Страница:
ручным; он не стал спасаться бегством, а без принуждения протянул к нам свои
руки - не бледнея при этом, нет, вполне сохраняя румянец своих щек, - и с
усмешкой предложил нам связать и увести его; он так и остался на своем
месте, облегчая этим мою задачу. Мне стало жаль его, и я сказал: "Извини,
чужестранец, [440] не по своей воле увожу я тебя, а по приказанию Пенфея,
который отправил меня". (Здесь начальник стражи делает маленькую паузу; по
его движениям видно, что он имеет сообщить неприятную новость и не знает,
как ему это сделать. Пенфей, весь занятый Дионисом, не слушает продолжения
его речи.)
Зато вакханки, твои узницы, которых ты схватил, заковал в цепи и
заключил в городскую темницу - тех там уже нет: свободные, они весело бегут
к святым полянам, призывая бога Бромия. Сами собою оковы спали с их ног, и
затворы перестали сдерживать двери - без вмешательства смертной руки. Да,
многими чудесами ознаменовался приход в Фивы этого мужа (замечая, что Пенфей
его не слушает); а впрочем, - остальное твоя забота. [450]
Пенфей
(при первых же словах начальника спустился к Дионису и жадным взором впился
в него; тот все время стоял в спокойной позе, глядя на Пенфея с
неподдельным участием. Наконец последний дает страже знак удалиться.)
Оставьте его руки; попавшись в мои сети, он от меня не уйдет, как он ни
проворен. (Стража с начальником отступает, оставаясь, однако, вблизи; Пенфей
еще ближе подходит к Дионису, опять его глаза светятся зловещим блеском, как
в начале первого действия, и его голос дрожит.)
А впрочем, чужестранец, ты недурен собой... по крайней мере, на вкус
женщин; но ведь ради их ты и явился в Фивы. Не палестра вырастила эти твои
длинные кудри, которые вдоль самой щеки свешиваются тебе на плечи, полные
неги: да и белый цвет твоей кожи искусственного происхождения: не под лучами
солнца приобрел ты его, а в тени, заманивая добычу Афродиты своей красой...
(Внезапно отворачивается, как бы желая избавиться от надоедливой мысли;
затем медленно поднимается на ступеньки, опускается в кресло и делает
Дионису знак подойти ближе. Тот повинуется.)
Итак, первым делом скажи мне, откуда ты родом. [460]
Дионис
Родом хвастать не могу, но на вопрос твой отвечу без труда; про
цветистый Тмол ты, верно, слыхал?
Пенфей
Да, слыхал; это тот, что окружает Сарды?
Дионис
Оттуда я родом; Лидия - моя отчизна.
Пенфей
Зачем ты вводишь в Элладу эти таинства?
Дионис
Меня послал Дионис, сын Зевса.
Пенфей
(вспыхивая)
Там есть такой Зевс, который рождает новых богов?
Дионис
Нет, это тот, который здесь сочетался браком с Семелой.
Пенфей
Во сне ли или наяву дал он тебе свои приказания?
Дионис
Он видел, видел и я; так-то он приобщил меня к своим таинствам. [470]
Пенфей
(с притворным равнодушием)
А таинства эти - в чем состоят они?
Дионис
О них нельзя знать непосвященным.
Пенфей
Но какая польза от них тем, которые справляют их?
Дионис
Тебе нельзя слушать об этом без греха, но знать о них стоит.
Пенфей (стараясь скрыть свою досаду)
Ты ловко сумел пустить мне пыль в глаза, чтобы возбудить мое
любопытство.
Дионис
Таинствам бога ненавистны поклонники нечестья.
Пенфей (смущенный ответом Диониса, после минутной паузы)
Ты говоришь, что видел бога воочию; каков же был он собой?
Дионис
Каковым желал сам; не я этим распоряжался.
Пенфей
Опять ты увернулся, дав мне ловкий, но бессодержательный ответ.
Дионис
Неразумен был бы тот, кто стал бы невеждам давать мудрые ответы. [480]
Пенфей
А скажи... Фивы - первая страна, в которую ты вводишь своего бога?
Дионис
Все варвары справляют его шумные таинства.
Пенфей
На то они и многим неразумнее эллинов.
Дионис
Нет, в этом они многим разумнее их; а впрочем, у каждого народа своя
вера.
Пенфей (после новой паузы, стараясь казаться спокойным)
А скажи... днем или ночью справляешь ты свои обряды?
Дионис
Главным образом ночью: торжественность свойственна тьме.
Пенфей
(со злобным хохотом)
Это - гнилое место твоего служения, коварно рассчитанное на женщин.
Дионис
(строгим голосом, пристально глядя на Пенфея)
И днем может быть придумана гнусность.
Пенфей
(гневно)
Довольно; за твои дурные выдумки ты понесешь кару.
Дионис
Понесешь кару и ты - за твое невежество и нечестивое обращение с богом.
[490]
Пенфей
Как дерзок, однако, наш вакхант! В словесной борьбе он, видно,
упражнялся.
Дионис
Говори, что со мною будет? Какой казни подвергнешь ты меня?
Пенфей
(тщетно стараясь побороть свое смущение)
Прежде всего... я отрежу этот твой нежный локон.
Дионис
Эта прядь священна; я ращу ее в честь бога.
Пенфей
Затем... передай мне тот тирс, что у тебя в руках.
Дионис
Сам его отними; это - Дионисов тирс.
Пенфей
А тебя самого я отправлю внутрь дома и заключу в темницу.
Дионис
(торжественно)
Сам бог освободит меня, когда я захочу.
Пенфей
Это будет тогда, когда ты, окруженный своими вакханками, призовешь его.
Дионис
Нет; и теперь он близок к нам и видит, что со мной творится. [500]
Пенфей
Где же он? Мне он на глаза не показывается.
Дионис
Он там же, где и я; ты не видишь его потому, что ты нечестив.
Пенфей
(вскакивая и обращаясь к страже)
Схватите его! Он издевается надо мной и над Фивами.
Дионис
(к обступившей его страже)
Запрещаю вам - благоразумный неразумным - вязать меня.
Пенфей
А я приказываю им это - я, чья воля властнее твоей.
Дионис
(подходя к Пенфею, твердым голосом)
Ты не знаешь, чего хочешь; не знаешь, что делаешь; не знаешь, что такое
ты сам.
Пенфей
Я - Пенфей, сын Агавы, отец мой Эхион.
Дионис
(с презрительной усмешкой, отдавая себя в руки стражи)
Твое имя удачно выбрано, чтобы сделать своего носителя несчастным.
Пенфей
Ступай! Заключите его в конюшню у яслей, чтобы он видел кругом себя
мрак ночи; там пляши себе. (Показывая на хор, который [510] с живейшим
участием следил за происходившим и теперь отчасти взмаливается к нему,
отчасти окружает Диониса, припадая к его стопам и стараясь уловить его руку
или кайму его плаща.) А их, которых ты привел сюда как помощниц в твоих
гнусностях, - их я или продам, или, отучив их руки от этой шумной игры на
тимпане, приставлю к кроснам как своих рабынь.
Дионис
(К страже.) Пойдем. (К хору, с нежностью.) Не бойтесь: чему не суждено
быть, тому не бывать. (К Пенфею, строго.) А тебе за эти обиды воздаст
должное тот Дионис, которого ты не признаешь: злоумышляя против меня, ты его
самого уводишь в темницу. (Удаляется со стражей через средние ворота во
дворец; вслед за ними уходит и Пенфей, после чего двери плотно затворяются.
На сцене остается один только хор.)
Строфа.
Ахелоева дочь, девственная владычица Дирка! Не ты ли некогда [520]
приняла в свои волны Зевсова младенца, когда Зевс-родитель изъял его из
бессмертного огня и скрыл в своем бедре, возгласив: "Иди, Дифирамб, иди
сюда, в мое мужское чрево: этим именем нарекаю я тебя, Вакх, в пример
Фивам"? И ты же, блаженная Дирка, отталкиваешь нас, когда мы хотим водить
увенчанные хороводы в твоей [530] стране? За что отвергаешь ты нас? за что
чуждаешься ты нас? Еще - клянемся сладкими плодами Дионисовой лозы - еще
вспомнишь ты о Бромии!
Антистрофа.
Доказать же свое землеродное происхождение, свое рождение от змея
Пенфей - он, имеющий отцом землеродного Эхиона, - он, это дикое [540]
чудовище, не смертный муж, а кровожадный гигант, воюющий с богами! Еще
недолго - и он велит связать нас, Бромиевых жриц; и уже теперь он держит в
своем доме нашего товарища, заключив его в мрачную тюрьму. Видишь ты, Зевсов
сын, Дионис, своих пророков в тисках [550] неизбежности? Явись, светлоликий,
спустись с Олимпа, потрясая тирсом, и смири гордыню кровожадного мужа.
Эпод.
Где ты, Дионис? На Нисе ли, кормилице зверей, водишь ты тирсоносные
хороводы, или на Корикийских вершинах? Или, верней, в лесистых ущельях
Олимпа, где некогда Орфей, ударяя в струны, собирал [560] деревья своею
игрой, собирал ею и диких зверей? Счастливая Пиерия! да, Дионис чтит тебя,
он придет к тебе со своими таинствами, и ты огласишься его хороводами; да,
он перейдет через стремительный Аксий, и за ним потянется сонм его вакханок;
он перейдет и через Лудий, отца-благодетеля, дарящего счастье смертным,
чистые воды которого [570] оплодотворяют эту славную родину коней.
ПЕРВАЯ СЦЕНА (КОММОС)
Непосредственно после песни хора, принявшей после унылого вступления
мало-помалу радостный и торжествующий характер, раздается из внутренней
части дворца оглушительный голос Диониса.
Ио! Услышьте мой голос, услышьте его! Ио, вакханки! ио, вакханки!
Вакханки, пораженные удивлением и страхом, оглядываются кругом.
Корифейка
Кто это, кто? Откуда голос благословенного бога донесся до нас?
Голос Диониса
Ио, ио! Еще раз взываю я к вам, я, сын Семелы, сын Зевса! [580]
Корифейка
Ио, ио! Владыка, владыка, явись же в наш лик, Бромий, Бромий!
Голос Диониса
Сотряси почву земли, могучий Землеврат!
Корифейка
Га! Тотчас распадутся чертоги Пенфея. Дионис во дворце! Поклоняйтесь
ему!
Вакханки
Мы поклоняемся!
Все простирают свои руки ко дворцу. Раздается оглушительный треск,
сопровождаемый продолжительным подземным гулом; фасад дворца зашатался,
колонны пошатнулись, ворота разверзлись, вся стена кажется готовой
обвалиться.
Корифейка
(пораженная ужасом, вполголоса)
Смотрите, как пошатнулись каменные перекладины колонн! Это Бромий
торжествует победу внутри дворца!
Голос Диониса
Зажги лучезарный светоч перуна! Воспламени, воспламени чертоги Пенфея!
Корифейка
Га! Видите, видите ли огонь, окруживший святую могилу Семелы? Это - то
пламя Зевсовой молнии, которое она некогда оставила, сраженная перуном!
Падите ниц, объятые трепетом! владыка наш, сын Зевса, появится [600] среди
нас, превратив в груду развалин эти хоромы.
Падают на землю.
В ответ на последнее воззвание Диониса поднялся с могилы Семелы огненный
столб и стал приближаться к шатающемуся дворцу; пока вакханки лежат на
земле, не видя того, что происходит, пламя охватывает весь дворец, кажется,
что он горит, но это продолжается лишь несколько мгновений; внезапно
призрачный огонь исчезает, дворец по-прежнему стоит на своем месте, и в
открытой его двери появляется - в том же виде как и раньше -
Дионис
Что с вами, варварки? До того ли вы испугались, что упали на землю?.. А
вы, верно, заметили, как Бромий потряс до оснований дворец. Встаньте и
ободритесь, забыв о трепетном страхе. (Спускается на сцену; вакханки, узнав
своего "пророка", быстро поднимаются и радостно окружают его.)
Корифейка
О ты, давший нам свет благословенных вакхических даров, с какою
радостью смотрю я на тебя после моего безотрадного одиночества!
Дионис
(полунежно, полунасмешливо)
Вот оно что! Вы впали в уныние, когда меня вводили во дворец, [610] и
казалось, что я буду заключен в мрачную темницу Пенфея?
Корифейка
А то как же! Кто был бы нашим защитником, если бы с тобой случилось
несчастье? Но как же был ты освобожден из уз нечестивого мужа?
Дионис
Я сам себя освободил - легко, безо всякого труда.
Корифейка
И он не заковал тебе рук в оковы узников?
Дионис
В том-то и состоит причиненная ему обида, что он, думая меня вязать,
даже не коснулся меня, а наслаждался в одном лишь своем воображении. Найдя у
яслей, близ которых он велел меня запереть, быка, он стал скручивать ему
веревками колена и копыта, с трудом переводя дыхание, обливаясь потом, кусая
губы. А я между тем [620] спокойно сидел вблизи и смотрел на его усилия. В
это время явился Вакх, потряс дворец и зажег огонь на могиле матери; когда
Пенфей увидел это, он - воображая, что дворец горит, - стал метаться туда и
сюда, приказывая рабам носить речную воду, и вся челядь засуетилась,
понапрасну трудясь. <Этим он занят и поныне,> а я, спокойно вышедши из
дворца, вернулся к вам, не обращая внимания на Пенфея.
Но вот мне кажется - судя по стуку сандалий внутри дома, - что он
собирается тотчас появиться перед дворцом. Что-то скажет он, после всего,
что случилось! Но как бы он ни горячился, мне не трудно будет противостоять
ему; мудрому человеку приличествует соблюдать [640] разумное хладнокровие.
Из дворца быстро выходит Пенфей в сопровождении начальника стражи; остальная
стража следует за ними. Он занят оживленной беседой с начальником,
которого он, по-видимому, намерен послать вслед за бежавшим Дионисом;
последнего он замечает не сразу.
Пенфей
Вообрази, что за странное приключение! Бежал тот чужестранец, который
только что был в моей власти, будучи закован в цепи. (Замечает Диониса,
стоящего вблизи в полусмиренной, полунасмешливой позе.) Но что я вижу! это
он. Что это значит? Как удалось тебе проникнуть наружу и явиться перед
дверьми моих чертогов?
Дионис
Остановись и замени свой гнев спокойствием духа.
Пенфей
Как освободился ты от оков? Как проник ты наружу?
Дионис
Ведь я говорил тебе - или ты не расслышал? - что кто-то освободит меня.
Пенфей
(судорожно сжимая голову руками, с признаками сильнейшей боли)
Кто такой? Ты все говоришь одну странность за другой! [650]
Дионис
Тот, кто даровал смертным плодоносную виноградную лозу.
Пенфей
<Нет! это бред сумасшедшего, это сплошное 6ешенство!>
Дионис
Упрек в бешенстве почетен для Диониса.
Пенфей
(поборов свое волнение, обращается к начальнику стражи)
Заприте все ворота стены, окружающей кремль. (Начальник с частью стражи
удаляется; Пенфей вздыхает свободнее.)
Дионис
Что же ты думаешь? Разве боги не сумеют перешагнуть через стену?
Пенфей
(насмешливо)
О да, ты мудр, мудр - а все-таки, где мудрость была уместна, там ты ею
не воспользовался.
Дионис
Напротив; именно там я умею ею пользоваться, где она всего уместнее.
Начальник стражи возвращается; с ним вместе приходит пастух, который,
проходя мимо Диониса, робко косится на него, а затем отвешивает Пенфею,
который его не замечает, низкий поклон.
Но обратись сначала к этому человеку и выслушай его весть; он пришел с
гор рассказать тебе кое о чем. (Замечая, что Пенфей хочет дать страже знак
обступить его, с насмешкой.) А я останусь в твоем распоряжении и не убегу.
Пенфей окидывает пастуха гневным взглядом; тот после вторичного поклона
начинает свою, видимо заученную, речь.
Пастух
Пенфей, владыка нашей фиванской земли! Я прихожу с высот [660]
Киферона, которых никогда не покидает сверкающий покров белого снега...
Пенфей
(нетерпеливым жестом обрывая его)
А что за важная весть заставила тебя прийти?
Пастух
(торопливо)
Вакханок могучих видел я, государь, легкой ногой бежавших из нашей
земли, и пришел возвестить тебе и гражданам об их неслыханных и более чем
удивительных делах... (Пенфей болезненно прижимает руки к сердцу; пастух в
смущении прерывает начатую речь и обиженным тоном спрашивает.)
Но я хотел бы узнать, должен ли я откровенно сказать тебе, как там все
обстоит, или же мне умерить свою речь; боюсь я быстроты твоих решений,
государь, боюсь твоего вспыльчивого и слишком [670] повелительного нрава.
Пенфей
(быстро и необдуманно)
Говори! что бы ты ни сказал, я обеспечиваю тебе безнаказанность;
(спохватываясь) за правду ведь не должно гневаться. (Замечая насмешливое
выражение лица Диониса, который не спускал с него глаз.) А чем неслыханнее
будет то, что ты расскажешь мне про вакханок, тем строже накажем мы его,
который научил женщин этим делам.
Пастух
Стал я, не торопясь, гнать в гору на пастбище своих коров - к тому
времени, когда солнце начинает согревать землю своими лучами, - вдруг я
увидел три сборища женщин; одному повелевала Автоноя, [680] другому - твоя
мать Агава, а впереди третьего находилась Ино. Все они были погружены в
глубокий сон; одни покоились на еловых ветвях, другие - на листьях дуба,
положив голову на землю, как кому было удобнее, скромно и прилично, а не
так, как ты говоришь - что они, одурманенные вином и звуками флейты,
уединяются в леса, ища любовных наслаждений.
Пенфей гневным движением приказывает пастуху перейти к делу.
И вот твоя мать услышала мычание рогатых коров и, став среди вакханок,
крикнула им, чтобы они стряхнули сон со своих [690] членов. Они, освободив
веки от сладкого сна, поднялись на ноги, представляя чудное зрелище своей
красивой благопристойностью, - все, и молодые и старые, но особенно девы. И
прежде всего они распустили себе волосы на плечи, прикрепили небриды, если у
кого успели развязаться узлы, и опоясали эти пятнистые шкуры змеями,
лизавшими себе щеку. Другие тем временем, - у кого после недавних родов
болела грудь от прилива молока, а ребенок был оставлен дома, - брали в руки
сернят или диких волчат и кормили их белым молоком. После этого они
увенчались зеленью плюща, дуба или цветущего тиса. [700] И вот одна, взяв
тирс, ударила им о скалу - из скалы тотчас брызнула мягкая струя воды;
другая бросила тирс на землю - ей бог послал ключ вина; кому была охота
напиться белого напитка, тем стоило концами пальцев разгрести землю, чтобы
найти потоки молока; а с плющовых листьев тирсов сочился сладкий мед. Одним
[710] словом, будь ты там - ты при виде этого обратился бы с молитвой к
богу, которого ты ныне хулишь.
Новое нетерпеливое движение со стороны Пенфея.
Тогда мы, пастухи быков и овчары, собрались, чтобы побеседовать и
потолковать друг с другом; и вот один из наших - он любил шляться по городу
и говорил красно - сказал нам, обращаясь ко всем (передразнивая насмешливый
тон оратора): "Эй вы, сыны святых вершин! Хотите изловить Пенфееву мать,
Агаву, увести ее из толпы вакханок и заслужить царскую благодарность?" Мы
решили, что он говорит [720] дело, и расположились засадой в листве
кустарников так, чтобы оставаться скрытыми.
В положенный час они начали потрясать тирсами в вакхической пляске,
призывая в один голос "Иакха"-Бромия, Зевсова сына. И вся гора стала
двигаться в вакхическом ликовании, все звери; не было предмета, который бы
не закружился в беге. Вот Агава близко пронеслась мимо меня; я выскочил,
чтобы схватить ее, оставляя кустарник, в котором скрывался; тогда она
вскрикнула: "Скорее, мои быстрые [730] гончие! Эти мужчины хотят нас
поймать; за мною! схватите тирсы, да за мною!"
Мы бегством спаслись; а то вакханки разорвали бы нас. Они же,
безоружные, бросились на скот, жевавший траву. И вот одна стала производить
ручную расправу над вымистой коровой, мычавшей под ее руками; другие рвали
на части и разносили телок; вот взлетело на воздух ребро, вот упало на землю
раздвоенное копыто; а само животное висело на ели, обливаясь и истекая
кровью. Свирепые быки, бравшие [740] раньше на рога всякого, кто их дразнил,
теперь валились на землю под тысячами девичьих рук, и покровы их мяса
разносились быстрее, чем ты мог бы сомкнуть свои царские очи... (Пенфей с
отвращением поднимает руку, протестуя против зловещего предзнаменования
последних слов; пастух, заметив свою неловкость, испуганно опускает голову;
после краткой паузы он продолжает.)
Совершив это дело, они поднялись точно стая птиц, в быстром беге
понеслись к подгорным равнинам, которые, орошаемые Асопом, приносят фиванцам
богатый урожай, - к Гисиям и Эрифрам, лежащим [750] у подошвы киферонских
скал; ворвавшись туда, точно враги, они стали разносить и опрокидывать все,
что им попадало в руки. Ребят они уносили из домов, <но не причиняли им
вреда; кого они брали на руки, тот смеялся и ласкался к ним,> кого они
сажали себе на плечи, тот, не будучи привязан, держался на них и не падал на
черную землю. <И они поднимали все, что хотели, ничто не могло
сопротивляться им,> ни медь, ни железо; они клали себе огонь на кудри, и он
не жег их.
Крестьяне, видя, что их добро разрушается вакханками, в раздражении
взялись за оружие; но тут-то, государь, пришлось нам увидеть неслыханное
зрелище. Их заостренному оружию не удалось отведать [760] крови; а вакханки,
бросая в них тирсами, наносили им раны и обращали их в бегство - женщины
мужчин! но, видно, дело не обошлось без бога. А затем они вернулись, откуда
пришли, к тем самым ключам, которые даровал им бог; там они смыли с себя
кровь, причем змеи слизали повисшие на их щеках капли, очищая их лицо.
Итак, владыка, этого бога, кто бы ни был он, прими в наш город; помимо
своего прочего величия, он, говорят, даровал [770] смертным и виноградную
лозу, утешительницу скорбящих. А нет вина - нет и Киприды, нет более утех
для людей.
Пенфей, погруженный в глубокое раздумье, машинально делает пастуху знак,
чтобы он удалился; тот, грустно качая головой, уходит.
Пенфей все стоит, не говоря ни слова; хор, с радостным напряжением следивший
за рассказом пастуха, видимо торжествует.
Корифейка
Как ни страшно выражать свое мнение открыто перед царем, но оно будет
выражено: нет бога, которому уступал бы Дионис!
Пенфей
(очнувшись от оцепенения, бросает свирепый взгляд на вакханок)
Нет! Все теснее и теснее, точно пожар, охватывает нас злорадство
вакханок, глубоко позорящее нас перед эллинами. Не следует медлить.
(Начальнику.) Иди ты к воротам Электры; скажи, чтобы [780] туда пришли мне
навстречу все щитоносцы, все наездники на своих быстрых конях, все, кто
потрясает легкой пельтой и натягивает рукой тетиву лука. Да, мы пойдем в
поход... (с болезненным смехом) против вакханок! невыносимо терпеть от
женщин то, что терпим мы.
Начальник уходит. Дионис, все время стоявший в некотором отдалении от
Пенфея, подходит к нему и спокойным голосом, сохраняя все свое хладнокровие,
говорит ему.
Дионис
Я знаю, Пенфей, ты не слушаешься моих слов; все же, невзирая на все
обиды, которые я терплю от тебя, я советую тебе оставаться в покое и не
поднимать оружия против бога: Дионис не [790] дозволит тебе увести вакханок
с благословенной горы.
Пенфей
(окинув Диониса полугневным-полуиспуганным взором)
Не учи меня! Ты бежал из оков - дорожи же своей свободой. Или ты
хочешь, чтобы я снова скрутил тебе руки?
Дионис
Я предпочел бы, на твоем месте, принести ему жертву, как смертный богу,
чем в раздражении прать против рожна.
Пенфей
Я и принесу ему жертву - и для того, чтобы почтить его по заслугам,
произведу страшную резню в ущельях Киферона.
Дионис
(все с тем же невозмутимым равнодушием)
Вы все разбежитесь; а ведь стыдно будет, когда вы со своими медными
щитами повернете тыл перед тирсами вакханок.
Пенфей
С каким невыносимым чужестранцем свела меня судьба! Что [800] с ним ни
делай - он не хочет молчать.
Дионис
(торжествующе смотрит на Пенфея, как бы готовя решительный удар; но
мало-помалу его лицо и движения начинают выражать сострадание к молодому
царю, он приближается к нему, кладет ему руку на плечо и с тоном искреннего
участия говорит ему)
Друг мой! еще есть возможность все устроить к лучшему.
Пенфей
(боязливо и недоверчиво)
Какая? Та, чтобы я подчинился своим же рабыням?
Дионис
Я сам приведу женщин сюда, не прибегая к оружию.
Пенфей
Спасибо! это уже предательский замысел против меня!
Дионис
(с жаром)
Где же тут предательство, когда я хочу спасти тебя своим замыслом.
Пенфей
руки - не бледнея при этом, нет, вполне сохраняя румянец своих щек, - и с
усмешкой предложил нам связать и увести его; он так и остался на своем
месте, облегчая этим мою задачу. Мне стало жаль его, и я сказал: "Извини,
чужестранец, [440] не по своей воле увожу я тебя, а по приказанию Пенфея,
который отправил меня". (Здесь начальник стражи делает маленькую паузу; по
его движениям видно, что он имеет сообщить неприятную новость и не знает,
как ему это сделать. Пенфей, весь занятый Дионисом, не слушает продолжения
его речи.)
Зато вакханки, твои узницы, которых ты схватил, заковал в цепи и
заключил в городскую темницу - тех там уже нет: свободные, они весело бегут
к святым полянам, призывая бога Бромия. Сами собою оковы спали с их ног, и
затворы перестали сдерживать двери - без вмешательства смертной руки. Да,
многими чудесами ознаменовался приход в Фивы этого мужа (замечая, что Пенфей
его не слушает); а впрочем, - остальное твоя забота. [450]
Пенфей
(при первых же словах начальника спустился к Дионису и жадным взором впился
в него; тот все время стоял в спокойной позе, глядя на Пенфея с
неподдельным участием. Наконец последний дает страже знак удалиться.)
Оставьте его руки; попавшись в мои сети, он от меня не уйдет, как он ни
проворен. (Стража с начальником отступает, оставаясь, однако, вблизи; Пенфей
еще ближе подходит к Дионису, опять его глаза светятся зловещим блеском, как
в начале первого действия, и его голос дрожит.)
А впрочем, чужестранец, ты недурен собой... по крайней мере, на вкус
женщин; но ведь ради их ты и явился в Фивы. Не палестра вырастила эти твои
длинные кудри, которые вдоль самой щеки свешиваются тебе на плечи, полные
неги: да и белый цвет твоей кожи искусственного происхождения: не под лучами
солнца приобрел ты его, а в тени, заманивая добычу Афродиты своей красой...
(Внезапно отворачивается, как бы желая избавиться от надоедливой мысли;
затем медленно поднимается на ступеньки, опускается в кресло и делает
Дионису знак подойти ближе. Тот повинуется.)
Итак, первым делом скажи мне, откуда ты родом. [460]
Дионис
Родом хвастать не могу, но на вопрос твой отвечу без труда; про
цветистый Тмол ты, верно, слыхал?
Пенфей
Да, слыхал; это тот, что окружает Сарды?
Дионис
Оттуда я родом; Лидия - моя отчизна.
Пенфей
Зачем ты вводишь в Элладу эти таинства?
Дионис
Меня послал Дионис, сын Зевса.
Пенфей
(вспыхивая)
Там есть такой Зевс, который рождает новых богов?
Дионис
Нет, это тот, который здесь сочетался браком с Семелой.
Пенфей
Во сне ли или наяву дал он тебе свои приказания?
Дионис
Он видел, видел и я; так-то он приобщил меня к своим таинствам. [470]
Пенфей
(с притворным равнодушием)
А таинства эти - в чем состоят они?
Дионис
О них нельзя знать непосвященным.
Пенфей
Но какая польза от них тем, которые справляют их?
Дионис
Тебе нельзя слушать об этом без греха, но знать о них стоит.
Пенфей (стараясь скрыть свою досаду)
Ты ловко сумел пустить мне пыль в глаза, чтобы возбудить мое
любопытство.
Дионис
Таинствам бога ненавистны поклонники нечестья.
Пенфей (смущенный ответом Диониса, после минутной паузы)
Ты говоришь, что видел бога воочию; каков же был он собой?
Дионис
Каковым желал сам; не я этим распоряжался.
Пенфей
Опять ты увернулся, дав мне ловкий, но бессодержательный ответ.
Дионис
Неразумен был бы тот, кто стал бы невеждам давать мудрые ответы. [480]
Пенфей
А скажи... Фивы - первая страна, в которую ты вводишь своего бога?
Дионис
Все варвары справляют его шумные таинства.
Пенфей
На то они и многим неразумнее эллинов.
Дионис
Нет, в этом они многим разумнее их; а впрочем, у каждого народа своя
вера.
Пенфей (после новой паузы, стараясь казаться спокойным)
А скажи... днем или ночью справляешь ты свои обряды?
Дионис
Главным образом ночью: торжественность свойственна тьме.
Пенфей
(со злобным хохотом)
Это - гнилое место твоего служения, коварно рассчитанное на женщин.
Дионис
(строгим голосом, пристально глядя на Пенфея)
И днем может быть придумана гнусность.
Пенфей
(гневно)
Довольно; за твои дурные выдумки ты понесешь кару.
Дионис
Понесешь кару и ты - за твое невежество и нечестивое обращение с богом.
[490]
Пенфей
Как дерзок, однако, наш вакхант! В словесной борьбе он, видно,
упражнялся.
Дионис
Говори, что со мною будет? Какой казни подвергнешь ты меня?
Пенфей
(тщетно стараясь побороть свое смущение)
Прежде всего... я отрежу этот твой нежный локон.
Дионис
Эта прядь священна; я ращу ее в честь бога.
Пенфей
Затем... передай мне тот тирс, что у тебя в руках.
Дионис
Сам его отними; это - Дионисов тирс.
Пенфей
А тебя самого я отправлю внутрь дома и заключу в темницу.
Дионис
(торжественно)
Сам бог освободит меня, когда я захочу.
Пенфей
Это будет тогда, когда ты, окруженный своими вакханками, призовешь его.
Дионис
Нет; и теперь он близок к нам и видит, что со мной творится. [500]
Пенфей
Где же он? Мне он на глаза не показывается.
Дионис
Он там же, где и я; ты не видишь его потому, что ты нечестив.
Пенфей
(вскакивая и обращаясь к страже)
Схватите его! Он издевается надо мной и над Фивами.
Дионис
(к обступившей его страже)
Запрещаю вам - благоразумный неразумным - вязать меня.
Пенфей
А я приказываю им это - я, чья воля властнее твоей.
Дионис
(подходя к Пенфею, твердым голосом)
Ты не знаешь, чего хочешь; не знаешь, что делаешь; не знаешь, что такое
ты сам.
Пенфей
Я - Пенфей, сын Агавы, отец мой Эхион.
Дионис
(с презрительной усмешкой, отдавая себя в руки стражи)
Твое имя удачно выбрано, чтобы сделать своего носителя несчастным.
Пенфей
Ступай! Заключите его в конюшню у яслей, чтобы он видел кругом себя
мрак ночи; там пляши себе. (Показывая на хор, который [510] с живейшим
участием следил за происходившим и теперь отчасти взмаливается к нему,
отчасти окружает Диониса, припадая к его стопам и стараясь уловить его руку
или кайму его плаща.) А их, которых ты привел сюда как помощниц в твоих
гнусностях, - их я или продам, или, отучив их руки от этой шумной игры на
тимпане, приставлю к кроснам как своих рабынь.
Дионис
(К страже.) Пойдем. (К хору, с нежностью.) Не бойтесь: чему не суждено
быть, тому не бывать. (К Пенфею, строго.) А тебе за эти обиды воздаст
должное тот Дионис, которого ты не признаешь: злоумышляя против меня, ты его
самого уводишь в темницу. (Удаляется со стражей через средние ворота во
дворец; вслед за ними уходит и Пенфей, после чего двери плотно затворяются.
На сцене остается один только хор.)
Строфа.
Ахелоева дочь, девственная владычица Дирка! Не ты ли некогда [520]
приняла в свои волны Зевсова младенца, когда Зевс-родитель изъял его из
бессмертного огня и скрыл в своем бедре, возгласив: "Иди, Дифирамб, иди
сюда, в мое мужское чрево: этим именем нарекаю я тебя, Вакх, в пример
Фивам"? И ты же, блаженная Дирка, отталкиваешь нас, когда мы хотим водить
увенчанные хороводы в твоей [530] стране? За что отвергаешь ты нас? за что
чуждаешься ты нас? Еще - клянемся сладкими плодами Дионисовой лозы - еще
вспомнишь ты о Бромии!
Антистрофа.
Доказать же свое землеродное происхождение, свое рождение от змея
Пенфей - он, имеющий отцом землеродного Эхиона, - он, это дикое [540]
чудовище, не смертный муж, а кровожадный гигант, воюющий с богами! Еще
недолго - и он велит связать нас, Бромиевых жриц; и уже теперь он держит в
своем доме нашего товарища, заключив его в мрачную тюрьму. Видишь ты, Зевсов
сын, Дионис, своих пророков в тисках [550] неизбежности? Явись, светлоликий,
спустись с Олимпа, потрясая тирсом, и смири гордыню кровожадного мужа.
Эпод.
Где ты, Дионис? На Нисе ли, кормилице зверей, водишь ты тирсоносные
хороводы, или на Корикийских вершинах? Или, верней, в лесистых ущельях
Олимпа, где некогда Орфей, ударяя в струны, собирал [560] деревья своею
игрой, собирал ею и диких зверей? Счастливая Пиерия! да, Дионис чтит тебя,
он придет к тебе со своими таинствами, и ты огласишься его хороводами; да,
он перейдет через стремительный Аксий, и за ним потянется сонм его вакханок;
он перейдет и через Лудий, отца-благодетеля, дарящего счастье смертным,
чистые воды которого [570] оплодотворяют эту славную родину коней.
ПЕРВАЯ СЦЕНА (КОММОС)
Непосредственно после песни хора, принявшей после унылого вступления
мало-помалу радостный и торжествующий характер, раздается из внутренней
части дворца оглушительный голос Диониса.
Ио! Услышьте мой голос, услышьте его! Ио, вакханки! ио, вакханки!
Вакханки, пораженные удивлением и страхом, оглядываются кругом.
Корифейка
Кто это, кто? Откуда голос благословенного бога донесся до нас?
Голос Диониса
Ио, ио! Еще раз взываю я к вам, я, сын Семелы, сын Зевса! [580]
Корифейка
Ио, ио! Владыка, владыка, явись же в наш лик, Бромий, Бромий!
Голос Диониса
Сотряси почву земли, могучий Землеврат!
Корифейка
Га! Тотчас распадутся чертоги Пенфея. Дионис во дворце! Поклоняйтесь
ему!
Вакханки
Мы поклоняемся!
Все простирают свои руки ко дворцу. Раздается оглушительный треск,
сопровождаемый продолжительным подземным гулом; фасад дворца зашатался,
колонны пошатнулись, ворота разверзлись, вся стена кажется готовой
обвалиться.
Корифейка
(пораженная ужасом, вполголоса)
Смотрите, как пошатнулись каменные перекладины колонн! Это Бромий
торжествует победу внутри дворца!
Голос Диониса
Зажги лучезарный светоч перуна! Воспламени, воспламени чертоги Пенфея!
Корифейка
Га! Видите, видите ли огонь, окруживший святую могилу Семелы? Это - то
пламя Зевсовой молнии, которое она некогда оставила, сраженная перуном!
Падите ниц, объятые трепетом! владыка наш, сын Зевса, появится [600] среди
нас, превратив в груду развалин эти хоромы.
Падают на землю.
В ответ на последнее воззвание Диониса поднялся с могилы Семелы огненный
столб и стал приближаться к шатающемуся дворцу; пока вакханки лежат на
земле, не видя того, что происходит, пламя охватывает весь дворец, кажется,
что он горит, но это продолжается лишь несколько мгновений; внезапно
призрачный огонь исчезает, дворец по-прежнему стоит на своем месте, и в
открытой его двери появляется - в том же виде как и раньше -
Дионис
Что с вами, варварки? До того ли вы испугались, что упали на землю?.. А
вы, верно, заметили, как Бромий потряс до оснований дворец. Встаньте и
ободритесь, забыв о трепетном страхе. (Спускается на сцену; вакханки, узнав
своего "пророка", быстро поднимаются и радостно окружают его.)
Корифейка
О ты, давший нам свет благословенных вакхических даров, с какою
радостью смотрю я на тебя после моего безотрадного одиночества!
Дионис
(полунежно, полунасмешливо)
Вот оно что! Вы впали в уныние, когда меня вводили во дворец, [610] и
казалось, что я буду заключен в мрачную темницу Пенфея?
Корифейка
А то как же! Кто был бы нашим защитником, если бы с тобой случилось
несчастье? Но как же был ты освобожден из уз нечестивого мужа?
Дионис
Я сам себя освободил - легко, безо всякого труда.
Корифейка
И он не заковал тебе рук в оковы узников?
Дионис
В том-то и состоит причиненная ему обида, что он, думая меня вязать,
даже не коснулся меня, а наслаждался в одном лишь своем воображении. Найдя у
яслей, близ которых он велел меня запереть, быка, он стал скручивать ему
веревками колена и копыта, с трудом переводя дыхание, обливаясь потом, кусая
губы. А я между тем [620] спокойно сидел вблизи и смотрел на его усилия. В
это время явился Вакх, потряс дворец и зажег огонь на могиле матери; когда
Пенфей увидел это, он - воображая, что дворец горит, - стал метаться туда и
сюда, приказывая рабам носить речную воду, и вся челядь засуетилась,
понапрасну трудясь. <Этим он занят и поныне,> а я, спокойно вышедши из
дворца, вернулся к вам, не обращая внимания на Пенфея.
Но вот мне кажется - судя по стуку сандалий внутри дома, - что он
собирается тотчас появиться перед дворцом. Что-то скажет он, после всего,
что случилось! Но как бы он ни горячился, мне не трудно будет противостоять
ему; мудрому человеку приличествует соблюдать [640] разумное хладнокровие.
Из дворца быстро выходит Пенфей в сопровождении начальника стражи; остальная
стража следует за ними. Он занят оживленной беседой с начальником,
которого он, по-видимому, намерен послать вслед за бежавшим Дионисом;
последнего он замечает не сразу.
Пенфей
Вообрази, что за странное приключение! Бежал тот чужестранец, который
только что был в моей власти, будучи закован в цепи. (Замечает Диониса,
стоящего вблизи в полусмиренной, полунасмешливой позе.) Но что я вижу! это
он. Что это значит? Как удалось тебе проникнуть наружу и явиться перед
дверьми моих чертогов?
Дионис
Остановись и замени свой гнев спокойствием духа.
Пенфей
Как освободился ты от оков? Как проник ты наружу?
Дионис
Ведь я говорил тебе - или ты не расслышал? - что кто-то освободит меня.
Пенфей
(судорожно сжимая голову руками, с признаками сильнейшей боли)
Кто такой? Ты все говоришь одну странность за другой! [650]
Дионис
Тот, кто даровал смертным плодоносную виноградную лозу.
Пенфей
<Нет! это бред сумасшедшего, это сплошное 6ешенство!>
Дионис
Упрек в бешенстве почетен для Диониса.
Пенфей
(поборов свое волнение, обращается к начальнику стражи)
Заприте все ворота стены, окружающей кремль. (Начальник с частью стражи
удаляется; Пенфей вздыхает свободнее.)
Дионис
Что же ты думаешь? Разве боги не сумеют перешагнуть через стену?
Пенфей
(насмешливо)
О да, ты мудр, мудр - а все-таки, где мудрость была уместна, там ты ею
не воспользовался.
Дионис
Напротив; именно там я умею ею пользоваться, где она всего уместнее.
Начальник стражи возвращается; с ним вместе приходит пастух, который,
проходя мимо Диониса, робко косится на него, а затем отвешивает Пенфею,
который его не замечает, низкий поклон.
Но обратись сначала к этому человеку и выслушай его весть; он пришел с
гор рассказать тебе кое о чем. (Замечая, что Пенфей хочет дать страже знак
обступить его, с насмешкой.) А я останусь в твоем распоряжении и не убегу.
Пенфей окидывает пастуха гневным взглядом; тот после вторичного поклона
начинает свою, видимо заученную, речь.
Пастух
Пенфей, владыка нашей фиванской земли! Я прихожу с высот [660]
Киферона, которых никогда не покидает сверкающий покров белого снега...
Пенфей
(нетерпеливым жестом обрывая его)
А что за важная весть заставила тебя прийти?
Пастух
(торопливо)
Вакханок могучих видел я, государь, легкой ногой бежавших из нашей
земли, и пришел возвестить тебе и гражданам об их неслыханных и более чем
удивительных делах... (Пенфей болезненно прижимает руки к сердцу; пастух в
смущении прерывает начатую речь и обиженным тоном спрашивает.)
Но я хотел бы узнать, должен ли я откровенно сказать тебе, как там все
обстоит, или же мне умерить свою речь; боюсь я быстроты твоих решений,
государь, боюсь твоего вспыльчивого и слишком [670] повелительного нрава.
Пенфей
(быстро и необдуманно)
Говори! что бы ты ни сказал, я обеспечиваю тебе безнаказанность;
(спохватываясь) за правду ведь не должно гневаться. (Замечая насмешливое
выражение лица Диониса, который не спускал с него глаз.) А чем неслыханнее
будет то, что ты расскажешь мне про вакханок, тем строже накажем мы его,
который научил женщин этим делам.
Пастух
Стал я, не торопясь, гнать в гору на пастбище своих коров - к тому
времени, когда солнце начинает согревать землю своими лучами, - вдруг я
увидел три сборища женщин; одному повелевала Автоноя, [680] другому - твоя
мать Агава, а впереди третьего находилась Ино. Все они были погружены в
глубокий сон; одни покоились на еловых ветвях, другие - на листьях дуба,
положив голову на землю, как кому было удобнее, скромно и прилично, а не
так, как ты говоришь - что они, одурманенные вином и звуками флейты,
уединяются в леса, ища любовных наслаждений.
Пенфей гневным движением приказывает пастуху перейти к делу.
И вот твоя мать услышала мычание рогатых коров и, став среди вакханок,
крикнула им, чтобы они стряхнули сон со своих [690] членов. Они, освободив
веки от сладкого сна, поднялись на ноги, представляя чудное зрелище своей
красивой благопристойностью, - все, и молодые и старые, но особенно девы. И
прежде всего они распустили себе волосы на плечи, прикрепили небриды, если у
кого успели развязаться узлы, и опоясали эти пятнистые шкуры змеями,
лизавшими себе щеку. Другие тем временем, - у кого после недавних родов
болела грудь от прилива молока, а ребенок был оставлен дома, - брали в руки
сернят или диких волчат и кормили их белым молоком. После этого они
увенчались зеленью плюща, дуба или цветущего тиса. [700] И вот одна, взяв
тирс, ударила им о скалу - из скалы тотчас брызнула мягкая струя воды;
другая бросила тирс на землю - ей бог послал ключ вина; кому была охота
напиться белого напитка, тем стоило концами пальцев разгрести землю, чтобы
найти потоки молока; а с плющовых листьев тирсов сочился сладкий мед. Одним
[710] словом, будь ты там - ты при виде этого обратился бы с молитвой к
богу, которого ты ныне хулишь.
Новое нетерпеливое движение со стороны Пенфея.
Тогда мы, пастухи быков и овчары, собрались, чтобы побеседовать и
потолковать друг с другом; и вот один из наших - он любил шляться по городу
и говорил красно - сказал нам, обращаясь ко всем (передразнивая насмешливый
тон оратора): "Эй вы, сыны святых вершин! Хотите изловить Пенфееву мать,
Агаву, увести ее из толпы вакханок и заслужить царскую благодарность?" Мы
решили, что он говорит [720] дело, и расположились засадой в листве
кустарников так, чтобы оставаться скрытыми.
В положенный час они начали потрясать тирсами в вакхической пляске,
призывая в один голос "Иакха"-Бромия, Зевсова сына. И вся гора стала
двигаться в вакхическом ликовании, все звери; не было предмета, который бы
не закружился в беге. Вот Агава близко пронеслась мимо меня; я выскочил,
чтобы схватить ее, оставляя кустарник, в котором скрывался; тогда она
вскрикнула: "Скорее, мои быстрые [730] гончие! Эти мужчины хотят нас
поймать; за мною! схватите тирсы, да за мною!"
Мы бегством спаслись; а то вакханки разорвали бы нас. Они же,
безоружные, бросились на скот, жевавший траву. И вот одна стала производить
ручную расправу над вымистой коровой, мычавшей под ее руками; другие рвали
на части и разносили телок; вот взлетело на воздух ребро, вот упало на землю
раздвоенное копыто; а само животное висело на ели, обливаясь и истекая
кровью. Свирепые быки, бравшие [740] раньше на рога всякого, кто их дразнил,
теперь валились на землю под тысячами девичьих рук, и покровы их мяса
разносились быстрее, чем ты мог бы сомкнуть свои царские очи... (Пенфей с
отвращением поднимает руку, протестуя против зловещего предзнаменования
последних слов; пастух, заметив свою неловкость, испуганно опускает голову;
после краткой паузы он продолжает.)
Совершив это дело, они поднялись точно стая птиц, в быстром беге
понеслись к подгорным равнинам, которые, орошаемые Асопом, приносят фиванцам
богатый урожай, - к Гисиям и Эрифрам, лежащим [750] у подошвы киферонских
скал; ворвавшись туда, точно враги, они стали разносить и опрокидывать все,
что им попадало в руки. Ребят они уносили из домов, <но не причиняли им
вреда; кого они брали на руки, тот смеялся и ласкался к ним,> кого они
сажали себе на плечи, тот, не будучи привязан, держался на них и не падал на
черную землю. <И они поднимали все, что хотели, ничто не могло
сопротивляться им,> ни медь, ни железо; они клали себе огонь на кудри, и он
не жег их.
Крестьяне, видя, что их добро разрушается вакханками, в раздражении
взялись за оружие; но тут-то, государь, пришлось нам увидеть неслыханное
зрелище. Их заостренному оружию не удалось отведать [760] крови; а вакханки,
бросая в них тирсами, наносили им раны и обращали их в бегство - женщины
мужчин! но, видно, дело не обошлось без бога. А затем они вернулись, откуда
пришли, к тем самым ключам, которые даровал им бог; там они смыли с себя
кровь, причем змеи слизали повисшие на их щеках капли, очищая их лицо.
Итак, владыка, этого бога, кто бы ни был он, прими в наш город; помимо
своего прочего величия, он, говорят, даровал [770] смертным и виноградную
лозу, утешительницу скорбящих. А нет вина - нет и Киприды, нет более утех
для людей.
Пенфей, погруженный в глубокое раздумье, машинально делает пастуху знак,
чтобы он удалился; тот, грустно качая головой, уходит.
Пенфей все стоит, не говоря ни слова; хор, с радостным напряжением следивший
за рассказом пастуха, видимо торжествует.
Корифейка
Как ни страшно выражать свое мнение открыто перед царем, но оно будет
выражено: нет бога, которому уступал бы Дионис!
Пенфей
(очнувшись от оцепенения, бросает свирепый взгляд на вакханок)
Нет! Все теснее и теснее, точно пожар, охватывает нас злорадство
вакханок, глубоко позорящее нас перед эллинами. Не следует медлить.
(Начальнику.) Иди ты к воротам Электры; скажи, чтобы [780] туда пришли мне
навстречу все щитоносцы, все наездники на своих быстрых конях, все, кто
потрясает легкой пельтой и натягивает рукой тетиву лука. Да, мы пойдем в
поход... (с болезненным смехом) против вакханок! невыносимо терпеть от
женщин то, что терпим мы.
Начальник уходит. Дионис, все время стоявший в некотором отдалении от
Пенфея, подходит к нему и спокойным голосом, сохраняя все свое хладнокровие,
говорит ему.
Дионис
Я знаю, Пенфей, ты не слушаешься моих слов; все же, невзирая на все
обиды, которые я терплю от тебя, я советую тебе оставаться в покое и не
поднимать оружия против бога: Дионис не [790] дозволит тебе увести вакханок
с благословенной горы.
Пенфей
(окинув Диониса полугневным-полуиспуганным взором)
Не учи меня! Ты бежал из оков - дорожи же своей свободой. Или ты
хочешь, чтобы я снова скрутил тебе руки?
Дионис
Я предпочел бы, на твоем месте, принести ему жертву, как смертный богу,
чем в раздражении прать против рожна.
Пенфей
Я и принесу ему жертву - и для того, чтобы почтить его по заслугам,
произведу страшную резню в ущельях Киферона.
Дионис
(все с тем же невозмутимым равнодушием)
Вы все разбежитесь; а ведь стыдно будет, когда вы со своими медными
щитами повернете тыл перед тирсами вакханок.
Пенфей
С каким невыносимым чужестранцем свела меня судьба! Что [800] с ним ни
делай - он не хочет молчать.
Дионис
(торжествующе смотрит на Пенфея, как бы готовя решительный удар; но
мало-помалу его лицо и движения начинают выражать сострадание к молодому
царю, он приближается к нему, кладет ему руку на плечо и с тоном искреннего
участия говорит ему)
Друг мой! еще есть возможность все устроить к лучшему.
Пенфей
(боязливо и недоверчиво)
Какая? Та, чтобы я подчинился своим же рабыням?
Дионис
Я сам приведу женщин сюда, не прибегая к оружию.
Пенфей
Спасибо! это уже предательский замысел против меня!
Дионис
(с жаром)
Где же тут предательство, когда я хочу спасти тебя своим замыслом.
Пенфей