Она осеклась и покосилась на меня. Я пребывал в полном недоумении, не в силах постичь смысла ее слов. Разве можно выйти 'замуж за далекого мужчину — ведь он находится далеко? Панихида решительно взмахнула рукой:
   — Ладно, была не была. Отвезу тебя на себе.
   — Гы?
   — Я превращусь в долларпеда, — заявила она, — самого настоящего целкового долларпеда. Знаешь такого зверя? Долларпеды сродни никелъпедам и даймопедам, которых вы, варвары, частенько кличете полушками да двушками. Они не такие свирепые, но гораздо крупнее — один долларпед стоит десятка даймов и двух десятков никелей. Он большой, приметный, а потому всякий рад его сцапать, так что в дороге тебе придется меня защищать. Глядишь, и щит пригодится. Сам-то долларпед очень робок.
   — Робок?
   — Да. Больше всего он боится девальвации и инфляции.
   — Инфлюэнцы?
   — Да не инфлюэнцы, а инфляции. Впрочем, разница невелика. Это тоже болезнь вроде лихорадки. А еще он боится дождя, потому что тело у него бумажное.
   — Ого! — При всей моей дурости это показалось мне более чем странным.
   — Но у некоторых есть серебряный хребет. Они гораздо сильнее, однако встречаются редко. Как раз таким я и обернусь.
   — Ух! — Вздохнул я, почувствовав облегчение.
   Разумеется, превращение требовало времени. Поначалу Панихида изменила форму, причем предупредила меня, чтобы я был начеку и не подпускал близко никаких хищников. Конечно, она же сама сказала, что всяк рад заграбастать долларопед. Будь я посмышленее, до меня бы, наверное, дошло, что я нужен ей исключительно по этой причине. Без меня она не могла добраться до дому ни в своем обличий, ни в каком-либо другом. Вконец одуревший варвар вполне ее устраивал — она могла без труда убедить меня в чем угодно. Из похитителя я превратился в телохранителя, благо мечом махать мог ничуть не хуже прежнего. В этом деле ум не самое главное.
   Но хитроумная Панихида, само собой, делала вид, будто я ей нравлюсь, и она не хочет со мной расставаться. На эту наживку женщины ловят мужчин с незапамятных времен. И вот ведь что странно, на нее частенько клюют вполне разумные люди, в отличие от меня не попадавшие ни под какой дуралей.
   Даже сейчас я не совсем понимаю, что она имела в виду, когда говорила о возможном браке с привлекательным, но недалеким мужчиной. Речь явно шла не о волшебнике Ине, но, как показали дальнейшие события, и не обо мне. Впрочем, я уже говорил, что не понимал женщин даже тогда, когда с мозгами у меня все было в порядке.
   Через час Панихида, покончив с первым этапом преображения, принялась расширяться и со временем увеличилась до размеров существа, вполне способного нести меня на спине, не будь оно почти бесплотным. Следующий час ушел на уплотнение и увеличение массы, но в конце концов она добилась чего хотела. Передо мной стояло диковинное существо с пятьюдесятью парами ног. Шкура его с одного боку была тускло-зеленой, а с другого сероватой, причем и на той, и на другой стороне имелись какие-то знаки и цифры. И еще картинки. Морда долларопеда напоминала физиономию сфинкса. Этот зверь не выглядел слишком сильным, но благодаря серебряному хребту я мог усесться на него верхом, что не преминул сделать. Рядом с собой я пристроил суму с оставшимися чарами и захваченный в подземелье меч. Чувствовал я себя не совсем уверенно, ибо отродясь не сиживал на таком странном животном. Впрочем, мой опыт верховой езды ограничивался Пуком. Да и не так важно, на ком сидеть, главное, чтобы тебя довезли куда надо.
   Долларопед пришел в движение. Это было необычно, а потому интересно. Первая пара ножек ступила вперед, за ней последовала вторая, и так далее. По бумажной шкуре вдоль серебряного хребта пробежала рябь, и меня качнуло по направлению к хвосту. Затем такая же волна покатилась в обратном направлении, и я, соответственно, качнулся туда. Туда-сюда, туда-сюда...
   Панихида плыла над неровностями почвы, постепенно набирая скорость. Пожалуй, и лошадь не могла бы скакать быстрее. От непрерывной качки меня немного мутило, но дело того стоило.
   Незадолго до полудня я приметил тень, поднял глаза и увидел кружившую в небе огромную птицу. Это была рух. На меня хищница скорее всего не обратила бы внимания, но здоровенный долларопед не мог не броситься ей в глаза. Неплохой сандвич для пташки.
   — Гони в укрытие! — изо всей мочи заорал я — чтобы распознать опасность, особого ума не требуется.
   Панихида углядела поваленное дерево и припустила к нему, надеясь спрятаться под стволом. Я соскочил с нее, выхватил меч и прикрылся щитом.
   Разумеется, птица не могла не приметить такой лакомый кусочек. Полагая, что добыча никуда не денется, она не рухнула с неба прямо на Панихиду, а спланировала и приземлилась передо мной.
   Мне уже доводилось иметь дела с такими пташками, и я отдавал себе отчет в том, что мы в несколько разных весовых категориях. Однако истинный варвар не соизмеряет силу, он просто сражается. Тем паче ежели одурел.
   Птица шагнула вперед, и я рубанул мечом по лапе, у основания когтя. Брызнула кровь, а когда через пару секунд болевой импульс дошел до головы, раздался такой крик, что висевшие в небе облака со страху разлетелись куда подальше.
   До сих пор птицу интересовала только Панихида, но теперь и я удостоился ее внимания. Рух попятилась, задев ногой палъчиковую пальму и вывернув ее вместе с пальцами рук, ног и всем прочим. Склонив голову, хищница нацелила на меня клюв величиной с драконье рыло. Я приготовился к смерти.
   Каковой не последовало, ибо мой щит сам собой поднялся и прикрыл меня от удара. Даже пришедшийся в щит такой удар непременно должен был сломать мне руку, сбить меня с ног, а то и вогнать глубоко в землю — но этого не произошло. Более того, я вообще не почувствовал отдачи. Чудно!
   Птица вновь закричала, да так, что ближайшие деревья согнулись чуть не до земли и из них брызнул сок. Поваленный ствол откатился, и долларопед оказался на виду. Но пылающие злобой глаза хищницы были прикованы ко мне. Рух намеревалась склевать меня, как букашку.
   Щит взлетел навстречу страшному клюву, теперь я точно знал, что он движется сам, — моя рука просто поднялась следом за ним.
   Рух обрушила чудовищный удар — и отлетела назад, словно клюнула скалу. На клюве появилась выбоина, а я не ощутил даже толчка.
   Соображал я туго, но тут даже до меня дошло, что весь секрет в магии щита. Белый щит Иня был предназначен для защиты от черного меча, но, по всей видимости, не умел отличать магические клинки от клювов и других видов оружия, а потому на всякий случай отражал любую угрозу. При этом он поглощал всю силу удара без остатка. С этим щитом в руках я был практически неуязвим.
   Похоже, ушибив клюв, рух пришла к схожему умозаключению. Она попятилась, распростерла гигантские крылья и взлетела. Порыв ветра сорвал дубовую ветку, и на меня градом посыпались желуди. Щит отразил и их.
   Приблизилась Панихида. Ветер трепал ее бумажные бока — я даже испугался, подумав, как бы порыв посильнее не разорвал ненадежную шкуру долларопеда в клочья. В этом облике Панихида не могла говорить, но всем своим видом показывала, что довольна таким поворотом событий. Я снова взобрался на нее, и мы продолжили путь на север.
   Через некоторое время мы сделали привал близ галерейной рощи. По иронии судьбы я явился с волшебным щитом туда, где на меня напал магический меч. Место было чудесным, но мое беспокойство возрастало. Сама по себе дурь, конечно, не могла выветриться так быстро, но, как мне кажется, чрезмерная сила этого заклятья сыграла с ним самим недобрую шутку. Я одурел настолько, что полностью лишился ума и стал умалишенным, а значит, душевнобольным. Мой талант определил это состояние не как обычную глупость, а как болезнь, а всякая болезнь подлежала исцелению. В результате мне все чаще стало приходить в голову, что мы не скоро попадем в замок Ругна, двигаясь в противоположную сторону.
   Чтобы вернуться в обычное состояние, Панихиде потребовалось три часа. Она развоплотилась, уменьшилась, приняла человеческий облик и первым делом заявила, что хочет есть.
   — А почему ты не поела в облике долларопеда? — спросил я, гордясь тем, что сумел выстроить такую длинную и замысловатую фразу. — Стоило ли тратить время на превращение.
   — О, я смотрю, ты быстро умнеешь! — заметила она, кажется, без особого восторга.
   — Это точно, — согласился я, по-глупому растаяв от похвалы.
   Панихида выглядела прекрасно. Теперь, по здравом размышлении, я понимаю, что иначе она выглядеть и не могла, — женщина, способная принимать любой облик, непременно будет красавицей.
   — Отвечу на твой вопрос, — сказала Панихида. — Во-первых, долларопед гораздо больше человека, и ему, соответственно, требуется гораздо больше пищи. Во-вторых, он питается активами, пассивами, фондами, акциями, бюджетами и авуарами, а когда ничего этого нет, поедает жучков, плесень и прочую пакость. Не знаю, как ты, а я предпочитаю человеческую еду.
   Я понятия не имел, что такое авуары, но мне почему-то тоже не хотелось их есть.
   — Но...
   — Знаю-знаю. Ты хочешь спросить, не окажусь ли я голодной, когда снова стану долларопедом. Представь себе, нет. Для меня главное насытится в том облике, в котором я ем. Ежели я, скажем, превращусь в блоху и съем ровно столько, сколько требуется блохе, то не стану голодной и после того, как приму облик человека. Такой подход позволяет экономить пищу, но, увы, не время. Пока уменьшишься, пока опять увеличишься... К тому же блоху может склевать любая птица. И вообще естественный размер кажется мне самым подходящим.
   Мой рассудок еще не был способен переварить столь мудреное объяснение, поэтому я отреагировал на него добродушной улыбкой и одобрительным кивком. Стоило ли цепляться к ней с дурацкими расспросами? И без того ясно, Панихида знает, что делает. Приняла человеческий облик — значит, так и надо. Тем более такой облик!
   Вспоминая об этом, я понимаю, что ей не приходилось прилагать усилий, чтобы дурачить меня, — я с радостью дурачил себя сам. Мы набрали снеди, поели, отошли подальше от входа в гнусное гнездилище гневливых гномов и устроились на ночлег. Панихида снова прижалась ко мне, — правда, лишь после того, как огляделась по сторонам и убедилась в отсутствии аистов.
   — Ух, — сказал я, пытаясь собраться с мыслями, — мы должны идти на юг...
   — Есть еще одно веское основание, чтобы идти на север, — поспешно перебила меня она. — Хочешь знать какое?
   — Угу, — согласился я. Ей опять удалось увести мои мысли в сторону.
   — Ты говорил, что вражеские заклятия размещены вдоль твоего пути, так что ты непременно на них нарвешься. Так?
   — Угу. — Просто удивительно, как здорово она все схватывала.
   — И все эти чары не сулят тебе ничего хорошего. Вспомни хотя бы черный меч или эту дурь. Или обмен сознаниями. Правда, то было белое заклятие, но сработало оно как черное. Так?
   — Угу.
   — Теперь представь, что мы повернули на юг и идем к замку Ругна. Что это значит?
   — Что?
   — Да то, что остальные злые чары непременно встретятся на нашем пути. Никто не знает где, может, прямо посреди Васильковой Клумбы. Вот тогда-то мы уж точно хлебнем лиха. Но двигаясь в противоположном направлении, мы на чары не нарвемся. Так?
   — Угу... Но постой. Как же мы доберемся до замка Ругна, коли пойдем на север?
   Панихида снисходительно улыбнулась:
   — Очень просто. Мы обогнем с севера бегучие пески, а потом повернем обратно и придем в замок другой дорогой.
   — Вот оно как? Здорово придумано.
   — К тому же, — добавила она, будто размышляя вслух, — по пути можно будет завернуть ко мне домой. Погостишь, отдохнешь... Мы могли бы остаться там навсегда.
   Кажется, что-то подобное она говорила и прошлой ночью, как раз перед появлением аиста. Но на сей раз я уже был чуточку умнее:
   — А как насчет моей миссии?
   — Миссия, миссия... Давай лучше я покажу, как ты сможешь проводить время у меня в гостях. А уж там сам решишь, что делать со своей миссией.
   — Э... — Я разрывался между верностью долгу и ее красотой.
   Но недолго. Она прильнула ко мне обнаженным телом, и я ощутил на губах жаркий поцелуй. Мысли о миссии куда-то улетучились. Я сжал ее в объятиях, и...
   Послышался шум.
   — Кто-то идет, — встревоженно прошептала Панихида.
   Мгновенно нащупав в темноте щит и меч, я на слух определил направление — звук исходил со стороны входа в подземелье.
   — Гневливые гномы вышли на охоту.
   — Видеть не желаю никаких гномов. Я на них на всю жизнь насмотрелась!
   — А вот я сейчас им задам. В собственном теле, с мечом да щитом это будет совсем нетрудно.
   — Не будь дураком. Это не...
   — Так ведь я ж одурел.
   — И то правда, — хихикнула Панихида. — Но послушай, Джордан, нет никакой нужды нападать на гномов. Они ведь не нас ищут, а просто вышли добыть себе пропитание. Не такой уж это скверный народ. К тому же, поубивав гномов, ты причинишь горе гномидам, а они такие милые. Давай лучше полежим тихонько, а гномы пусть себе охотятся.
   Мне казалось, что народ, имеющий обыкновение варить похлебку из ни в чем неповинных путников, трудно назвать не таким уж скверным, но подходящих возражений у меня, в силу моей тупости, не нашлось. Мы затихли и в конце концов заснули. Что бы там ни затевала Панихида, этой ночью ничего не случилось. Благодаря гномам... Только стоит ли это благодарности?
   Поутру мы поели, Панихида снова превратилась в долларопед и повезла меня на север. Ехали мы быстро и к полудню оказались возле огромного ущелья, о котором ни я, ни она ничего не помнили. Чудеса, да и только — не заметить такую пропасть решительно невозможно. Пришлось остановиться. Пока Панихида возвращала себе человеческий облик, я набрал снеди и наскоро соорудил простенький фигвам. Все бы ничего, но на южном небосклоне кружили птицы. Не хотелось об этом думать, но кажется, птицы рух искали нас.
   — Здесь оставаться нельзя, — сказала Панихида, — и на юг нам дороги нет. Ты мужественно сражался и не позволил той птице меня оклевать, но от целой стаи не отбиться даже тебе.
   — Куда ж нам деваться? — растерялся я.
   — Я могу превратиться во что-нибудь такое, что позволит нам перебраться через ущелье. Если начну пораньше, то к рассвету буду готова. Только...
   — Ну?
   — Только я не знаю, куда нам надо. Я был уже гораздо сообразительнее, чем недавно, а потому уверенно сказал:
   — На восток. Чтобы потом повернуть к югу, к замку Ругна. Она вздохнула:
   — Да, конечно. Только вот мне вовсе не хочется в замок Ругна. Я хочу домой, а чтобы попасть туда, надо повернуть на запад.
   — Тогда нам придется расстаться, — с сожалением сказал я.
   Панихида присела и взглянула мне прямо в глаза:
   — Джордан, история с птицей лишний раз подтвердила, что мне без тебя не обойтись. Ты сильный, храбрый и вообще славный парень, даже когда в голове у тебя одна дурь. Но я тоже тебе нужна, поскольку мои способности дополняют твои. Мы должны путешествовать вместе, и мне вовсе не хочется спорить, куда идти, в то время как перед нами пропасть, а позади целая стая птиц рух.
   — Мне тоже, — отозвался я, любуясь ее красотой. Уж как она была хороша. Просто глаз не оторвать.
   — Но ты хочешь попасть в замок Ругна, а я домой.
   — Я должен выполнить задание. Только сейчас до меня дошло, что ни о каком расставании не могло быть и речи. Ведь мне следовало доставить ее в замок.
   — И я никак-никак не смогу уговорить тебя пойти со мной?
   — Я должен или доставить тебя в замок, или умереть, пытаясь это сделать. Как аист.
   — Даже зная, что тебе придется отдать меня волшебнику, а замок Ругна обречь на разрушение?
   — Да, — ответил я, чувствуя себя самым разнесчастным тупицей. Каковым в действительности и являлся.
   — Но ты понимаешь, что себе же делаешь хуже?
   —Да.
   Она на миг отвернулась, но тут же снова устремила взгляд на меня:
   — Джордан, я хочу выйти замуж за тебя, а не за волшебника Иня. Ты и смел, и силен, и красив, и честен, и добр, а он, хоть и зовется добрым волшебником, на самом деле не добрый, а хитрый. Такой хитрый, что ты и представить себе не можешь. Прошу тебя, пойдем со мной.
   Искушение было велико, как никогда. Панихида воплощала в себе все, что привлекало меня в женщине, во всяком случае, так мне казалось. Но я не мог выполнить ее просьбу, не нарушив своего долга. Счастье, купленное ценой бесчестья, меня не устраивало. Я промолчал.
   — Знай же, от чего ты отказываешься! — воскликнула Панихида и буквально набросилась на меня, покрыв мое лицо горячими поцелуями. Я побывал в ее теле и разницу между мужчиной и женщиной познал изнутри. Этот неистовый порыв страсти более походил на мужской.
   Будучи идиотом, я не стал задумываться о том, что ею движет. Я вообще ни о чем не думал — не до того было. Страсть захватила меня целиком, без остатка. Такое случалось и с мужчинами поумнее меня.
   Пробудившись задолго до рассвета, Панихида растолкала меня:
   — Джордан, мне пора начинать превращение. Но прежде я должна сказать, что люблю тебя. Любишь ли меня ты?
   За ночь я значительно поумнел, но это уже не имело значения.
   — Да! Да! Я люблю тебя!
   — Ты пойдешь со мной? Сердце мое упало.
   — Нет.
   Она тяжело вздохнула:
   — Что ж, тогда мне придется пойти с тобой. Хотя это будет несчастьем для нас обоих.
   Итак, я победил. Но победа почему-то не радовала меня.
   Панихида принялась преображаться, и тремя часами позже, когда первые рассветные лучи робко заглянули в угрюмое ущелье, превратилась в гигантскую улитку с раковиной величиной с небольшой домик.
   Привязав к спине шит и запасной меч, я взобрался на раковину и крепко вцепился в имевшиеся на ней выступы. Сума с оставшимися чарами болталась у меня на поясе.
   Улитка подползла к обрыву, поискала удобное место, а потом перевалила через край и двинулась прямо по отвесной стене. Тут уж мне пришлось держаться как следует!
   Глубина зияющего провала внушала ужас. Случись мне сорваться, от меня остались бы лишь кровавые ошметки, которые по причине отсутствия Пука и собрать было некому. Ну а ежели отклеится от стены Панихида, и этакая громадина грохнется с высоты, то от нее и вовсе мокрое место останется. Неудивительно, что накануне такой прогулочки ей не хотелось затевать споры.
   Но Панихида держалась. Спустившись пониже, она повернула и заскользила по вертикальной стене на восток. А ведь ей ничего не стоило двинуться в противоположном направлении — в нынешнем положении я был бессилен ей помешать. Теперь стало ясно, что я никогда не смог бы доставить эту женщину в замок Ругна без ее согласия. И это согласие было получено. Я сумел убедить ее поступить по-моему; во всяком случае так мне казалось тогда.
   Снизу донеслось пыхтение, и я, покосившись, увидел здоровенного шестиногого дракона. Он следовал параллельным курсом в явной надежде, что мы свалимся прямо ему в пасть, и пыхтел с таким воодушевлением, что облака пара поднимались к нам.
   Затем я услышал хлопанье крыльев, покосился наверх и увидел птицу рух. Точнее, птенца. Он, наверное, совсем недавно встал на крыло, но склевать нас с Панихидой, особенно в столь неподходящем для обороны положении, ему ничего не стоило.
   Что же делать? Я судорожно порылся в памяти, и она подсказала мне выход. Рух — такой же летающий хищник, как и грифон. Надо думать, что помимо наличия крыльев их роднит брезгливость и чистоплотность.
   — Эй, птенчик, — крикнул я, зная, что у рух прекрасный слух, — хочешь, чтобы тебя стошнило, так лети сюда. Такой гадости ты еще не пробовал. Это не улитка, а полная раковина гноя!
   Теперь оставалось надеяться, что птенец поддастся на обман. Провести взрослую птицу было бы куда труднее, но молодежь легковерна...
   Птенец отвернул в сторону так резко, что поднятый его крыльями ветер едва не сорвал нас со стены. Панихида соскользнула вниз, я изо всех сил вцепился в раковину, но мы удержались. Хитрость удалась. А почему бы и нет? В конце концов птицы рух далеко не самые сообразительные существа в Ксанфе, а слизняки да улитки далеко не самое соблазнительное лакомство. Возможно, этому птенчику уже довелось склевать гнилую ракушку.
   Выровняв курс, Панихида продолжила движение на восток и по прошествии времени поднялась к краю обрыва и перевалила на ровную землю. Бегучие пески остались позади, теперь ничто не мешало нам двинуться на юг. Я хотел слезть с раковины, но вцепившиеся в нее руки затекли и онемели так, что пришлось отдирать палец за пальцем. Панихида вымоталась настолько, что не имела сил на обратное превращение. Она втянула рожки и спряталась в раковину.
   Но мы сделали это.
   Тогда я не знал, что впереди меня ждет жестокая ложь.

Глава 15
Жестокая ложь

   Когда Панихида вновь вернула себе человеческое обличье, она выглядела усталой и опустошенной. Я раздобыл для нее еды и воды. Она поцеловала меня, и некоторое время мы сидели молча. Нам было хорошо вместе.
   — Так, говоришь, полная раковина гноя? — ехидно спросила Панихида.
   — Но ведь это помогло, — смущенно ответил я.
   — Твое счастье, что помогло. Иначе бы я в жизни тебе этого не простила. Ладно, давай двигаться дальше.
   — Но ты так устала. Лучше превратись во что-нибудь маленькое, и я тебя понесу. Она улыбнулась:
   — Лучше я просто разуплотнюсь. Это займет куда меньше времени. Сделавшись полупрозрачной и почти невесомой, Панихида уселась мне на спину, обхватила мою шею туманными руками, и я зашагал на юг. Когда пролетавший мимо виверн вздумал меня укусить, она попросту всплыла в воздух и выдохнула: «Буу!» — как заправское привидение. Бедняга виверн перепугался и
   улетел. Конечно, он не представлял для нас серьезной угрозы. Нам вообще мало что могло угрожать. С мечом и щитом я мог отбиться от кого угодно, а рассудительность Панихиды в сочетании с ее талантом прекрасно восполняли то, чего недоставало мне. Мы великолепно подходили друг другу.
   Весь день я шел без помех, и на ночлег мы остановились уже неподалеку от замка Ругна. Панихида восстановила естественную плотность своего восхитительного тела и обняла меня.
   — Наверное, это наша последняя ночь, — печально промолвила она.
   — Мы должны рассказать волшебнику Иню о наших чувствах, — с жаром заявил я. — Вполне возможно, после этого он просто не захочет на тебе жениться. Какому мужчине понравится, что его жена любит другого.
   — Я думала об этом, — сказала Панихида. — Если Инь откажется от меня и отошлет меня прочь, замок Ругна уцелеет, а я смогу стать твоей, но...
   — Но?.. — непонимающе спросил я. Мне этот план представлялся вполне осуществимым.
   — Но остается еще и Ян, — неохотно пояснила она, — а Ян — злой волшебник. Приличия его не заботят, а чужие чувства и того меньше; он может жениться на мне из одной только вредности.
   — Но если ты этого не захочешь... Панихида поцеловала меня и сокрушенно покачала головой: 
   — Хочу — не хочу, можно подумать, у меня будет выбор. Ты ведь сам знаешь, какова сила его чар. Простому человеку не выстоять против волшебника, доброго или злого, поэтому королем Ксан-фа всегда становится волшебник. Если ты подведешь меня к самому замку, но не доставишь именно туда, победителем будет признан Ян. Он станет королем и скорее всего пожелает жениться на королевской дочке. Такие люди, как он, далеко не самые законопослушные, даже больше других стремятся придать видимость законности всем своим действиям и поступкам. Я ничего не смогу поделать, поскольку не имею возможности броситься в... не помню куда. Боюсь, никуда мне от него не деться, но... Она взяла меня за руки и взглянула мне в глаза:
   — В любом случае помни, что я люблю тебя.
   — Я люблю тебя.
   Затем Панихида затянула дивную печальную песню, погребальную песнь нашей любви. Такую прекрасную и такую грустную, что к глазам моим подступили слезы. Я разделял ее печаль, но, конечно же, не знал, что ждет меня впереди. А вот она, как выяснилось потом, знала.
   — Прости, что я не позволил тебе взять с собой лютню.
   — Давно простила, — ответила она. В ее прекрасных глазах тоже блестели слезы.
   Поутру мы отправились к замку. Идти оставалось недалеко, и Панихида не стала ни во что превращаться, дабы всем с первого взгляда было понятно, что задание выполнено. Сердце мое разрывалось, но что я мог поделать?
   Истинный варвар всегда держит свое слово.
   Когда над деревьями замаячил шпиль самой высокой башни, Панихида остановилась и поцеловала меня.
   — Я люблю тебя, Джордан, — еще раз сказала она.
   А я, круглый дурак, верил ей безоглядно. Даже сейчас, глядя на этот гобелен, я с трудом могу поверить, что она оказалась столь жестокой и лживой. С трудом — но приходится верить. К тому же за эти четыреста я малость поумнел. Опыт — весьма суровый учитель.
   Мы приблизились к окружавшему замок кольцу сторожевых деревьев. Они переполошились, их ветви угрожающе закачались. Я вытащил меч:
   — Вы меня знаете. Мне поручено доставить объект в замок, и объект будет доставлен. Попробуете мне помешать — все ветки пообрубаю. А ну, дайте дорогу.
   Но на сей раз деревья не испугались. Вернее, испугались. Однако остались верны своему долгу, как я своему. В гневе я отсек одну из ветвей. Брызнул сок, дерево издало скрипучий стон, но караульная роща упорно не желала нас пропускать.
   — Они знают о проклятии, — промолвила Панихида. — Деревьям все равно, кто в замке король, они защищают сам замок. Джордан, поверь мне, из этой доставки ничего хорошего не выйдет.