Страница:
- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- 6
- 7
- 8
- Следующая »
- Последняя >>
Эй Джей Джейкобс
Год, прожитый по-библейски
© A.J. Jacobs, 2007
© Перевод на русский язык, издание на русском языке, оформление. ООО «Манн, Иванов и Фербер», 2013
Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.
Правовую поддержку издательства обеспечивает юридическая фирма «Вегас-Лекс»
© Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес ()
© Перевод на русский язык, издание на русском языке, оформление. ООО «Манн, Иванов и Фербер», 2013
Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.
Правовую поддержку издательства обеспечивает юридическая фирма «Вегас-Лекс»
© Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес ()
Все описанные в книге события происходили на самом деле. В отдельных случаях изменена их последовательность, а также некоторые имена и опознавательные знаки.
Посвящается Джули
Введение
Сейчас, когда я пишу эти строки, у меня борода, как у Моисея. Или у Авраама Линкольна. Или у Теда Качинского[1]. Мне говорили, что я похож на всех троих.
И это не ухоженная, «социально приемлемая» борода, а копна волос, наползающая на глаза и ниспадающая до ключиц.
Раньше я не разводил растительности на лице. Эксперимент вышел странным и поучительным. Меня приняли в тайное братство бородачей: мы киваем друг другу на улице и понимающе обмениваемся едва заметными улыбками. Незнакомцы подходят и гладят мою бороду, словно это щенок лабрадора или живот беременной женщины.
И я страдаю. Борода застревает в застежке-молнии. Ее дергает мой на удивление сильный двухлетний сын. Я потерял много времени, отвечая на вопросы секьюрити в аэропортах.
Меня спрашивают, не Смит ли моя фамилия[2] и не продаю ли я вместе с братом пастилки от кашля. Группу ZZ Top упоминают не реже трех раз в неделю. Прохожие кричат: «Йоу, Гэндальф!» А однажды назвали Стивеном Сигалом – интересно почему, ведь у него же нет бороды[3].
Я борюсь с жарой и зудом. Я потратил недельный заработок на бальзамы, пудру, мази и кондиционеры. Моя борода стала приютом для пенки от капучино и чечевичного супа. А еще она огорчает людей. По состоянию на сегодня уже две девочки расплакались, а один мальчик спрятался за мамину спину.
Но у меня добрые намерения. Заросли на лице – лишь самое явное физическое проявление духовных исканий, которые я начал год назад.
Моя цель такова: жить, во всем следуя Библии. Точнее, следовать ей буквально, насколько это возможно. Соблюдать Десять заповедей. Плодиться и размножаться. Любить ближнего своего. Платить десятину. А еще выполнять правила, которыми часто пренебрегают: не носить одежду из разнородных нитей, побивать камнями прелюбодеев. И, естественно, не портить края бороды (Левит 19:27). Я пытаюсь следовать Библии в целом, без разбора.
Пара слов о моем прошлом: я вырос в абсолютно светской семье в Нью-Йорке. Формально я иудей, но по сути не больше, чем Olive Garden[4] – итальянский ресторан. То есть не особо. Я не ходил в еврейскую школу и не ел мацу. В моей семье иудаизм проявлялся только в форме классического парадокса: когда мы водружали звезду Давида на рождественскую елку.
Не то чтобы мои родители осуждали религию. Просто она была им не нужна. Мы жили в XX веке, в конце-то концов. В нашем доме вера была почти запретной темой, вроде отцовской зарплаты или пристрастия сестры к сигаретам с гвоздикой.
Мои контакты с Библией были короткими и поверхностными. По соседству жил преподобный Шульце – добродушный лютеранский пастор, который сильно смахивал на Томаса Джефферсона. (Между прочим, его сын стал актером и, как ни странно, сыграл жутковатого священника в «Клане Сопрано»[5]). Преподобный отлично рассказывал о сидячих студенческих забастовках в 60-е. Но как только он заводил речь о Боге, мне казалось, что пастор говорит на незнакомом языке.
Несколько раз я был на бар-мицве, где отключался во время службы и гадал, у кого под ермолкой лысина. На похоронах деда по отцовской линии я с удивлением увидел, что церемонию ведет раввин. Как он мог расхваливать человека, которого в жизни не видел? Я был озадачен.
Пожалуй, это все, что я могу сказать о религии в моем детстве.
Я был агностиком, хотя пока не знал, что это значит. Отчасти я не мог принять наличие зла. Если Бог есть, то почему Он допускает войны, болезни и мою учительницу мисс Баркер, которая заставила четвероклашек принести на «сладкую ярмарку» выпечку без сахара? А главное, идея Бога казалась мне поверхностной. Зачем нам невидимое и неслышимое божество? Может, Он и существует, но в этой жизни свидетельств мы не получим.
Колледж тоже не способствовал религиозности. Я поступил в светский университет, где больше изучали семиотику неоязыческих ритуалов, чем иудео-христианскую традицию. А Библия воспринималась как литература, замшелая книга, где правды не больше, чем в «Королеве фей»[6].
Конечно, мы изучали историю религии. Мы знали, как Библия способствовала многим величайшим достижениям: движению за гражданские права, благотворительности, отмене рабства. И конечно, как ее использовали, чтобы оправдать худшие вещи в мире – войну, геноцид и угнетение.
Долгое время я думал, что религия, при всей ее пользе, слишком рискованна в современных условиях. Уж очень много возможностей для злоупотреблений. Я полагал, что она постепенно исчезнет, как и другие архаизмы. Наука двигалась вперед. Скоро мы должны были оказаться в неопросветительском раю, где все решения принимают на основе железной логики в духе Спока[7].
Конечно, я ошибался. Библия – и религия в целом – остается могущественной силой, и сегодня она, возможно, еще влиятельнее, чем в дни моего детства. Поэтому в последние годы она стала моей навязчивой идеей. Неужели полмира заблуждается? Или моя религиозная слепота – это серьезный дефект личности? Что если я упускаю нечто важное – как тот, кто ни разу не слышал Бетховена и никогда не любил? И главное, теперь у меня есть маленький сын. И если неверие – это порок, я не хочу передать его по наследству.
Так я понял, что хочу исследовать религию. Оставалось понять, как это сделать.
Идею мне подал родственник – дядя Гил. Точнее, бывший дядя. Гил женился на моей тете и развелся с ней через несколько лет, но остается самым заметным членом нашей семьи. Мы – люди абсолютно светские, и Гил отдувается за всех. Возможно, он самый религиозный человек в мире. Гил духовно всеяден. Он еврей, ставший индуистом, провозгласивший себя гуру, восемь месяцев просидевший на скамейке в манхэттенском парке, не говоря ни слова, основавший хиппи-культ на севере штата Нью-Йорк. Потом он снова стал христианином, а в последней реинкарнации – ультраортодоксальным иудеем из Иерусалима. Может, я что-то упустил – кажется, еще он успел побыть синтоистом, – но общая мысль понятна.
На каком-то этапе духовного пути Гил решил воспринимать Библию буквально. Абсолютно буквально. Библия велит привязать деньги к руке (Второзаконие 14:25). Гил снял в банке три сотни долларов и привязал их ниткой к ладони. Библия велит носить кисти на краях одежды (Числа 15:38) – и Гил купил пряжи в рукодельном магазине, наделал кисточек и пришил их к воротнику и манжетам. Библия велит давать деньги вдовам и сиротам – и дядя стал бродить по улицам и искать вдов и сирот, чтобы выдать им наличность.
Примерно полгода назад, за обедом в бутербродной, я рассказывал другу Полу о причудливой жизни Гила – и тут меня озарило. То что нужно. Я тоже должен буквально следовать Библии. И тому есть несколько причин.
Во-первых, раз Библия требует от меня говорить только правду (Притчи 26:28), честно признаюсь: одной из причин было желание написать эту книгу. Пару лет назад я опубликовал историю о чтении Британской энциклопедии от начала и до конца, от A до Z – точнее, от ak (восточно-азиатский музыкальный инструмент) до Zywiec (город на юге Польши, прославившийся своим пивом). Что дальше? Какое интеллектуальное приключение может сравниться с этим? Я решил, что вариант только один: исследование самой влиятельной книги в мире, бестселлера всех времен и народов – Библии.
Во-вторых, этот проект станет моим пропуском в мир духовности. Я буду не просто изучать религию, а жить ею. Если в моем сердце есть «дыра в форме Бога», то я смогу ее заполнить. Если во мне есть скрытая склонность к мистике, за этот год она проявится. Если я хочу понять моих праотцов, то в этот год смогу пожить их жизнью – только без проказы.
В-третьих, мой проект позволит изучить серьезную и увлекательную тему библейского буквализма. Миллионы американцев говорят, что воспринимают Библию буквально. Согласно опросу Института Гэллапа 2005 года, их число приближается к 33 процентам, а по данным Newsweek за 2004 год – к 55 процентам. Буквальная трактовка Библии – как иудейской, так и христианской – определяет американскую политику относительно Ближнего Востока, гомосексуальности, исследований стволовых клеток, образования, абортов – и так далее, вплоть до покупки пива в выходные.
Но я подозревал, что буквализм почти всегда основан на произвольном выборе. Люди выдирают из текста фрагменты, соответствующие их взглядам – неважно, левым или правым. Только не я. Я наивно полагал, что сниму шелуху интерпретаций и открою истинную Библию. Я стану крайним фундаменталистом. Я буду бесстрашен. Буду в точности следовать Библии и пойму, что в ней вечно, а что устарело.
Я рассказал о своей идее жене Джули и предупредил ее: наша жизнь может ощутимо измениться. Она не стала скрипеть зубами и рвать волосы на голове – только тихо вздохнула. «У меня была слабая надежда, что в следующий раз ты напишешь биографию Элеоноры Рузвельт или что-то вроде того».
Всех – семью, друзей, коллег – заботило одно и то же: не уйду ли я в религию с головой, не закончу ли пасечником в монастыре и не переселюсь ли в свободную комнату в иерусалимской квартире дяди Гила.
У них был повод для беспокойства. Невозможно с головой погрузиться в религию и вернуться прежним человеком. По крайней мере для меня. Скажем так: если бы я прежний и я нынешний встретились за кофе, мы нашли бы общий язык. Но, возможно, оба вышли бы из кафе, качая головой и думая про себя: «У парня каша в голове».
Как обычно и бывает в библейских путешествиях, я часто оказывался в неожиданных ситуациях. Никогда не думал, что буду пасти овец в Израиле. Или гладить голубиное яйцо. Или находить утешение в молитве. Или слушать анекдоты про амишей от самих амишей. Я не думал, что увижу, как много у меня недостатков. И не ожидал обнаружить в Библии столько странностей. И не предполагал, что, как говорил Давид, «найду в Библии прибежище и возрадуюсь ей».
И это не ухоженная, «социально приемлемая» борода, а копна волос, наползающая на глаза и ниспадающая до ключиц.
Раньше я не разводил растительности на лице. Эксперимент вышел странным и поучительным. Меня приняли в тайное братство бородачей: мы киваем друг другу на улице и понимающе обмениваемся едва заметными улыбками. Незнакомцы подходят и гладят мою бороду, словно это щенок лабрадора или живот беременной женщины.
И я страдаю. Борода застревает в застежке-молнии. Ее дергает мой на удивление сильный двухлетний сын. Я потерял много времени, отвечая на вопросы секьюрити в аэропортах.
Меня спрашивают, не Смит ли моя фамилия[2] и не продаю ли я вместе с братом пастилки от кашля. Группу ZZ Top упоминают не реже трех раз в неделю. Прохожие кричат: «Йоу, Гэндальф!» А однажды назвали Стивеном Сигалом – интересно почему, ведь у него же нет бороды[3].
Я борюсь с жарой и зудом. Я потратил недельный заработок на бальзамы, пудру, мази и кондиционеры. Моя борода стала приютом для пенки от капучино и чечевичного супа. А еще она огорчает людей. По состоянию на сегодня уже две девочки расплакались, а один мальчик спрятался за мамину спину.
Но у меня добрые намерения. Заросли на лице – лишь самое явное физическое проявление духовных исканий, которые я начал год назад.
Моя цель такова: жить, во всем следуя Библии. Точнее, следовать ей буквально, насколько это возможно. Соблюдать Десять заповедей. Плодиться и размножаться. Любить ближнего своего. Платить десятину. А еще выполнять правила, которыми часто пренебрегают: не носить одежду из разнородных нитей, побивать камнями прелюбодеев. И, естественно, не портить края бороды (Левит 19:27). Я пытаюсь следовать Библии в целом, без разбора.
Пара слов о моем прошлом: я вырос в абсолютно светской семье в Нью-Йорке. Формально я иудей, но по сути не больше, чем Olive Garden[4] – итальянский ресторан. То есть не особо. Я не ходил в еврейскую школу и не ел мацу. В моей семье иудаизм проявлялся только в форме классического парадокса: когда мы водружали звезду Давида на рождественскую елку.
Не то чтобы мои родители осуждали религию. Просто она была им не нужна. Мы жили в XX веке, в конце-то концов. В нашем доме вера была почти запретной темой, вроде отцовской зарплаты или пристрастия сестры к сигаретам с гвоздикой.
Мои контакты с Библией были короткими и поверхностными. По соседству жил преподобный Шульце – добродушный лютеранский пастор, который сильно смахивал на Томаса Джефферсона. (Между прочим, его сын стал актером и, как ни странно, сыграл жутковатого священника в «Клане Сопрано»[5]). Преподобный отлично рассказывал о сидячих студенческих забастовках в 60-е. Но как только он заводил речь о Боге, мне казалось, что пастор говорит на незнакомом языке.
Несколько раз я был на бар-мицве, где отключался во время службы и гадал, у кого под ермолкой лысина. На похоронах деда по отцовской линии я с удивлением увидел, что церемонию ведет раввин. Как он мог расхваливать человека, которого в жизни не видел? Я был озадачен.
Пожалуй, это все, что я могу сказать о религии в моем детстве.
Я был агностиком, хотя пока не знал, что это значит. Отчасти я не мог принять наличие зла. Если Бог есть, то почему Он допускает войны, болезни и мою учительницу мисс Баркер, которая заставила четвероклашек принести на «сладкую ярмарку» выпечку без сахара? А главное, идея Бога казалась мне поверхностной. Зачем нам невидимое и неслышимое божество? Может, Он и существует, но в этой жизни свидетельств мы не получим.
Колледж тоже не способствовал религиозности. Я поступил в светский университет, где больше изучали семиотику неоязыческих ритуалов, чем иудео-христианскую традицию. А Библия воспринималась как литература, замшелая книга, где правды не больше, чем в «Королеве фей»[6].
Конечно, мы изучали историю религии. Мы знали, как Библия способствовала многим величайшим достижениям: движению за гражданские права, благотворительности, отмене рабства. И конечно, как ее использовали, чтобы оправдать худшие вещи в мире – войну, геноцид и угнетение.
Долгое время я думал, что религия, при всей ее пользе, слишком рискованна в современных условиях. Уж очень много возможностей для злоупотреблений. Я полагал, что она постепенно исчезнет, как и другие архаизмы. Наука двигалась вперед. Скоро мы должны были оказаться в неопросветительском раю, где все решения принимают на основе железной логики в духе Спока[7].
Конечно, я ошибался. Библия – и религия в целом – остается могущественной силой, и сегодня она, возможно, еще влиятельнее, чем в дни моего детства. Поэтому в последние годы она стала моей навязчивой идеей. Неужели полмира заблуждается? Или моя религиозная слепота – это серьезный дефект личности? Что если я упускаю нечто важное – как тот, кто ни разу не слышал Бетховена и никогда не любил? И главное, теперь у меня есть маленький сын. И если неверие – это порок, я не хочу передать его по наследству.
Так я понял, что хочу исследовать религию. Оставалось понять, как это сделать.
Идею мне подал родственник – дядя Гил. Точнее, бывший дядя. Гил женился на моей тете и развелся с ней через несколько лет, но остается самым заметным членом нашей семьи. Мы – люди абсолютно светские, и Гил отдувается за всех. Возможно, он самый религиозный человек в мире. Гил духовно всеяден. Он еврей, ставший индуистом, провозгласивший себя гуру, восемь месяцев просидевший на скамейке в манхэттенском парке, не говоря ни слова, основавший хиппи-культ на севере штата Нью-Йорк. Потом он снова стал христианином, а в последней реинкарнации – ультраортодоксальным иудеем из Иерусалима. Может, я что-то упустил – кажется, еще он успел побыть синтоистом, – но общая мысль понятна.
На каком-то этапе духовного пути Гил решил воспринимать Библию буквально. Абсолютно буквально. Библия велит привязать деньги к руке (Второзаконие 14:25). Гил снял в банке три сотни долларов и привязал их ниткой к ладони. Библия велит носить кисти на краях одежды (Числа 15:38) – и Гил купил пряжи в рукодельном магазине, наделал кисточек и пришил их к воротнику и манжетам. Библия велит давать деньги вдовам и сиротам – и дядя стал бродить по улицам и искать вдов и сирот, чтобы выдать им наличность.
Примерно полгода назад, за обедом в бутербродной, я рассказывал другу Полу о причудливой жизни Гила – и тут меня озарило. То что нужно. Я тоже должен буквально следовать Библии. И тому есть несколько причин.
Во-первых, раз Библия требует от меня говорить только правду (Притчи 26:28), честно признаюсь: одной из причин было желание написать эту книгу. Пару лет назад я опубликовал историю о чтении Британской энциклопедии от начала и до конца, от A до Z – точнее, от ak (восточно-азиатский музыкальный инструмент) до Zywiec (город на юге Польши, прославившийся своим пивом). Что дальше? Какое интеллектуальное приключение может сравниться с этим? Я решил, что вариант только один: исследование самой влиятельной книги в мире, бестселлера всех времен и народов – Библии.
Во-вторых, этот проект станет моим пропуском в мир духовности. Я буду не просто изучать религию, а жить ею. Если в моем сердце есть «дыра в форме Бога», то я смогу ее заполнить. Если во мне есть скрытая склонность к мистике, за этот год она проявится. Если я хочу понять моих праотцов, то в этот год смогу пожить их жизнью – только без проказы.
В-третьих, мой проект позволит изучить серьезную и увлекательную тему библейского буквализма. Миллионы американцев говорят, что воспринимают Библию буквально. Согласно опросу Института Гэллапа 2005 года, их число приближается к 33 процентам, а по данным Newsweek за 2004 год – к 55 процентам. Буквальная трактовка Библии – как иудейской, так и христианской – определяет американскую политику относительно Ближнего Востока, гомосексуальности, исследований стволовых клеток, образования, абортов – и так далее, вплоть до покупки пива в выходные.
Но я подозревал, что буквализм почти всегда основан на произвольном выборе. Люди выдирают из текста фрагменты, соответствующие их взглядам – неважно, левым или правым. Только не я. Я наивно полагал, что сниму шелуху интерпретаций и открою истинную Библию. Я стану крайним фундаменталистом. Я буду бесстрашен. Буду в точности следовать Библии и пойму, что в ней вечно, а что устарело.
Я рассказал о своей идее жене Джули и предупредил ее: наша жизнь может ощутимо измениться. Она не стала скрипеть зубами и рвать волосы на голове – только тихо вздохнула. «У меня была слабая надежда, что в следующий раз ты напишешь биографию Элеоноры Рузвельт или что-то вроде того».
Всех – семью, друзей, коллег – заботило одно и то же: не уйду ли я в религию с головой, не закончу ли пасечником в монастыре и не переселюсь ли в свободную комнату в иерусалимской квартире дяди Гила.
У них был повод для беспокойства. Невозможно с головой погрузиться в религию и вернуться прежним человеком. По крайней мере для меня. Скажем так: если бы я прежний и я нынешний встретились за кофе, мы нашли бы общий язык. Но, возможно, оба вышли бы из кафе, качая головой и думая про себя: «У парня каша в голове».
Как обычно и бывает в библейских путешествиях, я часто оказывался в неожиданных ситуациях. Никогда не думал, что буду пасти овец в Израиле. Или гладить голубиное яйцо. Или находить утешение в молитве. Или слушать анекдоты про амишей от самих амишей. Я не думал, что увижу, как много у меня недостатков. И не ожидал обнаружить в Библии столько странностей. И не предполагал, что, как говорил Давид, «найду в Библии прибежище и возрадуюсь ей».
Подготовка
И пусть он читает его во все дни жизни своей…
Второзаконие 17:19[8]
В намеренно произвольный день, 7 июля 2005 года, я начинаю подготовку. Вытаскиваю Библию, пылящуюся в дальнем углу книжной полки. Даже не помню, где ее взял, но выглядит она как платоновская идея Библии[9]. Такую использовали бы в вестерне 50-х годов, чтобы защитить главного героя от пули в грудь. На обложке тисненые буквы тусклого золота – «Святая Библия». Страницы, тонкие, как папиросная бумага, напоминают о любимой энциклопедии. Черная кожаная обложка пахнет в точности как родительский Plimouth Valiant 1976 года. Это успокаивает.
Приоткрываю Библию. На титульном листе напечатано: «Эта Библия – дар…», а дальше круглыми буквами выведено имя моей бывшей девушки. Хм. Выходит, я случайно присвоил детскую Библию подруги. Надеюсь, что случайно. Мы расстались десять лет назад, и точно я уже не помню. Так или иначе, это недобрый знак. По крайней мере, надо обязательно вернуть ее, когда я закончу.
Я уже читал Библию фрагментами, но никогда полностью – прямо от Бытия и до Откровения. Я трачу на это четыре недели, по пять часов в день. К счастью, у меня уже был опыт «марафонского» чтения во время проекта с Британской энциклопедией. Поэтому чувствую приятную ностальгию.
Я вношу в ноутбук каждое правило, каждое наставление, каждый совет, которые нахожу в Библии. По окончании у меня получается очень длинный список. Он занимает семьдесят две страницы. Это более семисот правил. Объемы потрясают. Будут затронуты все аспекты моей жизни: как я говорю, хожу, ем, моюсь, одеваюсь и обнимаю жену.
Многие из этих правил будут полезны для меня, и, надеюсь, к концу года я стану лучше. Например, такие: не лги. Не возжелай жены ближнего. Люби ближнего. Почитай родителей. Их там десятки. Я стану Ганди Верхнего Вестсайда.
Другие правила, кажется, не сделают меня добродетельнее. Я только стану еще более странным и фанатичным и, вполне вероятно, отдалюсь от друзей и семьи. Мойся после секса. Не ешь плодов с дерева, посаженного менее пяти лет назад. Плати работнику каждый день.
А еще есть немало правил, которые не просто вызывают недоумение, но и запрещены американскими законами. Например: круши идолов. Убивай магов. Жертвуй быков.
Это будет гигантский проект. Мне нужен план. Необходимо принять важные решения.
1. Какую версию Библии лучше использовать?
Библия, которую я взял с книжной полки, оказалась американским исправленным изданием. Это уважаемый перевод, родственный Библии короля Якова от 1611 года, – только без от «иже» и «яко».
Это хорошо. С другой стороны, есть еще множество версий – вроде бы только на английском их более трех тысяч. Одна из моих целей – выяснить, что в Библии говорится на самом деле, поэтому я решаю не полагаться на какой-то отдельно взятый перевод. Хочу сравнить и сопоставить как минимум некоторые из этих трех тысяч.
Я иду в библейский книжный в Среднем Манхэттене. Это огромный магазин размером с Walmart, с флуоресцентными лампами и длинным рядом касс. Продавец Крис – учтивый парень с телосложением олимпийского тяжелоатлета. Он показывает мне столы, на которых лежат Библии всех форм и размеров и всех языковых стилей: от простого английского Библии «Благая весть» до величественных каденций Иерусалимской Библии.
Он указывает вариант, который может мне подойти. Книга оформлена в точности как журнал Seventeen: фотомодель (в закрытой одежде) украшает обложку с выносками вроде «Каков ваш духовный IQ?».
А внутри есть боковые врезки – например, «Ревекка и ее мания контроля».
– Хороший вариант, если вы едете в метро и не хотите, чтобы другие знали, что вы читаете, – говорит Крис. – Никто не узнает Библию.
Какой странный и весьма прискорбный аргумент для продажи. Взрослому мужчине приличнее читать журнал для девочек, чем Библию? Не сомневайтесь, вы – в светском городе.
Я ухожу из магазина с двумя пакетами, полными Писаний. Но шопинг не закончен.
Вернувшись домой, захожу на Amazon.com и заказываю несколько переводов Библии на иврит и полдюжины справочников. Чтобы подстраховаться, добавляю «Библию для чайников» и «Полное руководство по Библии для дураков» – все, что подойдет умственно отсталым.
И это еще не учитывая изданий, которые присылают друзья. Один подарил водонепроницаемое для вылазок на природу, чтобы я мог изучать Писание даже во время потопов и прочих неприятностей из Ветхого Завета. Другой прислал версию в стиле хип-хоп, где Двадцать третий псалом гласит: «И это все Господь» (в более традиционном переводе – «Господь – мой пастырь»).
И теперь я, как в английской пословице, могу клясться на целой стопке Библий: почти до пояса высотой.
2. Что значит – буквально следовать Библии?
Буквально следовать Библии – каждому слову, абсолютно в точности, не отходя ни на йоту, – не просто пугающая перспектива. Это опасно.
Вот пример: в третьем веке ученый по имени Ориген, говорят, буквально истолковал стих из Евангелия от Матфея 19:12: «Есть скопцы, которые сделали сами себя скопцами для Царства Небесного», – и кастрировал себя. Впоследствии он стал видным богословом своего времени – и сторонником небуквального толкования.
Еще один пример: в середине XIX века, когда впервые применили анестезию для рожениц, поднялся шум. Многие решили, что это противоречит Божьим словам в Книге Бытие 3:16 – «Умножая умножу скорбь твою в беременности твоей; в болезни будешь рождать детей». Если у нас с Джули получится еще один ребенок, посмею ли я встать между ней и иглой для эпидуральной анестезии?
Ни за что.
Можно не сомневаться – когда-то любой отрывок Библии трактовали буквально. Я решил так не поступать. Это неправильно, совершенно излишне – и закончится тем, что я недосчитаюсь конечностей. У меня появился такой план: я попытаюсь найти изначальную цель библейского правила или наставления и буду в точности ей следовать. Если выражение явно фигуральное – и мне кажется, что так оно и было в случае со скопцами, – то я откажусь от буквальной трактовки. Если же появятся мало-мальские сомнения, склонюсь в сторону буквализма. Раз Библия запрещает врать, я постараюсь говорить только правду. Раз она велит побивать камнями богохульников, я поищу булыжник.
3. Должен ли я следовать Ветхому Завету, Новому Завету или обоим?
Оба Завета во многом учат одному и тому же. Однако есть и существенные различия. Поэтому я решил разделить свой путь на этапы.
Я посвящу бо́льшую часть года – около восьми месяцев – Ветхому Завету, потому что в нем содержатся основные библейские правила. Он состоит из тридцати девяти книг, в которых объединены повествование, генеалогия, поэзия и очень, очень много законов. Только в первых пяти книгах – Пятикнижии Моисеевом – их сотни, включая и важнейшие Десять заповедей, и атавистичные с виду законы о казни гомосексуалистов. Не говоря уже о боговдохновенных советах в более поздних книгах. Притчи – собрание мудрых изречений царя Соломона – учат, как воспитывать детей и жить в браке. Псалмы показывают, как совершать богослужения. Я буду соблюдать эти правила. Или хотя бы попытаюсь.
Поскольку я еврей, мне гораздо комфортнее жить по Ветхому Завету и писать о нем (или, как предпочитают говорить иудеи, по еврейской Библии, поскольку слово «ветхий» подразумевает «устаревший», а «новый» – «улучшенный»). Но в последние четыре месяца я хочу исследовать – хотя бы в какой-то степени – учение христианской Библии, Нового Завета.
Проигнорировать Новый Завет означало бы упустить половину истории. Евангелистское движение и буквальная интерпретация Библии имеют огромное влияние, как положительное (они сыграли огромную роль в помощи Дарфуру[10]) так и, с моей светской точки зрения, не очень (крайне правые фундаменталисты развивают движение креационизма).
Естественно, есть и очень известные христианские буквалисты – консерваторы вроде Джерри Фалуэлла или Пэта Робертсона[11]. Я планирую встретиться с ними в этом году. Но также мне хотелось бы познакомиться с группами евангелистов вроде христиан Красной буквы, которые ставят целью буквальное (в их понимании) следование учению Христа о сострадании, ненасилии и перераспределении богатства.
Есть ли вообще в Новом Завете свод законов – спорный вопрос. Зависит от того, что вы понимаете под законом. Однако в нем много поучений, которым следовали с разной степенью точности – от иисусовых «подставь другую щеку» и «люби врага своего» до наставления апостола Павла о коротких стрижках у мужчин. Честно говоря, я еще не отточил все детали моего плана относительно Нового Завета, но надеюсь разобраться с ними, когда обрету духовную опору.
4. Нужны ли мне наставники?
Библия гласит: «Не хорошо быть человеку одному». Кроме того, пока я двигаюсь вслепую. Поэтому за две недели собираю совет духовных наставников: раввинов и христианских священников – и консервативных, и таких, которые разве что матом не ругаются. Среди них и друзья друзей, и люди, на чьи фамилии я натыкаюсь в комментариях к Библии. Буду обращаться к ним как можно чаще.
Кроме того, я даю обет выбираться из дома. Я познакомлюсь с общинами, которые имеют свой подход к буквальному толкованию Библии – среди прочих это будут ультраортодоксальные иудеи, члены древней секты самаритян и амиши.
Наставники будут давать мне советы и вводить в курс дела. Но последнее слово останется не за ними. Оно будет за Библией. Я не хочу следовать какой-то одной традиции. Каким бы наивным я ни был и как бы ни заблуждался, я хочу открыть Библию для себя, даже если придется идти окольными путями. Как говорит мой друг, это будет «религия в стиле “сделай сам”». Возможно, я отдам предпочтение одной из традиций. Или создам собственную иудео-христианскую секту – пока не знаю.
Как я и ожидал, не все сочли мой проект хорошей идеей. Тетя Кейт, которая осталась ортодоксальной еврейкой даже после развода с противоречивым Гилом, сказала, что я, как говорит наш народ, «мешуга»[12].
Впервые я обсудил мою идею с ней в начале августа. Мы были дома у деда – сидели в столовой вокруг большого стола. Кейт только что переоделась после заплыва в бассейне. (Она отказывается носить купальник из соображений скромности, поэтому плюхнулась в воду в длинном черном платье с широкой юбкой. Это меня впечатлило – даже пляжный спасатель утонул бы, если бы нацепил на себя так много мокрой ткани.) Когда я объяснил тете идею книги, ее брови взмыли вверх.
– Правда? – спросила Кейт.
Потом она засмеялась. Я подумал, что тетя отчасти рада: кто-то в нашей семье безбожников проявил интерес к религии. Но, отсмеявшись, она выразила озабоченность:
– Это неправильно. Тебе нужен устный закон. Недостаточно соблюдать письменный. Без устного он не имеет смысла.
Традиционная позиция иудеев такова: Библия – или письменный закон – была написана сжато. Это фактически конспект. Поэтому необходим устный закон. Раввины раскрыли для нас смысл Библии в книгах вроде Талмуда, основанных на устных поучениях старейшин. Библия говорит, что в шаббат надо «отдыхать», но только раввины объяснят вам как. Можно ли заниматься физическим упражнениями? Можно ли готовить? Можно ли заходить на сайт drugstore.com?
Без раввинов я похож на главного героя из фильма начала семидесятых «Величайший американский герой»[13]. Он нашел ярко-красный костюм, который дает сверхвозможности, но потерял инструкцию и все время вреза́лся в стены на лету.
Некоторые консервативные христиане тоже были озадачены. Они сказали, что я не могу полностью понять Библию, не приняв божественную сущность Христа. И что многие законы – например, о жертвоприношении животных – аннулированы с его смертью.
И у меня действительно появились сомнения. Доводы-то разумные. Меня разрывало на части, я беспокоился по поводу своего подхода, монументального невежества, отсутствия подготовки и неизбежных грубых ошибок. И чем дальше я читал, тем лучше понимал, что Библия – не просто книга.
Это книга книг, как говорится в одном из моих справочников. Я люблю энциклопедию, но она не породила тысячи сообществ, следующих ее тексту. Она не определила действия, ценности, смерть, личные взаимоотношения, военное дело и манеру одеваться миллионов людей за три с лишним тысячелетия. Никого не казнили за перевод энциклопедии на другой язык, как это сделали с Уильямом Тиндейлом, когда он издал первый популярный перевод Библии на английский. Ни один президент не присягал на энциклопедии. Мне стало страшно.