Передохнув, я первым делом зашел в ближаший общий ватерклозет с умывальником, где долго и тщательно смывал с себя кровь. Потом спустился лифтом на палубу "F", где в каюте "F-19", с двумя попутчицами обитала Мэри.
При огромных размерах судна удар об айсберг сказался на его отдельных частях по разному. Здесь, на нижних уровнях, толчок ощутили куда отчетливее, и по пути, в лабиринтах коридоров и трапов мне встретилось немало вышедших из кают сонных и встревоженных пассажиров. Они настойчиво атаковывали стюардов и других членов экипажа, пытаясь выяснить, что случилось, но те успокаивали их, как могли, заверяя, что ничего страшного не произошло. Таймер показывал 0 часов 6 минут, и пока только сам Эдвард Смит - 62-х летний капитан "Титаника", главный конструктор Томас Эндрюс, да несколько старших офицеров знали страшную правду - что лайнеру осталось жить часа два-два с половиной.
В 0,15 радисты пошлют в эфир сигналы бедствия - CQD и SOS. Хотя единый сигнал бедствия SOS был введен еще в 1906 году, радиостанции телеграфной компании "Маркони", в том числе и та, что размещалась на "Титанике", использовали наряду с новым, еще и старый тип сигнала. В 0,45 спустят первыю шлюпку. А поскольку никто еще не верил в серьезность положения, первые две шлюпки уйдут полупустыми... Необходимо, чтобы Мэри села в одну из них.
... Я встретил ее в проходе, еще не дойдя до каюты, среди весело галдящих пассажиров второго и третьего классов, которых здесь, на палубе "F", собралась уже изрядная толпа. Все шутили и смеялись, приятно взбудораженные приключением. От мыслей об опасности все были явно далеки. Еще бы, ведь все знали, что Титаник - непотопляем!
Лицо Мэри, однако, было встревоженным, но увидев меня, она просияла, и тут же, никого не стесняясь, кинулась ко мне, чуть-ли не повиснув на моей шее:
- Я уже хотела пойти искать... Ой! У тебя кровь...
Я вздрогнул, и проследив за ее взглядом, провел рукой по своей шевелюре - на волосах, действительно, запеклись кровавые сгустки:
- Это не моя.
Глаза Мэри испуганно расширились:
- А чья? Где ты был? И что... Что вообще происходит?...
- Я же сказал, что все объясню потом. А пока - слушай меня внимательно...
- Джон, но...
- И не перебивай! Так вот, сейчас ты пойдешь к себе в каюту, оденешься потеплее, и заберешь свои вещи. Да побыстрей! А я подожду тебя здесь.
Она выдержала паузу, как то странно на меня посмотрев, потом кротко склонила голову:
- Хорошо, я сделаю, как ты скажешь. Но неужели этот корабль... Это так серьезно?
- Ну-у, просто лучше не рисковать... Давай, девочка, время не ждет!
В двадцать минут первого ночи мы уже стояли в густой толпе на верхней палубе, наблюдая, как матросы расчехляют шлюпки и вываливают их за борт. На лице Мэри все яснее читался ужас. Она цепко держалась за сгиб моего локтя, и я, с несколько запоздалым испугом сообразил, что оторвать ее от себя и усадить одну в шлюпку будет весьма проблематично. К тому же разговаривать здесь было невозможно - чудовищный рев стравливаемого из котлов пара, похожий на шум нескольких мчащихся железнодорожных составов, заглушал все вокруг.
Примерно в половине первого невыносимый шум пара наконец стих, и воцарилась какая-то нереальная тишина. И тут произошло нечто и вовсе феерическое - на палубе грянула музыка! Восемь музыкантов судового оркестра поднялись сюда и начали импровизированный концерт. Яркий свет и знакомые мелодии заметно разрядили общее напряжение и нервозность. Первые шлюпки стали заполняться людьми.
Многие женщины, однако, колебались, все еще не считая положение настолько угрожающим, чтобы покинуть такие надежные палубы огромного парохода и перейти в утлые лодчонки, висевшие, качаясь, в двадцати метрах над черной бездной океана. Другие не хотели оставлять мужей. Но пока нигде не было заметно признаков паники, не слышалось шума и беготни. Пассажиры безмолвно, будто оцепенев, стояли под звездным небом, тупо глядя на работу готовившего шлюпки экипажа, и ждали распоряжений. Потом появился один из помощников капитана и крикнул:
- Женщинам и детям - садиться в шлюпки, мужчинам - отойти в сторону!
Я тотчас узнал этого человека - это был Чарлз Герберт Лайтоллер, второй помощник капитана, офицер, запомнившися мне более всех других. Он сажал в шлюпки строго детей и женщин, а сам оставался на судне до конца, даже не пытаясь покинуть его. Однако, чудом спасся, довольно долго продержавшись на деревянных обломках в ледяной воде, прежде чем его подобрали в одну из шлюпок. Потом, в ходе расследования катастрофы, на вопрос комиссии - "Как вы покинули судно?" - он ответит - "Никак, судно покинуло меня..." Крепко охватив Мэри за талию, я целенаправленно протискивался сквозь толпу, пока не очутился прямо перед Лайтоллером.
- Сэр, - слегка поклонился я, - вы позволите этой леди сесть в шлюпку?
- Конечно. - окинув мою спутницу острым взглядом, ответил тот, Более того, я настаиваю на этом.
- О, благодарю вас, сэр! - неподдельно возликовав, воскликнул я, - Вы даже не представляете, насколько я вам обязан...
- Не стоит благодарности, я всего лишь делаю свое дело. - невозмутимо пожал массивными плечами Лайтоллер, протягивая Мэри руку в белой перчатке, чтобы подсадить ее в шлюпку, - Прошу вас, мисс!
- Что? - округлив глаза, Мэри первела взгляд с руки офицера на меня, - А как... Как же ты!?
- Я остаюсь. - мило улыбнулся я ей в ответ, - Пока остаюсь...
- Нет. - она отрицательно встряхнула головой, - Да нет же! Я не пойду без тебя...
- Ну послушай, - начал было я, в некотором замешательстве, - я же не...
- Я не пойду без тебя! - хрипло и страшно закричала Мэри, безумно вращая глазами, и намертво вцепившись в полы моего бушлата, - Нет! Нет! Не-е-ет!...
Тут вмешался наблюдавший за этой сценой твердокаменный Лайтоллер, сказав то, что я никак от него не ожидал:
- Вот что, сэр. Вы, я вижу, ранены. Можете сесть в шлюпку.
Я вконец растерялся, и лихорадочно соображая, что предпринять, промямлил:
- Простите... Но мне надо здесь... Еще помочь кое-кому.
Офицер воззрился на меня в искреннем удивлении:
- Как знаете, конечно. Но я бы посоветовал вам хорошенько подумать, и присмотреть за мисс.
Оценив благоразумный совет, я кивнул и отвел окаменевшую Мэри в сторонку, где зайдя за шлюпбалку, повернул лицом к себе. Она была бледна, как смерть, часто и порывисто дышала, затравленно глядя полными боли и слез глазами.
- Успокойся, очень тебя прошу. - я через силу улыбнулся, - Посмотри мне в глаза. Вот так... А теперь подумай и скажи - неужели ты всерьез считаешь, что я так хочу умереть? Теперь, когда у меня есть ты! Я что, так похож на сумасшедшего?
- Я... Я не знаю... - простонала она чуть слышно, - Ну почему мы не можем вместе... Я не понимаю... Я ничего не понимаю!
- И не надо. Пока ненадо. - мне удалось беспечно рассмеяться, Запомни одно - я встречу тебя на причале в Нью-Йорке. Я буду там раньше тебя!
- Как это?
- Ты же знаешь, что я не простой человек. Можешь считать меня волшебником - ты же говорила, что веришь в чудеса.
- Да, но...
- А мне ты веришь? Веришь, что встречу тебя на причале?
- Верю... - эхом отозвалась она, тут же выдохнув, - И не верю!
- Я тебе клянусь! А теперь - ты спокойно пойдешь и сядешь в шлюпку, договорились?
- Поклянись всеми святыми, что это правда... - прошептала Мэри, глядя так, что я почти утонул в ее глазах, чувствуя, как воля моя плавится, подобно воску, что еще немного, и я, послав к бесу все и всех, кинусь за ней хоть на край вселенной, - Клянись же!
- Клянусь. - послушно пробубнил я, внутренне сжав себя в кулак, Клянусь всеми святыми, что не оставлю тебя никогда. Это будет скоро. А теперь - иди!
Она медленно попятилась, не сводя с меня глаз и не выпуская руки, пока ее тонкие, но цепкие пальцы не выскользнули из моих, и наши руки опустились.
Проследив, как она села, и 65-ти местная шлюпка, заполненная едва-ли на половину, пошла вниз, я не оглядываясь, пошел прочь, ища какого-нибудь тихого места. С палуб, в адрес тех, кто садился в шлюпки, раздавались шутки и веселые голоса - "Всего хорошего, встретимся за завтраком!" и тому подобное. Какие-то остряки, узнав, что при столкновении, с айсберга на бак обрушилась целая лавина снега, договаривались сыгрть в снежки завтра утром. Во вторую шлюпку, вместо рассчетных 40-ка, село всего 12 человек...
Однако, спустя некоторое время, когда судно все ощутимее стало зарываться носом в воду, и наклон палубы стал заметен невооруженным глазом, последние оптимисты из пассажиров поняли, что шутить не приходится. Приглашения занимать места в шлюпках дважды повторять уже не требовалось, напротив - я, стоя на заднем конце верхней палубы, молчаливо наблюдал, как некоторых, излишне активных субъектов, офицеры, размахивая пистолетами, отгоняют от переполненных шлюпок. Прогремело несколько выстрелов в воздух, но всеобщая паника, понемногу вступала в свои права.
К чести экипажа, впрочем, замечу, что почти весь он оставался на своих постах до самого конца, проявив подлинный героизм. При спуске шлюпок на палубах не было никого из машинной команды лайнера. В полузатопленном трюме они из последних сил обеспечивали работу динамо-машин и насосов, чтобы дать возможность спаститсь тем, кто был наверху. Весь машинный персонал пошел ко дну вместе с пароходом, а в целом из судового экипажа уцелела лишь одна четверть.
... Когда около двух часов ночи от борта отошли последние шлюпки, а на накренившейся палубе стало трудно стоять, я, вдруг запоздало осознав, что оставаться на судне далее опасно, скинул с себя оцепенение, и вызвав скуттер, быстрым шагом направился к ближайшей дымовой трубе. Всем, кто еще оставался на палубах, было явно не до меня, и убедившись, что за мной никто не наблюдает, я стремительно взобрался по стальным скобам лестницы на огибавшую макушку задней дымовой трубы узкую кольцевую площадку. Через минуту скуттер опустился рядом со мной, зависнув в воздухе на антигравитационном генераторе. Я, не мешкая, запрыгнул на его сиденье, и пристягнувшись, взмыл в ночное небо. Но покидать место трагедии я не торопился, и отдалившись на километр, стал свидетелем зрелища, которое запомнил на всю жизнь.
Агония огромного судна завершалась. Плавучий дворец, сияя в ночи яркими огнями, все глубже и глубже уходил носом в пучину. Но даже в той его части, что уже находилась под водой, в окнах кают и на прогулочных палубах продолжал гореть свет, и сквозь слой воды мерцало призрачное сияние. Нос погружался, а корма поднималась все выше. Когда наклон корпуса достиг 45-ти градусов, все огни в салонах неожиданно погасли и судно исчезло во тьме. Потом, на мгновение, свет вспыхнул вновь, чтобы погаснуть навсегда. Одновременно из чрева судна донесся шум, похожий на раскаты грома - это срывались с фундаментов котлы и машины, и рушились, круша переборки, вниз, в сторону носа. Секунд пятнадцать-двадцать за многие мили было слышно, как падают тяжелые механизмы...
Когда грохот затих, "Титаник" на какое-то время застыл в почти вертикальном положении, как черная башня, возвышающаяся над зеркалом воды на добрые полста метров. Вдруг, отвесно стоящая корма слегка повернулась влево и стала клониться, пока не замерла под углом градусов 70 к поверхности океана - киль, не выдержав страшной тяжести поднявшейся в воздух кормы, лопнул, и корпус разломился. Вода вокруг клокотала и пенилась. Это было ужасно и одновременно величественно...
Корма, с мощным шипением вытесняемого изнутри воздуха, быстро погружалась, и минуту спустя океан сомкнулся над кормовым флагштоком. Таймер показывал 2 часа 20 минут ночи.
Но именно сейчас, когда "Титаник" скрылся под водой, трагедия достигла кульминации. Душераздирающие вопли сотен тех людей, что оставили лайнер в его последние минуты, и теперь боролись за жизнь в ледяной воде, слились в единый жуткий стон из ожившей преисподней. Призывы о помощи и призывы к Богу долго неслись над черной гладью океана, но время шло, пронизывающий холод сковывал тела несчастных, крики становились все слабее, пока не смолкли совсем...
И я приложил к этому руку! Даже для моих закаленных нервов все это было уже слишком, и пробежавшись по пульту скуттера дрожащими от холода и страшых впечатлений руками, я покинул 1912 год.
Глава 6
Субдаймон
Брюссель. Европейская Федерация.
Штаб-квартира Координационного
Совета ФСТК. Октябрь 2281 г.
- Джон! Тебя зовет шеф! - выпалил Рон Стюарт, вбежавший в зал скуттерного ангара, едва я успел материализоваться и перевести дух, выслушивая поздравления с успехом от поджидавших меня других членов нашей группы, - Джон, они хотят видеть тебя немедленно!
- Что за спешка? - удивленно покосился я на его взволнованное лицо, отметив, что никогда еще не видел Рона таким по-детски растерянным, - И что значит "они" ?
Стюарт помолчал, озадаченно почесывая за правым ухом, где как и у меня размещался крохотный, меньше спичечной головки, штекер разьема нейрошунта для снятия информации с импланта. Потом, судорожно сглотнув, ответил:
- Шеф и... Не знаю! Такого я еще не видел! Но мне кажется... - он перешел на шепот, - Я думаю, это даймон... Джон, что ты там натворил!?
Настала моя очередь испуганно сглотнуть. Теряясь в мучительных догадках, я безмолвно, как на эшафот, вознесся в баролифте на 58-й ярус пилона-резиденции Совета, и остановился перед дверью приемной Айрона Сета в нерешительности. Что ждет меня там? Когда-то Станислав Лем написал "Среди звезд нас ждет неизвестное". И эта дверь навеяла на меня похожие мысли - воистину, все, что угодно!
Наконец, решившись, я приложил ладонь к панели электронного контролера. Дверь мягко скользнула в стену, и я вошел в приемную, встретив настороженный взгляд сидевшей в полукружии пультов Маюми Вонг, секретарши шефа, у которой некогда брал первые уроки у-шу вкупе с "Дао любви"... Сет, по-старинке предпочитал компьютерам живых секретарш, отнюдь не считая это непозволительной роскошью.
- А-а, явился, красавчик! - прощебетала похожая на мальчишку-подростка, Маюми, сверля меня темно-карими, слекга раскосыми глазами японки с примесью филиппино-испанских кровей. В ее взгляде, как мне показалось, мелькнуло сожаление, - Ну привет, дорогой...
- Хелло, прицесса. Может, по старой дружбе, предскажешь судьбу?
Доложив по селектору о моем прибытии, Маюми с улыбкой развела широкими рукавами белоснежного кимоно:
- Ах, увы! На этот раз бессильна даже я... Не знаю, в чем ты там набедокурил, но ступай и держи марку. Надеюсь, самый способный ученик не уронит честь своего первого сэнсэя.
- О-о! - я отвесил ей шутливый поклон с воздушным поцелуем, - Думаю, обойдется без харакири...
Но войдя в шефский кабинет, я обомлел, лишившись на какое-то время дара речи. Вначале мой взгляд упал на набычившегося за своим столом Сета, а потом скользнул в кресло - то самое, в котором я сидел, выслушивая инструктаж пять суток назад, перед отправкой в 1912 год.
Из кресла поднялось, мгновенно очутившись рядом со мной, поразительное создание. Не знаю, можно ли было назвать его человеком. Скорее - ангелом...
Единственное,что выдавало в нем принадлежность к роду Номо - это сама фигура и черты лица. Рост - метра два с половиной, очень тонкое тело, которое, однако, не выглядело безобразно тощим, а напротив, было весьма изящным в своей стройной гибкости - нечто вроде вытянутой статуи Аполлона. Тело казалось обнаженным, только на торсе и бедрах фосфорически светились какие-то зеленоватые полосы. Однако, никаких деталей, включая гениталии, я не заметил. Создавалось впечатление, что тело покрыто тончайшей стекловидной пленкой...
А самое удивительное - незнакомец казался прозрачным, как хрустальный монумент, хотя и нельзя было разглядеть, что у него внутри. Там что-то переливчато мерцало, играя цветовыми бликами, как в древнеяпонских гадальных шарах для аутогипноза, выточенных из кристаллов кварца... Тут мне пришло в голову, что это могло быть вовсе не живое тело, а искусственно созданный, "очеловеченный" облик.
Как бы противореча моей последней мысли, "хрустальные" губы незнакомца шевельнулись, и по комнате прокатился рокочущий и низкий, почти уходящий в инфразвуковые частоты голос:
- Джон Сев...вергин... - он поднял перед собой раскрытую ладонь, что очевидно означало приветствие, - Мое имя Эодд-огг-Раор, 308-е тысячелетие. Я - рицхини, сопрягатель хрономенталитетов третьего круга. По вашему, совсем отдаленно... Можете считать меня своим коллегой, историком. И я не то, что вы думаете. Точнее, не совсем то. Я еще не фиезз-зи, кого вы называете даймонами. Но рассчитываю им стать скоро - через одну, возможно, две трансформы. Так что пока я, как сказали бы вы, субдаймон.
Прозрачные губы вытянулись во что-то похожее на улыбку:
- А здесь я даже не в качестве человека, и меня это... Не задевает, нет. Забавляет немного. Я здесь, как говорят у вас - в роли верительной грамоты. Вот к этой вещи...
И в руке субдаймона возникла моя не вернувшаяся капсула!
- Джон Севергин. - повторил он, окинув меня взглядом мерцающих глаз, в которых, казалось, зияет сама Вечность - Великое Ничто, - Вы отправитесь в прошлое. Да, именно в тот хронопласт, что, как нам известно, совпадает с вашим желанием.
- Надолго? - понемногу придя в себя, рискнул я спросить.
- До трансформы.
- Что вы понимаете под...
- Да, простите. Я совсем забыл, где нахожусь. Разница менталитетов, моя специальность. Стыдно... В вашем хронопласте к понятию трансформы наиболее близкий эквивалент - слово "смерть". Только слово. Понятия совершенно различны.
- Ясно. Эзотерики были правы.
- Да, эзотеризм. Древнее название. Ошибки в частностях, но в целом, схема верна.
- Так... И что же я должен делать там, в прошлом?
- Ничего. Я имею ввиду - просто жить.
- Прекрасно... Но почему? Зачем все это?
- Объяснять долго, и пока излишне. Со временем, минуя энное число трансформ, вы все узнаете и поймете с должной глубиной.
- И все же я хочу знать, хотя бы в самых общих чертах, смысл моего... Моей пожизненной командировки. Разве я не имею на это права?
Субдаймон сощурился, и в его призрачных глазах мне почудились озорные огоньки:
- Имеете. Вне всякого сомнения... Тогда скажите, как вы представляете себе основное направление деятельности цивилизации фиезз-зи, по вашему даймонов?
Если он хотел посадить меня этим вопросом в лужу, то напрасно. Кто как, но кадровики ФСТК мыслить умеют. И не только на сугубо злободневные темы.
- Если кратко - главная задача тех, кто слился с Творцом, должна соответствовать Его миссии. Вероятно, это то, что в наших основных религиях зовется спасением, а в эзотеризме - бесконечным совершенством. А конечная цель на нынешнем этапе - это очищение Вселенной от инферно. Или, по Даниилу Андрееву - просветление Шаданакара, нашей системы миров, освобождение их от темных, демонических сил, питающихся гаввахом эманацией страдания.
- Вы правы. - лицо моего собеседника стало серьезным, - Как правы те, кто вас избрал... По крайней мере, азов вам объяснять не нужно. Именно просветление Вселенной. И совершенство, которое не есть цель, а направление вечного движения. Добавлю лишь один штрих, которого вы знать не могли. Просветление идет не только пространственно и хронологически вперед. Даже совсем не вперед, поскольку там, в будущем, просветлять уже нечего...
- В прошлое! - воскликнул я, пораженный внезапным озарением, как бы высветившим на миг очертания грандиозного плана, - Назад, к зародышу Зла!
- Да! К Великому Бунту, иначе - отколу от Сил Света того, кого вы зовете Люцифером. О! Это отнюдь не мифический персонаж... Откола просто не произойдет. Зло не родится в корне. Теперь - непосредственно о вашей миссии. Есть такое древнее понятие, без сомнений, знакомое вам законсервированный агент. Я вспомнил его потому, что оно по многим параметрам соответствует миллионам обычных людей инфернальных хронопластов. В том числе и того, откуда вы только что вернулись. Разве не замечали вы, и у вас не вызывало внутренний протест то обстоятельство, что так много талантливых идивидуумов, с изначально заложенным в них зарядом Светлых начал, уходят из вашего мира, так и не реализовав свой потенциал? Или, того хуже - направляют его во зло?
- Конечно. Это отмечали многие. Кто-то, уже не помню, кто именно, даже сказал, что возможно, в каждом дворнике умер Эйнштейн, просто по иронии судьбы ему в жизни досталась метла.
- Дворник... Метла... Эйншт... Понял! Один из основоположников Единой Теории Поля... Весьма точное в данной связи высказывание. Так вот, все эти индивидуумы, они как-бы законсервированные, "спящие" агенты Света, которых мы должны "разбудить" - помочь реализоваться в нужном нам направлении, перекрыв источник гавваха. Как в случае с вашей избранницей в 1912 году. Она - незаурядный индивид с почти столь же древней, как ваша, монадой, и тем не менее - нулевой темпоральной значимостью. А если учесть испитую ей чашу страданий, а следовательно, излученного гавваха - даже минусовой. Все это, полагаю, задело вас?
- Вы будто мои мысли читаете...
- Не совсем так, но... Неважно. Важно то, что в этом мире многое парадоксально. Как и то, что даймоны, наложив строжайшее вето на изменения истории, сами, в действительности, ее изменяют. Точнее - корректируют. Осторожно, исподволь, но неуклонно. И вы станете одной из капель того ливня, что смоет с лица Вселенной все инфернальное. Теперь вам ясна цель вашей, как вы сказали, командировки?
- Вполне. Еще один вопрос... То, что я решил остаться в прошлом еще до нашей с вами встречи - это случайность?
- Вопрос своевременный. Разумеется, это не случайность. Наше подсознание, то, что вы зовете интуицией, несравненно мудрее нас самих. И то, что вы приняли единственно верное решение, практически не имея исходных данных - того, о чем мы сейчас говорили - лишний раз доказывает это. А ответом на ваш запрос мы лишь укрепили вашу решимость - разве нет? А теперь - мне пора. До свидания!
- В других жизнях?
- Надеюсь. А возможно - еще в этой...
Субдаймон, подняв раскрытую ладонь, погас, как отключенная голография. В воцарившейся звенящей тишине, Айрон Сет, не издавший за время нашей беседы ни звука, встал из-за своего необъятного стола, подошел ко мне, и доверительно положив руку на мое плечо, тихо проговорил:
- Даже не знаю, посочувствовать тебе, или позавидовать... Но так или иначе - нам будет тебя не хватать.
- Спасибо.
- А впрочем, - шеф хитро улыбнулся, погрозив мне пальцем, - если ты думаешь, что окончательно ускользнул из под моей юрисдикции, то глубоко ошибаешься! Имплант мы тебе оставим, и не слишком часто, но будем навещать тебя. Так что - веди себя там прилично... Впрочем, как ценного профессионала, тебя в любом случае, поставят на учет местного филиала Системы.
- И за это спасибо! - рассмеялся я, и наши руки сомкнулись в крепком рукопожатии.
Глава 7
"Воскрешение"
Нью-Йоркский порт.
Причал компании "Уайт Стар Лайн".
17 апреля 1912 г.
Лил дождь и гремел гром. Молнии полосовали низкое серое небо. Собравшаяся на берегу многотысячная толпа встречающих, среди которых затерялся я, в гробовом молчании наблюдала, как со стоящего на рейде парохода "Карпатия" спускают спасательные шлюпки. Это были шлюпки с "Титаника", подобранные позавчера утром на месте катастрофы. Перед швартовкой их убирали с палуб, чтобы они не помешали сойти на берег 711-ти спасенным, которых "Карпатия" доставила в Нью-Йорк.
Когда все шлюпки оказались у причала, к берегу подошла и сама "Карпатия", совсем небольшое, сравнительно с "Титаником" грузопассажирское судно. В 21 час 35 минут толстые стальные канаты крепко связали судно с бетонным массивом пирса. И после того как установили сходни, первые пассажиры стали спускаться на набережную.
Кое как пробившись через людское море, я был остановлен кордоном полицейских, оцепивших вход на причал. Прижатый напором толпы к спинам рослых полисменов, я с замирающим сердцем вглядывался в фигуры сходящих на берег, чьи изможденные лица, несмотря на приличное расстояние, просматривались отсюда достаточно хорошо. Да и зрение у меня, даже по меркам нашей конторы, было исключительно острым.
Первыми вышли пассажиры первого класса. Почти всех их ожидали автомобили - большие черные лимузины, и они быстро разъехались, подальше от наглых репортеров и любопытных глаз толпы. Затем "Карпатию" покинули пассажиры второго класса. Представители третьего класса выходили последними. Те, кого встречали счастливые родственники или друзья, так же уезжали немедленно. Остальных отводили в сторону. О них должны были позаботиться благотворительные организации, в данном, исключительном случае, отказавшись от обычно долгих и нередко унизительных процедур, применяемых к бедным эмигрантам. По мере того, как эта толпа в сторонке росла, мои нервы натягивались, как струны. И наконец, испытав легкое головокружение, я увидел ее...
Голова Мэри была непокрыта, как в тот вечер, когда я встретил ее впервые. Сделав несколько шагов по трапу, она растерянно остановилась при виде тысяч обращенных к ней лиц. С полимнуты она, медленно поворачивая голову, обводила взглядом толпу, затем, так же озираясь по сторонам, спустилась на причал, где ее встретили двое полицейских чинов, проводив к остальным спасенным.
"А ведь она ищет меня, верит в чудо! Надо же..." - подумал я, - "Как верно сказано - надежда умирает последней... Что ж, она не умрет!"
Заметив неподалеку пожилого офицера полиции с шерифской звездой на груди, я, взмахнув рукой, крикнул:
- Хэй! Офицер! Можно вас на минутку?
Тот неторопливо подошел, и жуя толстую "гавану", окинул меня строгим взглядом:
- В чем дело?
- Дело в том, что там э-э... Моя невеста! Могу я пройти?
- Вот как? - он по-доброму улыбнулся, вынув изо рта сигару, - Значит вам крупно повезло... А идти туда никчему. Их скоро поведут мимо, так что ждите здесь. И дай Бог вам дюжину крепких карапузов!
- Спасибо отец! Дай вам Бог здоровья!
Это было даже кстати - здесь, в толпе, было больше шансов ускользнуть от взоров тех, кто мог запомнить меня на "Титанике" и заинтересоваться моим чудесным воскрешением. Разумеется, на такой случай я заготовил несколько правдоподобных баек, в основном с рассчетом на то, что в сумятице катастрофы и потом, на борту "Карпатии", меня могли просто не заметить. Но, как бы то ни было, мне хотелось избежать подобных встреч вовсе.
Самыми последними по трапу спустили пострадавших. На берегу их укладывали на носилки и увозили в экипажах - в буквальном смысле "каретах скорой помощи". Тут я разглядел и своих приятелей-ирландцев, двое из которых тащили под руки третьего, с забинтованной ногой. Их тоже сразу увезли, а я окончательно вздохнул с облегчением.
Когда ручеек сходивших по трапу иссяк, и спасенных вывели ко входу на причал, вокруг раздались возгласы радости - кто-то узнавал своих близких. Но крики радости вскоре заглушились воплями отчаяния. Большинство встречавших "Карпатию" убедилось, что тех, кого они ждали, уже нет в живых. Вокруг меня творились душераздирающие сцены... Многие женщины, рыдая, цеплялись за проходивших мимо счастливцев, сбивчиво расспрашивая о своих мужьях, сыновьях и братьях, а те, к кому обращались, молча отворачивались. Немало встречавших, как я знал, оставались на причале всю ночь, отказываясь верить горькой правде, и только к рассвету набережные окончательно опустели.
Мэри, влекомая движением толпы, покорно брела, опустив голову и прижав одной рукой к груди памятную шляпку, а другой держа свой кожаный саквояж с нехитрыми пожитками. Я хотел уже окликнуть ее, но оценив всеобщий гвалт, просто подошел и взял за руку, державшую саквояж. Покачнувшись, как от удара, она вскинула на меня широко распахнутые глаза, обрамленные черными кругами. Ее лицо было мертвенно-бледно, черты его, такие нежные и мягкие прежде, болезненно заострились...
Некоторое время она смотрела на меня, как на выходца с того света, а затем, выронив шляпу и саквояж, безмолвно провела дрожащими руками по моим плечам, волосам и лицу.
- Ты!... - выдохнула Мэри одно лишь слово, прильнув ко мне и вся обмякнув. Впрочем, не вся - до боли знакомые цепкие руки сомкнулись за моей спиной с такой силой, что у меня хрустнули ребра.
Мы стояли обнявшись под проливным дождем, и никому до нас не было никакого дела. И стояли мы так долго-долго. И я целовал ее прекрасное лицо, мокрое от дождя и счастливых слез.
... Наверное, мы куда-нибудь уедем. Куда-нибудь далеко-далеко - на Запад, который уже перестал быть диким, в Канадские леса, в Австралию, или на какие-то экзотические острова. Мир так велик, а мы - так молоды.
Но иногда, вспоминая свой разговор с пришельцем из бездн грядущего, я задаюсь вопросом - а было ли это мое задание действительно последним? Я не знаю ответ.
До выстрела в Сараево оставалось 2 года и 2 месяца.
Сентябрь 1996 г.
Новосибирск.
P. S. Примечание автора: Точного числа погибших на "Титанике" не знает никто - различные источники называют цифры от 1503-х до 1517-ти. Точного списка спасенных также не существует - по разным данным их число от 705-ти до 713-ти. Большая часть документов Британской комисии по расследованию катастрофы погибла во время массовых бомбардировок Лондона воздушными армадами Геринга в 1940 году. Однако, как известно, автор имеет право вымысла. Особенно в фантастическом жанре.
При огромных размерах судна удар об айсберг сказался на его отдельных частях по разному. Здесь, на нижних уровнях, толчок ощутили куда отчетливее, и по пути, в лабиринтах коридоров и трапов мне встретилось немало вышедших из кают сонных и встревоженных пассажиров. Они настойчиво атаковывали стюардов и других членов экипажа, пытаясь выяснить, что случилось, но те успокаивали их, как могли, заверяя, что ничего страшного не произошло. Таймер показывал 0 часов 6 минут, и пока только сам Эдвард Смит - 62-х летний капитан "Титаника", главный конструктор Томас Эндрюс, да несколько старших офицеров знали страшную правду - что лайнеру осталось жить часа два-два с половиной.
В 0,15 радисты пошлют в эфир сигналы бедствия - CQD и SOS. Хотя единый сигнал бедствия SOS был введен еще в 1906 году, радиостанции телеграфной компании "Маркони", в том числе и та, что размещалась на "Титанике", использовали наряду с новым, еще и старый тип сигнала. В 0,45 спустят первыю шлюпку. А поскольку никто еще не верил в серьезность положения, первые две шлюпки уйдут полупустыми... Необходимо, чтобы Мэри села в одну из них.
... Я встретил ее в проходе, еще не дойдя до каюты, среди весело галдящих пассажиров второго и третьего классов, которых здесь, на палубе "F", собралась уже изрядная толпа. Все шутили и смеялись, приятно взбудораженные приключением. От мыслей об опасности все были явно далеки. Еще бы, ведь все знали, что Титаник - непотопляем!
Лицо Мэри, однако, было встревоженным, но увидев меня, она просияла, и тут же, никого не стесняясь, кинулась ко мне, чуть-ли не повиснув на моей шее:
- Я уже хотела пойти искать... Ой! У тебя кровь...
Я вздрогнул, и проследив за ее взглядом, провел рукой по своей шевелюре - на волосах, действительно, запеклись кровавые сгустки:
- Это не моя.
Глаза Мэри испуганно расширились:
- А чья? Где ты был? И что... Что вообще происходит?...
- Я же сказал, что все объясню потом. А пока - слушай меня внимательно...
- Джон, но...
- И не перебивай! Так вот, сейчас ты пойдешь к себе в каюту, оденешься потеплее, и заберешь свои вещи. Да побыстрей! А я подожду тебя здесь.
Она выдержала паузу, как то странно на меня посмотрев, потом кротко склонила голову:
- Хорошо, я сделаю, как ты скажешь. Но неужели этот корабль... Это так серьезно?
- Ну-у, просто лучше не рисковать... Давай, девочка, время не ждет!
В двадцать минут первого ночи мы уже стояли в густой толпе на верхней палубе, наблюдая, как матросы расчехляют шлюпки и вываливают их за борт. На лице Мэри все яснее читался ужас. Она цепко держалась за сгиб моего локтя, и я, с несколько запоздалым испугом сообразил, что оторвать ее от себя и усадить одну в шлюпку будет весьма проблематично. К тому же разговаривать здесь было невозможно - чудовищный рев стравливаемого из котлов пара, похожий на шум нескольких мчащихся железнодорожных составов, заглушал все вокруг.
Примерно в половине первого невыносимый шум пара наконец стих, и воцарилась какая-то нереальная тишина. И тут произошло нечто и вовсе феерическое - на палубе грянула музыка! Восемь музыкантов судового оркестра поднялись сюда и начали импровизированный концерт. Яркий свет и знакомые мелодии заметно разрядили общее напряжение и нервозность. Первые шлюпки стали заполняться людьми.
Многие женщины, однако, колебались, все еще не считая положение настолько угрожающим, чтобы покинуть такие надежные палубы огромного парохода и перейти в утлые лодчонки, висевшие, качаясь, в двадцати метрах над черной бездной океана. Другие не хотели оставлять мужей. Но пока нигде не было заметно признаков паники, не слышалось шума и беготни. Пассажиры безмолвно, будто оцепенев, стояли под звездным небом, тупо глядя на работу готовившего шлюпки экипажа, и ждали распоряжений. Потом появился один из помощников капитана и крикнул:
- Женщинам и детям - садиться в шлюпки, мужчинам - отойти в сторону!
Я тотчас узнал этого человека - это был Чарлз Герберт Лайтоллер, второй помощник капитана, офицер, запомнившися мне более всех других. Он сажал в шлюпки строго детей и женщин, а сам оставался на судне до конца, даже не пытаясь покинуть его. Однако, чудом спасся, довольно долго продержавшись на деревянных обломках в ледяной воде, прежде чем его подобрали в одну из шлюпок. Потом, в ходе расследования катастрофы, на вопрос комиссии - "Как вы покинули судно?" - он ответит - "Никак, судно покинуло меня..." Крепко охватив Мэри за талию, я целенаправленно протискивался сквозь толпу, пока не очутился прямо перед Лайтоллером.
- Сэр, - слегка поклонился я, - вы позволите этой леди сесть в шлюпку?
- Конечно. - окинув мою спутницу острым взглядом, ответил тот, Более того, я настаиваю на этом.
- О, благодарю вас, сэр! - неподдельно возликовав, воскликнул я, - Вы даже не представляете, насколько я вам обязан...
- Не стоит благодарности, я всего лишь делаю свое дело. - невозмутимо пожал массивными плечами Лайтоллер, протягивая Мэри руку в белой перчатке, чтобы подсадить ее в шлюпку, - Прошу вас, мисс!
- Что? - округлив глаза, Мэри первела взгляд с руки офицера на меня, - А как... Как же ты!?
- Я остаюсь. - мило улыбнулся я ей в ответ, - Пока остаюсь...
- Нет. - она отрицательно встряхнула головой, - Да нет же! Я не пойду без тебя...
- Ну послушай, - начал было я, в некотором замешательстве, - я же не...
- Я не пойду без тебя! - хрипло и страшно закричала Мэри, безумно вращая глазами, и намертво вцепившись в полы моего бушлата, - Нет! Нет! Не-е-ет!...
Тут вмешался наблюдавший за этой сценой твердокаменный Лайтоллер, сказав то, что я никак от него не ожидал:
- Вот что, сэр. Вы, я вижу, ранены. Можете сесть в шлюпку.
Я вконец растерялся, и лихорадочно соображая, что предпринять, промямлил:
- Простите... Но мне надо здесь... Еще помочь кое-кому.
Офицер воззрился на меня в искреннем удивлении:
- Как знаете, конечно. Но я бы посоветовал вам хорошенько подумать, и присмотреть за мисс.
Оценив благоразумный совет, я кивнул и отвел окаменевшую Мэри в сторонку, где зайдя за шлюпбалку, повернул лицом к себе. Она была бледна, как смерть, часто и порывисто дышала, затравленно глядя полными боли и слез глазами.
- Успокойся, очень тебя прошу. - я через силу улыбнулся, - Посмотри мне в глаза. Вот так... А теперь подумай и скажи - неужели ты всерьез считаешь, что я так хочу умереть? Теперь, когда у меня есть ты! Я что, так похож на сумасшедшего?
- Я... Я не знаю... - простонала она чуть слышно, - Ну почему мы не можем вместе... Я не понимаю... Я ничего не понимаю!
- И не надо. Пока ненадо. - мне удалось беспечно рассмеяться, Запомни одно - я встречу тебя на причале в Нью-Йорке. Я буду там раньше тебя!
- Как это?
- Ты же знаешь, что я не простой человек. Можешь считать меня волшебником - ты же говорила, что веришь в чудеса.
- Да, но...
- А мне ты веришь? Веришь, что встречу тебя на причале?
- Верю... - эхом отозвалась она, тут же выдохнув, - И не верю!
- Я тебе клянусь! А теперь - ты спокойно пойдешь и сядешь в шлюпку, договорились?
- Поклянись всеми святыми, что это правда... - прошептала Мэри, глядя так, что я почти утонул в ее глазах, чувствуя, как воля моя плавится, подобно воску, что еще немного, и я, послав к бесу все и всех, кинусь за ней хоть на край вселенной, - Клянись же!
- Клянусь. - послушно пробубнил я, внутренне сжав себя в кулак, Клянусь всеми святыми, что не оставлю тебя никогда. Это будет скоро. А теперь - иди!
Она медленно попятилась, не сводя с меня глаз и не выпуская руки, пока ее тонкие, но цепкие пальцы не выскользнули из моих, и наши руки опустились.
Проследив, как она села, и 65-ти местная шлюпка, заполненная едва-ли на половину, пошла вниз, я не оглядываясь, пошел прочь, ища какого-нибудь тихого места. С палуб, в адрес тех, кто садился в шлюпки, раздавались шутки и веселые голоса - "Всего хорошего, встретимся за завтраком!" и тому подобное. Какие-то остряки, узнав, что при столкновении, с айсберга на бак обрушилась целая лавина снега, договаривались сыгрть в снежки завтра утром. Во вторую шлюпку, вместо рассчетных 40-ка, село всего 12 человек...
Однако, спустя некоторое время, когда судно все ощутимее стало зарываться носом в воду, и наклон палубы стал заметен невооруженным глазом, последние оптимисты из пассажиров поняли, что шутить не приходится. Приглашения занимать места в шлюпках дважды повторять уже не требовалось, напротив - я, стоя на заднем конце верхней палубы, молчаливо наблюдал, как некоторых, излишне активных субъектов, офицеры, размахивая пистолетами, отгоняют от переполненных шлюпок. Прогремело несколько выстрелов в воздух, но всеобщая паника, понемногу вступала в свои права.
К чести экипажа, впрочем, замечу, что почти весь он оставался на своих постах до самого конца, проявив подлинный героизм. При спуске шлюпок на палубах не было никого из машинной команды лайнера. В полузатопленном трюме они из последних сил обеспечивали работу динамо-машин и насосов, чтобы дать возможность спаститсь тем, кто был наверху. Весь машинный персонал пошел ко дну вместе с пароходом, а в целом из судового экипажа уцелела лишь одна четверть.
... Когда около двух часов ночи от борта отошли последние шлюпки, а на накренившейся палубе стало трудно стоять, я, вдруг запоздало осознав, что оставаться на судне далее опасно, скинул с себя оцепенение, и вызвав скуттер, быстрым шагом направился к ближайшей дымовой трубе. Всем, кто еще оставался на палубах, было явно не до меня, и убедившись, что за мной никто не наблюдает, я стремительно взобрался по стальным скобам лестницы на огибавшую макушку задней дымовой трубы узкую кольцевую площадку. Через минуту скуттер опустился рядом со мной, зависнув в воздухе на антигравитационном генераторе. Я, не мешкая, запрыгнул на его сиденье, и пристягнувшись, взмыл в ночное небо. Но покидать место трагедии я не торопился, и отдалившись на километр, стал свидетелем зрелища, которое запомнил на всю жизнь.
Агония огромного судна завершалась. Плавучий дворец, сияя в ночи яркими огнями, все глубже и глубже уходил носом в пучину. Но даже в той его части, что уже находилась под водой, в окнах кают и на прогулочных палубах продолжал гореть свет, и сквозь слой воды мерцало призрачное сияние. Нос погружался, а корма поднималась все выше. Когда наклон корпуса достиг 45-ти градусов, все огни в салонах неожиданно погасли и судно исчезло во тьме. Потом, на мгновение, свет вспыхнул вновь, чтобы погаснуть навсегда. Одновременно из чрева судна донесся шум, похожий на раскаты грома - это срывались с фундаментов котлы и машины, и рушились, круша переборки, вниз, в сторону носа. Секунд пятнадцать-двадцать за многие мили было слышно, как падают тяжелые механизмы...
Когда грохот затих, "Титаник" на какое-то время застыл в почти вертикальном положении, как черная башня, возвышающаяся над зеркалом воды на добрые полста метров. Вдруг, отвесно стоящая корма слегка повернулась влево и стала клониться, пока не замерла под углом градусов 70 к поверхности океана - киль, не выдержав страшной тяжести поднявшейся в воздух кормы, лопнул, и корпус разломился. Вода вокруг клокотала и пенилась. Это было ужасно и одновременно величественно...
Корма, с мощным шипением вытесняемого изнутри воздуха, быстро погружалась, и минуту спустя океан сомкнулся над кормовым флагштоком. Таймер показывал 2 часа 20 минут ночи.
Но именно сейчас, когда "Титаник" скрылся под водой, трагедия достигла кульминации. Душераздирающие вопли сотен тех людей, что оставили лайнер в его последние минуты, и теперь боролись за жизнь в ледяной воде, слились в единый жуткий стон из ожившей преисподней. Призывы о помощи и призывы к Богу долго неслись над черной гладью океана, но время шло, пронизывающий холод сковывал тела несчастных, крики становились все слабее, пока не смолкли совсем...
И я приложил к этому руку! Даже для моих закаленных нервов все это было уже слишком, и пробежавшись по пульту скуттера дрожащими от холода и страшых впечатлений руками, я покинул 1912 год.
Глава 6
Субдаймон
Брюссель. Европейская Федерация.
Штаб-квартира Координационного
Совета ФСТК. Октябрь 2281 г.
- Джон! Тебя зовет шеф! - выпалил Рон Стюарт, вбежавший в зал скуттерного ангара, едва я успел материализоваться и перевести дух, выслушивая поздравления с успехом от поджидавших меня других членов нашей группы, - Джон, они хотят видеть тебя немедленно!
- Что за спешка? - удивленно покосился я на его взволнованное лицо, отметив, что никогда еще не видел Рона таким по-детски растерянным, - И что значит "они" ?
Стюарт помолчал, озадаченно почесывая за правым ухом, где как и у меня размещался крохотный, меньше спичечной головки, штекер разьема нейрошунта для снятия информации с импланта. Потом, судорожно сглотнув, ответил:
- Шеф и... Не знаю! Такого я еще не видел! Но мне кажется... - он перешел на шепот, - Я думаю, это даймон... Джон, что ты там натворил!?
Настала моя очередь испуганно сглотнуть. Теряясь в мучительных догадках, я безмолвно, как на эшафот, вознесся в баролифте на 58-й ярус пилона-резиденции Совета, и остановился перед дверью приемной Айрона Сета в нерешительности. Что ждет меня там? Когда-то Станислав Лем написал "Среди звезд нас ждет неизвестное". И эта дверь навеяла на меня похожие мысли - воистину, все, что угодно!
Наконец, решившись, я приложил ладонь к панели электронного контролера. Дверь мягко скользнула в стену, и я вошел в приемную, встретив настороженный взгляд сидевшей в полукружии пультов Маюми Вонг, секретарши шефа, у которой некогда брал первые уроки у-шу вкупе с "Дао любви"... Сет, по-старинке предпочитал компьютерам живых секретарш, отнюдь не считая это непозволительной роскошью.
- А-а, явился, красавчик! - прощебетала похожая на мальчишку-подростка, Маюми, сверля меня темно-карими, слекга раскосыми глазами японки с примесью филиппино-испанских кровей. В ее взгляде, как мне показалось, мелькнуло сожаление, - Ну привет, дорогой...
- Хелло, прицесса. Может, по старой дружбе, предскажешь судьбу?
Доложив по селектору о моем прибытии, Маюми с улыбкой развела широкими рукавами белоснежного кимоно:
- Ах, увы! На этот раз бессильна даже я... Не знаю, в чем ты там набедокурил, но ступай и держи марку. Надеюсь, самый способный ученик не уронит честь своего первого сэнсэя.
- О-о! - я отвесил ей шутливый поклон с воздушным поцелуем, - Думаю, обойдется без харакири...
Но войдя в шефский кабинет, я обомлел, лишившись на какое-то время дара речи. Вначале мой взгляд упал на набычившегося за своим столом Сета, а потом скользнул в кресло - то самое, в котором я сидел, выслушивая инструктаж пять суток назад, перед отправкой в 1912 год.
Из кресла поднялось, мгновенно очутившись рядом со мной, поразительное создание. Не знаю, можно ли было назвать его человеком. Скорее - ангелом...
Единственное,что выдавало в нем принадлежность к роду Номо - это сама фигура и черты лица. Рост - метра два с половиной, очень тонкое тело, которое, однако, не выглядело безобразно тощим, а напротив, было весьма изящным в своей стройной гибкости - нечто вроде вытянутой статуи Аполлона. Тело казалось обнаженным, только на торсе и бедрах фосфорически светились какие-то зеленоватые полосы. Однако, никаких деталей, включая гениталии, я не заметил. Создавалось впечатление, что тело покрыто тончайшей стекловидной пленкой...
А самое удивительное - незнакомец казался прозрачным, как хрустальный монумент, хотя и нельзя было разглядеть, что у него внутри. Там что-то переливчато мерцало, играя цветовыми бликами, как в древнеяпонских гадальных шарах для аутогипноза, выточенных из кристаллов кварца... Тут мне пришло в голову, что это могло быть вовсе не живое тело, а искусственно созданный, "очеловеченный" облик.
Как бы противореча моей последней мысли, "хрустальные" губы незнакомца шевельнулись, и по комнате прокатился рокочущий и низкий, почти уходящий в инфразвуковые частоты голос:
- Джон Сев...вергин... - он поднял перед собой раскрытую ладонь, что очевидно означало приветствие, - Мое имя Эодд-огг-Раор, 308-е тысячелетие. Я - рицхини, сопрягатель хрономенталитетов третьего круга. По вашему, совсем отдаленно... Можете считать меня своим коллегой, историком. И я не то, что вы думаете. Точнее, не совсем то. Я еще не фиезз-зи, кого вы называете даймонами. Но рассчитываю им стать скоро - через одну, возможно, две трансформы. Так что пока я, как сказали бы вы, субдаймон.
Прозрачные губы вытянулись во что-то похожее на улыбку:
- А здесь я даже не в качестве человека, и меня это... Не задевает, нет. Забавляет немного. Я здесь, как говорят у вас - в роли верительной грамоты. Вот к этой вещи...
И в руке субдаймона возникла моя не вернувшаяся капсула!
- Джон Севергин. - повторил он, окинув меня взглядом мерцающих глаз, в которых, казалось, зияет сама Вечность - Великое Ничто, - Вы отправитесь в прошлое. Да, именно в тот хронопласт, что, как нам известно, совпадает с вашим желанием.
- Надолго? - понемногу придя в себя, рискнул я спросить.
- До трансформы.
- Что вы понимаете под...
- Да, простите. Я совсем забыл, где нахожусь. Разница менталитетов, моя специальность. Стыдно... В вашем хронопласте к понятию трансформы наиболее близкий эквивалент - слово "смерть". Только слово. Понятия совершенно различны.
- Ясно. Эзотерики были правы.
- Да, эзотеризм. Древнее название. Ошибки в частностях, но в целом, схема верна.
- Так... И что же я должен делать там, в прошлом?
- Ничего. Я имею ввиду - просто жить.
- Прекрасно... Но почему? Зачем все это?
- Объяснять долго, и пока излишне. Со временем, минуя энное число трансформ, вы все узнаете и поймете с должной глубиной.
- И все же я хочу знать, хотя бы в самых общих чертах, смысл моего... Моей пожизненной командировки. Разве я не имею на это права?
Субдаймон сощурился, и в его призрачных глазах мне почудились озорные огоньки:
- Имеете. Вне всякого сомнения... Тогда скажите, как вы представляете себе основное направление деятельности цивилизации фиезз-зи, по вашему даймонов?
Если он хотел посадить меня этим вопросом в лужу, то напрасно. Кто как, но кадровики ФСТК мыслить умеют. И не только на сугубо злободневные темы.
- Если кратко - главная задача тех, кто слился с Творцом, должна соответствовать Его миссии. Вероятно, это то, что в наших основных религиях зовется спасением, а в эзотеризме - бесконечным совершенством. А конечная цель на нынешнем этапе - это очищение Вселенной от инферно. Или, по Даниилу Андрееву - просветление Шаданакара, нашей системы миров, освобождение их от темных, демонических сил, питающихся гаввахом эманацией страдания.
- Вы правы. - лицо моего собеседника стало серьезным, - Как правы те, кто вас избрал... По крайней мере, азов вам объяснять не нужно. Именно просветление Вселенной. И совершенство, которое не есть цель, а направление вечного движения. Добавлю лишь один штрих, которого вы знать не могли. Просветление идет не только пространственно и хронологически вперед. Даже совсем не вперед, поскольку там, в будущем, просветлять уже нечего...
- В прошлое! - воскликнул я, пораженный внезапным озарением, как бы высветившим на миг очертания грандиозного плана, - Назад, к зародышу Зла!
- Да! К Великому Бунту, иначе - отколу от Сил Света того, кого вы зовете Люцифером. О! Это отнюдь не мифический персонаж... Откола просто не произойдет. Зло не родится в корне. Теперь - непосредственно о вашей миссии. Есть такое древнее понятие, без сомнений, знакомое вам законсервированный агент. Я вспомнил его потому, что оно по многим параметрам соответствует миллионам обычных людей инфернальных хронопластов. В том числе и того, откуда вы только что вернулись. Разве не замечали вы, и у вас не вызывало внутренний протест то обстоятельство, что так много талантливых идивидуумов, с изначально заложенным в них зарядом Светлых начал, уходят из вашего мира, так и не реализовав свой потенциал? Или, того хуже - направляют его во зло?
- Конечно. Это отмечали многие. Кто-то, уже не помню, кто именно, даже сказал, что возможно, в каждом дворнике умер Эйнштейн, просто по иронии судьбы ему в жизни досталась метла.
- Дворник... Метла... Эйншт... Понял! Один из основоположников Единой Теории Поля... Весьма точное в данной связи высказывание. Так вот, все эти индивидуумы, они как-бы законсервированные, "спящие" агенты Света, которых мы должны "разбудить" - помочь реализоваться в нужном нам направлении, перекрыв источник гавваха. Как в случае с вашей избранницей в 1912 году. Она - незаурядный индивид с почти столь же древней, как ваша, монадой, и тем не менее - нулевой темпоральной значимостью. А если учесть испитую ей чашу страданий, а следовательно, излученного гавваха - даже минусовой. Все это, полагаю, задело вас?
- Вы будто мои мысли читаете...
- Не совсем так, но... Неважно. Важно то, что в этом мире многое парадоксально. Как и то, что даймоны, наложив строжайшее вето на изменения истории, сами, в действительности, ее изменяют. Точнее - корректируют. Осторожно, исподволь, но неуклонно. И вы станете одной из капель того ливня, что смоет с лица Вселенной все инфернальное. Теперь вам ясна цель вашей, как вы сказали, командировки?
- Вполне. Еще один вопрос... То, что я решил остаться в прошлом еще до нашей с вами встречи - это случайность?
- Вопрос своевременный. Разумеется, это не случайность. Наше подсознание, то, что вы зовете интуицией, несравненно мудрее нас самих. И то, что вы приняли единственно верное решение, практически не имея исходных данных - того, о чем мы сейчас говорили - лишний раз доказывает это. А ответом на ваш запрос мы лишь укрепили вашу решимость - разве нет? А теперь - мне пора. До свидания!
- В других жизнях?
- Надеюсь. А возможно - еще в этой...
Субдаймон, подняв раскрытую ладонь, погас, как отключенная голография. В воцарившейся звенящей тишине, Айрон Сет, не издавший за время нашей беседы ни звука, встал из-за своего необъятного стола, подошел ко мне, и доверительно положив руку на мое плечо, тихо проговорил:
- Даже не знаю, посочувствовать тебе, или позавидовать... Но так или иначе - нам будет тебя не хватать.
- Спасибо.
- А впрочем, - шеф хитро улыбнулся, погрозив мне пальцем, - если ты думаешь, что окончательно ускользнул из под моей юрисдикции, то глубоко ошибаешься! Имплант мы тебе оставим, и не слишком часто, но будем навещать тебя. Так что - веди себя там прилично... Впрочем, как ценного профессионала, тебя в любом случае, поставят на учет местного филиала Системы.
- И за это спасибо! - рассмеялся я, и наши руки сомкнулись в крепком рукопожатии.
Глава 7
"Воскрешение"
Нью-Йоркский порт.
Причал компании "Уайт Стар Лайн".
17 апреля 1912 г.
Лил дождь и гремел гром. Молнии полосовали низкое серое небо. Собравшаяся на берегу многотысячная толпа встречающих, среди которых затерялся я, в гробовом молчании наблюдала, как со стоящего на рейде парохода "Карпатия" спускают спасательные шлюпки. Это были шлюпки с "Титаника", подобранные позавчера утром на месте катастрофы. Перед швартовкой их убирали с палуб, чтобы они не помешали сойти на берег 711-ти спасенным, которых "Карпатия" доставила в Нью-Йорк.
Когда все шлюпки оказались у причала, к берегу подошла и сама "Карпатия", совсем небольшое, сравнительно с "Титаником" грузопассажирское судно. В 21 час 35 минут толстые стальные канаты крепко связали судно с бетонным массивом пирса. И после того как установили сходни, первые пассажиры стали спускаться на набережную.
Кое как пробившись через людское море, я был остановлен кордоном полицейских, оцепивших вход на причал. Прижатый напором толпы к спинам рослых полисменов, я с замирающим сердцем вглядывался в фигуры сходящих на берег, чьи изможденные лица, несмотря на приличное расстояние, просматривались отсюда достаточно хорошо. Да и зрение у меня, даже по меркам нашей конторы, было исключительно острым.
Первыми вышли пассажиры первого класса. Почти всех их ожидали автомобили - большие черные лимузины, и они быстро разъехались, подальше от наглых репортеров и любопытных глаз толпы. Затем "Карпатию" покинули пассажиры второго класса. Представители третьего класса выходили последними. Те, кого встречали счастливые родственники или друзья, так же уезжали немедленно. Остальных отводили в сторону. О них должны были позаботиться благотворительные организации, в данном, исключительном случае, отказавшись от обычно долгих и нередко унизительных процедур, применяемых к бедным эмигрантам. По мере того, как эта толпа в сторонке росла, мои нервы натягивались, как струны. И наконец, испытав легкое головокружение, я увидел ее...
Голова Мэри была непокрыта, как в тот вечер, когда я встретил ее впервые. Сделав несколько шагов по трапу, она растерянно остановилась при виде тысяч обращенных к ней лиц. С полимнуты она, медленно поворачивая голову, обводила взглядом толпу, затем, так же озираясь по сторонам, спустилась на причал, где ее встретили двое полицейских чинов, проводив к остальным спасенным.
"А ведь она ищет меня, верит в чудо! Надо же..." - подумал я, - "Как верно сказано - надежда умирает последней... Что ж, она не умрет!"
Заметив неподалеку пожилого офицера полиции с шерифской звездой на груди, я, взмахнув рукой, крикнул:
- Хэй! Офицер! Можно вас на минутку?
Тот неторопливо подошел, и жуя толстую "гавану", окинул меня строгим взглядом:
- В чем дело?
- Дело в том, что там э-э... Моя невеста! Могу я пройти?
- Вот как? - он по-доброму улыбнулся, вынув изо рта сигару, - Значит вам крупно повезло... А идти туда никчему. Их скоро поведут мимо, так что ждите здесь. И дай Бог вам дюжину крепких карапузов!
- Спасибо отец! Дай вам Бог здоровья!
Это было даже кстати - здесь, в толпе, было больше шансов ускользнуть от взоров тех, кто мог запомнить меня на "Титанике" и заинтересоваться моим чудесным воскрешением. Разумеется, на такой случай я заготовил несколько правдоподобных баек, в основном с рассчетом на то, что в сумятице катастрофы и потом, на борту "Карпатии", меня могли просто не заметить. Но, как бы то ни было, мне хотелось избежать подобных встреч вовсе.
Самыми последними по трапу спустили пострадавших. На берегу их укладывали на носилки и увозили в экипажах - в буквальном смысле "каретах скорой помощи". Тут я разглядел и своих приятелей-ирландцев, двое из которых тащили под руки третьего, с забинтованной ногой. Их тоже сразу увезли, а я окончательно вздохнул с облегчением.
Когда ручеек сходивших по трапу иссяк, и спасенных вывели ко входу на причал, вокруг раздались возгласы радости - кто-то узнавал своих близких. Но крики радости вскоре заглушились воплями отчаяния. Большинство встречавших "Карпатию" убедилось, что тех, кого они ждали, уже нет в живых. Вокруг меня творились душераздирающие сцены... Многие женщины, рыдая, цеплялись за проходивших мимо счастливцев, сбивчиво расспрашивая о своих мужьях, сыновьях и братьях, а те, к кому обращались, молча отворачивались. Немало встречавших, как я знал, оставались на причале всю ночь, отказываясь верить горькой правде, и только к рассвету набережные окончательно опустели.
Мэри, влекомая движением толпы, покорно брела, опустив голову и прижав одной рукой к груди памятную шляпку, а другой держа свой кожаный саквояж с нехитрыми пожитками. Я хотел уже окликнуть ее, но оценив всеобщий гвалт, просто подошел и взял за руку, державшую саквояж. Покачнувшись, как от удара, она вскинула на меня широко распахнутые глаза, обрамленные черными кругами. Ее лицо было мертвенно-бледно, черты его, такие нежные и мягкие прежде, болезненно заострились...
Некоторое время она смотрела на меня, как на выходца с того света, а затем, выронив шляпу и саквояж, безмолвно провела дрожащими руками по моим плечам, волосам и лицу.
- Ты!... - выдохнула Мэри одно лишь слово, прильнув ко мне и вся обмякнув. Впрочем, не вся - до боли знакомые цепкие руки сомкнулись за моей спиной с такой силой, что у меня хрустнули ребра.
Мы стояли обнявшись под проливным дождем, и никому до нас не было никакого дела. И стояли мы так долго-долго. И я целовал ее прекрасное лицо, мокрое от дождя и счастливых слез.
... Наверное, мы куда-нибудь уедем. Куда-нибудь далеко-далеко - на Запад, который уже перестал быть диким, в Канадские леса, в Австралию, или на какие-то экзотические острова. Мир так велик, а мы - так молоды.
Но иногда, вспоминая свой разговор с пришельцем из бездн грядущего, я задаюсь вопросом - а было ли это мое задание действительно последним? Я не знаю ответ.
До выстрела в Сараево оставалось 2 года и 2 месяца.
Сентябрь 1996 г.
Новосибирск.
P. S. Примечание автора: Точного числа погибших на "Титанике" не знает никто - различные источники называют цифры от 1503-х до 1517-ти. Точного списка спасенных также не существует - по разным данным их число от 705-ти до 713-ти. Большая часть документов Британской комисии по расследованию катастрофы погибла во время массовых бомбардировок Лондона воздушными армадами Геринга в 1940 году. Однако, как известно, автор имеет право вымысла. Особенно в фантастическом жанре.