– Фальшивка! – хрипит разом приобретший свекольный окрас вислощекий и хватается за шею, будто в отчаянной попытке растянуть ту удавку, что уже накинул на него суперкиллер по кличке «Кондратий». – Фальшивка, падлой буду! Век воли не видать!
   Вокруг него немедля возникает пустое пространство, в коем, судя по реакции зорких соседей, так и кишат бациллы проказы со спидом и прочие мандавошки.
   – А насчет виллы во Флориде и лихтенштейнского счета – тоже фальшивка? – проницательно щурится многозвездный.
   – Да! – запальчиво выкрикивает жертва «Белой руки». – То есть нет… то есть да!
   – С тобой всё ясно, – выносит вердикт многозвездный – вид при этом имея столь просветленно-неприступный, что всякому должно быть ясно: уж сам-то он живет на одну зарплату, ну – плюс лекции на юрфаке… Тут откуда ни возьмись выныривает его адъютант с почтительно протянутой трубкой спутникового телефона правительственной связи. Многозвездный обменивается с невидимым собеседником несколькими тихими репликами, после чего громко и с явным удовольствием произносит:
   – Да вот он тут, рядом, стоит – собственной персоной! Передать ему трубку? Слушаюсь!
   Повинуясь кивку многозвездного, трубка откочевывает в липко вспотевшую десницу вислощекого.
   – Я… Так точно… Но майор Лемберт уволен из рядов… за поступки, порочащие честь офицера милиции… служебное расследование не возбуждали, но… так точно… никак нет… как можно!.. Нынче же после обеда… в смысле – немедля!
   Адъютант вежливо извлекает трубку из ослабевшей генеральской длани – а то еще, неровен час, обронит… Трубка сия – заметим – оказала, похоже, на вислощекого поистине волшебное терапевтическое воздействие: оттянула кровь так, что свекольный оттенок исчез с его физиономии без следа, и инсульт (до которого было рукой подать) генералу уже явно не грозит. Правда, теперь генеральскую физиономию, вместо свекольной красноты, заливает такая огуречно-зеленоватая бледность, что впору задуматься уже не об инсульте, а об инфаркте, но тут уж ничего не попишешь: любое лекарство имеет побочные эффекты…

82

   – Так ты решил идти? – нарушает наконец молчание Подполковник.
   – Да.
   – Они убьют тебя, Боря – тут «Nothing personal». Если, конечно, ты и вправду не примешь из их рук железяку, сделавшись одним из них…
   – Если я не пойду, они убьют Ванюшиного брата. А скольких людей сожрет потом этот их Дракон, мне страшно даже представить…
   – Ты решил изменить своему амплуа благородного разбойникаи попробовать себя в роли благородного рыцаря?
   – Дракона впустили в мир мы, стало быть и разбираться с ним – нам. Конкретно – мне.
   – Поздно…
   – Нет. Пока еще остается шанс – последний. И я думаю сделать вот что…
   …Некоторое время Подполковник сидит в неподвижности, полуприкрыв глаза – обдумывает план Робингуда.
   – Что ж, – поднимает он наконец взгляд на атамана, – это настолько глупо, так фантастически, запредельно наивно, что и вправду может сработать!.. Да, Дракона ты, может, и убьешь – но остаться в живых самому это тебе не поможет ни на грош; скорее наоборот. Это ты понимаешь?
   – Да. «Делай что должно – и будь что будет»… Техническую подготовку операции возлагаю на вас. Вопросы?
   – Да какие уж тут вопросы…
   – Ну и ладненько. Пойду-ка я в город, погуляю… напоследок. Встречаемся завтра, на обычном месте.
   – Боря!.. А может, всё таки…
   – Нет. Если что – командование примешь ты. До завтра!

83

   Робингуд неспешно и без видимой цели шагает по многократно изломанным, круто падающим к Москве-реке переулкам между Плющихой и Саввинской набережной. Разглядывает забавные особнячки и купеческие доходные дома, проходит во дворы, где не требуется особых спиритических талантов, чтобы вызвать дух Поленовского «Московского дворика». Спускается на пустынную набережную, некоторое время с затаенной усмешкой глядит на север, в сторону Бородинского моста: «…И пораженье от победы ты сам не должен отличать». Вновь возвращается в переулки. Жарко; неопрятные комья тополиного пуха покоятся под бордюром тротуара как умирающие медузы, выброшенные штормом на прибрежную гальку.

84

   – Знаешь, ты сегодня какой-то не такой…
   – Лучше? или хуже?
   – Не знаю… Ты слишком уж нежен со мною – будто прощаешься… Я стала тебе в тягость?
   – Совсем наоборот. Но ты угадала – может случиться так, что мы больше не увидимся.
   …
   – Вот оно как… Это – тот новый боевик твоего сочинения? Чем там кончилось?
   – Ну, чем может кончиться боевик? – хеппи-эндом, разумеется… А вот дальше, похоже, началась легенда. Такие дела.

85

   «Коней они пропили…»
   Сергуня и Олежек банку держат классно, но доза все же сказывается, особенно на Олежеке. Майора же хмель не берет вовсе – так иной раз бывает; просто потом будет щелчок – и отрубится разом, вмертвую.
   Тут рядом с их столиком возникает, будто соткавшись из алкогольных паров, абсолютно неуместный в здешнем заведении щеголеватый офицер с синими петлицами кремлевской охраны и козыряет экс-оперу:
   – Подполковник Лемберт, я не ошибся?
   – Майор Лемберт, – щурится тот. – В отставке…
   – Вы пьяны, подполковник, – холодно чеканит порученец. – Вашего рапорта об отставке в делах не обнаружено, никакого приказа по Управлению относительно вас не было… если не считать приказа о досрочном присвоении вам очередного звания и представления к правительственной награде. Вы находитесь на службе, так что извольте привести себя в порядок: через четыре часа вас хочет видеть Верховный Главнокомандующий. Прошу следовать за мной.
   – Ё-моё, – только и может выдавить из себя Сергуня, провожая взглядом удаляющегося сенсэя. – Ну, вы, блин, даете…
   Тут как раз оживает и Олежек – воздвигается над столом, опершись о столешницу пудовыми кулачищами, и сообщает напарнику конспиративным шепотом, от которого взвякивают бокалы у дальней стойки:
   – Я в с-с-сортир!..
   На этом месте он вдруг осекается, замечая непорядок в диспозиции:
   – С-сергуня!! А где с-сенсэй?!
   – В Кремль уехал, – невозмутимо ответствует тот.
   – Не п-понял… А чё, поближе тут с-сортира нету?..

86

   Бээмвэшка притормаживает у ограды Александровского сада. Последние рукопожатия – с Ванюшей за рулем и Подполковником на заднем сиденье, – и Робингуд высаживается на тротуар:
   – И не вздумайте тут торчать, ясно? Останусь жив – головы поотрываю!
   – Ну тебя на хрен, Боря, с твоими шуточками…
   Ванюша обиженно трогается в сторону Исторического музея, а Робингуд пару секунд, сощурясь, озирает логово Дракона – кремлевскую стену. Экипирован наш благородный рыцарь престранно: безвкуснейший малиновый пиджак (каких уж лет несколько как никто не носит), на шее – золотая цепь якорных параметров, кастет из перстней – одним словом, карикатура на конкретного пацана начала девяностых, «златая цепь на дубе том»…
   Пройдя по дорожкам Александровского сада, Робингуд поднимается по мощеной аппарели, ведущей к воротам Боровицкой башни, через которые заезжают в Кремль членовозы. Сейчас ворота заперты, отворена лишь пешеходная калитка. Безмолвная стража пропускает атамана в замок. Жара…

87

   На подходах к Георгиевскому залу Кремлевского дворца Робингуд натыкается на не вполне протрезвевшего Лемберта: тот разглядывает грандиозное, семь на восемь, батальное полотно кисти не то Омлетова, не то Мылова – «Господин президент на обстреливаемых позициях»:
   – Слышь, Борь, – а почему он высотном костюме и гермошлеме? Или это такой крутой постмодерн?
   – Ага. Типа, аллегория…
   Тут только до старшего опера доходит некоторая неуместность пребывания в этих стенах бандита, пусть даже и «благородного».
   – А ты чего тут делаешь? Да еще и в таком попугайном виде?
   – Да вот, орден желают мне вручить…
   – Иди ты!..
   – В натуре! С той поры, как патриарх Алексий повесил высший церковный орден Михасю, государство покой потеряло: как это, у тех есть в коллекции авторитет-ордноносец, а у нас нету! Не по понятиям! Искали-искали – и вот нашли: меня… Ну что, пошли в зал? Только знаете чего, Александр Арвидович – старайтесь держаться от меня подальше…
   «Честный мент» воспринимает последнюю реплику по-своему:
   – Боря, не я их на тебя вывел! Слово офицера.
   – Да я не о том, – отмахивается Робингуд. – Просто может случиться так, что меня превратят в дуршлаг прямо тут, в зале…
   – Боишься, стало быть, как бы меня не задело?
   – Задеть – это вряд ли, – рассеяно отвечает «благородный разбойник», оглядывая ряды черных отдушин под потолком, – у них хорошие снайперы. А вот забрызгать моей кровищей твой кобеднешный костюм могут запросто – оно тебе надо?

88

   В зале, где с минуты на минуту должна начаться процедура награждения, появление наглого братка в малиновом пиджаке вызывает настоящий шокинг с поджиманием губ: «Дожили!..» Телевизионщики, однако, устремляются к Робингуду прямо-таки как эстрадной звезде: поджимающему губы бомонду, разумеется, невдомек, что все они тут – не более чем массовка, собранная именно ради этого интервью в кремлевских интерьерах.
   – Дорогие телезрители! Перед вами – Борис Радкевич, бывший майор спецназа, настоящий русский офицер…
   – Чепуха, – обрывает телевизионщика Робингуд. – Какой я вам, на хрен, русский? Я – советский!
   – Что вы имеете в виду? – озадачивается инервьюер.
   – Опоздал родиться, – разводит руками Робин. – А может – поспешил…
   Застывший чуть поодаль пыльнолицый «эксперт по кризисным ситуациям» облегченно переводит дух. Бенефициант держится спокойно, за словом в карман не лезет, ну, а уж чего из наболтанного им мы выпустим в эфир – там видно будет: было б из чего выбирать… Но интересно: зачем он решил под братка работать – ему это совершенно не идет…
   – А правду говорят, что если опубликовать сухой документальный отчет о ваших операциях, выйдет круче, чем любой российский боевик?
   – Понятия не имею: я российские боевики не читаю и не смотрю.
   – Как, совсем?!
   – Совсем. «Российский боевик» – это, извините, диагноз… Нет, я, конечно, за то, чтоб поддерживать отечественного товаропроизводителя – но так далеко мой патриотизм не заходит.
   «Неплохо… это, пожалуй, оставим».
   – А можно нескромный вопрос?
   – Валяйте!
   – Почему вы в таком странном наряде?
   – Это я так позиционируюсь.
   – Как-как? Позиционируетесь– в качестве кого?
   – В качестве бизнесмена, ясный пень! А чё, не видно?
   – А можно тогда пару слов о вашем бизнесе?
   – Запросто. Я вот тут давеча фирму организовал – «Белая рука» называется… ну, знаете небось наш фирменный знак – сейчас по телевизору бесперечь нашу рекламу крутят, – и с этими словами Робингуд демонстрирует извлеченную из нагрудного кармана наклейку на стекло – черный круг с растопыренной белой пятерней…
   «О, идиот! – мысленно хватается за голову пыльнолицый. – Ведь сказано ему было – „аккуратно намекнуть“, и даже примерные заготовки дали… А чтоб впрямую поминать „Белую руку“ – просто запретили! Что ж это он делает, а?.. Похоже, и вправду страхуется – как бы его не отодвинули в сторонку от детища…»
   – И только-только мы раскрутились, – продолжает меж тем «бизнесмен», – как пожалте: наезд! Перепиши, типа, фирму на нас, а сам иди в менеджеры на зарплате – не, ты вникни, братан! Ну, мы культурно им так, типа – «А можно глянуть, кто за вами?» «Можно, – говорят. – Государство российское – слыхал про такую группировку?» Не, ты понял – кому фирма наша приглянулась?
   «Ах, ты!.. Что ж ты затеял, гад?»
   – Ну, да мы-то тоже – в терпилах ходить непривыкши! Для начала зовем адвокатов – и здешних, и тамошних, из «Кромвель энд Салливен» – и всё оформляем чин-чином: название фирмы, товарный знак, – с этими словами Робингуд взмахивает извлеченными из внутреннего кармана нотариальными бумагами с фундаментальными лиловыми печатями, – так что теперь «Белая рука» со всеми делами есть наша… это, как бишь ее? – а, ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНАЯ СОБСТВЕННОСТЬ, во! Копирайт там, все дела… В любом суде – вплоть до международного.
   «Ну, остряк, ты у меня сейчас раскинешь мозгами – по паркету!..»
   – Ладно, говорим им, это всё хорошо – насчет международного суда, но вот чисто конкретно: нашлись уже козлы – работают под нашу фирму, на Садовнической, для примера; чего делать с ними? «Ну, говорят, – подавайте в суд, пиратская копия, все законы на вашей стороне…» – «А поможет?» – «Ежели честно – ни хрена не поможет: в России свою интеллектуальную собственность защищать по суду – дело дохлое» – «А ежели не по закону, а по понятиям?» – «Ну, это другое дело: забейте стрелку, выходите на прямой базар…» Короче – я затем сюда и явился: типа, стрелка у нас тут с Государством…
   В зале стоит мертвая тишина; все взоры прикованы к атаману, так что даже появление из противоположных дверей Его Президентского Величества со свитой где-то с полминуты остается незамеченным. Робингуд теперь прямо адресуется к противоположному концу зала:
   – В общем, так: «Белая рука» – наша, по любому закону наша; хотите ее отсудить – флаг вам в руки, встретимся в Гааге. Завалить меня вы, понятно, можете – но унаследовать фирму все равно не унаследуете. А ежели какой козел станет копирайт наш нарушать – вроде как намедни на Садовнической – пускай попомнит классику: « Если история чему и учит, так только тому, что убить можно кого угодно». Я закончил. Типа, Dixi…
   С этими словами Робингуд поворачивается (через левое плечо) и направляется к выходу из зала – где и сталкивается с преградившим ему дорогу пыльнолицым.
   – Ну и дурак же ты, – грустно качает головою «эксперт по кризисным ситуациям», – натуральный ТОВАРИЩ МАЙОР из анекдотов!.. Неужто ты и вправду решил, будто эта телетрансляция идет куда-то наружу?.. – а по прошествии пары секунд, глядя в спину миновавшего его, как пустое место, Робингуда, раздраженно бросает в переговорник:
   – Ну не прямо же тут! Пускай наружу выйдет…

89

   Вид с высоты на совершенно вымерший юго-западный угол Кремля, примыкающий к Боровицкой и Водовзводной башням. Идущая вдоль фасада Оружейной палаты к Боровицким воротам фигурка в ярком малиновом пиджаке стремительно увеличивается в размерах (наезд трансфокатора) – трижды подряд, с разных ракурсов. Параллельно идет перекличка в эфире, под слабое шуршание помех:
   – Седьмой – Второму: цель вижу.
   – Четвертый – Второму: цель вижу.
   – Пятый – Второму: цель вижу…
   Робингуд останавливается, обводит взором кремлевскую панораму: похоже, прикидывает, где бы он сам расставил тут снайперов. Потом его осеняет внезапная мысль; достав из кармана эмблему «Белой руки», он отдирает восковку, защищающую липкую поверхность, и приклеивает черный круг напротив сердца, к нагрудному карману пиджака – точь-в-точь как клубную эмблему. Губы его при этом шевелятся, так что умей наблюдатели «читать по губам», они наверняка разобрали бы: «Валяйте, ребята – чтоб вам сподручней целиться!»
   Снайпер с Боровицкой башни произносит в переговорник:
   – Я Второй, я Второй. Стрелять только по моей команде. Только по моей! Как поняли? Прием.

90

   Робингуд миновал уже калитку в Боровицкий воротах и удаляется по раскаленной солнцем черной брусчатке аппарели. И сама аппарель, и окаймляющие ее откосы, и даже примыкающий угол Александровского сада абсоютно пусты; лишь где-то там, в невообразимой дали, на повороте от Каменного моста к Охотному ряду, медленно-медленно катится вдоль самого тротуара знакомая бээмвушка. На спине Робингуда дрожат рубиновые зайчики от лазерных прицелов – они, впрочем, почти неразличимы на его малиновом пиджаке. В загустелом от зноя воздухе тихо плывут тополиный пух и музыка Морриконе – та самая…

91

   У командира снайперов, что занимает позицию на Боровицкой башне, подает голос переговорник:
   – Второй, Второй, я – Пятый! Эмблему на груди у него видал?
   – Видал, – мрачно откликается командир.
   – Так выходит, он и есть – «Белая рука»?
   – Это не нашего ума дело. Пятый – повторите последний приказ!
   – Стрелять только по приказу Второго. Прием.
   Командира, похоже, что-то не устраивает в качестве связи, и он принимается за какие-то манипуляции с переговорником.

92

   Пыльнолицый с переговорником – перед телемонитором, на котором видна фигурка в малиновом пиджаке, миновавшая уже половину пути к поджидающей ее автомашине:
   – Да, теперь удалился достаточно… Так и будет: «дерзость преступников не знает предела – под самой, можно сказать, кремлевской стеной!» – а затем, изменив параметры связи, командует:
   – Первый – Второму. Мочи его!
   И – ничего не происходит: фигурка в малиновом пиджаке идет себе, как шла.
   – Второй, Второй – ответьте Первому! Прием.
   «Молчание было ему ответом…»
   Яростно матюгнувшись, пыльнолицый меняет параметры связи:
   – Пятый, Пятый! Ответьте Первому! Прием.
   – Пятый – Первому. Слышу вас нормально. Прием, – откликается переговорник.
   – Первый – Пятому. Огонь на поражение!
   – Никак невозможно! Имею четкий приказ Второго – огонь только по его команде!
   – Да я вас!.. Под трибунал пойдете!
   – Без приказа Второго – не имею права! – уперся рогом снайпер.
   – Ну так свяжитесь с ним, черти бы вас там всех побрали!
   – Пятый – Первому. Связь со Вторым прервана. Как поняли? Прием…

93

   Последние шаги. Лицо Робингуда сплошь залито потом – дикая жарища, а тут еще идиотский малиновый пиджак…
   Дверца бээмвушки уже загодя распахнута.
   Атаман обессилено валится на сидение, и машина рвет с места.

94

   Командир снайперов – Второй – провожает взглядом стремительно удаляющуюся машину и смачно сплевывает.
   – У нас тут не Франция, – назидательно сообщает он оглохшему переговорнику. – Я уже так однажды стрелял – по УСТНОМУ распоряжению товарища министра: в Вильнюсе, в 91-ом. Хватит…

95

   В бээмвушке работает мини-телевизор – идет трансляция награждения в Георгиевском зале.
   – Как там моя речь – нормально было слышно?
   – Всё отлично.
   – Слушай, а сколько ж ты телевизионщикам отвалил – чтоб трансляция сразу наружу пошла?
   – Лучше и не вспоминать, – вздыхает Подполковник. – В Африке за такие деньги можно выиграть средних размеров войну…
   Ванюша бросает мимолетный взгляд на экран.
   – Слышь, Борь, – несколько неуверенно произносит он. – А может, ты зря с ним так? Он, типа, нормальный мужик. Айкидо, опять-таки…
   – Ага! Тени, правда, не отбрасывает – а в остальном нормальный…
   – Шутишь?
   – Типа того… Не люблю я, Ванюша, особистов…
   – Ты просто их готовишь неправильно, – хмыкает со своего заднего сидения Подполковник. Машина меж тем прибавляет ходу и бесследно растворяется в окутавшем Первопрестольную знойном мареве.