Страница:
Достопримечательная зимовка голландцев в Ледяной гавани сохранилась в преданиях наших новоземельских мореходов. Место их зимовки они называют Спорый Наволок.[71]
Но находил ли кто-нибудь остатки жительства голландцев, совершенно неизвестно.
Из всех случаев, встретившихся голландцам, наибольшего внимания заслуживает раннее появление солнца. На широте 76° (приняв во внимание астрономическую рефракцию) должно это светило совершенно скрыться за горизонт 1 ноября и опять появиться 6 февраля нового стиля, т. е. при южном склонении около 15°; но первое явление случилось тремя днями позже, а последнее 13 днями ранее, т. е. тогда, когда солнце находилось в большем склонении в первом случае на 1°, а в последнем на 33/4°. Феномен этот, изумивший самих наблюдателей, послужил поводом, после их возвращения в Европу, ко многим толкованиям со стороны ученых. Некоторые считали такую аномалию в природе, которая будто бы уничтожала выпуклость земли и неба, невозможной и объясняли загадочное это явление тем положением, что голландцы в продолжительную, скучную ночь, убивая время сном, проспали на 13 или 14 дней более, нежели думали, и считали 24 января, когда уже в самом деле наступило 6 февраля. Между прочим, некто Роберт Ле Каню, учитель Гемскерка, Девера и Рипа, старался доказать это в длинном письме к Вильгельму Блау[72] (W. F. Blaeu), которое сын последнего поместил в своем большом атласе.[73] Но предположение это едва ли не страннее самого явления. Девер вел журнал свой с возможной точностью и подробностью, а следственно, как им, так и ожиданием, когда обрадуют их опять лучи солнца, побуждался вести верный счет дням; мы видели, что когда часы их от холода остановились, то они замечали время по 12-часовой склянке; от невнимательности приставленных к ней могла, конечно, произойти некоторая погрешность, но невозможно, чтобы она дошла в 12 недель до 14 дней. Вероятнее было бы это, если б голландцы большую часть времени действительно проводили во сне. Но мы имеем явное доказательство противному не только в журнале Девера, но и в благополучном окончании зимовки их, к которой они нисколько не были приготовлены, – окончании, которое и в наше время и с нашими средствами не сочлось бы неудачным. И от чего же, по возвращении их в отечество, не различалось их счисление времени от тамошнего? Мне кажется невозможным, чтобы такое различие, если б оно действительно существовало, не сделалось гласным и не дошло до сведения тех, которые старались уличить их в сонливости. Но, кроме этих отрицательных доказательств, имеем мы и положительное: ранний, против ожидания, рассвет привел и голландцев сначала на мысль, не проспали ли они несколько дней. Для проверки себя прибегли они к Иосифовым эфемеридам,[74] напечатанным в Венеции в 1589 году. В них указано было соединение Луны с Юпитером 24 января в 1 час по полуночи; то же явление случилось и у них и того же числа в 6 часов утра, когда обе планеты лежали по их компасу на NtO. Чтобы не верить этому, следует подозревать добросовестного Девера в умышленной неправде; по моему мнению, это было бы в высочайшей степени несправедливо. Другие думали, что голландцы погрешили в определении широты своей, и зимовали там же, где 170 лет после них зимовал штурман Розмыслов, потому что и последний увидел в первый раз солнце 24 января.[75] Но кроме того, что сходство выводов пяти различных наблюдений не позволяет сомневаться в определенной голландцами широте, упомянутое заключение потому уже неосновательно, что Розмыслов держался старого стиля, а голландцы нового, между которыми в XVI веке было разности 10 дней. Скорее следовало бы заключить, что голландцы зимовали еще южнее Розмыслова. Но мы ниже увидим, что и последний потерял из виду и увидел вновь солнце не тогда, когда по вычислению математическому надлежало ожидать.
Из писателей новейших времен большая часть приписывает это явление действию рефракции,[76] и, кажется, последняя достаточна к объяснению его и делает ненужными всякие другие предположения. Нам мало еще известны пределы, в которых заключается соединенное действие астрономической и земной рефракции в обремененной парами атмосфере полярных стран; пределы эти, может быть, гораздо обширнее, нежели мы думаем. Новейшие путешествия представляют нам разительные тому примеры: капитан Парри видал берег в расстоянии 90 итальянских миль, капитан Скоресби видел в воздухе перевернутое изображение судна, находившегося от него в 32 итальянских милях.
После этого, конечно, не покажется невероятным, что снижающиеся светила могут при некоторых обстоятельствах быть подняты рефракцией на 3 и 4°. Что преждевременное появление солнца произведено было действительно необычайной рефракцией, доказывают нам и наблюдения голландцев. 19 февраля, т. е. через 26 дней по появлении верхнего края солнца на горизонте, обсервовали они меридиональную высоту этого края 31/2°. Следственно, меридиональная высота светила возросла только на 31/2° в то время, как оно приближалось к возвышенному полю слишком на 8°. Этого нельзя ничему иному приписать, кроме уменьшения рефракции с возвышением светила.
Та же причина, по всей вероятности, помогла им видеть 9 марта берег Сибири. Нам неизвестно достоверно расстояние между этими землями; но есть причина думать, что оно менее 120 итальянских миль. Что голландцы видели точно сибирский берег, а не мнимый остров Максимок, подтверждается преданиями, что и с сибирского берега видна бывает иногда Новая Земля. Об этом обстоятельстве упоминает также и Витсен.
Залив, в котором голландцы останавливались 22 июля, есть, без сомнения, устье Маточкина Шара; широта и описываемая величина его доказывают то неоспоримо. Если бы светило их, Баренц, был еще жив, то важное открытие это, конечно, не было бы оставлено без внимания и, вероятно, послужило бы поводом к новым экспедициям. Но мысли упавших духом занимало одно только возвращение в отечество. Они и не мечтали, что находятся в проливе, простирающемся прямо на восток.
После стольких опытов, частью только безуспешных, частью и несчастных, протекло столетие, прежде нежели сделана была опять решительная попытка к отысканию северо-восточного прохода. Правда, и в это время не был он совершенно выпущен из вида, но все плавания, в ту сторону совершенные, можно считать только попытками.
Через семь лет после путешествия Гемскерка и Баренца говорили было в Голландии о повторении этого предприятия, но предложение это, как несбыточное, было оставлено без внимания.
1608 и 1609. Гудсон. Генрих Гудсон, прославившийся впоследствии открытиями и несчастьями своими,[77] не имея успеха в 1607 году в отыскании прохода прямо через север, решился в следующем году испытать счастье на северо-востоке. Он отправился из Темзы 22 апреля на небольшом судне, снаряженном за счет Английской Российской компании. Он плыл на северо-восток и 9 июля на широте 751/2° встретил лед. Стараясь пробираться сквозь него в разных местах, приблизился он к Новой Земле и 25-го остановился у нее на якоре, на широте 72°12′. На берегу в этом месте найдено было много оленьих рогов, также птиц и яиц птичьих. Вообще вид Новой Земли понравился Гудсону; довольно высокие горы частью были покрыты снегом, частью же зеленью, на которой паслись олени. Он посылал исследовать большую реку, текущую с востока, в надежде, не будет ли найден в этом месте искомый проход; но отряд его возвратился без успеха, дойдя в реке до одной сажени. После этого решился Гудсон искать путь мимо Вайгача и реки Обь; но, не имея и здесь успеха, пустился в обратный путь и в конце августа прибыл в Англию.
Гудсон останавливался, вероятно, в какой-нибудь из губ, находящихся в заливе Моллера; но что следует разуметь под рекой, которую он посылал исследовать, решить трудно. Барро не верит ему, что он видел на Новой Земле оленей; приняв за истину, что там водятся только плотоядные животные, полагает он, что Гудсон ошибся. Но нам достоверно известно, что на Новой Земле живут олени, даже за широтой 74°, следственно, рассказы Гудсона совершенно справедливы. Довольно странная мысль, что какое-нибудь другое животное можно было принять за оленя или какую-нибудь другую кость за олений рог!
Это путешествие Гудсона в особенности примечательно первыми в высоких широтах произведенными наблюдениями над наклонением магнитной стрелки.[78] Выводы их были следующие:
Кажется, что все эти наклонения пятью или шестью градусами больше истинных. То же заставляет думать и последнее его наблюдение, произведенное на широте 75°22′, показывавшее, что магнитный ноль находится почти на средине между островом Медвежий и Новой Землей; поскольку нам известно теперь, ноль этот лежит гораздо далее к западу. Может статься, стрелка, употребленная Гудсоном, имела какую-нибудь постоянную погрешность.
Не потеряв, вероятно, еще надежды успеть в отыскании пути на северо-востоке, плавал Гудсон в ту сторону и в 1609 году на яхте Голландской Ост-Индской компании, не найдя, по-видимому, в отечестве своем охотников употребить на то свои капиталы. Впрочем, из-за неполноты описания нельзя сказать утвердительно, какова цель этого путешествия. Известно только, что он отправился из Текселя 25 марта старого стиля; 25 апреля миновал Нордкап; оттуда поплыл к Новой Земле, берег которой нашел 4 мая совершенно затертым льдами,[79] почему и решился плыть к американскому берегу.
1612. Фан-Горн. В 1612 году голландский шкипер Ян Корнелиссон Фан-Горн сделал попытку пройти к востоку, севернее Новой Земли. От острова Кильдина взял он курс прямо к берегу последней, которого достиг 30 июня; проплыв вдоль него к N до 8 июля, встретил он сплошной лед, к нему примыкавший; он следовал направлению этого льда к NW до широты 761/2° и возвратился оттуда к Новой Земле; 29-го, поплыв снова вдоль льда к NW, достиг он широты 77° и вторично возвратился к берегу, откуда без всякого успеха отправился в отечество.
Неизвестно, на чьи средства совершено было это путешествие. Оно подтверждает то, что впоследствии нашел капитан Вуд, а именно, что спирающиеся льды образуют иногда между Новой Землей и Шпицбергеном непроходимую стену.
1625. Босман. Основанная в Голландии в 1614 году Северная, или Гренландская, компания снарядила в 1625 году корабль для новой попытки пройти в Китай северо-восточным путем. Корабль этот, под начальством Корнелия Босмана, отправился из Текселя 24 июня; 24 июля миновал остров Колгуев, а 28-го увидел берег Новой Земли на широте 71°55′ и множество льда, с которым боролся до 3 августа, когда успел укрыться в губу, в которой было 12–13 островов. Отсюда освободились они не ранее 7 августа; 8-го испытали сильную грозу – явление в тех сторонах весьма необыкновенное; 10-го вошли в Нассавский пролив (Югорский Шар), а 12-го из него в Карское море, где встретили такое множество льда, что с великой опасностью должны были опять вернуться в пролив. 21 числа пришли туда же на ладье русские промышленники, рассказывавшие голландцам, что Югорский Шар не ежегодно, но через два года в третий от льдов совершенно очищается, что три судна несколько лет назад пытались проплыть далее к востоку, но два из них погибли, а третье, претерпев великие опасности, возвратилось через год без всякого успеха. Кажется, что россияне, подозревая голландцев в каких-нибудь намерениях на страну, которую почитали своей, неохотно принимали посещения их и старались в рассказах своих всячески увеличивать опасности плавания в том море. 24 августа началась ужасная буря с востока, которой голландский корабль сорвало с обоих якорей и вынесло в море, так что он поневоле должен был продолжать путь в Голландию, куда и прибыл 15 сентября.
Это было последнее путешествие голландцев к Новой Земле, предпринятое с целью открыть северо-восточный проход в Индию; постоянные неудачи побудили их ограничиться дальним, но верным путем через Южное полушарие. Китоловные же их суда и после того несколько раз посещали Новую Землю; это продолжалось, однако, до того времени, пока узнали, что киты водятся преимущественно у Шпицбергена и Гренландии; тогда и Новая Земля оставлена была вовсе.
Но прежде, нежели будем говорить об этих плаваниях, следует по порядку упомянуть о путешествии Ламартиньера,[80] которое по содержанию своему принадлежит к числу таких путешествий, как Мюнхгаузеново и т. п., следовательно места здесь не заслуживало бы, но не должно быть пройдено молчанием потому, что ввело в заблуждение многих писателей и в том числе уважаемых всеми, каковы Витсен, Бюффон, де Бросс и прочие.
1653. Ламартиньер. Компания, учрежденная в 1647 году Фридериком III, королем датским, выслала в 1653 году три корабля для торговли на северных берегах Европы. На одном из этих кораблей де Ламартиньер отправился в должности лекаря.
Отплыв из Копенгагена, останавливались они в Христиании, Бергене и Дронтгейме. На полярном круге встретил их штиль, но они избегли его, купив у прибрежных жителей, которые все слывут волшебниками, за 10 крон и 1 фунт табаку в трех узелках ветру до мыса Руксвелла. Ветер из первого узелка сопроводил их 30 лиг за ужасный Мальштром; второй узелок снабдил их до мыса Руксвелла; от магнитных гор на этом мысу компас их перестал действовать, и они вынуждены были двое суток править с помощью одной только карты. Когда развязали третий узелок, то настала столь ужасная буря, что казалось, будто небо хочет на них обрушиться и наказать их за то, что имели дело с волшебниками. Корабль их бросило на камень и проломило, и они с великим трудом спаслись в Вардгоус; а как тут чинить его было неудобно, то перешли в Варангерское море, к селению Варангер.
В Вардгоусе датчане имели крепостцу и чиновника для сбора пошлины с судов, идущих в Архангельск или из Архангельска.
Пока судно их починялось, ездили они для торгов в Мурманское море (Mourmanskoi more), землю Киллопов и Русскую Лапландию и из Колы возвратились опять в Варангер. Жители Мурманского моря, по уверению Ламартиньера, говорят иным языком от варангерских; килоппы суть род лапландцев, более других дики. Все они ездят на оленях, которым нужно только шепнуть что-то на ухо, чтобы они стрелой понеслись, куда следует. Русские лопари, подобно самим россиянам, николаиты[81] (Nicolaites de Religion). Датские лопари, хотя и лютеранской религии, но все волшебники и держат домашних дьяволов в виде черных кошек. В Лапландии вся дичина белая: медведи, волки, лисицы, зайцы; и даже вороны белы, как лебедь, имея только клюв и лапы черные.
Описав все подобным образом, Ламартиньер продолжает к востоку свой путь, на котором, как обыкновенно, сопровождают его страшные бури. 4 июля усмотрены были к востоку высокие горы, к которым датчане хотели пристать, но шторм заставил их укрыться под берегом Борандая (Boranday), где, по счастью, нашлась безопасная гавань с глубиной 12–13 сажен. Тотчас послана была партия для отыскания жителей и заведения с ними торговли, состоявшая, между прочим, из двух человек, знавших северный и русский языки (la langue du Nord amp; le Rufse), и де Ламартиньера. Они скоро нашли селение борандейцев, вступили с ними в торговлю и наняли из них проводников с оленями до Сибири за два пучка табаку и четыре пинты водки. Несколько дней ехали они по Борандаю, скупали во всех селениях рухлядь и прибыли, наконец, в местечко Вичору (Vitzora). Отсюда отправили они меха на лодке к кораблю своему, а сами отправились на лодке же в Печору (Potzora) – городок, лежащий на берегу озера (d’une petite mer) одного с ним названия, куда прибыли через 15 часов. Отправив купленные тут меха по-прежнему водой к кораблю, поехали они на оленях в Сибирь. По дороге настигли они пять человек, одетых в медвежьи шкуры, а lа Moscovite. Это были ссыльные. Между ними нашелся старый приятель Ламартиньера, дворянин лотарингский, русский полковник, который между тем, как путешественники потчевали этих несчастных, успел рассказать своему приятелю все, что он знал о России. Достопримечательное описание это содержит 12 печатных листов. Тут все есть. История и статистика России, нравы и обычаи россиян, религия их и обряды, описание Сибири, Татарии, народов, населяющих Россию; и даже грибам, в России растущим, посвящена особая глава. Этот эпизод приносит особенную честь плодовитому на выдумки воображению Ламартиньера.[82] Простясь с ссыльными, продолжает он свой путь, переплавляется через горы, отделяющие Борандай от Сибири, и через 10 часов после отъезда из Печоры приезжает в Папиногород, лежащий на реке того же имени. Посетив губернатора этого места, накупив мехов и имея еще в остатке много табаку и денег, решились датчане ехать к кораблю через Самоессию (Samojessie) и должны были переправляться для этого через Рифейские горы. Наконец, скупив у самоедов всю рухлядь, возвратились они в Борандай к своим соотечественникам. Тотчас по приезде их снялись они с якоря и поплыли к Новой Земле, куда прибыли на другой день. Тут нашли они жителей, поклоняющихся солнцу и идолам, называемым ими Фетицо (Fetizo). Новоземельцы (les Zembliens), если б они существовали, могли бы оскорбиться описанием, которое им делает Ламартиньер, а еще более изображениями, к нему приложенными. Простояв у Новой Земли 16 дней, поплыли они к проливу Вайгач (Vaygatt), чтобы через него пройти далее к востоку; по дороге промышляли моржей (которые у Ламартиньера изображены с орлиным носом и рогом на голове); в проливе остановили их льды и покрытые вечным снегом горы, называемые Патерностер (Patenôstres), и вынудили возвратиться.[83] Но прежде обратного выхода в море успели они захватить на берегу двух мужчин и двух женщин новоземельских. От Новой Земли датчане пошли к Гренландии, потом в Исландию и, наконец, прибыли в Копенгаген. Ламартиньер заключает книгу свою географической диссертацией, достойной всего предыдущего. Он утверждает, что Новая Земля соединяется с Гренландией, так что если б не препятствовали снега и морозы, то можно бы свободно из одной земли перейти в другую; что пролив Вайгет имеет длины 35 немецких миль и загорожен горами Патерностер, которые Ламартиньер сам видел и из которых нижайшая имеет высоту пол-лиги, и что, следственно, все рассказы голландцев о плавании их через этот пролив в Татарское море – басни, что тут царствует вечная зима, подобно как в земле Попугаев, что в Антарктическом полюсе, вечное лето, и прочее.
Вот путешествие, которое в свое время было в немалом уважении и из которого Бюффон почерпал сведения свои о землянцах и борандийцах и Витсен о Патерностере, борандайцах, Папиногороде, Вицоре и прочее.[84] В нем встречается такое странное смешение названий и вещей и истины с вымыслами, что, наконец, невозможно почти отличить одну от другой. Можно назвать это путешествие сказкой, основанной на истинном происшествии.
Варангерское море, где датские корабли останавливались, есть известный Варангский залив (Waranger Fiord). Селение Варангер на его северном берегу находим мы на некоторых старинных картах, но на новейших его нет. Мне кажется, что оно есть то же, что Вадсе, потому что это последнее селение есть единственное в Варангском заливе, имеющее безопасную корабельную гавань.
Мурманским морем россияне именуют часть океана, омывающую берега Лапландии. Ламартиньеру заблагорассудилось обратить его в часть этой последней. Киллопы его есть дикие лопы, или дикие лопари. Во многих старинных книгах говорится о лопарях или лопах, которых россияне будто бы называют дикими; из этого немецкие писатели делали Dikiloppen, а Ламартиньер, приняв, вероятно, Di за член, вывел своих киллопов.
Загадочный Борандай или Борандей не сомневаюсь я принять за остров Варандей, лежащий под большеземельским берегом, в 68 итальянских милях к востоку от устья реки Печоры. Ламартиньер, который, вдобавок к страсти говорить неправду, был еще не морской человек, легко мог название одного острова распространить на всю прилежащую землю и ее жителей. Его могли также ввести в заблуждение и карты того времени: на всех почти надпись, принадлежащая острову Варандей, Bolsoy Boranday, продолжена на материковый берег, так что и в самом деле не легко догадаться, что она относится к острову. Итак, борандийцы его суть, конечно, не что иное, как самоеды и россияне, выезжавшие на промыслы к острову Варандей. Он, правда, пишет, что в Печору ехали они с западным ветром, следственно, корабли их должны были бы находиться не к востоку от этой реки; но это может быть ошибка, происшедшая от одного источника с прочими. Кажется, что в путешествии своем по Борандаю не удалялись они много от берега, поскольку могли товары свои отправлять к кораблям на лодках. Город Печору Ламартиньер взял также с карт XVII века, на которых на правом берегу реки Печора, у большого озера, показан город того же имени, который, по-видимому, должен изображать Пустозерский острог. На некоторых из них находится и Папин или Папинов город, но только не в Сибири, а близ реки Печоры. Об этом месте упоминают и некоторые писатели, как, например, Герберштейн,[85] и потому может статься, что и существовало в то время какое-нибудь урочище этого имени, но теперь оно вовсе неизвестно. Жители Новой Земли, которых датские мореплаватели, исполняя волю короля своего, везли с торжеством в отечество, были, без сомнения, самоеды. Фетиши, их идолы, как мы уже несколько раз упоминали, целыми грудами лежат на Болванском Носу острова Вайгач; а поклонение солнцу – прикраса автора. Горы Патерностер есть или восточный берег Югорского Шара, или плод воображения Ламартиньера.
Но находил ли кто-нибудь остатки жительства голландцев, совершенно неизвестно.
Из всех случаев, встретившихся голландцам, наибольшего внимания заслуживает раннее появление солнца. На широте 76° (приняв во внимание астрономическую рефракцию) должно это светило совершенно скрыться за горизонт 1 ноября и опять появиться 6 февраля нового стиля, т. е. при южном склонении около 15°; но первое явление случилось тремя днями позже, а последнее 13 днями ранее, т. е. тогда, когда солнце находилось в большем склонении в первом случае на 1°, а в последнем на 33/4°. Феномен этот, изумивший самих наблюдателей, послужил поводом, после их возвращения в Европу, ко многим толкованиям со стороны ученых. Некоторые считали такую аномалию в природе, которая будто бы уничтожала выпуклость земли и неба, невозможной и объясняли загадочное это явление тем положением, что голландцы в продолжительную, скучную ночь, убивая время сном, проспали на 13 или 14 дней более, нежели думали, и считали 24 января, когда уже в самом деле наступило 6 февраля. Между прочим, некто Роберт Ле Каню, учитель Гемскерка, Девера и Рипа, старался доказать это в длинном письме к Вильгельму Блау[72] (W. F. Blaeu), которое сын последнего поместил в своем большом атласе.[73] Но предположение это едва ли не страннее самого явления. Девер вел журнал свой с возможной точностью и подробностью, а следственно, как им, так и ожиданием, когда обрадуют их опять лучи солнца, побуждался вести верный счет дням; мы видели, что когда часы их от холода остановились, то они замечали время по 12-часовой склянке; от невнимательности приставленных к ней могла, конечно, произойти некоторая погрешность, но невозможно, чтобы она дошла в 12 недель до 14 дней. Вероятнее было бы это, если б голландцы большую часть времени действительно проводили во сне. Но мы имеем явное доказательство противному не только в журнале Девера, но и в благополучном окончании зимовки их, к которой они нисколько не были приготовлены, – окончании, которое и в наше время и с нашими средствами не сочлось бы неудачным. И от чего же, по возвращении их в отечество, не различалось их счисление времени от тамошнего? Мне кажется невозможным, чтобы такое различие, если б оно действительно существовало, не сделалось гласным и не дошло до сведения тех, которые старались уличить их в сонливости. Но, кроме этих отрицательных доказательств, имеем мы и положительное: ранний, против ожидания, рассвет привел и голландцев сначала на мысль, не проспали ли они несколько дней. Для проверки себя прибегли они к Иосифовым эфемеридам,[74] напечатанным в Венеции в 1589 году. В них указано было соединение Луны с Юпитером 24 января в 1 час по полуночи; то же явление случилось и у них и того же числа в 6 часов утра, когда обе планеты лежали по их компасу на NtO. Чтобы не верить этому, следует подозревать добросовестного Девера в умышленной неправде; по моему мнению, это было бы в высочайшей степени несправедливо. Другие думали, что голландцы погрешили в определении широты своей, и зимовали там же, где 170 лет после них зимовал штурман Розмыслов, потому что и последний увидел в первый раз солнце 24 января.[75] Но кроме того, что сходство выводов пяти различных наблюдений не позволяет сомневаться в определенной голландцами широте, упомянутое заключение потому уже неосновательно, что Розмыслов держался старого стиля, а голландцы нового, между которыми в XVI веке было разности 10 дней. Скорее следовало бы заключить, что голландцы зимовали еще южнее Розмыслова. Но мы ниже увидим, что и последний потерял из виду и увидел вновь солнце не тогда, когда по вычислению математическому надлежало ожидать.
Из писателей новейших времен большая часть приписывает это явление действию рефракции,[76] и, кажется, последняя достаточна к объяснению его и делает ненужными всякие другие предположения. Нам мало еще известны пределы, в которых заключается соединенное действие астрономической и земной рефракции в обремененной парами атмосфере полярных стран; пределы эти, может быть, гораздо обширнее, нежели мы думаем. Новейшие путешествия представляют нам разительные тому примеры: капитан Парри видал берег в расстоянии 90 итальянских миль, капитан Скоресби видел в воздухе перевернутое изображение судна, находившегося от него в 32 итальянских милях.
После этого, конечно, не покажется невероятным, что снижающиеся светила могут при некоторых обстоятельствах быть подняты рефракцией на 3 и 4°. Что преждевременное появление солнца произведено было действительно необычайной рефракцией, доказывают нам и наблюдения голландцев. 19 февраля, т. е. через 26 дней по появлении верхнего края солнца на горизонте, обсервовали они меридиональную высоту этого края 31/2°. Следственно, меридиональная высота светила возросла только на 31/2° в то время, как оно приближалось к возвышенному полю слишком на 8°. Этого нельзя ничему иному приписать, кроме уменьшения рефракции с возвышением светила.
Та же причина, по всей вероятности, помогла им видеть 9 марта берег Сибири. Нам неизвестно достоверно расстояние между этими землями; но есть причина думать, что оно менее 120 итальянских миль. Что голландцы видели точно сибирский берег, а не мнимый остров Максимок, подтверждается преданиями, что и с сибирского берега видна бывает иногда Новая Земля. Об этом обстоятельстве упоминает также и Витсен.
Залив, в котором голландцы останавливались 22 июля, есть, без сомнения, устье Маточкина Шара; широта и описываемая величина его доказывают то неоспоримо. Если бы светило их, Баренц, был еще жив, то важное открытие это, конечно, не было бы оставлено без внимания и, вероятно, послужило бы поводом к новым экспедициям. Но мысли упавших духом занимало одно только возвращение в отечество. Они и не мечтали, что находятся в проливе, простирающемся прямо на восток.
После стольких опытов, частью только безуспешных, частью и несчастных, протекло столетие, прежде нежели сделана была опять решительная попытка к отысканию северо-восточного прохода. Правда, и в это время не был он совершенно выпущен из вида, но все плавания, в ту сторону совершенные, можно считать только попытками.
Через семь лет после путешествия Гемскерка и Баренца говорили было в Голландии о повторении этого предприятия, но предложение это, как несбыточное, было оставлено без внимания.
1608 и 1609. Гудсон. Генрих Гудсон, прославившийся впоследствии открытиями и несчастьями своими,[77] не имея успеха в 1607 году в отыскании прохода прямо через север, решился в следующем году испытать счастье на северо-востоке. Он отправился из Темзы 22 апреля на небольшом судне, снаряженном за счет Английской Российской компании. Он плыл на северо-восток и 9 июля на широте 751/2° встретил лед. Стараясь пробираться сквозь него в разных местах, приблизился он к Новой Земле и 25-го остановился у нее на якоре, на широте 72°12′. На берегу в этом месте найдено было много оленьих рогов, также птиц и яиц птичьих. Вообще вид Новой Земли понравился Гудсону; довольно высокие горы частью были покрыты снегом, частью же зеленью, на которой паслись олени. Он посылал исследовать большую реку, текущую с востока, в надежде, не будет ли найден в этом месте искомый проход; но отряд его возвратился без успеха, дойдя в реке до одной сажени. После этого решился Гудсон искать путь мимо Вайгача и реки Обь; но, не имея и здесь успеха, пустился в обратный путь и в конце августа прибыл в Англию.
Гудсон останавливался, вероятно, в какой-нибудь из губ, находящихся в заливе Моллера; но что следует разуметь под рекой, которую он посылал исследовать, решить трудно. Барро не верит ему, что он видел на Новой Земле оленей; приняв за истину, что там водятся только плотоядные животные, полагает он, что Гудсон ошибся. Но нам достоверно известно, что на Новой Земле живут олени, даже за широтой 74°, следственно, рассказы Гудсона совершенно справедливы. Довольно странная мысль, что какое-нибудь другое животное можно было принять за оленя или какую-нибудь другую кость за олений рог!
Это путешествие Гудсона в особенности примечательно первыми в высоких широтах произведенными наблюдениями над наклонением магнитной стрелки.[78] Выводы их были следующие:
Не потеряв, вероятно, еще надежды успеть в отыскании пути на северо-востоке, плавал Гудсон в ту сторону и в 1609 году на яхте Голландской Ост-Индской компании, не найдя, по-видимому, в отечестве своем охотников употребить на то свои капиталы. Впрочем, из-за неполноты описания нельзя сказать утвердительно, какова цель этого путешествия. Известно только, что он отправился из Текселя 25 марта старого стиля; 25 апреля миновал Нордкап; оттуда поплыл к Новой Земле, берег которой нашел 4 мая совершенно затертым льдами,[79] почему и решился плыть к американскому берегу.
1612. Фан-Горн. В 1612 году голландский шкипер Ян Корнелиссон Фан-Горн сделал попытку пройти к востоку, севернее Новой Земли. От острова Кильдина взял он курс прямо к берегу последней, которого достиг 30 июня; проплыв вдоль него к N до 8 июля, встретил он сплошной лед, к нему примыкавший; он следовал направлению этого льда к NW до широты 761/2° и возвратился оттуда к Новой Земле; 29-го, поплыв снова вдоль льда к NW, достиг он широты 77° и вторично возвратился к берегу, откуда без всякого успеха отправился в отечество.
Неизвестно, на чьи средства совершено было это путешествие. Оно подтверждает то, что впоследствии нашел капитан Вуд, а именно, что спирающиеся льды образуют иногда между Новой Землей и Шпицбергеном непроходимую стену.
1625. Босман. Основанная в Голландии в 1614 году Северная, или Гренландская, компания снарядила в 1625 году корабль для новой попытки пройти в Китай северо-восточным путем. Корабль этот, под начальством Корнелия Босмана, отправился из Текселя 24 июня; 24 июля миновал остров Колгуев, а 28-го увидел берег Новой Земли на широте 71°55′ и множество льда, с которым боролся до 3 августа, когда успел укрыться в губу, в которой было 12–13 островов. Отсюда освободились они не ранее 7 августа; 8-го испытали сильную грозу – явление в тех сторонах весьма необыкновенное; 10-го вошли в Нассавский пролив (Югорский Шар), а 12-го из него в Карское море, где встретили такое множество льда, что с великой опасностью должны были опять вернуться в пролив. 21 числа пришли туда же на ладье русские промышленники, рассказывавшие голландцам, что Югорский Шар не ежегодно, но через два года в третий от льдов совершенно очищается, что три судна несколько лет назад пытались проплыть далее к востоку, но два из них погибли, а третье, претерпев великие опасности, возвратилось через год без всякого успеха. Кажется, что россияне, подозревая голландцев в каких-нибудь намерениях на страну, которую почитали своей, неохотно принимали посещения их и старались в рассказах своих всячески увеличивать опасности плавания в том море. 24 августа началась ужасная буря с востока, которой голландский корабль сорвало с обоих якорей и вынесло в море, так что он поневоле должен был продолжать путь в Голландию, куда и прибыл 15 сентября.
Это было последнее путешествие голландцев к Новой Земле, предпринятое с целью открыть северо-восточный проход в Индию; постоянные неудачи побудили их ограничиться дальним, но верным путем через Южное полушарие. Китоловные же их суда и после того несколько раз посещали Новую Землю; это продолжалось, однако, до того времени, пока узнали, что киты водятся преимущественно у Шпицбергена и Гренландии; тогда и Новая Земля оставлена была вовсе.
Но прежде, нежели будем говорить об этих плаваниях, следует по порядку упомянуть о путешествии Ламартиньера,[80] которое по содержанию своему принадлежит к числу таких путешествий, как Мюнхгаузеново и т. п., следовательно места здесь не заслуживало бы, но не должно быть пройдено молчанием потому, что ввело в заблуждение многих писателей и в том числе уважаемых всеми, каковы Витсен, Бюффон, де Бросс и прочие.
1653. Ламартиньер. Компания, учрежденная в 1647 году Фридериком III, королем датским, выслала в 1653 году три корабля для торговли на северных берегах Европы. На одном из этих кораблей де Ламартиньер отправился в должности лекаря.
Отплыв из Копенгагена, останавливались они в Христиании, Бергене и Дронтгейме. На полярном круге встретил их штиль, но они избегли его, купив у прибрежных жителей, которые все слывут волшебниками, за 10 крон и 1 фунт табаку в трех узелках ветру до мыса Руксвелла. Ветер из первого узелка сопроводил их 30 лиг за ужасный Мальштром; второй узелок снабдил их до мыса Руксвелла; от магнитных гор на этом мысу компас их перестал действовать, и они вынуждены были двое суток править с помощью одной только карты. Когда развязали третий узелок, то настала столь ужасная буря, что казалось, будто небо хочет на них обрушиться и наказать их за то, что имели дело с волшебниками. Корабль их бросило на камень и проломило, и они с великим трудом спаслись в Вардгоус; а как тут чинить его было неудобно, то перешли в Варангерское море, к селению Варангер.
В Вардгоусе датчане имели крепостцу и чиновника для сбора пошлины с судов, идущих в Архангельск или из Архангельска.
Пока судно их починялось, ездили они для торгов в Мурманское море (Mourmanskoi more), землю Киллопов и Русскую Лапландию и из Колы возвратились опять в Варангер. Жители Мурманского моря, по уверению Ламартиньера, говорят иным языком от варангерских; килоппы суть род лапландцев, более других дики. Все они ездят на оленях, которым нужно только шепнуть что-то на ухо, чтобы они стрелой понеслись, куда следует. Русские лопари, подобно самим россиянам, николаиты[81] (Nicolaites de Religion). Датские лопари, хотя и лютеранской религии, но все волшебники и держат домашних дьяволов в виде черных кошек. В Лапландии вся дичина белая: медведи, волки, лисицы, зайцы; и даже вороны белы, как лебедь, имея только клюв и лапы черные.
Описав все подобным образом, Ламартиньер продолжает к востоку свой путь, на котором, как обыкновенно, сопровождают его страшные бури. 4 июля усмотрены были к востоку высокие горы, к которым датчане хотели пристать, но шторм заставил их укрыться под берегом Борандая (Boranday), где, по счастью, нашлась безопасная гавань с глубиной 12–13 сажен. Тотчас послана была партия для отыскания жителей и заведения с ними торговли, состоявшая, между прочим, из двух человек, знавших северный и русский языки (la langue du Nord amp; le Rufse), и де Ламартиньера. Они скоро нашли селение борандейцев, вступили с ними в торговлю и наняли из них проводников с оленями до Сибири за два пучка табаку и четыре пинты водки. Несколько дней ехали они по Борандаю, скупали во всех селениях рухлядь и прибыли, наконец, в местечко Вичору (Vitzora). Отсюда отправили они меха на лодке к кораблю своему, а сами отправились на лодке же в Печору (Potzora) – городок, лежащий на берегу озера (d’une petite mer) одного с ним названия, куда прибыли через 15 часов. Отправив купленные тут меха по-прежнему водой к кораблю, поехали они на оленях в Сибирь. По дороге настигли они пять человек, одетых в медвежьи шкуры, а lа Moscovite. Это были ссыльные. Между ними нашелся старый приятель Ламартиньера, дворянин лотарингский, русский полковник, который между тем, как путешественники потчевали этих несчастных, успел рассказать своему приятелю все, что он знал о России. Достопримечательное описание это содержит 12 печатных листов. Тут все есть. История и статистика России, нравы и обычаи россиян, религия их и обряды, описание Сибири, Татарии, народов, населяющих Россию; и даже грибам, в России растущим, посвящена особая глава. Этот эпизод приносит особенную честь плодовитому на выдумки воображению Ламартиньера.[82] Простясь с ссыльными, продолжает он свой путь, переплавляется через горы, отделяющие Борандай от Сибири, и через 10 часов после отъезда из Печоры приезжает в Папиногород, лежащий на реке того же имени. Посетив губернатора этого места, накупив мехов и имея еще в остатке много табаку и денег, решились датчане ехать к кораблю через Самоессию (Samojessie) и должны были переправляться для этого через Рифейские горы. Наконец, скупив у самоедов всю рухлядь, возвратились они в Борандай к своим соотечественникам. Тотчас по приезде их снялись они с якоря и поплыли к Новой Земле, куда прибыли на другой день. Тут нашли они жителей, поклоняющихся солнцу и идолам, называемым ими Фетицо (Fetizo). Новоземельцы (les Zembliens), если б они существовали, могли бы оскорбиться описанием, которое им делает Ламартиньер, а еще более изображениями, к нему приложенными. Простояв у Новой Земли 16 дней, поплыли они к проливу Вайгач (Vaygatt), чтобы через него пройти далее к востоку; по дороге промышляли моржей (которые у Ламартиньера изображены с орлиным носом и рогом на голове); в проливе остановили их льды и покрытые вечным снегом горы, называемые Патерностер (Patenôstres), и вынудили возвратиться.[83] Но прежде обратного выхода в море успели они захватить на берегу двух мужчин и двух женщин новоземельских. От Новой Земли датчане пошли к Гренландии, потом в Исландию и, наконец, прибыли в Копенгаген. Ламартиньер заключает книгу свою географической диссертацией, достойной всего предыдущего. Он утверждает, что Новая Земля соединяется с Гренландией, так что если б не препятствовали снега и морозы, то можно бы свободно из одной земли перейти в другую; что пролив Вайгет имеет длины 35 немецких миль и загорожен горами Патерностер, которые Ламартиньер сам видел и из которых нижайшая имеет высоту пол-лиги, и что, следственно, все рассказы голландцев о плавании их через этот пролив в Татарское море – басни, что тут царствует вечная зима, подобно как в земле Попугаев, что в Антарктическом полюсе, вечное лето, и прочее.
Вот путешествие, которое в свое время было в немалом уважении и из которого Бюффон почерпал сведения свои о землянцах и борандийцах и Витсен о Патерностере, борандайцах, Папиногороде, Вицоре и прочее.[84] В нем встречается такое странное смешение названий и вещей и истины с вымыслами, что, наконец, невозможно почти отличить одну от другой. Можно назвать это путешествие сказкой, основанной на истинном происшествии.
Варангерское море, где датские корабли останавливались, есть известный Варангский залив (Waranger Fiord). Селение Варангер на его северном берегу находим мы на некоторых старинных картах, но на новейших его нет. Мне кажется, что оно есть то же, что Вадсе, потому что это последнее селение есть единственное в Варангском заливе, имеющее безопасную корабельную гавань.
Мурманским морем россияне именуют часть океана, омывающую берега Лапландии. Ламартиньеру заблагорассудилось обратить его в часть этой последней. Киллопы его есть дикие лопы, или дикие лопари. Во многих старинных книгах говорится о лопарях или лопах, которых россияне будто бы называют дикими; из этого немецкие писатели делали Dikiloppen, а Ламартиньер, приняв, вероятно, Di за член, вывел своих киллопов.
Загадочный Борандай или Борандей не сомневаюсь я принять за остров Варандей, лежащий под большеземельским берегом, в 68 итальянских милях к востоку от устья реки Печоры. Ламартиньер, который, вдобавок к страсти говорить неправду, был еще не морской человек, легко мог название одного острова распространить на всю прилежащую землю и ее жителей. Его могли также ввести в заблуждение и карты того времени: на всех почти надпись, принадлежащая острову Варандей, Bolsoy Boranday, продолжена на материковый берег, так что и в самом деле не легко догадаться, что она относится к острову. Итак, борандийцы его суть, конечно, не что иное, как самоеды и россияне, выезжавшие на промыслы к острову Варандей. Он, правда, пишет, что в Печору ехали они с западным ветром, следственно, корабли их должны были бы находиться не к востоку от этой реки; но это может быть ошибка, происшедшая от одного источника с прочими. Кажется, что в путешествии своем по Борандаю не удалялись они много от берега, поскольку могли товары свои отправлять к кораблям на лодках. Город Печору Ламартиньер взял также с карт XVII века, на которых на правом берегу реки Печора, у большого озера, показан город того же имени, который, по-видимому, должен изображать Пустозерский острог. На некоторых из них находится и Папин или Папинов город, но только не в Сибири, а близ реки Печоры. Об этом месте упоминают и некоторые писатели, как, например, Герберштейн,[85] и потому может статься, что и существовало в то время какое-нибудь урочище этого имени, но теперь оно вовсе неизвестно. Жители Новой Земли, которых датские мореплаватели, исполняя волю короля своего, везли с торжеством в отечество, были, без сомнения, самоеды. Фетиши, их идолы, как мы уже несколько раз упоминали, целыми грудами лежат на Болванском Носу острова Вайгач; а поклонение солнцу – прикраса автора. Горы Патерностер есть или восточный берег Югорского Шара, или плод воображения Ламартиньера.