Страница:
Да, как ни крути, но если бы Беат, так шикарно умевшая отдаваться мне, перешла окончательно и полностью ко мне на кухню и в спальню, то она была бы сейчас жива. Наверное и с "цаплей" получилось бы то же самое, только место к тому времени в моем сердце уже было занято. К другому несправедливому исходу интриги приобщения женщины к политике может служить история Леди Джейн Грей, той самой, что по истории Англии, называют "королевой девяти дней".
Пришлось вытащить из памяти образ короля Англии – толстяка Генриха VIII. От его политического и человеческого обжорства пострадало несколько весьма привлекательных женщин: Екатерины Арагонской, Анна Болейн, Джейн Сейсмур. Список можно продлить, но не к тому сводилась моя задача. Я искал ответ на вопрос: "Коварство мужчины может ли привести достойную женщину к смерти или нет?" История Англии не дала мне оснований для того, чтобы воскликнуть: "Да, все монархи и монархини были чисты, как поцелуй ребенка, и их супружеские отношения могут являться образцом для подражания. Я не стал прикасаться к святому для англичан – к имени нынешней королевы Елизавете II и ее мужу Филипу, королеве-матери, принцу Чарлзу, принцессе Анне, принцам Эндрю и Эдварду. Все и так в курсе личных дел королевской семьи. Но теперь хотя бы англичане научились оберегать своих монархов от бремени ответственности за принятие сложнейших политических решений, а значит в них не полетят стрелы и копья ненависти знати и простых людей. Пусть лучше пинают и затаскивают по страницам бульварной прессы имена колоссов политики – паршивца Уинстона Черчилля, скликавшего в свое время бури на головы россиян. Туда же можно подтащить за яйца и Невилла Чемберлена и Клемента Эттли и прочих, успевших основательно нагадить на русской кухне. Королевы же для нас всегда останется символом чистоты, галантности и миролюбия!.. В поисках ответа я принялся перекапывать не только исторические пласты Англии, прежде всего, мне пришлось заглянуть себе в душу…
Мрак и вихорь выглянули и завыли из дальнего уголка моей души, и я, скорее всего, по слабости моральных устоев, вдруг решил, что и мне пора платить жизнью по счетам своих грехов! "Боже! Ты знаешь безумие, и грехи мои не сокрыты от Тебя". Кое-как я поддержал себя этим окриком из Псалма 68: 6. Сила самобичевания согнула меня пополам, словно страшная колика, разрывающая внутренности: я застонал и сложился вдвое. Олег от неожиданности лягнул меня в голень острием кромки каблука, словно защищая что-то самое ценное: будто я пытался отнять у него самую последнюю и самую драгоценную невесту! Да этих провинциальных невест в России "хоть жопой ешь"! Нашел дуралей, что защищать, ради чего курочить мою ногу! Мудак влюбчивый!..
Надо было кончать эту волынку с переживаниями и историческими аналогиями, иначе все ноги поотдавят в тесной машине. А с Олегом я теперь буду говорить о бабах только на почтительном расстоянии! Но, Слава Богу, уже подъезжали к моему дому. Наша "охрана" сказала несколько напутственных слов о том, что из квартиры до самого утра ни в коем случае нельзя выходить – "посланцы" сами за нами заедут. "Кудрявый" прошмыгнул в парадную и проверил не ждет ли нас киллер на лестнице. Мы с Олегом наконец-то освободились от "гласного надзора" наших доброжелателей. Прежде, чем открыть дверь своим ключом, позвонили и постучали: пусть уж кто-то другой первым соприкоснется с замками и петлями двери. Спасибо жизненным примерам – научены уже таинствам взрывов. Мы всей мужской гурьбой спрятались за боковую капитальную стену, ограждающую нашу квартиру от лестницы. Присели на корточки, как учил инструктор, зажали уши и подождали, затаив дыхание – но взрыва не произошло. Дверь была открыта изнутри, и на нас с любовью смотрели испытанные верностью и изможденные ожиданием две пары знакомых женских глаз. Лада Борисовна и Ирина Яковлевна с любопытством изучали нас, присевших на корточках в уголке лестничной площадки. Они решили, что мы изобрели какую-то особую форму покаяния. Механически, по врачебному, женщины прикинули диагноз такого симптомокомплекса. Мы вроде бы прочли их врачебные мысли. Но ведь если подозревать, что у нас сильно прихватило живот, то надо было предварительно хотя бы снять штаны, а уж потом устраиваться в привычной позе… Святые женщины бросились к нам на выручку, и я с гневом вспомнил садиста короля Англии Генриха VIII – его многочисленные "разводы и браки по-королевски". Это только в Англии на рубеже пятнадцатого и шестнадцатого веков было принято среди королей нелюбимых жен отправлять на эшафот, предварительно слепив липовый приговор о неверности. Советские женщины достойны иных отношений. Но почему только советские? Память принесла издалека образ Беатрис, "цапли" и прочего заграничного "секс-состава". Все они были достойны награды, естественно, с некоторыми "послаблениями", приемлемыми для оценок "зарубежного капитала". Проще говоря, я никак не мог выбрать, кто из тех, с кем меня связала судьба, лучше или хуже…
Сейчас самыми близкими женщинами были те, кто находился рядом и вводил нас под локоток в квартиру, чисто убранную, ухоженную, нарядную. Еще минуточка – ну, скромные приветствия и лобызания – и нас подведут к "скатерти самобранке", ломящейся от яств, от всякой вкуснятины. Приятная истома поплыла по телу, убаюкивая инстинктивную осторожность холостого человека…
И тут опять заработал мой мозг: я стал гонять мысли, как бесштанную команду, "по диким степям Забайкалья"… Им помогли всколыхнуться те нежности, которыми уже в прихожей осыпали нас заждавшиеся ласки женщины. Обнимая просторные бока Ирины Яковлевны, я ощутил непреодолимое влечение плоти. А она-то ущучила у меня подмышкой громадину "ТТ" в специальной кобуре и потому заинтересовалась не поженски настойчиво: "А все ли остальное на месте? Не произошла ли подмена обстоятельств действия?"
Я понял, что существуют различия в проявлениях условных и безусловных рефлексов!.. Вот именно на этой мысли я и застрял… Несколько недель мне лезут в голову Божественно-исторические и вполне приземленные, бытовые аллегории, но я ни разу не вспомнил о "рефлексах", не удосужился дать им определение с позиции и науки, и мистики…
Было легко представить ту "копяшку", какой появляется любой человек на свет: так откуда в него "условные и безусловные рефлексы"? От верблюда, что ли? Или прилетели по воздуху?.. Хорошо сказано: именно "по воздуху прилетели"! Никакая генетика – потаскуха империализма, лженаука – здесь ни при чем! Хромосомы в лучшем случае передают программу биологических – молекулярных, клеточных, тканных, органных построений. А мысли-то летают только по воздуху… По воздуху переселяется в нас более жесткая или менее жесткая программа – в мозг, в душу она устремляется, закономерно все это для любого живого существа!.. Гениальное открытие!.. Требуется все хорошо обдумать, взвесить, подытожить… Только не надо спешить в таком важном деле… Вон, Чарльз Дарвин поспешил – теперь никто толком ни в чем разобраться не может: получился выкидыш, а не теория "естественного отбора". Все рушится в ней при серьезном анализе! Как ни крути, но единственной теорией сотворения жизни на Земле, выдерживающей критику, остается только Божественная! Все остальные теории оказываются менее или более серьезными заблуждениями, либо откровенным шизофреническим бредом…
Отстегнула и сняла вместе с пиджаком и кобурой мои гениальные догадки Ирина Яковлевна. Нас с Олегом, как малых детей, заставили тщательно вымыть руки, а потом усадили за шикарный стол. Ели и пили недолго, сами собой возникли другие побуждения… Мы разбрелись по разным комнатам, где на идеальных спальных местах, под хруст накрахмаленных простыней и пододеяльников и действовала каждая пара в приемлимом для нее ритме…
Примерно к полуночи у дам родилось желание общения еще и с природой: под нас стали подбиваться клинья… Женская рука в этой части не знает усталости! Но мы-то с Олегом были закованы в кандалы строгого обещания самовольно из квартиры не выходить, к себе никого не впускать… Но тут на глаза опять попались наши пистолеты, и мы почувствовали себя рыцарями – Ричард Львиное Сердце замерещился нам из двенадцатого века, из замшелой Англии. Мы вызвали по телефону такси, а на нем уже покатили к платной стоянке, где Олег держал свой шикарный автомобиль. Часам к двум мы уже были на моей даче: побродили по правому берегу реки Тосны, вернулись в дом, еще немного откушали, и сон нас сморил…
Первым от непривычного шороха и легкого звона очнулся я и стал искать пистолет под подушкой – его не было на месте, он завалился за тахту. Все в доме спали, а я суетился, стараясь никого не разбудить. Под руку попалась тонфу – она всегда лежит на подоконнике в изголовье. Как-то вооружившись, я выглянул в большую комнату и сразу же наткнулся взглядом на направленный на меня ствол довольно большого пистолета – "Беретта", пожалуй. "Око" того ствола заглядывало в большую комнату через не очень аккуратно выдавленную ячейку мелкофиленчитого окна. Я не бросился на пол, а завис от неожиданности в двигательном ступоре, ожидая выстрела очередью. Но раздались практически одномоментно два приглушенных выстрела, где-то за стеной напротив меня и сзади, со стороны комнаты Олега. Целившийся в меня глаз "Беретты" исчез. Потом раздался нежный стук во входную дверь – то был условный стук, мне знакомый. Я понял, что вовремя прибыл мой спаситель – Владимир.
Олег и наши обе красавицы продолжали спать, как святые угодники – тихо посапывая, не травмируя себя опасениями за "качество жизни". Я открыл дверь: действительно на пороге стоял Владимир, он сделал мне знак – "не шуметь" и жестом пригласил выйти на улицу. Мы прошли за дом со стороны садового участка: там над двумя телами уже трудились "Кудрявый" и Коля Мельник. Мне объяснили, что в критический момент двумя выстрелами удалось свалить "охотников за нашими черепами", потом, пока они были без сознания, им сделали приличную дозу обезболивающего и снотворного, теперь требовалось перевязать раны.
Это только в кино показывают азартную стрельбу раненых ковбоев, не чувствующих боли. В жизни все иначе: практически любой точный выстрел вырубает сознание противника. Наши охотники получили пули в плечевое сплетения правой руки и моментально лишились чувств от шока. Они и взвизгнуть-то не успели, только рухнули снопами под ноги нашей охраны. Мне пришлось повозиться с остановкой кровотечения, ибо были серьезно повреждены нервные и сосудистые сплетения у злоумышленников. Владимир подогнал машину плотнее к дому, отгородив тем самым от глаз соседей поле сражения. Это был микроавтобус с затемненными стеклами: тела раненых погрузили во внутрь, "Кудрявый" и Мельник остались охранять "дохлятину", а я с Владимиром возвратился в дом. Олег и дамочки все еще спали, мы не стали их будить, а приготовили чай. Было около пяти часов утра. Наконец-то "домоседы" прочухались и никак не могли взять в толк, что за ранние гости их навестили. Я всегда поражался умению Владимира создавать покой в душах тех, с кем его сводили обстоятельства. Интересно было узнать: таким же доброжелательным остается этот парень-громила при "экстренном потрошении", то есть при допросе вражеских лазутчиков. Я думаю, что там он действует иначе – умеет создавать неотвратимое впечатления "Вселенской кары", ожидающей тех, кто не спешит правдиво отвечать на его вопросы.
Владимир миролюбиво разговаривал со мной и Олегом – ни словом не обмолвившись о нарушении нашего договора о конфиденциальности и строжайшей дисциплине. Мне даже показалось, что он рад случившемуся – особенно его благополучному финалу. Можно заподозрить наших орлов в том, что они прекрасно прогнозировали мое и Олега поведение, провоцировали нас на отступление от договора, дыбы "просветить" тайную охоту за нами. Иначе как можно понять столь быстрое и качественное реагирование "группы захвата" – явно ребята "пасли" нас и тех, кто за нами охотился. В таком случае нам намеренно отводилась роль "живца"!..
Скоро мы собрались и гурьбой стали загружаться в микроавтобус: нашу-то машину будет доставлять в город "Кудрявый" – она теперь с явной "наколкой". Увидев "дохлятину", наши дамы, скорее всего, обоссались и притихли, выставив бледные и утончившиеся от напряжения носы. Им стали понятна сложность и серьезность "мужской работы"… Они, суки пушистые, наконец-то поняли, как много ответственного заключается в истинно рыцарских тайнах – это вам не белье стирать в автоматическом агрегате с зубощекочущим именем "Indesit", а потом проглаживать его утюгом, наделенным трогательно-нежной транскрипцией "Melissa supreme"
Всю дорогу Владимир говорил о пустяках: рассказывал о рыбной ловле в Австралии, показывая тонкие знания в этой области. Лишь около совхоза "Шушары" он отзвонился кому-то по мобильнику. Когда прибыли в город, то в районе станции метро "Электросила" притормозили. Нашу бригаду усилили тремя парнями, очень похожими на "старших научных сотрудников". А мы пересели в черную "Волгу" и продолжили свой путь. Около "Сенного рынка" Владимир остановился и попросил женщин в сопровождении "Кудрявого" сходить на рынок за зеленью и фруктами, с нами же он затеял ответственный разговор.
– Александр Георгиевич, вы разумный человек, – начал он издалека, словно я и сам не ведал о своей близости к "гениальности", – нет сомнения, что вы догадались: вся "ловля" этой банды идет "на живца". И тем "живцом" являетесь вы – с этим ничего поделать пока нельзя.
Олег заерзал, как депутат Селезнев на углях партийной дисциплины: я хорошо видел, что ему очень хотелось помочь мне, хотя бы тем, что переключить прожектор общественного внимания на свою красивую персону. Но я-то не собирался делиться с другом предметом гордости и осознания личностной значимости. Мне нравилась "strenua inertia", то есть та "деятельная праздность", дарившая мне лавры героя! За нее я готов был, как малоумный подросток, принести в жертву даже саму жизнь…
– Володя, ты не стесняйся, – режь правду-матку прямо в глаза! Не я, так Олег, примет на себя бремя ответственности первопроходца!
В моих словах было много пафоса, но мало ума, и Владимир улыбнулся – он, я полагаю, давно привык в своей работе использовать темперамент "величавых дураков".
– Александр Георгиевич, мы постараемся максимально снизить риск, но в таком деле, как ваше, полных гарантий безопасности никто не может дать. И, самое главное, заменить вас никем невозможно – ведь охоту-то ведут только на вас… Они вас прекрасно знают в лицо, уже вычислили все адреса ваших конспиративных квартир, знают ваших друзей и недругов. Вас обложили, как медведя в берлоге, и нет возможности пока просчитать, какими силами действует противник.
Олег опять попробовал перетянуть "одеяло побед и признания" на себя:
Но, может быть, и я мог бы сыграть роль "подставного": загримируемся, переоденемся…
Да, да, конечно, – подхватил я с раздражением, уже теряя терпение. Мне надоело наблюдать за тем, как лучший друг пытается меня "выбить из седла". Да, да, мы подпилим тебе ноги, подрежем руки, каланча ты беспокойная! Время на это у нас есть, и к тому же кругом нас враги-дураки – они ворона от голубя не смогут отличить!
Конечно, сравнение с "голубем" своей персоны было слишком смелым… Но вот "вороном" Олега можно было назвать, практически не отступая от действительности. Он был худой, длинный, черноволосый, и, самое главное, я его уже где-то в глубине души ненавидел: он слишком много каркал!.. Можно себе представить картину: маршал Жуков собирается принимать Парад Победы, восседая на белом коне, а перед самым торжественным выездом ему заявляют – "Господин маршал, конь-то белый не про вашу честь!"
Олежек "отплыл", не солоно хлебавши. Сам виноват: не надо лезть под горячую руку, когда все в святом азарте борьбы за справедливость. Володя молча наблюдал борьбу за приоритеты, думая о чем-то своем. Наконец, он прервал суету у буфета маленьким замечанием:
– Я уверен, что через несколько часов из задерженных вытрясут первые признания. Тогда многое прояснится в этом деле. Но нам всем необходимо взять тайм-аут, сбить темп операции, проводимой противником. Причем лучше, если наш маневр будет выглядеть естественным явлением, а не хорошо рассчитанными действиями.
Владимир испытующе взглянул на меня и Олега:
– Ваши дамы могли бы попросить вам "политического убежища" хотя бы до сегодняшнего вечера?
Честно говоря, мы с Олегом никогда не были в гостях ни у той, ни у другой соблазнительницы. Нам были не ведомы их "квартирные условия", да и вообще – "Гусары денег не берут!"…
– А стоит ли, – начал я осаживать боевой аллюр заговорщиков, – подставлять дам под "стволы злоумышленников? Как-то нам не с руки использовать женщин в качестве "щита", уж лучше будем пользовать прекрасный пол по прямому назначению…
Володя отреагировал моментально:
Так, никто и не говорит, что надо творить нелепицы… Подождем некоторое время: сейчас, я думаю, уже наши орлы-пыточники кое-что выколотили из арестованных. Нам дадут знать о количестве засад установленных по вашу душу, Александр Георгиевич…
Неужели у нашего противника так много "сил и средств"? – вспомнил я специальный военный термин. – Так основательно меня обложить – со всех сторон, по существу окружили…
Но засады-то могут быть и мобильными, тогда меньше "сил и средств" понадобится. – поправил меня Владимир.
В это время затрещал мобильник у Владимира, и наш командир начал разговор, сплошь состоящий из междометий: "Да", "Нет", "Ну, ну" и так далее. Я перестал прислушиваться к той неинтересной игре слов, а углубился в чрево памяти… Когда-то, в молодости, я вскружил голову одной "принцессе", все произошло искрометно, быстро, что зародило во мне некоторые сомнения относительно "чистоты женских чувств". Мы сидели тогда с моим приятелем в кафе "Орбита" на Большом проспекте Петроградской стороны и мудрили с какими-то журналистскими задачами, касающимися нас обоих. Тогда к нам и подсела интересная дама с выразительными глазами, в которых я сразу же уловил "дуринку". Мне не очень хотелось отвлекаться на "частности" и прерывать нужную, деловую беседу. Но мой приятель был слаб по части сопротивляемости чарам женского пола. Он, собственно, и удерживал даму за нашим столиком. Но, как оказалось потом, она целилась в мое сердце, поскольку чем-то на расстоянии я ее "впечатлил"… Полагаю, что в данном случае работала формула: "Рыбак рыбака видит издалека".
Все так сложилось, что "клинья подбивал" мой приятель, но проводить ее домой пришлось мне, ибо таковым было решительное требование дамы. Мой приятель решил сыграть напоследок роль галантного кавалера и рыцаря без страха и упрека. Он, сжав челюсти, попытался выдавить из себя прощальные любезности…
Жила незнакомка на Петроградской стороне, вблизи того кафе, и мы прогулялись с ней пешком, мирно беседуя. Как врач, я чувствовал, что моя спутница нуждается в серьезной психотерапии: у нее был полнейший "раздрай" чувств, установок, желаний. Святое медицинское милосердие заставило меня подняться к ней в квартиру на втором этаже. Чашечка кофе предлагалась мне столь же активно, как это делают гарпунеры, нацеливая пушу в утомленного погоней кита.
Большая старинная квартира была шикарно обставлена, но в ней было страшно холодно, и дама зажгла электрокамин, умело и с изяществом оборудованный в большой комнате. Теплее не стало, кофе тоже мало согревало. Отогрело меня только емкое женское тело вдруг без всяких предисловий бурно прижавшееся ко мне. Все случившееся мне пришлось отнести на счет удачной психотерапии. В том-то и состояла моя первая самая большая ошибка. Потом, уже лежа на широкой двуспальной кровати под пуховым китайским одеялом, несколько отдохнув от "естественных безумств", пригревшаяся в объятиях женщина сообщила мне о том, что только вчера вышла из психиатрической больницы после основательного курса лечения шизофрении…
Такой поворот откровений обозначал, прежде всего, то, что я оказался говенным психиатром. Ведь подозрения-то у меня были с самого начала, еще в кафе. Но я не сумел убедить себя в том, что нас с другом посетила "шизофрения"! Да, пока это была еще относительно спокойная стадия проявления основного заболевания. Однако, как водится, сдержанность могла разрушиться в одно мгновение. Женщина по профессии была искусствоведом, а потому можно предполагать, что бред, родившийся в ее неспокойной голове, обязательно будет многоцветным, изощренным, с особыми выкрутасами. Я уже не помню, чем я мотивировал столь быстрое отступление со случайно возникшего поля боя. Наверняка говорил о позднем времени, об обремененности многодетной семьей, ревнивой супругой, хотя ни того, ни другого у меня не было. Была только дочь и сын, которых я воспитывал в одиночку, не заводя в доме "мачехи" после ранней смерти их матери.
Женщина посокрушалась, но отпустила мою душу и плоть на покаяние. Я так понимаю: мне помогло быстрое утомление, возникшее у сложной пациентки после бурных эмоций, она находилась в полусне. Фаза возбуждения сменилась эффектом сильнейшего торможения, женщина заснула довольно быстро. Я спокойно вышел, защелкнув дверь на французский замок, полагая, что это движение будет окончательным, а не этапным – меня невозможно найти в почти пятимиллионном городе. Каково же было мое удивление, когда возвратившись на следующий день с работы, я застал у дверей своей квартиры сидящую на ступенях мою подопечную, вот уже битых четыре часа ожидавшую продолжения психотерапии. Оказывается, мой приятель-доброход тогда в кафе сумел подсунуть очаровавшей его даме свой телефон. По телефону она обаяла приятеля еще больше и он выложил всю мою подноготную, а заодно выдал и адрес. Теперь я оказался в плену патологически ясных представлений, далекоидущих экспектаций моей новой пациентки.
Доставшееся мне на скорбь и муку существо требовало серьезного и беспрерывного лечения. Понятно, что любовные оргии тоже могли помогать балансировке процессов возбуждения и торможения коры головного мозга податливой на ласку женщины. Но все это происходило в нездоровой голове по необычной схеме, а потому среди касты врачей-психотерапевтов не принято совмещение лечения и развлечения. Мне было необходимо срочно "отрабатывать" на приличную дистанцию от очаровательной дамы. Любому настоящему врачу не безразлична судьба больного, если, конечно, он не настроен на искус "острого опыта".
Я поил чаем "милое существо", избегая перехода за грань врачебного внимания, ограничиваясь только психотерапевтическим допингом. Мне пришлось сильно попотеть в поисках формы психотерапии, наиболее подходящей в данных условиях. Это были "тяжелые будни" врача-искусителя, пытавшегося теперь искупить свою вину перед пациенткой и Богом…
Печальные размышления прервали голоса друзей:
– Александр Георгиевич, ваши дамы согласны приютить "беглецов" под сенью своих шатров! – эти слова принадлежали Владимиру.
Теперь я посмотрел на честную компанию вполне осмысленным взглядом, свежи еще были мои воспоминания. Они держали мою исследовательскую прыть под уздцы, никакими силами, никто не мог теперь меня заставить забыть чисто врачебное "табу". Я не желаю больше экспериментов в своей жизни, ни потому, что не доверяю психическому здоровью наших дам, а потому что не уверен в своем психическом благополучии.
– Я пойду только в собственный дом! Кто желает со мной – вперед!.. Но помните, дорогие друзья: "кто не с нами – тот против нас!" – вот так прямо я и врезал нашим горлопанам.
И хотя нависло гробовое молчание, но с этой минуты у меня появилось стойкое ощущение того, что я прочно впечатался во власть Судьбы, Проведения, Божьей Воли. Мне даже захотелось, чтобы Смерть дохнула мне в лицо, подержала Костлявая Старуха меня за горло, затем взяла за руку и повела за собой. Тогда, может быть, откроются передо мной какие-то особые тайны, не известные земным существам. Их может узнать и испытать человек, хотя бы одной ногой уже шагнувший за границу жизни и смерти!..
Мне припомнились гениальные стихи Ивана Бунина: "Звезда дрожит среди вселенной… Чьи руки дивные несут какой-то влагой драгоценной столь переполненный сосуд? Звездой пылающей, потиром земных скорбей, небесных слез, зачем, о господи, над миром ты бытие мое вознес?" Я осознавал глобальность той власти, что распоряжается каждым из нас, диктуя свою программу нашим земным действиям, отдаляя или приближая нас к смерти. "После сего я увидел иного Ангела, сходящего с неба и имеющего власть великую; земля осветилась от власти его" (Откровение 18: 1).
Первым очнулся от неожиданности моих решений Владимир. Олег и дамы уже были заряжены негой некого нового приключения, щекотавшего им нервы и шевелившего "жабры", и такой поворот событий их не устраивал. Но плевать я хотел на чьи-то установки: душу мне терзали мои прошлые грехи, которых, видит Бог, за мою жизнь накопилось слишком много!.. Я, может быть, мысленно стоял уже у помоста эшафота, на кровавой плахе готовилось последнее мое причастие… А тут какие-то "опасения" за мою жизнь, да еще и развлечения разные выпирают своим жирным похотливым боком… Нет и еще раз нет, я на такие игры не согласен!.. Пошли вы все к Черту!.. Вы ведете свою собственную партию, пусть так, если вам это угодно. А я буду играть на своей "балалайке" по иным нотам, по велению души…
Пришлось вытащить из памяти образ короля Англии – толстяка Генриха VIII. От его политического и человеческого обжорства пострадало несколько весьма привлекательных женщин: Екатерины Арагонской, Анна Болейн, Джейн Сейсмур. Список можно продлить, но не к тому сводилась моя задача. Я искал ответ на вопрос: "Коварство мужчины может ли привести достойную женщину к смерти или нет?" История Англии не дала мне оснований для того, чтобы воскликнуть: "Да, все монархи и монархини были чисты, как поцелуй ребенка, и их супружеские отношения могут являться образцом для подражания. Я не стал прикасаться к святому для англичан – к имени нынешней королевы Елизавете II и ее мужу Филипу, королеве-матери, принцу Чарлзу, принцессе Анне, принцам Эндрю и Эдварду. Все и так в курсе личных дел королевской семьи. Но теперь хотя бы англичане научились оберегать своих монархов от бремени ответственности за принятие сложнейших политических решений, а значит в них не полетят стрелы и копья ненависти знати и простых людей. Пусть лучше пинают и затаскивают по страницам бульварной прессы имена колоссов политики – паршивца Уинстона Черчилля, скликавшего в свое время бури на головы россиян. Туда же можно подтащить за яйца и Невилла Чемберлена и Клемента Эттли и прочих, успевших основательно нагадить на русской кухне. Королевы же для нас всегда останется символом чистоты, галантности и миролюбия!.. В поисках ответа я принялся перекапывать не только исторические пласты Англии, прежде всего, мне пришлось заглянуть себе в душу…
Мрак и вихорь выглянули и завыли из дальнего уголка моей души, и я, скорее всего, по слабости моральных устоев, вдруг решил, что и мне пора платить жизнью по счетам своих грехов! "Боже! Ты знаешь безумие, и грехи мои не сокрыты от Тебя". Кое-как я поддержал себя этим окриком из Псалма 68: 6. Сила самобичевания согнула меня пополам, словно страшная колика, разрывающая внутренности: я застонал и сложился вдвое. Олег от неожиданности лягнул меня в голень острием кромки каблука, словно защищая что-то самое ценное: будто я пытался отнять у него самую последнюю и самую драгоценную невесту! Да этих провинциальных невест в России "хоть жопой ешь"! Нашел дуралей, что защищать, ради чего курочить мою ногу! Мудак влюбчивый!..
Надо было кончать эту волынку с переживаниями и историческими аналогиями, иначе все ноги поотдавят в тесной машине. А с Олегом я теперь буду говорить о бабах только на почтительном расстоянии! Но, Слава Богу, уже подъезжали к моему дому. Наша "охрана" сказала несколько напутственных слов о том, что из квартиры до самого утра ни в коем случае нельзя выходить – "посланцы" сами за нами заедут. "Кудрявый" прошмыгнул в парадную и проверил не ждет ли нас киллер на лестнице. Мы с Олегом наконец-то освободились от "гласного надзора" наших доброжелателей. Прежде, чем открыть дверь своим ключом, позвонили и постучали: пусть уж кто-то другой первым соприкоснется с замками и петлями двери. Спасибо жизненным примерам – научены уже таинствам взрывов. Мы всей мужской гурьбой спрятались за боковую капитальную стену, ограждающую нашу квартиру от лестницы. Присели на корточки, как учил инструктор, зажали уши и подождали, затаив дыхание – но взрыва не произошло. Дверь была открыта изнутри, и на нас с любовью смотрели испытанные верностью и изможденные ожиданием две пары знакомых женских глаз. Лада Борисовна и Ирина Яковлевна с любопытством изучали нас, присевших на корточках в уголке лестничной площадки. Они решили, что мы изобрели какую-то особую форму покаяния. Механически, по врачебному, женщины прикинули диагноз такого симптомокомплекса. Мы вроде бы прочли их врачебные мысли. Но ведь если подозревать, что у нас сильно прихватило живот, то надо было предварительно хотя бы снять штаны, а уж потом устраиваться в привычной позе… Святые женщины бросились к нам на выручку, и я с гневом вспомнил садиста короля Англии Генриха VIII – его многочисленные "разводы и браки по-королевски". Это только в Англии на рубеже пятнадцатого и шестнадцатого веков было принято среди королей нелюбимых жен отправлять на эшафот, предварительно слепив липовый приговор о неверности. Советские женщины достойны иных отношений. Но почему только советские? Память принесла издалека образ Беатрис, "цапли" и прочего заграничного "секс-состава". Все они были достойны награды, естественно, с некоторыми "послаблениями", приемлемыми для оценок "зарубежного капитала". Проще говоря, я никак не мог выбрать, кто из тех, с кем меня связала судьба, лучше или хуже…
Сейчас самыми близкими женщинами были те, кто находился рядом и вводил нас под локоток в квартиру, чисто убранную, ухоженную, нарядную. Еще минуточка – ну, скромные приветствия и лобызания – и нас подведут к "скатерти самобранке", ломящейся от яств, от всякой вкуснятины. Приятная истома поплыла по телу, убаюкивая инстинктивную осторожность холостого человека…
И тут опять заработал мой мозг: я стал гонять мысли, как бесштанную команду, "по диким степям Забайкалья"… Им помогли всколыхнуться те нежности, которыми уже в прихожей осыпали нас заждавшиеся ласки женщины. Обнимая просторные бока Ирины Яковлевны, я ощутил непреодолимое влечение плоти. А она-то ущучила у меня подмышкой громадину "ТТ" в специальной кобуре и потому заинтересовалась не поженски настойчиво: "А все ли остальное на месте? Не произошла ли подмена обстоятельств действия?"
Я понял, что существуют различия в проявлениях условных и безусловных рефлексов!.. Вот именно на этой мысли я и застрял… Несколько недель мне лезут в голову Божественно-исторические и вполне приземленные, бытовые аллегории, но я ни разу не вспомнил о "рефлексах", не удосужился дать им определение с позиции и науки, и мистики…
Было легко представить ту "копяшку", какой появляется любой человек на свет: так откуда в него "условные и безусловные рефлексы"? От верблюда, что ли? Или прилетели по воздуху?.. Хорошо сказано: именно "по воздуху прилетели"! Никакая генетика – потаскуха империализма, лженаука – здесь ни при чем! Хромосомы в лучшем случае передают программу биологических – молекулярных, клеточных, тканных, органных построений. А мысли-то летают только по воздуху… По воздуху переселяется в нас более жесткая или менее жесткая программа – в мозг, в душу она устремляется, закономерно все это для любого живого существа!.. Гениальное открытие!.. Требуется все хорошо обдумать, взвесить, подытожить… Только не надо спешить в таком важном деле… Вон, Чарльз Дарвин поспешил – теперь никто толком ни в чем разобраться не может: получился выкидыш, а не теория "естественного отбора". Все рушится в ней при серьезном анализе! Как ни крути, но единственной теорией сотворения жизни на Земле, выдерживающей критику, остается только Божественная! Все остальные теории оказываются менее или более серьезными заблуждениями, либо откровенным шизофреническим бредом…
Отстегнула и сняла вместе с пиджаком и кобурой мои гениальные догадки Ирина Яковлевна. Нас с Олегом, как малых детей, заставили тщательно вымыть руки, а потом усадили за шикарный стол. Ели и пили недолго, сами собой возникли другие побуждения… Мы разбрелись по разным комнатам, где на идеальных спальных местах, под хруст накрахмаленных простыней и пододеяльников и действовала каждая пара в приемлимом для нее ритме…
Примерно к полуночи у дам родилось желание общения еще и с природой: под нас стали подбиваться клинья… Женская рука в этой части не знает усталости! Но мы-то с Олегом были закованы в кандалы строгого обещания самовольно из квартиры не выходить, к себе никого не впускать… Но тут на глаза опять попались наши пистолеты, и мы почувствовали себя рыцарями – Ричард Львиное Сердце замерещился нам из двенадцатого века, из замшелой Англии. Мы вызвали по телефону такси, а на нем уже покатили к платной стоянке, где Олег держал свой шикарный автомобиль. Часам к двум мы уже были на моей даче: побродили по правому берегу реки Тосны, вернулись в дом, еще немного откушали, и сон нас сморил…
Первым от непривычного шороха и легкого звона очнулся я и стал искать пистолет под подушкой – его не было на месте, он завалился за тахту. Все в доме спали, а я суетился, стараясь никого не разбудить. Под руку попалась тонфу – она всегда лежит на подоконнике в изголовье. Как-то вооружившись, я выглянул в большую комнату и сразу же наткнулся взглядом на направленный на меня ствол довольно большого пистолета – "Беретта", пожалуй. "Око" того ствола заглядывало в большую комнату через не очень аккуратно выдавленную ячейку мелкофиленчитого окна. Я не бросился на пол, а завис от неожиданности в двигательном ступоре, ожидая выстрела очередью. Но раздались практически одномоментно два приглушенных выстрела, где-то за стеной напротив меня и сзади, со стороны комнаты Олега. Целившийся в меня глаз "Беретты" исчез. Потом раздался нежный стук во входную дверь – то был условный стук, мне знакомый. Я понял, что вовремя прибыл мой спаситель – Владимир.
Олег и наши обе красавицы продолжали спать, как святые угодники – тихо посапывая, не травмируя себя опасениями за "качество жизни". Я открыл дверь: действительно на пороге стоял Владимир, он сделал мне знак – "не шуметь" и жестом пригласил выйти на улицу. Мы прошли за дом со стороны садового участка: там над двумя телами уже трудились "Кудрявый" и Коля Мельник. Мне объяснили, что в критический момент двумя выстрелами удалось свалить "охотников за нашими черепами", потом, пока они были без сознания, им сделали приличную дозу обезболивающего и снотворного, теперь требовалось перевязать раны.
Это только в кино показывают азартную стрельбу раненых ковбоев, не чувствующих боли. В жизни все иначе: практически любой точный выстрел вырубает сознание противника. Наши охотники получили пули в плечевое сплетения правой руки и моментально лишились чувств от шока. Они и взвизгнуть-то не успели, только рухнули снопами под ноги нашей охраны. Мне пришлось повозиться с остановкой кровотечения, ибо были серьезно повреждены нервные и сосудистые сплетения у злоумышленников. Владимир подогнал машину плотнее к дому, отгородив тем самым от глаз соседей поле сражения. Это был микроавтобус с затемненными стеклами: тела раненых погрузили во внутрь, "Кудрявый" и Мельник остались охранять "дохлятину", а я с Владимиром возвратился в дом. Олег и дамочки все еще спали, мы не стали их будить, а приготовили чай. Было около пяти часов утра. Наконец-то "домоседы" прочухались и никак не могли взять в толк, что за ранние гости их навестили. Я всегда поражался умению Владимира создавать покой в душах тех, с кем его сводили обстоятельства. Интересно было узнать: таким же доброжелательным остается этот парень-громила при "экстренном потрошении", то есть при допросе вражеских лазутчиков. Я думаю, что там он действует иначе – умеет создавать неотвратимое впечатления "Вселенской кары", ожидающей тех, кто не спешит правдиво отвечать на его вопросы.
Владимир миролюбиво разговаривал со мной и Олегом – ни словом не обмолвившись о нарушении нашего договора о конфиденциальности и строжайшей дисциплине. Мне даже показалось, что он рад случившемуся – особенно его благополучному финалу. Можно заподозрить наших орлов в том, что они прекрасно прогнозировали мое и Олега поведение, провоцировали нас на отступление от договора, дыбы "просветить" тайную охоту за нами. Иначе как можно понять столь быстрое и качественное реагирование "группы захвата" – явно ребята "пасли" нас и тех, кто за нами охотился. В таком случае нам намеренно отводилась роль "живца"!..
Скоро мы собрались и гурьбой стали загружаться в микроавтобус: нашу-то машину будет доставлять в город "Кудрявый" – она теперь с явной "наколкой". Увидев "дохлятину", наши дамы, скорее всего, обоссались и притихли, выставив бледные и утончившиеся от напряжения носы. Им стали понятна сложность и серьезность "мужской работы"… Они, суки пушистые, наконец-то поняли, как много ответственного заключается в истинно рыцарских тайнах – это вам не белье стирать в автоматическом агрегате с зубощекочущим именем "Indesit", а потом проглаживать его утюгом, наделенным трогательно-нежной транскрипцией "Melissa supreme"
Всю дорогу Владимир говорил о пустяках: рассказывал о рыбной ловле в Австралии, показывая тонкие знания в этой области. Лишь около совхоза "Шушары" он отзвонился кому-то по мобильнику. Когда прибыли в город, то в районе станции метро "Электросила" притормозили. Нашу бригаду усилили тремя парнями, очень похожими на "старших научных сотрудников". А мы пересели в черную "Волгу" и продолжили свой путь. Около "Сенного рынка" Владимир остановился и попросил женщин в сопровождении "Кудрявого" сходить на рынок за зеленью и фруктами, с нами же он затеял ответственный разговор.
– Александр Георгиевич, вы разумный человек, – начал он издалека, словно я и сам не ведал о своей близости к "гениальности", – нет сомнения, что вы догадались: вся "ловля" этой банды идет "на живца". И тем "живцом" являетесь вы – с этим ничего поделать пока нельзя.
Олег заерзал, как депутат Селезнев на углях партийной дисциплины: я хорошо видел, что ему очень хотелось помочь мне, хотя бы тем, что переключить прожектор общественного внимания на свою красивую персону. Но я-то не собирался делиться с другом предметом гордости и осознания личностной значимости. Мне нравилась "strenua inertia", то есть та "деятельная праздность", дарившая мне лавры героя! За нее я готов был, как малоумный подросток, принести в жертву даже саму жизнь…
– Володя, ты не стесняйся, – режь правду-матку прямо в глаза! Не я, так Олег, примет на себя бремя ответственности первопроходца!
В моих словах было много пафоса, но мало ума, и Владимир улыбнулся – он, я полагаю, давно привык в своей работе использовать темперамент "величавых дураков".
– Александр Георгиевич, мы постараемся максимально снизить риск, но в таком деле, как ваше, полных гарантий безопасности никто не может дать. И, самое главное, заменить вас никем невозможно – ведь охоту-то ведут только на вас… Они вас прекрасно знают в лицо, уже вычислили все адреса ваших конспиративных квартир, знают ваших друзей и недругов. Вас обложили, как медведя в берлоге, и нет возможности пока просчитать, какими силами действует противник.
Олег опять попробовал перетянуть "одеяло побед и признания" на себя:
Но, может быть, и я мог бы сыграть роль "подставного": загримируемся, переоденемся…
Да, да, конечно, – подхватил я с раздражением, уже теряя терпение. Мне надоело наблюдать за тем, как лучший друг пытается меня "выбить из седла". Да, да, мы подпилим тебе ноги, подрежем руки, каланча ты беспокойная! Время на это у нас есть, и к тому же кругом нас враги-дураки – они ворона от голубя не смогут отличить!
Конечно, сравнение с "голубем" своей персоны было слишком смелым… Но вот "вороном" Олега можно было назвать, практически не отступая от действительности. Он был худой, длинный, черноволосый, и, самое главное, я его уже где-то в глубине души ненавидел: он слишком много каркал!.. Можно себе представить картину: маршал Жуков собирается принимать Парад Победы, восседая на белом коне, а перед самым торжественным выездом ему заявляют – "Господин маршал, конь-то белый не про вашу честь!"
Олежек "отплыл", не солоно хлебавши. Сам виноват: не надо лезть под горячую руку, когда все в святом азарте борьбы за справедливость. Володя молча наблюдал борьбу за приоритеты, думая о чем-то своем. Наконец, он прервал суету у буфета маленьким замечанием:
– Я уверен, что через несколько часов из задерженных вытрясут первые признания. Тогда многое прояснится в этом деле. Но нам всем необходимо взять тайм-аут, сбить темп операции, проводимой противником. Причем лучше, если наш маневр будет выглядеть естественным явлением, а не хорошо рассчитанными действиями.
Владимир испытующе взглянул на меня и Олега:
– Ваши дамы могли бы попросить вам "политического убежища" хотя бы до сегодняшнего вечера?
Честно говоря, мы с Олегом никогда не были в гостях ни у той, ни у другой соблазнительницы. Нам были не ведомы их "квартирные условия", да и вообще – "Гусары денег не берут!"…
– А стоит ли, – начал я осаживать боевой аллюр заговорщиков, – подставлять дам под "стволы злоумышленников? Как-то нам не с руки использовать женщин в качестве "щита", уж лучше будем пользовать прекрасный пол по прямому назначению…
Володя отреагировал моментально:
Так, никто и не говорит, что надо творить нелепицы… Подождем некоторое время: сейчас, я думаю, уже наши орлы-пыточники кое-что выколотили из арестованных. Нам дадут знать о количестве засад установленных по вашу душу, Александр Георгиевич…
Неужели у нашего противника так много "сил и средств"? – вспомнил я специальный военный термин. – Так основательно меня обложить – со всех сторон, по существу окружили…
Но засады-то могут быть и мобильными, тогда меньше "сил и средств" понадобится. – поправил меня Владимир.
В это время затрещал мобильник у Владимира, и наш командир начал разговор, сплошь состоящий из междометий: "Да", "Нет", "Ну, ну" и так далее. Я перестал прислушиваться к той неинтересной игре слов, а углубился в чрево памяти… Когда-то, в молодости, я вскружил голову одной "принцессе", все произошло искрометно, быстро, что зародило во мне некоторые сомнения относительно "чистоты женских чувств". Мы сидели тогда с моим приятелем в кафе "Орбита" на Большом проспекте Петроградской стороны и мудрили с какими-то журналистскими задачами, касающимися нас обоих. Тогда к нам и подсела интересная дама с выразительными глазами, в которых я сразу же уловил "дуринку". Мне не очень хотелось отвлекаться на "частности" и прерывать нужную, деловую беседу. Но мой приятель был слаб по части сопротивляемости чарам женского пола. Он, собственно, и удерживал даму за нашим столиком. Но, как оказалось потом, она целилась в мое сердце, поскольку чем-то на расстоянии я ее "впечатлил"… Полагаю, что в данном случае работала формула: "Рыбак рыбака видит издалека".
Все так сложилось, что "клинья подбивал" мой приятель, но проводить ее домой пришлось мне, ибо таковым было решительное требование дамы. Мой приятель решил сыграть напоследок роль галантного кавалера и рыцаря без страха и упрека. Он, сжав челюсти, попытался выдавить из себя прощальные любезности…
Жила незнакомка на Петроградской стороне, вблизи того кафе, и мы прогулялись с ней пешком, мирно беседуя. Как врач, я чувствовал, что моя спутница нуждается в серьезной психотерапии: у нее был полнейший "раздрай" чувств, установок, желаний. Святое медицинское милосердие заставило меня подняться к ней в квартиру на втором этаже. Чашечка кофе предлагалась мне столь же активно, как это делают гарпунеры, нацеливая пушу в утомленного погоней кита.
Большая старинная квартира была шикарно обставлена, но в ней было страшно холодно, и дама зажгла электрокамин, умело и с изяществом оборудованный в большой комнате. Теплее не стало, кофе тоже мало согревало. Отогрело меня только емкое женское тело вдруг без всяких предисловий бурно прижавшееся ко мне. Все случившееся мне пришлось отнести на счет удачной психотерапии. В том-то и состояла моя первая самая большая ошибка. Потом, уже лежа на широкой двуспальной кровати под пуховым китайским одеялом, несколько отдохнув от "естественных безумств", пригревшаяся в объятиях женщина сообщила мне о том, что только вчера вышла из психиатрической больницы после основательного курса лечения шизофрении…
Такой поворот откровений обозначал, прежде всего, то, что я оказался говенным психиатром. Ведь подозрения-то у меня были с самого начала, еще в кафе. Но я не сумел убедить себя в том, что нас с другом посетила "шизофрения"! Да, пока это была еще относительно спокойная стадия проявления основного заболевания. Однако, как водится, сдержанность могла разрушиться в одно мгновение. Женщина по профессии была искусствоведом, а потому можно предполагать, что бред, родившийся в ее неспокойной голове, обязательно будет многоцветным, изощренным, с особыми выкрутасами. Я уже не помню, чем я мотивировал столь быстрое отступление со случайно возникшего поля боя. Наверняка говорил о позднем времени, об обремененности многодетной семьей, ревнивой супругой, хотя ни того, ни другого у меня не было. Была только дочь и сын, которых я воспитывал в одиночку, не заводя в доме "мачехи" после ранней смерти их матери.
Женщина посокрушалась, но отпустила мою душу и плоть на покаяние. Я так понимаю: мне помогло быстрое утомление, возникшее у сложной пациентки после бурных эмоций, она находилась в полусне. Фаза возбуждения сменилась эффектом сильнейшего торможения, женщина заснула довольно быстро. Я спокойно вышел, защелкнув дверь на французский замок, полагая, что это движение будет окончательным, а не этапным – меня невозможно найти в почти пятимиллионном городе. Каково же было мое удивление, когда возвратившись на следующий день с работы, я застал у дверей своей квартиры сидящую на ступенях мою подопечную, вот уже битых четыре часа ожидавшую продолжения психотерапии. Оказывается, мой приятель-доброход тогда в кафе сумел подсунуть очаровавшей его даме свой телефон. По телефону она обаяла приятеля еще больше и он выложил всю мою подноготную, а заодно выдал и адрес. Теперь я оказался в плену патологически ясных представлений, далекоидущих экспектаций моей новой пациентки.
Доставшееся мне на скорбь и муку существо требовало серьезного и беспрерывного лечения. Понятно, что любовные оргии тоже могли помогать балансировке процессов возбуждения и торможения коры головного мозга податливой на ласку женщины. Но все это происходило в нездоровой голове по необычной схеме, а потому среди касты врачей-психотерапевтов не принято совмещение лечения и развлечения. Мне было необходимо срочно "отрабатывать" на приличную дистанцию от очаровательной дамы. Любому настоящему врачу не безразлична судьба больного, если, конечно, он не настроен на искус "острого опыта".
Я поил чаем "милое существо", избегая перехода за грань врачебного внимания, ограничиваясь только психотерапевтическим допингом. Мне пришлось сильно попотеть в поисках формы психотерапии, наиболее подходящей в данных условиях. Это были "тяжелые будни" врача-искусителя, пытавшегося теперь искупить свою вину перед пациенткой и Богом…
Печальные размышления прервали голоса друзей:
– Александр Георгиевич, ваши дамы согласны приютить "беглецов" под сенью своих шатров! – эти слова принадлежали Владимиру.
Теперь я посмотрел на честную компанию вполне осмысленным взглядом, свежи еще были мои воспоминания. Они держали мою исследовательскую прыть под уздцы, никакими силами, никто не мог теперь меня заставить забыть чисто врачебное "табу". Я не желаю больше экспериментов в своей жизни, ни потому, что не доверяю психическому здоровью наших дам, а потому что не уверен в своем психическом благополучии.
– Я пойду только в собственный дом! Кто желает со мной – вперед!.. Но помните, дорогие друзья: "кто не с нами – тот против нас!" – вот так прямо я и врезал нашим горлопанам.
И хотя нависло гробовое молчание, но с этой минуты у меня появилось стойкое ощущение того, что я прочно впечатался во власть Судьбы, Проведения, Божьей Воли. Мне даже захотелось, чтобы Смерть дохнула мне в лицо, подержала Костлявая Старуха меня за горло, затем взяла за руку и повела за собой. Тогда, может быть, откроются передо мной какие-то особые тайны, не известные земным существам. Их может узнать и испытать человек, хотя бы одной ногой уже шагнувший за границу жизни и смерти!..
Мне припомнились гениальные стихи Ивана Бунина: "Звезда дрожит среди вселенной… Чьи руки дивные несут какой-то влагой драгоценной столь переполненный сосуд? Звездой пылающей, потиром земных скорбей, небесных слез, зачем, о господи, над миром ты бытие мое вознес?" Я осознавал глобальность той власти, что распоряжается каждым из нас, диктуя свою программу нашим земным действиям, отдаляя или приближая нас к смерти. "После сего я увидел иного Ангела, сходящего с неба и имеющего власть великую; земля осветилась от власти его" (Откровение 18: 1).
Первым очнулся от неожиданности моих решений Владимир. Олег и дамы уже были заряжены негой некого нового приключения, щекотавшего им нервы и шевелившего "жабры", и такой поворот событий их не устраивал. Но плевать я хотел на чьи-то установки: душу мне терзали мои прошлые грехи, которых, видит Бог, за мою жизнь накопилось слишком много!.. Я, может быть, мысленно стоял уже у помоста эшафота, на кровавой плахе готовилось последнее мое причастие… А тут какие-то "опасения" за мою жизнь, да еще и развлечения разные выпирают своим жирным похотливым боком… Нет и еще раз нет, я на такие игры не согласен!.. Пошли вы все к Черту!.. Вы ведете свою собственную партию, пусть так, если вам это угодно. А я буду играть на своей "балалайке" по иным нотам, по велению души…