Кроме того, надо было подготовить полевую сумку – конечно, не такую красивую, как старые офицерские планшетки наших руководителей, но хотя бы в чем-то на них похожую; взять миллиметровку для вычерчивания планов, карандаши, линейки и ластики. В горячке первых сборов была забыта такая абсолютно необходимая вещь, как компас – и этот факт нашел отражение в словах песни Дениса Шилова, посвященной нашей первой разведке.
Итак, первая самостоятельная разведка нашего кружка состоялась под Челябинском, по берегу Второго озера. Помню, что в ней участвовали Денис Шилов, Женя Давыдов, я, Марик Вербовецкий, Виктор Лысенко, Марина Кузнецова и Света Шумакова; может быть, был кто-то еще. Кажется, именно Женя и Марина первыми нашли в прибрежной размываемой полосе фрагменты керамики эпохи бронзы – свидетельство расположения здесь древнего поселения.
С большим энтузиазмом мы собирали их в холодной воде, затем я закатал штаны и отправился искать находки на глубину. Глубина никак не наступала, склон берега оставался очень пологим, и я ушел в озеро весьма далеко, на что товарищи начали кричать, что я ухожу «в коммунизм».
Впоследствии мы выезжали еще несколько раз: переобследовали поселение на берегу Шершневского водохранилища в районе станции Смолино, долго ходили полями и перелесками между станциями Смолино и Бутаки – в этой разведке нашли только один скребок, правда, красивый; осматривали берега Миасса ниже Шершневской плотины; обобрали весь кремень со стоянки на озере Новосинеглазово – ее площадку буквально в тот же год застроили новыми садовыми домиками.
Всё найденное мы пытались документировать и, конечно же, немедленно относили в археологическую лабораторию пединститута. Страсть к личному коллекционированию находок не была присуща никому из нас, все мы были увлечены не находками как таковыми, а самой археологией. Николай Борисович с большим скепсисом относился к нашему энтузиазму и несколько неумеренной активности, однажды довольно сильно отругал за то, что обобрали стоянку буквально до последнего, самого маленького отщепа – никакого смысла в хранении такого количества отщепов в фондах он не видел, а вот пятно подъемного материала, маркирующее археологический памятник на местности, мы основательно и без всякой на то необходимости проредили. Вообще говоря, такого рода самостоятельные разведки без соответствующего документа – Открытого листа – запрещены законодательством, но четверть века назад на такие вещи смотрели проще, да и в любом случае мы совершали эти выходы не «от себя лично», а «от кружка и археологической лаборатории», хотя зачастую и по собственной инициативе.
Образы нашей первой разведки сохранились в словах песни, написанной где-то вскоре, «по горячим следам», Денисом Шиловым. Первую строфу я забыл, помню только две последние строки:
Вторая строфа начиналась с упоминания о моих достижениях:
…Второе озеро – не Крым,
Здесь поселенья не найти.
Упоминание университета – «конкурирующей» археологической организации здесь, конечно же, не случайно и должно в том числе продемонстрировать лояльность перед тем, кому посвящена третья строфа – перед нашим шефом, Николаем Борисовичем Виноградовым:
Пусть Федор компас позабыл
И ищет пальцем, где восход.
Пусть он случайно допустил
Ошибку градусов на сто…
Да и наводит мятый план
Ассоциации не те,
Но мы найдет такой курган,
Что ахнет университет;
Да, мы найдем такой курган,
Что сдохнет университет.
Мы вспоминаем шефа здесь,
Хоть лучше бы не вспоминать,
От той лишь мысли, что он есть,
Холодным потом вся спина,
Да что ему авантюризм,
Он не поймёт наверняка,
Как можно топать в коммунизм
В непромокаемых носках.
Но, может, всё-таки поймет
И скажет даже: «молодцы»,
И лишь легонько упрекнет,
Что не разведка, мол, а цирк.
Тогда в наш следующий поход,
Я вам ручаюсь головой,
Что кто-то солнце принесет
В кармане сумки полевой.
Подводная лодка уходит под лед
Клуб юных археологов «Формика» времен нашей школьной юности был очень крупной и основательной организацией. В него входило, пожалуй, не меньше полутора десятков археологических кружков города Челябинска и Челябинской области. Жизнь клуба была активной и насыщенной. Помимо еженедельных занятий с нашими руководителями кружков и участия летом в полевых археологических исследованиях, а весной и осенью – в учебных разведочных выходах, клуб проводил несколько крупных мероприятий. Осенью это была большая клубная встреча «Кто бывал в экспедиции», весной – тематический костюмированный вечер «Археологическая мозаика», к которому каждый археологический кружок готовил свои выступления. Кроме того, зимой и весной мы готовили доклады и выступали с ними на различных школьных, а потом даже на студенческих конференциях. Еще школьником я впервые попал на знаменитый УПАСК – Урало-Поволжскую археологическую студенческую конференцию, в том году она проходила в Уфе, мы жили с Николаем Борисовичем в студенческом общежитии и, к счастью, еще не принимали участия в эпических УПАСКовских пьянках.
Весенние сборы 1990 года, Леонид Вячеславович Туфленков
Кроме того, каждую весну проходили археологические сборы на той или иной базе отдыха под Челябинском. Здесь выполнялась разнообразная учебная программа, устраивались костюмированные выступления, проводились викторины на исторические и археологические темы. Для нас это была возможность выехать на три-четыре дня на весеннюю, только оттаивавшую от снега природу, погулять по окрестностям, естественно, устроить себе и своим сахемам какое-нибудь развлечение.
Наш кружок и примкнувшие лица с Леонидом Вячеславовичем Туфленковым и его супругой Галиной Леонидовной. Женя Давыдов, Сергей Гридин, Саша Виницкий, Настя Асанова, Света Шумакова, Марина Кузнецова, Света Зырянова, Ольга Гейго и другие
Как-то мы ночью забаррикадировали дверь в комнату нашего любимого руководителя Леонида Вячеславовича. При этом, мягко говоря, не учли, что Леонид Вячеславович приехал на сборы не один, а с беременной супругой. В общем, разметав поутру нашу баррикаду, он был весьма гневен и настойчиво советовал больше так никогда не шутить.
Еще мы устраивали «спарринги» – своеобразные рукопашные бои один на один по каким-то не совсем понятным правилам. Предполагалось, что они не должны приводить к сколько-нибудь ощутимым увечьям, однако как-то раз Денис Шилов умудрился столь удачно засветить ногой в челюсть Виктору Лысенко, что тот откусил себе кусочек щеки. В итоге Виктор на все время сборов не мог ничего есть, и мы вдвоем или втроем, из чувства дружеской солидарности, не ели вместе с ним, а вместо еды громко распевали в столовой: «Здесь двадцать восемь храбрецов сошлись на смертный бой, и вот один уже лежит с пробитой головой».
Как-то ночью Виктор собрался навестить комнату наших девушек – не для каких-то определенных целей, а просто дабы показать свою удаль. При этом две наши комнаты и комната девушек располагались в разных концах коридора на втором этаже жилого корпуса, а в холле коридора устроили вечерне-ночные посиделки наши сахемы, так что пройти через него незамеченным было невозможно. Виктор решил идти снаружи, выбрался за окно и отправился в путь по карнизу, держась руками за какую-то деревянную планку. Планка, однако, оказалась ненадежной и вскоре начала отрываться. Тогда Виктор понял, что надо спасаться, и, дабы не падать со второго этажа на бетонную отмостку, срочно катапультировался внутрь корпуса через ближайшую форточку, изрядно переполошив спящих обитателей комнаты.
Леонид Вячеславович раздает нам оружие
А уже на следующий день Витя очень выручил меня, умудрившегося в чистом поле провалиться под лед. Мы отправились куда-то на прогулку – вероятнее всего, куда глаза глядят, и я шел по заснеженному полю, во весь голос распевая известную песню Юрия Визбора про подводников:
Кроме того, каждую весну проходили археологические сборы на той или иной базе отдыха под Челябинском. Здесь выполнялась разнообразная учебная программа, устраивались костюмированные выступления, проводились викторины на исторические и археологические темы. Для нас это была возможность выехать на три-четыре дня на весеннюю, только оттаивавшую от снега природу, погулять по окрестностям, естественно, устроить себе и своим сахемам какое-нибудь развлечение.
Как-то мы ночью забаррикадировали дверь в комнату нашего любимого руководителя Леонида Вячеславовича. При этом, мягко говоря, не учли, что Леонид Вячеславович приехал на сборы не один, а с беременной супругой. В общем, разметав поутру нашу баррикаду, он был весьма гневен и настойчиво советовал больше так никогда не шутить.
Еще мы устраивали «спарринги» – своеобразные рукопашные бои один на один по каким-то не совсем понятным правилам. Предполагалось, что они не должны приводить к сколько-нибудь ощутимым увечьям, однако как-то раз Денис Шилов умудрился столь удачно засветить ногой в челюсть Виктору Лысенко, что тот откусил себе кусочек щеки. В итоге Виктор на все время сборов не мог ничего есть, и мы вдвоем или втроем, из чувства дружеской солидарности, не ели вместе с ним, а вместо еды громко распевали в столовой: «Здесь двадцать восемь храбрецов сошлись на смертный бой, и вот один уже лежит с пробитой головой».
Как-то ночью Виктор собрался навестить комнату наших девушек – не для каких-то определенных целей, а просто дабы показать свою удаль. При этом две наши комнаты и комната девушек располагались в разных концах коридора на втором этаже жилого корпуса, а в холле коридора устроили вечерне-ночные посиделки наши сахемы, так что пройти через него незамеченным было невозможно. Виктор решил идти снаружи, выбрался за окно и отправился в путь по карнизу, держась руками за какую-то деревянную планку. Планка, однако, оказалась ненадежной и вскоре начала отрываться. Тогда Виктор понял, что надо спасаться, и, дабы не падать со второго этажа на бетонную отмостку, срочно катапультировался внутрь корпуса через ближайшую форточку, изрядно переполошив спящих обитателей комнаты.
А уже на следующий день Витя очень выручил меня, умудрившегося в чистом поле провалиться под лед. Мы отправились куда-то на прогулку – вероятнее всего, куда глаза глядят, и я шел по заснеженному полю, во весь голос распевая известную песню Юрия Визбора про подводников:
В момент повторения припева я внезапно оказался подо льдом и на протяжении нескольких секунд не мог понять, что происходит. Я барахтался в ледяной воде, под ногами была пустота. Друзья протянули руки и помогли мне выбраться. Оказывается, прямо посреди поля была выкопана изрядно глубокая яма, эта яма по весеннему времени полностью наполнилась водой, а сверху покрылась коркой льда. Не заметив его, я провалился и ушел под лед вместо подводной лодки из песни Визбора.
Прощайте, красотки, прощай, небосвод,
Подводная лодка уходит под лед,
Подводная лодка, морская гроза!
Под черной пилоткой – стальные глаза.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента