— Ничего.
— Но ты же плачешь. — Он почувствовал та кое стеснение в груди, что ему стало больно дышать.
— Это слезы радости.
— Ты счастлива? — Смущенный, Киган нахмурился.
— Ты не убил Хеллера.
— Нет.
— Почему? Ведь ты был бы прав. Он уничтожил твою семью, разбил твою жизнь.
— Я не смог.
— Почему?
— Из-за тебя.
— Из-за меня? — Она посмотрела прямо в глаза Кигану, и он почувствовал, как последний лед между ними тает. Он не мог больше ничего скрывать. Только не от нее.
— Ты научила меня доброте, Рен Мэттьюс. Ты напомнила мне, что такое быть человеком. Я уже забыл об этом. Я так увлекся преследованием Коннора Хеллера, что не заметил, как месть превратила меня в холодную, безжалостную машину. Мэгги не хотела бы для меня такой судьбы.
Рен кивнула. Он все еще любит свою жену. Да и как он мог забыть ее? Она так трагически погибла. Он никогда ее не забудет. Рен отстранилась и опустила глаза. Как она могла надеяться, что сможет заменить ему любимую жену, пусть даже умершую?
— Ты тоже многому меня научил, — сказала она, с трудом подавляя боль.
— Правда?
— Встретив тебя, я поняла, что есть люди, на долю которых выпало гораздо больше страданий, чем мне. Ты заставил меня позабыть о своих не счастьях, пока я помогала тебе справиться с твоими. Так я смогла снова найти себя. Найти такой, какой я была до смерти родителей, до аварии, которая меня изуродовала. До того, как Блейн Томас обманул меня и я перестала верить людям. Ты вернул мне радость жизни, Киган Уинслоу, и я всегда буду тебе за это благодарна. Я никогда тебя не забуду.
— Я тоже никогда тебя не забуду, Рен. — Киган на секунду прикрыл глаза, подавляя разочарование. Она отпускает его. Не предлагает остаться, а он не знает, как спросить, что она решила.
— Ты, наверное, скоро уйдешь, — сказала она нарочито беспечно.
— Значит, ты уже нашла помощника на ферму? — Кигану едва удавалось спрятать довольную улыбку. Похоже, она все-таки не хочет, чтобы он уходил.
— Нет, место пока свободно. — Она подняла глаза, и их взгляды встретились. — Ты хочешь сказать, что готов занять его?
— Не уверен, что у меня имеется необходимая квалификация.
— Ну, с доильными аппаратами работать ты уже умеешь. И опыт общения с водопроводными трубами тоже есть.
Теперь он позволил себе улыбнуться.
— Я был бы весьма польщен, если бы вы предложили мне остаться, мэм.
— В таком случае работа ваша, мистер Уинслоу.
— А как насчет всего остального, кроме работы? — спросил он. — Я должен знать.
— Разве ты еще не понял?
Он кивнул.
— Но я боюсь. Мне еще предстоит долгий путь, чтобы окончательно вернуться к жизни. У меня с собой много старого багажа, от которого еще нужно освободиться. Я любил свою жену и дочь, да. Но это не значит, что я не могу научиться любить снова. Я люблю тебя, Рен Мэттьюс, хотя, видит небо, я делал все, чтобы оттолкнуть тебя.
— Киган, я… пожалуйста, не играй со мной. Я не могу быть твоим учителем, твоим проводником. Я и сама нуждаюсь в наставнике.
— Милая моя, я знаю это. — Он потянулся к ней и обнял. Зарылся лицом в пахнущие дымом волосы и прижал ее к себе. Вдохнул, отыскивая знакомый аромат лаванды.
Рен подняла лицо, давая его губам нежно коснуться ее губ. Его прикосновение было так желанно, что она, наконец почувствовав его, только вздохнула и растворилась в мягких волнах ощущения близости.
Всю жизнь Рен мечтала о таком объятии, о заботе и теплоте. И любовь к ней Кигана была настоящей, не такой, как Елейна. Рен подумала, что время лечит раны. А если ее раны заживут, то и раны Кигана тоже.
Она устала жить во тьме одиночества. Она устала бояться, никому не верить.
Этот мужчина уже любил однажды. Но он может полюбить снова. Теперь он здесь, и она могла ждать. Ждать и надеяться.
— Я люблю тебя, Киган Уинслоу, всем сердцем, всей душой.
— Помоги мне научиться любви.
— Да, Киган, — ответила она. — Да.
Теперь будущее сияло перед ней ожиданием счастья. Сердце говорило ей, что они смогут его заслужить. Она смотрела на восходящее солнце, светившее ярко и радостно навстречу новому дню.
— С Рождеством, Киган, — прошептала она.
Эпилог
— Но ты же плачешь. — Он почувствовал та кое стеснение в груди, что ему стало больно дышать.
— Это слезы радости.
— Ты счастлива? — Смущенный, Киган нахмурился.
— Ты не убил Хеллера.
— Нет.
— Почему? Ведь ты был бы прав. Он уничтожил твою семью, разбил твою жизнь.
— Я не смог.
— Почему?
— Из-за тебя.
— Из-за меня? — Она посмотрела прямо в глаза Кигану, и он почувствовал, как последний лед между ними тает. Он не мог больше ничего скрывать. Только не от нее.
— Ты научила меня доброте, Рен Мэттьюс. Ты напомнила мне, что такое быть человеком. Я уже забыл об этом. Я так увлекся преследованием Коннора Хеллера, что не заметил, как месть превратила меня в холодную, безжалостную машину. Мэгги не хотела бы для меня такой судьбы.
Рен кивнула. Он все еще любит свою жену. Да и как он мог забыть ее? Она так трагически погибла. Он никогда ее не забудет. Рен отстранилась и опустила глаза. Как она могла надеяться, что сможет заменить ему любимую жену, пусть даже умершую?
— Ты тоже многому меня научил, — сказала она, с трудом подавляя боль.
— Правда?
— Встретив тебя, я поняла, что есть люди, на долю которых выпало гораздо больше страданий, чем мне. Ты заставил меня позабыть о своих не счастьях, пока я помогала тебе справиться с твоими. Так я смогла снова найти себя. Найти такой, какой я была до смерти родителей, до аварии, которая меня изуродовала. До того, как Блейн Томас обманул меня и я перестала верить людям. Ты вернул мне радость жизни, Киган Уинслоу, и я всегда буду тебе за это благодарна. Я никогда тебя не забуду.
— Я тоже никогда тебя не забуду, Рен. — Киган на секунду прикрыл глаза, подавляя разочарование. Она отпускает его. Не предлагает остаться, а он не знает, как спросить, что она решила.
— Ты, наверное, скоро уйдешь, — сказала она нарочито беспечно.
— Значит, ты уже нашла помощника на ферму? — Кигану едва удавалось спрятать довольную улыбку. Похоже, она все-таки не хочет, чтобы он уходил.
— Нет, место пока свободно. — Она подняла глаза, и их взгляды встретились. — Ты хочешь сказать, что готов занять его?
— Не уверен, что у меня имеется необходимая квалификация.
— Ну, с доильными аппаратами работать ты уже умеешь. И опыт общения с водопроводными трубами тоже есть.
Теперь он позволил себе улыбнуться.
— Я был бы весьма польщен, если бы вы предложили мне остаться, мэм.
— В таком случае работа ваша, мистер Уинслоу.
— А как насчет всего остального, кроме работы? — спросил он. — Я должен знать.
— Разве ты еще не понял?
Он кивнул.
— Но я боюсь. Мне еще предстоит долгий путь, чтобы окончательно вернуться к жизни. У меня с собой много старого багажа, от которого еще нужно освободиться. Я любил свою жену и дочь, да. Но это не значит, что я не могу научиться любить снова. Я люблю тебя, Рен Мэттьюс, хотя, видит небо, я делал все, чтобы оттолкнуть тебя.
— Киган, я… пожалуйста, не играй со мной. Я не могу быть твоим учителем, твоим проводником. Я и сама нуждаюсь в наставнике.
— Милая моя, я знаю это. — Он потянулся к ней и обнял. Зарылся лицом в пахнущие дымом волосы и прижал ее к себе. Вдохнул, отыскивая знакомый аромат лаванды.
Рен подняла лицо, давая его губам нежно коснуться ее губ. Его прикосновение было так желанно, что она, наконец почувствовав его, только вздохнула и растворилась в мягких волнах ощущения близости.
Всю жизнь Рен мечтала о таком объятии, о заботе и теплоте. И любовь к ней Кигана была настоящей, не такой, как Елейна. Рен подумала, что время лечит раны. А если ее раны заживут, то и раны Кигана тоже.
Она устала жить во тьме одиночества. Она устала бояться, никому не верить.
Этот мужчина уже любил однажды. Но он может полюбить снова. Теперь он здесь, и она могла ждать. Ждать и надеяться.
— Я люблю тебя, Киган Уинслоу, всем сердцем, всей душой.
— Помоги мне научиться любви.
— Да, Киган, — ответила она. — Да.
Теперь будущее сияло перед ней ожиданием счастья. Сердце говорило ей, что они смогут его заслужить. Она смотрела на восходящее солнце, светившее ярко и радостно навстречу новому дню.
— С Рождеством, Киган, — прошептала она.
Эпилог
Киган стоял на лужайке перед домом и всматривался в результаты его и Рен тяжелой работы. Снова наступил канун Рождества, но на этот раз погода была гораздо приветливее, чем год назад. Да и он сам значительно отличался от того человека, который постучался тогда в дверь ее дома.
Во дворе красовался Санта-Клаус рядом с девятью северными оленями, запряженными в сани. Эльфы-помощники глядели с деревьев и из-за угла дома. Множество разноцветных гирлянд опутали весь дом и даже перила крыльца, покрашенные в яркие, веселые тона.
Киган улыбался. Скоро прибудут гости.
Теплое, радостное чувство зашевелилось в его душе, когда он оглянулся и увидел, что Рен наблюдает за ним. За прошедший год он ни на секунду не пожалел о своем решении, сделанном год назад, когда он без спросу пробрался в маленькую комнатку на чердаке сарая.
Пасторальная обстановка удаленной фермы за ставила его вернуться в счастливое прошлое. Киган вновь почувствовал привязанность к земле, к корням. Он понял, что ему гораздо больше нравится работа на ферме, чем служба в полиции. Ферма понемногу стала разрастаться. Стадо насчитывало двадцать пять коров вместо прежних семнадцати, и они надеялись в следующем месяце купить еще нескольких.
Они с Рен ходили в кино, совершали долгие прогулки по лесу, сидели в тишине перед камином после ужина. Весной он часто приносил Рен полевые цветы и устраивал пикники у озера. Летом они ночами сидели во дворе и смотрели на звезды. Иногда они засиживались далеко за полночь и потом утром никак не могли встать.
Каждый день Киган просыпался с ощущением, что прошлое отходит все дальше, что он любит и любим. Каждый день с Рен становился все счастливее, он начинал получать удовольствие от самых простых мелочей. Его трогали и волновали звуки ее смеха, прикосновение ее пальцев, блеск в ее глазах, когда она смотрела на него.
Их физическое влечение становилось все сильнее, до того дня в конце сентября, когда Киган, поняв, что не сможет больше ни секунды прожить без Рен, предложил ей выйти за него замуж. Они обменялись кольцами прямо здесь, в доме. Отец Дюваль сочетал их браком.
Даже сейчас вспоминая о страстности, с которой приняла его Рен, Киган почувствовал, как его щеки заливает краска.
Оставив ботинки на коврике с надписью: «Добро пожаловать!», он вошел в дверь позади дома. С удовольствием принюхался к щекочущим ноздри запахам Рождества, витающим в доме. Перечная мята, тыква, корица, жареная индейка, домашние пироги и яблочный сидр.
Заглянув в комнату, Киган увидел большую елку, под которой громоздилась куча подарков. В этом году он купил Рен множество подарков. Над дверью висела веточка омелы, и, хотя на улице было не так уж холодно, в гостиной, весело потрескивая, горел камин.
— Дорогая, — позвал он. — Где ты?
Рен вышла из спальни.
При виде ее сердце Кигана подпрыгнуло и забилось где-то в горле.
Она была так красива. На ней было красное бархатное платье с черной отделкой. Точеную шею украшала нитка жемчуга, подаренного ей родителями на тринадцатилетие. Она улыбнулась ему, но он заметил, что в ее глазах стоят слезы.
— Рен, милая, что случилось?
— Я только что говорила по телефону, — сказ ала она, — с доктором Уинстоном.
Киган вздрогнул.
— Ты больна? — Он не сможет жить без нее.
— Нет. Я здорова.
Киган недоверчиво на нее посмотрел.
— Тогда зачем доктор Уинстон звонит тебе, да еще в канун Рождества… — Тут он замолчал, пораженный внезапной догадкой. — Ты беременна? — Его переполнила радость. Он так хотел ребенка.
Рен кивнула, на ее лице расцвела счастливая улыбка.
— Это хорошо, да? Ты счастлив? Я хочу сказать, мы никогда об этом не говорили…
Легко подняв жену на руки, Киган закружил ее по комнате.
— Счастлив? Не то слово!
— Я вот тут подумала, — сказала Рен, когда прекратился поток поцелуев и Киган опустил ее на пол.
— О чем?
— Если будет девочка, мы можем назвать ее Кэтрин Маргарет, если ты, конечно, не против.
Рен хочет назвать их дочку в честь жены и дочери, которых он потерял? Какая же необыкновенная женщина ему досталась. Он каждый день благодарил Бога за этот дар.
— Это будет чудесно, — сказал он растроганно.
— А если будет мальчик, мы, конечно же, назовем его Киган-младший.
— Я уже говорил, что люблю тебя? — спросил Киган.
— Может быть, раз или два. — В ее глазах зажглись веселые огоньки.
— Миссис Уинслоу, — вскричал он. — Боюсь, сейчас мне придется отнести вас в спальню, чтобы…
— Но уже через час приедут гости, а я еще картошку не почистила!
— Тогда пусть едят сырую и в кожуре.
Рен прерывисто вздохнула, чувствуя облегчение и счастье оттого, что Киган так воспринял новость о ребенке. Больше всего она боялась, что после случившегося с его дочерью он не захочет иметь детей. Так боялась, что никогда не обсуждала с ним эту тему. Даже несмотря на то, что ему удалось многое перебороть в себе за последний год, Рен боялась, что в душе Кигана еще осталось что-то темное и печальное. Наконец сбылась ее мечта, которую она лелеяла долгие годы.
— Я люблю тебя, Киган Уинслоу, — объявила она, обвивая руками его шею.
— И я люблю тебя, Рен Мэттьюс Уинслоу, — ответил он.
— С Рождеством, папочка.
Во дворе красовался Санта-Клаус рядом с девятью северными оленями, запряженными в сани. Эльфы-помощники глядели с деревьев и из-за угла дома. Множество разноцветных гирлянд опутали весь дом и даже перила крыльца, покрашенные в яркие, веселые тона.
Киган улыбался. Скоро прибудут гости.
Теплое, радостное чувство зашевелилось в его душе, когда он оглянулся и увидел, что Рен наблюдает за ним. За прошедший год он ни на секунду не пожалел о своем решении, сделанном год назад, когда он без спросу пробрался в маленькую комнатку на чердаке сарая.
Пасторальная обстановка удаленной фермы за ставила его вернуться в счастливое прошлое. Киган вновь почувствовал привязанность к земле, к корням. Он понял, что ему гораздо больше нравится работа на ферме, чем служба в полиции. Ферма понемногу стала разрастаться. Стадо насчитывало двадцать пять коров вместо прежних семнадцати, и они надеялись в следующем месяце купить еще нескольких.
Они с Рен ходили в кино, совершали долгие прогулки по лесу, сидели в тишине перед камином после ужина. Весной он часто приносил Рен полевые цветы и устраивал пикники у озера. Летом они ночами сидели во дворе и смотрели на звезды. Иногда они засиживались далеко за полночь и потом утром никак не могли встать.
Каждый день Киган просыпался с ощущением, что прошлое отходит все дальше, что он любит и любим. Каждый день с Рен становился все счастливее, он начинал получать удовольствие от самых простых мелочей. Его трогали и волновали звуки ее смеха, прикосновение ее пальцев, блеск в ее глазах, когда она смотрела на него.
Их физическое влечение становилось все сильнее, до того дня в конце сентября, когда Киган, поняв, что не сможет больше ни секунды прожить без Рен, предложил ей выйти за него замуж. Они обменялись кольцами прямо здесь, в доме. Отец Дюваль сочетал их браком.
Даже сейчас вспоминая о страстности, с которой приняла его Рен, Киган почувствовал, как его щеки заливает краска.
Оставив ботинки на коврике с надписью: «Добро пожаловать!», он вошел в дверь позади дома. С удовольствием принюхался к щекочущим ноздри запахам Рождества, витающим в доме. Перечная мята, тыква, корица, жареная индейка, домашние пироги и яблочный сидр.
Заглянув в комнату, Киган увидел большую елку, под которой громоздилась куча подарков. В этом году он купил Рен множество подарков. Над дверью висела веточка омелы, и, хотя на улице было не так уж холодно, в гостиной, весело потрескивая, горел камин.
— Дорогая, — позвал он. — Где ты?
Рен вышла из спальни.
При виде ее сердце Кигана подпрыгнуло и забилось где-то в горле.
Она была так красива. На ней было красное бархатное платье с черной отделкой. Точеную шею украшала нитка жемчуга, подаренного ей родителями на тринадцатилетие. Она улыбнулась ему, но он заметил, что в ее глазах стоят слезы.
— Рен, милая, что случилось?
— Я только что говорила по телефону, — сказ ала она, — с доктором Уинстоном.
Киган вздрогнул.
— Ты больна? — Он не сможет жить без нее.
— Нет. Я здорова.
Киган недоверчиво на нее посмотрел.
— Тогда зачем доктор Уинстон звонит тебе, да еще в канун Рождества… — Тут он замолчал, пораженный внезапной догадкой. — Ты беременна? — Его переполнила радость. Он так хотел ребенка.
Рен кивнула, на ее лице расцвела счастливая улыбка.
— Это хорошо, да? Ты счастлив? Я хочу сказать, мы никогда об этом не говорили…
Легко подняв жену на руки, Киган закружил ее по комнате.
— Счастлив? Не то слово!
— Я вот тут подумала, — сказала Рен, когда прекратился поток поцелуев и Киган опустил ее на пол.
— О чем?
— Если будет девочка, мы можем назвать ее Кэтрин Маргарет, если ты, конечно, не против.
Рен хочет назвать их дочку в честь жены и дочери, которых он потерял? Какая же необыкновенная женщина ему досталась. Он каждый день благодарил Бога за этот дар.
— Это будет чудесно, — сказал он растроганно.
— А если будет мальчик, мы, конечно же, назовем его Киган-младший.
— Я уже говорил, что люблю тебя? — спросил Киган.
— Может быть, раз или два. — В ее глазах зажглись веселые огоньки.
— Миссис Уинслоу, — вскричал он. — Боюсь, сейчас мне придется отнести вас в спальню, чтобы…
— Но уже через час приедут гости, а я еще картошку не почистила!
— Тогда пусть едят сырую и в кожуре.
Рен прерывисто вздохнула, чувствуя облегчение и счастье оттого, что Киган так воспринял новость о ребенке. Больше всего она боялась, что после случившегося с его дочерью он не захочет иметь детей. Так боялась, что никогда не обсуждала с ним эту тему. Даже несмотря на то, что ему удалось многое перебороть в себе за последний год, Рен боялась, что в душе Кигана еще осталось что-то темное и печальное. Наконец сбылась ее мечта, которую она лелеяла долгие годы.
— Я люблю тебя, Киган Уинслоу, — объявила она, обвивая руками его шею.
— И я люблю тебя, Рен Мэттьюс Уинслоу, — ответил он.
— С Рождеством, папочка.