Стемнело. Откуда-то снизу слышны душераздирающие крики дерущихся друг с другом хищников. От боли в туго связанных руках и ногах и от страха перед смертью она плачет, и слезы улетают в ночное небо, подхваченные вольным ветром.
   Она не может представить себя мертвой, не в силах понять, что эти часы — последние в ее жизни. Она крутится и дергается, думая, что видит сон и ей надо проснуться. Но тотчас понимает, что это не сон и все ее страхи настоящие...

Глава 9
Анубис

   Рано утром, когда серебристый туман еще висел на покатых улицах, идущих от Чаринг-Кросс к набережной, старший инспектор Иэн Харгрив отдавал своим людям приказ убрать труп Жабы с ограды страховой компании. В сопровождении полицейского хирурга двое констеблей приблизились к телу и принялись за дело, стараясь нанести как можно меньше вреда внутренним органам. В связи с состоянием трупа, его голова и плечи уже были положены в пластиковый мешок. Пока Харгриву удавалось держать на расстоянии зевак, так как он заранее дал приказ перекрыть улицу с обеих сторон.
   — Какого черта здесь делает Каттс? — Инспектор показал большим пальцем на лысого человека в коричневом плаще, который прорвался через полицейский кордон и теперь направлялся к ним. Он набросился на одного из офицеров: — Я, кажется, ясно сказал: пока нет лабораторных отчетов, в газетах ничего не должно появиться.
   — Хотелось бы вам напомнить, — заявил Стэн Каттс, прокладывая себе дорогу к месту происшествия, — что мой долг — снабжать общественность информацией, касающейся ее прав и безопасности...
   — Убирайтесь отсюда, Каттс. Вы не журналист, вы бульварная кляча, и плевать вам на чьи-то права. — Инспектор махнул рукой. — Кто-нибудь, уберите его отсюда.
   Год назад репутация Харгрива сильно пострадала, потому что Каттс в своей газете публично обвинил его в неправильном ведении дела. С тех пор старший инспектор отказывался общаться с репортерами, разве что на официальных пресс-конференциях. В то же время, осознавая их силу, он старался, чтобы отчуждение не выглядело слишком нарочитым. Один из двух констеблей, регулировавших движение на углу Грэвен-стрит, подошел к Каттсу и положил руку ему на плечо.
   — Только один вопрос, инспектор! — крикнул Каттс, подчиняясь констеблю. — Это никак не связано с вашим провалом в деле вампира с Лестер-стрит?
   Харгрив резко повернулся на каблуках, и лицо у него пошло красными пятнами.
   — Черт возьми, вы сами знаете, что нет. — В голосе Харгрива появились угрожающие ноты. — Если вы во что бы то ни стало намерены связать эти два дела, то я перекрою вам все доступы к информации.
   — Значит, происходит нечто серьезное, — сделал вывод Каттс. — В любом случае, как вам известно, мы теперь можем получать информацию из разных источников, хотя, конечно же, я предпочел бы из первых рук. — Каттс знал больше, чем говорил. От его “вечного” пальто несло потом и виски, и Харгрив подумал, что он больше похож на какого-нибудь любителя порнографии, чем на журналиста, занимающегося убийствами. — Дайте мне информацию, и я вам обещаю, что ни одно напоминание о прошлом никогда не просочится ни в один мой репортаж.
   — Вы хотите получить информацию? — переспросил Харгрив, и на его лице появилась кислая усмешка. — Отпустите его, Дункан. — И он повел репортера к пластиковому мешку, лежавшему возле полицейской “скорой помощи”. Там он аккуратно стянул мешок с головы трупа. — Мужчина, лет около двадцати, упал на ограждение, которое проткнуло его насквозь в области шеи, груди и правого бедра.
   Каттс наклонился над трупом и заметно побледнел.
   — А что у него с глазами и с горлом? Это не может быть следствием падения. Что это?
   Теперь пришла очередь Харгриву разыгрывать из себя незнайку. Он пожал плечами:
   — Этого мы пока не знаем. — Харгрив постарался переключить внимание репортера на себя, чтобы тот не заметил огромного ворона, тоже помещенного в пластиковый мешок, не желая, чтобы таинственная связь между ним и человеком выплыла наружу раньше, чем до нее докопается полиция. — Дайте мне пару дней, и вы получите эксклюзив, скажем, на сутки.
   — Послушайте, Харгрив, сначала мальчишка на Пиккадилли, а теперь вот это... Может быть, опять какой-нибудь маньяк-убийца?
   “Новое появление Рэмбо на крыше”. В городе предпраздничная суматоха. Неплохо может получиться.
   — От одного неосторожного слова, не дай Бог, может возникнуть паника. Поэтому я вас предупреждаю, если вы соедините эти две смерти, я привлеку вас к ответственности за то, что вы мешаете ведению следствия... скажем, фальсифицируете информацию, а?
   — Кто это фальсифицирует? Да тут и думать нечего.
   — Вы получите официальное опровержение.
   — Господи, что случилось с полицейской честностью?
   — Она, наверное, начиталась вашей газеты.
   — Тридцать шесть часов, — начал торговаться Каттс, который знал достаточно, чтобы осмелиться немножко надавить на инспектора. — Дайте мне эксклюзив на тридцать шесть часов, и я ни строчки не напечатаю до четверга.
   — Вы и так получили много. Кстати, а как вы узнали?
   — Ну нет, старик, я свои связи не выдаю. И вам это хорошо известно.
   Харгрив улыбнулся про себя, ведь он заранее продумал, как ему держать прессу на расстоянии. Теперь он может арестовать Каттса за разглашение информации, если репортер осмелится переступить черту. А тем временем инспектор решил вести два досье — одно для себя, другое — для прессы.
   — Они чуть не потеряли ее по дороге. Ты этого не знала? — Харгрив прикурил одну сигарету от другой и посмотрел на памятник. Гранитный обелиск, известный под названием “Игла Клеопатры”, устремлялся в небо цвета позднего снега. Сержант Джэнис Лонгбрайт проследила за его взглядом. — “Иглу” везли из Александрии в железном понтоне, представляешь, как огромную сигару в коробке! А в Бискайском заливе их захватил шторм. Шесть человек смыло за борт, и они утонули. Зато “Игла” была спасена. — Он повернулся к Джэнис и улыбнулся. — Это было почти за полтора тысячелетия до Иисуса Христа. Памятник богам, о которых нам почти ничего неизвестно. А что сделали британцы? Воткнули его на набережную, а под него закопали бритву, коробку с булавками и экземпляр путеводителя по Брэдшоу-Рэйлуэй. Вот боги-то, верно, посмеялись!
   Джэнис смотрела, как дыхание Харгрива превращается в белый пар в сыром воздухе возле Темзы. Потом она осторожно просунула руку ему под локоть, не желая нарушать течения его мыслей.
   Она знала, что должна быть какая-то особенная причина, иначе он не предложил бы ей встретиться в этом странном месте. Иэн никогда и ничего не делал без причины. Не то чтобы у него не было воображения, как раз наоборот, в его мыслях всегда было нечто парадоксальное, отчего она обычно с интересом внимала ему. Убрав с глаз каштановую прядь, она еще раз взглянула на памятник.
   — Что ты знаешь о древних египтянах?
   Он бросил сигарету на тротуар и наступил на нее, глядя Джэнис в лицо. Она задумалась.
   — Ну, они очень почитали мертвых. Это не они хоронили с хозяевами живых слуг? Кажется, это связано с Анубисом. У него была собачья голова. — Она пожала плечами. — Я не очень-то любила историю.
   — У Анубиса была голова шакала, и он был богом мертвых. Считается, что он придумал бальзамирование трупов. Ладно, а как насчет воронов?
   — Воронов?
   — Парня клевал ворон. Большой, около двух футов. Он был привязан к его шее.
   — Вроде бы их можно научить говорить. И они очень долго живут. Извини, я мало что знаю.
   — Погуляем? — Харгрив махнул головой в сторону Хангерфорд-Бридж. — Должна быть связь между двумя трупами, но я никак не могу понять, какое отношение подросток с полным ртом египетского ила имеет к ворону.
   — Почему бы тебе не подождать лабораторных анализов? — спросила Джэнис. — Ты посылал ребят наверх?
   — Первым делом. Ничего не нашли. Такое впечатление, что там прибрали перед нашим приходом. Да и дождь нам не помощник.
   — Кстати, токсикологический анализ показал наличие метадона и бензедрина в трупе с Пиккадилли. Однако кто этот мальчишка, до сих пор установить не удалось.
   Они молча прошли под мостом.
   — У меня плохое предчувствие, — сказал наконец Харгрив. — Словно мы ищем иголку в стоге сена. Я всегда думал, что понимаю и знаю этот город. Сейчас все изменилось. Кто-то пришел на смену старому уголовному миру.
   — То есть?
   — Я не знаю.
   Харгрив уже решил, что ему делать. С сегодняшнего вечера он будет по нескольку часов проводить с компьютером, который вполне в состоянии дублировать логическую человеческую мысль, а Харгрив научил его мечтать или по крайней мере делать такие логические прыжки, которые похожи на подсознательные ассоциации. Подобрав определенные ключевые слова и фразы и крутя ими, он сможет заставить компьютер свободно двигаться в море случайных мыслей и соображений. Поначалу он хотел было объяснить свою систему желающим, но потом решил подождать удобного случая. Сейчас он чувствовал себя совершенно разбитым от мысли, чем могут закончиться его исследования.
   Тогда он взглянул на очаровательную мисс Лонгбрайт, которая так выходила из тьмы под мостом, словно послевоенного рождения красотка шагала к богатству, и он заставил себя задуматься о более приятных вещах.

Глава 10
Записи

   “Члены ордена, которым приходится исполнять официальные обязанности, должны носить простые черные туники и ленты из цветного шнура. Головные уборы в честь Феба надеваются только во время церемонии, и то не всегда. Когда-то церемонии были призваны поддерживать дисциплину, теперь же они существуют единственно для поддержания старых традиций и происходят под двумя лампами, символизирующими красоту Дианы и чистоту Аполлона. Орден сохранился неизменным до Нового Времени”.
   Сидя в поезде, который вез его до Бельсайз-парка, Роберт аккуратно перевернул исписанную от руки страничку. Как только возле него освободилось место, он занял его и еще раз открыл тетрадь. То, что он читал, было не рукописью, а скорее не связанными друг с другом, заметками, которые должны были создать фактическую основу новой книги. Едва поезд двинулся дальше по направлению к Чок-Фарм, Роберт открыл первую страницу. На ней не было ничего, кроме адреса и подписи Шарлотты Эндсли. Ни даты, ни сюжета. На второй странице она писала уже не ручкой, а напечатала на машинке столбиком несколько названий:
   ГЛАВНЫЕ СТАНЦИИ:
   Холфорд
   Ломбарде
   Джонс
   Уинд
   Рен
   Барри
   Бедфорд
   Роберт долго смотрел на эти слова, стараясь углядеть какую-нибудь связь. Он не встречал ни одного из этих названий в Лондоне. Перевернув страницу, Роберт прочитал на обратной стороне написанную рукой Шарлотты Эндсли фразу: “Много других станций существует в городе, но эти — самые загруженные”. Подстегиваемый любопытством, он перелистал еще страничек шесть, заполненных непонятными именами и цифрами. Неожиданно он наткнулся на дату, словно нарочно предназначенную для чужого глаза.
   Роберт оторвал голову от тетради, когда платформа Чок-Фарм уже осталась позади. Ему надо было пересесть на Кэмдентаун, чтобы ехать в центр и выйти на Лестер-сквер. Скиннер наверняка будет его искать. Он посмотрел на свое отражение в стекле. Чуть дальше парочка двенадцатилетних обритых наголо оболтусов что-то усердно писала на стекле черным карандашом. В углу притулился бродяга, качая в такт поезду головой. Свисающие по всему вагону с потолка кожаные петли тоже качались, особенно когда состав пересекал другие линии.
   Роберт вытащил карандаш и попробовал расшифровать одну из цифровых задачек, но у него ничего не получилось, и он бросил эту затею. Еще одна страница. Седьмая. Здесь записи стали более плотными, словно что-то изменилось в планах автора. Следующая страница выглядела так:
   ГЕРМЕС
   АПОЛЛОН
   ДИАНА
   МЕРКУРИЙ
   ВЕНЕРА
   МАРС
   ЮПИТЕР
   САТУРН
   Роберт удивился. Почему именно эти боги возглавляют список? Он чувствовал, что это только подступы к главной теме, которая все еще ускользала от него. В книге были малопонятные обрывки информации, возможно не имеющие никакого отношения к делу, и еще слабо прочерченная карта путешествий, не поддающихся никакому разумному осмыслению. Вероятно, здесь требовался ум посильнее, чтобы связать вместе разрозненные куски. Ему нужен был помощник, чтобы разгадать загадки чужой тетради, кто-нибудь, с кем он мог бы играть в эти игры долгими зимними вечерами.
   Поезд вновь тронулся. Холодный ветер уже высушил улицы, и только над крышами серых бетонных домов сплетались и расплетались белые облака. Зато глубоко под землей пассажиры изнывали от духоты и сырости.
   На работу Роберт должен был являться ежедневно, так что дорога Северный Лондон — Уэст-Энд была ему привычна, он пользовался ею почти постоянно. Однако он понимал, что когда-нибудь ему придется ездить и в других направлениях тоже, что ему необходимо прекратить быть затворником и найти себе друзей. В конце концов, так живут все, создают себе круг знакомых, имеют явных и тайных любовников и врагов, людей, которых не замечаешь и которых встречаешь с радостью, или безразличием, или наигранным удовольствием. Однако одна лишь мысль, что на вечеринках надо разговаривать с незнакомыми людьми, связывала ему язык и мутила мозги.
   Может быть, Сара Эндсли тоже была такой? Эшкрофт, агент, сказал же, что она исчезла. Недаром она скандалила с матерью, вряд ли одобрявшей ее образ жизни. Она связалась явно не с теми, иначе как объяснить двух дылд, сопровождавших ее домой, и странную компанию, заснятую Розой... Что там было такое на фотографии, что не дает ему покоя?
   Роберт перевернул еще одну страницу и прочитал: “Кое-что о Натаниэле Залиане”. Похоже на звучание колокола. Дальше шло:
   “До 1980 года врач в больнице Ройал-Фри в Хэмпстеде. Ушел в результате скандала, связанного с профессиональной небрежностью или преступлением. Дело было передано в суд. Развелся в 1981 году. Потом прошел курс антиалкогольного лечения. В 1982 году продал квартиру в Хэмпстеде, закрыл счет в банке и исчез”. “Хэмпстед — Хайгейт экспресс” напечатала материал под заголовком: “ПРОПАВШИЕ НАРКОТИКИ. ПОДОЗРЕВАЕТСЯ ВРАЧ КЛИНИКИ”. В самом низу страницы Шарлотта написала: “Залиан — скисшие идеалы”.
   Следующая страница была заполнена аккуратно вычерченными диаграммами. Наверху заголовок: “ЛУННО-СОЛНЕЧНЫЙ ЦИКЛ”, а чуть ниже: “ЛУННО-СОЛНЕЧНЫЙ КАЛЕНДАРЬ НА 1989 ГОД”.
   Роберт нахмурился. Как раз когда поезд въехал на станцию, у него в голове мелькнула странная мысль. Спрятав тетрадь, он рванулся с места и, едва двери начали раздвигаться, выпрыгнул на платформу. Перескакивая через две ступеньки, он взбежал по эскалатору и бросился прямиком к телефонной будке.
   — Минутку, минутку, говорите помедленнее, я ничего не понимаю. Но сначала признайтесь, отчего в вас такая перемена, — проговорила Роза с подозрительной холодностью.
   — Я вам все объясню. Я должен показать вам тетрадь, которую нашел в квартире Шарлотты.
   — Вы мне уже показывали.
   — Нет. Тогда я полагал, что это черновик романа. А теперь я думаю совсем по-другому. Подождите. — Роберт обернулся к бродяге, который играл на гармонике чуть ли не над его ухом: — Вот тебе двадцать пенсов и, пожалуйста, катись отсюда.
   — Господь благословит тебя, — пробормотал тот и потащился к следующей будке.
   Роберт опять заговорил в трубку:
   — Я могу быть у вас через двадцать минут. — А я думала, что вы должны быть на работе. — Позвоню и скажу, что заболел.
   На другом конце провода тяжело вздохнули:
   — Если вы хотите кофе, то будете сами варить.
   — Хорошо. Я вам такой кофе сварю, какого вы никогда не пили.
   — Ну нет, милый, наверняка пила. И она повесила трубку.
   Роберт тоже повесил трубку и побежал к эскалатору. Если ничего больше не выйдет, так он по крайней мере хоть возместит убытки.
   Роберт взглянул на часы. Два пятнадцать. На полу в Розиной квартире были аккуратно разложены более сорока листочков из тетради Шарлотты Эндсли. Роза в своей необъятной рубашке ползала из угла в угол на коленях и терпеливо разбирала, что на них написано или напечатано. В комнате стоял запах свежезаваренного кофе. Роберт подошел к листочку с диаграммами.
   — Вот что заставило меня задуматься, — сказал он, беря листок в руки и передавая его Розе. — Лунно-солнечный цикл. Судя по всему, это греческий календарь, если посмотреть на фазы луны. Я сравнил с моим дневником, и оказалось, когда ты снимала на крыше, было полнолуние.
   — Ага.
   — Ты что?
   — Луна была полная, но ее закрывали тучи. Ну и что?
   — А то, что я просматривал записи на предмет новой книги и... А ты вообще читала “Ньюгейтское наследство”?
   — Она вторая в моем списке после нового романа Джекки Коллинз.
   — Ее книга написана на настоящем тюремном материале, да еще современном. Все выверено до последней детали. Она и пишет почти как документалистка. Поэтому-то мне и пришло в голову, что в этой тетради — материал для ее нового романа. О чем была бы ее новая книга? Вот что я хотел бы знать.
   — Понятия не имею.
   — Это исследование определенной группы людей. Тех, что живут в зависимости от лунных фаз. Вот тебе записи. Список богов. Первый — Гермес, посланец, Аполлон, который ассоциируется с солнцем, и Диана, богиня луны. Дальше другие планеты. Похоже, Шарлотта расписала весь лунный цикл.
   — Это с ними ее дочь? С теми людьми, которых я видела на крыше?
   — А как ты думаешь? Кто еще мог подкинуть ей такой сюжет? — Роберт покачался на пятках и махнул рукой на разложенные листки. — Это наш сценарий. Примем за аксиому, что Сара рассказала матери об этих людях. Шарлотта более чем заинтересовалась. Она решила, что это грандиозный сюжет для книги. Дочь снабжает ее информацией. Потом что-то случилось. Что — мы не знаем. Может быть, Сара попала в неприятную ситуацию из-за того, что открыла кое-какие тайны постороннему человеку. Она испугалась и поскандалила с Шарлоттой. Сказала, чтобы та обо всем забыла, пока не накликала на обеих беду. Вскоре, как ты знаешь, мать умерла, а дочь исчезла, вероятно, она похищена.
   Роза огляделась кругом. Потом подняла глаза на Роберта.
   — Неужели это ты был у меня несколько часов назад?
   — Я сказал “похищена”, потому что, если ты взглянешь на фотографию Сары... — Роза подала ему фотографию, и он постучал по ней указательным пальцем. — Видишь, она вовсе не смеется. Скорее она чего-то боится. А теперь посмотри: в записях полно подтверждений того, о чем я сказал. Представь себе, что эти люди живут на крышах. Они бегают не в одиночку. Это ты видела. Послушай:
   “Вероятно, существует какая-то церемония, посвящающая человека в члены ордена. Удивительно, что многие хотят присоединиться к ним в определенное время года. Действа, в которых Сара принимала участие, совершенно безвредны и придуманы для возбуждения эмоций. Правда, у них есть жесткий моральный кодекс, и за соблюдением его следит лидер группы”.
   И вот тут:
   “Сегодня Сара рассказала, что бывает с теми, кто не получил статус члена ордена. Боюсь, у них совсем нет совести. Как бы не вышел удар ниже пояса (неразборчиво)... о котором Сара не посмеет никому сказать. Смотри “Новая Эра”.
   — Думаю, у нас достаточно информации, чтобы отправиться в полицию.
   Роберт улыбнулся Розе и принялся собирать бумаги.
   — Но ты ведь не собираешься передать тетрадь им?
   — То есть?
   — Во-первых, если ты отдашь им эти “свидетельства”, они или арестуют нас как сообщников, или просто-напросто выставят вон. И во-вторых, почему бы нам самим не попытаться разыскать Сару? У тебя же здесь все есть. — Сара похлопала ладошкой по бумагам, которые ей вручил Роберт. — А потом ты сам сможешь написать книгу.
   У Роберта глаза полезли на лоб.
   — Это рискованное предприятие.
   — Рискованное? Почему?
   — Ну, например, меня могут столкнуть с какой-нибудь высокой крыши.
   — Эй, слава никогда не достается легко.
   — Если все, что я прочитал, хоть отчасти правда, — сказал Роберт и потянулся за своим кофе, — то кое-кто уже поплатился за свою осведомленность.
   Роза проигнорировала его слова.
   — Ладно, Роберт, я думала, ты пойдешь со мной, потому что я опять собираюсь туда.
   По ее глазам он понял, что она говорит серьезно и исполнит свое намерение с ним или без него.
   — Не знаю. — Роберт задумчиво поскреб подбородок. — Если идти, то чем скорее, тем лучше. — Он встал, подошел к окну и раздвинул занавески. Бледное солнце все еще освещало разросшиеся во все стороны кусты. — В конце концов, возможно, то, что ты видела, объяснимо без всяких штучек. Но если там действительно что-то такое культовое, тогда Бог знает, что сталось с Сарой.
   Теперь они вместе смотрели в окно на поднимавшуюся в зимнем небе луну.
   — Роберт, у меня к тебе несколько вопросов.
   — Давай.
   Они шли рядом по тихой Хэмпстед-стрит. Прошедший дождь оставил после себя аромат свежей зелени. Вновь собранная тетрадка была зажата у Роберта под мышкой. Выставив вперед подбородок, он насвистывал что-то веселое и бессмысленное. Глаза у него сверкали. Остаток дня он провел с Розой, но сначала все-таки позвонил в контору и соврал злому Скиннеру, что неожиданно взял и простудился. Удивительно, как уютно он чувствовал себя рядом с Розой, которая, казалось, могла направлять свои энергию и энтузиазм в любом направлении, стоило ей загореться какой-нибудь идеей. Поели они в индийском ресторанчике неподалеку, где она успела расспросить Роберта о его работе, о доме, о том, что он любит и не любит. У нее были ответы на все вопросы, а если не было ответов, то были вопросы.
   Роберту же было трудновато говорить о себе просто потому, что он не привык это делать. День плавно перешел в вечер, и они разработали план действий, опираясь на тетрадь Шарлотты.
   Роза переоделась в тяжелый синий свитер непонятной формы и размера и была готова ко всему, что бы ни готовила им ночь. Вопросам ее не было конца, но Роберт уже понял, как с ними быть.
   — Куда мы идем?
   — Дай подумать.
   — Ладно. У меня идея. Если эта банда такая мирная и безвредная, как пишет Шарлотта, то почему они прикончили старуху только за то, что она что-то написала?
   — Еще не знаю. Следующий вопрос.
   Они остановились у перехода.
   — Если они не уживались друг с дружкой, то почему Сара доверилась матери?
   — Может быть, ей просто надо было кому-нибудь обо всем рассказать. А может, ее что-то встревожило. К тому же она могла совсем немного рассказать матери. Старая дама сама могла сделать несколько справок по телефону и до всего дойти своим умом.
   — Почему “взломщик” не забрал ее тетрадь или не разорвал ее?
   — Может быть, он не знал, где ее искать. Или не смог найти. Она же положила тетрадь в конверт, и тот валялся под столом. Думаю, он выпал из какой-то коробки, что унесла вороватая родственница Шарлотты.
   — А не надо ли нам получше изучить тетрадь, прежде чем пускаться на поиски?
   — Надо, но у нас нет времени.
   — А почему мы вдруг так заспешили?
   — Я же сказал: если эти люди похитили Сару Эндсли, чтобы не дать ей заговорить, они наверняка уже постановили ее убить. Загадочный культ, полная луна, жертвенные обряды. Кто знает? Если хочешь играть в детектива, ты должна все время об этом помнить.
   Роза на секунду замедлила шаг и внимательно вгляделась в убежавшего вперед Роберта, в его скрипящие башмаки и джинсовую куртку, в длинную шею и оттопыренные уши и решила, что он похож на сумасшедшего.
   — Роберт!
   Он остановился и посмотрел на нее через плечо.
   — Ну?
   — В твоей семье ведь не было сумасшедших?
   — Нет. А почему ты спрашиваешь?
   — Потому что утром ты был совсем другой. Пугался собственной тени.
   — Спасибо за откровенность. Я такой и есть.
   Роза еще раз стрельнула глазами в недокормленную фигуру впереди. Роберт шагал, по-дурацки бравируя своей самостоятельностью, словно изо всех сил хотел доказать ей, что знает, как надо поступать. Хотя на самом деле он этого не знал. И Роза улыбнулась про себя.
   — Наверное.
   — Поэтому я надеюсь, ты защитишь меня, если мы попадем в историю.
   Они завернули за угол и зашагали в ногу, словно знали, что задуманное ими приключение заведет их дальше, чем они рассчитывают.

Глава 11
Лебедь

   Самуил чувствовал себя отвратительно. Уже больше часа его мучили судороги в животе, словно раскаленная добела проволока прожигала ему кишки. Прижав руки к животу, он еще раз присел на краю крыши над последней станцией метро, ожидая, когда пройдет приступ тошноты. Он был таким громадным, что обычно двигался неловко, словно стыдясь себя. Он всегда знал, что его сила нужна Чаймзу, а теперь ему пришлось задуматься, не перестал ли Чаймз в нем нуждаться. Внизу блестели железнодорожные пути, которые от Кэннон-стрит бежали через реку, потом налево — туда, где чернел в окружении рельсов собор. Солнце спряталось за тяжелыми серыми тучами, как будто переоценило свои возможности согреть и осветить зимний день.
   Было холодно, а на Самуиле всего-навсего одна тонкая спортивная рубашка, и все равно пот ручьями тек у него по лицу и по спине. В первый раз за много диен его разум не был затуманен наркотиками. Туман рассеялся, и он с ужасом вспомнил, что успел натворить. Два раза он был соучастником убийства. А вчера он убил того, кого когда-то считал своим другом. Он не высказывал возмущения и не умел предотвратить ужас, поселившийся наверху, сквозь пальцы смотрел на жестокости, творимые по отношению к тем, кто раньше считался союзником в борьбе против развращенного мира. На сей раз что-то, вероятно подсознательное желание проснуться, заставило его отказаться от участия в ночном обряде, когда все принимали наркотики. Он видел, как кололись другие, притупляя свою совесть. В то время как у них тускнело в головах, его сознание прояснялось, и он вспомнил все до мельчайших подробностей.