Далматинец подбежал к хозяину и ткнулся ему в ладонь мокрым носом. Затем покосился на незнакомцев и нерешительно вильнул хвостом.
   – Это друзья, малыш, – сообщил псу Белкин. – Будь с ними поласковее.
   Далматинец словно только и ждал этих слов. Он подошел к отцу Андрею и ткнулся носом ему в колени. Отец Андрей погладил пса по голове. Марго тоже хотела погладить, но далматинец предостерегающе приподнял черную губу, и она торопливо отдернула руку.
   – Хороший мальчик, – пробормотала она, натянуто улыбнувшись.
 
   Несколько минут спустя троица подошла к гастроному. Белкин был оживлен и болтал без перерыва. Было видно, что толстяк чрезвычайно рад неожиданной встрече, обещающей ему приятный вечер. Перед дверью гастронома Белкин остановился и, предостерегающе подняв палец, провозгласил:
   – Только умоляю вас, друзья, ни в коем случае не покупайте медовую с перцем! Я не смогу ее пить!
   – Почему? – поинтересовалась Марго.
   – Видите ли, моя милая, с этим связана одна неприятная история. В Средние века во Фракии существовало тайное общество мессалиан. Они заключили договор с силами ада. Их даже называли borboros – нечисть. Так вот, эти самые мессалиане в ритуальных целях пожирали младенцев. Но перед этим толкли их тела в ступе, перемешивая с перцем и медом.
   Марго передернула плечами.
   – Умеете вы подбодрить человека, – с досадой сказала она. – Только про салат ничего не рассказывайте, иначе сегодня вечером я останусь голодной. Водку-то вы хоть пьете?
   – Водку – да, – улыбнулся Белкин. – Если вы не против, я постою здесь, – добавил он. – С собакой в магазин не пускают.
   Марго и отец Андрей скрылись в гастрономе, а Белкин остался снаружи. Он стоял в рассеянной задумчивости. Пятнистая собака сидела рядом с ним, неподвижная и спокойная, как сфинкс. Влажный вечерний город был ярко освещен рыжими фонарями. Снова начал накрапывать дождь. Мимо, щупая мокрую дорогу фарами и надсадно гудя, проезжали машины. В воздухе пахло бензином, мокрыми листьями и прибитой пылью. Ярко сверкали вывески баров и магазинов.
   – Москва, Москва… – пробормотал Белкин, провожая рассеянным взглядом пробегающие машины. – И куда же ты мчишься, дорогая?
   Наконец с покупками в руках появились Марго и дьякон. Лицо Белкина просветлело, и он шагнул им навстречу.
* * *
   Квартирка у историка Белкина оказалась небольшой, но уютной. На выцветших бежевых обоях висели картины и гравюры в изящных багетах. В углу маленькой гостиной стоял торшер на витой бронзовой ножке. Стеллажи, занимавшие одну из стен, были полностью уставлены книгами. Тут же стояли фотографии – в основном черно-белые, старые, в деревянных дешевых рамках. Сквозь стекла благостно и спокойно взирали на мир лица родственников и друзей доцента, многих из которых, по всей вероятности, уже не было в живых. Несмотря на идеальный порядок, а может – благодаря ему, комната имела какой-то странный, неживой и нежилой вид.
   Показав гостям комнату, Белкин увлек их на кухню. По всему было видно, что в последние годы кухня стала самым обитаемым местом в квартире. Возле мусорного ведра, приютившегося в углу, выстроились разнокалиберные бутылки, как потрепанный отряд ополченцев, проигравших бой и сдавшихся на милость врагу.
   Белкин перехватил взгляд Марго, слегка порозовел и заговорил быстрым, сбивающимся голосом, суетливо размахивая руками:
   – Друзья мои, устраивайтесь поудобнее и не обращайте внимания на бардак. Особенно вы, Марго. Могу себе представить, какое омерзение вызывают у вас эти litora castis inimical puellis![2] С вашего позволения, я на пять минут отлучусь. Мне нужно переодеться к ужину.
   Историк как-то нелепо хихикнул и бочком вышел из кухни.
   Марго огляделась. На кухне и в самом деле было уютно. Над столом висел оранжевый абажур с длинной бахромой. К тому же за окном шумел дождь, и от этого сидеть в теплой кухне под оранжевым абажуром было вдвойне приятно.
   Пока Белкин переодевался, Марго быстро нарезала закуску и разложила ее по тарелкам. Дьякон тем временем мелко порубил зелень и посыпал ею соленую красную рыбу. Вскоре вернулся и историк. Он был одет в строгий темно-синий костюм. В петлице пиджака красовалась китайская роза.
   – О боги, какая красота! – прогудел Белкин, увидев накрытый стол. – Воистину женские руки способны делать чудеса!
   – Перестаньте расточать комплименты, если не хотите остаться без ужина, – строго сказала ему Марго.
   Ученый приподнял брови и улыбнулся:
   – Вы не любите комплименты?
   – Только заслуженные. А разложить мясо по тарелкам способен даже… даже ваш Гектор.
   Услышав свое имя, пес, вошедший на кухню вслед за Белкиным, поднял голову и гавкнул. Марго вздрогнула, и Белкин строго сказал псу:
   – Ну? И зачем ты, хулиган, пугаешь нашу гостью? Иди, попроси прощения.
   Пес вильнул хвостом и с опущенной головой приблизился к Марго. Опасливо поглядывая на пса, она коснулась пальцами его белой, гладкой головы и сказала:
   – Хороший песик. Иди к папочке.
   Пес, однако, не спешил отходить.
   – Вы ему понравились, – с мягкой улыбкой сообщил Белкин.
   Марго пожала плечами.
   – Конечно. Он же кобель.
   Наконец сели за стол. Выпили по первой, закусили. Лицо Белкина слегка порозовело, хотя на нем по-прежнему лежала как бы печать запустения, такого же чистого и незыблемого, какое царило в гостиной.
   – А вы, отец Андрей, простите, при какой церкви служите? – поинтересовался Белкин у дьякона, ловко подхватывая вилкой кусок буженины.
   – Прислуживаю в храме святого Иоанна Предтечи, – ответил тот.
   – Как же вас на все хватает – и лекции читать, и в храме э-э… работать?
   – В храме я прислуживаю только по субботам и воскресеньям. В будни, с благословения Святейшего Патриарха, читаю лекции в университете. Занимаюсь миссионерской деятельностью. Если, конечно, это можно так назвать.
   – Отчего же нельзя? – одобрительно прогудел Белкин. – В наше дикое время без миссионеров никак. Современный человек уверен, что ежели из крана сама собой льется вода, а микроволновая печь сама печет пирожки, то и вопрос первопричины бытия решается сам собой. Однако цивилизация, даже такая развитая, как наша, не способна заменить людям Бога.
   – С развитой как раз все проблемы, – вздохнул дьякон.
   Белкин посмотрел, прищурившись, на вилку и сказал:
   – Вы правы. Люди смотрят на звездное небо и знают, что над головами у них летают не ангелы, а искусственные спутники. Человек умудрился наследить даже на Луне. Какие уж тут тайны!
   – Значит, вы разочаровались в науке? – осведомился дьякон.
   – Если считать, что я когда-то был ею очарован, то да, – с печальной улыбкой ответил Белкин.
   – По-вашему выходит, что наука вредит человечеству? – спросила Марго, посчитав, что и для нее пришло время вмешаться в разговор.
   – Телу, конечно, нет, – ответил, поворачиваясь к ней, Белкин. – Но душе – определенно.
   – Если допустить, что в теле человека действительно есть душа, – с умным видом заметила Марго.
   Белкин несколько секунд смотрел на нее в упор и лишь затем ответил:
   – Все в мире говорит о ее наличии. В несовершенном мире мы грезим о совершенстве, в конечном – о бесконечности. Откуда в конечном теле это знание бесконечного? Ведь если человек всю жизнь ест соль и никогда не пробовал сахара, то вряд ли он сможет представить себе его вкус. А мы представляем, причем вполне определенно. Мы просто отвыкли доверяться своему чутью. А ведь чутье надежнее переменчивой и избирательной памяти.
   – И все же я на стороне науки, – сказала Марго. – По крайней мере, благодаря ей я знаю, почему я не улечу в небо, как бы высоко я ни подпрыгнула.
   – И почему же? – поинтересовался доцент Белкин.
   – Потому что на меня действует земное притяжение, – веско ответила Марго.
   Белкин поднял голову, посмотрел на муху, ползающую по потолку, показал на нее толстым пальцем и сказал:
   – Хорошо, что муха об этом не знает.
   Он подмигнул дьяконул и засмеялся.
   – Да ну вас! – фыркнула Марго.
   Дьякон улыбнулся, потом взял бутылку и разлил водку по рюмкам.
   – Лейте до краев, так я скорее напьюсь! – весело сказал Белкин. – А когда я напьюсь, я буду ужасно забавен!
   После четвертой рюмки Белкин хлопнул дьякона по плечу и с воодушевлением произнес:
   – Друзья мои, как я рад, что вы заглянули ко мне на огонек! Я, видите ли, человек довольно одинокий. Нет, конечно, у меня есть дочь и так далее. Но… – Белкин вздохнул. – Должен признать, дочь заходит ко мне редко. Крайне редко. Что до жены, то мы с ней давно в разводе. Ужиться с ученым непросто. Друзья мои, давайте выпьем!
   Выпив пятую рюмку, Белкин удалился в туалет. Воспользовавшись его отсутствием, Марго тихо и слегка раздраженно проговорила дьякону на ухо:
   – Не знаю, как вы, а я ничего не понимаю. Почему Тихомиров указал на Белкина? Что этот толстяк от нас прячет?
   – Возможно, он и сам об этом не знает, – ответил отец Андрей.
   – Так что же нам делать? Не можем же мы сидеть тут до бесконечности.
   – Это не понадобится. Все разрешится само собой, нужно только немного подождать. Дайте ему выговориться. Наберитесь терпения.
 
   Седьмая рюмка окончательно развязала Белкину язык.
   – Историки похожи на составителей каталогов редких книг, – разглагольствовал он, качая перед лицом толстым пальцем. – Те описывают книги, которые в глаза не видели, получая информацию из вторых рук и полностью доверяя ей. Вот так же и историки. Дело в том, что в мире крайне мало первоисточников. При составлении летописи человечества историкам приходилось иметь дело с копиями. Допустим, сидит в монастыре какой-нибудь монах и переписывает ветхие страницы, которые буквально рассыпаются у него в руках от старости… Ну или возьмем ситуацию попроще: на странице древней рукописи монах увидел пятно, сквозь которое он кое-как разобрал изречение, которое не вяжется с его моральным уставом. А теперь скажите мне: что мешает монаху внести изменения в текст? Так сказать, добавить отсебятины! – Белкин усмехнулся и сам себе ответил: – Ни-че-го.
   – А как же совесть и ответственность перед потомками? – поинтересовалась Марго.
   – Совесть? – Белкин улыбнулся. – Наш монах – человек верующий, и совесть диктует ему изменить строчки, которые он считает крамольными или неточными, в пользу собственных религиозных убеждений.
   – И что, в истории много таких примеров?
   – Да сколько угодно! – пьяно улыбнулся Белкин.
   – А как же религиозные тексты? В них тоже есть ошибки? – усомнилась Марго.
   – А как же! Вот вы, например, знаете, что до девятнадцатого века ветхозаветный пророк Моисей изображался в Библиях рогатым? «И егда схожаше Моисей с горы – рогато бе лицо его»! – процитировал Белкин, подняв палец.
   – И кто же посмел наставить благородному старцу рога? – поинтересовалась Марго.
   – Рога ему наставили первые переводчики Ветхого Завета, – ответил Белкин. – В арамейском тексте слово «керен» означает и «луч» и «рог» одновременно. Вот они и перевели вместо «лучистого лица» – «рогатое лицо». С греческого варианта Ветхого Завета делались переводы на другие языки, в том числе на итальянский и русский. Так Моисей обзавелся симпатичными рожками и носил их несколько столетий, пока в девятнадцатом веке ученые не сверили заново текст и не лишили старца этой сомнительной привилегии.
   – Одна маленькая ошибка, и какие последствия, – задумчиво проговорила Марго.
   – Именно! А вы говорите «история»! – Белкин развязно усмехнулся. – История – дама чопорная. Она блюдет себя, как старая дева, и не спешит показывать свои морщинистые прелести первому встречному.
   Отец Андрей и Марго переглянулись.
   – Про морщинистые прелести – это вы здорово, – похвалила Марго. – Но как же тогда разобраться, где правда, а где выдумка?
   Белкин вытянул указательный палец и ткнул им себя в висок.
   – Только так и никак иначе, – сказал он.
   – Застрелиться, что ли? – удивленно вскинула брови Марго.
   Белкин засмеялся:
   – Ну почему же сразу застрелиться? Я совсем не это имел в виду. Просто, встречаясь с проблемой, нужно всегда обращаться за помощью к здравому смыслу.
   Историк подцепил вилкой кусок рыбы и сунул его в рот.
   – Для того чтобы посягнуть на общепринятую истину, нужна смелость, – изрек он, усердно работая челюстями. – И эта смелость была у профессора Тихомирова. Он не боялся осуждения со стороны академического сообщества.
   – А что, академическое сообщество может здорово попортить ученому кровь?
   – А как же! В сущности, наука – это та же религия. Адепты ортодоксальной науки не терпят ересей и готовы сжечь на костре любого, кто посягнет на «незыблемые» истины. В свое время инквизиторы так же поступали с еретиками. Конечно, я выражаюсь фигурально. Слава богу, в наше время никто никого не сжигает. Но лишиться уважения коллег, а вместе с ним и профессорской кафедры можно запросто.
   Марго ткнула под столом отца Андрея ногой.
   Отец Андрей тут же прямо спросил:
   – Владимир Иванович, о чем была последняя книга Тихомирова?
   Белкин печально усмехнулся:
   – Дорого бы я дал за то, чтобы суметь ответить на этот вопрос. Но увы… Наши пути разошлись полтора года назад, когда я на заседании кафедры поддержал противников Тихомирова. С тех пор он даже руки мне не подавал.
   Белкин горестно вздохнул и снова взялся за бутылку. Марго посмотрела, как он наливает, перевела взгляд на его раскрасневшееся лицо и вдруг сказала:
   – Владимир Иванович, знаете, о чем я подумала? А что, если переводчики не ошиблись? Что, если лицо Моисея и правда обросло ужасными рогами? Или вернее – наростами, как после ожогов. Ведь Бог явился к нему в виде горящего куста?
   Белкин поставил бутылку и удивленно посмотрел на Марго.
   – Очень мудрая мысль, – сказал он. – Свет истины способен испепелить и самого сильного духом человека. «Бога скрывают семьдесят тысяч покровов света и тьмы. И если поднять эти покровы, даже я буду истреблен!»
   Звонок в дверь заставил Марго вздрогнуть.
   Белкин нахмурил брови и положил ей руку на ладонь.
   – Не беспокойтесь, – мягко произнес он, глядя на журналистку красноватыми, блестящими от выпитого глазами. – Это, наверно, кто-нибудь из соседей. Они постоянно заходят ко мне за солью или сахаром. А взамен поливают цветы, когда меня нет дома.
   – Почему именно к вам?
   – Потому что я чудовищно запаслив.
   Белкин добродушно засмеялся, затем поднялся из-за стола и, все еще посмеиваясь, направился в прихожую.
   – По-моему, мы зря сюда притащились, – недовольно произнесла Марго, когда он вышел из кухни. – Только время впустую потратили.
   – Вечер еще не закончен, – возразил отец Андрей. – Посмотрим, что будет дальше.
   Скрипнула дверь, вслед за тем из прихожей послышались приглушенные голоса. Марго напрягла слух и услышала следующий милый диалог.
   – Ну что ты на меня злишься, душа моя? – тихо пробубнил Белкин.
   – Опять навел в дом алкашей? – ответил ему сварливый женский голос.
   – Ну зачем ты так? Ко мне зашли старые друзья. Они вполне приличные люди.
   – Приличные? А пьют за свои наличные?
   – Как тебе не стыдно!
   – Ты лучше тень свою постыди за то, что слишком черная. Ладно. На, держи. Чего смотришь, как волк на пучок редиски? Это тебе! С почты сегодня принесли. Все, мне пора. Развлекайтесь!
   – Может, посидишь с нами, душа моя?
   – Вот еще!
   Дверь захлопнулась. В коридоре послышались шаркающие шаги Белкина, а вскоре и сам он появился на пороге.
   – Соседка заходила, – сообщил историк смущенным голосом. – Вручила мне бандероль. Вот, полюбуйтесь – без обратного адреса. Принесли сегодня днем, пока я отсутствовал.
   Белкин положил сверток на стол и, не зная, что предпринять, растерянно на него уставился.
   – Может, вы посмотрите, что там? – подсказала Марго, сгорая от любопытства.
   – Что? Ах да, конечно!
   Белкин схватил сверток и попытался разорвать коричневую оберточную бумагу, однако толстые, неуклюжие пальцы профессора отказывались производить столь сложную манипуляцию.
   – Дайте сюда, – сказала Марго.
   Она в два счета справилась с оберточной бумагой и извлекла на свет божий толстую книгу в коричневом переплете.
   – Что это? – пробормотал, щуря близорукие глаза, Белкин.
   – Книга. «Словарь астронома». – Марго быстро пролистала страницы, затем посмотрела на форзац и сказала: – Здесь надпись. В стихах.
   – Надпись? – недоуменно проговорил Белкин. – Будьте добры, прочтите вслух.
   – Я не мастер читать стихи. Но раз вы просите – слушайте:
 
Года проходят. Близится конец.
На каждый гроб найдется свой жилец.
Не нужно плоть беречь – вот мой совет
(В бесстрашии большого смысла нет),
Коль бесы, а верней – полки червей
В подземных недрах лакомятся ей.
Не ад, не рай, а грусть на дне стакана…
Усмешка губ немого истукана…
 
   – И снизу подпись: «Аскольд Тихомиров 10.54», – закончила Марго.
   – Ничего не понимаю, – пробормотал Белкин. – Какой истукан? При чем здесь истукан? Смахивает на какой-то розыгрыш. Да и стишок так себе.
   – Да уж, не Шекспир, – согласилась Марго.
   Историк тяжело опустился на стул, Марго же повернулась к дьякону:
   – Что это за «десять пятьдесят четыре», как вы думаете? – тихо спросила она. – Дата?.. Но таких дат не бывает. Что же это все значит?
   Отец Андрей подумал и ответил:
   – Вы правы, это дата. А вернее – год. Тысяча пятьдесят четвертый.
   Белкин качнул косматой головой, нахмурился и с усилием потер пальцами красный, складчатый лоб.
   – Чертовщина какая-то, – пробормотал он, стараясь задержать и собрать в кучу стремительно разбегающиеся мысли. – Зачем Аскольд прислал мне эту книгу? Я полтора года с ним не разговаривал и вдруг – книга. Как вы думаете, друзья, что означает этот удивительный подарок?
   Марго хотела все ему объяснить, но, сообразив, что объяснения будут слишком долгими, а историк не в том состоянии, чтобы выдержать длинный монолог, махнула рукой.
   – Это слишком долгая история, – сказала она. – Могу сказать одно: книга адресована не вам, хотя на конверте и стоит ваш адрес.
   – Не мне? Кому же она адресована? – удивленно спросил Белкин.
   – Нам. Мне и дьякону.
   – Вам и… – Белкин отупело посмотрел на отца Андрея. Вновь потер пальцами потный лоб, для удобства слегка его нахмурив. – Гм… Признаюсь, я совершенно сбит с толку. Определенно мне следует пить меньше. Или, по крайней мере, перейти на более легкие напитки…
   Он еще что-то бормотал, но Марго перестала его слушать. Она снова повернулась к отцу Андрею.
   – Если это год, то что он означает? Что произошло в 1054 году?
   Дьякон посмотрел на журналистку удивленно.
   – Это одна из основополагающих дат в истории человечества, – сказал он.
   Марго усмехнулась, как усмехается человек, которого только что упрекнули в невежестве, но который всем своим видом хочет показать, что не принимает упрека.
   – Странно, что я о ней ничего не слышала, – с некоторым вызовом сказала Марго.
   Дьякон ответил спокойно и твердо:
   – Слышали. Но только позабыли. В 1054 году произошло разделение христианской церкви на православную и католическую.
   – Вот оно что. И как это произошло? Напомните, а то я немного подзабыла.
   – Папа Лев IX, пытавшийся закрепить свое влияние на Востоке, послал в Константинополь, к патриарху Керулларию, легатов во главе с кардиналом Гумбертом. Гумберт был человек нервный и высокомерный, он относился к Керулларию с явным неуважением, поэтому Керулларий не захотел вести с ним переговоры. Кончилось тем, что легаты написали на Керуллария акт отлучения и положили его во время богослужения на престол Софийской церкви.
   – После чего кое-как унесли ноги из Константинополя! – добавил очнувшийся от забытья Белкин. – Друзья мои, простите, что перебиваю, но в тысяча пятьдесят четвертом году случилось еще одно событие. Однажды Тихомиров упоминал при мне эту дату… Если не ошибаюсь, именно в этом году случился огромный взрыв… Настолько огромный, что его наблюдали миллионы человек по всему земному шару!
   Марго нахмурила тонкие брови.
   – Если он был такой «огромный», то почему я нигде об этом не читала?
   – Об этом можно прочесть здесь, – добродушно ответил Белкин и ткнул толстым пальцем в «Словарь астронома».
   Тут набрякшие веки историка наползли на глаза, и он шумно зевнул. В борьбе пожилого доцента с хмелем побеждал хмель.
   – Вы поняли, о чем он говорил? – быстро спросила Марго у дьякона.
   – Кажется, да, – задумчиво ответил тот. – В тысяча пятьдесят четвертом году произошел взрыв сверхновой звезды. Такое иногда случается во Вселенной. При взрыве огромное количество энергии и вещества разлетается в стороны, и звезда начинает сиять в тысячу раз ярче.
   – И такая звезда взорвалась в 1054 году?
   – Да, – сказал отец Андрей. – В созвездии Тельца. Она ярко вспыхнула на небе, и свечение ее продолжалось несколько месяцев. От нее осталась Крабовидная туманность, которую и сейчас видно в телескоп. Огромное облако пыли, закрывающее часть звезд.
   – И это облако имеет форму краба?
   Дьякон улыбнулся.
   – Вы все схватываете на лету. Еще пара таких лекций, и вас можно будет запускать в космос.
   Марго скривилась.
   – Не больно-то резвитесь, – пробурчала она. – Я знаю много такого, о чем вы даже не слышали, но не выпендриваюсь.
   – Не сомневаюсь, – мягко сказал отец Андрей.
   – Разделение христианства и вспыхнувшая в небе звезда, – задумчиво проговорила Марго. – На какое из двух этих событий намекал Тихомиров?
   Тут раздался легкий всхрап. Это историка Белкина сморил алкоголь.
   – Пожалуй, нам пора уходить, – сказал дьякон.
   – Да, друзья мои… – очнулся вдруг от своей полудремы Белкин. – Я бы и рад еще посидеть, но не могу сосредоточиться. Следует признать, в последнее время я сильно устал… решать на выцветших страницах постылый ребус бытия… А вам желаю успеха. Если найдете клад или что-нибудь в этом роде, не забудьте поделиться.
   Голова историка снова упала на грудь, и он громко захрапел.

4. Решение головоломки

   – И что мы будем делать теперь? – поинтересовалась Марго у дьякона, когда они снова оказались на улице.
   – Прежде всего давайте зайдем куда-нибудь и выпьем кофе, – предложил отец Андрей. – Нужно собраться с мыслями.
   – И согреться. – Марго передернула плечами. Она огляделась по сторонам и заметила поблизости неоновую вывеску «Интернет-кафе». – Думаю, это то, что нам надо, – сказала она, кивнув в сторону кафе.
   В кафе, по причине позднего часа, было пусто. К столику подошла сонная грудастая официантка, окинула Марго и дьякона равнодушным взглядом и сказала:
   – Что будете заказывать?
   – Мне «американо», – ответила Марго, зябко поеживаясь.
   – Мне тоже, – сказал дьякон. Официантка хотела повернуться, чтобы идти, но тут дьякон легонько тронул ее за локоть и добавил: – Если можно, плесните в чашки немного коньяку.
   – У нас из спиртного только пиво, – холодно сказала официантка.
   Отец Андрей поглядел на нее своими карими мягкими глазами и сказал:
   – Очень жаль. Мы сильно продрогли. Было бы неплохо выпить кофе с коньяком.
   На секунду официантка задумалась, и тут произошло маленькое чудо. Официантка вдруг благосклонно улыбнулась дьякону и произнесла вполне доброжелательным голосом:
   – Возможно, я смогу что-нибудь придумать.
   Отец Андрей улыбнулся в ответ.
   – Спасибо.
   Когда официантка отошла к стойке, Марго, сощурив глаза, спросила:
   – Как это у вас получается?
   – Что именно? – не понял дьякон.
   – Да вот это… Чем вы ее взяли?
   – Не понимаю, о чем вы.
   – Ладно, не хотите – не говорите. – Марго откинулась на спинку стула и сказала: – Вижу, вы пользуетесь успехом у официанток.
   – Смею вас заверить, что не только у них, – спокойно ответил дьякон.
   – Странно слышать такое от служителя церкви, – сказала Марго.
   – Я не только служитель церкви, но и мужчина, – ответил отец Андрей, с улыбкой глядя на Марго. – Ничто человеческое мне не чуждо.
   Марго отвела взгляд.
   – А я-то думала, вы не представляете для меня опасности, – сказала она. – Вижу, с вами нужно держать ухо востро.
   – А что, вы тоже клюнули на мои «чары»?
   – Вот еще! – фыркнула Марго.
   – Что ж, еще не вечер, – заметил отец Андрей. Марго хотела ответить, но дьякон уже принял деловой вид и сказал: – Не могли бы вы дать мне ручку и блокнот?
   – Запросто.
   После того как Марго выполнила его просьбу, отец Андрей склонился над блокнотом и принялся что-то записывать в столбик. Марго невольно залюбовалась его загорелыми, большими, красивыми руками, затем перевела взгляд на лист и увидела, что это стихи. Те самые, что были на форзаце «Словаря астронома».
   – Думаете, это тоже ребус? – спросила Марго.
   – Не думаю, а знаю. И кажется, я его уже разгадал.
   – Да ну? И что же он означает?.. Хотя, постойте, не говорите. Дайте я сама попробую. Если у вас получилось, то и у меня получится.
   Марго вырвала из рук дьякона блокнот и уткнулась взглядом в строчки.
   – Итак, начнем сначала, – сказала она. – В стихотворении зашифровано послание, так? Это может быть… ну, например, акростих. Я иду правильным путем?