Страница:
* * *
Забрав пакет и ключи от машины, Юга помахала вслед Караге и поплелась к входу в подземную Сеть. Нужно было перебраться на ветку Столишни, найти там припаркованную «Пчелу» и отправиться к Эвилу.Юга побрела прочь, прижимая пакет к груди и беспокоясь, хватит ли Караге заряда до следующего дня. Если он будет вести себя спокойно и ни во что не ввяжется – хватит, если вдруг что-то случится – не хватит…
Карага не попросил разряда, а предложить сама Юга побоялась, не желая портить и без того плохое настроение напарника.
О себе она не позаботилась. Не взяла сменной одежды и ничего из еды. Пришлось накинуть длинный бесформенный плащ-дождевик и им прикрыть спасательную форму.
Она шла и шептала бесконечную считалку:
– А за деревом дерево, а за деревом куст, а за кустом опять дерево, а за деревом дерево, а за деревом дерево, а за деревом куст. А за кустом опять дерево…
Перед встречей с Эвилом Юга всегда робела.
Бормоча про себя, она добралась до входа в подземку и обнаружила кругом людей – они медленно стекались вниз, черно-серой рекой уходя в быстрые сверкающие поезда.
Мало кто обращал внимание на крошечную девушку в темном плаще и с газетным свертком в руках. Югу редко замечали, и в этом были ее беда и преимущество. Преимущество потому, что ей можно было поручать важные задания без опаски привлечь внимание, а беда потому, что ее постоянно толкали, затирали и сдавливали, как маленькое животное, попавшееся на пути табуна лошадей.
Запрятавшись в дальнем углу переполненного вагона, Юга неожиданно успокоилась и с гордостью подумала о том, что несет что-то действительно важное, что-то, о чем Карага предпочел умолчать, а значит, он действительно ей доверяет.
Во всех выгнутых окнах вагона подземного поезда ей мерещился Карага.
* * *
Карага пошел другим путем. Миновав освещенные улицы с офисами детективных контор, в которых обычно обретались бессменная секретарша с запахом плохих духов, сигаретный дым и мастер слежки, страдающий с перепоя, он свернул на пустырь, утыканный арматурой от ушедшего в землю фундамента.На всем вокруг лежали лиловые отблески гигантской Спирали, и земля под ногами тоже слегка светилась: кольца Спирали напитывались энергией глубоко под ней.
На другом конце пустыря виднелось серое приземистое здание полицейского участка. Возле него припаркованы были черно-синие «Колоссы», пахнущие пылью и синтетической нефтью.
Карага обошел «Колоссов» с уважением. Ему давно хотелось приобрести такую машину, но разъезжать на авто военно-государственного образца было бы самоубийственной затеей. Приходилось восхищаться издали.
Пройдя плохо освещенный коридор, Карага кивнул дежурному, поедающему бутерброд с колбасой, и натолкнулся на спешащего навстречу Джерри, а тот сразу расплылся в улыбке и показательно позвенел ключами.
– Пойдем, пойдем, Крэйт, – сказал он. – Много вкусного тебе припас…
Он поспешно побежал вниз по лестнице, ведущей в подвал, и там начал греметь решетками и задвижками.
Карага спустился следом, подождал, пока распахнутся ржавые двери, и вошел пригнувшись.
В подвале было сыро и пахло землей. Погреб, а не подвал. Несколько ламп в жестяных плафонах, деревянный стол с бумагами, за которым дремал сержант с перебитым носом.
– Выйди, – сказал Джерри сержанту.
Тот моментально проснулся, подпрыгнул и исчез в боковой двери.
– Ну-с, – провозгласил Джерри, бросая ключи на стол и обводя рукой помещение, – выбирай. Созрели ягодки, пришел садовник…
Карага заглянул за решетки.
– Ну и урожай, – сказал он скептически.
– А чем плох? – удивился Джерри. – Красивые девки. Раньше были сплошь крысы помойные, а сейчас – принцессы! Моются!
– В том-то и проблема, что моются, – проговорил Карага, разглядывая двух женщин, смирно сидящих на лавке за прутьями камеры. Одна, огненно-рыжая, осмелилась поднять глаза и даже усмехнулась. Вторая безразлично жевала жвачку и почесывала ногу. – Смысл хобби, Джерри, в том, что ты остолоп, не приносящий пользы обществу и семье, вдруг становишься воспитателем, наставником, богом и жрецом одновременно. Жрец и бог должен усмирять, карать, учить и воодушевлять. В этом и есть интерес, и раньше дамочки под него подходили – было что ломать, было что приручать. А теперь что? Новое поколение, Джерри, они хотят вкусно жрать и сладко спать и наводят блеск ради того, чтобы им это обеспечили. Могу поспорить, что ты за этой парочкой не особо гонялся, а взял тепленькими с какой-нибудь парковой скамейки.
– Почти, – настороженно отозвался Джерри. – Что, ни одна не подойдет? Сливать?
– Сам посмотри, – пригласил Карага, постучал ладонью по прутьям и повысил голос: – Дамы, пороться будем?
Рыжая плотоядно улыбнулась, вторая перестала чесать ногу и выдула розовый сладкий шарик из своей жвачки. Шарик лопнул, она медленно облизала губы.
– Я не сексист, но в жизни не видел ни одной толковой бабы, – сказал Карага. – А эти так просто эталон тупости. Пнешь такую – полетит и спасибо скажет. Верно, милая?
Рыжая весело ему подмигнула.
– Вот. Мы друг друга поняли.
– Так они все сейчас такие, – расстроился Джерри, – мне что теперь, лавочку прикрывать?
– Ты узко мыслишь. Узко мыслишь, зато спишь крепко… ты зачем одних баб вылавливаешь? Думаешь, хобби на койке построено? Неправда. Смысл не в том…
– Парни тоже есть, – вдруг воодушевился Джерри, но на Карагу посмотрел укоризненно. – Есть, есть… вон, в пятой сидит.
Карага повернулся и подошел к крайней камере.
– Ага, – сказал он. – Интересно.
В пятой камере на полу, возле сломанной надвое старой скамьи, сидел подросток лет шестнадцати-семнадцати. Возраст бездомных определить обычно было сложно, но он явно уже оставил позади несчастное детство и еще не дошел до того возраста, в котором уличная шваль зарабатывает цирроз печени.
Первое, что бросилось Караге в глаза, – шрамы. Даже при тусклом подвальном освещении было видно, что парень жил настолько весело, что пару раз пытался прекратить веселье и отправиться в лучший мир.
Руки его были похожи на спущенную ткань портьер – порез за порезом, густо, беспощадно насаженные на каждом свободном сантиметре кожи. Были и другие шрамы – у виска, на скуле, на шее. Шрам на шее явственно указывал на то, что парню кто-то настойчиво желал отрезать голову, но либо не рассчитал, либо не успел.
Одет он был по странной моде, популярной во дворах и переулках Стрелицы: в джинсы, вытертые на коленях до состояния паутины, мягкую куртку из паршивого кожзаменителя, высокие ботинки с резным протектором. На запястьях красовались татуировки-браслеты: изображение черных цепей.
Карага знал множество значений уличных татуировок, но о цепях если и помнил что-то, то очень смутно.
– Сюда иди, – позвал он парня, но тот не шелохнулся.
– Он то ли глухой, то ли немой, – поделился Джерри. – Не умеет разговаривать.
– Все он умеет. Дай печеньку.
Джерри вернулся к столу дежурного, отодвинул пару ящиков и нашел среди бумаг и скрепок пакетик с вафлями.
Одну он тут же надкусил, а другую протянул Караге. Карага просунул вафлю сквозь решетку.
– Кушать, иди кушать. На, на. Не отравлю, не бойся. Видишь, капитан жрет и не кашляет. Иди, иди, не бойся… – подбадривал Карага. – Мы с тобой найдем общий язык… вот так, еще пару шагов. Тебя нужно отмыть, воняешь. Джерри, открой-ка решетку.
Джерри недоверчиво посмотрел сначала на Карагу, потом на парня, подобравшегося слишком близко, но замок отомкнул и отошел в сторону, держа наготове полицейскую дубинку.
– А нам, командир? – донесся голос рыжей. – Нам тоже сладенького хочется!
– Тихо! – рявкнул Джерри, и эхо не успело затихнуть, а Карага пошатнулся и сделал два быстрых шага назад – парень выскользнул из камеры, высоко подпрыгнул и обхватил его руками и ногами, а зубами с видимым удовольствием впился Караге в лицо: Джерри со страху показалось, что прямо в глаз.
– Сучонок! – удивился Джерри и замолотил дубинкой, стараясь не попасть по Караге.
Парень держался цепко, несмотря ни на что. Он тяжело дышал, всхрипывал от боли, но задался целью повалить Карагу и мрачно вгрызался в его щеку. Потекла густая кровь, быстрыми струйками спускаясь по шее к вороту зеленого свитера.
– Слезай! – заорал Джерри. – Убью, тварь!
Размахнувшись, он врезал дубинкой в висок парня, и тот моментально разжал руки, откинулся назад и грохнулся о цементный пол с таким звуком, с каким сталкиваются бильярдные шары.
Карага прислонился к стене, прижал ладонь к лицу.
– Кусок оторвал, зараза, – хрипло пробормотал он.
– Отгрыз, – подтвердил Джерри, – мяса клок… погоди, вызову кого-нибудь с аптечкой. Руками не трогай, а то занесешь чуму какую-нибудь. На клочке кожи висит…
– Бинт, – сказал Карага. – Бинт принеси.
В дальней камере в два голоса хохотали уличные красотки. Джерри, пробегая мимо них, с остервенением ударил дубинкой по прутьям, и все стихло.
Карага выдвинул из-за стола стул сержанта, повалился на него и тоже засмеялся. Он по-прежнему держался за лицо, кровь текла между пальцев, но уже медленнее – процесс восстановления начался. Осталось только зафиксировать повреждение и ждать.
– Прекрасный экземпляр! – радостно сказал он вернувшемуся с бинтом Джерри. – Кусается, падла! Воюет! Беру! Замотай мне рожу, будь добр…
Все было оговорено и решено в кратчайшие сроки. Почесывая нестерпимо зудящую под бинтом щеку, Карага старательно вывел на клочке бумаги пароль к банковскому счету, предназначенному для оплаты таких операций, договорился о доставке и предупредил:
– Смотри за ним внимательно, чтобы деру не дал. Не уверен я, что грузчики его удержат, если он примется им морды глодать.
– Прививку от бешенства сделай, – буркнул Джерри, впрочем, очень довольный сделкой. И не удержался от любопытства: – Что с ним дальше-то будет?
– Как всегда, – ответил Карага. – Продам. Он молодец, но слишком агрессивный. Для любителей хард-хобби самое оно, а у меня как раз такой клиент и есть.
– Удачи парню, – усмехнулся Джерри.
– Документы на него имеются?
– Пока да.
– И как его зовут?
– Сейчас посмотрим… Написано – Кеннет Барц, но сам понимаешь… регистрационного чипа у него нет.
– Ерунда. – Карага поднялся, пощупал бинт. – Спасибо, Джерри.
– Доставлю в лучшем виде, – пообещал капитан и вскоре остался в подвале один, не считая двух бездомных девиц, осознавших, что никто не собирается их покупать.
Обе они стали очень серьезными. Рыжая больше не улыбалась, брюнетка выплюнула жвачку.
– Других клиентов у тебя нет? – тихо и тревожно спросила рыжая, и Джерри отрицательно покачал головой.
– И что теперь будет?
– Сольют вас, – пояснил Джерри, устало потирая запястье. – Не надо было попадаться, дамочки. Закон есть закон, а лимит стерилизации на наш район давно превышен.
Брюнетка вдруг разрыдалась.
– А что ты думала, – спросил капитан, не глядя на нее. – Думала, наплевала на регистрацию и живи свободно? Думала, попадешь в участок – и тут тебе красный ковер, цветы и шампанское? Думала, операцию сделают, чик-чик и все готово – трахайся дальше сколько влезет? Или считала, что вас для хобби разберут и будут вам ноги миндальным маслом натирать? Сказки кончились, – подытожил Джерри. – Начинается порноистория с летальным исходом. Сержант!
Глава 2
Юга была известна слабеньким и скучным характером. Все ее действия казались смешными, старание доходило до абсурда, а покорность – до идиотизма. Ее не могли любить, потому что она не позволяла себя любить и вызывала только жалость.
Она походила на вечный насморк или слякотную серую погоду с теплым моросящим дождиком – ничего особенного, слегка неприятно, но жаловаться не на что.
Такое впечатление Юга производила на тех, кто общался с ней редко. Карага знал и другую ее сторону: нечеловеческую преданность, уникальную исполнительность и верность. Если Юга доверялась, то отбрасывала всякую критику: всучи ей Карага пакет с человеческой головой, Юга точно так же старательно доставила бы его на место, не считая нужным рассуждать. Исполнительность была ее идолом – ее попросили об услуге, и собственная жизнь после этого казалась ей дешевле, чем важность задания.
Именно поэтому Карага вручил ей пакет без опасений. Он знал, что Юга скорее умрет, чем потеряет или задержит доставку.
Он не ошибся. Юга притащила пакет туда, куда ей было сказано, но задержалась под металлической дверью, набирая код за кодом и ожидая, пока система идентифицирует посетителя. Дверь была старой и работала с перебоями. Три раза система сбрасывала старательно введенный код, пять раз зависала на фазе сканирования и в итоге распахнулась с жутким скрипом.
Юга поднималась по лестнице, робея, как всегда, перед встречей с кем-то из приближенных Кали.
Пробравшись мимо глазков суетливо жужжащих камер, она вступила в жарко натопленную залу, напоминающую смесь бара и музея. Эвил любил живопись эпохи конструкта и собрал небольшую, но ценную коллекцию. Картины башнями возвышались за его спиной. Вращаясь, они демонстрировали скопление черно-белых линий и треугольников. Долгое рассматривание наводило на зрителя панические атаки, неврозы и паранойю. Конструкт отрицал ценность человеческого здравомыслия.
На переднем плане, оторванная от шипящих башенных картин, стояла перламутровая барная стойка, за которой восседал скелет бармена. Над ним в три ряда висели хрупкие бокалы. Был ли скелет декорацией, никто не знал, а Эвил не распространялся.
Он ежедневно менял скелету галстуки-бабочки. Сегодня это был желтый галстук в мелкую черную клетку.
Эвил восседал в глубоком кожаном кресле и с выражением крайнего отвращения на лице грыз сухое печеньице.
У Эвила было всего два выражения: этого самого отвращения, словно он жует горсть клопов и все никак не может проглотить, и другое – обычное, крайне благотворно влияющее на женщин, потому что Эвил принадлежал к тому типу мужчин, которых охотно приглашают рекламировать кофе.
Портила его только ямка на подбородке, такая глубокая и круглая, будто кто-то ткнул пальцем и провертел дыру в еще неостывшей массе, а потом масса затвердела и стала лицом Эвила.
Этот изъян сложно было заметить, потому что первое пристальное внимание обращали на себя глаза Эвила, а точнее – их пронзительный взгляд. Эвил всегда смотрел так, будто собирался кого-то сожрать. Женщинам это нравилось.
В остальном он был менее примечателен, хотя по-особому правилен – правильной формы нос, скулы, даже уши – совершенно симметричные и аккуратные. Волосы и брови темные, глаза – еще темнее. Эвил любил солнце и загар и всегда был смуглым, словно зреющий каштан.
Юга раскрыла было рот, но из боковой двери вдруг показалась коротконогая голая девица, встала на четвереньки и быстро поползла под ноги Эвилу, а потом замерла, низко опустив голову.
Эвил поставил на ее спину блюдечко и чашку с чаем.
– Почему одна, милая леди? – спросил он. – Где Крэйт?
– В Стрелице, – пробормотала Юга и протянула газетный сверток. – Вот…
Эвил отложил одно печенье в сторону и взял другое.
– Ближе подойди.
Юга глубоко вздохнула, подошла ближе и остановилась возле живого столика Эвила. Девица почти не дышала. Крошки печенья скатились в расщелинку между ее кругленьких ягодиц.
– Найдено на месте крушения поезда Столишня – Карвардцы, – отрапортовала Юга и протянула сверток.
Эвил протянул руку и цапнул пакет, развернул его и внимательно рассмотрел и пистолет, и кусок влажной мышечной ткани.
– Это правая рука, – сказал он негромко, – вырвано отсюда.
И он показал на свое плечо.
Некоторое время было тихо. Юга молча смотрела в стену за спиной Эвила, девица-столик не шевелилась, Эвил думал.
Наконец он наклонился, вытер заляпанные соединительной жидкостью руки о свисающие груди девицы, поднялся и заходил по комнате, взвешивая пистолет на ладони.
– Это «Комар», выдается машинистам наземного и подземного транспорта, а еще – дальнобойщикам. Оружие против человека, а не против меха, но стреляли в упор – ткани оплавлены. Рана наверняка уже затянулась, и мы его так просто не найдем.
Юга стояла неподвижно и слушала. Она боялась, что ее выгонят, и нечего будет доложить Караге.
– По этому куску невозможно определить серию и номер – не сохранились ткани покрытия. Как ты думаешь, милая леди, что все это означает?
– Что мы не сможем найти меха, который был в машине машиниста, – дрожащим голосом ответила Юга.
– Верно, – согласился Эвил, положил пистолет на стол и поманил Югу жестом. Она сделала шаг вперед, старательно обогнув девицу-столик.
– Он участвовал во всех ликвидациях катастроф последнего полугода? – спросил Эвил, в упор глядя в побледневшее лицо Юги. – Ты находилась при нем неотлучно? Он не оставлял тебя в других местах? Не исчезал до крушений?
– Карага хороший человек, – твердо возразила Юга, – он не сделал бы ничего такого…
– Да разве я тебя об этом спрашиваю? – удивился Эвил. – Я спрашиваю: он по-прежнему не замечает твоей симпатии, юная леди?
– Вы спрашивали не об этом, – тихо ответила Юга, отводя глаза. – Вам его обвинить хочется и перед Кали похвастаться, что преступление раскрыли…
– Я Крэйта знаю лучше, чем ты его знаешь, – сказал Эвил, уперся ногой в беленький бок неподвижной девушки-столика и мощным толчком отпихнул ее от себя. Девушка с глухим стуком ударилась о витые стальные ножки барного стула и тихонько взвизгнула.
– Вот эту даму я купил у него, – заметил Эвил. – И на данный момент он мне подыскивает новенький, крепкий, экземпляр, поскольку эти надоели уже. Скучные.
Юга беспомощно развела руками.
– Значит, все-таки хороший? – уточнил Эвил, с интересом разглядывая Югу. – Я тебя расстрою, но Крэйт зарабатывает на хобби уже не первый год, и есть у него списочек с тремя сотнями имен и номеров. Ведет из любви к порядку.
– Они все были бездомные, – уперлась Юга. – Бездомных можно…
– Так, я понял, – поднял руку Эвил. – Можешь не продолжать. Сумасшедшая девчонка… но мне нравятся твои волосы. Из них получился бы замечательный ловец снов.
– Я могу идти? – спросила Юга, отстраняясь от его руки.
– Иди, – разрешил Эвил, глядя сквозь нее пустым, застывшим взглядом. – И держись крепче, маленькая леди. Дело такого рода, что оставшиеся в живых меха перед ним, как «Титаник» перед айсбергом. Если не успеем разобраться вовремя, всем нам придет благословенный конец.
Карага ничего не стал менять, только добавил на диван пару кожаных подушек, встроил в душ массажный режим и оборудовал кладовку дверью со стальными решетками.
С помощью этих мелочей он окончательно обустроился и считал квартиру на Столишной своим настоящим домом, а остальные – временным пристанищем и чем-то вроде гостиничных номеров, и поэтому доставку заказал именно на Столишную.
По пути домой Карага завернул в магазин и купил для себя килограмм салата с тунцом и пять бутылок темного пива, а для Кеннета – пару банок тушенки. Опыт подсказывал ему, что для того, чтобы определить, кто в доме хозяин, нужно увидеть, кто что ест.
Сложно корчить из себя повелителя, жуя тушенку, а парня надо сразу же немного осадить, иначе бинтов не напасешься.
Рана на щеке уже зажила – остался лишь белый забавный полукруг, словно на Карагу наступил копытцем маленький пони. Этот след тоже должен был исчезнуть в ближайшее время, скорее всего наутро.
Ожидая доставки, Карага побрился, умял салат, а пиво трогать не стал, решив сначала спровадить Эвила, а потом уже отдохнуть с бутылочкой.
Эвил был недоучкой, которого выгнали из института, и потому репрессии он пережил. Никому в голову не пришло, что мрачноватый студент, работающий в лабораториях в стиле Йозефа Менгеле, окажется настолько талантлив, что спустя десятки лет останется единственным, кто способен обслуживать меха и их зарядные устройства.
Карага его недолюбливал за привычку совать нос не в свои дела, но считал одним из лучших своих клиентов: Эвил никогда не жадничал и деньги платил в срок при том условии, что товар отвечал всем его требованиям.
Купленный у Джерри пацан всем требованиям соответствовал и должен был принести хороший куш – Карага собирался завысить цену минимум втрое.
Сам Эвил по полицейским участкам и подворотням в поисках подходящих экземпляров не шастал, считая это ниже своего достоинства.
Пока Карага готовил камеру к прибытию жильца (постелил резиновый коврик и укрепил на железных прутьях пластиковую поилку), на улице отключили электричество.
Три часа ночи, и до сих пор ни доставки, ни реакции на странную находку… должно же произойти хоть что-нибудь, подумал Карага и открыл первую бутылку пива.
Эта мысль запустила цепочку событий: практически одновременно на лестнице появились грузчики со старательно закрытой пластиковой коробкой, напоминающей холодильник, и Эвил, оставшийся маячить за их спинами.
Карага открыл дверь.
Грузчики, матерясь, принялись таскать коробку туда-сюда по коридору, Эвил вошел с бледной улыбкой и тут же уселся в единственное кресло.
Стыковку коробки и камеры-кладовки удалось провести со второй попытки, и то только потому, что Карага поставил бутылку и взялся за дело сам. Служба доставки старательно разыгрывала сцену невероятной сложности. Несмотря на их преувеличенные старания и страдания, Карага денег выдал ровно столько, сколько полагалось, и вытолкал ругающуюся братию обратно в подъезд.
Эвил с кислым видом подошел к решетке, подергал замок и глубоко задумался.
– Пива? – спросил Карага из обычной вежливости.
– Нет, благодарю, – так же вежливо отозвался Эвил. – Дорого?
– А ты посмотри на него внимательнее.
– Да уж вижу. – Эвил постучал пальцем по решетке. – Больной какой-то…
– Устал.
– Он сдохнет, не успеешь ты глазом моргнуть, – с уверенностью сказал Эвил.
– Почему это? – насторожился Карага.
В хобби он понимал ровно столько, сколько любитель понимает в шахматах: знал основные принципы и ходы, но не вникал настолько, чтобы с первого взгляда разглядеть то, что разглядел Эвил.
Эвил считался профи среди любителей хобби, и к нему стоило прислушаться.
– Он долго не ел и не собирается, – пояснил Эвил, глядя на Кеннета, стоящего в углу кладовки в странной позе – его так вытянуло, что казалось, он повесился. – В полиции брал? Его явно уже загоняли до полусмерти.
– Я купил еду, – сообщил Карага, открывая холодильник. – Будет жрать как миленький. С чего ему не жрать?
Кеннет от еды напрочь отказался. Точнее, он не отреагировал на нее вовсе. Все так же стоял в углу и смотрел перед собой, и стал походить не только на повешенного, но и на утопленника, потому что весь посинел.
Карага забеспокоился. Труп в квартире – масса возни, да и потраченных денег жалко… Эвил молча слонялся по комнате и наблюдал за мучениями Караги, а Карага изо всех сил пытался заинтересовать Кеннета едой: то выкладывал тушенку на тарелку, то перекладывал в руку и просовывал ее сквозь решетку.
– Я еще здесь, – наконец напомнил Эвил.
– Погоди ты…
Эвил вздохнул.
– Попей пивка, Крэйт, – сказал он. – Так уж и быть, преподам тебе маленький урок. Удивительно, как ты умудряешься вести дела, если не имеешь ни малейшего представления об особенностях процесса.
Он отстранил Карагу, усадил его в кресло и поставил рядом бутылку пива и стакан.
– Звукоизоляция в квартире хорошая? – спросил он на всякий случай.
– Стопроцентная.
– Это хорошо.
Устроив Карагу, Эвил вернулся к решетке и сказал обычным, располагающим тоном:
– Я вытащу тебя из клетки, отрежу твою правую руку и наделаю из нее стейков, и это будет единственное, чем я буду тебя кормить, а когда они закончатся, аппетит уже разгорится, и ты будешь просить еще.
Кеннет впервые шевельнулся. Он поднял голову и посмотрел на Эвила с детским любопытством.
– Пошли, – приказал Эвил, повернул ключ в замке и распахнул решетку.
Он распластал Кеннета на полу, коленом прижал его правую руку к спине и попросил у Караги нож.
– Эй! – сказал Карага, приподнимаясь в кресле. – Ты его сейчас изувечишь, а потом покупать раздумаешь. Куда я его тогда дену?
– В мусорный бак, – отозвался Эвил. – Неважно, калекой или нет, если выживет – заплачу.
– Никаких скидок, – проворчал Карага, протягивая Эвилу охотничий нож, подаренный ему то ли первой, то ли второй женой.
Эвил взялся за рукоятку, и Кеннет впервые подал голос: вскрикнул отчаянно.
На холодный каменный пол брызнула кровь и тут же просочилась в швы покрытия. Лицо у Эвила стало белое, совершенно белое, а глаза еще больше потемнели. Казалось, он настроился на операцию по замене сердечного клапана, а на самом деле просто перерубал плечо застывшего в шоке парня, размахивая ножом почем зря.
Полетели лохмотья, брызги и мелкие темные капельки. Карага увидел, как длинная струйка крови вопреки всем законам физики поднимается за лезвием ножа вверх, словно пытаясь на него вскарабкаться. Потом увидел, как Кеннет утыкается лицом в пол и начинает биться о него, медленно поднимая и опуская голову.
Она походила на вечный насморк или слякотную серую погоду с теплым моросящим дождиком – ничего особенного, слегка неприятно, но жаловаться не на что.
Такое впечатление Юга производила на тех, кто общался с ней редко. Карага знал и другую ее сторону: нечеловеческую преданность, уникальную исполнительность и верность. Если Юга доверялась, то отбрасывала всякую критику: всучи ей Карага пакет с человеческой головой, Юга точно так же старательно доставила бы его на место, не считая нужным рассуждать. Исполнительность была ее идолом – ее попросили об услуге, и собственная жизнь после этого казалась ей дешевле, чем важность задания.
Именно поэтому Карага вручил ей пакет без опасений. Он знал, что Юга скорее умрет, чем потеряет или задержит доставку.
Он не ошибся. Юга притащила пакет туда, куда ей было сказано, но задержалась под металлической дверью, набирая код за кодом и ожидая, пока система идентифицирует посетителя. Дверь была старой и работала с перебоями. Три раза система сбрасывала старательно введенный код, пять раз зависала на фазе сканирования и в итоге распахнулась с жутким скрипом.
Юга поднималась по лестнице, робея, как всегда, перед встречей с кем-то из приближенных Кали.
Пробравшись мимо глазков суетливо жужжащих камер, она вступила в жарко натопленную залу, напоминающую смесь бара и музея. Эвил любил живопись эпохи конструкта и собрал небольшую, но ценную коллекцию. Картины башнями возвышались за его спиной. Вращаясь, они демонстрировали скопление черно-белых линий и треугольников. Долгое рассматривание наводило на зрителя панические атаки, неврозы и паранойю. Конструкт отрицал ценность человеческого здравомыслия.
На переднем плане, оторванная от шипящих башенных картин, стояла перламутровая барная стойка, за которой восседал скелет бармена. Над ним в три ряда висели хрупкие бокалы. Был ли скелет декорацией, никто не знал, а Эвил не распространялся.
Он ежедневно менял скелету галстуки-бабочки. Сегодня это был желтый галстук в мелкую черную клетку.
Эвил восседал в глубоком кожаном кресле и с выражением крайнего отвращения на лице грыз сухое печеньице.
У Эвила было всего два выражения: этого самого отвращения, словно он жует горсть клопов и все никак не может проглотить, и другое – обычное, крайне благотворно влияющее на женщин, потому что Эвил принадлежал к тому типу мужчин, которых охотно приглашают рекламировать кофе.
Портила его только ямка на подбородке, такая глубокая и круглая, будто кто-то ткнул пальцем и провертел дыру в еще неостывшей массе, а потом масса затвердела и стала лицом Эвила.
Этот изъян сложно было заметить, потому что первое пристальное внимание обращали на себя глаза Эвила, а точнее – их пронзительный взгляд. Эвил всегда смотрел так, будто собирался кого-то сожрать. Женщинам это нравилось.
В остальном он был менее примечателен, хотя по-особому правилен – правильной формы нос, скулы, даже уши – совершенно симметричные и аккуратные. Волосы и брови темные, глаза – еще темнее. Эвил любил солнце и загар и всегда был смуглым, словно зреющий каштан.
Юга раскрыла было рот, но из боковой двери вдруг показалась коротконогая голая девица, встала на четвереньки и быстро поползла под ноги Эвилу, а потом замерла, низко опустив голову.
Эвил поставил на ее спину блюдечко и чашку с чаем.
– Почему одна, милая леди? – спросил он. – Где Крэйт?
– В Стрелице, – пробормотала Юга и протянула газетный сверток. – Вот…
Эвил отложил одно печенье в сторону и взял другое.
– Ближе подойди.
Юга глубоко вздохнула, подошла ближе и остановилась возле живого столика Эвила. Девица почти не дышала. Крошки печенья скатились в расщелинку между ее кругленьких ягодиц.
– Найдено на месте крушения поезда Столишня – Карвардцы, – отрапортовала Юга и протянула сверток.
Эвил протянул руку и цапнул пакет, развернул его и внимательно рассмотрел и пистолет, и кусок влажной мышечной ткани.
– Это правая рука, – сказал он негромко, – вырвано отсюда.
И он показал на свое плечо.
Некоторое время было тихо. Юга молча смотрела в стену за спиной Эвила, девица-столик не шевелилась, Эвил думал.
Наконец он наклонился, вытер заляпанные соединительной жидкостью руки о свисающие груди девицы, поднялся и заходил по комнате, взвешивая пистолет на ладони.
– Это «Комар», выдается машинистам наземного и подземного транспорта, а еще – дальнобойщикам. Оружие против человека, а не против меха, но стреляли в упор – ткани оплавлены. Рана наверняка уже затянулась, и мы его так просто не найдем.
Юга стояла неподвижно и слушала. Она боялась, что ее выгонят, и нечего будет доложить Караге.
– По этому куску невозможно определить серию и номер – не сохранились ткани покрытия. Как ты думаешь, милая леди, что все это означает?
– Что мы не сможем найти меха, который был в машине машиниста, – дрожащим голосом ответила Юга.
– Верно, – согласился Эвил, положил пистолет на стол и поманил Югу жестом. Она сделала шаг вперед, старательно обогнув девицу-столик.
– Он участвовал во всех ликвидациях катастроф последнего полугода? – спросил Эвил, в упор глядя в побледневшее лицо Юги. – Ты находилась при нем неотлучно? Он не оставлял тебя в других местах? Не исчезал до крушений?
– Карага хороший человек, – твердо возразила Юга, – он не сделал бы ничего такого…
– Да разве я тебя об этом спрашиваю? – удивился Эвил. – Я спрашиваю: он по-прежнему не замечает твоей симпатии, юная леди?
– Вы спрашивали не об этом, – тихо ответила Юга, отводя глаза. – Вам его обвинить хочется и перед Кали похвастаться, что преступление раскрыли…
– Я Крэйта знаю лучше, чем ты его знаешь, – сказал Эвил, уперся ногой в беленький бок неподвижной девушки-столика и мощным толчком отпихнул ее от себя. Девушка с глухим стуком ударилась о витые стальные ножки барного стула и тихонько взвизгнула.
– Вот эту даму я купил у него, – заметил Эвил. – И на данный момент он мне подыскивает новенький, крепкий, экземпляр, поскольку эти надоели уже. Скучные.
Юга беспомощно развела руками.
– Значит, все-таки хороший? – уточнил Эвил, с интересом разглядывая Югу. – Я тебя расстрою, но Крэйт зарабатывает на хобби уже не первый год, и есть у него списочек с тремя сотнями имен и номеров. Ведет из любви к порядку.
– Они все были бездомные, – уперлась Юга. – Бездомных можно…
– Так, я понял, – поднял руку Эвил. – Можешь не продолжать. Сумасшедшая девчонка… но мне нравятся твои волосы. Из них получился бы замечательный ловец снов.
– Я могу идти? – спросила Юга, отстраняясь от его руки.
– Иди, – разрешил Эвил, глядя сквозь нее пустым, застывшим взглядом. – И держись крепче, маленькая леди. Дело такого рода, что оставшиеся в живых меха перед ним, как «Титаник» перед айсбергом. Если не успеем разобраться вовремя, всем нам придет благословенный конец.
* * *
У Караги было пять квартир, и только одна из них оформлена на реально существующее имя. Квартира числилась за неким Крэйтом Полоссом. Без вести пропавший Крэйт отличался аскетизмом и жизнь вел безрадостную: в его квартире стены были черными, полы – каменными и ледяными, мебели мало, а кровать заменяли жесткие маты, устилавшие всю спальню.Карага ничего не стал менять, только добавил на диван пару кожаных подушек, встроил в душ массажный режим и оборудовал кладовку дверью со стальными решетками.
С помощью этих мелочей он окончательно обустроился и считал квартиру на Столишной своим настоящим домом, а остальные – временным пристанищем и чем-то вроде гостиничных номеров, и поэтому доставку заказал именно на Столишную.
По пути домой Карага завернул в магазин и купил для себя килограмм салата с тунцом и пять бутылок темного пива, а для Кеннета – пару банок тушенки. Опыт подсказывал ему, что для того, чтобы определить, кто в доме хозяин, нужно увидеть, кто что ест.
Сложно корчить из себя повелителя, жуя тушенку, а парня надо сразу же немного осадить, иначе бинтов не напасешься.
Рана на щеке уже зажила – остался лишь белый забавный полукруг, словно на Карагу наступил копытцем маленький пони. Этот след тоже должен был исчезнуть в ближайшее время, скорее всего наутро.
Ожидая доставки, Карага побрился, умял салат, а пиво трогать не стал, решив сначала спровадить Эвила, а потом уже отдохнуть с бутылочкой.
Эвил был недоучкой, которого выгнали из института, и потому репрессии он пережил. Никому в голову не пришло, что мрачноватый студент, работающий в лабораториях в стиле Йозефа Менгеле, окажется настолько талантлив, что спустя десятки лет останется единственным, кто способен обслуживать меха и их зарядные устройства.
Карага его недолюбливал за привычку совать нос не в свои дела, но считал одним из лучших своих клиентов: Эвил никогда не жадничал и деньги платил в срок при том условии, что товар отвечал всем его требованиям.
Купленный у Джерри пацан всем требованиям соответствовал и должен был принести хороший куш – Карага собирался завысить цену минимум втрое.
Сам Эвил по полицейским участкам и подворотням в поисках подходящих экземпляров не шастал, считая это ниже своего достоинства.
Пока Карага готовил камеру к прибытию жильца (постелил резиновый коврик и укрепил на железных прутьях пластиковую поилку), на улице отключили электричество.
Три часа ночи, и до сих пор ни доставки, ни реакции на странную находку… должно же произойти хоть что-нибудь, подумал Карага и открыл первую бутылку пива.
Эта мысль запустила цепочку событий: практически одновременно на лестнице появились грузчики со старательно закрытой пластиковой коробкой, напоминающей холодильник, и Эвил, оставшийся маячить за их спинами.
Карага открыл дверь.
Грузчики, матерясь, принялись таскать коробку туда-сюда по коридору, Эвил вошел с бледной улыбкой и тут же уселся в единственное кресло.
Стыковку коробки и камеры-кладовки удалось провести со второй попытки, и то только потому, что Карага поставил бутылку и взялся за дело сам. Служба доставки старательно разыгрывала сцену невероятной сложности. Несмотря на их преувеличенные старания и страдания, Карага денег выдал ровно столько, сколько полагалось, и вытолкал ругающуюся братию обратно в подъезд.
Эвил с кислым видом подошел к решетке, подергал замок и глубоко задумался.
– Пива? – спросил Карага из обычной вежливости.
– Нет, благодарю, – так же вежливо отозвался Эвил. – Дорого?
– А ты посмотри на него внимательнее.
– Да уж вижу. – Эвил постучал пальцем по решетке. – Больной какой-то…
– Устал.
– Он сдохнет, не успеешь ты глазом моргнуть, – с уверенностью сказал Эвил.
– Почему это? – насторожился Карага.
В хобби он понимал ровно столько, сколько любитель понимает в шахматах: знал основные принципы и ходы, но не вникал настолько, чтобы с первого взгляда разглядеть то, что разглядел Эвил.
Эвил считался профи среди любителей хобби, и к нему стоило прислушаться.
– Он долго не ел и не собирается, – пояснил Эвил, глядя на Кеннета, стоящего в углу кладовки в странной позе – его так вытянуло, что казалось, он повесился. – В полиции брал? Его явно уже загоняли до полусмерти.
– Я купил еду, – сообщил Карага, открывая холодильник. – Будет жрать как миленький. С чего ему не жрать?
Кеннет от еды напрочь отказался. Точнее, он не отреагировал на нее вовсе. Все так же стоял в углу и смотрел перед собой, и стал походить не только на повешенного, но и на утопленника, потому что весь посинел.
Карага забеспокоился. Труп в квартире – масса возни, да и потраченных денег жалко… Эвил молча слонялся по комнате и наблюдал за мучениями Караги, а Карага изо всех сил пытался заинтересовать Кеннета едой: то выкладывал тушенку на тарелку, то перекладывал в руку и просовывал ее сквозь решетку.
– Я еще здесь, – наконец напомнил Эвил.
– Погоди ты…
Эвил вздохнул.
– Попей пивка, Крэйт, – сказал он. – Так уж и быть, преподам тебе маленький урок. Удивительно, как ты умудряешься вести дела, если не имеешь ни малейшего представления об особенностях процесса.
Он отстранил Карагу, усадил его в кресло и поставил рядом бутылку пива и стакан.
– Звукоизоляция в квартире хорошая? – спросил он на всякий случай.
– Стопроцентная.
– Это хорошо.
Устроив Карагу, Эвил вернулся к решетке и сказал обычным, располагающим тоном:
– Я вытащу тебя из клетки, отрежу твою правую руку и наделаю из нее стейков, и это будет единственное, чем я буду тебя кормить, а когда они закончатся, аппетит уже разгорится, и ты будешь просить еще.
Кеннет впервые шевельнулся. Он поднял голову и посмотрел на Эвила с детским любопытством.
– Пошли, – приказал Эвил, повернул ключ в замке и распахнул решетку.
Он распластал Кеннета на полу, коленом прижал его правую руку к спине и попросил у Караги нож.
– Эй! – сказал Карага, приподнимаясь в кресле. – Ты его сейчас изувечишь, а потом покупать раздумаешь. Куда я его тогда дену?
– В мусорный бак, – отозвался Эвил. – Неважно, калекой или нет, если выживет – заплачу.
– Никаких скидок, – проворчал Карага, протягивая Эвилу охотничий нож, подаренный ему то ли первой, то ли второй женой.
Эвил взялся за рукоятку, и Кеннет впервые подал голос: вскрикнул отчаянно.
На холодный каменный пол брызнула кровь и тут же просочилась в швы покрытия. Лицо у Эвила стало белое, совершенно белое, а глаза еще больше потемнели. Казалось, он настроился на операцию по замене сердечного клапана, а на самом деле просто перерубал плечо застывшего в шоке парня, размахивая ножом почем зря.
Полетели лохмотья, брызги и мелкие темные капельки. Карага увидел, как длинная струйка крови вопреки всем законам физики поднимается за лезвием ножа вверх, словно пытаясь на него вскарабкаться. Потом увидел, как Кеннет утыкается лицом в пол и начинает биться о него, медленно поднимая и опуская голову.