– Я предвидел такой вопрос, – ровным голосом отвечал ей Федоров Мщу-за-Всех. – И вот что я на него отвечу. Когда долго живешь на дереве, начинаешь относиться ко многим вещам не так, как к ним относишься, живя на земле. Возьмем, например, погоду. Небось, считаешь, она у нас весь год солнечная? Нет, бывает, даже в июле верх обложат такие тучи, что думаешь – конец лету, съела солнышко небесная саранча. А после глянешь на окраину неба, увидишь крошечное пятнышко света и понимаешь, что ненастье недолговечно. Так и в жизни – все кругом вроде худо, а назавтра что-то сделается в природе, будто щеткой кто по земле прошел и отчистил ее от всякой ненужной дряни... Тихо! – вдруг прервал свои мудрые рассуждения Федоров Мщу-за-Всех. – Слышу условный свист. Даю на отсечение мизинец своей правой ноги, если это не Васильев Кожаные Штаны.
   Внизу и вправду раздался свист, что-то среднее между всхлипом суслика и голосами умирающих лебедей.
   – Послушай, – спросила Уля у Геркулеса, когда они, уже спустившись на землю, отмеривали положенное число шагов на юго-запад от дуба, – а «Мщу-за-Всех» – это за кого за всех?
   – Ну, там, за Черноморский флот, за русский город-герой Севастополь, за Каховку, за Керченский пролив, за мою Чуню... Вообще-то, Федоров Мщу-за-Всех не мстит, он только напоминает. Чтобы не думали, что можно натворить черт знает чего и при этом жить в ус не дуя. Он на дереве потому и сидит, чтобы лучше видеть всякие безобразия.
   – Высоко сижу, далеко гляжу, – с пониманием кивнула Ульяна.
   – Не факт, – ответил ей из куста ракиты чей-то хрипловатый басок.
   Весело зашумели ветки, и из темных зарослей ивняка высунулась бородатая морда. Хозяйка морды застенчиво улыбнулась Уле и поприветствовала кивком Геркулеса. Затем стряхнула бодливым рогом с веточки зеленую гусеницу и поймала ее в воздухе языком.
   – Знакомьтесь, это коза Бахана, – вновь раздался тот же самый басок. – А я – Васильев Кожаные Штаны. – И, оттесняя своей гладкой щекой поросшую волосами козью, показался владелец голоса.
   – Ей вяленые бананы можно? – Супердевочка Уля вспомнила, что в заднем кармане джинсов завалялся полупустой пакетик слипшихся на жаре бананов.
   – Можно, – сказал Васильев Кожаные Штаны. – Бахана у нас что угодно ест. И бананы, и мандарины, и белье, которое на веревках сушится. Но больше всего ей нравятся всякие объявления. Дедушка, когда мы в Стерлядевке полгода жили, пустит ее, бывало, у дома попастись на лужок, так она веревку о забор перетрет и – на улицу, объявления со столбов слизывать. Считай, полгода только объявлениями и питалась. Молока зато было – всех курортников в поселке обслуживали, да еще и самим хватало.
   – Пойдем уже, – поторопил Васильева Кожаные Штаны Герка, сильно переживающий за свою Чуню. – Кто их знает, этих гадских похитителей зебр, вдруг они... – сказал он и замолчал, мысленно представив себе, как волосатая рука похитителя тянется из темноты к Чуне, заламывает ей копыта за спину и, заткнув Чунин рот кляпом, увозит на ближайшую скотобойню.
   – Спокойствие, – сказал Васильев Кожаные Штаны. – Сам подумай, ну какой уважающий себя профессиональный грабитель отправится похищать зебру, не посмотрев сегодня по телевизору седьмую серию «Бригады-4». Кончается которая, между прочим, ровно в двадцать четыре часа ноль-ноль минут по Москве. Так что времени у нас еще вагон и маленькая тележка.
   Небо между тем густело от темноты и наполнялось яркими, как елочные гирлянды, звездами. Коза чавкала вялеными бананами и терлась об Ульянины джинсы. Покончив с очередным бананом, Бахана потянулась за следующим, но супердевочка покачала головой и спрятала оставшиеся в карман.
   – Это Чуне, – сказала супердевочка строго. – С друзьями надо делиться.
   Коза вздохнула и согласилась.
   Они двинулись к поселку вдоль речки, пока та не провалилась в трубу, пожелав всей компании на прощанье успеха в их справедливом деле. Васильев Кожаные Штаны по дороге болтал без умолку. Он успел им рассказать обо всем – о сусликах, перекопской дыне, о том, как он позапрошлым летом видел в Ялте самого Якубовича.
   Супердевочка слушала рассказчика одним ухом, глазом же косилась на его знаменитые кожаные штаны, пытаясь выяснить для себя, что же в них такого особенного.
   Васильев Кожаные Штаны доказывал тем временем Герке, что умнее, чем Федоров Мщу-за-Всех, в мире только два человека – его дедушка, который живет в пещере, и дедушкина коза Бахана, которая хотя формально не человек, но любого человека заткнет за пояс.
   – Ты бы, например, догадался столкнуть лбами сразу двух живоглотов, чтобы они друг другу шишек и фонарей наставили? – убежденно говорил Геркулесу Васильев Кожаные Штаны. – А вот Федоров Мщу-за-Всех догадался. Он же, когда узнал, что Телепалов задумал сегодня ночью похитить зебру, пустил Чучельщику стрелу с запиской: мол, не видать ему как своих ушей чучела твоей драгоценной зебры.
   Герка не перечил, кивал. Супердевочка, оставив попытки справиться с загадкой штанов, спросила их обладателя:
   – А за Бахану ты не боишься? Вдруг они ее пристрелят из вредности.
   – Это дедушкину козу-то? – рассмеялся Васильев Кожаные Штаны. – Баханочка? – Он подергал козу за бороду. – Слышала последнюю шутку? Что они тебя пристрелят из вредности.
   Бахана тоже залилась смехом.
   – Засечки на рогах видишь? – Васильев Кожаные Штаны показал на ее рога. – Это как в войну звезды на самолетах ставили – за каждый сбитый вражеский самолет по звезде, – так и дедушка за каждого проникшего на наш огород грабителя, которого она взяла на рога, делал ей топором засечку. Вон их сколько, собьешься, пока считаешь. Бахану нашу, будь, конечно, у нее две ноги, можно запросто посылать вместо Штирлица в логово фашистского зверя, уж она-то с ее способностями любые вражеские секреты раскроет.
   Лес кончился, в воздухе запахло жильем, и по терпкой тропинке запаха они вышли к Геркиному заборчику, состоящему из щелей и дырок. Операция по спасению Чуни вступила в свой начальный этап.

Глава 9. Пир похитителей

   Тиха темная богатырская ночь. Ничто не нарушает ее покоя, кроме мерного шума волн да криков ночных купальщиков, привидениями прыгающих по остывшему пляжу, чтобы вытряхнуть из ушей воду. Вот и в эту ночь, когда стрелка на циферблате часов перевалила за отметку «двенадцать», тишина на Утиной улице нарушалась лишь тихим пением стоявшего на стреме Мыколы.
   – Не сосите, дети, с о ски, – напевал Мыкола любимую песню детства, пытаясь свой ломкий тенор переделать под прокуренный баритон его кумира Миши Квадратного, – а курите папироски...
   Мыкола зыркнул глазом на тень, промелькнувшую в кустах у забора.
   – Брысь, – сказал он невидимому ночному зверю.
   Зверь икнул и ничего не ответил – наверное, не понимал по-людски.
   Тогда Мыкола вытащил из кармана гайку, свинченную сегодня с трактора, и, не целясь, запустил в темноту. Гайка чавкнула, уткнувшись в живое. Следом раздался стон:
   – Ты что делаешь, костыль тебе в горло! Это я, Телепалов.
   В темноте щелкнула зажигалка, и взметнулся язычок пламени, осветив своим тусклым светом часть щеки и фингал под глазом. Щека была щетинистая, небритая, фингал новенький – лиловый и шестигранный.
   – Ой! – Мыкола почесал з а ухом. – А я думал, это ихняя кошка.
   – Уши вот завяжу бантиком, будет тебе тогда и кошка, и пироги с котятами. Я тебя для чего поставил? Чтобы ты наблюдал за улицей. А он гайкой мне прямо в глаз. – Телепалов потрогал веко. Радости ему это не принесло. – В общем, так, – сказал он сурово. – Через полчаса начинаем. Если я мемекаю по-козлиному, значит, все удачно и зебра наша. А услышишь, что я мычу, как корова... Хотя, думаю, до этого не дойдет. Все, стой тихо и жди моего сигнала.
 
   Юсуп сидел на прохладном камне и смотрел в небесную глубину. Ему нравилось наблюдать за звездами и по яркости угадывать их характер. Одни звезды были хитрые, как Гришка из «Крымпродуктов», торгующий прокисшим вином; другие добрые, как бабушкины глаза; третьи строгие; четвертые – глупые. Между созвездиями Осла и Барана пульсировала звездочка самолета. Юсуп долго глядел ей вслед и прислушивался к самолетному гулу. Когда голос самолета замолк, он увидел, как от темных подсолнухов, что росли вдоль Геркиного забора, вроде бы отделилась тень. По привычке опережать события, Юсуп выколупал из мягкой земли какую-то случайную шестеренку и метнул ее, не глядя, в ту сторону.
   Нервно щелкая на ходу зажигалкой, из подсолнухов выскочил Телепалов. Жирный шестигранный синяк украшал его левый глаз. Под правым расплывался другой, побледнее, но зато с зубчиками.
   – Идиоты! – рычал он шепотом. – Я вам что, мишень в тире? Один гайкой, теперь – ты шестеренкой. Всех ур о ю, к едрене фене! В общем, так... – Телепалов присел на корточки и стал коротко объяснять Юсупу, что от него, идиота, требуется.
 
   Японец лежал в траве и от скуки подбрасывал на ладони шишку от железной кровати. Пели невидимые цикады, легкие летучие мыши призраками летали над головой, охотясь за прозрачными мотыльками. Что-то зашуршало в кустах. Рука отреагировала мгновенно. Шишка, как маленькая торпеда, стремительно рванулась на звук. Результатом было долгое эхо – от удара железной шишкой по кумполу телепаловской головы, к счастью для ее обладателя смягченного слоем кожи.
 
   Коза Бахана, с детства привычная к темноте, стояла тихо в дальнем конце сарайчика и терпеливо ждала похитителей. Еще какой-нибудь час назад на этом месте располагалась Чуня. Теперь она была далеко, пробиралась ночными тропами вместе с Геркой и верным Баханиным другом (и, по совместительству, пастухом) Васильевым Кожаные Штаны в дедушкину пещеру. Коза жевала сладкий пучок соломы и думала свою козью думу. На голове у нее был пробковый тропический шлем, наследие французских колониалистов, с надписью на языке моси «Свободу народам Африки!». Шлем прислал Герке папа, так же, как и зебру, на день рождения. Вы спросите: зачем козе шлем? Затем, чтобы замаскировать рога – у зебры ведь рогов не бывает. Что касается всего остального – роста, веса, наличия копыт и хвоста, – здесь у Чуни и у Баханы сходство было практически полное. Как, а вымя? – заметят ехидно скептики. А что вымя? Вымя у козы сзади, в отличие от тех же рогов. Его поэтому и прятать не обязательно.
   Внутренние козьи часы отмерили половину первого, когда мирную тишину ночи нарушил подозрительный звук. Кто-то нервно переминался за дверью. Человек, определила коза по запаху. Мужчина, рост метр восемьдесят, усатый, носит сабо на босу ногу и шорты, переделанные из старых джинсов. Курит «Мальборо» ростовского производства, изготовленные из табачных отходов с добавлением древесной трухи.
   К звуку первому добавился новый. Этот шел уже откуда-то сверху и похож был на голос ветра, играющего с воздушным змеем или с белым самолетным крылом.
   Далее произошло вот что. Тот мужчина, что метр восемьдесят, задышал вдруг, как лев в неволе, почуявший мучителя-дрессировщика. Тихий скрип его мексиканских сабо стал теперь откровенно злобным. Голос ветра, идущий сверху, тоже изменил тон. Он сделался надрывным, пугающим. «Я ужас, летящий на крыльях ночи! Я Бэтмен, я – инкарнация капитана Крюка!» – казалось, говорил он.
   Бахана, уж на что птица стреляная и лишенная каких-либо суеверий, и то опустила хвост и перекрестила себя правым копытом.
   – Какая встреча! – грозно зашептали снаружи. – Неужели это господин Телепалов? Совершаете ночной моцион? Странные, однако, места выбираете вы для своих прогулок.
   – Какие надо, такие и выбираю, – отвечал на это курильщик «Мальборо». – Интересно, а что делаете здесь вы, господин Чучельщик?
   – Да вот, пролетал мимо, смотрю – рожа вроде знакомая. Дай, думаю, спущусь, поздороваюсь.
   – Поздоровался – вот и лети себе дальше. – Метр восемьдесят с «вы» перешел на «ты».
   – Почему же сразу «лети»? А поговорить?
   – Не о чем мне с тобой говорить, Чучельщик.
   – «Не о чем»? Почему не о чем. Например, я очень интересуюсь, что же такого ценного хранится в этом скромном сарайчике, ради чего ты, Телепалов, вместо того, чтобы мирно обсчитывать в кафе посетителей, тайно ошиваешься здесь, как какой-нибудь конокрад с серьгой?
   – Конокрад? С серьгой? Не знаю никаких конокрадов.
   – Не притворяйся, Телепалов. Ты пришел сюда за Геркиной зеброй. Только ты ее – хи-хи – не получишь. Это говорю тебе я, ужас, летящий на крыльях ночи, Бэтмен, властелин воздуха, инкарнация капитана Крюка, короче – я, Люлькин.
   Послышались шум борьбы и звук перекатывающихся по земле тел. До ушей козы долетали хриплые обрывки двух яростно спорящих голосов.
   – Ужо я тебе покажу, гадине, что значит «сохранить молодняк от ленточно-глистной болезни»! – хрипел один.
   – В кругу друзей не щелкай клювом, – хрипел другой, хрустя при этом пуговицей с чужой рубашки.
   Голоса то делались громче, то на время исчезали совсем, будто скрытый в ночи звукооператор менял по ходу действия звук. Эти странные перепады громкости объяснялись довольно просто: когда мутузящие друг друга Люлькин и Телепалов откатывались далеко от сарая, соответственно, затихал и звук; наоборот, голоса усиливались, когда сцепившиеся в схватке противники подкатывались к сараю ближе.
   – Я сильный, я в детстве стаканы ел, – нервным шепотом пугал Телепалов.
   – Слон ты бурый, а не акула криминального бизнеса, – равнодушно отвечал ему Люлькин.
   Так они спорили и катались, катались и спорили, с каждым разом откатываясь все дальше. Бахана терпеливо ждала. В одну из затянувшихся пауз, когда спорщики в запале борьбы откатились на приличное расстояние, дверь сарая медленно отворилась, и на пороге возникли двое.
   «Вот так новость! – удивилась коза. – Знала бы, что зебры пользуются таким бешеным успехом у похитителей, обязательно родилась бы зеброй!»
 
   Руслан Борисович и маэстро Клейкельосподина, последний с секундомером в руке, лежали среди морковных грядок и зорко наблюдали за конкурентами. Они подкарауливали минуту, когда сцепившаяся на земле пара укатится достаточно далеко, чтобы можно было добежать до сарая и выкрасть оттуда зебру. Мешок для зебры они припасли заранее, автомобиль оставили на соседней улице – короче, подготовились капитально. Конечно же, появление конкурентов для них обоих было как снег на голову. Тем более что соперники оказались не какими-нибудь подзаборными жуликами. И Люлькин, и Телепалов пользовались в Богатырке авторитетом – естественно, в определенных кругах, – и драться с ними в открытую было и опасно, и неразумно. Оставалось затаиться и ждать, когда настанет подходящий момент. Наконец такой момент наступил. Перебежками, от куста к кусту, Руслан Борисович и маэстро Клейкель проникли за заветную дверь.
   В сарае было темно и сыро. Неприветливо глядели из глубины два красных немигающих глаза.
   Руслан Борисович тоскливо поежился.
   – Лева, – шепнул он компаньону на ухо, – ты когда-нибудь видел, чтобы у зебры в темноте светились глаза?
   – Руся, она ж из Африки, – успокоил Руслана Борисовича маэстро Клейкель. – Там же все не как у людей.
   Коза Бахана, услышав такую глупость, зашлась мелким, ехидным смехом.
   Руслан Борисович вздрогнул от неожиданности.
   – Лева, ты когда-нибудь слышал, чтобы зебра смеялась козлиным голосом?
   – Я же говорю, что она из Африки. Где у тебя мешок? – Маэстро Клейкель принял из рук подельника мятую колючую мешковину, вытащил из кармана брюк заранее приготовленную морковку, откусил от нее кусок, чтобы зебра, не дай бог, не подумала, что ее собираются отравить, и вежливо протянул скотине.
   Коза хрумкнула для виду морковкой и подставила голову под мешок. Она не собиралась сопротивляться. Ей было интересно до чертиков, чем же кончится это опасное приключение. Бахана, по натуре авантюристка, нисколько не сомневалась в своей удаче, она знала, что в любой переделке будет обязательно победительницей. Поэтому спокойно позволила надеть на себя мешок, дала взвалить свое массивное тело на хлипкое плечо похитителя и с легким сердцем отправилась в неизвестность.
   .
    Глава 10. Сколько кильки у Кольки в кульке из кальки?
 
   Где же все это время, пока разыгрывалась трагедия у сарая, вы спросите, была супердевочка? Неужели судьба Баханы ее нисколько не волновала? Конечно же волновала – и Баханы, и Чуни, и Геркулеса. Но вы же помните рассказ про козу, про ее славные геройские подвиги. Поэтому супердевочка Уля Ляпина на этот счет была совершенно спокойна. Вместе с Геркиной бабушкой они мирно полуночничали на кухне и разговаривали о разных вещах. О погоде, об «Иванушках Интернешнл», о Герке, о ценах на простоквашу. Временами, когда шум за окном делался неприлично громким, супердевочка порывалась встать, чтобы выйти и прекратить безобразие. Но бабушка ее останавливала.
   – Они ж вам весь огород повытопчут, – говорила бабушке Уля Ляпина. – Все ваши посевы и насаждения.
   – Что ты, что ты! – успокаивала бабушка супердевочку. – Огороду моему, как сирени, от этого только лучше. Чем больше на нем мнешь и ломаешь, тем шибче все пускается в рост. Зинаиде, дочке моей, за это спасибо. Она у нас по части садоводства и огородничества самый главный специалист. Знаешь, какие чудеса они проделывают у себя на работе на Опытной плодово-ягодной станции в Старой Яйле?
   Уля Ляпина хоть и была супердевочка, но этого, конечно, не знала.
   – Возьми, к примеру, сорт огурцов – называется «богатырские незатаптываемые». По ним стадо быков прогонят, а огурцам от этого хоть бы что – ни на одном даже малюсенькой трещины. А помидоры? Сорт «дамские пальчики Присивашья» – может, слышала?
   Супердевочка про такие не слышала.
   – Помидоры эти мнутся, как пластилин. Какую им придашь форму, так они и выглядят на столе. Можно в виде головы поэта Есенина, можно в форме утюга или куклы Барби. Просто чудо, а не помидоры!
   – Зд о рово! – удивленно воскликнула супердевочка. – А сейчас Геркина мама где?
   – Где ж ей быть? У себя на Опытной станции. Сегодня ночью должны поспеть первые яблоки нового сорта «рубиновая звезда». Каждое такое яблоко продлевает жизнь человека в среднем на десять дней. Вот и прикинь теперь, сколько надо съесть этих яблок, чтобы дожить до двадцать третьего века.
 
   Когда козий ехидный смех достиг ушей стоявшего на посту Мыколы, тот спал по-лошадиному, стоя. В сонном мозгу несовершеннолетнего помощника Телепалова хрипло, как на довоенной пластинке, пропел грубый гробовой голос: «Если я мемекаю по-козлиному, значит, все удачно и зебра наша».
   Мыкола моментально проснулся, быстро протер глаза – заметая у себя на лице преступные отпечатки сна, – и, насвистывая про с о ски и папироски, двинулся прямиком к сараю.
   Что-то шумное протопало рядом, но чернильная небесная туча, набежавшая ровно в эту минуту на созвездия Осла и Барана, не позволила разглядеть Мыколе двух крадущихся в кустах человек. Первый шел налегке, припрыгивая. Второй двигался тяжело, с одышкой. Он волок на худом плече колючий большой мешок с подозрительно выпирающими наружу круглыми раздвоенными копытами.
   На площадке перед дверью сарая уже терлись Юсуп с Японцем. Они хмуро пялились друг на друга и украдкой почесывали кулаки. Увидев перед собой Мыколу, предводители двух враждующих гоп-компаний так же хмуро ему кивнули и сплюнули, не разжимая зубов. Объединившиеся в непрочный союз против будущего правителя Африки и закопавшие по этому случаю священный топор войны, они могли только плевками и взглядами выражать свое отношение друг к другу. Телепалова вместе с ними не было.
   Мыкола посмотрел на сарай.
   «Должно быть, начальник там». Мыкола шершавым ухом приложился к дощатой двери.
   Одновременно оба его союзника проделали тоже самое.
   – А ну, детушки-щукенятушки, – раздался вдруг грохочущий бас, – признавайтесь, какого олуха вы околачиваетесь возле чужих сараев?
   Мыкола и Японец с Юсупом на окрик отреагировали мгновенно. Они дернулись в попытке сбежать, но тяжелая пятерня Люлькина одним махом сграбастала всех троих.
   – Бежать? – рассмеялся Люлькин. – От меня, властелина воздуха, Бэтмена, инкарнации железного капитана Крюка? – Смех его ледяными иглами сыпался на обалдевшую троицу, оставляя на их неокрепшей коже мелкие пупырышки страха. – Повторяю последний раз: если вы сейчас же не скажете, кто вас сюда послал, я завяжу ваши уши бантиком и подвешу всех на этой вот груше! – Он кивнул на старое дерево, росшее впритирку к сараю.
   – Мы чего, мы – ничего, – плаксиво заканючил Мыкола. – Так, стоим, загадки загадываем, а тут вы нам в наши уши кричите.
   – И какие же это, интересно, загадки? Сколько кильки у Кольки в кульке из кальки?...
   Договорить властелин воздуха не успел. Он был обдан вонючим дымом смертоносной телепаловской сигареты и тут же получил удар ниже печени с повтором в область среднего уха.
   – Я их сюда послал. – Телепалов стряхнул пепел на Люлькина, рухнувшего от ударов ему под ноги. – Это моя группа поддержки. Так что надевай свои куриные крылышки и вали отсюда на все четыре, ужас, летящий на крыльях ночи! А про зебру забудь.
   Люлькин, обидно всхлюпывая, уполз за помидорные грядки. Через секунду тень его дельтаплана промелькнула среди холодных звезд и исчезла в небесной выси.
   – Один-ноль в нашу пользу. – Телепалов радостно потирал руки. В стеклах его темных очков, надетых, чтобы скрыть синяки, прыгали веселые чертики. – Как говаривал лучший друг моего трудного детства Бова Киевский, каждый рубль, не доложенный в свой карман, работает на карман противника. Мыкола, доставай хлеб.
   Телепалов распахнул дверь и стал тыкать в темноту хлебом, причмокивая и пуская слюни, чтобы выманить из сарая зебру. Но зебра не желала выманиваться. Зебры в сарае не было. Зебра была далеко, в пещере за Чертовым водопадом. А героическая коза Бахана, ее четвероногий дублер, подремывала на заднем сиденье в кабине антикварного «москвича», едущего по ночной Богатырке.
   Когда до несостоявшегося похитителя дошла эта обидная истина – то, что Чуни в сарае нет, – он с досады запустил хлебом в первого, кто попался под руку. Жертвой оказался Японец.
   – Знаю! – заорал вдруг Японец, выковыривая из уха мякиш. – Зебру, как сестру Молдера, похитили инопланетяне!
   За их спинами послышался новый голос. Это была бабушка Геркулеса, вооруженная корявым шестом с секатором для подрезки веток.
   – Тише, вы, большеротые! – приказала она галдящей четверке. – Ишь, ироды, раскричались! А ну, брысь с нашего огорода!
 
    Глава 11. Новые приключения козы Баханы
 
   Фотограф Гоблин с козой в мешке ввалился в темную прихожую своего дома. Маэстро Клейкель шел за ним следом, подсчитывая на пальцах прибыль. Дело в том, что, пока они ехали, голову расчетливого маэстролейкель Клейкель посетила гениальная мысль.
   «Какого черта, – подумал он, – отдавать Омохундроедову зебру по ушестеренной цене, когда можно очень даже легко отдать ее, ну, скажем, по усемеренной. Или даже увосьмеренной. А поэтому, – мысль его продолжала творчески развиваться, – поедем-ка мы сейчас не к профессору, поедем-ка мы сейчас к Руслану Борисовичу домой. Можно, конечно, позвонить профессору из машины, но зачем тратиться на дорогую мобильную связь, когда у Гоблина дома есть простой телефон».
   Чем дальше антикварный «москвич» маэстро удалялся от места похищения зебры (козы, конечно, но похитители про это не знали), тем больше возрастали потребности машиновладельца. Когда они въезжали в ворота приусадебного участка Руслана Борисовича, цена за зебру выросла уже в одиннадцать раз.
   – Ну что, так и будем впотьмах головами о мебель биться? – недовольно буркнул маэстро Клейкель, порушив ненароком в прихожей какой-то колченогий предмет. – Свет зажги, мне срочно нужно сделать один важный звонок.
   Щелкнул выключатель, и в прихожей зажегся свет.
   Лучше б он не зажигался совсем или перегорела б лампочка, потому что увиденная горе-похитителями картина в дрожь не бросила бы только покойника.
   – К-к-козел! – запинаясь, крикнул маэстро Клейкель, увидев улыбающуюся ему из мешка простодушную козью морду.
   Морда тут же из простодушной сделалась разбойничьей, хмурой. Улыбка с нее сошла.
   – За козла ответишь! – угрюмо произнесла Бахана одну из немногих человеческих фраз, которые знала, сбросила с себя маскировочный тропический шлем и плюнула маэстро на его фирменный костюм от Версаче, купленный за четыре гривны прошлым летом в Сочи на барахолке. Костюм мгновенно из цвета беж сделался дерюжного цвета.
   – Руся! – крикнул маэстро Клейкель фанерному фотографу Гоблину. – Эта сволочь в меня плюется! Сделай что-нибудь, ты же в доме хозяин!
   – Ничего себе приключение! – ошарашенно произнес ничего не понимающий фанерный фотограф Гоблин. – И это вот рогатое чучело тянет на миллион евро?
   – Оборотень! – крикнул маэстро Клейкель и неистово стал крестить себя левой и правой руками одновременно. – Никакая она не зебра. И папаша у этого Геркулеса никакой не папаша, а африканский колдун. И сам он...
   Тут Бахана проблеяла троекратный козий боевой клич и заняла позицию для атаки. Ее правый, боевой, рог нацелился обидчику Клейкелю в главную болевую точку в районе коленной чашечки.