Элинор потребовалось лишь несколько секунд, чтобы согласиться с доводами брата.
   – Только запомни: никто не должен умереть. – Она произнесла это как можно спокойнее, хотя волна страха уже захватила ее.
   Лицо Стивена осталось бесстрастным, он лишь сцепил руки за спиной. Как ни странно, именно в этот момент Элинор решила, что он выглядит как джентльмен, каковым и был рожден. Увы, ее брат редко проявлял качества, присущие джентльмену.
   – Слушай меня, дорогая сестрица, потому что я не собираюсь повторять дважды. – Он продолжал смотреть на нее сверху вниз, но теперь его голос звучал совсем по-другому. – Мы больше не играем по твоим правилам. С этого момента всеми делами руковожу я.
   Элинор ничего не ответила, но и не отвела глаз. И вероятно, брат принял ее молчание за согласие.
   – Если ты останешься в стороне от этого, – продолжил он, – мы закончим наш спектакль с такой суммой, какая тебе и не снилась. – Сделав шаг к сестре, Стивен поднял палец, – только то, что я скажу, и на будущий год ты будешь наслаждаться на теплом побережье любой страны, где пожелаешь очутиться, с любым мужчиной по твоему выбору. – Он снова криво улыбнулся. – Разумеется, ты можешь попытаться выйти замуж за хорошенького графа Демминга, и меня это, откровенно говоря, не заботит, но не трогай Герберта Монтегю и позволь ему заняться тем, что ему лучше всего удается. – С этими словами Стивен перешагнул через ее юбки и направился к выходу. У двери он неожиданно замедлил шаг, обернулся и примирительно улыбнулся. – До чего хорошо очутиться дома. Скажи Уэйну, чтобы позаботился о моей лошади, а мне отчаянно нужно поспать.
   Элинор долгое время не могла сдвинуться с места; невидящим взглядом она смотрела в холодный камин, не переставая теребить чехол подушки, пока из него не начали вылезать перья.

Глава 15

   Вытянувшись на прохладных льняных простынях, герцог смотрел на потолок своей спальни, выкрашенный в темно-зеленый и коричневый цвета в тон лиственному рисунку выпуклых обоев на стенах. Если бы здесь жила Элизабет, она бы определенно не одобрила такой темный потолок, но Вивьен скорее всего он понравится. Уилл ни на минуту не сомневался в этом, хотя как он мог это знать – ведь она никогда не была в его спальне. Знать подобные вещи о другом человеке было одной из странностей жизни, решил Уилл. Позже он начал понимать, что многое знает о вдове Раэль-Ламонт, включая самые интимные подробности.
   Он проснулся в состоянии сильного возбуждения, думая о ней и о том, как чувственно и охотно она касалась его три дня назад. Он почти не мог думать ни о чем другом после той полуденной встречи на берегу океана. Ночью ему снились ее руки, касающиеся его тела, ласкающие и возбуждающие до потери разума, доводящие до пика наслаждения. Уилл был крайне разочарован, проснувшись в пустой постели, когда за окном уже светило солнце. Он хотел, чтобы Вивьен была здесь, с ним, и он мог каждое утро просыпаться рядом с ней. Уилл начинал верить, что и ей была бы приятна их близость.
   Застонав, герцог перевернулся на живот и обхватил руками подушку. Стрелки часов на камине показывали половину девятого. Он уже давно не просыпался так поздно, но видение ее обнаженного тела, ее ласкающих рук заставило его снова погрузиться в царство грез.
   Однако вдруг он вспомнил, что Клемент Гастингс должен прибыть уже меньше чем через час, а ему еще нужно успеть принять душ, одеться и привести в порядок мысли перед этой встречей. Накануне вечером Уилл получил записку, доставленную посыльным; в ней сообщалось, что у детектива появились срочные данные, которые он должен изложить лично. Вот почему, хотя все мысли Уилла были заняты воспоминаниями о совершенной груди Вивьен с розовыми бутонами сосков, он понимал, что должен сосредоточиться на более важных на данный момент вещах.
   Герцог перевернулся на спину и сел, решив, что несправедливо сравнивать Элизабет и Вивьен: уж слишком они отличались абсолютно во всем. И все же ему трудно было не делать этого. Они оставались единственными возлюбленными в его жизни и значили для него гораздо больше, чем приятные встречи в постели с другими женщинами.
   Уилл помнил Элизабет милой и юной, невинной и мягкой, очень красивой, удивительно женственной и импульсивной; Вивьен же представлялась ему смелой, роскошной в своей красоте, она была умнее и отличалась мудростью, которая приходит с годами. В обществе Вивьен держала себя с непередаваемыми достоинством и грацией, отдаваясь страсти, что бы ни делала – от земных дел вроде выращивания цветов до интимного прикосновения к нему. При этом она испытывала глубокое волнение, наблюдая за его реакцией на ее ласку. Элизабет отличалась хорошим воспитанием и грацией, а Вивьен – средоточием очарования и блеска. Любящая Элизабет, по крайней мере вначале, была источником радости, порождала стремление постичь ее, однако это чувство не требовало никаких усилий. А вот любить Вивьен...
   Уилл спустил ноги с кровати, провел ладонью по лицу, затем открыл глаза и устремил взгляд на дубовый паркет.
   Господи, если он в самом деле полюбил Вивьен и она полюбила его в ответ, эти чувства обогатят их жизнь как дар счастливого смеха. Их чувства могут стать величайшим открытием для них обоих, окончательным очарованием, наисладчайшим усилием – той самой радостью, которой он так долго был лишен. Любовь к Элизабет была только началом предстоящего великолепного путешествия; любовь к Вивьен – возвращение домой. А ведь нет ничего более успокаивающего, более удовлетворительного и более прекрасного, чем это ощущение...
   Когда Уилл вошел в библиотеку, чисто выбритый, принявший ванну и одетый в утренний костюм темно-синего цвета, Клемент Гастингс уже сидел в кресле. На Гастингсе был камзол цвета сливы и мандарина, типичная для него одежда, и жилет в лиловую клетку. Уилл давно перестал обращать внимание на экстравагантность своего осведомителя, у которого, судя по всему, был весьма странный камердинер.
   Этим утром герцог не сел за секретер, а вместо этого устроился на софе, откуда мог, протянув руку, налить себе чашку чаю. Гастингс, как он заметил, уже выпил чай и теперь напряженно сидел на краю кресла с листком бумаги в руках.
   Детектив откашлялся и начал доклад, не дожидаясь, пока хозяин дома попросит его об этом.
   – Ваша светлость, у меня для вас любопытные новости.
   – Да, – ответил Уилл, добавляя в чай сливки.
   – Точнее, – продолжил Гастингс, – новости на двух фронтах. Начну с Гилберта Германа.
   Уилл сделал глоток великолепного свежезаваренного чая.
   – Продолжайте.
   Гастингс поудобнее устроился в кресле и посмотрел в свои записи, которые вел с необычной педантичностью.
   – Сэр, все это время мои люди по вашему указанию вели постоянное наблюдение за Германом, – важно проговорил он. – Как вам известно, его маршрут всегда один и тот же, хотя последнюю неделю он репетировал до позднего вечера в театре, готовясь к нескольким прощальным представлениям, после которых театр закроется и труппа уедет готовиться к предстоящему зимнему сезону.
   Уилл кивнул и, откинувшись на мягкую подушку, положил ногу на ногу.
   – Это мне известно, – спокойно заметил он.
   – Итак, сэр, по вашей просьбе я наблюдал за миссис Раэль-Ламонт после окончания спектакля «Как вам это понравится?», когда она встречалась с мистером Германом, или, как она считает, мистером Монтегю, пообещав передать ему рукопись. Она казалась несколько взволнованной, что можно было ожидать, а он, напротив, выглядел спокойным и высокомерным. Они проговорили минуту или две, и затем вдова покинула театр.
   – Покинула театр?
   – Да, ваша светлость. Она направилась домой, где оставалась весь вечер. – Гастингс потянул себя за воротник, сосредоточенно наморщил лоб и снова заглянул в свои записи. – За миссис Раэль-Ламонт последовал один из моих людей; я же остался следить за мистером Германом. Он пробыл в театре почти до часу ночи, откуда поехал в кабачок «Веселые рыцари», где присмотрел себе одну из проституток, выпил две кружки эля и затем поднялся вслед за выбранной девицей наверх.
   – Разве это не типично для него? – поинтересовался Уилл.
   Детектив кивнул:
   – Да, сэр, однако Герман никогда не появлялся там так поздно.
   Уилл нахмурился и, наклонившись вперед, поставил ноги на ковер. Опираясь локтями на колени, он покачивал перед собой чашку и задумчиво смотрел на остатки чая в ней.
   – Не вижу ничего важного во всем этом.
   – Конечно, сэр, но теперь я перехожу к самому главному. – Несколько секунд детектив изучал свои заметки, а затем неожиданно сложил их и, засунув в карман камзола, продолжил серьезным тоном: – Есть две вещи, которые могут вас встревожить, ваша светлость. – Гастингс на мгновение задержал взгляд на лице герцога, и Уилл неожиданно почувствовал неприятную тяжесть под ложечкой.
   – Расскажите мне все.
   Детектив слегка кивнул; теперь на его лице была написана мрачная решимость.
   – Я и еще один из моих людей, находясь в «Веселых рыцарях», наблюдали, не общается ли Герман с другими постоянными клиентами...
   – И что же? Гастингс откашлялся.
   – Похоже, сэр, что Гилберт Герман, во всяком случае, на какое-то время, исчез у нас буквально из-под носа.
   Герцог медленно прищурился.
   – Исчез на какое-то время? Что вы имеете в виду?
   – Ваша светлость, ровно через пятнадцать минут после появления в кабачке Гилберт Герман выпил свой эль и пошел наверх с проституткой, но обратно не вернулся. Поначалу это нас не обеспокоило, но потом мы начали удивляться его долгому отсутствию. Через час один из моих людей пошел посмотреть наверх, но его и след простыл. Тиммонс, мой человек, обнаружил проститутку спящей на постели, и когда он растолкал и допросил ее, она сообщила, что Герман оставался с ней всего минут пятнадцать. – Гастингс глубоко вдохнул, затем искоса взглянул на герцога. – Кабачок был переполнен прошлой ночью, ваша светлость, но факт остается фактом – у этого человека не имелось абсолютно никакой возможности пройти мимо нас незамеченным. И все же он незаметно покинул заведение прямо у нас под носом, словно испарился.
   Уилл хмыкнул:
   – Не забывайте: он актер.
   – Да, это так, – быстро согласился Гастингс, – и самое странное во всем этом, ваша светлость, что Герман появился на сцене на следующий вечер. – Он почесал бакенбарды. – Возьму на себя смелость предположить, что этот человек работает не один – вместе с помощником изменив внешность, они замыслили и очень умело спланировали этот шантаж много месяцев назад.
   Секунды текли в молчании. Наконец, Уилл быстро поднялся и принялся шагать взад-вперед перед камином.
   – Так вы предполагаете, что Герман намеренно заплатил проститутке, чтобы та оставалась наверху, затем переоделся, может быть, даже изменил внешность и уехал на короткое время, только чтобы... сделать что? – Он резко повернулся к детективу.
   – Не знаю, ваша светлость. Возможно, встретиться с сообщником или сбить нас со следа. Иногда мне кажется, что нами манипулируют или просто ради удовольствия, или же по более зловещей причине.
   – Понятно. Следовательно, ему известно, что за ним следят?
   Гастингс кивнул:
   – Полагаю, да.
   Уилл засунул руки в карманы сюртука и снова стал ходить взад-вперед, опустив голову.
   – Он крайне доволен собой.
   – Несомненно.
   – А блондинка не может быть его сообщницей?
   Гастингс откинулся назад в кресле.
   – Я рассматривал эту возможность. Когда я увидел их вместе в кабаке в первый раз, Герман был явно обеспокоен ее появлением. – Детектив покачал головой. – Возможно, она тоже вовлечена в аферу, но все это – сложная схема, разработанная кем-то, кто не хочет, чтобы эта девица заговорила. Если дело обернется скверно, виноватой окажется она.
   – Или миссис Раэль-Дамонт, – пробормотал герцог.
   Детектив вскинул голову и прищурился.
   – В первую очередь это относится к миссис Раэль-Ламонт, ваша светлость.
   Уилл почувствовал, как холодная влага выступила у него на шее.
   – Так вы думаете, она в опасности? – сдавленно спросил он.
   – Не в непосредственной опасности, потому что еще не было передачи собственности или информации. Скорее вдова – лишь средство, которое Герман избрал, чтобы достичь своей цели, получить что-то, в чем нуждается, но чем не может завладеть иным путем.
   Уилл неожиданно почувствовал себя так, словно плыл в тумане, где предположения перемешались с очевидностью, теории – с фактами. Он на ощупь пробирался в темноте, приближаясь к краю смертельно опасной пропасти.
   Из мрачной задумчивости Уилла вывел встревоженный голос детектива:
   – Боюсь, ваша светлость, сейчас у этого человека большие преимущества перед нами: он умен, хитер и знает, что за ним следят. К сожалению, мы не можем задержать его; у нас нет доказательств того, что он сделал что-то неподобающее, тем более противозаконное. Он знает, что мы наблюдаем за ним, и, по-видимому, его это нисколько не беспокоит; он намеренно демонстрирует перед нами свое раздражающее и дерзкое поведение. Если мы с этого момента будем действовать осторожно, тщательно планировать каждый шаг, как до сих пор делал этот мошенник, он неизбежно совершит ошибку. Так случается всегда. И когда он споткнется, мы подхватим его прежде, чем он успеет от нас уйти.
   Подобное заверение показалось герцогу довольно расплывчатым, но в одном детектив был прав – вряд ли Герман подозревал, что они разгадали его план. Оставалось только надеяться на Господа, что они ничего не пропустили и не забыли. Разумеется, Гастингс был лучшим специалистом в своем деле, но даже его на этот раз перехитрил человек, живущий обманом.
   Уилл на секунду закрыл глаза, затем повернулся к своему осведомителю.
   – Мы должны все предусмотреть на случай, если он заподозрит, что я отдаю ему подделку.
   Гость прищурился.
   – Вы, безусловно, правы, ваша светлость. Нам следует думать, как он, и подозревать все, что может подозревать он. Пусть нам неизвестны его мотивы и намерения, но мы тоже достаточно умны. – Детектив самодовольно усмехнулся и повторил: – Да, достаточно умны.
   – Я хотел бы находиться там, когда миссис Раэль-Ламонт будет передавать сонет.
   Улыбка Гастингса моментально исчезла.
   – Не думаю, что это хорошая идея.
   – Почему?
   – Мы толком не знаем, каковы истинные цели негодяя. – Гастингс постучал кончиками пальцев по кожаному подлокотнику кресла. – Нам известно о нем только то, что он может ожидать этого и соответственно выстраивать свои планы.
   Уилл почувствовал, как у него напряглись плечи.
   – Ради чего?
   – Именно это и скрыто от нас, сэр – что за мысли витают в его голове и в головах его сообщников. Исходя из моего опыта, следует продолжить играть роль, которую нам отвели, действуя с превеликой осторожностью, впитывая каждую деталь, пока предполагаемый преступник не совершит ту самую ошибку...
   – А если этого не случится?
   Гастингс, не колеблясь ни минуты, произнес:
   – Случится непременно. Между тем мы будем наблюдать за каждым его шагом и охранять миссис Раэль-Ламонт – такова наша главная задача.
   Герцог неодобрительно покачал головой:
   – Мне это совсем не нравится.
   – Не сомневайтесь, сэр, мой человек будет неотступно следить за ним. Уверяю вас, если подозреваемый изменит тактику хотя бы на мгновение до встречи с миссис Раэль-Ламонт, вы об этом узнаете первым.
   – Что ж, ладно. – Уилл выпрямился и сложил руки за спиной. – Благодарю вас, Гастингс.
   Хотя это было ясным знаком к уходу, детектив не спешил подняться. Несколько секунд он тер рукой толстый подбородок, затем произнес:
   – Еще кое-что, сэр. О вдове Раэль-Ламонт.
   – Да?
   Гастингс быстро наклонился вперед.
   – Я уже упоминал про два тревожных момента, значение которых должен был раскрыть.
   – Продолжайте. – В голосе герцога послышалось нетерпение, и полные щеки гостя вдруг приобрели свекольный оттенок, вовсе не гармонировавший с его сливово-мандариновым одеянием.
   – Простите меня, ваша светлость, но... Кажется, вы полюбили вдову Раэль-Ламонт...
   Уилл почувствовал, как запылало его лицо, но ничего не сказал; он молча ожидал продолжения.
   – Видите ли, сэр, как я уже говорил, несколько моих людей работали в Лондоне по вашей просьбе и они проверили семью этой дамы.
   – Да, и что?
   – До сих пор мы не смогли проследить ее прошлое до брака с Леопольдом Раэль-Ламонтом, французским баронетом. Что до ее мужа, то, судя по всему, он был отъявленным приверженцем опиума и жил на весьма значительный доход с ее приданого...
   – Ее приданого? – Уилла откровенно заинтриговала эта информация.
   Детектив с достоинством кивнул:
   – Да, сэр. Хотя ее семья не из Лондона и пока ничего не удалось о ней узнать, мы полагаем, что она весьма состоятельна.
   Герцог не спеша подошел к чайному столику. Что-то в этом было не так.
   – Почему же она живет так... скромно?
   – Ваша светлость, по словам вдовы, ее муж умер десять лет назад, а наше расследование подтвердило, что она живет на собственные доходы.
   – И что же?
   – А то, что, по нашим сведениям, ее муж все еще жив, сэр, и проживает во Франции. Его смерть нигде не была зарегистрирована; следовательно, миссис Раэль-Ламонт все еще замужем.
   – Все еще замужем... – Уилл почувствовал сухость во рту.
   – Ну да. – Детектив не сводил глаз с герцога.
   – Ничего не понимаю.
   Гастингс довольно неловко поднялся.
   – Вероятно, мистер Раэль-Ламонт и его жена пришли к взаимному соглашению относительно их расставания... Не имею понятия, почему этот человек отправился на родину, но это хорошо объясняет, почему миссис Раэль-Ламонт представляется вдовой и живет в Корнуолле. Видимо, им удалось расторгнуть свой брак, и теперь миссис Раэль-Ламонт распоряжается своими средствами, не подвергаясь осуждению света, но никогда не сможет повторно вступить в брак.
   «Никогда не сможет повторно вступить в брак». Так вот оно что! Уже многие годы Уилл не испытывал такого опустошения – узнав о смерти жены, он был поражен гораздо меньше. Хотя, несмотря на потрясение, вызванное этим известием, он понимал, что данная ситуация никак не связана ни с ним, ни с его властью как герцога, ни с его чувствительностью как человека или его достоинством как любовника Вивьен, его потряс обман со стороны женщины, к которой он все больше привязывался.
   «Никогда не сможет повторно вступить в брак».
   Уилл невидящими глазами уставился в пол, в то время как детектив продолжал стоять в почтительной позе напротив него.
   Прежде герцог не думал о том, чтобы жениться на Вивьен; это вообще не приходило ему в голову. Но теперь, когда оказалось, что не существует никакого выбора, он испытал горечь и разочарование от нереализованных мечтаний о нежной дружбе на протяжении всей их жизни. Значит, все это время Вивьен знала, что они никогда не будут вместе, не станут мужем и женой; она не могла не помнить об этом при каждом поцелуе, каждом нежном прикосновении, каждом взгляде на него ее прекрасных глаз. Пусть не впрямую, но она лгала ему, и для него это было больнее всего.
   Неожиданно герцог выпрямился и сжал руки за спиной.
   – Так вы считаете, что именно эту информацию Гилберт Герман использует, чтобы шантажировать миссис Раэль-Ламонт? – спросил он приглушенным голосом.
   Гастингс нахмурился и чуть заметно кивнул:
   – Именно, сэр. У него либо есть очень хорошо осведомленные источники, либо он каким-то способом получил копию документа о раздельном проживании. К сожалению, при правильном убеждении и необходимых средствах тут нет ничего невозможного.
   – Понятно. – Уилл заставил себя дышать ровно, пытаясь успокоить бешено бьющееся сердце и заставить мозг работать. Наконец, он нашел подходящие слова. – Благодарю вас за отличную работу, мистер Гастингс. Думаю, мне не надо напоминать вам, что дело миссис Раэль-Ламонт заслуживает конфиденциальности и та неожиданная информация, которую вы обнаружили, не касается никого из посторонних.
   Гастингс почтительно наклонил голову.
   – Абсолютно справедливо, ваша светлость. Обещаю, что обнаруженные мной сведения не покинут стен этой комнаты.
   – Хорошо.
   Стук в дверь библиотеки заставил обоих поднять головы.
   – Да, входите, – нетерпеливо произнес герцог.
   Непроницаемое лицо Уилсона напомнило Уиллу, что ничего во внешнем мире не изменилось за последние полчаса.
   – Простите, ваша светлость. – Уилсон шагнул в комнату. – Его светлость герцог Ньюарк.
   Уилл с облегчением вздохнул: Колин Рамзи, один из его самых верных друзей и по совместительству специалист по изготовлению фальшивых копий, наконец-то прибыл.

Глава 16

   – Его светлость герцог Трент желает повидаться с вами, мадам.
   Вивьен поднялась из-за письменного стола, где провела большую часть дня, изучая финансовые счета. Она не могла как следует сосредоточиться ни на чем, зная, что герцог уже подготовил рукопись и что завтра весь этот кошмар закончится.
   – Спасибо, Гарриет, пусть войдет.
   Вивьен отрешенно подумала, что неплохо было бы освежиться перед его приходом, но максимум, что она успевала сделать, – это оправить шелковые юбки и пригладить несколько завитков, выбившихся из прически.
   Мгновение спустя Вивьен услышала шаги, а затем появился и сам герцог. При виде его у нее перехватило дыхание. На нем был фрак, белый шелковый жилет и черный байроновский галстук; волосы аккуратно причесаны и откинуты со лба, что еще больше подчеркивало его совершенные черты и темные карие глаза.
   – Ваша светлость. – Вивьен слегка улыбнулась ему.
   Герцог вежливо кивнул и прошел в гостиную.
   – Миссис Раэль-Ламонт.
   Она бросила быстрый взгляд на экономку, которая как завороженная следовала за герцогом.
   – Ты свободна, Гарриет.
   – Да, мадам. – Гарриет присела в реверансе и, повернувшись, вышла, оставив их вдвоем.
   Несколько секунд оба хранили молчание. Первым инстинктивным желанием Вивьен было броситься к нему в объятия, поцеловать, обнять... Но что-то ее удержало. Она тут же почувствовала разительную перемену, происшедшую в нем; это было заметно по твердой линии губ и отчужденности, проскользнувшей во взгляде.
   Такой неожиданный поворот взволновал ее.
   – Не желаете ли присесть? – спросила она, протянув руку и указывая на кресло наискосок от розового канапе.
   Герцог кивнул:
   – Благодарю вас.
   Вивьен молча наблюдала за тем, как гость, повернувшись, обогнул канапе и опустился в кресло, а затем бросил простую белую папку на чайный столик перед ней. Она не сразу догадалась, что в папке содержится копия подписанного Шекспиром сонета, а когда поняла это, ей отчаянно захотелось тут же открыть ее, но она все же сдержалась. Почему-то больше всего Вивьен сейчас заботило то, что чувствовал в этот момент ее гость.
   – Не знаю, что и сказать, – заметила она, внимательно изучая его лицо.
   Герцог небрежно облокотился о подлокотник кресла.
   – Я должен вам кое в чем признаться...
   – Признаться? Мне? – Ее глаза слегка расширились.
   – Почему бы вам не присесть?
   Эта перемена в нем ей откровенно не понравилась, но она не подала виду.
   – Что-то случилось, Уилл?
   Несколько секунд он обдумывал ее вопрос, затем приказал:
   – Садитесь, Вивьен.
   У нее бешено застучало сердце. Она не могла придумать ничего, что могло бы рассердить его, да он вроде и не был сердит. Но откуда тогда этот тон, такой официальный...
   Вивьен обошла чайный столик и села, аккуратно расправив юбки и сложив руки на коленях.
   – Я собираюсь кое-что сообщить, хотя это может вам не понравиться. – Герцог встретился с ней взглядом. – Когда я закончу, надеюсь, вы все мне объясните.
   Ее охватило смущение.
   – Что я должна объяснить?
   Опершись локтями о подлокотники кресла, Уилл сложил руки на животе.
   – Вряд ли у вас есть сомнения в том, что с того момента, как вы появились в моем доме несколько недель назад с вашим необычным... предложением, я вынужден защищать себя.
   – Защищать себя?
   – Да, от любых потенциальных угроз – моему доброму имени, моим финансам, моей собственности.
   Вивьен была совершенно сбита с толку.
   – Я не уверена, что понимаю вас.
   Герцог криво усмехнулся.
   – Зато я понимаю и поэтому нанял частного детектива.
   Вивьен потребовалось несколько секунд на то, чтобы осознать услышанное, а когда это случилось, ее глаза в ужасе широко раскрылись.
   – И он следил за Гилбертом Монтегю?
   Герцог продолжал пристально смотреть на Вивьен.
   – Не только; и за вами тоже.
   Вивьен показалось, что ее сердце остановилось. Глубоко потрясенная, она прошептала:
   – Неужели это правда?
   – Да, и я кое-что разузнал о вас, миссис Раэль-Ламонт, – резко заметил герцог.
   Ей стало трудно дышать, и она беспомощно посмотрела вокруг себя, боясь, что упадет в обморок. Комната закружилась перед глазами Вивьен, неожиданно ее охватил жар, а он продолжал сидеть напротив, спокойно наблюдая за ней.
   Вивьен попыталась подняться, но ноги дрожали, и она не знала, куда идти и что делать. Одно было ей абсолютно ясно: теперь он знает все.
   Ее ладонь взлетела ко рту, а глаза наполнились слезами. Она начала любить его как раз тогда, когда все было кончено.
   – Почему вы сразу не сказали мне правду?
   Продолжая дрожать, Вивьен обошла канапе, по-прежнему прижимая ладонь ко рту. Минуту-другую она пыталась успокоиться и сосредоточиться, затем присела на край канапе спиной к герцогу и обхватила себя руками, словно стараясь защититься от надвигающейся беды.