Файнток Дэвид. Надежда победителя

   – Есть, сэр.
   Розга щелкнула по моей заднице выстрелом. Я дернулся, вскрикнул.
   – Я приказал молчать и не двигаться!
   – Есть, сэр.
   Я изо всех сил выполнял приказ, давя в себе всхлипы, а розга свистела и жалила, свистела и жалила. Когда, наконец, пытка кончилась, я чувствовал себя раздавленным.
   – Встать, – приказал Керси, подал мне китель, помог его надеть. – За все надо платить, мистер Сифорт. Только что ты заплатил за свой проступок. Цена немалая, но зато ты искупил его полностью. Постарайся больше ко мне не попадать. – Он легонько подтолкнул меня к двери. – Иди в казарму.
   – Есть, сэр. – Я выскочил из его кабинета подавленный, красный от стыда и унижения. Ягодицы горели. Секретарша в приемной не повела и бровью. Я выбежал трусцой в коридор, прислонился к стене и зарыдал.
   И вот я снова сидел в той же казарме на той же койке, но уже в синей капитанской униформе, ностальгически поглаживая одеяло. То был жестокий урок. Сам сержант носил мне еду, пока я лежал здесь пластом. А потом боль постепенно прошла, и я маршировал в столовую вместе со всеми.
   Послышался шорох. Я оглянулся. У двери с растерянным видом стоял крепкий, жилистый парнишка в серой униформе.
   – Кадет Йохан Стриц, сэр! – доложил он, вытянувшись по стойке «смирно».
   – Долго ты тут стоишь и шпионишь за мной? – рявкнул я.
   Тот испуганно залепетал:
   – Простите, сэр, я… Я вошел, увидел, что вы сидите здесь, и не мог сразу сообразить, что делать… Простите, сэр.
   – Ты должен становиться по стойке «смирно» независимо от того, смотрю я на тебя или нет! – орал я.
   – Так точно, сэр! Есть, сэр!
   – Как ты сказал, твоя фамилия? Стриц? Это ты, дерзкий щенок, посмел поднять руку на гардемарина?
   – Так точно, сэр!
   – Если бы мы были на корабле, я бы тебя… Знаешь, что бы я с тобой сделал? Вольно! – Я заткнулся и вышел вон из казармы.
   Стюард налил нам кофе и вышел из конференц-зала. Я обвел взглядом собравшихся вокруг стола офицеров. Это было мое первое совещание в Фарсайде.
   – С чего начнем? – спросил я.
   – Раньше мы начинали с вопросов снабжения, – подсказала сержант Обуту.
   – Хорошо. Так и сделаем.
   Лейтенант Кроссберн включил свой карманный компьютер и, поглядывая на экранчик, начал доклад:
   – С провиантом дело обстоит плоховато. Несмотря на мои регулярные звонки в Лунаполис, поставки задерживаются. Поскольку урожай наших залов гидропоники недостаточен, мы должны получать свежие овощи из Лунаполиса каждую вторую неделю, но нам не дают их вот уже два месяца. – Кроссберн умолк, ожидая реакции.
   – Продолжайте, – сказал я.
   – Вы не собираетесь принимать никаких мер? К вашим просьбам в Лунаполисе прислушаются.
   Еще чего! Выполнять указания Кроссберна?! Пошел он…
   – Разве в наших хранилищах мало запасов?
   – Вполне достаточно, но…
   – Тогда позвоните в Лунаполис еще раз, – резко перебил я. – Что еще? Кроссберн стушевался:
   – Рабочие жалуются на гардемаринов, мол, захламляют служебный коридор банками из-под напитков.
   – Мистер Паульсон, проведите разъяснительную беседу со старшим гардемарином Кином, – приказал я.
   – Есть, сэр.
   – Подробный отчет о положении дел со снабжением я переслал вам две недели назад, сэр, – закончил доклад Кроссберн.
   – Ладно, почитаю. – А скорее всего, едва взгляну на него. Я перевел взгляд на старшего лейтенанта Паульсона. – Что у нас с системами жизнеобеспечения?
   – Ничего нового, сэр, – доложил он. – Все системы работают нормально. Учебная станция временно законсервирована.
   – Когда туда отправят кадетов?
   – Через три недели, сэр. Первыми полетят кадеты сержанта Хиллмана.
   – Когда вы собираетесь осмотреть станцию, сэр? – вклинился Кроссберн.
   – Через день-два. А что?
   – Я спросил об этом лишь для того, чтобы знать, к какому сроку подготовиться.
   Уважительная причина, обругать Кроссберна было не за что, а так хотелось.
   – Следующий, – сказал я.
   – В этом месяце успеваемость кадетов слегка превысила среднегодовой уровень, – доложила лейтенант Нгу Бьен, заведующая преподаванием теоретических дисциплин. – В общем и целом все нормально, особых трудностей нет.
   – В самом деле? – удивился я.
   – Да, сэр.
   – Хорошо. Тогда совещание закон… – В этот момент сержант Обуту вежливо кашлянула, явно собираясь что-то сказать. Я предоставил ей такую возможность:
   – Слушаю вас, сержант.
   – Извините, что перебила, сэр, но мне показалось, что вас заинтересует не только средняя успеваемость, но и некоторые подробности.
   – Это входит в ваши обязанности, сержант? – спросила лейтенант Бьен, вперив в сержанта леденящий взгляд.
   – Нет, мэм, – внешне спокойно ответила Обуту, но я заметил, как у нее под столом сжался кулак.
   Я понял, что оказался меж двух огней, и пошел на хитрость:
   – Вы сделали совершенно правильное замечание, мисс Бьен, сержант Обуту исполняет обязанности секретарши и не должна вмешиваться в ход совещания без достаточных на то оснований. – Мисс Бьен обиженно поджала губы, но тут я небрежно бросил:
   – Кстати, мисс Бьен, раз уж зашла речь о подробностях… Вы готовы дать информацию об успеваемости по отдельным предметам?
   – Да, сэр. Конечно, готова. – Покраснев, Нгу Бьен включила свой карманный компьютер.
   Пока она искала нужный файл, я встретился взглядом с секретаршей, незаметно ей подмигнул и тут же перевел глаза обратно на Бьен.
   – По навигации, сэр, – начала свой доклад лейтенант Бьен, – лучше всех успевает кадет Алишия Джонс. На втором месте Джеренс Бранстэд. Не справляются с учебной программой два кадета: Арнвейл и Стриц. По истории самые высокие оценки имеют кадеты Бенгхади, Гувир и Боланд, а самые низкие – Кил Дрю и Кевин Арнвейл.
   – Дрю? Где-то я уже слышал эту фамилию.
   – Это тот самый, который случайно разбил кадету Эдвардсу стекло шлема, – напомнил Паульсон.
   – А… – протянул я, – вспомнил. А Кевин Арнвейл дружил с Дастином Эдвардсом. Давайте посмотрим их оценки за последние три месяца.
   Оказалось, их успеваемость резко снизилась после гибели Эдвардса.
   – Такое бывает, сэр, – комментировал Паульсон. – Со временем подтянутся.
   – А если нет?
   – Тогда их придется выгнать. Не слишком ли просто?
   – Перерыв, соберемся через два часа, – объявил я. Вернувшись в кабинет, я полчаса размышлял, потом вышел в приемную поговорить с сержантом Обуту.
   – Почему вы заострили вопрос об успеваемости кадетов? – спросил я.
   – Мне не понравилось, что лейтенант Нгу Бьен говорила только о средних показателях, словно речь шла о машинах.
   – Только это?
   – Видите ли, сэр, хотя воспитание кадетов не входит в мои обязанности, я иногда говорю с ними о том о сем; порой они изливают мне свои души. Возможно, потому, что я женщина, а им так не хватает материнского тепла. Однажды я шла по коридору, когда Кил Дрю мыл пол.
   Я остановилась, поговорила с беднягой. Это было спустя два дня после гибели Эдвардса.
   – Понимаю, как ему тяжело.
   – Очень тяжело! – воскликнула Обуту. – Кил убит горем. Он разрыдался и долго не мог успокоиться.
   – Вам удалось его утешить?
   – Такое горе быстро не проходит. Я говорила с ним в тот же день вечером, потом еще два раза.
   – Вам надо было идти в психологи.
   – Боже упаси! Знаете, сэр, в Академии с кадетами обращаются как со взрослыми, а они ведь еще дети. Многим подросткам здесь трудно.
   – Знаю.
   – Еще при Керси мне приходилось видеть, как из этого кабинета, теперь вашего, после порки выходят кадеты. Как жалко на них смотреть! Мне кажется, взрослые забывают, что они сами были детьми.
   – Поверьте, я хорошо помню кадетскую жизнь. Могу вам признаться, она казштась мне невыносимой. Вы так добры, мисс Обуту.
   – Спасибо.
   – А она – жопа.
   Сержант ошалела, но быстро взяла себя в руки.
   – Мисс Бьен? Возражать против такой характеристики было бы с моей стороны невежливо… Хотя, почему бы и не возразить? Возможно, она просто увязла в канцелярщине. Работай мисс Бьен с кадетами, а не с бумагами, тогда, возможно, она воспринимала бы их горести совсем по-другому.
   Мне стало стыдно. Как я мог так обозвать лейтенанта? Как мог так плохо о ней подумать?
   – Вы правы, – согласился я.
   Мы снова собрались в конференц-зале. Совещание продолжалось.
   – Итак, взвалить на него дополнительные обязанности, загрузить работой, чтобы отвлечь от мрачных мыслей. Чем еще мы можем помочь кадету Дрю? – спросил я.
   – Разве в нашем распоряжении есть другие средства? – ответил вопросом Паульсон.
   В самом деле, Академия – не госпиталь, в нашем распоряжении есть только армейские способы «поправлять» мозги. Но это мою совесть не успокаивало.
   – Давайте послушаем, что скажет его сержант, – предложил я.
   – Сержант? – удивился Паульсон.
   – Да, сержант Радс. Вызовите его.
   – Но сержанты не участвуют в совещании офицеров, – возразил Кроссберн. – Традиции не позволяют…
   – Мисс Обуту, вызовите, пожалуйста, сержанта Радса, – приказал я.
   Радс прибыл всего через несколько минут.
   – Да, кадет Дрю очень переживает, – подтвердил он.
   – Как вы считаете, справится он со своим горем без посторонней помощи? – спросил я.
   – Должен справиться, если хочет стать гардемарином.
   Я встал, начал расхаживать по залу.
   – Позиция флота в таких случаях однозначна, – рассуждал Паульсон. – Ведь мы обучаем по жесткому принципу: или плыви, или тони, слабаки нам не нужны. Я понимаю, что Дрю мучается, считая себя виновным в гибели товарища, но он должен научиться обуздывать свои чувства.
   – Действительно, у нас ведь не детский сад, чтоб нянчиться с кадетами, – вторил ему Радс. – В трудную минуту их следует подбадривать, но не будем же мы опекать их всю жизнь. Кадеты должны учиться самостоятельности. Чем быстрее они повзрослеют, тем для них лучше. Я думаю, вполне достаточно загрузить Кила Дрю работой.
   – Так уж и достаточно? – усомнился я.
   – Не совсем, сэр. Я время от времени беседую с ним, как и с Арнвейлом. Кстати, Арнвейл переживает сильнее, ведь Эдварде был его другом. Должен вам сказать, и Арнвейл, и Дрю прекрасно понимают, что флот – военно-космический и потери здесь неизбежны. Так что со временем они придут в себя.
   – Если позволите, я… – начал Кроссберн.
   – Не позволяю, – оборвал я.
   – Есть, сэр. – Кроссберн скорчил обиженную рожу.
   – Ну что ж, наверно, лейтенант Паульсон и сержант Радс правы. Так и поступим с кадетами, – заключил я.
   Не наверно, а точно. Их правоту подтверждают все сто семьдесят лет существования космического флота.

9

   Утром мы с лейтенантом Бьен и двумя сержантами повели кадетов «наружу», то есть за пределы купола в лунный вакуум на тренировку. На этот раз мы принимали все мыслимые меры предосторожности. Я, словно наседка, внимательно следил за каждым движением кадетов – не дай Бог опять кто-то из них погибнет. Все обошлось, тренировка прошла нормально. Зато когда мы вернулись в шлюз, я чувствовал себя вконец измотанным.
   Я устало вылез из скафандра, повесил его на вешалку и вдруг осознал, что кадеты какие-то притихшие. В чем дело? Обычно после тренировки они весело делятся впечатлениями, а сегодня почему-то… Один из них уронил шлем. В тишине треньканье по твердому полу показалось особенно громким. Растяпа, уронивший шлем, съежился под моим взглядом. Что с ними? Неужели они так напуганы гибелью Эдвардса? Как только мы с лейтенантом Бьен остались наедине, я решил поинтересоваться ее мнением.
   – Конечно, они не в себе, – криво улыбнулась она. – Но уже на следующей тренировке они будут совсем другими.
   – Почему вы так решили?
   – Потому что на следующей тренировке вас не будет. – Ее улыбка расширилась до ушей. – Разве вы не заметили, как кадеты смотрят на вас? Они вас боятся!
   Что ж, страх перед начальником Академии объясним. Возможно, он даже необходим для поддержания дисциплины. Но не слишком ли меня боятся? Выглядеть зверем не очень приятно.
   Вечером я дал Обуту задание организовать мне полет на учебную орбитальную станцию и пошел домой. Для подобных полетов у Академии есть свой маленький шаттл. Я еще не знал, сколько времени пробуду на станции, но сейчас это не имело значения – я мог вызвать шаттл и вернуться в Фарсайд в любой момент.
   Едва я улегся спать, раздался телефонный звонок.
   – Можете лететь завтра сразу после завтрака, – доложила Обуту. – Пилотом будет мистер Трайн.
   – Хорошо.
   Я лежал и думал об Анни. Может быть, позвонить ей прямо сейчас? Или терпеливо ждать, когда она сама мне позвонит? Будем ли мы с ней когда-нибудь жить вместе нормальной семьей? В таких невеселых думах я незаметно уснул.
   Утром, как обычно, я вошел в столовую и сразу сказал:
   – Садитесь, джентльмены. – Четыреста восемьдесят кадетов сели. Я подошел к круглому столу. – Доброе утро.
   – Доброе утро, сэр, – ответил Джент Паульсон. Я потянулся к кофейнику, но Паульсон меня опередил, налил и мне и себе.
   – А где остальные? Где мисс Бьен, мистер Кроссберн? – поинтересовался я, приступая к рулету.
   – Мисс Бьен отправилась в Девон, сэр. Сейчас она, наверно, ждет шаттла в «Порту Земли». А мистер Кросс-берн, судя по всему, проверяет ваш шаттл. Вы сегодня заглядывали в журнал, сэр?
   – Нет, еще не заходил в кабинет.
   – Гардемарина Тенера опять послали ко мне на порку. Десять нарядов. Я приказал ему подождать в приемной, чтобы не опоздать на завтрак. Вернусь – выпорю.
   – Адам Тенер? – Я почувствовал угрызения совести. Ведь четыре наряда влепил ему я. – Мистер Паульсон, пожалуйста, полегче с ним – Что за чушь я несу? Так нельзя. На то она и порка, чтобы ее боялись.
   – Есть, сэр. – От вопросов и комментариев Паульсон воздержался.
   – За что он схлопотал наряды?
   – Из-за Тенера кадет Йохан Стриц опоздал на занятия, вот мисс Бьен и наказала его. Подробностей не знаю.
   Мне вспомнился гардемарин Джефф Торн. Может быть, Тенер тоже взял Стрица «на дело»? А может быть, все гораздо невиннее, а мисс Бьен просто излишне строга?
   – Как наказали Стрица?
   – Не знаю. Наверно, Нгу послала его к сержанту.
   Я потягивал кофе в задумчивости. На Стрица и без того свалилось куча бед, а если сержант Триполь столь же суров, как Радс, кадету придется туго. Надо будет разобраться с этим, когда вернусь с учебной станции.
   Сразу после завтрака я взял свою дорожную сумку и пошел к шлюзу. Меня уже ждали старший гардемарин Томас Кин и лейтенант Ардвелл Кроссберн.
   – Уже готовы, сэр? – любезно улыбнулся мне толстенький коротышка.
   – Да, мистер Кроссберн, – холодно ответил я. – До свидания.
   – До свидания? – изумился он. – Я ведь лечу с вами, сэр.
   – С чертом вы полетите. Сопровождающие мне не нужны.
   Кроссберн опешил. Гардемарин Кин с интересом наблюдал бесплатный концерт.
   – Вы не можете лететь в одиночку, – заворковал Кроссберн, – станция законсервирована. Там надо включить аппаратуру, системы жизнеобеспечения. А кто будет готовить вам еду?
   – Только не вы, мистер Кроссберн. – Я лучше отменю полет, чем соглашусь есть из рук Кроссберна.
   – Как скажете, сэр. Позвольте вам напомнить, что я, как снабженец, прекрасно знаю, где и какой там находится провиант. Прикажете вызвать вместо меня мистера Паульсона?
   – Нет, у него своих дел хватает. – Черт возьми, ну почему никто меня не предупредил, что на станцию собирается лететь именно Кроссберн? И почему я сам не спросил? – Я один справлюсь.
   – Сэр, будьте благоразумны! – в отчаянии воскликнул Кроссберн. – Вы можете попасть в большую беду!
   Он был прав, но одна лишь мысль о соседстве с Кроссберном доводила меня до исступления.
   – Ну и пусть, – резко ответил я. И тут мне в голову стукнула мысль. Я подошел к телефону у двери шлюза, набрал номер кабинета Паульсона. Никто не отвечал. Это хорошо, значит, еще не поздно. Я повернулся к гардемарину. – Мистер Кин, сбегайте в приемную лейтенанта Паульсона, там должен быть мистер Тенер. Пусть захватит с собой дорожную сумку и бежит сюда. Если встретите мистера Паульсона, скажите ему, Тенера он сможет выпороть позже.
   Кин ошалело вытаращил глаза, но комментировать мой странный приказ не решился.
   – Есть, сэр, – ответил он и рванул с места в карьер.
   – Быстрее, – крикнул я ему в спину. Паульсон мог вернуться в свой кабинет с минуты на минуту.
   Вообще-то в Академии бегать по коридорам запрещено, но приказ есть приказ – гардемарин Кин помчался сломя голову.
   – Не следовало бы вам брать с собой только неопытного гардемарина, – снова завел свою волынку Кроссберн. Я тяжко вздохнул.
   – Ардвелл, я вас умоляю! Буду очень вам благодарен, если вы немедленно заткнетесь.
   – Есть, сэр. Ставлю вас в известность, что я намерен подать в Адмиралтейство письменный рапорт в связи с…
   – Валяйте. Жалуйтесь сколько угодно. – Если адмирал Дагани отстранит меня от должности, я буду только рад. Меньше хлопот.
   Несколько минут прошло в полной тишине. Наконец прибежали запыхавшиеся гардемарины – Адам Тенер и Томас Кин.
   – Гардемарин Тенер по вашему приказанию…
   – Взял сумку? – перебил его я. – Отлично. Полетишь со мной на учебную станцию.
   – Есть, сэр. – Почему-то Адам был не очень-то удивлен. Наверно, Кин все ему рассказал. Тем лучше.
   Мы прошли шлюз, по тоннелю вошли в мини-шаттл. Пилот уже сидел в кабине.
   – Мне разрешается говорить, сэр? – спросил Адам.
   Вообще-то гардемаринам в присутствии капитана следует открывать рот лишь для ответов, но тут был особый случай. Почему бы не поговорить?
   – Разрешается, – согласился я на свою голову. И он заговорил:
   – Тогда нельзя ли… то есть… я хотел сказать, можно у вас спросить, в смысле узнать, зачем вы… вернее, почему я здесь? Конечно, я понимаю, что я здесь по вашему приказу, но я имел в виду другое… Извините, что я так витиевато выражаюсь, но я не хотел показаться дерзким, я просто хотел, понимаете, как бы вам объяснить… – Наконец он смущенно умолк, окончательно сбитый с толку собственной бестолковостью.
   Вот оно в чем дело! Теперь понятно, за что Бьен послала его на порку. Еще одна такая тирада, и я сам его выпорю! Лучше бы я взял с собой Кроссберна.
   – Шаттл к взлету готов, сэр, – доложил пилот.
   Я махнул рукой в ответ, по привычке сжал подлокотники, хотя тут, на Луне, в этом не было необходимости. Лунная сила тяжести в шесть раз меньше земной, преодолеть ее намного легче, поэтому больших перегрузок, от которых перехватывает в груди, не будет.
   Откинувшись на спинку кресла, я закрыл глаза. Через несколько минут гул двигателей стих. Шаттл летел по инерции. Я ослабил ремни безопасности. Адам сидел тише воды ниже травы, боясь навлечь на себя мое грозное внимание. Зря я спас его от экзекуции. Эта лечебная процедура очень бы ему помогла. Надо хотя бы сделать ему внушение.
   – Мистер Тенер, офицер должен выражаться ясно и четко, а не нести ахинею, – строго сказал я.
   – Да, сэр. Простите, очень сожалею, больше ничего не буду говорить.
   – Неудовлетворительно!
   – Так точно, сэр! – отчеканил он. – Что прикажете, сэр?
   – Спроси у меня то, что пытался спросить до взлета.
   – Я хотел узнать, зачем мы летим! Я хотел выразиться вежливо, сэр!
   – Взгляни на меня, салага!
   Его голова послушно крутанулась ко мне. Я схватил его за руку, ткнул ею себе в грудь. Бедняга отдернулся, как ошпаренный.
   – Видишь, я человек, а не Бог! – внушал я. – Да, я начальник Академии, мне дана власть пороть тебя и даже отправить в отставку, но это не значит, что ты должен мямлить передо мной, как пришибленный!
   – Простите! Пожалуйста! – взмолился он и заплакал.
   – Адам… – Ну что ты с ним будешь делать? Сущий ребенок! Эх, лучше б я полетел один, а теперь поздно. Придется объяснить ему кое-что, хотя я так не люблю эту тему. – Скажи, Адам, как ты воспринял мое назначение на должность начальника Академии?
   – Я… я был очень рад. Раньше я… я даже боялся мечтать о такой чести… служить под вашим началом.
   – Почему?
   – Сами знаете. Вы же прославленный герой.
   – Слышал я о себе такое. Но я не герой.
   – Вы же сделали такое… такое!
   – Со страху наложил в штаны, – фыркнул я.
   – Но это не умаляет ваш подвиг.
   – Где тебя нашел Кин?
   – В приемной Паульсона, сэр. Он должен был меня высечь.
   – Боишься порки?
   – Еще бы! – Он отвернулся к иллюминатору. – Конечно, боюсь.
   – Но ведь тебя уже не раз секли, значит, ты знаешь, что можешь выдержать порку.
   – Конечно, выдержу, сэр.
   – А теперь скажи вот что. Если ты когда-нибудь так достанешь меня своей болтовней, что я отправлю тебя в отставку, что ты сделаешь? Покончишь жизнь самоубийством?
   – Самоубийством? – ужаснулся Адам.
   – Да. Захочет ли твой отец после этого разговаривать с тобой? Потеряет ли жизнь для тебя смысл?
   – Нет, сэр, жизнь не потеряет смысла. И отец по-прежнему будет любить меня. Конечно, он не перестанет разговаривать со мной.
   – Ну вот, ничего страшного я тебе сделать не могу. Значит, ты тоже можешь быть героем.
   – Не понимаю, к чему вы клоните, сэр. – Бедняга Адам действительно ничего не понимал, судя по его растерянной физиономии.
   – В той пресловутой истории с космической рыбой, которая вернула «Дерзкого» в Солнечную систему, мне тоже нечего было бояться. Я пошел на таран только потому, что спасения уже не было. Просто мне хотелось перед смертью убить еще одну рыбу. Журналисты изобразили меня героем, вдолбили всем в головы, будто я совершил подвиг, а на самом деле корабль спасся совершенно случайно. Возьмем другую историю, со взрывом орбитальной станции Надежды. Тогда я не знал и не мог знать, что ядерные взрывы уже разрешены, поэтому думал, что совершаю тягчайшее преступление. А подвиг и преступление, как ты понимаешь, совершенно разные веши.
   Я не мог смотреть ему в глаза, воспоминания жгли меня. Помолчав, я собрался с силами и продолжил:
   – А тебе, как это ни смешно, нужен настоящий героизм, чтобы говорить со мной кратко и четко, а не мычать, как теленок. Это же так просто! Открыл рот, сказал, что тебе надо, закрыл рот. Вот и все! Я ведь разрешил тебе говорить, так чего ты мямлил?
   – Я не был уверен, что… Вернее сказать, я боялся, что покажусь дерзким, – снова забормотал он.
   – Тогда молчал бы. А ты пытался говорить, извиняться и молчать одновременно. Делай что-то одно.
   – Есть, сэр. Спасибо, сэр.
   – Вижу, до тебя еще не дошло! – Я все более раздражался его робостью. Дать бы ему в морду, может, хоть тогда встряхнется? – Если хочешь, чтоб тебя уважали, научись заканчивать фразы и четко задавать вопросы! Иначе тебе не место на флоте!
   – Я очень боялся, – прошептал он, вцепившись в полу своего кителя.
   – Адам, все мы боимся! – вскричал я. – Но мы не должны позволять страху сковывать нашу волю!
   Я понял, что так ничего и не смог ему объяснить, да еще выболтал о себе такое, о чем лучше помалкивать. Ну и хрен с ним! Пусть остается пришибленным. Когда вернемся со станции, спишу его на Землю и дам плохую характеристику в личное дело. Космическому флоту такие тюфяки не нужны.
   Я порылся в сумке, вытащил карманный компьютер. Несчастный Адам Тенер не решался взглянуть на меня, неотрывно смотрел в иллюминатор. А когда ему показалось, что я о нем уже забыл и внимательно пялюсь в свой компьютер, он украдкой вытер слезы.
   Вокруг была черная бездна космоса. Тщетно я пытался угадать, какая из светлых точек является учебной орбитальной станцией. С такого расстояния искусственные звездочки нелегко отличить от рукотворных.
   – Долго еще? – спросил я у пилота.
   – Девятнадцать минут, сэр. – Он показал вправо. – Вон она, видите? Нет? Сейчас увидите. – Трайн набрал на клавиатуре бортового компьютера команду, радиопередатчик послал во мрак космоса узконаправленный сигнал, и на орбитальной станции Академии вспыхнули огни.
   Наша учебная станция многим отличалась от колоссальной станции «Порт Земли», крупнейшей во всем обжитом космическом пространстве. «Порт Земли» – главный космический порт, из которого корабли отправлялись к освоенным планетам с людьми, сверхсложными станками и прочим высокотехнологичным оборудованием, а возвращались к Земле, набитые колониальными товарами. Даже появление космических чудищ в образе рыб не остановило эти потоки. Гигантские склады станции все еще полнились инопланетными товарами, а земляне по-прежнему стремились в колонии.
   А учебная станция – это всего лишь маленький диск. Тут нет этажей или уровней. Стыковочных узла только два, а значит, к станции могут причалить всего два кораблика. Зала гидропоники вообще нет, так что вырастить ничего нельзя, весь провиант привозной. Кают мало. Кадетские койки стоят в них почти вплотную друг к другу. Термоядерной электростанции нет, есть лишь солнечные батареи.
   Я был тут лишь однажды и всего одиннадцать дней. Нашим отрядом командовали два строгих инструктора. Возвращаясь сюда в качестве начальника Академии, я испытывал сложные чувства. Хотелось надеяться, что особых трудностей не возникнет.
   Шаттл пристыковался. Мы облачились в скафандры. Хотя внутри станции была нормальная атмосфера, на всякий случай я проверил герметичность шлема и у себя и у Тенера. Пилот Трайн включил насос шлюза. Вскоре люк открылся, мы с Тенером вошли в станцию.