетельствовали в связи с появлением индейцев такие неопровержимые доказательства своей верности, что по их просьбе и в знак полного доверия к ним, майор возложил на них охрану передовой позиции, которая, так сказать, служила воротами в президио.
   Через несколько минут после заката солнца четверо вакеро собрались на тайный совет. Человек двенадцать их сообщников стояли чуть поодаль от них, очевидно, ожидая результатов тайного совета.
   - Итак, - сказал Карлочо, заключая разговор, - это решено, в десять часов.
   - В десять часов, - решительно подтвердил Сапата. - Человек должен держать слово. Нам щедро заплатили, мы должны исполнить взятые на себя обязательства, тем более что получили только половину.
   - Да, да, - дружно подхватили остальные, - потерять такие деньги было бы безумием.
   - Еще бы! - воскликнул Сапата. - Подумать только - двадцать пять унций каждому!
   Глаза разбойников засверкали алчностью. Между тем майор, растянувшись на диване, едва забылся тревожным сном, как вдруг был разбужен чьим-то прерывающимся от волнения голосом, прошептавшим ему на ухо.
   - Вставайте, майор, вставайте! Вакеро предали нас, вакеро сдали оборонительный рубеж индейцам. Они уже в президио.
   Майор вскочил, схватил шпагу и выбежал в сопровождении человека, так внезапно его разбудившего. Это был не кто иной, как мексиканский солдат.
   Майор с первого взгляда оценил обстановку. Сапата и его сообщники не только сдали рубеж индейцам, но даже присоединились к ним вместе с теми негодяями, о которых мы упоминали выше.
   Положение становилось критическим. Мексиканцы, обескураженные постыдной изменой вакеро, сражались вяло и беспорядочно, не будучи уверенными, что не последуют новые измены и потому не зная, как лучше себя повести.
   Апачи и вакеро с воинственными кличами бросались на растерявшихся защитников президио, безжалостно их истребляя.
   Страшное зрелище являла собой битва при свете пламени пожара, зажженного индейцами. Вопли апачей сливались со стонами и криками отчаяния мексиканцев.
   Майор решительно бросился в гущу битвы, подавая пример отчаянного сопротивления воинам и жителям президио.
   Появление майора произвело магическое действие на мексиканцев Воодушевленные его примером, они сплотились вокруг него и отвечали меткими ружейными выстрелами на атаку индейцев.
   Вакеро под натиском штыков постыдно обратились бегство, преследуемые градом пуль.
   Благодаря энергичным действиям майора Барнума битва возобновилась, но майор был слишком опытный солдат, чтобы обманываться ложным успехом. Он понял, что защищать далее подступы к старому президио было бы безрассудством, поэтому он счел более благоразумным организованное отступление, чтобы уберечь женщин детей.
   Собрав самых отважных и надежных солдат, он составил из них отряд, которому поручил сдерживать наступление индейцев, пока все остальные переправятся через реку, отделявшую старый президио от нового.
   Апачи разгадали его замысел и удвоили атаки, схватка приняла жестокий характер. Белые с краснокожими сражались грудь с грудью, одни во имя спасения своих семей, другие в надежде на богатую добычу.
   Но мексиканцы, вдохновленные мужеством своего командира, отступая, продолжали сражаться с такой отчаянной храбростью, которая рождает чудеса и в чрезвычайны? обстоятельствах способна удесятерять силы человека. Эта горстка храбрецов, насчитывающая полторы сотни человек, в течение трех часов сдерживала натиск двух тысяч индейцев, жертвуя жизнью ради спасения жен и детей.
   Наконец последние лодки с ранеными покинули старый президио. Мексиканцы под командованием майора начали постепенно отходить к реке, мужественно отражая атаки индейцев.
   Вскоре мексиканцы добрались до берега реки и поспешно сели в ожидавшие их там лодки, кстати захватив с собой нескольких пленных. И тотчас же с другого берега на индейцев обрушилась картечь из нескольких пушек, что помогло оставшимся в живых мужественным мексиканцам во главе с майором благополучно достигнуть нового президио.
   Продолжавшаяся пять часов битва завершилась. Индейцы одержали победу исключительно благодаря измене вакеро.
   Полковник встретил своего друга на берегу. Он поздравил его с храброй обороной и утешал, считая, что в конечном итоге может и поражение считаться победой, учитывая громадные потери, нанесенные неприятелю.
   Потом, не теряя времени, полковник и майор занялись укреплением президио, приказав оборудовать надежные окопы вдоль берега на подступах к новому президио и установить две батареи по шесть пушек каждая для ведения перекрестного огня.
   Взятие старого президио индейцами, случившееся вследствие измены вакеро, было огромным уроном для мексиканцев, поскольку прерывалось всякое сообщение с многочисленными асиендами, находившимися на захваченном индейцами берегу. К счастью, предвидя подобный исход, почти неизбежный при подобной малочисленности сил, которыми располагал полковник, он приказал собраться в верхнем Сан-Лукасе вместе с пожитками, скотом и лошадьми всему населению старого президио. Лодки все были причалены под батареями крепости, где они находились в безопасности по крайней мере на время.
   Индейцы овладели старым президио, но этот успех стоил им громадных потерь, не восполняемых выгодами. Мексиканцы, в сущности, лишились только небольшой территории, занятой старым президио, который трудно было защищать, поскольку, отделенный рекой, он был почти абсолютно не связан с крепостью. Поэтому результат сражения для обеих сторон был далек от предполагаемого.
   Мексиканцы были счастливы, что им не придется более защищать старый президио, не представляющий для них ценности и стоивший столько крови, между тем апачи считали бессмысленным это приобретение ценою жизни пятисот самых храбрых воинов.
   Мексиканцы взяли в плен двоих вакеро.
   Полковник собрал военный совет, на котором было решено поставить две высокие виселицы в тыльной стороне окопов и повесить этих предателей на виду у их сообщников на противоположной стороне реки, в бессильной ярости наблюдавших эту казнь.
   Дон Хосе Калбрис отнюдь не был жестоким, но в тех обстоятельствах счел необходимым сурово наказать изменников, дабы другим было неповадно поступать столь неподобающим образом. К каждой виселице была прибита табличка, гласившая, что подобная участь ждет каждого из предателей, которые попадутся в руки мексиканских воинов.
   Между тем наступила ночь, и индейцы, видимо, для устрашения белых, подожгли старый президио. Отсветы яркого пламени придавали лагерю индейцев фантастический вид, повергая жителей Сан-Лукаса в печаль и оцепенение, они с ужасом думали о вторжении индейцев.
   Полковник казался несгибаемым, он не отдыхал ни минуты, постоянно появлялся то тут, то там, изыскивая новые и новые способы усилить защиту города.
   Оба офицера вернулись наконец в крепость после последнего обхода. Близился рассвет, и индейцы после двух-трех неудачных попыток внезапно напасть на президио, наконец удалились в свой лагерь.
   - Как вы видите, майор, - сказал полковник, - нам нечего обманывать друг друга. Сейчас это только вопрос времени. Произойдет это завтра или через неделю, этого никто сказать не может, хотя результат ясен.
   - Гм, когда наступит эта минута, - сказал майор, - у нас всегда останется возможность запереться в крепости и послать ее ко всем чертям вместе с нами.
   - К сожалению, друг мой, мы лишены такой возможности.
   - Как это?
   - Мы, старые солдаты, можем взлететь на воздух и даже должны, но не имеем права обрекать на такую жестокую смерть женщин и детей.
   - Да, вы правы, - задумчиво проговорил майор, - не можем. Но у меня всегда останется возможность всадить себе пулю в лоб.
   - Даже и этого последнего утешения вам не дано, друг мой. Мы должны подавать пример находящимся здесь людям, которых мы обязаны защищать до конца. Мы обязаны оставаться на посту до последнего вздоха.
   Майор не ответил, но нашел довод своего друга и начальника вполне убедительным.
   - Но почему же до сих пор мы не получили ответа из столицы? продолжал он после короткого раздумья.
   - Э, друг мой, у них, верно, есть много своих дел, некогда думать о нас.
   - О, я не могу в это поверить.
   В эту минуту вестовой появился и доложил:
   - Дон Торрибио Квирога.
   Оба непроизвольно вздрогнули, хотя не смогли бы объяснить причины их внезапного беспокойства.
   Дон Торрибио Квирога был в великолепном мундире полковника мексиканской армии, на левом рукаве у него была адъютантская лента. Он почтительно поклонился обоим офицерам.
   - Вы ли это, дон Торрибио? - прошептал полковник.
   - Полагаю, что так, - ответил дон Торрибио, улыбаясь.
   - Последний раз, когда я вас видел, вы отправлялись в продолжительное путешествие.
   - Я вернулся сию минуту.
   - Но этот мундир?
   - Боже мой! Господа, мне надоело слыть в провинции ничтожным существом, чем-то вроде бездарного дурака, поэтому я решил больше ничем не привлекать внимания, и стать таким, как все.
   - Итак, кем же вы стали? - спросил дон Хосе.
   - Я такой же офицер, как и вы, так же, как и вы - полковник и, сверх того, адъютант генерал-губернатора.
   - Чудеса! - воскликнул полковник.
   - Почему же? Напротив, ничего не может быть проще. Майор не вмешивался в разговор. При неожиданном появлении дона Торрибио странное предчувствие сковало его сердце.
   - Признаюсь вам, - продолжал полковник, - я вовсе не предполагал...
   - Чего? Что я офицер? Как видите, вы были не правы, и тем более не правы, что генерал-губернатор дал мне к вам поручение, которое, я уверен, в эту минуту окажется весьма кстати.
   Он вынул из кармана мундира большой пакет, запечатанный гербовой печатью, и подал его полковнику.
   Дон Хосе поспешно взял конверт.
   - Вы позволите?
   - Сделайте одолжение.
   Комендант распечатал конверт и жадно впился глазами в бумагу.
   - О, о! - воскликнул он с радостью, - четыреста пятьдесят человек. Я не рассчитывал на такое значительное подкрепление.
   - Генерал очень дорожит этим президио, - сказал дон Торрибио. - Он пойдет на любые жертвы, чтобы сохранить его.
   - Ей-богу, дон Торрибио, при такой поддержке я в пух и прах разобью индейцев.
   - Кажется, я вовремя поспел, - сказал дон Торрибио с лукавой улыбкой.
   - Действительно вовремя, вот теперь мы позабавимся.
   - Я думаю! - сказал молодой человек, на губах которого мелькнула какая-то странная улыбка.
   - А где же солдаты? - спросил полковник.
   - Прибудут через час.
   - К какому корпусу они приписаны?
   - Ни к какому конкретно, это гверильясы.
   - Гм! Я предпочел бы других солдат, - сказал полковник. - Ну да ладно, если вы хотите, мы пойдем их встретить.
   - Я к вашим услугам, полковник.
   - Ехать мне с вами? - спросил майор.
   - Весьма желательно, - отозвался дон Торрибио. Полковник секунду колебался.
   - Нет, - сказал он наконец, - останьтесь здесь. Неизвестно, что может произойти в мое отсутствие, кто-нибудь должен меня заменить. Пойдемте, дон Торрибио.
   Майор опять с удовольствием опустился на диван. Полковник и дон Торрибио вышли.
   В ту минуту, когда они садились на лошадей, прискакал на взмыленной лошади всадник.
   - Эстебан Диас, - прошептал дон Торрибио. - Только бы он меня не узнал.
   VIII. Гнусность
   Как мы рассказывали ранее, дон Торрибио поспешно покинул асиенду дель-Кормильо вместе с таинственным незнакомцем, с которым он встретился позже при таких странных обстоятельствах.
   Ехали они недолго, и вскоре незнакомец остановил лошадь и резким тоном сказал:
   - Нечего везти вас далеко, прежде чем узнаю, чего от вас можно ожидать.
   Дон Торрибио тоже остановился.
   - Кажется, вы что-то путаете, кабальеро, - ответил он сухо.
   - Каким это образом, позвольте спросить, сеньор? - сказал тот насмешливым тоном.
   - Я сейчас расставлю все по своим местам.
   - Посмотрим, я вас слушаю.
   - Во-первых, - продолжал дон Торрибио твердым тоном, - позвольте мне дать вам совет.
   - Совет всегда полезно послушать. Если ваш совет хорош, будьте уверены, я им воспользуюсь.
   - И правильно сделаете. Знаете вы меня или нет, но запомните как следует, что меня напугать нелегко, и так как очень может быть, что с целью, мне неизвестной, вы заманили меня в западню, я предупреждаю вас, что при малейшем подозрительном движении, не вникая в то, кто вы и какие у вас намерения, я, не колеблясь, прострелю вам голову!
   - Хорошо, вы именно такой человек, какие мне нравятся, мы поймем друг друга.
   - Возможно. Но так как не я вас отыскал и нисколько не нуждаюсь в вашей помощи, то требую прежде всего, чтобы вы объяснились ясно, без околичностей и обиняков.
   Незнакомец пожал плечами.
   - Недостаточно ли вам будет знать, что я могу помочь осуществлению замышляемой вами мести?
   - Я не знаю, что вы имеете в виду, - надменно улыбнулся дон Торрибио.
   - А! Так то вы отвечаете на мое предложение! - зловеще усмехнулся незнакомец.
   - Иначе какой же смысл мне отвечать? Какое право вы имеете на мое доверие? По какому праву пытаетесь выведать у меня тайну, существование которой вам неведомо?
   - Потому что ваш враг и мой враг. Мстя за вас, я мщу за себя. Теперь понимаете?
   - Не более чем прежде. Если вам больше нечего мне сказать, давайте прекратим этот бесполезный разговор и расстанемся.
   Незнакомец жестом выразил нетерпение, он не ожидал такого оборота.
   - Минуточку, дон Торрибио Квирога, - сказал он, - человек, которого вы ненавидите и хотите лишить жизни, зовется дон Фернандо Карриль. Человек, который с некоторых пор постоянно заступает вам путь, расстраивает все ваши планы и надежды, во всем одерживает над вами верх и даже жизнь ваша принадлежит ему, он похитил у вас сердце вашей возлюбленной. Ну как, достаточно мне известно о вас? Вы по-прежнему не питаете доверия ко мне?
   Дон Торрибио слушал незнакомца со смешанным чувством тоски и гнева.
   - Да, - сказал он, злобно сжимая кулаки, - да, вы хорошо знаете все. Мне все равно, где вы добыли эти сведения, они правдивы. Этот человек - мой злой гений, он постоянно встает на моем пути и как бы ненароком расстраивает самые сокровенные надежды. О! Ради того, чтобы отомстить ему, чтобы повергнуть его в отчаяние и подчинить моей власти, я готов пожертвовать моим состоянием.
   - Я знал, что мы поймем друг друга.
   - Не насмехайтесь, сеньор, горе мое безмерно. Я все простил бы этому человеку - его дерзкое везение, его успехи в свете, богатство, к которому он совершенно равнодушен, я все простил бы ему, говорю вам, если бы он не разрушил самой драгоценной моей надежды, похитив у меня сердце той, которую я люблю. И хотя никакие конкретные факты не подтверждают моих подозрений, сегодня вечером я окончательно убедился, что прав в своих предчувствиях, сердце влюбленного не обманывает, ревность делает проницательным. Едва дон Фернандо появился в гостиной дона Педро де Луна я тотчас же угадал в нем соперника, и соперника удачливого.
   - Если вы захотите, я отомщу за вас дону Фернандо и донна Гермоса будет вашей.
   - Вы это сделаете? - радостно воскликнул молодой человек.
   - Сделаю, - твердо заявил незнакомец. - Через два дня вы отомстите им обоим. Это целиком зависит от вашей воли.
   - О! Если так, я сделаю для вас все, что будет в моих силах.
   - В таком случае, дон Торрибио, мы заключим договор, условия которого вы должны соблюсти во что бы то ни стало.
   - Я исполню любые условия, обещаю, если вы обещаете отомстить им обоим.
   - Договорились, поклянитесь мне всеми святыми, что вы ни при каких обстоятельствах никому не расскажете о нашем договоре.
   - Клянусь честью дворянина, сеньор. Можете на меня положиться.
   - Вы спрашивали, кто я? Я Тигровая Кошка. Дон Торрибио невольно вздрогнул, услышав это страшное имя, но тотчас взял себя в руки.
   - Я рад. Это имя служит надежной гарантией нашему договору.
   - Не правда ли? Моя репутация сложилась давно. Теперь я требую от вас, чтобы вы тщательно взвесили, что я вам скажу, прежде чем дать окончательный ответ, потому что, повторяю, вам придется выполнить все обязательства, которые вы на себя примите.
   - Говорите! Разве я не сказал вам, что жажду мщения?
   - Слушайте же и помните вашу клятву. Я замышляю грандиозный поход на Сан-Лукар, которым я хочу овладеть во что бы то ни стало. Для этой цели я вступил в союз с несколькими племенами апачей и множеством вакеро, которые приведены в боевую готовность и ждут только моего сигнала, чтобы ринуться подобно тиграм на этот президио, ломящийся от сокровищ. Деятельный и умный союзник, на которого я рассчитывал в осуществлении этого смелого замысла, в последнюю минуту покинул меня. Этого союзника можете заменить только вы. Согласны?
   - Вы предлагаете мне совершить предательство! - воскликнул дон Торрибио, внутренне содрогнувшись.
   - Нет, - ответил Тигровая Кошка выразительно. - Месть! Месть, которая сокрушит всех наших врагов и тех, которые рукоплескали их успехам и предавали осмеянию каждое наше поражение.
   - Как! Я, дон Торрибио Квирога, принадлежащий к одной из самых старинных фамилий в этом краю, вступлю в сговор с...
   Он вдруг умолк в нерешительности. Тигровая Кошка презрительно ухмылялся.
   - С разбойниками и с краснокожими, чтобы вести войну с вашими соотечественниками, - сказал он. - Почему вы не решаетесь произнести эти слова? Я берусь отомстить вашим соотечественникам, ставшим вашими врагами, потому что они вступили в союз с вашим противником. Вы вступаете в поединок, чтобы поразить противника, и для этого годятся любые цели. Впрочем, я изложил свои условия, и ничего в них не изменю. Даю вам сутки на размышление.
   Наступило продолжительное молчание. Стояла непроглядная ночь. Ветер печально завывал в гуще деревьев, будоража слух какими-то неведомыми звуками.
   Наконец дон Торрибио заговорил глухим голосом:
   - Вы даете мне сутки, а я у вас прошу вдвое больше, чтобы обдумать свое решение. Я хочу предпринять еще одну попытку объясниться с той, на которой я хочу жениться. Вы видите, я совершенно откровенен с вами.