Седого Варяг знал по знаменитой Раифской малолетке, что находится неподалеку от Казани. Если Варяг свой первый срок отбывал за драку, то Седой уже тогда был опытным карманником и имел твердые понятия о воровской чести. Он никогда бы не стал красть деньги у своего товарища, справедливо называя такой поступок «крысятничеством», но зато без всякого смущения мог вытянуть кошелек у зазевавшейся старухи. Его покровителями были опытные известные воры, и на малолетке он имел репутацию справедливого пацана. Воспитанники всегда привлекали его на роль третейского судьи для разрешения споров.
   Варяг вспомнил далекую малолетку. В те годы, когда он отбывал срок, молодняк попался особенно крепким и выделиться из общей массы могли только незаурядные личности. Седой был одним из таких.
   Позже многие из воспитанников тех лет стали ворами в законе и положенцами и в воровской элите России пользовались значительным авторитетом. Они представляли собой серьезную силу – с ними невозможно было не считаться. Раифская обитель сумела развить у каждого чувство землячества, которое сродни дворовому патриотизму.
   Даже отсидев срок, они не терялись и держались друг друга как бывшие подельники. Если кто-то попадал в места заключения, то ему отсылали грев и писали коротенькие письма-малявы, которые могли подбодрить куда лучше, чем стакан водки. А на российских сходняках они составляли крепкую фракцию, которую остальные воры не без иронии прозвали «большевиками». Раифские являлись максималистами во всем – среди них были самые стойкие отрицалы, самые правильные воры и очень сильные смотрящие.
   Возможно, образованию раифского братства способствовал и тот изумительный северный край, где находилась колония, – хвойный лес с могучими соснами в два обхвата. Свою роль сыграло, видимо, и то обстоятельство, что тюрьму разместили в северной половине мужского монастыря. Настоятеля и монахов совсем не тяготило такое соседство. И, если бы не знать, что за высокими монастырскими стенами осужденные, можно было бы предположить, что это заведение готовит будущих служителей церкви.
   Начальник колонии хотя и не был верующим, также одобрял близость духовенства и, по возможности, помогал монастырю всем, чем мог. Он откровенно говорил, что грех всегда идет рука об руку со святостью и лучшего места для церкви, чем территория колонии, отыскать невозможно. А воспитанники, в благодарность за отпущение грехов, чистили помещения собора и мыли полы в кельях и трапезной. Исполнять послушание не стыдились даже те, кто по воровским заповедям не должен был работать вообще.
   Позже Варяг узнал, что некоторые воры действительно решили связать с Раифской обителью свою дальнейшую судьбу, приняв монашество. Настоятель монастыря, отец Феофан, совершая постриг бывших заключенных, говорил:
   – Бог, он к себе всякого допустит. Важно только, чтобы раскаяние было чистосердечным. И блудный сын, прежде чем вернулся к отцу, тоже прошел через многие испытания. Православная церковь знает примеры, когда и душегубцы становились святыми.
   В воровской среде однажды даже прошел слушок, будто и Седой был близок к тому, чтобы поменять робу воспитанника колонии на темное одеяние послушника монастыря. Но, видно, склонность к вольной жизни и дух воровской романтики одержали верх над позывами души.
   После выхода из колонии Седой примкнул к законникам старой формации, и скоро блатной мир заговорил о нем как о воре с пониманием. Седой действительно был правильным вором, и даже после того, как сходняк утвердил его законным, он никогда не злоупотреблял своим авторитетом, старался быть справедливым судьей и нигде не искал личной выгоды. Он отказывался иметь собственную квартиру, утверждая, что настоящему законному она ни к чему, а комнатушки, в которых ютился, напоминали своей аскетичностью монашеские кельи. Как и всякий вор в законе, он жил за счет общака, но всегда брал по минимуму и никогда не выторговывал себе большего. А если нуждался в деньгах, то шел на улицу и, как обыкновенный карманник, вытаскивал кошельки.
   Часть своих денег он передавал в детдом, где прошло его суровое детство. Этот факт он тщательно скрывал, а воры, зная о самолюбивом характере Седого, никогда не расспрашивали его об этом. Порой во время квартирных краж он прихватывал понравившиеся игрушки, и подельники с недоумением поглядывали на законного, запихивавшего плюшевых медвежат в сумку. Конечно, своей бескомпромиссностью и неустанной борьбой за чистоту воровских рядов он сумел нажить себе немало недоброжелателей. Однако по-другому Седой жить не мог. Он ничего не делал вполовину, и если бы стал монахом, то, вне всякого сомнения, сумел бы сравняться с самыми великими аскетами церкви. Будучи строгим к себе, Седой был требователен и к окружающим.
   Особенно суров Седой был к молодым бандитам, нарушавшим механизм пополнения общака, отлаженный не одним поколением воров, и вместо спокойной жизни навязывавшим свои порядки, основанные на разрушении и беспричинном насилии.
   Варяг вспомнил случай, когда одна залетная банда из Сибири попыталась обложить данью популярное кафе на Арбате. Они беспардонно вторглись на территорию, контролируемую Седым. Получив отказ от фирмачей, не пожелавших вести разговор с новой «крышей», беспредельщики изуродовали директора, а двоих его замов избили до полусмерти. Седому понадобилось только три часа, чтобы выяснить о «сибиряках» все. Они успели наследить по всей Москве – за ними был десяток ограблений в разных районах, четыре убийства и множество нелестных отзывов в адрес воров в законе. Седой дал приказ на отстрел, который тут же был приведен в исполнение.
   Последнее время по решению сходняка Седой курировал малолетки, и значительная часть общака, по его личной инициативе, уходила к ним в колонии.
   Седого не стало. Когда минует сорок дней, его мятежная душа успокоится и отправится на божий суд, а на могиле убиенного новый претендент на воровскую корону произнесет клятву.
   Варяг закрыл глаза и вспомнил слова, произнесенные им более десяти лет назад в далеком Заполярье, у могилы легендарного вора по кличке Фотон: «…Клянусь приблизиться своими делами к тебе…»
   Сумел ли? Мир сделался совсем другим, и как повел бы себя в нем почивший идеолог воровского братства?
   Телефонный звонок прервал его воспоминания. Варяг взял трубку.
   – Слушаю.
   – Не потревожил, Варяг? – Это был Сивый.
   – Я тебя слушаю, – спокойно произнес Варяг.
   – Все получилось как нельзя лучше. Думаю, горячий привет понравится твоему приятелю.
   – Хорошо, – отозвался Варяг, – будешь нужен, я тебе позвоню. – И он аккуратно положил трубку на рычаг.

Глава 13

   Минут через десять Варяг достал радиотелефон и набрал номер дона Монтиссори.
   – Да! – услышал он резкий мужской голос.
   – Мистер Монтиссори!
   – Да, черт возьми! Кто это?
   – Вам передали от меня привет?
   Последовала пауза, а потом дона прорвало:
   – Это вы?! Ваш привет разрушил половину моего дома, а кто будет возмещать мне убытки? И зачем вам было взрывать автозаправку с гостиницей?!
   – Не будем мелочиться, уважаемый. Если потребуется, я могу отремонтировать ваш дом, а если мы договоримся, восстановлю гостиницу с автозаправкой. Давайте лучше поговорим о главном.
   – Что вы хотите? – после паузы спросил Монтиссори.
   – Я бы хотел быть вашим компаньоном, потому для начала прошу самую малость – четвертую часть.
   – Да вы сошли с ума! Ведь это огромные деньги. Прежде чем войти в дело, вы должны оплатить расходы.
   – Я согласен оплатить расходы, а за те деньги, которые вложу, мы можем расширить наш бизнес.
   – Мне нужно подумать и посоветоваться.
   – Да, конечно! Это ваше право. Но это еще не весь разговор, мистер Монтиссори. Часть моих денег уже вложена в ваше предприятие.
   – Это каким же образом?
   – А девочки, поступающие к вам ежегодно из России? Разве они ничего не стоят? Все притоны Америки забиты русскими красавицами. А еще я слышал, что самые лучшие танцовщицы в ваших стриптиз-клубах – тоже из России.
   Это была правда. В России умели танцевать не только «Лебединое озеро». Блестящие танцовщицы выступали не только на знаменитых сценах, но и на столах ночных баров. В последний год цены на билеты в американских стриптиз-клубах выросли именно благодаря русским плясуньям. Возможно, американцам надоели толстозадые негритянки и плоскогрудые филиппинки. В русских девушках их привлекали целомудренность Белоснежки и порочность Мессалины. Противоположности удачно соседствовали, что добавляло танцу особую пикантность, сравнимую разве что с острым кетчупом, которым приправляют пресный гарнир.
   Видно, в России они прошли отменную школу и могли не только красиво стягивать с себя лифчики и трусы, но так же изящно передвигаться по сцене. Впрочем, русские женщины изобретательны не только на подиуме. С полным правом их можно называть кудесницами спален, и дон Монтиссори не однажды убеждался в этом.
   Каждая такая девушка могла бы обойтись дону Монтиссори очень дорого, и он был несказанно рад, что именно ему за бесценок удалось вывезти из России такой отменный товар. Но, мама мия, кто бы мог подумать, что это был всего лишь аванс, а окончательный счет ему будет выставлен сегодня по телефону.
   – Я не плачу за одну и ту же операцию дважды. Этот вопрос я уже обсудил с русскими коллегами из Москвы.
   – Наш разговор меняется в лучшую сторону. Мы и есть те самые русские коллеги из Москвы. Наши девочки уже успели вам принести десятки миллионов долларов, а вы не желаете поделиться с нами даже небольшой частью. Разве это справедливо, мистер Монтиссори? А еще у меня имеется информация, что своим московским компаньонам вы так и не выплатили обещанной суммы. Вы нарушаете контракт, дон Монтиссори.
   – Что вы этим хотите сказать?
   – А вот что, мистер Монтиссори. Каждый год вы должны были перечислять десять процентов от своей прибыли. Прошло уже три года, а ваши русские коллеги не получили ни цента.
   – С вами, русскими, очень трудно работать. Человека, с которым я заключил договор, уже давно нет. Куда мне пересылать деньги?
   – Вы говорите о мистере Щербатове? Но ведь он вам оставил реквизиты банков, куда следует делать перечисления. Разве не так?.. Поверьте, мистер Монтиссори, вы очень нехорошо поступили. Нам придется пересмотреть свои проценты.
   – Что вы этим хотите сказать?!
   – Я бы хотел получить с вас двойной должок.
   – Какой еще двойной должок?
   – Не надо нервничать, мистер Монтиссори.
   Монтиссори догадывался, что взрыв на автозаправке и уничтожение гостиничного комплекса – это не последняя акция русских. Он посмотрел на окно – вместо стекол увидел черноту двора и кусок развороченной стены. На улице мигали полицейские маячки, а у виллы собралась толпа любопытных.
   – Хорошо, уважаемый. Вижу, вы хотите обсудить условия нашего совместного бизнеса при личной встрече. Я готов.
   Варягу не понравился тон, каким была произнесена последняя фраза, однако он спокойно ответил:
   – Вот это деловой разговор. Это вселяет надежды. Но еще вот что, мистер Монтиссори, я знаю о том, что вы имеете странную привычку устранять своих деловых партнеров, и поэтому я буду вынужден принять кое-какие контрмеры. Не буду скрывать от вас – на встречу я приду не один, и если что-то случится хотя бы с одним из моих людей, то в следующий раз вы можете лишиться не только своего лимузина. Кажется, это был подарок вашего сына?
   – Мистер… как там ваше имя?
   – Думаю, у нас с вами еще будет время, чтобы познакомиться друг с другом поближе.
   – Я очень буду рад нашему знакомству. И где же мы с вами увидимся?
   И снова Варягу не понравились интонации в голосе дона Монтиссори.
   – Вы хорошо знаете город? – спросил он.
   – Если бы не эти мелкие неприятности, то я бы расхохотался. Вы спрашиваете об этом у человека, который родился в этом городе и провел здесь всю жизнь!
   – Извините, мистер Монтиссори, если я вас нечаянно обидел. Мне бы хотелось с вами встретиться недалеко от парка, где вы мечтаете приобрести земли. Кажется, этот уголок называется «Маленький залив». Я не ошибся?
   – Нет, не ошиблись.
   – Тогда до завтра, мистер Монтиссори. Я буду ждать вас в семь часов вечера.
   – С нетерпением жду нашей встречи, мистер русский. Не знаю вашего имени.

Глава 14

   Семья Альберто Монтиссори изначально не принадлежала к известным мафиозным кланам. Все, что Альберто сумел создать, следовало отнести на счет его личных качеств. Но он всегда завидовал потомственным сицилийским мафиози, славившимся своими традициями и сильной клановостью, где титул «дон» передавался от отца к сыну. То, что одним давалось по праву рождения, ему приходилось завоевывать силой. Может быть, поэтому многие его сверстники вырастали беззубыми и мягкотелыми, в то время как Альберто Монтиссори с мальчишеского возраста закаляла сама жизнь.
   В двенадцать лет он начал работать на Грациани – помогал его парням доставлять наркотики в нелегальные притоны. У него завелись неплохие деньжата, и он стал задумываться о будущем бизнесе, откладывая в месяц по двести долларов. А уже через два года он прослыл среди сверстников богачом и стал давать деньги под хорошие проценты. В шестнадцать лет его уже нельзя было удивить никакими удовольствиями жизни: он попробовал все – виски, кокаин, женщин. Для настоящего лидера он имел все качества – обаяние, ум, смелость, а также благосклонность девушек, которые интуитивно чувствовали в нагловатом смекалистом подростке будущего могучего и уверенного в себе самца. К семнадцати годам он верховодил в среде ровесников, почтительно называвших его уже тогда «дон Альберто».
   Альберто Монтиссори всегда хотел быть богатым и, поглядывая на огромные особняки и роскошные лимузины, видел себя в мечтах таким же состоятельным и влиятельным, как их владельцы. Некоторое время он преданно служил дону Грациани, но, взрослея, стал понимать, что путь к благосостоянию лежит далеко от этого дома. Самое большее, на что он может рассчитывать в семье Грациани, так это стать личным шофером стареющего дона, с утра до вечера открывая тому дверцу автомобиля. Клан Грациани всегда был силен традициями. И одна из главных заповедей клана гласила: не допускать в руководство чужаков. А многочисленных дальних родственников всегда использовали как бессловесную «пехоту», готовую умереть за интересы семьи.
   В восемнадцать лет Альберто Монтиссори осознал, что созрел для серьезных дел, и, раздобыв плохонький, дающий осечки «вальтер», решил отобрать выручку у хозяина одного местного бара. Револьвер, наставленный в грудь старика, заставил того вспомнить все молитвы, и он все поминал Деву Марию и Христа, когда Альберто суетливо вытаскивал из кассы дребезжавшую мелочь. Этих денег с трудом хватило на то, чтобы купить новый костюм и кожаные ботинки. Однако Альберто успел отведать плод всесилия и безнаказанности и уже через месяц, подговорив двух приятелей, совершил ограбление солидного магазина в центре города.
   К этой своей операции Альберто готовился уже с тщательностью профессионального налетчика. В течение нескольких дней он внимательно наблюдал, а через неделю знал о супермаркете почти все. Магазин открывался довольно рано, в семь утра, и продолжал работать до десяти вечера. Ровно в полдень супермаркет покидали все продавцы, и хозяин запирал его на обед. А уже через пять минут в дверь негромко стучала молодая симпатичная китаянка, работавшая официанткой в соседнем ресторане. Это была любовница хозяина магазина – крупного мужчины лет сорока пяти. Он провожал ее в кабинет, поддерживая за локоть, и по понятным причинам не отпускал сорок минут. Ровно в час супермаркет возобновлял работу.
   Магазин был оборудован современной сигнализацией, которая отключалась в семь утра и включалась в десять вечера. О том, чтобы совершить ограбление ночью, не могло быть и речи. В течение дня, когда там полно посетителей, тоже чрезвычайно рискованно. Наиболее благоприятное время, решил Монтиссори, обеденный перерыв, когда в магазине остается только хозяин.
   Нужно лишь подобрать ключи к двери. Для этого дела он привлек одного из своих друзей, занимавшегося квартирными кражами. Все свое свободное время тот изучал системы замков и самый сложный мог открыть за пару минут.
   Переодевшись в спецодежду, в десять минут первого они подогнали к магазину автофургон. Их ждал приятный сюрприз – дверь в супермаркет оказалась незапертой, а только припертой изнутри стулом. Войдя в магазин, все трое натянули на головы чулки. Один остался дежурить у двери, а с другим Монтиссори пошел на второй этаж, где находился кабинет хозяина. Еще на лестнице они услышали страстные вздохи любовников.
   Хозяин даже не услышал, как дверь распахнулась. Альберто увидел голую толстую задницу и, наставив пистолет, вежливо произнес:
   – Очень сожалею, сэр, что вынужден помешать вашему деликатному занятию, но это ограбление.
   – Какого черта… – повернулся с раскрасневшимся лицом хозяин.
   Альберто, глядя на раскинутые в стороны колени женщины, продолжал так же невозмутимо:
   – Советую не делать лишних движений, иначе в вашей голове станет на одну дырку больше. Нам нужна выручка, которую вы храните здесь, вот в этом сейфе.
   – Я все отдам… только не стреляйте.
   Получив деньги, они, не позволив любовникам одеться, привязали их к стульям и спокойно удалились.
   Теперь он был богат. На эти деньги он мог купить не только машину и дом, но и жить безбедно год-другой. И тем не менее Альберто Монтиссори поступил по-другому. На окраине города он купил небольшой ресторанчик и нанял охрану из бывших профессиональных боксеров, раз в месяц пополнявших его казну. Они делились с Монтиссори прибылью от опустошительных налетов на различные увеселительные заведения Сан-Франциско. Деньги он вкладывал в строительство игорных домов, возводил гостиничный комплекс на берегу океана, и скоро о Монтиссори заговорили как об удачливом бизнесмене.
   Дон Грациани, вспоминая службу Альберто в своем доме, предлагал молодому коллеге покровительство. Однако у честолюбивого Монтиссори были собственные планы. Он отстранил протянутую руку старика и тем самым нажил в его лице своего первого врага. С тех пор они уже не находили согласия, а стычки между «пехотой» враждующих сторон выливались порой в кровавые побоища.
   Беда была в том, что парни Альберто Монтиссори и дона Грациани любили развлекаться в одних и тех же барах, посещали одни и те же публичные дома, даже сердечные привязанности у тех и у других были одинаковые.
   Последняя стычка между молодчиками Альберто и боевиками дона Грациани произошла год назад, когда друг Монтиссори Лучано Антониони приревновал юную красотку к одному из приближенных дона Грациани и зарезал того на глазах у двух десятков свидетелей. В ответ дон Грациани велел застрелить младшего брата Лучано.
   Тогда кланы были на грани войны, и только личная встреча двух донов не позволила разрастись конфликту.
   Альберто Монтиссори не унывал, он знал, что молод, крепко держит за хвост удачу и не расстанется с капризной птицей даже в том случае, если она надумает поменять оперение. Молодой мафиози проявил недюжинные организаторские способности. Он сумел свое дело укрепить и расширить настолько, что даже самые влиятельные кланы огромного города были вынуждены считаться с могуществом Монтиссори. Неохотно потеснившись, они приняли его в свой орден.
   В двадцать четыре года Монтиссори стал самым молодым доном Сан-Франциско и Америки. Он давно ждал официального признания со стороны старейших мафиозных кланов, и когда наконец получил долгожданное послание за подписью двенадцати самых уважаемых отцов, не сумел сдержать нахлынувших чувств – почти по-свойски хлопнул по плечу представителя семей, прибывшего с радостной новостью.
   Утверждение Монтиссори доном должно было состояться в шикарнейшем ресторане города. На этот день зал был полностью выкуплен тринадцатью самыми богатыми, а возможно, и самыми влиятельными людьми страны. Они явились в ресторан в сопровождении телохранителей и сели за длинный стол. Последним, как того требовали неписаные законы, сел Альберто Монтиссори.
   Среди двенадцати прибывших донов присутствовал и Грациани. Альберто старался не смотреть в его сторону.
   К его удивлению, председательствующим, как старейший из присутствующих, был избран именно дон Грациани.
   Он был сдержан:
   – Мы тут между собой переговорили… За последние четыре года ты сумел сделать то, чего другой не сумел бы даже за всю свою жизнь. Ты построил несколько гостиниц и ресторанов, в твоих руках бары почти по всему побережью, ты контролируешь большую часть экспорта оружия, ты сумел набрать армию преданных бойцов, способных защитить накопленные капиталы. И это далеко не полный перечень твоих заслуг, поэтому мы решили, что, несмотря на твою молодость, ты достоин сидеть с нами за одним столом. Возьми этот золотой перстень, – протянул Грациани подарок, – отныне ты – дон!
   Альберто Монтиссори поднялся из-за стола, взял перстень и уверенно надел его на палец.
   Присутствующие негромко захлопали новоиспеченному дону. Теперь он равный среди равных, отныне даже спесивые отпрыски из сицилийских кланов должны уважительно обращаться к нему «дон». Молодость Альберто Монтиссори не мешала ему вести дела с размахом. Будучи состоятельным человеком, он мог позволить себе проявлять великодушие и щедрость: в ресторанах не подавал швейцарам меньше десяти долларов; не отказывал юнцам, когда они просились на службу. Альберто вспоминал себя семнадцатилетним, одновременно думая о том, что, оказывая молодым людям помощь, приобретет для себя в будущем верных помощников.
   Дело дона Монтиссори ширилось.
   Он устал оглядываться на некогда могущественные семейства потомков первых сицилийских эмигрантов и решил жить по собственным законам, главный из которых – подвергать сомнению былые заслуги стареющих донов.
   Там, где тридцать лет назад были открыты подпольные притоны с дешевыми проститутками, он строил ультрасовременные отели, открывал стриптиз-бары, где танцовщицы, по желанию клиента, раздевались прямо на столах.
   Там, где прежде находились букмекерские конторы, он сооружал современные казино и открывал шикарные залы с игровыми автоматами.
   На заброшенном пустыре, где враждующие мафиози устраивали перестрелки, он возвел тир для пулевой стрельбы, который имел в своем арсенале практически все виды оружия и где за хорошую плату имел право пострелять каждый желающий.
   Смеясь, Альберто Монтиссори говорил, что может выплачивать пособие всем мафиози, вышедшим на пенсию.
   Его дело скоро перестало умещаться в пределах одного города – оно множилось публичными домами и стриптиз-барами, которые теперь можно было встретить почти в каждом городке Западного побережья. Его империя разрасталась со стремительностью снежной лавины, сорвавшейся с крутого склона. Монтиссори по всем направлениям теснил своих конкурентов, делая упор на гостиничный бизнес и туризм. Гостиницы с его именем на фасаде можно было увидеть во многих странах Европы и Азии.
   Торговля наркотиками также становилась одной из статей его дохода. Он чувствовал себя по-настоящему могущественным. А потому, когда ему позвонил русский мистер, Альберто воспринял его угрозу едва ли не как комедийный розыгрыш. Кто бы мог подумать, что все окажется настолько реальным.

Глава 15

   Монтиссори подошел к окну. В центре двора, завалившись на развороченный бок, лежал некогда роскошный лимузин, первый настоящий подарок старшего сына.
   – Мистер Монтиссори, – услышал он за спиной тихий, вкрадчивый голос.
   Монтиссори обернулся и увидел в дверях шефа полиции Рона Вуда.
   – Я слушаю вас.
   – Нам бы хотелось получить кое-какие объяснения. Если вас не затруднит, расскажите, пожалуйста, что все-таки произошло у вас во дворе?
 
   Между доном Монтиссори и шефом полиции уже давно шла скрытая война. Это никак не выражалось во время их случайных встреч. Каждый старался всегда одарить другого изумительной улыбкой.
   Рон Вуд принадлежал к той породе полицейских, которые даже в маленьком проступке обывателя видят угрозу национальным интересам. Он был по-детски честен, непреклонен даже в малом, а задобрить его подношениями было так же безнадежно, как пробираться по тоненькой жердочке через бездонную пропасть.
   Рон Вуд знал о Монтиссори почти все. Он прекрасно был осведомлен о том, что Альберто Монтиссори – один из влиятельнейших заправил игорного бизнеса. От него не укрылось и то, что дон контролирует большую часть наркотиков, поступающих через морские ворота, а в притонах Сан-Франциско и Лос-Анджелеса он полноправный властелин. Вуд с превеликим удовольствием защелкнул бы на запястьях Монтиссори металлические браслеты, но он оставался недосягаем. И, в общем-то, в его отсутствие неуправляемая армия головорезов могла натворить такого, что потом и за год не расхлебаешь.
   Через своего осведомителя шеф полиции знал, например, что послезавтра в порт прибудет корабль из Колумбии, трюмы которого заполнены ящиками с апельсинами. В одном из контейнеров с фруктами будет припрятана сотня-другая фунтов чистейшего кокаина. Вуд не тешил себя надеждой, что за наркотиками явится сам Альберто Монтиссори, однако был уверен: в ближайшую неделю сумеет доставить ему немало беспокойных минут.